Текст книги "Generation Kill (Поколение убийц) (ЛП)"
Автор книги: Эван Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
-1-
Познакомьтесь с морпехами из роты Браво – самодовольными, закаленными профессионалами, которые занимаются самым специфическим видом американского экспорта: сверхнасилием. Это правдивая история о пулях, бомбах и взводе разведчиков морской пехоты на войне в Ираке.
Оккупанты едут в HMMWV «Хамви» через иракскую пустыню на север. Они едят конфеты, жуют табак и распевают песни. На горизонте горят нефтяные пожары, вспыхивающие у очагов концентрации ожесточенных иракских солдат во время перестрелок с американскими силами. Четыре морпеха в машине – из первых американских частей, пересекших границу с Ираком – возбуждены от комбинации кофеина, недосыпа, волнения и скуки. Осматривая пространство на предмет возможного огня противника и одновременно горланя песню Avril Lavigne “Я с тобой”, двадцатидвухлетний водитель, капрал Джошуа Рэй Персон, и руководитель группы Hitman‑2‑3, двадцативосьмилетний сержант Брэд Колберт – оба ветераны афганской войны – уже достигли глубокомысленного вывода об этой кампании: о том, что зона боевых действий, которой является Ирак, напичкана этими “чертовыми даунами”. В их батальоне есть даун-командир, который неправильно повернул рядом с границей, задержав вторжение как минимум на час. Есть еще один офицер, классический даун, который уже начал прочесывать пустыню в поисках сувениров, брошенных бегущими иракскими солдатами: касок, фуражек Республиканской гвардии, винтовок. В отделениях технической поддержки батальона есть безнадежные дауны, которые напортачили с радиостанциями и не взяли достаточно батарей для тепловизионных устройств морской пехоты. Но, по их мнению, есть один даун, который переплюнул всех остальных – это Саддам Хусейн. “Мы уже как-то надрали ему задницу, – говорит Персон, сплевывая через окно плотную струю табачного сока. – Потом оставили в покое, и весь следующий год он еще больше парил нам мозги. Мы не хотим быть в этой сраной стране. Мы не хотим в нее вторгаться. Что за чертов даун”.
Война началась двадцать четыре часа тому назад серией взрывов, которые прогремели в пустыне Кувейта около шести утра 20‑го марта. Морпехи, спящие в окопах, вырытых в песке в двадцати милях южнее границы с Ираком, садятся и всматриваются в пустое пространство, вслушиваясь в отдаленный грохот с лицами, лишенными всякого выражения. В зоне ожидания в пустыне разбили лагерь 374 солдата, все они – бойцы первого разведбатальона, которому предстоит прокладывать путь на значительных этапах вторжения в Ирак, часто действуя за линией врага. Морпехи с нетерпением предвкушали этот день с того момента, как покинули свою базу в Кемп Пендлтон в Калифорнии, более шести недель тому назад. Их боевой дух зашкаливал. Позже в тот первый день, когда над их головами проревели несколько боевых вертолетов Белл AH‑1 Кобра, уносясь на север, предположительно к месту сражения, морпехи вскинули в воздух кулаки и прокричали: “Даа! Порви их”! (Kill Him!)
“Порви их”! – это неофициальный одобрительный возглас морской пехоты. Его выкрикивают, когда собрат-морпех пытается побить свой личный рекорд в фитнесс-тесте. Им прерывают ночные истории сексуальных похождений в публичных домах Таиланда и Австралии. Это крик возбуждения после стрельбы очередью из пулемета M2 “Ma Deuce” калибра 0.50 дюйма. “Порви их!” в двух простых словах выражает восторг, страх, ощущения власти и эротического возбуждения, которые возникают в результате соприкосновения с предельными физическими и эмоциональными нагрузками под угрозой смерти, что, несомненно, и является сутью войны. Практически все морпехи из тех, кого я там повстречал, надеялись, что эта война с Ираком даст им шанс порвать их.
