Текст книги "Сталин и ГРУ"
Автор книги: Евгений Горбунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Дипломатические отношения между Советским Союзом и Японией были восстановлены в 1925 г., и первый полпред Виктор Копп вместе с сотрудниками прибыл в Токио. Японское военное руководство решило воспользоваться ситуацией, и генштаб империи обратился с просьбой как можно быстрее решить вопрос о назначении в Токио советского военного и военно-морского атташе (авиационных атташе тогда еще не было). Генштаб уже подобрал своих кандидатов на эти должности для японского посольства в Москве и сообщил в полпредство все необходимые данные о них.
Еще с конца XIX века военные дипломаты считались легальными разведчиками своей страны в стране пребывания. Поэтому их подбор и назначение всегда согласовывались с руководством военной разведки своей страны. Так было во времена Российской империи, так было и при советской власти. С 1924 г., когда Берзин встал во главе Управления и до его ухода в апреле 1935-го он лично подбирал и инструктировал всех военных дипломатов и их помощников. Конечно, официальные назначения проводились соответствующим приказом наркома и окончательным утверждением в кабинетах ЦК ВКП(б). И Фрунзе, и его преемник Ворошилов подписывали такие приказы о назначениях только после согласования с Берзиным.
Интересно отношение к начальнику военной разведки одного из тех партийных чиновников, которые контролировали отправку за границу сотрудников обеих разведок: военной и политической. Ответственный кадровик ЦК ВКП(б), судя по всему Е.Я. Евгеньев, рассказывал своему преемнику, возможно, И.М. Москвину, в конце 1927 г.: «Атташе выдвигается Берзиным и Бубновым A.C. НКИД только оформляет, он даже их не числит у себя на учете, они жалованье получают не из сумм НКИД. Я грешный человек, когда вставал вопрос о втором секретаре и военном атташе, я никогда не углублялся в эти дела, может быть, грешен, но никогда этих работников не рассматривал. Может быть, потому, что я очень верю в Берзина, а по отношению к этим ГПУ работникам – Трилиссеру». Должность второго секретаря во всех полпредствах предназначалась резиденту политической разведки – ИНО ОГПУ. Трилиссер был руководителем ИНО, а Бубнов был начальником Политуправления РККА и членом Реввоенсовета СССР. Вот таким было отношение в высших партийных верхах к руководителям разведок.
На должность военного атташе в Японии по рекомендации Берзина был назначен Карл Янель. Это был опытный командир, участник Первой мировой и Гражданской войн из когорты латышских командиров, которых так ценил Берзин, используя их для работы в военной разведке. В 1921–1922 гг. он был сотрудником полпредства РСФСР в Берлине, выполняя специальные задания Разведупра. В 1924 г. был сотрудником полпредства СССР в Вене. В этом же году работал на Балканах по заданию Коминтерна. С этой работы Берзин и отправил его в Токио на должность военного и военно-морского атташе в июне 1925 г. Через год после возвращения в Москву он три года, до ноября 1929-го, работал помощником начальника 3-го отдела Разведупра. В 28-м одним из первых разведчиков был награжден орденом Красного Знамени. Вот такая биография была у первого военного атташе в Японии – умел Берзин подбирать людей!
Одновременно с должностью военного и военно-морского атташе Янель был назначен и руководителем военной разведки в Токио. В это время, летом 25-го, в Токио уже действовала резидентура советской военной разведки. Резидентом был «Краб». К сожалению, ничего другого об этом человеке Владимир Лота, упомянувший этот псевдоним в своей книге, не сообщает, только то, что Крабу удалось завербовать несколько ценных японских источников. Один – крупный местный коммерсант, который передавал секретные сведения военно-технического характера. Второй источник – важный специалист по военному кораблестроению. От него резидент получал чертежи новых японских военных кораблей, описание корабельных артиллерийских систем и различную информацию по военному кораблестроению Японии, флот которой тогда занимал третье место в мире. Третий агент передавал резиденту сведения о японской авиационной промышленности. Был у него на связи и японский журналист, который, конечно, за определенную плату, предоставлял материалы по внутриполитическому положению Японии и состоянию японской экономики, в первую очередь военной.
