Текст книги "Выстрелы в замке Маласпига"
Автор книги: Эвелин Энтони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Да, конечно.
– А я его ненавижу. Но не все в нем плохо, можно кое-чему и поучиться, что я и делаю. Но когда мне это опостылеет, я иду в Браджелло и любуюсь работами Донателло и Микеланджело. Это возвращает мне уверенность в себе. Вот и машина.
– Вы ведь скульптор? Старая герцогиня говорила мне о вас. И Франческа тоже. Я бы хотела посмотреть ваши скульптуры.
– Для этого вам придется поехать в Замок Маласпига.
– Тогда я должна поторопиться. У меня осталось уже не так много времени.
– Не думаю, чтобы вам понравился Замок. – Джон Драйвер завернул за угол с удивительной скоростью. Герцог был очень темпераментным, бесстрашным водителем; Джон уступал ему в изяществе, но не в скорости. – Это очень мрачное средневековое сооружение... Вероятно, у меня скоро будет выставка в Соединенных Штатах. Тогда вы сможете посмотреть мои работы. – Он припарковал машину на Пьяцца-Санта-Кроче, и они вошли в знаменитую галерею Ланцаротти, где как раз проходила выставка абстрактной скульптуры Джеймса Ферриса, одного из самых ярких представителей авангарда английской скульптуры. Канадец оказался знающим и общительным компаньоном; он не делал ей никаких комплиментов, и она видела, что у него нет никаких личных мотивов, чтобы ее сопровождать. Он держался дружески, но был, очевидно, всецело поглощен осмотром выставки.
Затем они не спеша пообедали в простой траттории, ничуть не похожей на те роскошные рестораны, которые предпочитал героцог. Еда была простая, но отменного качества, они пили терпкое кьянти, которое Катарина предпочитала более изысканным итальянским винам.
Джон Драйвер расспрашивал ее, и она рассказала ему легенду, заготовленную для Маласпига. Она кратко упомянула о смерти своего брата, сказав, что он умер от рака. Он поглядел на нее с сочувствием.
– Это ужасно. Моя мать тоже умерла от рака. Представляю себе, какие адские муки вы перенесли... Чем вы собираетесь заняться по возвращении домой? – Вопрос был неожиданный, и она не знала, что ответить. До сих пор она не задумывалась о будущем. Позади осталась ночь, проведенная с человеком, в чьи объятия ее толкнуло одиночество и испуг. Эта ночь много для нее значила, но, находясь с Алессандро, она начинала ее забывать. Фрэнк Карпентер был силен и нежен. Несколько часов она чувствовала себя такой защищенной. Этим воспоминанием стоило дорожить: только Фрэнк Карпентер мог заполнить вакуум, образовавшийся после смерти брата.
– Не знаю, – сказала она. – Я подыщу себе работу, попробую обосноваться где-нибудь. Но у меня нет никаких планов. А каковы ваши планы? Вы собираетесь остаться здесь на неопределенное время?
Он пожал плечами.
– Алессандро хочет, чтобы я остался. И это большое искушение. Я приехал сюда без денег. Кое-как перебивался случайными заработками, а три месяца, помнится, просто голодал. Потом кто-то мне сказал, что на Вилле требуется реставрировать кое-какие скульптуры. Я приехал сюда, встретился с Алессандро, он попросил меня показать свои работы – и вот, пожалуйста, – стал моим патроном. Я проработал в школе еще один год, потом они настояли, чтобы я поселился здесь и готовил свои работы для показа на выставках. С тех пор я стал проводить большую часть своего времени в Замке.
– Не кажется ли вам, что это немного старомодно – иметь патрона? – спросила Катарина.
– Да, конечно, – улыбнулся он. – Но вы должны учесть, что Алессандро не современный человек. Он принц эпохи Возрождения, родившийся не в том столетии. Так он думает, и так он поступает. Он верит в мою работу и будет поддерживать меня до тех пор, пока я сам не откажусь от его поддержки. Его предки – мне следовало "сказать, ваши предки – делали то же самое.