Преувеличенные выражения энтузиазма – от выкриков “Порви их!” и размахивания американскими флагами до нанесения татуировок на свои тела – морпехи называют “мотиваторами”. Вам никогда не застукать сержанта Брэда Колберта, одного из самых уважаемых морпехов в первом разведбатальоне и руководителя группы, с которой я проведу войну, за демонстрацией каких-либо “мотиваторов”. Колберта называют Полярником. Он – мускулистый и светловолосый, и делает саркастические замечания гнусавым подвывающим голосом, который очень напоминает Дэвида Спейда (David Spade). Несмотря на то, что он считает себя “убийцей из Корпуса морской пехоты”, он – еще и зануда, который слушает Barry Manilow, Air Supply и практически всю музыку 1980‑х, кроме рэпа. Он увлекается разными устройствами – собирает винтажные игровые видеоприставки и носит массивные наручные часы, которые можно правильно настроить, только подключив их к его компьютеру. Он – последний человек, которого вы можете себе представить на острие вторжения в Ирак.
Подавляющая часть войск доберется до Багдада, взяв курс на запад, чтобы попасть на современную супер-магистраль, построенную Хуссейном как памятник самому себе, и доехать по ней, не встречая никакого особого сопротивления, до самых окраин иракской столицы. Группа Колберта из первого разведбатальона достигнет Багдада, пробивая себе путь через самые убогие, самые вероломные части Ирака. Их работа будет состоять в том, чтобы прикрывать продвижение боевых сил морской пехоты – полковой боевой группы один (Regimental Combat Team One) численностью в семь тысяч бойцов – по сельско-городскому коридору длиной 115 миль, который тянется между городами Эн-Насирия и Эль-Кут, кишащими тысячами хорошо вооруженных партизан-федаинов. Во время большей части этого продвижения первый разведбатальон, организованный в группу из семидесяти легковооруженных Хамви с открытым верхом и грузовиков, будет мчаться впереди группы RCT 1, обнаруживая позиции и точечные засады врага, буквальным образом заезжая прямо в них. После того как эта фаза операции будет закончена, соединение переместится западнее и продолжит выполнять свою роль охотников на засады во время нападения на Багдад.
Морпехи-разведчики считаются самыми подготовленными и выносливыми в Корпусе. Генерал-майор Джеймс Мэттис, командующий наземными силами морской пехоты в Ираке, называет этих ребят из первого разведбатальона “дерзкими, надменными ублюдками”. Они проходят примерно такую же подготовку, как морские котики и армейский спецназ. Это физически одаренные люди, которые способны пробежать двенадцать миль, нагруженные рюкзаками весом в сто пятьдесят фунтов, затем прыгнуть в океан и проплыть еще несколько миль, не снимая ботинок и камуфляжа, при оружии и с рюкзаками. Они обучены прыгать с парашютом, погружаться с аквалангом, ходить в снегоступах, лазать по скалам и спускаться по веревке с вертолетов. Многие из них закончили школу выживания по программе S.E.R.E. Level C (Survival, Evasion, Resistance and Escape) – программу обучения на секретной тренировочной базе, где морпехов-разведчиков, пилотов истребителей, морских котиков и другой военный персонал на работах с высоким риском помещают в импровизированный лагерь военнопленных и запирают в клетки, избивают (в предусмотренных пределах) и подвергают психологическим пыткам под надзором военных психиатров. Все это делается с целью обучить их оказывать сопротивление при захвате в плен. Парадоксальным образом, несмотря на все боевые курсы, которые проходят морпехи-разведчики (чтобы пройти весь цикл требуемых курсов во всех школах, у них уходит несколько лет), практически никто из них не умеет управлять Хамви и воевать в них всем подразделением. Традиционно их работа заключается в том, чтобы маленькими группами незаметно пробираться за линию врага, издалека вести наблюдение и избегать контакта с противником. То, чем они теперь занимаются в Ираке – отыскивают засады и с боем идут напролом – это нечто новое, чему их начали обучать где-то с Рождества, за месяц до того, как отправить в Кувейт. У капрала Персона – основного водителя группы – даже нет военной лицензии оператора Хамви, и он всего пару раз пробовал вести машину ночью в конвое. Генерал Мэттис, у которого в распоряжении были другие бронированные разведподразделения – обученные и снаряженные, чтобы прорываться через засады врага на специальной бронированной технике, – говорит, что выбрал первый разведбатальон для одной из самых опасных задач во всей кампании потому, что “то, что я ищу в людях, которых хочу видеть на поле боя – это не какие-то особые названия должностей, а смелость и инициативность”. К тому времени, когда будет заявлено об окончании войны, Мэттис похвалит Первый разведбатальон за “ключевую роль в успехе всей кампании”. Морпехи-разведчики будут сталкиваться со смертью практически каждый день на протяжении месяца и убьют много людей – о смертях некоторых из них сержант Колберт и его сослуживцы, несомненно, будут вспоминать и, возможно, даже сожалеть всю оставшуюся жизнь.
