Текст книги "Слой Ноль"

Автор книги: Евгений Прошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 16

Доев щи, он сложил посуду в раковину и долго чиркал отсыревшими спичками. Обломав штук десять, все-таки прикурил. Сплющенная «Прима» тянулась с трудом, дым из нее приходилось высасывать, как нектар из цветка.

Мухин оставил сигарету в пепельнице и перешел в комнату, к пишущей машинке. Черная «Москва» весом не меньше пуда занимала половину стола. На второй половине умещалось все остальное: пластмассовая карандашница, несколько пухлых папок – верхняя была открыта – и стопка чистой бумаги.

Заправив новый лист, Виктор сверился с оригиналом и отстучал номер страницы: «211».

«Чанг!.. чанг!.. чанг!..» – загрохотала машинка. Соседи за эти ежедневные «чанги» обещали пожаловаться участковому и, конечно, пожалуются. Страница «двести одиннадцать» – это только середина, и вообще, это его первый законченный роман. Мухин надеялся, что будет и второй, и третий, и так далее – вплоть до Беляевской премии и дачи в Абрамцеве.

Он закинул руки за голову и смачно хрустнул лопатками. Писать Виктору нравилось, а вот переписывать – не очень. Гораздо приятней было погрезить о японской машинке «Бразерс». На японской, пожалуй, и переписывать не в тягость… А еще он где-то читал… где же?.. а, в «Технике – молодежи»… Точно. В майской «Технике – молодежи», в колонке «На пороге открытия», была заметка о том, что английская фирма, кажется «Ксерокс», проводит опыты по светокопированию. Хорошо бы заиметь такой аппаратик, тогда и «Бразерс» будет не нужен…

О чем это он?.. Ах, ну да, он же фантаст. Тьфу, блин…

Поднявшись, Виктор взъерошил пачку отпечатанных страниц. Затем отправился обратно на кухню и, изведя еще пятнадцать спичек, прикурил погасшую «Приму». Тонкая бумага быстро размокла, и табак полез в рот. На четвертой затяжке в сигарете попалась веточка, и курить стало совсем тошно.

Однако лучше «Примы» была только «Астра». В этом слое. Поэтому «Астру» было не достать. Такой уж слой… Такая жизнь.

Видели и паршивей, холодно отметил Мухин.

Жизненный опыт писателя ему не был нужен и даром, хотя другой опыт, его собственный, подсказывал, что часть этой личности все равно в нем осядет, даже и против желания. Она уже вперлась к нему в память, забив голову, как это бывает вначале, ворохом пустых забот – тем, что составляло сущность здешней оболочки. Гребаного фантаста.

Заплатить за квартиру… Воду отключили, а собирались только в июле… Сосед-пропоица вчера занял десятку. Не надо было давать, теперь не дождешься…

Из новостей – ничего будоражащего, один голый позитив, сплошное «жизнеутверждалово». Это, кстати, его словечко, писательское. Вот уже и воспользовался. Проникает, зараза сочинитель…

Мухин припечатал ладонью стол: хватит! Если один час из каждых четырех тратить на рефлексию, перекидываться придется чаще.

На крючке в прихожей висела грубая болоньевая ветровка – ее он и напялил. На полу стояли грязные кеды. Виктор, матерясь, обулся. Это было лучше, чем шлепать в домашних тапочках, к тому же, здесь все так ходили – в синих ветровка и синих же кедах.

Нормальный зверинец.

Лифт не работал, и с четырнадцатого этажа Мухин спускался пешком. На улице он зачем-то постоял у пивного ларька, а через минуту, когда собрался уйти, выяснилось, что его уже включили в очередь. Рассеянно достав горсть мелочи, он взял «маленькую». Пиво было мерзким, но с плотной пеной – видимо, из-за стирального порошка. Виктор хотел было выплеснуть его на землю, но под рукой взмолился какой-то страждущий, и он не стал кощунствовать.

Если у них такое пиво, какая же у них водка, спросил Мухин сам у себя. И сам себе ответил: водка еще хуже, только не «у них», а «у нас». Он напомнил, снова – сам себе, день рождения, на котором побывал в прошлую субботу, и крупно, по-лошадиному, вздрогнул.

«Это не я пил, – подумал Виктор с облегчением. – Это фантаст пил. И блевал – тоже он, а меня здесь неделю назад не было. И через три часа уже не будет. И, надеюсь, никогда больше не будет».

