Текст книги "Зима 0001"

Автор книги: Евгений Прошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Евгений Прошкин
Зима 0001

Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно.

Н.Чернышевский

Я открываю тебе самый большой секрет: все это галлюцинации.

Ф.Дик

АВГУСТ. 1

Это была Земля. Егор летел над Землей – лежа в удобном коконе, узнавая и не узнавая эту планету, любуясь и ужасаясь.

Земля почернела и сморщилась, как печеное яблоко. Казалось, вздумай Егор посадить аппарат, бугристая корка хрустнет и провалится. А вместе с ней провалится и он – вглубь, к самому центру, в тяжелую пустоту. Но он не боялся. Возможно, потому, что знал: поверхность лишь выглядит хрупкой, на самом деле она твердая и холодная. Возможно, потому, что помнил: это сон.

Внизу проплывали острые огрызки домов, запруженные ржавыми машинами улицы и провисшие провода с чудовищными сосульками. За городом начиналось бескрайнее поле вздыбленного льда, покрытое свинцовым инеем. Поле уходило далеко, под самый горизонт, и на пределе видимости сливалось с темно-серым небом.

Егор парил над погибшей планетой, пытаясь высмотреть в руинах хоть какой-то огонек, но кроме случайно блеснувшей никелированной трубы ничего не приметил. Сколько он сделал кругов? Сто, а может, двести. Пока не проснулся от голода.

На стене слабо светились цифры 05:14. Рано. Там же, под угловатыми «14», мигала красная точка. Срочное сообщение.

Егор наощупь взял пульт и так же наощупь ткнул. Обои «выбор дня», веселые желтые ромбики, впитались в сиреневое поле стенного монитора, и на их месте проступил текст.

НЕ ТОРОПИСЬ СБРАСЫВАТЬ, ПРОЧТИ И ПОДУМАЙ.

ЭТО ХОРОШАЯ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОРОШАЯ РАБОТА ДЛЯ ТЕБЯ ЛИЧНО.

ДОСТОЙНАЯ ОПЛАТА ТВОИХ СПОСОБНОСТЕЙ. ОБРАТИСЬ К НАМ.

За подобные фокусы полагался штраф, но рекламные фирмы держали хороших адвокатов, и судиться с ними было себе дороже.

– Достали, – буркнул Егор.

Он выключил экран и перевернулся на бок, но краем глаза отметил, что красная точка не исчезла. В буфере болталось еще одно сообщение, также с грифом «срочно»:

МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ОЧЕНЬ ХОРОШУЮ РАБОТУ. СМОТРИ НА ЖИЗНЬ РЕАЛЬНО. БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ – ЭТО РЕШЕНИЕ БОЛЬШИХ ПРОБЛЕМ. ОБРАТИСЬ К НАМ.

Адрес был набран так мелко и заковыристо, что сливался в сплошную кудрявую полоску. Подавив желание плюнуть в стену, Егор снова выключил монитор и зашвырнул пульт под кровать. Пусть мигают, ему все равно. Ему еще полтора часа спать.

Он взбил подушку и попытался изгнать все мысли, однако мысли не изгонялись. «Достойная оплата», «решение проблем»… Сволочи, дотянулись до нужной струнки. «Больших проблем»… Сволочи!

Егор открыл глаза и уставился в потолок. Теперь уж точно не уснуть. Что за изверги в этой рекламной фирме? Лишить человека покоя для них вопрос престижа. Профессиональные смутьяны, гори они огнем. Интересно, сколько сейчас народу не спит? И ведь додумались – в пять утра!

Егор вдруг вспомнил, что его разбудила вовсе не реклама, и почувствовал растерянность. И голод.

Голод ему приснился – вместе с мертвой Землей, и это было довольно глупо. Особенно Земля. Егор хотел бы видеть ее другой, он знал, что она другая, – не разбитая, не обугленная, не засыпанная пеплом. Там бывают зимы, зимой бывает холодно. Наверное, это здорово. Когда повсюду холод, людям становится весело, и они лепят из снега всякие фигуры. В музее протоистории висят четыре картины про Землю, и все четыре посвящены зиме.