Первое впечатление Колберта об Ираке – это то, что он выглядит как “гребаная Тихуана”. Это через несколько часов после того, как его группа на рассвете пересекла границу с Ираком. Мы едем через отвалы мусора в пустыне, изредка испещренной глинобитными хижинами, маленькими отарами овец и кучками тощего, костлявого скота, пасущегося у низкорослого кустарника. Иногда мы видим покореженные машины: выжженные остовы автомобилей, возможно, оставшихся здесь со времен Войны в заливе, и лежащий на осях грузовик Тойота без колес. Время от времени нам попадаются люди – босые иракские мужчины в платьях. Некоторые стоят у дороги и рассматривают нас. Один или два нам машут.
“Эй, уже десять утра! – орет Персон в сторону одного иракца, мимо которого мы проезжаем. – Не пора ли переодеть пижаму?”
Голова у Персона почти квадратная, а его голубые глаза расставлены так широко, что собратья-морпехи называют его рыбой-молотом или камбалой. Он из Невады, штат Миссури – маленького городка, в котором “NASCAR – все равно что государственная религия”. Он говорит с акцентом – не совсем южным, а скорее, просто сельским, и гордится тем, что его воспитала мать-одиночка и он – выходец из рабочего класса. “Мы несколько лет жили в трейлере на ферме моего дедушки, и мне раз в год покупали пару обуви в Вол-Марте”. В школе Персон был пухлым мальчиком и не занимался спортом, зато состоял в команде, которая участвовала в дебатах, и играл на всех музыкальных инструментах, которые ему попадались – от гитары до саксофона и пианино.
То, что он стал морпехом, было для него разворотом на 180 градусов. “Я планировал получить стипендию в Университет Вандербильта и изучать философию, – говорит он. – Но однажды у меня случилось прозрение. Я хотел вершить свою жизнь хотя бы какое-то время, а не думать о ней”.
Часто кажется, что движущей силой за решением этого некогда пухлого, неспортивного паренька вступить в Корпус и войти в одно из самых элитных мачо-подразделений была возможность глумиться над ним и над всем окружающим. За несколько дней до того как его подразделение должно было выдвинуться из лагеря в пустыне Кувейта и начать вторжение, бойцам вручили письма от американских школьников. Персону досталось письмо от девочки, которая писала, что она молится за мир. “Эй, крошка, – прокричал Персон. – Что написано на моей рубашке? Американский морпех! Я родился не в коммуне хиппи-педиков. Я – убийца и имею дело со смертью. На досуге я отжимаюсь до крови на костяшках пальцев. А потом точу свой нож”.
Пока конвой продвигается на север по пустыне, Персон поет песню группы “A Flock of Seagulls” “Я убежал (так далеко)”. Он говорит: “Когда я выберусь отсюда, – (он увольняется из морской пехоты в ноябре), – то сделаю стрижку как у “Flock of Seagulls” и стану рок-звездой”.