– Вы очень точно его описали, – медленно сказала Катарина. – Он водил меня в подземелье, чтобы показать герцога Альфредо. Сходство просто сверхъестественное.
– Вскоре после того, как мы встретились, он показал его и мне, – сказал Джон Драйвер. – Я сделал несколько слепков с его лица. Оно необыкновенно красиво. Но ведь и Алессандро – человек очень красивый, не правда ли?
– Пожалуй, – согласилась она.
– И вам он очень нравится?
Она подняла глаза и с изумлением заметила, что он пристально за ней наблюдает. Его серые глаза были затуманены беспокойством.
– Очень. Он был так добр ко мне.
– Вы не обидитесь, если я дам вам один совет?
– Смотря какой совет. Но не думаю, чтобы я обиделась. Продолжайте.
– Не влюбитесь в него, – сказал Драйвер. – Если он добивается вас, а я полагаю, что это так, не позволяйте себя одурачить. Алессандро любит женщин, но они для него ничего не значат. Вы испытаете только боль и разочарование.
– Вы можете за меня не беспокоиться, – спокойно сказала она. – Во-первых, я не принимаю ухаживаний женатых мужчин. Во-вторых, Алессандро не мой тип. Я не принимаю его всерьез. И я хорошо знаю мужчин.
– Не сомневаюсь, – сказал он. – Но, может, вы его недооцениваете? Он обычно добивается всего, чего хочет.
– Меня он, во всяком случае, не добьется.
– О'кей. – Драйвер улыбнулся; он был необыкновенно мил и до трогательности застенчив. – И мы все еще друзья?
– Конечно. Я вам только благодарна, что вы предупредили меня.
– Я думал также о Франческе, – признался он. – Хотя я и обязан Алессандро очень многим, иногда я просто не могу простить ему то, как он с ней обращается.
– Она выглядит несчастной, – сказала Катарина.
– Она и в самом деле несчастна, – просто сказал Джон. – И уже многие годы. У нее нет детей, а вы знаете, что это значит для итальянской семьи. А Сандро последний в роду. Он никогда не простит ей бездетность. Да и она сама себя не прощает. А о разводе не может быть и речи. Как бы там ни было... – Драйвер выдавил из себя улыбку, он все еще чувствовал себя неловко, как будто не был уверен, что она не обиделась. – Люди должны жить своей собственной жизнью. Но меня огорчает, когда они так запутывают свои отношения. Тем более что они столько для меня сделали. Я хотел бы им помочь, но не могу.
– Франческа говорит, что вы гений. – Катарина увидела, как его лицо внезапно изменилось.
– Зря она это говорит, – сказал он. – Это неправда. Да, у меня есть талант, но у меня нет бессмертного дара. Когда-то я думал, что у меня он есть; я мечтал создать что-то столь же прекрасное, как то, что я вижу здесь, во Флоренции. И я могу создавать прекрасное. Поверьте, я не хвастаюсь. Но я не достигаю своей цели: всегда чего-то недостает. Поэтому мне и нужен Алессандро. Он внушает мне уверенность в своих силах, рассеивает уныние. Он просто удивительный человек в этом отношении. Франческа симпатизирует мне, она благодарна мне за доброе к ней отношение. Поэтому и называет меня гением. – Взглянув на Катарину, он ухмыльнулся. – А у меня даже нет артистического темперамента.
– Я хотела бы посмотреть ваши работы, – заметила она, и это не было простым знаком вежливости. В Драйвере было что-то человечное, успокаивающее. Чувствовалось, что на него можно положиться. Невинная овца, которую приютил волк. Что бы он сказал, любопытно, о своем патроне, если бы знал, чем тот занимается. Они долго пили кофе, затем он заказал себе что-то крепкое, от чего она отказалась. После предыдущей ночи она сильно пала духом; теперь она чувствовала себя сильнее, вновь обрела решимость. Она перегнулась к нему и попросила: – Расскажите мне о Замке Маласпига.
