Текст книги "Небо в огне"

Автор книги: Евгений Адеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Глава 5

Трое витязей под нестройный гул сотен глоток прошествовали в дальний темный угол палаты, уселись за одиноко притулившийся к стене столик, не пользовавшийся популярностью у пирующих ввиду удаленности от центра событий и потому почти всегда пустовавший. Подбежавшие отроки приволок здоровенного осетра в молоке, кувшин ромейского вина и бочонок пива. Велигой краем глаза приметил, как посланный им гридень взбежал к княжьему столу, поклонился Владимиру и вытянувшись по стойке «смирно» отчеканил то, что было велено передать. Князь кивнул, окинул палату быстрым взором, лишь на мгновение задержавшись на притулившихся в уголке витязях, отхлебнул из чаши и что-то сказал Добрыне. Тот пожал плечами, тоже отыскал глазами дальний столик и вновь уставился в тарелку. Муромец что-то оживленно втолковывал Поповичу, который меж тем наполнил полный кубок меда и недвусмысленно поднял чашу в сторону вновьприбывших. Ратибор кивнул, отсалютовав своим кубком, Волк приветливо махнул рукой.

– Что-то Муромец на тебя как-то сердито смотрит, – молвил Велигой черноглазому витязю. – Что ты там с ним не поделил?

– Да Ящер его знает, – пожал плечами Волк. – Я с ним не ссорился. Вроде бы. В конце концов, я ж не самоубийца…

– Да ладно, – отмахнулся от тиверца Ратибор. – Мало ли из-за чего старик расстроился. С ним это бывает, особенно когда переберет лишку…

Велигой хмыкнул, достал из-за голенища длинный кинжал и занялся расчленением осетра. Некоторое время ели в молчании, если не считать отчетливого хруста за ушами Ратибора, который налегал на съестное за целый полк, что быстро привело к безвременной кончине несчастного осетра, которого, впрочем, тут же сменил немаленький такой кабанчик.

– Между прочим, я ожидал увидеть вас раньше, – молвил Велигой, когда с предварительным насыщением было покончено. – Задержались, ребята.

– Мы не могли явиться раньше, – пробубнил Ратибор с набитым ртом. – Сам знаешь, сейчас время такое… Все по печкам разлеглись, ищи-свищи по всей Руси… Я Волка седмицу по Таврике с собаками разыскивал, хорошо Микула напомнил, где его можно поймать. Ты представляешь, нашел его в том домике на лиманах, ну, помнишь, я рассказывал, который мы за тридцать гривен для него в свое время сторговали. Умора, да и только! Обнаружился наш певец дожигающим последнюю свечку, – лень было смотаться до Корсуня! – в окружении груды пустых бутылок и разбросанных листков с какими-то его каракулями… Ну и, разумеется, с лютней в зубах. А вокруг хибары – горы битых упырей!

– Я те дам, каракули! – обиженно воскликнул Волк. – Между прочим, там было несколько неплохих вещиц, да только половину ты не разобравшись, отправил в печку на растопку. А упыри… тьфу, мерзость… ага, и Велигой со мной согласен… расплодились, Ящер их подери. Этой весной столько народу в лиманах утопло – жуть. Кое-кого я вытащил, да только разве за всеми углядишь… И чего их туда несет? Проведали, дурачье, что там в окрестностях соль дармовая – бери, да продавай, вот и перли, как гуси на водопой… А потом вот и живи – в одной руке меч, в другой лютня…

– Ладно, не кипятись, волчара, – ухмыльнулся Ратибор. – Тебя никто тогда не заставлял торговаться из-за этой халупы…

– Так ведь для хорошего человека старались! – фыркнул Волк, прицеливаясь глазом на кабаний бок.

Велигой слегка постучал кружкой по столу, и взгляды собеседников обратились к нему.

– Ладно, все это очень интересно, – молвил Волчий Дух с нажимом, – Да только тут у нас тоже такая коляда твориться, что упыри по сравнению с ней – так, мелкие пакостники.