“Заткнись, Персон”, – говорит Колберт, напряженно всматриваясь в запыленные просторы с выставленным в окно карабином М‑4. Колберт и Персон разговаривают друг с другом словно старая супружеская пара. На звание ниже, чем Колберт, Персон вынужден обуздывать свою злость в его адрес, но иногда, когда Колберт слишком резок и ранит чувства Персона, траектория Хамви внезапно становится непредсказуемой. Персон делает резкие повороты и без причины бьет по тормозам. Такое случается даже в боевых ситуациях, и тогда вдруг можно увидеть, как Колберт вновь пытается завоевать расположение своего водителя, отказываясь от своих слов и принося извинения. Но, в общем и целом, кажется, они испытывают взаимную симпатию и действительно уважают друг друга. Колберт высоко ценит Персона, в чьи обязанности входит обеспечение работы радиосвязи – поразительно сложная и жизненно важная работа для группы, – называя его “одним из лучших радиооператоров в разведке”.
Завоевать уважение Колберта не так-то просто. Он сам придерживается высоких стандартов в личном и профессиональном поведении и ожидает того же от окружающих. В этом году его выбрали руководителем группы года в первом разведбатальоне. В прошлом году он заслужил Медаль Благодарности ВМФ за помощь в уничтожении вражеской ракетной батареи в Афганистане, где руководил одной из первых полевых групп морпехов. Он опрятен, аккуратен и проворен абсолютно во всех мелочах. Он вырос в ультрасовременном доме, построенном по проекту его отца-архитектора. В той части гостиной, где располагался мягкий уголок, был ворсистый ковер. Он рассказывает, что одно из самых его любимых воспоминаний – о том, как родители позволяли ему приводить в порядок этот ковер специальными граблями. Колберт – это ходячая энциклопедия радиочастот и протоколов шифрования, и может рассказать вам во всех подробностях практически о любом оружии в арсенале США или Ирака. Однажды он чуть не купил излишний британский танк – даже договорился о ссуде через кредитный союз, – но потом передумал, когда осознал, что одна его парковка может пойти вразрез с правилами районирования в его родном штате – “коммунистической республике Калифорнии”.
Но есть еще одна грань его личности. Его спина покрыта кричащими татуировками в стиле хэви-металл. Он выплачивает около $5000 в год за авто-мотострахование из-за вопиющих штрафов за превышение скорости и регулярно гоняет на своем скоростном мотоцикле Yamaha R1 на скорости 130 миль в час. Он признается, что в нем есть глубоко укоренившаяся, но контролируемая бунтарская жилка, которая побудила его родителей отправить его в военную академию, когда он учился в школе. Он говорит, что его жизнь подвластна простой философии: “Никогда нельзя показывать страх или отступать, чтобы не позволить себе осрамиться перед стаей”.
С места пассажира спереди Колберт контролирует ситуацию с правой стороны машины, безопасность слева обеспечивается капралом Гарольдом Тромбли – девятнадцатилетним парнем с пулеметом SAW на заднем пассажирском сиденье. Тромбли – худой, темноволосый и бледноватый паренек из Фаруэлла, штат Мичиган. Он говорит мягким, но звучным голосом, который плохо сочетается с его мальчишеским лицом. Один глаз у него сильно покраснел из-за инфекции, вызванной постоянными песчаными бурями. Последние несколько дней он все время пытался это скрыть, чтобы его не исключили из группы. Технически он – “морпех-разведчик на бумаге”, потому что до сих пор не закончил базовый разведкурс. Но не только молодость и недостаток опыта держат Тромбли в аутсайдерах, дело скорее в его сравнительной незрелости. Он гладит свою пушку и говорит что-то вроде: “Надеюсь скоро пустить ее в ход”. Другие морпехи смеются над этими его фразами из военных фильмов категории “B”. Они также с подозрением относятся к небылицам, которые он травит. Например, он утверждает, что его отец был сотрудником ЦРУ и что большинство мужчин из семьи Тромбли умерли насильственной смертью при загадочных обстоятельствах – подробности этих историй очень расплывчаты и каждый раз меняются. Он с нетерпением ожидает начала боя “словно одну из тех фантазий, которые, как ты втайне надеешься, рано или поздно сбудутся”. В декабре, за месяц до своей отправки в Ирак, Тромбли женился. (Он говорит, что отец его невесты не присутствовал на церемонии, потому что незадолго до этого погиб под огнем случайной “уличной перестрелки”). В свободное время он составляет списки возможных имен для сыновей, которые должны у него родиться, когда он вернется домой. “Только я могу продолжить род Тромбли”, – говорит он. Несмотря на сдержанное отношение других морпехов к Тромбли, Колберт чувствует, что потенциально он может стать хорошим морпехом. Колберт всегда дает ему какие-нибудь наставления – учит его, как пользоваться разными средствами связи, как лучше всего сохранять в чистоте свое оружие. Тромбли – внимательный ученик, иногда – почти любимчик своего учителя, и изо всех сил старается тихо оказывать маленькие услуги всей группе, например, каждый день набирать всем воду во фляги.