Тем не менее, Егор был уверен, что видел Землю. Эта уверенность родилась во сне, но после пробуждения почему-то осталась и превратилась в нечто осязаемое. Такое, как голод.

Поднявшись, Егор подошел к почтовому бункеру и заказал банку сардин. Большую банку, поправился он. И, немного подумав, уточнил: две больших банки.

Спустя минуту консервы прибыли. Кроме рыбы в приемном лотке лежал набор одноразовых вилок и несколько упаковок хлеба. Похоже, оператор экспресс-доставки решил, что здесь затевается крупная пирушка. Увидев трехсотграммовые банки, Егор поразился своей алчности, но аппетит разыгрался так, что не дал ему донести консервы до стола. Егор на ходу вскрыл клапан и, уже ничего не соображая, схватил кусок пожирней.

Как это все получилось, он не понял. Сгорбившись, Егор пошатывался над столом, а перед ним стояла банка – пустая. С кончиков пальцев капало масло. Он посмотрел на жирную лужицу рядом с босой ногой и тут же, на полу, увидел нераспечатанные вилки. Он медленно присел, собрал рассыпанные куски хлеба и глянул на матовые плафоны. Свет он тоже не включил.

Егор обернулся к хромированному охладителю напитков и покачал головой.

– Спятил, да?..

Отражение виновато вздохнуло.

Егор опустился на стул и покусал ноготь. От ладони приятно пахло консервированной рыбой. Раньше он эту отраву и за деньги есть не стал бы. Сардины… вкусно… Филе тает во рту. Не дожевав предыдущий кусок, уже высматриваешь следующий. В какой последовательности – разницы нет, они все твои, но это так важно… Процесс. Его нельзя прекращать…

Такой жор на него напал впервые. Пища словно терялась где-то по дороге к желудку. Когда со второй банкой было покончено, Егор перечитал этикетки на консервах и демонстративно, будто за ним кто-то наблюдал, пожал плечами.

Поймав себя на том, что косится в сторону почтового бункера, Егор надорвал упаковку с хлебом, но тут же ее отбросил. Хлеба не хотелось. Хотелось одной рыбы.

Егор сглотнул слюну и налил апельсинового сока, но, подняв стакан, поперхнулся и отставил его на край стола. От сока почему-то мутило.

– Если б я был бабой, я бы не сомневался… – пробормотал он.

Нащупывая тапочки, он повозил пятками по полу и вляпался в разлитое масло. Оставляя на фальшивом паркете одинокий блестящий след, Егор прошлепал в душ.

Аппетит постепенно утихомирился. Через пять минут Егор уже не мог сказать с уверенностью, действительно ли поглотил две банки сардин, или это было частью странного сна про Землю. В кухонный отсек, чтобы не расстраиваться, он решил не заглядывать.

Холуй, встроенный мажордом, не получив никаких указаний, начал действовать самостоятельно: убрал в стену кровать и развернул две угловых панели, которые превратились в диван и пошлый журнальный столик. Брошенный пульт оказался у дальней стены, и над ним, избавляя хозяина от поисков, загорелся плафон.

Егор давно мечтал сменить домашний КИ-блок на более толковый. Холуй же по умолчанию, то есть не получая взбучки, всегда делал не то, что нужно.

– Стол убрать, свет погасить, – приказал Егор. – Режим ожидания до команды «Холуй, привет».

– Команда «Холуй, привет», принято, – отозвался с потолка его же голос.

Было время, когда Егора это забавляло. Мажордом с низким квазиинтеллектом имел привычку повторять последнюю фразу хозяина, и в молодости, бывая не совсем трезвым, Егор частенько упражнялся в сквернословии. Иногда ему удавалось построить некое подобие диалога – Холуй послушно матерился, выдавая сложные тирады.

Часы в стене показывали начало седьмого. Спать уже не хотелось. Егор прикинул, не стоит ли ему почитать, и решив, что не стоит, почувствовал себя обманутым. Он должен был проснуться ровно в семь. С этого момента его жизнь летела кометой – иногда настолько стремительно, что он не мог вырвать из нее ни минуты. Теперь этих самых минут у него оказалось аж пятьдесят, и он не знал, куда их девать.

