Текст книги "Эксперимент (СИ)"

Автор книги: Эверест Правдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   1

   Вечер был великолепный: воздух был прохладен и чист, небо – ясно, солнце спускалось на землю, расцвечивая небо живописными красками заката. Люди толпами, несмотря на позднее время, шли к воде, чтобы насладиться восхитительным видом и свежестью вечера.

   Только двое не видели этой красоты, напрочь не замечали её. Асмодеев – пустоголовый юноша, пьяный вдрызг, накурившийся разной дряни до умопомрачения, едва помнящий дорогу домой и сидящий в подъезде его дома человек, который уже потерял всякий человеческий облик. Последний был очень бледен и оборван, в длинных волосах почти до пояса скопились грязь и мусор, зубы сгнили, длинные жёлтые ногти крошились, изъязвлённые грязные руки безжизненно лежали на ржавом крюке с острым концом, а тощие посиневшие ноги были неестественно подогнуты под себя. А ведь ещё несколько лет назад этот человек с ужасающей наружностью был самым обычным подростком по имени Эраст Эринеев, внешне ничем не отличавшийся от других.

   2

   В самой обычной унылой хрущёвке на окраине города, в полуразвалившейся квартире, родился Эраст Эринеев. Отец и мать его были ничем не примечательные людишки, жившие всю жизнь на деньги с мелких подработок, ничем, кроме продавленного дивана и старого телевизора, не интересовавшиеся и жившие, что называется, по привычке, наплевательски относясь к изменам, впрочем, как и друг к другу. От Эраста они планировали избавиться, но было уже слишком поздно. Так и поселился в безрадостном, скучном и ветхом жилище маленький Эринеев.

   Первые три года им ещё кое-как занимались, а потом и вовсе бросили, перестали заботиться. Эраст мог часами сидеть в пустой квартире голодный, напуганный, замёрзший, и ждать родителей. В то время как соседские дети ходили в садик, на дополнительные занятия, веселились на горке, спали, наконец – он шатался из угла в угол, терзаемый страхом и ожиданием. Когда отец и мать приходили, то он немного успокаивался, кое-как утолял сильный голод и шёл к себе в комнатку играть со старыми обломками отцовских инструментов. И никто даже не пытался научить его говорить или чему-то подобному – для родителей он стал чем-то вроде неприхотливого домашнего животного.

   К пяти годам худенький, нестриженый, низенький, бледный, ни слова толком не говоривший Эринеев представлял собой довольно жалкое зрелище и вряд ли выжил бы в этом мире, если бы не пришёл как-то к его отцу в гости брат, гигантский человек с густыми усами и волосами до лопаток. Говорил он громким раскатистым голосом, чем сперва сильно напугал Эраста. Но когда дядя ласково обратился к последнему, говоря абсолютно спокойно и нарочито тихо, то маленький Эринеев проникся симпатией к этому большому новому человеку. Он бы выразил это словами, если мог... Но он не сумел ответить даже на простую фразу: «Я – Аверьян, а как тебя зовут?». Он лишь молчал, глядя на гигантского заросшего родственника грустными глазами.

  – Не говоришь, что ли? – удивился дядя – Да сколько тебе лет? – Эраст на это тоже не ответил. Дядя поспрашивал ещё что-то, потом быстро ушёл в гостиную и в негодовании закричал:

  – Эй, вы, вы это что ж? Наплодили и бросили? У вас ребёнок совсем не разговаривает, какой-то затравленный, всего боится, это что такое?

   Послышалась брань отца, подвякивание матери – Эраст ушёл в свою комнату, но не забился в угол, не закрыл уши, как это делал он при родительских бытовых дрязгах, а сел на кровать и стал терпеливо ждать. Он чувствовал, что гигантский человек должен каким-то образом что-то изменить.

   Через некоторое время к нему в комнату вновь зашёл Аверьян и тихо предложил пойти погулять. И впервые за долгое время Эраст Эринеев, этот нелюдимый ребёнок, вышел из дома и совершил с дядей, как казалось ему тогда, целое путешествие, хоть они всего лишь обошли свой дом и пару соседних. Так и началось бурное запоздалое развитие этого совсем было заброшенного ребёнка.