Как сообщает Владимир Лота, эти японские источники в Разведупре получили кодовые номера «Источник 1506», «Источник 1524» и «Источник 1531». Их сотрудничество с советской военной разведкой продолжалось более 10 лет, то есть примерно до 1937 г. Можно предположить, что контакты этих источников с советским военным атташе прервались после отъезда в Москву в октябре 1937 г. военного атташе Ринка. Тогда рвались линии связи со многими резидентурами в разных странах.
Резидент военной разведки Краб и военный атташе Янель своей успешной разведывательной деятельностью в Японии доказали, что вопреки сложившимся в Управлении убеждениям в этой азиатской стране можно вербовать весьма солидную агентуру, которую Янель сумел привлечь к разведывательной работе, естественно, за солидное вознаграждение в твердой валюте. Еще до своего отъезда из Токио он завербовал японского политика (оперативный псевдоним 1504). Этот агент передавал ценную информацию о внутриполитической обстановке в Японии, о борьбе партий за власть, а также о внешней политике империи на азиатском континенте. Еще одним агентом, которого удалось завербовать Янелю, был крупный японский коммерсант (оперативный псевдоним 1521). Он имел доступ к важным политическим, военно-экономическим и военно-техническим сведениям и также работал на материальной основе за солидное вознаграждение в твердой валюте. После отъезда Янеля с ним поддерживал контакт новый военный атташе.
На основании информации этих двух источников 22 апреля 1927 г. резидент военной разведки сообщил в Москву Берзину, что в связи с приходом к власти генерала Танака весьма усилилось влияние на правительство реакционных элементов военной группы, сторонников Англии и Чжан Цзолиня. При этом правительство проектирует усиление войск в Маньчжурии и Китае, активную защиту своих интересов в Китае и согласование своей политики в Китае с Англией и, конечно, энергичную борьбу с влиянием СССР в Китае. А также усиление борьбы с коммунистами в Китае и Японии. В этой же телеграмме сообщалось о том, что подготавливается захват КВЖД. Информация была ценной, и Берзин, который сам расписывал рассылку телеграмм с Дальнего Востока, велел отправить копии этой телеграммы Ворошилову, Уншлихту, Тухачевскому, бывшему тогда начальником Штаба РККА, Сталину и заместителю наркома иностранных дел, курирующему Дальний Восток, Карахану. Следует отметить, что сообщения о предполагаемом захвате КВЖД не подтвердились. Ни в 1927, ни в 1928 г. попыток захвата дороги не было.
Кроме токийской резидентуры, резидентура военной разведки была создана Берзиным и в Харбине – центре Маньчжурии, где находилась крупная колония русской эмиграции, за которой Управление вело тщательное наблюдение. Возглавлявший резидентуру резидент «Николай» имел прямую связь с Владивостоком, и его радиограммы регулярно передавались в Москву и ложились на стол Берзину. Из источников этой резидентуры, которая в 1927 г. считалась одной из наиболее эффективных структур Управления на Дальнем Востоке, в настоящее время известны только три. Это источник 1702 – китайский офицер штаба охранных войск в Харбине, источник «АИ», который передавал полные отчеты о переброске японских войск по КВЖД, и агент «ХВ» – полковник китайской армии и сотрудник главного штаба Чжан Цзолиня. Берзин в 1927 г. регулярно получал разведывательную информацию о событиях на Дальнем Востоке не только из Токио и Харбина, но и из других точек планеты. Информация была обширная и достаточно полная. В некоторые дни в Управление поступало по 3–4 радиограммы из разных мест. Так что Берзину, а все радиограммы он в первую очередь просматривал сам, и аналитикам хватало работы, и высшее политическое, дипломатическое и военное руководство страны получало достаточно подробную информацию о событиях в этом регионе.
В одном из дел РГВА сохранились расшифрованные телеграммы, поступавшие в Управление в 1926–1928 гг. из разных стран и касавшиеся событий в Дальневосточном регионе. Толстый фолиант более 500 страниц содержит сотни документов с разнообразной информацией. Каждая телеграмма была прочитана начальником Управления и расписана по адресам, по которым ее надо было отправить. Регулярно, почти каждый день знакомясь с шифровками из разных стран, он был в курсе всех событий на Дальнем Востоке. Кроме того, расписывая по адресам поступающие телеграммы, он хорошо представлял степень осведомленности высшего военного, партийного и дипломатического руководства страны о событиях у дальневосточных границ и о взаимоотношениях с островной империей. Такое пристальное внимание к дальневосточным делам со стороны руководителя военной разведки было вызвано тем, что он был членом так называемой «китайской» комиссии, которая была создана по постановлению Политбюро 19 марта 1925 г. В работе комиссии также принимали участие Уншлихт, Ягода, Борис Мельников, тогда заведующий восточным отделом НКИД. Секретарями комиссии были Р. Лонгва и Б. Бортновский. Руководящие сотрудники военной разведки активно участвовали в работе комиссии. Вот краткий перечень этой агентурной разведывательной информации.