Подобрав с пола пульт, Егор плюхнулся на диван и потыкал в кнопки. Все три музыкальных канала передавали что-то тихое и тягучее. Спорт Егора не увлекал, а новости были вчерашние. Он уже собрался выключить монитор, как в верхнем углу запульсировало красное пятнышко.

Небось опять эти, раздраженно подумал Егор. Скоро люди привыкнут к тому, что под видом срочных сообщений им впаривают рекламу, и перестанут реагировать. А когда случится что-то серьезное, никто и не почешется. Ладно, валяйте.

Изображение померкло, и на сиреневом фоне выступил заковыристый шрифт:

ВРЕМЕНА МЕНЯЮТСЯ, МЕНЯЮТСЯ И ПОТРЕБНОСТИ. ЕСЛИ ВОЗМОЖНОСТИ НЕ РАСТУТ, НАСТУПАЕТ КРИЗИС. МНОГОЕ ТЕБЯ УЖЕ НЕ УСТРАИВАЕТ.

ТЕБЕ НЕОБХОДИМА НОВАЯ РАБОТА. ОБРАТИСЬ К НАМ.

Егор щелкнул пальцами. Надо было с кем-нибудь поспорить. На деньги.

У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА. ОБРАТИСЬ К НАМ.

Он закинул ногу на ногу и громко сказал:

– Идите в жопу.

СТЫДНО, СОЛОВЬЕВ. Я ТЕБЕ НЕ ХОЛУЙ.

Егор подпрыгнул и выронил пульт.

– Вы… вы… как это вы?.. – Прошептал он.

У него возникло желание протереть глаза, но жест был слишком театральным. Глаза ни при чем. Зрение в норме.

Он поднял пульт и убедился, что голосовая почта не работает. Это было лишнее – индикатор связи на стене не горел. Но все же Егор проверил. А когда снова посмотрел на экран, увидел совсем не то.

ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ. ОБРАТИСЬ К НАМ.

Его фамилии уже не было. Остался текст рекламы, чудной, надо сказать, текст, но все же не такой странный, как личное послание в общей сети. Не такой пугающий, как кличка его мажордома, переданная на весь материк. Кличка, известная лишь ему и Маришке. И, естественно, самому Холую.

Вероятность того, что морально устаревший КИ-блок вздумал поглумиться над своим хозяином, была даже не нулевой – отрицательной. Значит, все-таки Маришка. Непонятно, как она посмела влезть в его домашнюю систему – это как минимум неприлично. Возможно, она сочла идею столь занятной, что… Да нет, Маришка не могла. Она воспитанная.

Однако кроме нее некому. Кроме нее и мажордома.

– Холуй! Холуй!.. Да Холуй же!!

Егор вспомнил, что назначил новый пароль, и от этого разозлился еще больше.

– Холуй, привет!

– Привет, – немедленно ответил голос.

– Полная проверка жилища.

– Полная проверка жилища. Предмет?

– Посторонний доступ.

– Посторонний доступ. Пятнадцать минут, – предупредил Холуй.

– А быстрее?

– Быстрее – четырнадцать с половиной.

– Работай.

Егор прилег и повертел в руке пульт. Спортивные каналы транслировали бесконечные заплывы и забеги – это было так же неинтересно, как медленная музыка и вчерашние новости. Красная точка вызова больше не беспокоила. Часы отсчитывали последние мгновения покоя. Скоро завопит будильник. Егор подумал, что сигнал можно бы и отключить, но поленился.

Если б не дурацкий сон, он бы еще спал. Эта мысль показалась Егору парадоксальной. Он повертел ее так и эдак и, не найдя в ней особых противоречий, прикрыл глаза.

Однако надо было отключить. Сегодня будильник звенел на редкость пронзительно, и Егор, разыскивая пульт, успел перебрать все проклятья. Часы показывали семь ноль-ноль. В семь ноль одну по умолчанию вспыхнул монитор. Показывали, как на зло, солнце и бухту с яркими парусами.