   3

   Эраст быстро научился читать и писать, у него проявились неплохие способности к языкам. Правда, он был ужасно нелюдим: ровесников, да и вообще людей, сторонился и жался к дяде, хотя тот убеждал его, что общаться надо, ведь никто не укусит.

   Школа была для Эринеева тяжким испытанием. Он ненавидел детей, учителей, шум и всю эту суету. Но ходить туда было надо, так сказал Аверьян, поэтому Эраст мучился в школе, а после занятий бежал домой, к любимым книгам, которые ему оставил дядя, чтобы он не скучал. Эраст с нетерпением ждал выходных, когда приезжал долгожданный Аверьян и увозил его в какой-нибудь интересный пригород или парк, где было мало людей и было очень спокойно, что нравилось и Эринееву, и дяде.

   Лето было для Эраста отдушиной: Аверьян брал его с собой во многие свои путешествия, где не было суетных людей, шумных дорог и бубнящего телевизора, а была тихая живописная местность, как нельзя лучше пригодная для созерцания и побуждающая к размышлениям. Аверьян и Эраст, эти две замкнутые и необщительные натуры часто сидели и молчали вдвоём, а потом дядя всё-таки созревал для беседы и начинал очередной увлекательный рассказ, и тогда племянник готов был слушать его вечно.

   Аверьян был единственным человеком, которого Эраст искренне любил и от которого с охотой учился чему-либо. Дядя видел, что на деле он гораздо более способный, чем его считают в школе, но не мучил племянника постоянными возгласами: «Ты можешь лучше! Учись! Учись!», понимая, что это может насовсем оттолкнуть Эраста от внешнего мира, чего Аверьян откровенно боялся.

   Один раз, когда Эрасту минуло двенадцать, ему пришлось испытать ужасную разлуку с любимым дядей: Аверьян уехал куда-то на месяц, и по выходным Эринеев оставался один.

   Сперва вся любовь к Аверьяну перекинулась на родителей. Он всё время старался с ними заговорить, им помочь, причём часто его помощь приходилась действительно кстати. Он пробовал даже их расшевелить и договориться с ними о поездке в парк на выходные, но в ответ получил лишь вялый ответ: «Зачем...» и грубое требование не загораживать телевизор. Родители словно пытались всем своим видом показать, что Эраст для них – пустое место.

   А Эраст не оставлял своих попыток наладить отношения с родителями. Как-то раз он даже решил их встретить после работы: сделал им ужин, разложил тарелки, расставил стаканы, уселся сам, теша себя надеждами, что придут родители, обрадуются, может, появятся улыбки на выцветших, изношенных лицах. Может они оживут, у матери появится какой-нибудь блеск в глазах, угасший лет двадцать назад, отец гордо выпрямится, а потом приедет Аверьян и порадуется за него, за своего любимого племянника... Но, увы, это были лишь мечты! Родители приползли такие же вялые и бесцветные, как и всегда, на старания Эраста не обратили ни малейшего внимания, только мать злобно проворчала:

  – За каким хреном ты мне треснутую чашку поставил? – Эраст, накрывая на стол, решил достать чашки посимпатичней и в спешке не заметил надтреснутого края у одной из них.

  – Случайно. – ответил он и поменял на такую же, только целую.

  – Не хочу я отсюда пить! – закапризничала мать – Мою мне дай! – Эраст стал было исполнять желание матери, как друг резко повернулся к ней. В глазах его мелькнул злой огонёк.

  – Сама бери! – огрызнулся Эринеев и вышел из кухни.

   Весь вечер он не выходил из комнаты, грустя и пытаясь понять, за что же родители его не любят, почему они им никогда не занимались, почему сейчас у них такая реакция на его встречу, хотя он так старался... Да и вообще, что он им сделал?!

   Всю ночь бедный Эраст провёл без сна: он то плакал, то хохотал, а потом вдруг забормотал, схватившись за голову;

  – Они во всём виноваты! Они – ненормальные, они нападают на меня, они злые, глупые, пустые, они мелочные, они замечают какую-то чашку, а всей проделанной работы не видят!