25 октября 1926 г. из Токио от военного атташе поступила телеграмма, в которой сообщалось, что источник № 1515 ознакомился с докладом японского советника в Мукдене Мацино. В этом документе отмечалось, что секретного соглашения между Чжан Цзолинем и Англией нет, что Япония якобы работает по созданию тройственного союза между Кантоном, Чжан Цзолинем и Дан Дзичжуем и что недавно из Японии в Мукден были посланы 20 офицеров, в том числе генерал Сиругава и полковник Какучи. Военный атташе дал указание источнику достать и прислать копию доклада Мацино. Берзин отправил копии информации Ворошилову, Уншлихту, Чичерину и Трилиссеру.
27 января Берзин получил две телеграммы из Лондона. От источника № 752 пришло сообщение, что дополнительно к дивизии, посланной в Китай, намечаются еще две дивизии и командиром этого корпуса назначается Харринггон. Командиром посланной дивизии назначается Дункан, который был членом штаба армии Деникина в 1919–1920 гг. В телеграмме из Токио сообщалось, что Англия посылает в Китай 13,14 и 20-ю пехотные бригады с артиллерией, танками и ротой броневиков, а Сидехара сделал новое заявление. Вопреки парламентскому миролюбивому заявлению он заявил, что Япония защитит оружием свои интересы в Китае. Обе телеграммы были отправлены Берзиным Ворошилову.
3 февраля в Управление поступила очередная телеграмма из Лондона. Тот же источник № 752 сообщил, что некоторые части Атлантического флота намечаются в Китай. Из сухопутных войск в Китай якобы готовятся к отправке: 42-й артиллерийский полк из Гибралтара, а также дивизия пехоты из Индии и дивизия пехоты, сформированная из частей Англии, Южной Африки и Бермудских островов. Срок отправки – 6 недель. Эта информация была частично подтверждена телеграммой из Кабула от 7 февраля. В ней сообщалось, что индийским командованием формируется смешанная бригада (4 батальона) английских и индийских войск. Бригада должна отбыть в Шанхай в начале февраля. Обе телеграммы были также доложены Ворошилову.
18 февраля Берзин получил две телеграммы из Харбина. В одной из них сообщалось, что 12 февраля генерал Шильников и генерал Плешков официально ходатайствовали о разрешении сформировать русскую группу в китайских войсках в Северной Маньчжурии. Им было категорически отказано. Информация была ценной, хотя и несколько запоздалой. И Берзин отправил ее Ворошилову, Уншлихту, Карахану и Сталину. В другой телеграмме сообщалось, что, по сведениям штаба охранных войск КВЖД, дубань КВЖД Юй в докладе Чжан Цзолиню требовал решительных действий на КВЖД. Маршал считал момент несвоевременным, так как был обеспокоен передвижением частей РККА на границах с Маньчжурией и опасался выступлением Монголии (МНР) с целью объединения Халхи и Барги (пограничные области МНР и Маньчжурии по обеим берегам реки Халхин-Гол). Он также считал необходимым выждать результатов кампании против Юга (Китая), и тогда при успехе можно будет искать и средства осуществить захват КВЖД. Очевидно, от успехов на юге Китая зависела активность маршала на севере Маньчжурии у советских границ. Берзин отправил эти телеграммы по тем же адресам, что и предыдущую.
19 апреля Берзин получил телеграмму из Дайрена. В ней сообщалось: «В связи с событиями в Пекине японский командующий армией приостановил возвращение до распоряжения в Японию 2-й пехотной бригады и 10-й дивизии. Кроме этого, прибыли 14-я пехотная дивизия и батальон железнодорожной охраны. Всего японских войск в Маньчжурии – 17 000. Японские газеты ведут сильную кампанию против СССР». Эта телеграмма была отправлена по тем же адресам. 3 мая поступила телеграмма из Харбина без указания источника резидентуры. В ней Берзину сообщалось, что Шильникову категорически запрещена организация русских частей, однако русские нелегально формируются. Телеграмма была отправлена Ворошилову, Уншлихту, Сталину, Карахану и начальнику ОГПУ Трилиссеру.