– Холуй, привет. Доклад о результатах проверки.

– Результаты проверки. Запрос некорректен.

– Доложить о результатах проверки жилища на предмет постороннего доступа, – скороговоркой произнес Егор.

– Постороннего доступа… Задание на проверку не поступало.

– Чего-о?!

– Не поступало, – повторил мажордом.

– Да ты!..

Егор свесил ноги и обескураженно замер. Он сидел на кровати.

– Холуй! Где диван?

– Меблировка по программе «ночь».

– И ты его?.. Ах, ну да.

Егор почесал ягодицы и направился в душ. Такой вариант его устраивал. Сон. Это хорошо. Это все объясняет. Сны – они бывают разные. И такие тоже. Нет, ну надо же…

– Холуй! Проверь сеть: срочные послания с пяти до семи утра.

– С пяти до семи срочных посланий не поступало.

Вот и ладненько. Егор совсем успокоился и шагнул под косые струи.

– Завтрак готов, – сообщил из динамика вездесущий мажордом.

– Завтрак?..

– Две порции форели и порция копченого угря. Необходимое предупреждение: массовая доля жиров превышает норму на…

Егор перестал дрызгаться и, капая на пол, заглянул в кухонный отсек. Унипечь звякнула и, открыв дверцу, выставила дымящийся поднос.

– Я не заказывал… – пробормотал он.

– Заказ поступил в шесть часов одиннадцать минут.

– Я уже просыпался?

– Достоверная информация отсутствует.

– Что ты мне голову морочишь?! – Рассвирепел Егор. – Кто велел готовить завтрак?

– Хозяин квартиры, Егор Соловьев.

– А я кто, по-твоему?!

– Хозяин квартиры, Егор Соловьев.

– Вот что, Холуйчик, – мстительно проговорил он. – Я тебя сегодня выброшу. Ты мне надоел, ясно? Поставлю что-нибудь поприличней. Слышишь, нет? Поставлю двести сорок пятый.

– КИБ двести сорок пять. Цена базовой модели – три тысячи триста таксов, – безразлично сообщил Холуй.

– Слы-ышишь, гаденыш. Ты все слышишь.

Егор завернулся в полотенце и, покрывая пол сырыми отпечатками, прошел на кухню. Три блюда на выдвижном подносе выглядели весьма привлекательно. Склонившись над тарелками, Егор понюхал и блаженно закатил глаза. Рыбу он не любил, но сегодня, пожалуй, можно было попробовать. Он отщипнул кусочек угря, потом еще один, и еще. Где-то далеко родилась идея сесть за стол и поесть по-человечески, но для этого надо было остановиться.

Он опомнился, когда на тарелке осталась лишь тонкая, лоснящаяся шкурка. Егор смутился, и это ощущение показалось ему странно знакомым. А после он повернулся к столу. И увидел две пустых консервных банки.

– Холуй. Кто ел сардины?

– Сардины. Информация недоступна.

– Хорошо, кто заказывал консервы?

– Заказов на консервы не поступало.

– Ты меня не выводи. Кто пользовался почтовым бункером? Этой ночью.

– Ночью почтовым бункером не пользовались.

– А откуда, дрянь, здесь эти банки?!

– Информация недоступна.

– Ох, получишь ты у меня…

Егор снял полотенце и в сердцах шваркнул его о пол. Аппетит пропал напрочь, но сейчас это его даже порадовало. Уж очень отчетливо он помнил, как жрал сардины руками, как давился и хрюкал, а вилки…

Вилки лежали рядом с хлебом, тут же стоял и полный стакан апельсинового сока. Егор осторожно отхлебнул. Нормальный сок, разве что теплый. За полтора часа нагрелся.

Ему остро захотелось лечь в постель еще раз и еще раз проснуться – окончательно, полностью, без промежуточных состояний, безо всяких историй с банками и взбесившимся Холуем.

А ведь это он, осенило Егора. Холуй во всем виноват. Произошел какой-нибудь сбой, он и заврался. Что было – забыл, чего не было – придумал. И я, наверно, спросонья добавил. Рыбу, допустим, ел, от банок никуда не денешься. А реклама пригрезиться могла. И диван тоже. Что еще? А ничего. Остальное все сходится.