* * *
– Есть важная новость, – сказал Бен Харпер. – Когда эта партия товаров прибудет сюда, мы их накроем. Она сделала именно то, чего я от нее ожидал.
– Тогда почему бы не вернуть ее домой? – спросил Фрэнк Карпентер. – Работа окончена, и она все еще жива. Ее надо немедленно отозвать.
Харпер поглядел на него, сплетя пальцы рук. Он подозревал, что Карпентер неравнодушен к Катарине Декстер, с того самого времени, как взялся за ее обучение. Его отношение к ней отнюдь не было таким безразличным, как он пытался изобразить. Декстер была для него не просто агентом. Будь на ее месте Фирелли, никому бы и в голову не пришло отозвать его в такой критический момент.
– Фрэнк, – медленно произнес он, – она должна остаться. Промаркировать все товары для их последующей идентификации. Только тогда она сможет дать показания. В противном случае как мы сможем доказать, что их не подменили во время перевозки или не добавили новые, содержащие наркотики? Чтобы сокрушить всю их организацию, мы должны иметь неоспоримые доказательства. Подумать только, сколько героина можно уместить в каком-нибудь старинном комоде! Господи Иисусе, я надеюсь, что это будет самый большой наш улов. Я не могу сейчас вернуть девушку домой. Я хочу, чтобы она все промаркировала. Только тогда я смогу ее отозвать.
– О'кей, – сказал Фрэнк, – о'кей. Я не могу спорить против этих аргументов, но могу сказать, что эта новая затея мне совершенно не нравится. Ты подвергаешь ее дополнительному риску. Я думаю, что она уже сделала достаточно.
– Никто другой не сможет выполнить этого задания, не навлекая на себя их подозрения, – настаивал Харпер. – Она успешно внедрилась в их семью, принята как своя. Никто ничего не подозревает и не заподозрит. Она благополучно выкарабкается. Как продвигается твое расследование?
– Завтра я вылетаю в Беверли-Хиллз, – сказал Фрэнк. – Я хочу проверить Эдди Тейлора и его связи и уточнить кое-какие сведения о Джоне Джулиусе.
– Что есть в наших досье?
– Обычный материал. Богатая женщина из высшего света выходит замуж за кинозвезду, в таком духе. Фотографии свадьбы, фотографии, снятые на яхтах и в ночных клубах, фотографии благотворительного базара, где она выступает в роли хозяйки. Буквально никакой зацепки. Кроме небольшого, ничем не подкрепленного материала.
– И что же это?
– Колонка Харриет Харрисон, где имеется одно любопытное место. Я принес с собой фотокопию. Подумал, что ты захочешь ее прочитать.
Харпер взял у него листок бумаги. В верхнем правом углу, в ореоле звезд, был помещен смазанный портрет одной из самых язвительных, наводящих на всех страх фельетонисток Голливуда. Отрывок, упоминающий Элайз Бохун Джулиус, был обведен красным карандашом.
* * *
Не все уж так благополучно в любовном гнездышке Джона Джулиуса на Холме Медового Месяца. Принимая герцога и его супругу, красивый киноидол и его великосветская жена не столь нежно целовали друг друга клювиками и ворковали, как прежде, и даже, как нашептывают некоторые маленькие птички, сердито поклевывали друг друга. Хотите знать причину? Прочитайте следующую колонку маленькой Харриет – и вы узнаете, не забралась ли в гнездо этих двух птиц некая кукушка.
* * *
Харпер вернул фотокопию Фрэнку.
– Там был какой-то скандал?
– В том-то и дело, что нет. Она так и не рассказала о случившемся. Если посмотреть на дату и прочесть строку о чете Маласпига, то можно сделать вывод, что эта колонка была написана как раз во время их пребывания в Голливуде.