13 мая, очевидно, от военного атташе, поступила из Токио очередная телеграмма. Сообщалось, что начались аресты японских коммунистов и враждебная кампания в печати против СССР. Сообщалось также, что Семенов, по агентурным данным, договорился с Чжан Цзолинем о выступлении в районе озера Ханка одновременно с захватом КВЖД. Согласие на этот захват было дано японцами. Телеграмма была отправлена по тем же адресам.
В конце сентября 1927 г. активизировалась деятельность атамана Семенова по подготовке выступления против СССР. Естественно, военная разведка пристально следила за этими приготовлениями. В Москве опасались, что выступление крупных сил под руководством такой авторитетной фигуры, как Семенов, может послужить детонатором для выступлений недовольных, а их было достаточно и в Забайкалье, и в Приморье. Поэтому старались нейтрализовать деятельность белой эмиграции всеми способами, включая и деятельность разведки. 4 октября Бортновский, замещавший Берзина, которого не было в Москве, получил телеграмму из Харбина. В сообщении говорилось, что семеновцы, поддержанные японцами, действительно ведут усиленную подготовку по организации трех полков, куда будут привлекаться белые, находящиеся на Дальнем Востоке, а также прибывающие для этой цели из Европы. За последнее время представитель Семенова в Харбине Бакшеев вошел в тесный контакт по работе с Шильниковым. Автор телеграммы считал, что распри, существовавшие раньше между Семеновым и Меркуловым, под нажимом иностранцев ликвидированы. В Харбине японская военная миссия часто посещается белыми генералами, и там ведутся длительные секретные совещания. В сообщении отмечалось, что белые активно готовятся выступить на районы Забайкалья и Приморья. В районе Благовещенска организованы небольшие партизанские отряды, в которых идет подготовка крестьянства, в основном амурских казаков, к восстанию на нашей территории. На этой телеграмме резолюция наркома «Подробно доложить» и список рассылки: Ворошилову, Уншлихту, Трилиссеру и Карахану, как заму наркома, курирующему дальневосточные дела. Фамилии Сталина в этом списке не было.
В этот же день Бортновский получил телеграмму из Токио. Это был запрос на ответ Москвы – выяснить все возможное о предполагаемом выступлении белых против нас. В телеграмме сообщалось, что план похода Семенова на Монголию в районе Трехречья подтверждается данными двух источников. Будет использован отряд Нечаева после его пополнения русскими эмигрантами в Маньчжурии и получения оружия и денежных средств от Чжан Цзолиня. В телеграмме сообщалось: «Президент ЮМЖД Ямомото скрытно помогает белым, используя их для экономической и политической разведки в Китае, Монголии и на Дальнем Востоке. Желательно наблюдение из Харбина и Мукдена». Также сообщалось, что «на днях в Маньчжурию в секретном порядке выезжает группа офицеров Генштаба во главе с помощником начальника Генштаба. Точно с какой целью, неизвестно, но командировка связана с монгольскими делами». Информация из токийских источников была очень важной, и Бортновский отправил копии телеграмм Ворошилову, Уншлихту, Сталину, Молотову и Карахану. Отправка этой телеграммы Сталину и Молотову подчеркивала то большое значение, которое придавали в Управлении агентурной информации из японской столицы.