Мухину вдруг захотелось убежать от всего этого безумия, убежать туда, где бы он не был ни писателем, ни оператором, ни ботаником, – ни кем вообще. Но вместо того, чтоб бежать, он остановил такси.

К нему подъехала салатная «Волга» с шашечками на дверях. Выхлопная труба тряслась и выстреливала клубы черного дыма – после бензинового кризиса девяносто восьмого большинство перешло на дизельное топливо.

– Скорее, – сказал таксист, тыкая большим пальцем назад. Выхлоп окутывал машину, проникая внутрь даже сквозь закрытые окна.

Автопрогулки фантасту были не по карману, о чем незамедлительно тренькнул тоскливый звоночек в мозгу.

– Один раз живем! – изрек водитель, профессионально угадав причину заминки.

Виктор улыбнулся и сел рядом. В кабине стоял крепкий запах соляры. Передняя панель, дверь, чехлы – все, за что бы он не взялся, было грязным и сальным на ощупь.

– Каждый день мою, – пожаловался таксист, заметив его недовольство. – Все равно, как в шахте. Курить бросил. Тут и без курева надышишься…

Мухин помял сигарету и сунул ее обратно в пачку.

– Ты не помнишь, на Киевском вокзале, вроде, будка стояла… – начал он. – Справочная. Там по имени и фамилии можно было адрес узнать.

– Чего ж это «не помню»? Прекрасно помню. Она и сейчас там стоит. А зачем тебе? – поинтересовался водитель, трогая рычаг.

– Белье в стирку сдать.

– А, я так и понял… – Он ни капли не обиделся. – Кого ищешь? Друга?

– Врага.

– Угум…

Таксист опять не обиделся, но, кажется, и не поверил, хотя на этот раз Виктор сказал чистую правду.

С какой бы стати он называл другом Матвея Корзуна, по матери – русского, по отцу – украинца, родившегося в 1961 году в городе Курске, проживающего предположительно в городе Москве, холостого, несудимого, завербованного ЦРУ семь лет назад? Не были они друзьями, и никогда не будут.

«Волга» выехала на улицу Лысенко и помчалась в левом ряду. Мухин таращился на дома, на машины, в основном – «копейки» и нескладные желтые «Москвичи», и не мог отделаться от ощущения, что попал в прошлое.

Это было не прошлое. Самое что ни на есть настоящее: тринадцатое июня, воскресенье, четыре часа пополудни. На синем автобусе была нарисована жестяная банка «Нескафе». Конечно, растворимый кофе появился раньше компьютеров. И тампоны с подгузниками. И первый видеомагнитофон… Такси обогнало грузовик с рекламой катушечного «Сони» на кузове, и Виктор еле сдержался, чтоб не зажмуриться.

«Может, этих и пронесет, – подумал он. – У них и ракет человеческих нету…»

– …и тока… – произнес таксист, поводя в воздухе грязной рукой. Похоже, он все это время что-то рассказывал.

– Чего? – спросил Виктор.

– Тока. Электрического. Ты ж видел – регулировщики на перекрестках. Светофоры – капут.

– Ну?..

– И троллейбусы… Их на выезде из парка прихватило. Дли-инная такая вереница… И радио с утра не работает.

– Уверен?!

– Сперва «Радио дорог» замолчало. Я его всегда слушаю. Потом «Юность». А потом… Ой, что это?..

Впереди громоздилась серо-желтая куча из слипшихся автомобилей. Можно было подумать, что водители разом заснули и ехали слепым табуном, пока не врезалась головная машина. Они столкнулись все – сколько шло волной от предыдущего перекрестка, столько друг в друга и влетело. И никто не проснулся.

– Стой! – приказал Мухин.

– Ты что?! Подъедем, посмотрим. Может, помощь какая…

– Тормози!

– На дороге так нельзя, парень. Помогать надо.

Виктор опустил стекло и выглянул из окна. Мимо, не снижая скорости, промчался бордовый «Запорожец» и с оглушительным хрустом присоединился к братской могиле.

– Да что они все?! – воскликнул таксист.

– Разворачивайся, – твердо сказал Мухин.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Я все понимаю. Но ты не поверишь. Рвем отсюда.