– Мы уже кое-что слышали, – сказал Волк, внимательно глядя на тиверца. – Потому и въехали в город без особого шума, чтобы не привлекать лишних взглядов. Ты еще не разобрался, кто за всем этим стоит?

– Если бы… – Велигой сумрачно отмахнулся, пригубил пивка. – Я уверен пока что только в одном: за всеми нападениями стоит одно и то же лицо. И что бы там не говорили остальные, думаю, что тут дело посерьезнее, чем чьи-то личные счеты с князем.

– Думаешь, лапа тянется из Царьграда? – задумчиво молвил Ратибор.

– Почти наверняка.

– Но вряд ли они управляют всем этим оттуда, – покачал головой Волк. – Даже самый могучий колдун не сможет уследить за всем при помощи одной только волшбы. Значит…

– Значит, врага надо искать где-то здесь. – Велигой сделал большой глоток, отхватил от несчастного кабанчика большой ломоть.

– Думаешь, в Киеве? – с сомнением промолвил Ратибор.

– Опять же, почти наверняка.

– Хм-м-м-м-м… – стрелок в задумчивости оттяпывал от кабанчика кусок за куском и машинально отправлял в рот.

– Трудно подступиться, – сказал Волк медленно. – Мы не можем прямо вот так вот взять и вломиться на ромейский посольский двор да прихлопнуть посла, пока не раздобудем хоть каких доказательств, что это его рук дело…

– А он может быть и вообще тут ни при чем, – Ратибор напряженно думал, при этом кабанчик стремительно уменьшался.

– Ну, в это как раз я не шибко-то верю, – Велигой прикончил кружку и налил еще. – Все они как один – лазутчики. Я могу хватать их, когда они подбираются достаточно близко, но у меня просто нет возможности уследить за тем, что происходит на посольском дворе или где у них там логова, гнездышки, лежбища… тьфу. Постоянно приходится останавливать беду в самый последний момент, а делать это вечно – никаких сил не хватит.

– Был я тут не так давно в Царьграде, – кабанчик кончился, и Ратибору ничего не оставалось, кроме как поведать надуманное за время трапезы. – Странные они там какие-то стали… В начале осени разразилась жуткая гроза, так после нее ихние волхвы… то бишь маги на белый свет дни напролет не вылезают, а вокруг их башен аж воздух трещит. Не понравилось мне это тогда, ох не понравилось… З-з-з-зараза, да где ж этот отрок, я ж еще голодный…

– Лопнешь! – фыркнул Волк. – Ладно, это все хорошо… вернее, плохо, но Велигой, мы-то за каким лешим тебе понадобились?

– Ну я ж говорю, – досадливо сморщился тиверец, – мне не хватает глаз и ушей в городе. «Кречеты» слишком приметны, Ящер все это побери… У меня есть отдельный отряд, подобранный из младших Перуновых волхвов, они способны учуять любую волшбу и сражаться с колдунами, но на тайные дозоры у меня просто не хватает людей. Сам я постоянно торчу при князе, распугивая своей порезанной рожей честной народ… а княже мне за это давеча еще и по шее надавал, мол, корчу из себя чудо-юдо морское… а что мне еще прикажете делать? И как назло – стоит на миг отвлечься, как тут же что-то происходит. Сегодня утром на улице чуть парнишку малолетнего не пристрелил – его какие-то шалопаи нетесанные прямо перед княжьим конем сквозь оцепление пропихнули. В общем, еще полгода такой службы, и я сойду с ума к Ящеровой матери.

Ратибор сочувственно кивал, Волк в глубокой задумчивости потирал подбородок.

– Вдвоем, боюсь, можем всюду не управиться, – промычал он. – Тут работы на сотню человек…

– А может, и управимся, – глаза Ратибора загорелись. – Если следить только за посольским двором, как за главным логовом неприятеля…

– Который может вполне оказаться мнимым, – буркнул Волк. – Может быть, мы просто слишком не любим ромеев, и потому валим на них все мыслимые и немыслимые грехи?

– Ага, а ты можешь предложить что-нибудь более похожее на правду? – оскалился Ратибор.