И в конце этого краткого мониторинга разведывательной информации по Дальнему Востоку можно дать две телеграммы, полученные Берзиным уже в 1928 г. 13 марта поступила короткая телеграмма советского военного атташе в Токио. Он сообщал, что, по агентурным сведениям, президент Южноманьчжурской железной дороги (ЮМЖД) Ямомото на секретном совещании в Токио заявил о том, что 6 марта в Пекине на заседании Военного совета Чжан Цзолиня было решено захватить КВЖД. Информация была тревожной, источники информации серьезными, и Берзин отправил копии этой телеграммы Ворошилову, Уншлихту, Сталину и Карахану. В 1928 г. захват дороги не состоялся. Было ли это результатом концентрации наших войск у маньчжурской границы или результатом энергичных дипломатических демаршей с нашей стороны? Точного ответа пока нет. 4 июня 1928 г. на правителя Маньчжурии Чжан Цзолиня было совершено покушение. Уже на следующий день из Харбина от резидента Управления Берзин получил телеграмму, в которой сообщалось о покушении, о том, что Чжан Цзолинь тяжело ранен (он скончался в больнице через несколько часов), и о том, что японцы распространяют слухи, что это преступление – дело рук южан, проникших в Маньчжурию. Сообщалось также, что «авторитетные китайские круги заявляют о взятии власти в течение недели молодой мукденской партией. Неизбежны большие перемены власти». Информация была ценной и своевременной, и Берзин уже в тот же день разослал ее Ворошилову, Уншлихту, Сталину, Карахану и Трилиссеру.
Конфликт на КВЖДВ июле 1929 года на Дальнем Востоке запахло порохом. Информация, поступавшая из Маньчжурии в Москву, была очень тревожной. Не прекращались попытки китайских властей дестабилизировать обстановку на КВЖД. Магистраль, являвшаяся становым хребтом экономики Маньчжурии, работала с перебоями. Такая обстановка в этом регионе требовала к себе самого пристального внимания. В эти годы на Дальнем Востоке не было своего центра военной разведки. 18-й и 19-й стрелковые корпуса, части которых прикрывали Забайкальское и Приморское направления и входили в состав войск Сибирского военного округа, не имели агентурной разведки в Маньчжурии и пользовались той информацией, которая поступала из Москвы. Вся надежда была на агентуру Управления в Маньчжурии. Берзин всегда внимательно следил за событиями на Дальнем Востоке. В 29-м в преддверии опасной тревожной обстановки в этот регион направлялись дополнительные силы военной разведки.
Туда был послан с группой сотрудников один из лучших работников Управления, хорошо знавший этот регион, Христофор Салнынь. Во время Гражданской войны он работал там в тылу белых армий под фамилией Завадский, и работал успешно. Его выверенные оценки военно-политических событий и прогнозы учитывались командованием Народно-революционной армии Дальневосточной республики при военном планировании. После изгнания интервентов Салныня перебросили в Харбин. Там он работал под видом крупного торговца, имевшего солидные капиталы в иностранных банках. Основная задача – наблюдение за белой эмиграцией в Маньчжурии и противодействие деятельности английской и японской разведок в этом регионе. Так что маньчжурский театр он знал отлично. Кроме того, он имел большой опыт по организации диверсионной и партизанской деятельности, занимался организацией «красных сотен» в Тюрингии и созданием сети скрытых складов и баз оружия в Германии в 1923 году. В 1924 году участвовал в переброске оружия из СССР в Болгарию, затем был резидентом и военным советником в Китае. Неудивительно, что по просьбе командующего ОДВА Блюхера и рекомендации отлично знавшего его Берзина он стал руководителем диверсионной работы в тылу китайских войск в Маньчжурии.
Вот выдержка из аттестации на Христофора Салныня, подписанной Берзиным 2 декабря 1931 года: «…Специализировался по вопросам партизанской войны и подрывного дела. Обладает твердым характером и сильной волей; в трудных условиях не теряется, обладает большим мужеством и личной храбростью; быстро ориентируется в обстановке и быстро принимает решения. Умеет управлять людьми и подчинять их своей воле; любит дисциплину и сам дисциплинирован; с подчиненными тактичен; пользуется авторитетом и любовью».
На основании всей имеющейся информации Берзин 12 июля 1929 года представил обстоятельный доклад заместителю начальника Штаба РККА Триандафилову. Анализируя обстановку в Маньчжурии, он писал, что события 10–11 июля, когда были высланы 43 высших служащих дороги, выключены железнодорожные телефоны, захвачен телеграф на станции Пограничная и в Харбине, отключены от работы все начальники служб, показывают, что дорога уже китайцами фактически захвачена. И дело не ограничилось только этими мероприятиями китайских властей. 10 июля были закрыты и опечатаны торгпредство, Госторг, Текстильсиндикат, Совторгфлот. Общий вывод доклада начальника Управления: «Очевидно, решено полностью ликвидировать всю нашу деятельность в Маньчжурии».