   Вдруг в исступлении, в бешенстве он схватил какой-то лист и торопливо стал карякать на нём: «Я не люблю родителей. Я отучился их любить, я не тянусь к ним, как в детстве, потому что они злые, ничтожные, и мне не помогут. Они крушили мои последние надежды, я их ненавижу, чтобы они сдохли лютой смертью, чтобы жизнь искалечила их за все мои раны! Чтобы стоял я у них перед глазами в моменты мучений!» – и тому подобное. Наконец он утомился, бросился на кровать и уснул. Было уже шесть часов утра. А через два часа приезжал Аверьян.

   Дядя нашел Эринеева крепко спящим на кровати, а на столе увидел те самые записи, в которых племянник так нелестно отзывался о своих и вправду мелочных и неблагодарных родственниках. В конце Аверьян, однако, обнаружил сильно смутившую его приписку: «Убить! Убить их! Терзать их плоть, медленно умертвить их душу – вот чего желаю больше всего!».

   После того, как Эраст проснулся, после радостных приветствий, нескольких увлекательных рассказов Аверьяна и совместного обеда, состоялся между дядей и племянником серьезный разговор. Аверьян говорил Эрасту:

  – Вероятно, ты правильно поступил, вытравив из сердца любовь к родителям, в твоём случае это, я думаю, единственный вариант. Но ненависть! Откуда такая ненависть, кровожадная, откуда столько злости?

  – Никто не заставлял читать мои записи. – буркнул Эринеев, скрестив руки на груди.

  – Я не хочу тебя ни оскорбить, ни обидеть, не в укор тебе я это говорю. – спокойно ответил Аверьян – Просто хочу донести до тебя мысль, что лучше чувствовать к людям, даже которые неприятны, не ненависть, а максимум лёгкую неприязнь, а лучше безразличие. Да, вряд ли ты сейчас сможешь взять и великодушно простить родителей... Но ненависть, жгучее желание убить – всё это тебя разрушит и погубит. Старайся, повторю, просто не обращать на них внимания, пусть будут для тебя чем-то вроде мебели, раз уж на то пошло. Да они и есть мебель – сидят два шкафа, ну ладно, пока ещё комода и в ящик носом тычутся. – Эринеев улыбнулся и опустил руки.

  – Ладно, постараюсь что-нибудь придумать, чтоб изгнать из себя желание их убить. Но если б ты знал, как они меня обидели!

   Выслушав печальный рассказ племянника о вчерашнем происшествии, Аверьян посоветовал:

  – Ты вот что: как-нибудь возьми и напиши на таком же листке, мол, родители мне безразличны, мне всё равно, что они делают и что говорят, я не буду свои силы тратить на них и тому подобное. Раз это тебе помогает, то почему нет? Но помни: ненависть, злобу в сердце долго держать нельзя. А то лопнешь. – прибавил он с добродушный улыбкой.

   4

   Жизнь потекла своим чередом: Эраст перестал ненавидеть родственников, ему и вправду уже не стало до них никакого дела. Он по-прежнему с ненавистью ходил в школу, с удовольствием читал книги и с нетерпением ждал выходных и каникул, чтобы путешествовать с дядей. И всё было бы хорошо, если бы не обрушившееся внезапно на голову Эринеева несчастье, погрузившее его на полгода в мрачную задумчивость и меланхолию: смерть Аверьяна.

   Дядя не приехал к Эрасту на выходных, не отвечал на звонки, так что последний встревожился и сам поехал к нему... А его уже не было в живых.

   Похоронив Аверьяна, своего единственного и горячо любимого друга, Эраст замкнулся в себе, помрачнел, стал тяготиться школьным обществом и часто просиживал целыми днями за книгами, пропуская занятия. Он нередко размышлял над словами Аверьяна, некогда толковавшего ему о важности хороших друзей рядом и необходимости завести хотя бы одного, но приходил к выводу, что ему это теперь не под силу. Так и сидел Эринеев дома один, кис и погружался в бездну отчаяния всё больше.

   5

   С печальной кончины Аверьяна прошёл год. Всё это время Эраст был заметно угрюм, не выносил чьё-либо общество, и едва не был отчислен из школы за постоянные прогулы. Однако по прошествии этого времени всё начало меняться, и к концу года произошло нечто, ранее казавшееся невероятным: у Эринеева появилась компания.