Волк покачал головой, и стрелок оскалился еще шире, мол, вот видишь…

– Ладно, – молвил наконец черноглазый воин. – Раз ничего лучше придумать не можем… так тому и быть.

Велигой благодарно сжал ему руку, Волк улыбнулся в ответ улыбочкой «не пропадем!», и в этот момент отрок притащил-таки большую супницу с ухой. Стрелок уже потянулся к ней, когда из нестройных рядов пирующих раздался чей-то сильно подпитый голос:

– Ратибоо-о-о-ор!!!

– Который из двуу-у-у-у-ух?! – откликнулся лучник, донельзя раздраженный таким грубым вмешательством в такой ответственный момент.

– Который новгородец! – донеслось в ответ.

– Это не к нам, – стрелок подхватил-таки супницу и с наслаждением вдохнул ароматный пар. – Ну что за ерунда такая! Вечно нас путают… Два Ратибора на одном пиру – это же Ящер знает, что такое! А ведь мы с новгородцем совсем, ну совсем не похожи.

– А вот это уже к нам, – хмыкнул Велигой, глядя в сторону княжьего стола, откуда торопливо приближался гридень – князь не изволил возвышать голоса, когда надо было просто кого-то позвать.

– Ну вот… – Ратибор разочарованно шарахнул ложкой по столу. – Ну как всегда…

Запыхавшийся гридень возник у стола и не тратя время на то, чтобы отдышаться, быстро отбарабанил:

– Ве… ликий… князь… уффф… изволит звать… сильномогучего Во… олка… дабы усладить… усладить слух свой… его… пением…

– Эх ты, как завернул, – ухмыльнулся черноглазый воин. – Ко мне и на Туманных Островах так не обращались. Ну чтож, пойду услаждать слух…

Он поднялся, вытащил из чехла изящную лютню – диковинна для Руси, песни которой мало подходили под звучание сего инструмента – и кивнув друзьям (Ратибор облегченно вздохнул и запустил ложку в густое варево), двинулся к княжьему столу.

– Сейчас Волчара споет… – блаженно закатив глаза молвил стрелок. – Страсть как люблю его слухать…

Велигой тоже поднялся, хлопнул Ратибора по плечу. Во время всякого рода выступлений, когда внимание присутствующих полностью отдано исполнителю, особенно нужда бдительная, надежная охрана. Стрелок остался один расправляться с ухой. Что, впрочем, вовсе не вызвало у него недовольства.

Волк спокойно и неторопливо приблизился к княжьему столу, поклонился низко, но с достоинством – не сам пришел, пригласили. Князь некоторое время не спеша рассматривал его, полуприкрыв глаза и медленно отхлебывая из чаши. Волк встретил взгляд Владимира со спокойным почтением, ожидая.

Князь поставил чашу на стол, поудобнее устроился в кресле.

– Давно тебя не видели здесь, воин-певец, – молвил он, продолжая внимательно изучать гостя.

– У каждого в этом мире свои пути-дороги, – пожал плечами Волк. – Видно, мой путь некоторое время пролегал мимо твоего двора, княже.

– А жаль, – Владимир пригубил вина. – Твой голос тешит мой слух, а твои воинские подвиги сами по себе достойны песни.

– О том не мне судить, – вновь пожал плечами певец. – И песни, и подвиги имеют могут быть оценены лишь сторонним взглядом.

Владимир кивнул.

– Ты прав, – молвил он. – И потому я был бы не против послушать что-нибудь новое.

– Я твой гость, княже, – ответствовал витязь. – И твое слово здесь – закон.

– Я прошу тебя не на правах хозяина, и даже не волею Великого Князя, – покачал головой Владимир. – Я прошу тебя просто как человек, чью душу трогают твои песни. Как один из многих.

Волк поклонился.

– Это для меня еще большая честь.

Князь кивнул, сделал широкий жест, и для гостя тут же освободили место за столом. Волк отрицательно покачал головой, лихо перекинул через плечо ремень лютни, быстро пробежал пальцами по струнам, проверяя настройку. Лютня откликнулась чистыми глубокими переливами, и певец удовлетворенно улыбнулся. В палате меж тем потихоньку стали умолкать голоса пирующих, вдруг стало очень тихо.