Чем была вызвана активизация китайских властей на КВЖД именно летом 29-го? Берзин писал в докладе, что основными предпосылками последних выступлений была «известная консолидация основных сил реакции в Китае». Отлично зная обстановку не только в Маньчжурии, но и в континентальном Китае, он правильно подметил, что отношения между Нанкином и Мукденом летом 29-го лучше, чем за весь предшествующий период, и договоренность между двумя режимами об агрессии в отношении дороги сомнений не вызывает. Свидание между Чан Кайши и Чжан Сюэляном в Пекине в начале июля, о котором стало известно военной разведке, подтверждало предположения Берзина. Учитывал он и стремление «молодых», то есть партии Чжан Сюэляна, укрепить свои позиции, получив в свое распоряжение такой лакомый кусок, как КВЖД, а также наступательные планы нанкинского правительства в направлении Внешней Монголии и похода на Синьцзян.
Берзин совершенно правильно высказал мнение, что политика мира и нежелание вооруженного обострения в Маньчжурии со стороны Советского Союза и отсутствие конкретных санкций в связи с рядом инцидентов, например налет на харбинское консульство, могут быть охарактеризованы как доказательство нашей слабости, а это, в свою очередь, приведет к новым налетам и инцидентам. В международных делах в конце 20-х уважали только сильного, и эту истину начальник разведки хорошо усвоил. Поэтому и предлагал поставить барьер китайским авантюрам, при переходе через который должен был последовать контрудар с нашей стороны и, конечно, при наличии у нас в этом регионе достаточных сил. В июле 29-го таких сил у нас там еще не было, и приходилось терпеть провокации, ограничиваясь дипломатическими демаршами.
Очень важным в докладе руководителя военной разведки являлся вывод о том, что новые правительства Японии и Англии, пришедшие летом 29-го в этих странах, не заинтересованы в развитии конфликта между маньчжурским правительством и СССР из-за КВЖД. По его мнению, главные причины насильственного захвата КВЖД следует искать не в политической линии японского, английского или американского империализма, а в условиях внутрикитайской обстановки. Этот вывод позволял военному руководству страны действовать более активно на Дальнем Востоке, не опасаясь дипломатических осложнений с крупнейшими капиталистическими странами. Дальнейшее развитие событий второй половины 1929 года показало, что прогноз Берзина был правильным. В выводах своего доклада начальник Управления отмечал, что фактическое изъятие у нас дороги и угроза официальной деятельности СССР на территории Маньчжурии требуют принятия необходимых мер дипломатического, экономического, а главное, как наиболее действенного, военного характера. Не уточняя меры дипломатического и экономического характера, как не входящие в компетенцию Управления, он предлагал из мер военного характера: демонстративное увеличение войск на границах Дальнего Востока, авиационные рейды над китайскими станциями Маньчжурия и Пограничная и немедленное назначение маневров войск СибВО на границах Маньчжурии.
17 июля Триандафилов и Берзин подписали разведывательную сводку, которая была отправлена командующему войсками СибВО и командирам 18-го и 19-го стрелковых корпусов. В сводке повторялись оценки обстановки в Маньчжурии, данные в докладе Берзина, и давалась агентурная информация о численности войск Мукденской армии. По данным Управления, полученным из Маньчжурии, во всех провинциях имелись 31 пехотная и 13 кавалерийских бригад общей численностью в 272 000 человек, имевших на вооружении 370 пулеметов и 180 орудий. Эти силы значительно превосходили численность 18-го и 19-го корпусов РККА. Но если наши корпуса в компактных группировках прикрывали Забайкалье и Приморье, то китайские войска были на огромных просторах разбросаны по всей Маньчжурии.
Вечером 19 июля из Москвы с пометками «Срочно, секретно» в Хабаровск командующему войсками округа и командирам корпусов была отправлена очередная разведывательная сводка о передвижении частей Мукденской армии. В сводке сообщалось, что четыре кавалерийские бригады движутся по Хухайской железной дороге в сторону Сахаляна (на берегу Амура, напротив Благовещенска), а две пехотные бригады перебрасываются в район пограничной станции Маньчжурия на западной ветке КВЖД. Продолжалось также формирование белогвардейского полка для действий в тылу наших войск в районах Благовещенска и Пограничной. В сводке отмечалось, что группировка мукденских войск на наших границах предположительно следующая: в районе Пограничной четыре пехотные бригады. В районе Маньчжурия – Хайлар две пехотные бригады и перебрасываются еще две бригады. На Сахалинском направлении одна пехотная бригада и перебрасываются четыре кавалерийские бригады. Это была наиболее полная сводка о концентрации частей Мукденской армии у дальневосточных границ Союза, подписанная Триандафиловым и Берзиным, и, очевидно, первая разведывательная сводка, посланная на самый «верх». Копии за подписью Берзина были разосланы Сталину, Ворошилову, Бубнову, Уншлихту, Каменеву, Ягоде и начальнику Штаба РККА.