Еще один боец группы в машине – это капрал Габриэль Гарса. Ему двадцать один и родом он из Себастьяна, штат Техас. Он наполовину высунулся из машины – его тело находится в башенном люке, от талии и выше. Он управляет автоматическим гранатометом Mark‑19 – самым мощным оружием на этом транспортном средстве, установленном сверху Хамви. Его работа – вероятно, самая опасная и требовательная во всей группе. Иногда он на ногах по двадцать часов подряд и должен постоянно следить за горизонтом для выявления возможной угрозы. Морпехи считают его одним из самых сильных бойцов во всем батальоне, – хотя по его внешнему виду этого не скажешь, – а физическая сила среди них высоко котируется. Он скромно поясняет свою репутацию человека сверхъестественной силы шуткой: “Да, я силен. Как умственно отсталый”.
Группа Колберта входит в состав взвода из двадцати трех бойцов в роте Браво (В). Имея в распоряжении две других линейных роты первого разведбатальона – Альфа (А) и Чарли (С), а также вспомогательные подразделения, задача батальона – разыскивать в пустыне иракское оружие, пока остальные морпехи захватывают нефтяные месторождения на востоке. Во время этих первых сорока восьми часов вторжения, группа Колберта не обнаруживает никаких танков и встречает сотни сдающихся в плен иракских солдат – которых Колберт всеми силами старается избегать, чтобы на него не возложили бремя их поиска, задержания и раздачи им провианта – его подразделение совсем для этого не подходит. Солдаты-дезертиры – некоторые из них до сих пор с оружием, – а также группы гражданских семей вереницей проходят мимо машины Колберта, припаркованной у канала на время второй ночевки его группы в Ираке. Колберт дает указания Гарсе, который остается на страже со своим гранатометом Mark‑19: “Ни в коем случае не стреляй в гражданских. Мы – армия вторженцев и должны быть великодушны”.
“Велико-что? – спрашивает Гарса. – Что это к черту значит?”
“Горделивыми и царственными”, – отвечает Колберт.
Гарса обдумывает эту информацию. “Не вопрос, – говорит он. – Я – хороший парень”. Колберт и Персон большую часть времени отслеживают грехи, совершаемые офицером разведки по кличке Капитан Америка. Колберт и другие морпехи в подразделении обвиняют Капитана Америку в том, что он бросает людей на сумасбродные затеи под прикрытием разумных миссий. Капитан Америка – довольно приятный парень. Если вы попадетесь ему в лапы, он вам все уши прожужжит о бесшабашном времени, которое провел в колледже, работая телохранителем в таких рок-группах, как U2, Depeche Mode и Duran. Его люди чувствуют, что он пользуется этими историями в жалких попытках их впечатлить, а кроме того, половина из них никогда не слышали о Duran.