– Чтож, – ясно прозвучал в этой тишине голос Владимира. – Потешь нас, воин-певец, чье искусство равняют с божественным даром вещего Бояна.

Волк задумчиво взглянул на князя, потом лицо его вдруг озарилось лучезарной улыбкой.

– Подожди, княже, – сказал он, поправляя ремень лютни. – Возможно, я придумал кое-что поинтереснее…

Он направился к дальнему концу стола, где в окружении вельмож и богатырей восседал старый Боян, любовно положив на колени сладкозвучные гусли. Волк наклонился к великому певцу, они о чем-то зашептались. Боян кивнул, перехватил гусли, быстрые пальцы извлекли из серебра струн несколько звуков. Волк с отрешенным видом крутил колки лютни, струны плавно гудели меняя тона. Взгляды всей палаты заворожено следили за двумя искусными творцами чарующих звуков, гадая. что же задумал Волк. Даже Владимир подался вперед, с возрастающим интересом наблюдая за певцами.

Волк, наконец. удовлетворенно хмыкнул, быстро извлек несколько звуков, кивнул с довольным видом, они с Бояном вновь зашептались.

Гости хранили мертвое молчание – слышно было даже, как во дворе терема топчутся у коновязи лошади. На глазах у всех происходили загадочные приготовления к великому таинству, имя которому – музыка.

Боян быстро перебирал струны, Волк что-то говорил ему, тот кивал или переспрашивал, вновь извлекал из звонкого дерева мелодичные переливы звука. Владимир уже начал ерзать от нетерпения. но торопить не решался – певцы лучше знают, как им делать свое дело.

Наконец Волк и Боян, похоже, пришли к согласию. Воин-певец отошел чуть в сторону, вновь поклонился князю, а потом и всей палате на четыре стороны, выждал, когда тишина вокруг достигнет наивысшего напряжения, и тронул серебро струн…

Тончайший перебор возник из пустоты, возвысился, наполнил палату чередой волшебных звуков. Волк выводил мелодию, пальцы порхали по грифу неуловимыми, изящными движениями. Серебристые переливы набирали силу, заполняли тишину палаты, и когда непрерывно возрастающая мощь их достигла некой неуловимой черты, в ее поток вдруг уверенно и твердо вступили гусли Бояна. Две темы слились в одну, стали единым целым, заполнили пространство Золотой Палаты, и игра теней вторила мерному дыханию океана звуков.

И вот в искусном плетении дивной музыки появился новый узор – в ткань мелодии вплелся сильный, чистый голос Волка, возвысился, взвился к потолку, всколыхнул пламя лампад…

 
Ой да едет Олег во чисто во поле
Ой да ищет Олег лютой смертушки
А колчуга-броня во тройне тяжела…
Боевого меча не подъемлет рука…
 

Вся палата – именитые гости, богатыри, вельможные бояре и сам Великий Князь заворожено застыли, внемля голосу певца…

 
Мать-земля, сбереги, помоги…
Ветер-отец, ясно солнце-брат,
Гой еси, да ты с плеча не руби…
Степь, ковыль, да багровый закат…
 

Илья Муромец замер с поднятой кружкой, так и не успев донести ее до рта… В темноте у дверей палаты блестели остановившиеся глаза Велигоя… Добрыня осторожно оперся подбородком на руку, боясь скрипнуть столешницей… Ратибор Теплый Ветер упустил ложку в супницу с ухой. но это его мало волновало… Алеша Попович смотрел на певца восторженным взором, машинально оглаживая навершие сабли…

 
Там за темной рекой Ярополкова рать
Там за далью лесной золотой Киев-град
Ни успеть, ни забыть, ни отдать, ни забрать,
Только степь, да ковыль, да багровый закат
 

«Нет… – отрешенно подумал Владимир, – Не так. Или все-таки ИМЕННО так? Олег пал не потому, что стремился чего-то достичь. Как раз наоборот… Ему бы никогда не удалось то, что сумел я – он был по-другому скроен. Как и Ярополк. Но в том как раз была та лютая жажда действия, которой не хватало только одного: умения достигать цели. Потому-то у Ярополка и шло все наперекосяк… и это в конце концов привело его к бесславному, безумному концу. Он заслужил это. Хотя бы за смерть Олега. Который, пожалуй, тоже заслужил смерть именно такой, каковой она и настигла его… Или нет? Или это я безумен, и у меня на руках кровь ОБОИХ моих братьев?»