С верхнего балкона семнадцатиэтажного здания вдруг кто-то сорвался и, неистово размахивая руками, воткнулся в землю. Звук получился негромким и отвратительно мягким. На том же балконе возник человек в милицейской форме и, свесившись через перила, несколько раз выстрелил явно наугад.

– Как себя чувствуешь? – спросил Виктор.

– Я-то что?.. Я-то при чем?..

– Все ни при чем. – Он просунул руку под руль и выдернул ключи.

– Ты тут не командуй! – возмутился водитель.

– Я и не собираюсь. Высади меня.

Дорога шла в гору, и «Волга» быстро остановилась. Мухин вылез из машины и, отойдя на тротуар, бросил таксисту ключи.

– Мотай отсюда!

– А бабки, урод!

Виктор скомкал пару купюр и швырнул их в окно. Бумажки, не долетев, упали возле двери. Таксист выскочил, наклонился за деньгами и, внезапно пошатнувшись, схватился за капот. В таком положении он простоял довольно долго – по правой полосе успели проехать три машины, две из которых все-таки развернулись. А потом он поднял голову и выпрямился.

Неизвестно, кем он очнулся, но на его лице было такое страдание, что Мухину стало не по себе. Забыв о деньгах, водитель обошел машину, достал из-под сидения монтажку и медленно побрел через дорогу. Едва он добрался до противоположного тротуара, как «Волга» сплющилась под тем самым автобусом с банкой «Нескафе». Синий «Икарус» протащил такси метров пять и, вильнув, врезался в столб. Вопящих пассажиров отнесло вперед, к кабине водителя, – дальше Виктор уже не смотрел.

Это началось. С самого утра, в момент выезда троллейбусов. Спустя двенадцать часов народ еще пил пиво, светило солнышко, и вообще, все было прилично. Здесь это наступало постепенно, пока признаки катастрофы не стали совсем очевидны. Машины на перекрестке… почти случайность. Они могли столкнуться не сейчас, а позже. Милиционер, палящий по голубям… был бы он один, без чудовищной аварии под окнами, Виктор и сам не придал бы этому значения.

Этот слой загнется медленно. Загнется – и сам не заметит.

Мухин шел назад, к себе домой – заранее зная, что вряд ли дойдет, но продолжая идти, поскольку это было единственное действие, которое придавало происходящему какой-то смысл.

Или… Нет, конечно. В этом тоже не было смысла. Скоро его перекинет обратно, а здесь останется отражение, оболочка – обычный человек, грешащий бумагомаранием. Виктор мог бы здесь выжить – естественно, при условии, что дело обойдется без ядерного удара. Да, у Мухина могло бы получиться. У фантаста – вряд ли.

На другой стороне улицы показался мужчина с гоночным велосипедом на плече. Возможно, он считал себя обычным вором и еще не знал, что с сегодняшнего утра его действия подпадают под статью о мародерстве.

– Эй, мудила! – заорал Мухин, не особо надеясь, что его услышат.

Его услышали. Мародер чуть сбавил ход и обернулся.

– Куда едем? До Петровки подбросишь?

Виктор хотел добавить и про Лубянку, но вдруг осекся. Посетившая его идея была болезненно странной, в чем-то даже извращенной, но ничего более толкового он не придумал.

Мухин свернул к ближним домам, где, как он помнил, находился магазин «Все для офиса».

Магазин, точнее – магазинчик в цокольном этаже был пока еще не разграблен и даже не закрыт. Фантаст сюда не заходил, писательские причиндалы он покупал в простом отделе канцтоваров, но вывеску видел часто – когда проезжал в троллейбусе.

По прохладному шикарно-сумрачному помещению слонялся один продавец – прилизанный мальчик лет двадцати. Назвать его как-то иначе Виктор не мог – молодой человек смахивал на полового из современного трактира: просторная белая рубашка и красный галстук с черной сверкающей заколкой.

– Мне нужна ручка, – сказал Мухин.

– Перьевая или шариковая? Есть «Паркер», есть «Ронсон»… – заладил мальчик.

Виктор мельком взглянул на витрину.

– Дай-ка мне лучше карандаш, – решил он. – И листок бумаги.

– Как листок? Мы поштучно не продаем.

– Тогда тетрадку. Или блокнот.

– Блокнот будет дороже, – предупредил продавец.

Мухин увидел себя в зеркале и обозлился: чего этот прилизанный из себя корчит? Ну, ветровка, левый локоть заштопан. Ну, кеды в глине… Он же не в ресторан пришел!