Еще до завершения кампании первого разведбатальона Капитан Америка потеряет контроль над своим подразделением и попадет под следствие из-за того, что склонял своих людей к совершению военных преступлений против вражеских военнопленных. Следственная комиссия батальона оправдает его, но здесь, в зоне военных действий, некоторые из бойцов мечтают о его смерти. “Одного тупицы в руководстве достаточно, чтобы все разрушить, – говорит один из них. – Каждый раз, когда он выходит из машины, я молюсь, чтобы его пристрелили”.
Помимо заскоков Капитана Америки, в группе Колберта присутствует неизбывное ощущение, что это будет унылая война. Все меняется, когда они добираются до Насирии в свой третий день в Ираке.
23 марта группа Колберта в конвое со всем первым разведбатальоном съезжает с захолустных пустынных троп и направляется на северо-запад к Насирии – городу с населением около 300 тысяч жителей на реке Евфрат.
К вечеру батальон вязнет в массивной пробке из машин морской пехоты примерно в тридцати километрах южнее города. Морпехам ничего не говорят о том, что происходит впереди, хотя для них кое-что проясняется, когда перед заходом солнца они начинают замечать постоянный поток вертолетов медэвакуации, летящих в Насирию и обратно. В конце концов, всякое движение останавливается. Морпехи выключают двигатели и ждут.
Последние четыре дня бойцы группы спали не более двух часов за ночь, и ни у кого не было возможности снять ботинки. На всех надеты громоздкие костюмы химзащиты и все экипированы противогазами. Даже когда им удается поспать – в окопах, которые они роют на каждой стоянке, – им не разрешается снимать ботинки и защитные костюмы. Они питаются сухими пайками (готовой к употреблению пищей), которые упакованы в пластиковые пакеты размером где-то с половину телефонного справочника. В них входит примерно полдюжины обернутых фольгой упаковок с основным мясным или вегетарианским блюдом – например, мясным рулетом или пастой. Более половины калорий в сухом пайке содержится в батончиках и нездоровой пище вроде сырных кренделей и полуфабрикатной выпечки. Многие морпехи дополняют эту диету большими количествами лиофилизированного кофе – часто они едят кристаллы прямо из пакета, при этом жуя табак и продаваемые без рецепта стимуляторы, включая эфедру.
Колберт постоянно долдонит своим людям не забывать пить воду и пытаться прикорнуть при любой возможности, и даже допрашивает их о том, желтая или прозрачная у них моча. Когда он возвращается из туалета, Тромбли отвечает ему тем же.
“Хорошо просрались, сержант?” – спрашивает он.
“Отлично, – отвечает Колберт. – Просрался что надо. Не слишком твердым и не слишком жидким”.
“Паршиво, когда жидкое и нужно пятьдесят раз подтираться”, – говорит Тромбли в поддержание разговора.
“Я не об этом, – Колберт принимает свой строгий тон наставника. – Если оно слишком твердое или слишком жидкое, значит что-то не в порядке. И, возможно, у тебя какая-то проблема”.
“Оно должно быть слегка кислотным, – говорит Персон, вставляя свое собственное медицинское наблюдение. – И немного жечь, когда выходит”.
“Может быть, из твоего блудливого заднего прохода, после всего того, что там побывало”, – отрезает Колберт.
Услышав этот обмен репликами, другой морпех из подразделения говорит: “Черт побери, морпехи такие гомоэротичные. Это все, о чем мы говорим”.
Другая большая тема – это музыка. Колберт пытается пресечь любые упоминания кантри-музыки в своей машине. Он утверждает, что от одного упоминания кантри, которое он считает “паралимпийскими играми в музыке”, ему становится физически плохо.
Морпехи глумятся над тем, что многие танки и Хамви, которые стали вдоль дороги, украшены американскими флагами или слоганами-мотиваторами вроде “Сердитый американец” или “Порви их”. Персон замечает Хамви с расхожей фразой 9/11 “Вперед!”, нанесенной по борту.