Позднее была заметка, упоминающая о большом приеме, данном в их честь; эта заметка полна обычных грязных инсинуаций, но только о гостях: какой директор делит ложе с какой звездой. Ни слова против Джона Джулиуса и его жены. Если она и собиралась что-то о них написать, то передумала.
– Эта женщина никогда не воздерживалась, если могла написать какую-нибудь пакость. Если она ничего не напечатала, то это значит, что дело было недостаточно грязное. Так что, в сущности, здесь нет никакой зацепки.
– А я в этом не уверен, – медленно произнес Карпентер. – Когда такой стервятник, как Харрисон, выпускает что-нибудь из своего клюва, это неспроста. Пока я буду заниматься Эдди Тейлором, постараюсь ее повидать. Может, она объяснит, что случилось.
– Она давно уже не пишет, – сказал Харпер. – Не знаю, где она сейчас и что с ней.
– Она находится в санатории. Завтра в четыре часа у меня с ней свидание. Если раскопаю что-нибудь важное, сразу же сообщу.
– Натан ничего не смог выяснить. Говорит, что зашел в тупик. Послушать его, так Эдди Тейлор вроде бы ни в чем не виноват. Во всяком случае, на него нет никакого компромата.
– Знаю. Но это плохо вяжется с донесением Кейт. Маласпига упомянул Тейлора, сказал, что именно ему направляется вся партия товаров. Если Джим ничего не может раскопать в Нью-Йорке, может, мне повезет больше в Голливуде.
На следующее утро он снова вылетел в Калифорнию и провел первую часть дня, проверяя антикварный магазин Эдди Тейлора. Там торговали испанскими коврами и железным литьем. Его владелицей была маленькая, артистического вида женщина со старым лицом, окаймленным длинными волосами, увешанная целыми ярдами цветных бус, в индийской одежде.
Магазин также продавал менее модный английский и французский антиквариат девятнадцатого столетия; дела до нее шли неблестяще, и прежний владелец, которого она помнила по имени, продал магазин ей. Она говорила откровенно и подробно, отвязаться от нее было не так-то легко. Кроме ее экзотического внешнего вида, не было никаких оснований предполагать, что она торгует наркотиками. Фрэнк подозревал, что она намеренно наряжается под хиппи, но женщина она была деловая, проницательная и опытная. Он еще должен был проверить ее по своим каналам, но можно было предположить, что проверка не даст никаких результатов.
Взяв такси, он поехал в санаторий «Бель-Эр», расположенный на холмах над Голливудом, в двенадцати минутах езды от его окраины.
Это был довольно красивый, колониального типа особняк с оштукатуренным фасадом и колоннами, среди прекрасно ухоженного сада, где сидели больные, некоторые из них с медсестрами. Он подошел к справочному бюро и спросил мисс Харрисон. Хорошенькая живая сестра направила его на первый этаж.
– Восемнадцатая комната, сэр. Она вас ожидает. Когда Карпентер вошел в ее комнату, то через большое, до самого пола окно он увидел великолепную панораму парка и лишь затем заметил сидящую в кресле женщину, с цветным пледом на коленях.
– Мисс Харрисон? Я Фрэнк Карпентер. – Он пожал ей руку и предъявил свое служебное удостоверение.
Она скользнула по нему взглядом и тотчас же вернула.
– Присаживайтесь, мистер Карпентер. Пододвиньте стул поближе.
Она отнюдь не была так стара, как он себе представлял; в свое время она была, должно быть, даже прехорошенькой. Ее все еще белокурые волосы были красиво причесаны; глаза, видимо составляющие предмет особой ее гордости, все еще ярко голубели. Маленькое личико носило на себе отпечаток боли и душевной горечи. Когда она улыбалась, ее губы слегка изгибались с одной стороны.