– Давай тетрадь, – согласился он. – Самую дешевую.

– Рубль десять, – объявил мальчик.

Виктор порылся в карманах – бумажных денег не осталось, все были гордо брошены таксисту. Мелочи набралось ровно рубль.

– Не хватает, – сказал он, кашлянув.

Продавец равнодушно склонил голову.

– Выбирайте.

– Что мне выбирать?..

– Что купить. Либо тетрадь, либо карандаш.

– Смешной ты человек. Если я возьму только карандаш… На кой он мне?.. Где я писать буду? А если только тетрадку – тогда, получается, нечем. Эти десять копеек я тебе занесу. Потом. Ладно?

– Нет, – удивительно просто ответил мальчик.

– Ну, вырви себе на сдачу пару страниц! Хочешь? Да мне всего-то одна нужна!

– Нет.

– Слушай, ты что, не в курсе? Тут конец света надвигается, а ты как дурак торчишь в своей лавке… Ты на улице-то был? Ну-ка, чек пробей! – осенило Виктора.

– Зачем?

– Да затем, что электричества в городе нет, понял?! – рявкнул он. – Петух ты напомаженный!

– Шли бы вы отсюда… У вас что ни день, то конец света.

– У кого? У кого это «у нас»?! – взбесился Мухин.

Он взял продавца за галстук и медленно потянул на себя, пока тот не улегся животом на прилавок.

– Мир гибнет, сука! Понимаешь ты это, или нет?! – прошипел Виктор ему в лицо, забрызгивая испуганные глаза слюной. – Папку с мамкой, небось, уже кирпичами глушат, а ты тут мнешься, гонор показываешь! Да твой гонор десять копеек и стоит!..

Он говорил что-то еще – что-то жестокое и абсолютно ненужное ни ошалевшему от страха мальчику, ни ему самому. Путался в словах и от этого горячился еще больше. Выговаривал свое бессилие и продолжал тыкать мальчика носом, хотя тот давно готов был отдать и карандаш, и золотой «Паркер», и всю кассу.

Иссякнув, Виктор отпустил галстук и позволил прилизанному отойти вглубь отдела.

– Охрана!! – предсказуемо возопил продавец. – Сашка! Сюда!!

Мухин развернулся к проходу, попутно хватая с прилавка что-то увесистое.

Из подсобки никто не вышел.

– Ау-у!.. Са-ашка-а!.. – грустно произнес Виктор, поворачиваясь обратно и возвращая электрическую точилку на место. – Нет ответа…

Мальчик отступил еще на шаг и прижался к полкам с мелкой канцелярской ерундой. Мухин осуждающе поцокал языком и сказал:

– Карандаш. Тетрадка.

– Вон лежат, – молвил продавец, не двигаясь с места.

– Ага…

Виктор выбрал тонкую тетрадь с жирафом на обложке. Карандашей оказалось много, аж три коробки, но все были не оточенные. Пришлось взять авторучку.

Опасаясь, как бы драйвер не кончился раньше срока, он вбежал в первый же подъезд и поднялся на площадку между этажами. Устроившись на ступеньках, он открыл тетрадь и принялся торопливо записывать:

«Мухин! Выполни инструкцию в точности.

1. Найди хорошую машину, лучше джип».

Чертыхнувшись, он исправил «джип» на «Рафик или Газик».

«2. Раздобудь оружие (желательно автомат) и как можно больше патронов. Просто так никто не подарит. Придется убить какого-нибудь мента. Убей, он уже не мент.

3. Йод, бинт (много), спички, питьевая вода. Продукты: консервы, крупа, макароны. Все, что не портится. Возьми много!

4. Бензин. Пять-семь канистр, сколько будет.

5. Уезжай в южном или восточном направлении.

6. На дороге не ночуй, ближе к вечеру ищи, где можно съехать и спрятать тачку.

7. Не обращайся к друзьям и знакомым. Не бери попутчиков. Сам ни к кому не приставай. Будут колонны – пропускай вперед. Не суйся ни в какие банды, они все ненадолго.

8. Попробуй найти партнера, но только из тех, кого уже…»

Виктор раздраженно постучал ручкой.

«…из тех, кто уже спятил. Тачку ведите по очереди».

Пункт «8» противоречил пункту «7», но с этим Мухин ничего поделать не мог. Так и было: в компании – плохо, одному – еще хуже.