Егор почувствовал такое облегчение, что даже удивился: неужели это его настолько тяготило? Вот, ерунда! Подумаешь, сон с явью перепутал. Смешно. Можно рассказать кому-нибудь.

Маришке и расскажу, решил он. В кафе. Хотя, нет, поздно уже.

– Время выходить, – будто нарочно встрял мажордом. – Электричка отправляется через семь минут.

– Заткнись, – прорычал Егор. – Ты у меня сегодня проштрафился. – Да столик-то журнальный убери! Что ты его все под ноги суешь?

– Меблировка по программе «день», – пояснил Холуй.

Чтобы не отравлять себе настроение окончательно, Егор одевался молча. Молча сложил магнитную застежку на шортах, сунул ноги в сандалии и накинул желтый теплоотражающий плащ.

Желтый цвет Егору не шел – это ему говорили все, от Маришки до последнего монтера на работе. С такой внешностью нужно носить либо белый, либо кремовый, и не клешеный, а узкий. Егор не обращал внимания. Когда он надевал кремовый и узкий, окружающие советовали примерить желтый и клешеный – и конца этому не было. Он давно осознал, что одежды, делающей его лучше, чем он есть, в природе не существует.

Тело, не одаренное атлетическими данными, при отсутствии должного ухода превратилось в то, во что превратилось: в свои тридцать два Егор был тощ и сутул, а иногда и нескладен, как старик.

Темноволосый, с ранними залысинами, вынуждавшими стричься коротко, с тонким носом и карими, глубоко посаженными глазами, он мог одновременно производить впечатление человека беспомощного и не в меру прагматичного, но ни нравиться, ни нарочно вызывать антипатию Егор не умел. Он просто был собой – всегда, и поэтому врагов имел так же мало, как и друзей. Он, как и все нормальные люди, никого не интересовал.

На лифтовой площадке Егор увидел Маришку. Переминаясь в ожидании попутной кабины, она копалась в сумочке и прикладывала к плащу разные украшения.

– Доброе утро, – сказал Егор. – А я о тебе думал.

– Ты всегда обо мне думаешь, – отмахнулась она. – В кафе не ходил?

– Нет. А ты?

– Проспала.

– Счастливая. А у меня кошмары.

Егор внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что Маришка ни при чем.

– Да еще реклама. С пяти часов, представляешь? – Он прикрыл глаза и нараспев процитировал. – Времена меняются, потребности меняются…

– Это новая. Откуда?

– Ты разве не получала? По телесети, да с красным грифом!

– Нет, не было. С красным грифом я бы не пропустила, – равнодушно отозвалась она, пристегивая к широкому воротнику гроздь алых бусинок.

– Погоди, как это не было? По общему каналу. Ты не могла…

– Ты покушал? – Невпопад спросила Маришка.

– Перекусил.

– А я не успела. На работе придется.

– Кстати, я насчет…

– Лифт приехал, – перебила его Маришка и, улыбнувшись кому-то из соседей, вошла в кабину.

Егор последовал за ней, но встать рядом им не удалось. Спины в белых и розовых плащах растолкали их по углам, и на этом все общение закончилось. Егор знал, что внизу их ждет еще большая давка, и в вестибюле поговорить не получится. Если б у них была одна электричка, они бы, конечно, садились рядом и всю дорогу болтали бы о чем-нибудь таком.

Но с электричками им не повезло. Он уезжал на шестьдесят километров вглубь материка, Маришка же, наоборот, ездила к побережью и, как предполагал Егор, служила где-то в системе флота.

Кроме этого предположения у него были и другие: в прошлом году он считал, что Маришка работает психологом, а в позапрошлом – что она занимается промышленным шпионажем. За два года он перебрал много версий, но так и не выяснил, кто же Маришка Стоянова на самом деле.