– Я позвоню, чтобы принесли чаю, – сказала она. – Я уже заказывала его, но они здесь такие нерасторопные и забывчивые, что приходится им обо всем напоминать. – Кругом царил образцовый порядок, и Карпентер чувствовал, что это обвинение ни на чем не основано, но он хорошо видел, что послужило его причиной. Левая рука у мисс Харрисон была парализована, она лежала у нее на коленях вся белая, с растопыренными пальцами, кверху ладонью.
В дверях появилась сиделка.
– Вы звонили, мисс Харрисон?
– Принесите, пожалуйста, чаю на двоих. И немного кокосового печенья. – Она повернулась к Карпентеру. – Чем я могу вам помочь, мистер Карпентер? Уже очень давно никто меня не посещал. Люди инстинктивно чураются инвалидов.
– Спасибо, что согласились меня принять, – поблагодарил он. – И обещаю не утомлять вас.
– Ну нет, так быстро вы от меня не отделаетесь, – рассмеялась она. – Я просто подыхаю здесь от тоски. Если в я могла ходить, через десять секунд я бы удрала отсюда, но, увы, у меня был удар, и с тех пор я лишилась всякой подвижности. Вот уже четыре года, как я заперта в этой клетке. Потихоньку, дюйм за дюймом, сдаю свои позиции. Когда придет ваше время, мистер Карпентер, постарайтесь уйти, громко хлопнув дверью. Уходить вот так, мало-помалу, не очень-то приятно.
– Да, конечно, – согласился он. – Но я удивлен, что никто вас не посещает. Вы, должно быть, скучаете в одиночестве.
Она вновь улыбнулась своими болезненно искривленными губами.
– Уж не думаете ли вы, что хоть один человек из всей киноколонии поднимется сюда, чтобы пожать мне руку? Они все так тряслись передо мной, что, когда случился удар, кинулись заказывать надгробные венки. Я нагоняла на них адский страх, мистер Карпентер. Они могли разыгрывать великих звезд перед кем угодно, только не передо мной. Передо мной пасовали даже Луэлла, Хедда или Шейла Грэхэм. Никто не смел безнаказанно меня оскорбить, и никто ничего от меня не скрывал. Поэтому-то вы и здесь, не так ли? Вам нужна информация.
– Да. Вы не будете возражать, если я закурю?
– Пожалуйста. И зажгите одну для меня. Вы хорошо знаете Голливуд?
– Совершенно не знаю. Я приезжал сюда на прошлой неделе, чтобы поговорить с Джоном Джулиусом.
– Боже ты мой! – рассмеялась она, в ее голосе слышалось дребезжащее стаккато. – Как он там? Все еще разыгрывает английского джентльмена? Его отец служил продавцом в скобяной лавке. Я опубликовала эту биографическую деталь, и он так и не возразил ни словом. Но тогда еще он не был крупной звездой.
Карпентер вынул фотокопию.
– Вы так и не раскрыли то, на что намекаете. И ни о ком из них вы не написали ничего недружелюбного. Вы не щадили никого, кроме Джулиуса и его жены. Почему, мисс Харрисон?
Она затянулась сигаретой, глядя на него своими красивыми, полными язвительной горечи глазами. Глаза были аккуратно подведены и подкрашены.
– Кем вы интересуетесь – мной или ими?
– Ими. И их друзьями. Герцогом и герцогиней Маласпига. Эти итальянцы гостили у Джулиуса семь лет назад. В их честь был устроен большой прием. Вы написали об этом в своей колонке. Помните их?
Она протянула здоровую руку и отдала ему окурок.
– Погасите, пожалуйста. Они никогда не ставят эту проклятую пепельницу так, чтобы я могла до нее дотянуться. Конечно, я помню их. У них был как раз медовый месяц. Господи Иисусе, и потешная же вышла с ними история.
– Расскажите мне ее.
– Зачем? Они занимаются торговлей наркотиками?
– Так мы полагаем, – спокойно ответил он. – Мы полагаем, что существует большая контрабандистская организация и семья Маласпига с ней связана. Пожалуйста, помогите нам, мисс Харрисон. Расскажите о них все, что вы помните.