Соображая, что бы добавить, он заменил «бензин» на «соляру». Затем перечитал все с самого начала и порвал тетрадку в клочья.

«Банды», «убей мента»… Зачем фантасту соляра? Он и машину-то водить не умеет. Оружие какое-то… Понаписал!

Бесполезно все это.

Мухин собрал обрывки и вслух сказал:

– Бесполезно…

Чтобы кого-то убить, надо верить в свою цель. Чтобы лишать жизни симпатичных тебе людей, надо твердо знать, что это лишь оболочки. Но чтобы это понять, надо хоть раз умереть и воскреснуть. Для этого надо быть не оболочкой, а содержимым. Надо быть перекинутым.

Фантаст обречен – как и все стадо. Возможно, у него хватит ума запасти харчей и топлива на зиму. Возможно, он даже припрячет под диваном кухонный ножик – это если совсем допекут. Но, приготовившись к обороне, он будет сидеть и ждать каких-нибудь лучших времен. И всякого, кто скажет, что они уже не наступят, он будет люто ненавидеть.

Но беда в том, что они действительно не наступят. Только постигнув эту элементарную и окончательную истину, только расставшись с последними иллюзиями, человек способен совершить какой-нибудь положительный поступок. Например – убить того, кто мешает ему выживать.

Виктор сложил обрывки и поджег. Бумага сгорела быстро, он даже не успел символически погреть над ней ладони.

Через двадцать минут драйвер кончился, и оператора Мухина выдавило обратно.

Фантаст Мухин очнулся в незнакомом подъезде и был тут же замещен Мухиным-фармацевтом.

При выходе на улицу фармацевта Мухина застрелили из охотничьего ружья. У него взяли рубль мелочью, сигареты «Прима» и ручку «Паркер».

Спустя полтора часа бывшие кремлевские курсанты сформировали первую группировку. К вечеру все они оказались мертвы, а отрядов в городе насчитывалось уже больше сотни.

Глава 17

Шибанов был разочарован и обозлен, словно Мухин сам организовал ту миграцию, чтобы прикрыть агента Соловья, по паспорту – Матвея Корзуна, холостого, несудимого и так далее. Виктор, как мог, отбрехивался, но получалось у него довольно вяло. Председатель продолжал давить, и Мухин был вынужден поклясться, что раздобудет информацию в течение двух суток. Он даже не заметил, как просьба Шибанова превратилась в приказ. Этим искусством начальник ГБ владел в совершенстве.

Слегка очухавшись, Виктор взял у Сан Саныча еще одну капсулу. Шибанов сказал прямо: ознакомительные прогулки закончились, пора работать. «Работать» в его понимании означало работать на ГБ. Мухин проглотил таблетку и отправился куда-то сквозь смерть. Работать.

Чтоб было легче ориентироваться на месте, он выбрал относительно знакомый слой. Теперь, когда он это умел, все казалось просто: посмотреть на деревья в лесу, найти среди них то, что нужно, и… Впрочем, нет, его впечатления поддавались описанию лишь до известного предела – до тех пор пока иррациональное можно было выразить в привычных образах. Дальше, за этим пределом, начинался опыт абсолютно бессознательный, и передать его какими-то внятными средствами не смог бы никто.

Виктор подозревал, что ассоциации с лесом у него возникли не без помощи Бориса. Возможно, Ренат видел многообразие слоев как длинную полку с напильниками. Или с паяльниками. Или вообще ничего не видел, и выбирал иначе, по-своему. В любом случае, он вряд ли сумел бы объяснить, как это делается. Это ведь и Мухину не объясняли. Да и он теперь, спроси его кто-нибудь, также оказался бы в тупике.

– Витюша, ешь быстрей, тебе еще за картошкой идти.

Мухин повертел наколотую на вилку половину сосиски и, как следует ее рассмотрев, опустил обратно в тарелку. Настя, что-то протирая сырой вонючей тряпкой, постоянно двигалась и задевала бедрами стол. Сосиска в тарелке покачивалась.

Виктор отпил сильно растворенного кофе и поставил перед собой телефон.

– Кому звонить собрался? – спросила жена ботаника. Ей было абсолютно безразлично, но не спросить она не могла.