“Ненавижу эту слащавую патриотическую чушь”, – говорит Персон. Он вспоминает песню Аарона Типпина “Где звезды и ленты и орел летает”. “Вот поет он на фоне всех этих видов страны в духе белой швали. ‘Где орлы летают’. Дерьмо! Они и в Канаде летают. Как будто там их нет? Мама пыталась поставить мне эту песню, когда я вернулся из Афганистана. А я говорю: ‘Что за хрень, ма. Я – морпех. Мне не нужно цеплять флажок на машину, чтобы показать, что я – патриот’”.
“Эта песня – это чисто гомосексуальная кантри-музыка, параолимпийский гей”, – говорит Колберт.
Группа Колберта проводит ночь у шоссе. Поздно ночью мы слышим грохот артиллерии далеко впереди, в направлении Насирии. Когда мимо проезжает массивная колонна танков M1A1, – в нескольких футах от того места, где отдыхают морпехи, – дрожит земля. Прямо из темноты кто-то кричит: “Эй, если лечь ничком, членом на землю, это так приятно”.
Через несколько часов после восхода солнца 24 марта они настраиваются на ВВС на коротковолновом радио, которое есть у Колберта в Хамви, и слушают первые сообщения о боях в Насирии, впереди по дороге. Чуть позже лейтенант Натан Фик, командир взвода Колберта, проводит брифинг для трех других руководителей групп во взводе из двадцати трех человек. Фик, которому двадцать пять, имеет приятную внешность бывшего служки у алтаря, которым он, и правда, когда-то был. Он – сын успешного балтиморского адвоката и после Дартмута закончил офицерскую кандидатскую школу. Это его второй срок на войне. В Афганистане он командовал пехотным взводом морской пехоты. Но так же, как Колберт и шесть других морпехов во взводе, которые тоже служили в Афганистане, он видел очень мало перестрелок.
Фик говорит своим людям, что морпехи понесли серьезные потери в Насирии. Вчера объявили, что в городе безопасно. Но затем на армейское подразделение снабжения, которое передвигалось вблизи от города, напал иракский партизанский отряд верноподданных Саддама Хуссейна под названием федаины. По словам Фика, эти боевики одеты в гражданскую одежду и обустраивают свои позиции в городе среди обычного народа, ведя обстрел из минометов, реактивных гранатометов (РПГ) и пулеметов с крыш домов, квартир и переулков. Они убили или захватили в плен двенадцать солдат из армейского подразделения снабжения, в том числе женщин. Ночью боевая группа морской пехоты из оперативной группы “Тарава” попыталась войти в город по главному мосту через Евфрат. При этом девять морпехов погибли и семьдесят были ранены.
Первому разведбатальону приказали переместиться к мосту для оказания поддержки оперативной группе “Тарава”, которая с трудом контролирует подход с юга. Фик не может точно сказать своим людям, что они будут делать, когда доберутся до моста, так как планы до сих пор еще обсуждаются на высшем уровне. Но говорит им, что правила их действий изменились. До этого они позволяли вооруженным иракцам проходить мимо, иногда даже раздавали им еду. Теперь, говорит Фик, “любой, у кого есть оружие, считается врагом. И если от вас отходит женщина с оружием на спине, стреляйте в нее”.
В 13:30 374 морпеха из первого разведбатальона распределяются по дороге и выдвигаются на север, в направлении города. Учитывая новости о тяжелых потерях за последние сутки, разумно предположить, что у всех бойцов в машинах шансы погибнуть или быть ранеными в Насирии – выше средних.
Воздух отяжелел от мелкой, рассыпчатой пыли, которая повисла, словно густой туман. Кобры тарахтят прямо над головами, устремляясь вниз с изяществом летающих кувалд. Они облетают конвой первого разведбатальона, тычась в бесплодный кустарник по обе стороны дороги в охоте на вражеских стрелков. Вскоре мы остаемся один на один друг с другом. Вертолеты отзывают, потому что горючее на исходе. Большая часть конвоя морской пехоты удерживается на месте, пока иракские силы впереди не будут подавлены. Один из последних морпехов, которого мы видим у дороги, вскидывает свой кулак, когда мимо проезжает машина Колберта, и выкрикивает: “Порви их!”