   Раньше никогда он бы и не помыслил об обществе ровесников, если бы не разговорчивый и весёлый одноклассник Мирослав Селёдкин, росший без матери у пьющего отца. Он гулял с утра и до поздней ночи со всеми подряд: от полнейших кретинов и до тонких возвышенных натур. Мирослав со всеми умел сладить, но от дураков втихомолку плевался. Несмотря на свою общительность, в классе он дружен был лишь с одним человеком, многим же выказывал явное презрение.

   И как-то Эринеев оказался с этим самым Селёдкиным за одной партой. Впервые урок прошёл для Эринеева не скучно: едкие замечания Мирослава смешили Эраста, а мрачноватые шуточки Эринеева весьма развлекали Селёдкина. Так они и досидели до звонка, а там, сами не замечая того, разговорились. Мирослав оказался не глупым и не пустым человеком, а достаточно начитанным. Он признался, что в большие компании ходит только чтобы понаблюдать за любопытными типажами и поесть, а в маленькие – опять-таки поесть и выпросить у кого-нибудь интересную книгу. Если повезёт – помыться и остаться на ночёвку.

  – Матушка покойная мне всегда чего-нибудь читала, я теперь без этого не могу. – как-то сказал Мирослав, и в глазах его мелькнула грусть – А теперь не то, что книг – у меня и кровати-то толком нет. Вот почему я хожу на все эти идиотские ночёвки. Был бы дом – не вылезал бы оттуда!

   Несмотря на то, что у Мирослава был гигантский круг общения, он честно сказал, что друзьями считает всего двух человек, да и стоящих людей из его компаний совсем немного. А Эраст рассказал ему про свою беду, про одиночество и смерть дяди, единственного дорогого друга. И так, казалось бы, две очень разные личности сошлись и начали общение.

   Эринеев, естественно, не перестал просиживать дни дома за книгами, но гулять теперь тоже выходил. Он перезнакомился (что ему удалось с огромным трудом) со всеми компаниями Селёдкина и прибился к одной из них. Спустя некоторое время он стал ходить туда уже без Мирослава, ибо тот явно предпочитал другую компанию, которая показалась Эрасту недружелюбной. Да и к этому-то обществу молчаливый и мрачный Эринеев привыкал с трудом... Однако Эрасту удалось примкнуть к нему.

   Вскоре нашёл в этой компании Эринеев себе друга – Артёма, который ему чем-то напомнил покойного дядю, и с ним теперь Эраст осмеливался обсуждать какие-то свои увлечения, а потом даже рассказал немного о своих бедах и проблемах. Артём, казалось, понимал его и сочувствовал. И Эринеев полюбил друга, как покойного Аверьяна.

   Эраст даже стал гораздо реже предаваться горестным раздумьям: они заменялись разговорами с другом и остальными людьми из компании. И хотя порой явно ощущал он, что ему чего-то не хватает, он старался не придавать значения этому чувству.

   В компании было шесть человек. Иногда притаскивались незнакомые люди, чьи-нибудь приятели или пятиюродные братья и сёстры, но в основном они собирались вшестером. Ничего примечательного в них не было, никаких особенных людей, разве что Арина – редкой красоты и хороших манер девушка. С ней было не скучно разговаривать: подобно Селёдкину, она могла найти общий язык абсолютно с любыми людьми, только в отличие от Мирослава, человека с явно выраженными предпочтениями в плане круга общения, ей было абсолютно без разницы, с кем она имеет дело. Молчаливый Эринеев порой сильно удивлялся этим её коммуникативным способностям: Арина могла часами с ним болтать о книгах, о любимых авторах, о постоянном чувстве одиночества... И через пару часов весело хихикать с Дудаковым над какими-то пошлыми мемами. Это было за гранью понимания Эраста, но как бы то ни было, с Ариной общаться ему нравилось, и ей с ним тоже. С некоторых пор он начал замечать, что она проводит больше времени с ним, нежели с другими. Артём, видимо, это тоже заметил и начал шутить про скорую свадьбу и тому подобное. И даже эти глуповатые шуточки были Эрасту приятны. Вскоре Артём задал ему давно напрашивавшийся вопрос: «Чувак, а не влюбился ли ты?»