– Сейчас… Мне тут надо… – так же формально ответил Мухин, и на этом разговор был исчерпан. – Справочная? – сказал он, зачем-то повышая голос. – Мне нужен Корзун Матвей Степанович… – Виктор по памяти продиктовал паспортные данные и оторвал от какой-то газеты белое поле. – Да-да!.. – Он схватил карандаш и приготовился записывать, но это не понадобилось. Ему дали только один адрес и, соответственно, один телефон. Виктор запомнил.

– В справочную, что ли, звонил? – каркнула из своей комнаты чуткая теща. – А потом опять счет пришлют. Настенька, вы совсем о деньгах не думаете!

– Зато вы, мама, о них постоянно думаете! – дружелюбно крикнул ей Мухин. И шепотом, для Насти, добавил: – Все, дорогие женщины. Месяц кончится – студентов на улицу. Будем жить у себя, отдельно.

– Отдельно? – возмутилась за стенкой теща. – На какие же, позволь полюбопытствовать, средства?

– Вам бы, Светлана Николаевна, с таким слухом в цирке выступать.

– И кто этот Корзун? Он к нам придет? Настя, чем мы его угостим, вы об этом подумали? Витюша, пойдешь в магазин – купишь колбасы и бутылку водки, но только одну!

Мухин проглотил сосиску и пощупал зубцы на вилке – достаточно ли остры.

– Я вас обоих когда-нибудь прикончу, – сказал он.

Светлана Николаевна ойкнула, Настя бросила сковородку и, развернувшись, уперла руки в боки.

– Что-о-о?.. Ты как разговариваешь, чурбан неотесанный?

– Во, как зятек заговорил! – поддакнула теща.

– В милиции всего-то день посидел, а повадок уже набрался!..

– А я, Настя, предупреждала! Витя твой теперь арестант, он теперь уголовник. И друзья у него скоро такие же заведутся, уголовнички. Явится этот Корзун – на порог его не пускать! У нас, слава богу, есть, что стибрить.

– Корзун не вор, – возразил Мухин. – Он шпион.

Настя, опустив руки, медленно села на табуретку.

– Да не дрищите! Не придет он сюда, – успокоил Виктор, и в этот момент раздался дверной звонок.

– Не открывать! – заорала Светлана Николаевна. – Мы никого не ждем!

– Вы-то, может, и не ждете… – сказал Мухин, нашаривая под столом тапочки.

Настя тоже вскочила и заметалась со своей тряпкой. Узурпированная роль лидера требовала от нее личного присутствия, но женский характер гнал ее в дальний угол – прятаться.

Виктор подошел к двери и, не спрашивая, снял цепочку.

На площадке стоял Петр. Углядев Настю, он надолго закашлялся.

– Федеральная Служба Безопасности, майор Старшов, – сипло произнес он. – Здравствуйте.

При этом он раскрыл красную корочку, и Настя опять что-то выронила.

– Проходите, товарищ майор, – робко сказал Мухин. – В комнату?.. На кухню?..

– Я сплю! – объявила теща.

– Понятно… – ответил Петр. – Думаю, на кухне будет удобно.

Черную рубашку и военные ботинки он сменил на роскошный, но строгий костюм. Туфли, галстук и даже ремень – все было в тему. Видимо, он совершил удачный налет на какой-то бутик. Мухин искренне позавидовал.

На ходу достав крошечный мобильник, Петр сказал:

– Дежурный?.. Объект «триста шестнадцать – пятьсот девятнадцать» пока снимите. Я дам знать… Прослушку отключаем, сударыня, – пояснил он для Насти. – Временно, разумеется. Фу, душновато у вас тут…

Петр скинул пиджак и доверительно вручил его женщине. Мухин заметил, что слева подмышкой у него висит рыжая кобура, из которой высовывается огромная черная рукоятка. Супруга тоже заметила и не дыша понесла пиджак в комнату.

– Вот этого не надо, – мягко проговорил Петр. – Пусть будет поближе.

Настя сомнамбулически вернулась и замерла. На кухне пристроить дорогую вещь было негде, а идти за плечиками ей вроде бы запретили.

– Разговор у нас намечается долгий и конфиденциальный, – заявил Петр. – Если хотите, можете остаться, но тогда я буду вынужден…

– Настенька, пойдем, погуляем! – проверещала Светлана Николаевна. – На улице чудесная погода… Настенька, я уже одета!