Познакомились они легко и как-то обыкновенно: заняв соседнюю квартиру, Маришка позвонила ему в дверь и представилась. Он пригласил ее войти – она отказалась. Утром они случайно столкнулись в кафе на шестьдесят втором этаже, и Маришка без возражений села с ним за один столик. За завтраком они говорили о многом, но только не о себе. И на следующий день – тоже. Егор смущался, а Маришка инициативы не проявляла. Через месяц эти недомолвки вошли в традицию, и ломать ее уже не поднималась рука.

Все, что Егор выяснил о соседке, уместилось бы на кончике карандаша: ровесница, образованна и богата, если имеет квартиру в два раза больше его собственной, к тому же красива и, как ни странно, одинока. Последнее слегка настораживало, но настоящее препятствие Егору виделось в другом. У Маришки он не бывал, зато захаживал в ее квартиру, когда та еще пустовала. Бригада техников меняла аппаратуру, в том числе блок квазиинтеллекта для мажордома, и состояние нового жильца Егор оценил, как солидное.

От нечего делать Егор подсчитал, что завтракая, за два года они с Маришкой провели вместе около десяти тысяч минут, или почти семь суток. За неделю нормальные люди успевают влюбиться, надоесть друг другу до смерти и навсегда расстаться. Они же с Маришкой только завтракали – по вечерам она была для него закрыта. Раньше Егор маялся мыслью пригласить ее на ужин, или хоть на чай, да все как-то не выходило. Один раз она почти согласилась, но в тот день его срочно вызвали на работу. Потом он опять маялся и опять решился, но тогда уже не смогла Маришка. Или не захотела. Впрочем, это было давно, еще в первый год.

Кабина качнулась и замерла; телескопическая створка утонула в стене, и народ высыпал в вестибюль. Здесь поддерживался тот же климат-режим, что и в квартирах, но из-за постоянно открытых дверей в час «пик» сюда заползала жара. Табло под потолком уведомляло, что на улице пятьдесят один по Цельсию.

К обеду раскочегарит до шестидесяти пяти, отметил Егор и, пропустив вперед двух пожилых женщин, шагнул в пекло.

Первые поколения колонистов любили поговорку: к жаре нельзя привыкнуть, но можно научиться ее терпеть. Поколения, пришедшие им на смену, об этом не говорили. Человек, чей отец, дед и прадед родились на Близнеце, перестает называть себя колонистом. Само слово «Колонизация», хотя из уважения к истории оно и пишется с большой буквы, уходит в нереально далекое прошлое, выхолащивается до параграфа в учебнике. И тогда климат Близнеца, невыносимый для первых поселенцев, становится климатом твоего дома. Другого нет и не бывает.

Чтобы почувствовать холод, достаточно открыть холодильник, или встать мокрым на сквозняке, но представить себе жизнь в среде с отрицательной температурой на Близнеце уже не мог никто. Астрономы что-то лепетали про земной наклон оси и годичные циклы, однако для неспециалиста все это выглядело неубедительно. Температура на Близнеце зависела исключительно от атмосферных явлений и даже во время ночного ливня не опускалась ниже тридцати. Генетики утверждали, что человеческий организм скоро адаптируется, и потомки смогут обходиться без плащей.

Егор неловким движением набросил капюшон и, обогнув жилую башню, вышел к станции. Трехуровневая эстакада на тонких, как иглы, опорах отбрасывала полосатые тени, в которых что-то неистово пищало. Тени, убегая от солнца, поворачивались вокруг столбов, и мелкая живность, приучившись к этому ежедневному вращению, перебиралась следом, заставляя шевелиться узкие сектора бледной травы.

На дальнем пригорке показалась электричка. Гладкий, полированный рельс еле слышно запел, и по обе стороны от него беспокойно запрыгала местная саранча. Была ли она похожа на саранчу с Земли, никто толком не знал, но, вероятно, все же была. Колонисты, столкнувшись с фауной Близнеца, из всех путей выбрали самый простой: нарекли местных тварей по аналогии с земными. Безымянные обитатели колонии стали волками и черепахами, орлами и тараканами, сардинами и минтаем.