 
Лютый час, солнце вдрызг, поле в крик
Ветер в бег… только кровь и булат
Бой – не бой, смерть – не смерть, крик – не крик
Только боль, да багровый закат…
 

«Нет! Не я виноват в смерти Олега. Он пал глупо, бесславно, в том самом бою, который и боем-то не был, умер смертью, которая не смерть, а срам один… Потому что слишком верил брату, не зная, на что способен Ярополк в своей безумной жажде власти… Полной власти. Но не столь же ли безумен и я сам?…»

 
Что с тобой, мать-земля? Не грусти… Отпусти…
Солнце-брат, озари утомленную Русь
Тот, кто должен – возьмет, тот кто верен – простит
На разрыве времен я стоять не боюсь…
 

«О чем это он? Что хочет этим сказать? Неужели вещим взором певца прозревает дальше, глубже? Неужели предстоит что-то… Что-то другое. Что-то небывалое и потому пугающее… О ЧЕМ ПЕСНЯ ЕГО?…»

 
Что ж теперь? Не сбежать, не уйти…
Ветер, пой! Ну чему ты не рад?
Что мы встретим на этом пути?
Только степь. Да багровый закат.
 

Голос певца умолк. Но музыка осталась, наполняя воздух замирающими переливами. Все тише… Тише… Тише… А потом исчезла и она, и никто не сумел уловить мгновения, когда звук сменился тишиной.

Волк опустил лютню, под гробовое молчание поклонился гостям и князю. Владимир смотрел на певца остановившимся взором, не в силах вымолвить ни слова. В тишине шумно вздохнул Илья, послышался булькающий звук – старый богатырь прочищал мозги пивом, основательно приложившись прямо из горла. Добрыня едва заметно качал головой. Волк заметил, как на другом конце палаты Ратибор из своего угла сделал недвусмысленный жест, постучав пальцем по лбу. Воин-певец переглянулся с Бояном, старик ободряюще кивнул – мол, все в порядке, так оно и надо. Волк облегченно вздохнул.

Владимир наконец вновь обрел дар речи.

– Да-а-а… – протянул он, и только сейчас понял, что надолго задержал дыхание. – Странная песня. Странная… и тревожная. Совсем не похожа на те, что поет Боян.

Волк заглянул князю прямо в глаза. И в этих глазах прочел то, чего Владимир никогда не решился бы произнести вслух.

– Я пою так, как душа велит… – молвил воин-певец. – Кому-то это по нраву, кому-то – нет. Но по другому я не могу. А вернее, просто не хочу.

Владимир молча кивнул.

– Чтож, – молвил он, выдержав томительную паузу. – Потешил ты почестен пир. Еще как потешил…

Князь встал. Отроки подали ему большую братину, до краев полную стоялым медом.

– Прими в благодарность, певец. – Владимир протянул братину Волку.

Тот с поклоном принял, поднял над головой, повернулся к гостям.

– Здрав будь во веки князь Владимир стольнокиевский! – возгласил певец в полной тишине.

И тишина лопнула.

Грянула громовая здравица, гости зашевелились, загомонили, вновь зазвенели кубки, затрещали под могучими телами лавки. И под этот шум Волк одним духом осушил братину, не глядя сунул ее в руки подбежавшему отроку, поклонился князю и Бояну, и быстрым, твердым шагом направился в дальний конец палаты, к Ратибору.

Владимир долго смотрел ему в спину, глядя, как под черной кожей куртки перекатываются тугие мускулы, потом перевел взгляд на Бояна, но старый певец уже вновь сидел в полудреме, поглаживая тонкими пальцами темное дерево гуслей…