Настя рискнула положить пиджак на свободную табуретку и вымелась из кухни. Виктор с упоением наблюдал за тем, как жена с эрзац-мамой толкаются в прихожей и дергают заевший замок. Через минуту в квартире воцарилась тишина.

– Дуры они у тебя, – усмехнулся Петр. – Как и все бабы… Ты их еще не грохнул?

– Я уже на пути к этому, – признался Виктор. – Редко здесь появляюсь, потому и терплю. Наверное, оболочке нравится…

– Не опускай парня, не надо. Кому это может нравится?

– Бабы… – вздохнул Мухин. – Удостоверение-то у тебя откуда?

– О-о! Это дубликат, а оригинал мне сам Немаляев стряпал. Не здесь, конечно… Ладно, дело прошлое. Кстати, как вы там поживаете? Я слышал, у вас проблемы? Крупные?.. Судя по тому, что рассказывал Ренатик… – Он со значением посмотрел на Мухина и закурил.

– Я возражал, но уже поздно было. А что с ним… Сильно его пытали?

Петр допил холодный прозрачный кофе и кинул сигарету в чашку.

– Тебе это нужно? – спросил он. – Ну, если хочешь… С Рената сняли кожу.

– Что?..

– Кожу, – сказал Петр и устало погладил лоб. – Бункер мы не трогали, я даже не знал, где он находится. Это кто-то из ваших. Ищите.

– По прикидкам Шибанова, местная мафия не могла…

– Мне-то какая разница?! – взорвался Петр. – Могла – не могла… Это не мы.

Он встал и, по-хозяйски распахнув холодильник, принялся выгребать оттуда все, что было: два помидора, шесть яиц, полпачки масла и несколько сырых котлет.

– Давно перекинулся? – спросил он.

– Только что.

– Отлично. Жрать охота – сил нет. Ты-то здесь как? Вижу, уцелел.

– Поймали меня, – кисло ответил Виктор. – Всю субботу продержали в ментуре, взяли подписку…

– О невыезде? Ну, это ерунда. Куда тебе тут выезжать-то! Значит, стрельбу из тачки на тебя не вешают. Обойдется как-нибудь. Говори, что мы тебя похитили. Ах, он же не помнит ни хрена… Ну, амнезия – еще лучше. У меня, например, с этого диагноза все и началось. Вся карьера с него пошла…

– А вы как? Добежали?

– Добежал только я. Ренат дополз, ему задницу подпортили. Ничего, не смертельно. А водилу… – Петр закинул в рот немытый помидор. – Я же говорил, надо было через трассу рвать. А он по кустам… Больно умный! У меня в этом слое всего три человека осталось – включая меня. И тебя.

На последнюю фразу Виктор реагировал спокойно – было бы странно, если б Петр этого не сказал.

– Помнишь, когда ты перебегал дорогу, там фуры ехали? Знаешь, кто за рулем сидел?.. Борис!

– Какой Борис? А, этот? – Информация не произвела на Петра никакого впечатления. Мухину было даже обидно. – Я смотрю, вы с ним уже скорефанились. Ну, и что он тебе поет?

– Борис не поет, он говорит. Чего вы все на него окрысились?

– Да никто не окрысился. Ну?.. о чем вещает наш Борис?

– Понимаешь, дело в том, что слои… э-э… не равны, – увлеченно начал Мухин. – Существует масса отражений, но где-то есть и первичный слой, от которого эти отражения образовались. Мы решили назвать его…

– Можешь не продолжать. Пусть Борис бредит дальше, а ты себе голову не забивай. Хватит проблем и без этого. Тебе котлеты жарить?

– Ел недавно, – помолчав, ответил Виктор. – Удивляюсь я вашей косности…

– «Нашей»? Так ты и Сан Санычу эту тему двигать пытался? Зря.

– Удивляюсь, – повторил он. – Как бараны… Признаете лишь то, что щупали руками.

– Люди всегда верят только в то, что они видели. Нам довелось увидеть побольше, поэтому наши представления о реальности слегка расширены. А в остальном… Люди мы, а не бараны. Про баранов, Витя, звучит довольно обидно. – Петр расстегнул на груди эластичный ремень и через голову снял кобуру. – Чего так смотришь? Кошелек этот я полчаса назад в ларьке купил, а пушка…

Он отщелкнул кнопку и, резко выхватив ствол, направил его на Мухина.

– Стрелять?..

– Мне безразлично.