Мы заезжаем на ничейную землю. Горящий склад горючего изрыгает пламя и дым. По обе стороны дороги, везде, куда достигает взгляд, валяется мусор. Конвой замедляет ход и крадется, и в Хамви залетает черный рой мух.
“Вот теперь это похоже на Тихуану”, – говорит Персон.
“И на этот раз я займусь тем, чем всегда хотел в Тихуане, – отвечает Колберт. – Выжгу все до земли”.
Совсем рядом, справа от машины нас оглушает серия взрывов, от которых стучат зубы. Нам досталось поровну с расположенной у дороги батареей тяжелой артиллерии морской пехоты, которая стреляет по Насирии, в нескольких километрах впереди. На дороге видно покореженный Хамви. Ветровое стекло изрешечено дырами от пуль. Рядом – погнутые обломки военных транспортных грузовиков США, дальше – взорванный бронетранспортер морской пехоты. По всей дороге разбросаны рюкзаки морпехов – из них вываливаются одежда и скатанные постельные принадлежности.
Мы проезжаем череду иссушенных фермерских дворов – грубые квадратные хибары из глины, с голодающим скотом у порога. Местные жители сидят рядом как зрители. Мимо проходит женщина с корзиной на голове, словно не замечая взрывов. За десять минут никто не произнес ни слова, и Персон не может удержаться от глупой реплики. Он с улыбкой поворачивается к Колберту: “Эй, как ты думаешь, я наездил достаточно часов, чтобы получить водительские права на Хамви?”
Мы добираемся до моста через Евфрат. Это длинная, широкая бетонная конструкция. Он простирается примерно на километр, а арки изящно закругляются ближе к середине. На противоположном берегу виднеется Насирия. Спереди город выглядит как сумятица из разноформенных двух– и трехэтажных строений. Сквозь дымку дома кажутся лишь набором неясных, косых очертаний, похожих на ряд сгорбленных могильных надгробий.
Насирия – это ворота в древнюю Месопотамию, “Плодородный полумесяц”, лежащий между Евфратом, прямо перед нами, и Тигром, в сотне километров севернее. Эта земля была постоянно населена на протяжении 5000 лет. Именно здесь человечество изобрело колесо, письменность и алгебру. Ученые полагают, что Месопотамия была тем местом, где находились Сады Эдема. После трех дней в пустыне морпехи с изумлением оказываются в этом оазисе тропической растительности. Вокруг нас – пышные рощи из пальмовых деревьев, а также поля, где растут высокие травы. В то время как рядом рвутся артиллерийские снаряды морской пехоты, Колберт неоднократно повторяет: “Вы только посмотрите на эти чертовы деревья”.
Пока две роты первого разведбатальона получают указания закрепить позиции на берегах Евфрата, рота Браво ожидает у подножия моста, в двухстах метрах от кромки воды. Не успеваем мы обосноваться, как территорию начинает прочесывать продольный пулеметные огонь. Летящие на нас снаряды издают свистящий звук, точно как в мультфильмах про Багз Банни. Они попадают в пальмовые деревья поблизости, измельчая листья и окутывая стволы облаками дыма. Морпехи из оперативной группы “Тарава” справа и слева строчат из пулеметов. Роты Альфа и Чарли из первого разведбатальона начинают подрывать цели в городе из тяжелых орудий. Вражеские мины теперь разрываются по обе стороны машины Колберта, не далее чем в ста пятидесяти метрах от нас. “Будьте готовы к тому, что эта заваруха выйдет из-под контроля”, – говорит Персон, и в его голосе слышится обычное раздражение. Он добавляет: “Знаете это чувство перед дебатами, когда вам нужно в туалет и у вас появляется такое странное ощущение в животе, а потом вы заходите и даете всем чертей?” Он улыбается. “Сейчас я этого не ощущаю”.