Гораздо хуже дело обстояло с летоисчислением. Члены Объединенного Правительства по обыкновению голосовали против унификации, и вопрос о Единой Календарной Реформе постоянно переходил на следующий год.

Неразбериха началась еще в период Колонизации. На Западном материке за точку отсчета приняли год открытия Близнеца, на Восточном – установку первого модульного поселения. Разница составляла ровно десять лет.

Со временем это расхождение превратилось для каждого материка в предмет гордости. На Востоке любили говорить о прямом родстве с колонистами, зато граждане Запада считали себя духовными наследниками Австралов. О самих Австралах достоверно было известно лишь то, что Близнец найден и исследован ими. Обнаружив на планете два похожих материка, экипаж поискового корабля назвал их Австралиями – Западной и Восточной. Сейчас, спустя двести лет, термины «Западная и Восточная Австралия» употреблялись только в официальных документах. Для простого человека это было слишком длинно и непонятно.

Жизнь на обеих Австралиях вряд ли чем-то отличалась. Один из одноклассников Егора после школы перебрался на Запад, но, прожив там около пяти лет, вернулся. На вопросы «зачем уехал» и «зачем приехал обратно» от отвечал одинаково: «просто так».

Вспомнив это, Егор усмехнулся. Он по привычке смотрел в затемненное стекло и считал проплывавшие мимо холмы. После шестого, кривобокого, с ажурной башней на вершине, он снова надел капюшон – скоро его платформа. Шестьдесят километров электричка пролетала за пятнадцать минут, и брать с собой книгу не имело смысла.

Вдохнув напоследок охлажденного воздуха, Егор вышел на улицу и направился к ансамблю из четырех разноцветных куполов.

Здание метеослужбы и серебряная нить рельса – вот и все, что здесь было. Кроме них – лишь миллионы тонн желтого песка. В этом районе подземные воды находились глубоко, и на поверхности почти ничего не росло. Домов здесь не строили, и сотрудники съезжались сюда со всего северного побережья.

Оглянувшись на параллельную платформу, Егор с неудовольствием отметил, что Маришка уже приехала. Это, естественно, была не та Маришка, с которой он завтракал, не Маришка Стоянова, хотя определенное сходство имелось. Эта, Маришка Маркова, была тоже симпатичной и свободной, тоже молодой, но не юной, и вообще, между ними было много общего, однако же этой, вечно приветливой, чего-то не хватало.

– Здравствуй, Егор.

– Здравствуй, Маришка, – сказал он, делая в ее сторону небольшую дугу, но не останавливаясь.

– Ты мне сегодня снился…

Вот незадача, равнодушно подумал Егор.

– Мне было тебя так жалко, – протянула Маришка.

Это он ненавидел больше всего – детские разговоры и губки бантиком. Бабе как-никак тридцатник.

– Гм. И что?..

– А потом я проснулась… и оказалось… Егор, я, может быть, вместе с тобой уйду. То есть не с тобой, конечно, – быстро поправилась она. – Сама уйду. Но мне бы хотелось… когда ты устроишься на новом месте…

– Подожди, подожди. Ты о чем? Я не собираюсь ни на какое новое место, мне и тут хорошо.

– А ты… Ты что, не знаешь? Как это?.. Его же всем сотрудникам разослали. С красным грифом.

– Чего? Чего разослали-то? – Начал закипать Егор.

– Приказ о твоем увольнении, – тревожно произнесла Маришка. – Ты разве не получал? Я же говорю: с красным грифом. Шести часов еще не было.

– Ты шутишь, – помолчав, сказал он.

– С чего вдруг? Не понимаю, как они могли. За что?

У третьей платформы затормозила очередная электричка – эта шла из столицы и привезла на работу сразу человек двадцать. Люди обгоняли Егора – некоторые на ходу здоровались и выражали сочувствие. Похоже, приказ получили все, даже те, с кем он был едва знаком.

– Это какая-то ошибка, – уверенно сказал он.

Егор добежал до тройных автоматических дверей и, еще не заходя в тамбур теплоизоляции, скинул плащ. Окружающие уступали дорогу, за спиной звучали призывы отстоять свои права.