   6

   Нет смысла описывать счастье Эринеева, когда он начал встречаться с Ариной, можно не говорить подробно о тех днях, которые он проводил со своей любимой девушкой – наверняка это уже давно знакомо читателю. И едва ли нужны подробности их скорого расставания и описание всех терзаний Эраста. Эта ситуация не сильно занимательна... Хотя на бедного Эринеева повлияла она самым нехорошим образом. Он замкнулся в себе сильнее, чем в первый год после кончины дяди. Опять перестал выходить и вернулся к прежним мрачным думам, книгам и записям. И однажды на дне ящика письменного стола обнаружил Эраст тот самый лист, из-за которого у него состоялся весьма серьёзный разговор с Аверьяном. «Я не люблю родителей. Я отучился слепо любить их.» – прочитал он и злорадно усмехнулся, скосив глаза в сторону комнаты, где обычно сидели родители после ужина.

  – Отучился... Отучился! А взаправду ли отучился, может быть, просто обиделся и злюсь на них, потому даже не разговариваю с ними? Но нет, тогда я бы всё равно страдал. Ведь Арина сильно обидела меня, и мне больно... О, зачем я только вспомнил о ней! – Эринеев схватился за голову и сидел, вцепившись в свои волосы. Перед глазами стояла Арина, рассуждающая с ним о смысле жизни, потом Арина, балующаяся с Дудаковым, а потом...

  – Так! – он вдруг резко поднял голову и злобно ухмыльнулся – Ага! Я отучился слепо любить родителей – перестану же слепо любить её! Да, я смог внушить себе ненависть к родне – внушу себе ненависть и к ней. Это будет самый любопытный эксперимент в моей жизни! Да, именно,посмотрим, сумею ли я изменить своё отношение к ней...

   И тут же на свободном листе появился текст: «Я не люблю Арину. Она недалёкая, стоящих мыслей у неё мало, поддерживать разговор она умеет, начинать его – нет. У неё нет предпочтений, нет людей, с которыми ей было бы неприятно общаться, а значит, нет своего мнения и вкуса. Она пошло шутит, она распущенно заигрывает с Дудаковым, она противная, фальшивая, её рассуждения „о высоком“ – это ловкий пересказ слов Артёма и Мирослава...»

   Перечитав это раз пять, Эраст почувствовал небольшое облегчение. Теперь образ Арины не преследовал его на каждом шагу, чему измученный Эринеев был несказанно рад. Уже веселее принялся он за чтение.

   Назавтра он отправился гулять, уверенный в том, что Арина своим поведением ему не причинит больше боли. Выходя из дома, он веселился, напевал песенки, а вернулся в два раза мрачнее и угрюмее, чем обычно. Он по-прежнему ревновал Арину к идиоту Дудакову, по-прежнему переживал и грустил, всё тот же вечный вопрос: «Что не так? Почему не я?» – крутился в голове.

  – Ни к чему не привёл мой эксперимент над собой! – с грустью сказал он – Не перестал я её любить. – Эраст повесил голову, тяжело вздохнув. Образ Арины так и стоял перед глазами...

  – Нет, я так не могу! – крикнул Эринеев и стукнул кулаком по столу – Я своего добьюсь! Я её возненавижу! – и снова в исступлении писал о недостатках Арины, об ошибочности любви к ней... Потом в изнеможении опустил голову на стол и затрясся от злобных рыданий.

  – Проклятая! За что она меня мучает? Разве я мало страдал? Ненавижу её! – но вместо ненависти чувствовала Эраст только горечь от расставания и страстное желание вернуть Арину. Это чувство сводило его с ума, и вновь он перебирал в уме все недостатки бывшей девушки... И всё равно любил!

   В таких терзаниях прошла неделя, и Эринеев вдруг заметил, что Арина его интересует всё меньше. Не так раздражает её весёлое щебетание с Дудаковым, не хочется калечить своё тело (Эраст два раза располосовал ножом свой живот до крови), нет желания вернуть Арину... Нет желания её видеть!