Все последующие разведывательные сводки, подписанные Берзиным, также рассылались по этому списку. Обстановка обострялась, и он правильно считал, что высшее политическое и военное руководство страны должно было знать о том, что творится на дальневосточных границах страны. Он также хотел показать им, что Управление имеет необходимую и достоверную информацию и держит руку на пульсе событий. Наверняка было у него желание показать в выгодном свете работу Управления и доказать, что оно не зря получает огромные суммы в иностранной валюте. В преддверии борьбы за валютные ассигнования будущего 1930 финансового года такое напоминание о себе было нелишним. Берзин всегда заботился о том, чтобы доверенная ему военная разведка работала четко, продуктивно, получая максимум военной и политической информации.
Вот краткий мониторинг разведывательной информации всего за несколько дней, которую Берзин его помощник и крупнейший специалист по Китаю Никонов подписали и отправили по этим адресам. Сводка 20 июля. Подтверждаются сведения о переброске войск в Баргу (район Маньчжурии, примыкающий к Забайкалью и МНР). Туда же прибыл второй бронепоезд. Сводка 22 июля. Продолжается стягивание частей пехотных бригад в район Пограничной. Туда же из Харбина вышел бронепоезд. Устье Сунгари минировано китайцами. В Дайрене идет вербовка белых генералом Семеновым. Позиция Японии по-прежнему выжидательная. Сводка 24 июля. Получено сообщение, что Нанкин (правительство Чан Кайши) военной помощи в Маньчжурию не пошлет, и поэтому следует рассчитывать только на себя. Позиция Японии остается прежней. Никаких военных приготовлений ни в частях Квантунской армии, ни в метрополии не отмечается. Это была нормальная, повседневная работа начальника Управления – знакомиться каждый день с поступающей из Маньчжурии информацией, проверять, перепроверять и анализировать ее, подписывать разведывательные сводки. И так изо дня в день на протяжении нескольких месяцев до окончания конфликта на КВЖД. И это помимо основной работы – разработки новых разведывательных операций, подбора кадров для них, подготовки и отправки их за рубеж. Если добавить сюда анализ информации и действия разведки в европейских странах и на Ближнем Востоке, то работы хватало на полные сутки. Приходил он в Управление рано, а уходил поздно вечером. И в таком режиме – работа круглый год.
Внешняя Монголия, которая с 1921 года стала независимым государством, примыкала с запада к маньчжурскому району Барги и прикрывала операционное направление в обход КВЖД и Забайкальской железной дороги к Транссибирской магистрали. Это была безлесная, почти ненаселенная равнина с редким кочевым населением, без четко обозначенной границы, на которую не обращали внимания живущие по обе стороны монголы. Ни центральное правительство Китая, ни маньчжурское правительство не признавали независимость Внешней Монголии. Чан Кайши признал независимость МНР только в 1946 году. Поэтому концентрация мукденских войск на западной ветке КВЖД в Барге и в районе Хайлара создавала реальную угрозу вторжения маньчжурских войск на территорию Внешней Монголии.
Тревожная обстановка в этом районе требовала обстоятельного анализа и оценки всех событий, которые там происходили в первой половине 1929 года. Собрав все сведения, которые поступали в Москву, Берзин 22 июля 1929 года составил и подписал подробный доклад об угрозе Внешней Монголии. В этом документе он отмечал последнее заявление Чан Кайши в центральном комитете Гоминьдана о том, что кроме вопроса о КВЖД существуют еще и другие вопросы, которые должны быть урегулированы, в частности вопрос о Внешней Монголии. Это заявление подтверждало ту информацию, которая поступала в Управление об особом интересе Нанкина к проблеме Внешней Монголии, считавшем территорию республики неотъемлемой частью Китая.