Она ответила не сразу. Подняла за кисть парализованную руку и положила ее повыше, на колени, а затем посмотрела на Карпентера, видимо решая, удовлетворить ли его просьбу.
– Семь лет я не раскрывала рта, – сказала она. – Это единственный случай в моей жизни, когда я сознательно замолчала имевшиеся у меня сведения. И до сих пор это переживаю. Год за годом я писала о Джоне Джулиусе и его жене Элайз милые, приятные вещи: о том, сколько они пожертвовали в благотворительный фонд, о том, как она открыла какую-то вшивую цветочную выставку. И все это время я сидела на динамите.
– Расскажите мне об этом.
В комнате воцарилась напряженная тишина; долгое общение с миром кино научило мисс Харрисон создавать театральные эффекты. Она собиралась сыграть сильную сцену.
– Еще сигарету, – попросила она.
Он протянул.
Она выпустила дымок.
– Итак, вы хотите знать об Элайз Джулиус и Маласпига? О'кей, мистер Карпентер. Я вам расскажу.
* * *
Апартаменты Эдди Тейлора помещались над его магазином на Парк-авеню; они были прекрасно отделаны и обставлены французской и испанской мебелью семнадцатого столетия. На одной стене, высвеченные ярким бра, висели великолепные фламандские гобелены. Тейлор был вторым сыном в состоятельной семье, которая жила в Кливленде, Огайо, и получил искусствоведческое образование, что вызвало общее изумление и особенно поразило его отца, считавшего это занятием для женщин. По окончании университета Тейлор переехал в Нью-Йорк, где поступил на работу в декораторскую фирму; здесь он научился хорошо разбираться в антиквариате и предметах искусства. Отделка апартаментов богатых дам не очень-то интересовала его, но он любил антиквариат и через два года перешел работать в антикварный магазин, оттуда во второй, а затем и в третий, каждый раз со значительным повышением. Он не был женат, как не был и гомосексуалистом. Наконец настал его звездный час, он набрал достаточно денег, чтобы открыть свое собственное дело. Это сильно расширило его возможности, и не только в области торговли антиквариатом.
Он сидел перед Джимом Натаном, держа в руке стакан с виски. Его рука заметно дрожала.
– Действуя так, ты ничего не добьешься, – сказал он Натану. – Ты утверждаешь, будто отвел от меня расследование, но я в этом отнюдь не уверен. И что с этим агентом, которого они хотят внедрить в нашу организацию? Чем ты, черт побери, занят?
Натан был бледен, это означало, что он в гневе.
– Я делаю все, что могу, – огрызнулся он. – Я освободил твой магазин от всех подозрений, его больше не будут обследовать. И я уже говорил тебе, что узнаю имя агента, – это требует времени.
– Времени-то у нас как раз и нет. Вот-вот мне должны направить очередную партию товаров, но пока я нахожусь под наблюдением полиции, я не могу их принять. Ты должен сообщить мне все сведения об этом агенте; если они сумеют внедриться в нашу организацию, у нас будет полный провал. Я сказал своим, что мы можем положиться на тебя, обещал Свенсону, что до его отлета мы выясним все подробности. И какие же ты сообщил сведения? Да никаких.
– Я выясню все, что надо. Клянусь Богом, выясню все, что надо. Только не дави на меня.
– А мы и не будем давить на тебя. – Тейлор отхлебнул виски и посмотрел на Натана. Его круглое лицо выражало тупую жестокость. – В случае чего я пошлю кое-кого к твоей жене.
Натан повернулся, крепко сжав кулаки.
– Ты опять угрожаешь мне, чертов ублюдок. Берегись, я тебя задушу!