   Как только Эраст осознал это, он чуть не заплясал от радости. Эксперимент удался! Он больше не страдает по какой-то невзрачной, ничем не примечательной девушке! Ведь так он может и вовсе избавиться от душевной боли, сумев вовремя внушить себе, что надо.

  – Воистину великий эксперимент! И какой результат, боже, я не страдаю! – то и дело повторял Эринеев. Злобная радость выплеснулась наружу и заставила его захохотать, да так ужасно, что даже родители, забывшие было об его существовании, содрогнулись, услышав этот демонический смех. Отец даже отважился заглянуть к нему в комнату:

  – Ты чего с ума сходишь?

   Отец в старых уродливых домашних штанах, с пивным животом, опухший, неопрятный, неряшливый, вызвал у Эраста чувство непреодолимого отвращения. Эринеев посмотрел на него в упор и твёрдо сказал:

  – Пошёл вон! Видеть тебя не желаю!

  – Ты как разговариваешь?

  – Пошёл! А то по шее надаю! – Эраст схватил какой-то тяжелый предмет и направился к отцу. Ему захотелось во что бы то ни стало раздавить это жалкое, невзрачное, слабоумное существо. Отец, видя его разъярённое лицо, выбежал в гостиную, и запер дверь. Эринеев со злостью стукнул по ней своим тяжелым предметом, оказавшимся куском чугунного котла и тут же бросил его. Но желание уничтожить отца не пропало, напротив, усилилось...

   7

   Эринеев возненавидел Арину. Он ненавидел не то, что она не рядом с ним, а саму её. Манера общения, способная легко меняться в зависимости от собеседника, ранее приводившая Эраста в восторг, теперь только раздражала. Манера одеваться теперь казалась безвкусной и выпендрёжной, равно как и пристрастие к табаку. Эраст был настолько впечатлён такой переменой своего отношения к Арине, что даже рассказал об этом Артёму, который слушал его довольно рассеяно и лишь один раз некстати рассмеялся.

   Тем временем ненавистная школа закончилась, и Эраст мог гулять сколько угодно и с кем угодно. Обычно он шёл с Артёмом в какие-то странные компании, совершенно не похожие на прежнюю: то к любителям кальянных, то к постоянным посетителям клубов, то в гости к скучным домоседам. Последнее было для Эраста, как ни странно, лучше всего, ибо в квартирах с огромными телевизорами и запылёнными книжными шкафами он всегда находил себе укромный уголок, где сидел и читал какие-нибудь фолианты, которые давно никто не трогал. А приятели его сидели и трепались про курево, тёлок и тому подобную чепуху. И всем было хорошо!

   Но чаше Эринееву приходилось ходить с Артёмом и его сомнительными компаниями в кальянные, клубы и принимать участие в их пустых беседах. В такие моменты он мучился от нестерпимого желания скорее пойти домой, но всякий раз он переступал через себя, думая, что в жизни люди бывают разные, и надо всё равно терпеть подобное общество, потому что людей, вызывающих симпатию, крайне мало, и к этому надо привыкать. И сидел Эраст, страдал дальше, вместо того, чтобы взять и просто уйти.

   В один из таких моментов его и заметил давно забытый Мирослав. Как он увидел Эринеева с улицы, было для последнего загадкой, ибо стоял он далеко от окна и в окружении семерых человек. Тем не менее, Селёдкин узнал его и зашёл внутрь. Холодно кивнув компании, он подошёл к Эрасту и сказал:

  – Выйди на пару слов.

   Эринеев, озадаченный, вышел. Селёдкин уже ждал его. Между ними произошёл следующий разговор:

  – Тебе правда интересно с этими кретинами?

  – Не очень... Но там Артём, и вообще зачастую люди нам неприятны из-за того, что они не такие, как мы... – замямлил Эраст. Мирослав презрительно усмехнулся:

  – Ты не обязан общаться с идиотами только ради Артёма, который и сам-то умом не блещет. А люди бывают неприятны ещё потому, что сильно ограничены умом. Если с такими долго и плотно общаться, то отупеешь. С волками жить – по-волчьи выть. А ты парень неглупый, тебе бы с народцем пограмотнее да посерьёзнее иметь дело. Ты подумай, брат, хорошенько. Вот что я тебе хотел сказать: решишься на смену компании – напиши мне. За уши тебя никуда тащить не буду, хотя хотелось бы мне прямо сейчас тебя скрутить и выволочь из этого поганого места, подальше от этих идиотов, – Эраст боязливо попятился – но не буду лишать тебя свободы выбора. Ладно, пора бежать мне... Но ты подумай! Я тебе серьёзно говорю – пожалеешь потом, а уже поздно будет! – и Мирослав отвернулся.