– Не заряжен, – осклабился Петр. – Клифт промочить боялся. На, держи. – Он протянул оружие Виктору, и тот удивился его легкости. Пистолет был пластмассовый, и стрелял он водой. – Я тут на дно залег. Даже билетики в автобусе покупаю. Не нарываюсь, короче.

– А костюмчик? Или твое отражение хорошо зарабатывает?

– Ничего он у меня не зарабатывает, пиявка тухлая… Шмотки из тайника. Это мы с Ренатом в прошлые заходы припасли. И деньжат на черный день заготовили, и железа разного…

– У тебя в этом слое большие планы?

– В этом-то? Нет, никаких. Просто мне здесь нравится. Тихо, приятно, удобно. Я здесь отдыхаю – не телом, так душой.

Петр переставил горячую сковороду прямо на стол и, сполоснув вилку, принялся есть.

– Да, что там при взрыве?.. – спросил он, покончив с первой котлетой. – Все целы?

– Охраны много полегло.

– Эти не в счет, я… понимаешь, про кого.

– Вроде, нормально.

– Людмила ваша не пострадала?

– А что?

– Так, просто интересно.

– Говорят, все в порядке. Я ее не видел. Если тебе «просто интересно», то Люду Костя обхаживает.

– Знаю. Сопляк недоделанный…

– Слушай, я забыл, как та наркота называется, – сказал Виктор. – Ну, ваш драйвер.

– Люрики.

– Как официально? По-научному.

– Зачем тебе? Кайфа в жизни не хватает? – Петр убрал пустую сковородку и поковырялся в зубе. – Пожалуйста: «цикломезотрамин».

Мухин, стараясь запомнить, проговорил про себя несколько раз.

– Так… Водки нет? Это хорошо, меньше будем отвлекаться. К делу! – объявил Петр.

Виктор потрогал чайник и налил себе кофе. Молотого в доме, естественно, не водилось, пришлось заварить растворимого. Он насыпал четыре ложки – все равно получилась бурда.

– Особо на меня не надейся, – сказал он. – Ботинки тебе чистить не буду, на команду Немаляева стучать не собираюсь. Вообще, зачем я вам нужен? Для количества?

– Нет, Витя, для количества у меня идет Ренатик. А ты – гвоздь программы.

– Гвоздь программы я у них, у Сан Саныча.

– И у меня, представь, тоже. Нравится тебе быть президентом?

– Пока не пробовал.

– Я не про американского говорю, а про другого.

– Какого еще другого? – оторопел Мухин.

– Догадайся с двух раз.

– Нет…

– Сам удивляюсь, веришь? – Петр развел руками и не спеша достал сигарету. Вторую положил перед Виктором. – Такой, прости за откровенность, неказистый человечишко, и такой успех… С чего бы? Не исключено, я тоже в президентах где-нибудь отметился, – слоев-то как грязи, все возможно… Но я пока не видел.

– А меня?.. Видел?

– Шутить я люблю. Но не настолько же.

– Повтори еще раз, – попросил Виктор.

– Что? Название нашего драйвера?

– Не издевайся.

– Хорошо. Витя Мухин – президент России. В одном отдельно взятом слое. Из этого вытекает… ты понимаешь, что вытекает. Мне от тебя нужно следующее: чтобы ты перекинулся в ту оболочку и организовал в стране маленький хаос. За несколько дней до миграции. По моему сигналу.

– Хаос?..

– Сейчас ты скажешь: «давай попробуем обойтись без этого». Да?

– Ну… э-э… Да.

– Без этого, Витя, никак. С нами или без нас, но хаос туда нагрянет. Если его правильно организовать, то в этом мире можно будет жить и после миграции. Если облажаемся – жить там будет нельзя. Практически. Ты бывал в тлеющих слоях? Они все равно умирают, но медленно и мучительно. Предлагаю операцию по быстрому отрубанию хвоста: сначала больно, потом пройдет. Удержать рождаемость. Обеспечить отсутствие прав и обязанностей для каждого. Назад, к природе, к натуральному хозяйству, к исходной точке развития. Дальше пойдет саморегуляция. Анархия, Витя, – это не пьяный матрос с пулеметом, а прежде всего справедливость и равные возможности. Централизованная власть, государство – это же не просто машина подавления. Это еще источник вечного соблазна. Отнимем у человека возможность согрешить – он и не согрешит.