– Ты хорошо знаешь, что не сможешь ее защитить, – усмехнулся Тейлор. Эта сцена между ними разыгрывалась уже не впервые, и Натан каждый раз угрожал задушить его. Теперь он уже не боялся Тейлора. – Если ты будешь играть в нашей команде, мы ее пощадим. Такой у нас уговор. Я хочу знать имя агента, которого посылают в Италию. И я хочу знать его к концу недели, чтобы Свенсон мог их предупредить.
– Я навел вас на Фирелли, – сказал Натан. – Я непременно узнаю и кто этот агент; но не угрожай разделаться с Мари, слышишь? Даже не смей заикаться об этом.
– Хорошо, – спокойно произнес Тейлор. – Выпей шотландского.
– Катись к черту! – с горечью выругался Натан. В последние два года он часто испытывал искушение убить Тейлора. Но это не спасло бы Мари, эти подонки все равно посадили бы ее на иглу, насильно, и тогда весь кошмар начался бы снова. Даже если бы он спрятал ее где-нибудь далеко и выдал всю их организацию Бюро, рано или поздно они добрались бы до нее. У тех, кто торгует наркотиками, отличная память. Такие люди, как Тейлор, могут мстить и из федеральной тюрьмы, руки у них длинные. У него нет другого выхода, кроме как работать на них; это он понял уже давно. И, угрожая, он понимал бессмысленность своей угрозы. И с каждым разом все отчетливее сознавал, что сломлен.
– Я выясню имя, – пообещал он. – Но пока вам придется затаиться. Я сказал им, что проверил ваше заведение, все чисто, но этим делом занимается парень по имени Карпентер, а ему так легко лапшу на уши не повесишь. Если бы они не прикончили Фирелли, вы не оказались бы сейчас в таком завале. Я предупреждал вас, чтобы вы его не трогали. Я мог бы отвлечь его внимание.
– Он подобрался слишком близко, – сказал Тейлор. – Но теперь он уже не причинит нам никакого вреда.
– Не причинит, – согласился Натан, – но его босс никогда не простит вам то, что вы убрали одного из его лучших работников. Бен Харпер никогда не успокаивается, пока не доводит дела до конца. Вам надо было бы предупредить того парня в Италии.
– Выясни мне имя этого подпольного агента, – сказал Тейлор. – К следующей пятнице. Свенсон вылетает в субботу утром. Позвони мне и назови его имя. – И, допив виски, добавил: – Или же...
Натан обозвал его грязным словом и вышел. Тейлор взглянул на часы. У него было назначено свидание со шведом, и он уже опаздывал. Он договорился, чтобы ему прислали пару девиц на вечер, они должны были все вместе поужинать, а затем приехать к нему на квартиру, для заключительной части. И откуда у этого шведа столько жизненных сил? Мало того, что он забавляется сам, так он еще требует, чтобы его хозяин наблюдал за его подвигами. А ведь Свенсон хорошо знает, что он, Тейлор, не занимается такими вещами, и все же настаивает на его присутствии, так ему, видите ли, веселее. Вздохнув, он подумал, есть ли у него время выпить еще порцию шотландского, и решил, что есть. Итак, Натан получил конкретный жесткий срок: четыре дня. Прикрытые стеклами очков глаза Тейлора сузились в две щелочки, полные гнева и тревоги. Фирелли едва не погубил их. Теперь на его место внедряется другой агент. Натан говорит, что Бен Харпер ни за что не отступится. Он вытер потный лоб, в животе у него засвербило. Ко всему у него не было ни малейшего желания принимать участие в задуманном сексуальном действе, даже в роли зрителя... Его мысли вернулись к Натану. Пусть только этот сексот посмеет подвести его, пусть только нарушит обещание!.. Неподкупность Бена Харпера и его людей вызывала у него особенное ожесточение против единственной оказавшейся в его руках жертвы... Они вгонят его жене такую дозу героина, что она просто обалдеет...
Он спустился вниз, вывел машину из гаража и поехал на встречу со Свенсоном. Две шлюхи были уже в его гостинице.