   Эраст, буркнув что-то на прощание, побежал к своей компании, и оставшийся вечер он провёл в клубе, слушая глупые разговорчики и изредка бросая незначащие фразочки. Домой он вернулся к двум часам ночи и стал думать про Мирослава. Ему было как-то досадно, что ему указывают, что делать, настойчиво советуют сменить компанию: «Вот притащился, диктует мне! Сам разберусь, что мне делать и с кем общаться!». В какой-то момент Эринееву показалось, что он и Мирослава стал ненавидеть...

   8

   Прошёл месяц, и Эраст стал замечать, что Артём реже зовёт его в компанию и чаще пишет, что выйти не может, а вопросы, почему он не может это сделать, просто игнорирует. В конце концов, Эринееву это надоело: как-то на прогулке он подошёл к Артёму и прямо спросил у него, что происходит. Тот долго увиливал от ответа, пытался сослаться на какие-то дела, но в итоге не выдержал:

  – Достал ты меня! Не хотел тебе говорить, чтобы не обидеть, но ты уж слишком настырный! Скажу: беседы наши ты не поддерживаешь, это во-первых, во-вторых, курить – не куришь, пить – не пьёшь, только болтаешься и изредка что-то вставляешь в наш разговор. Ты не влился в компанию, и при тебе мы нормально о своём поболтать не можем, что уже надоело. Я понятно объяснил? Доходчиво?

  – Да, дошло до меня... Что ты редкостная сволочь! – сказав это, Эраст резко развернулся и крупными шагами направился к дому. В его груди словно что-то оторвалась. Он бы пережил такую речь от любого своего знакомого, но только не от Артёма, к которому он успел очень сильно привязаться. «И мой единственный друг меня оставил!» – крутилась в голове одна фраза, от которой становилось невыразимо тяжело на душе.

   Эраст пришёл домой и лёг на кровать, мучаясь от обидных слов бывшего друга. «И так всегда...» – подумал он – «Хочу завести с кем-то отношения, пообщаться, подружиться, вроде получается – и тут на, на тебе! Не умеешь поддерживать беседу, не умеешь с девушкой, не умеешь с родителями, ходишь с кретинами! Всем всё вечно не так!» – спина Эринеева судорожно затряслась то ли от истерического смеха, то ли от плача – «Только Аверьяну всё было так! И то: ненависть – плохое чувство, оно тебя погубит, да, верно, но без ненависти как жить? Кого тут любить, если все до единого причиняют мне одну боль?»

   Так и продумал Эринеев, всю ночь лёжа на кровати и уставившись в потолок. Уже рассвело, а он всё лежал, не смыкая глаз. Он не хотел ничего: ни есть, ни пить, ни спать, ни вставать – он лежал и изредка плакал.

   Два дня провалялся так Эраст, не шевелясь. Ничего он не видел, не слышал, ничему не внимал, чувствовал только невероятную душевную боль от потери друга, да и вообще всего окружения, которое он с таким трудом нашёл.

   На третий день, убитый горем, он встал с постели и поплёлся к столу, тяжело плюхнулся на стул и бесцельно посмотрел на свои записи. Здесь он пишет о ненависти к родителям, здесь – о ненависти к Арине, тут – о внезапной неприязни к Мирославу... Этот список должен был пополнить Артём, но Эраст передумал. Он зачеркнул начало: «Терпеть не могу Артёма...» – и написал: «Я ненавижу людей. Всех. Они причиняют только боль – я устал от них. Я хочу быть один. Абсолютно один. Во всём доме, во всей улице, во всём городе – один! Но нет, сделать этого нельзя. Или можно..?» – Эринеев задумался, потом злобно ухмыльнулся, куда-то собрался и вскоре покинул дом.