– Соловьев, шеф тебя примет, – сказала секретарь, когда Егор поднялся на второй этаж. – Ты сядь, Соловьев, посиди.

– А ты…

– Ой, это я не в курсе, – дежурно озадачилась она. – Приказ утром получила, его все получили, а так, в подробностях… не в курсе я.

Егор присел в кресло, но тут же вскочил и принялся расхаживать вдоль окна.

– Да не мечись ты, Соловьев. Переведешься в другой сектор. Ну, может, ездить подольше придется.

– Егорчик, привет! – Мурлыкнула Вероника из отдела гидрографии.

Вероника со всеми поддерживала одинаково дружеские отношения, и даже теперь, зная о приказе, улыбалась по-прежнему искренне и доброжелательно.

– Егорчик, ты не переживай. Таких спецов, как ты, на всем материке…

– Ладно, ладно. Ой, а что это у тебя?

– Где? Это? Бутерброд, – удивилась она. – Ты что, не завтракал?

– Я вижу, что бутерброд. А с чем? Что это за?..

Егор внезапно ощутил в желудке невесомость и, прикрыв рот ладонью, осторожно двинулся к туалету.

– Как «что»? Колбаса. А что еще может быть? Егорушка, ты куда? Нормальная колбаса, хорошая.

На последних метрах, чувствуя, что не успевает, Егор ринулся изо всех сил и, прыгнув к первой свободной кабинке, согнулся над унитазом. Его тошнило и раньше, это бывает со всеми, но выворачиваться наизнанку так долго и так мучительно ему еще не приходилось. Дурноту вызывали не воспоминания о сардинах, а именно колбаса на куске хлеба. Что в ней было необычного, и почему она внушила ему такое омерзение, Егор не понимал. Или это на нервной почве? Проклятый приказ…

У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА.

– А?..

Прокашлявшись и отплевавшись, Егор выглянул из кабинки, но возле умывальников никого не было.

– Кто сказал?.. Кто здесь?..

– Соловьев, это ты, что ли? – Донеслось из коридора. – С кем ты там разговариваешь?

Он ополоснул лицо и, посмотревшись в зеркало, вышел.

– Как тебе? – Спросила Вероника.

– Ничего, отлегло.

Он испугался, что опять наткнется на колбасу, но Вероника ее, к счастью, уже доела.

– Шеф освободился?

– Ждет тебя.

Егор коснулся ручки и, позабыв напрочь все заготовленные тезисы, ввалился в кабинет.

– А скандалить не надо, – без предисловий объявил шеф. – И вопросов тоже. Не-на-до.

– Чем я?..

– Сказал же: не надо. Вот, держи. – Шеф не поленился встать из-за стола и, подойдя к Егору, вручил ему большой синий конверт. – Здесь все, – многозначительно произнес он. – Все: характеристика, выходное пособие, копия приказа, и, собственно, объяснение – что и почему.

– И выходное пособие? Наличными?

– Все там. Иди. До свидания. И не обижайся, пожалуйста. Все прочтешь.

Словно загипнотизированный, Егор безропотно покинул кабинет и замер у широкого окна.

– Ну? – Осведомилась Вероника.

– Нормально…

Он постоял с минуту, и рассеянно помахивая бумагами, направился к лестнице.

Как он умудрился не проверить конверт, забыть, упустить из вида самое важное – потом, сидя дома и пялясь на его содержимое, Егор спрашивал себя об этом снова и снова.

Уверенность в том, что с ним обошлись несправедливо, сменилась подозрением, что его попросту обманули, и это подозрение медленно перерастало в нечто третье. Егор догадывался: произошло что-то необъяснимое, но как это назвать, он еще не знал.

Вокруг валялись синие обрывки, а рядом, на диванной подушке, лежал единственный листок, оказавшийся в конверте. То, что обещал шеф, – характеристика, копия приказа и так далее. Все, что там было написано, умещалось в трех строках:

НЕ ЖДИ ПОСЛЕДНЕГО ЧАСА.

ЗАЙМИСЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ СЕГОДНЯ.

ОБРАТИСЬ К НАМ.