   9

   После того выхода Эраст долго не появлялся на улице. Он сидел дома и занимался экспериментами над собой: то не ел по три дня, а потом объедался и мучился от боли в животе; то целый день не пил, а потом выхлёбывал по литру воды зараз. Он мог не мыться по десять дней, а потом три часа сидеть в ванной и наслаждаться душем. В освободившееся время Эраст читал грустные, мрачные книги или сидел, уставившись в свои записи. Иногда он начинал констролять что-то из каких-то порошков и кусков железа, потом бросал всё и размётывал по квартире; иной раз лежал в постели и сосредоточенно скоблил подушечки пальцев наждачной бумагой. Что в тот момент творилось в его голове, знал один бог.

   Воистину страшен угрюмый молчаливый человек в одиночестве. Никто в жизни не догадается, что он задумал, хотя никто даже не будет пытаться это сделать. Родители Эраста могли бы сто раз испугаться, посмотрев просто на его лицо. Они сто раз могли забить тревогу и заняться сыном... Но им было абсолютно всё равно: они не видели ничего, кроме старого телевизора, холодильника и продавленного дивана. А зря.

   Эраст сильно изменился, причём далеко не в лучшую сторону. Глаза его теперь сверкали злобным нездоровым огоньком, губы были сжаты до белизны, кожа стала неестественно-бледной, сам он похудел почти в два раза, и это при том, что он и так был невероятно тощий. Под глазами появились жуткие синяки, весь он был исцарапан и испачкан... Но от внимания родителей эти перемены ускользнули: оно было затуманено вечерними передачами вроде футбола, юмора ниже пояса и третьесортных сериальчиков. Его ничто не воскрешало, кроме мелких еженедельных ссор.

   10

   Был обычный серый вечер. Родители Эраста как всегда не обременённые мыслями и нуждой в интеллектуальном или активном отдыхе, валялись перед телевизором с баночками из-под дрянного пива. Мать уже начинала похрапывать, но её взбодрила возня за стеной. Эринеев чем-то грохотал в своей комнате.

  – Что он там творит? – зевнула мать – Пойди, что ли, погляди.

  – Зачем... – буркнул отец и опять уставился в телевизор.

   Рядом с дверью показался Эраст. Он, пыхтя, прилаживал что-то к стенке коридора.

   – Ты чего творишь? – буркнул отец. Эринеев, казалось, был поглощен работой и не слышал ничего. Отец безразлично пожал плечами. А Эраст шмыгал туда-сюда, из коридора – в комнату, из комнаты – в коридор. Потом хлопнула входная дверь, что-то чиркнуло, что-то загудело, и экран вдруг погас.

  – Что за..? – отец плюнул и стал было слезать с дивана.

   И вдруг прогремел взрыв. Из коридора ринулось пламя, осколки, обломки, щепки, мусор... Бежать было некуда: на окнах стояли решётки, а отворить их едва ли было возможным; огнетушитель родители Эраста не меняли уже много лет, да он бы их и не спас.

   А виновник взрыва и пожара тем временем отбежал подальше от дома и с жестокой улыбкой наблюдал за серенькими и бесцветными людишками, которые суетились возле подъезда. Вот с третьего этажа вниз головой полетел полный мальчуган с бесформенной стрижкой, в протёртых трениках, в дешёвой, купленной возле метро оправе. Вот к нему подбежала мать с грязными жидкими волосёнками в крысином хвостике, в растянутой кофте, с авоськой на плече, видимо, только что из магазина. Вот она, размахивая руками, что-то кричит, надрывается, а толстая женщина в пёстром аляповатом платье тыкает в кнопочный телефон, вызывает «скорую». Из соседних домов выскакивают мелкие мальчишки, снимают на старые телефончики происходящее, в надежде удивить потом своих недоумков-приятелей. Выходят поглазеть и взрослые, стоят, мешаются, треплются. А погорельцы суетятся, мечутся, расступаются лишь тогда, когда надо дать дорогу пожарной машине. Вот выволокли чей-то обгоревший труп и бросили прямо у подъезда. Вот ещё кто-то прыгает со второго этажа...