Текст книги "Красный"

Автор книги: Эва Хансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Нет, я даже чуть похудела, все сидит отлично. И туфли тоже хорошо.

Я быстро закидываю в сумку еще джинсы, несколько рубашек и запас белья на неделю.

Стараюсь гнать мысль о том, что привез меня с острова самый красивый мужчина в мире, на зависть всему СоФо порхал вокруг в магазине, а теперь ведет в один из лучших ресторанов города.

Нужно позвонить Бритт, даже разбудив ее посреди ночи.

Подругу звонок испугал:

– У тебя что-то случилось?!

– Бритт, я стою перед зеркалом в нашем бордовом платье, обутая и причесанная, чтобы идти… знаешь куда?

– Ну?

– С Ларсом Юханссоном в «Фредсгатан».

– Иди ты!

– Иду.

– Линн, ты не врешь?

– Клянусь!

– Вау!

Платье выходное, но из строгих, в подобном была на свадьбе Кейт Миддлтон ее сестра Пипа. Я люблю такие вещи – спокойные и элегантные. В этом же стиле бирюзовое платье Бритт, только у него шлейф, носить который я не умею. Зато к такому стилю прекрасно подходит моя коса, заплетенная «колоском». А еще в нем не так заметны мои бедра.

Я набрасываю светлую меховую накидку Бритт, широкий капюшон которой тоже как нельзя лучше ложится на голову. Элегантная леди… только вот спортивная сумка слегка портит вид.

Ларс замер у машины, в его глазах бог знает что. Забрав сумку и закинув ее на заднее сиденье, он берет меня за талию, как в магазине:

– Не хочу в ресторан, хочу домой…

– Можем не ехать, я не против.

Ларс тоже переоделся. В пальто он так хорош, что у меня подгибаются колени, и мне тоже куда больше хочется к нему на остров, чем в самый лучший ресторан.

– Столик заказан. Садись.

Конечно, у Ларса обнаруживается много знакомых, он представляет меня всем с явным удовольствием. Сказка наяву. Еще вчера я дрожала от страха перед встречей с этим красавцем, а сегодня он держит меня за руку, представляет своими знакомыми, словно мы с ним, по крайней мере, большие друзья. Праздник души продолжается. Только бы карета в двенадцать ночи не превратилась в тыкву, а мое платье в лохмотья.

Я оказалась недалека от истины, в жизни без неприятностей не обходится ни один праздник, даже если души.

В ресторане мы сталкиваемся с… Терезой! Она с каким-то мужчиной, гораздо старше нее. При виде Ларса рядом со мной (или меня рядом с ним?) Тереза теряет дар речи, но не хватку. Уже через пару минут она у нашего столика:

– Добрый вечер, Линн. Я даже не сразу тебя узнала… А мама сказала, что ты усердно занимаешься. Познакомишь?

– Добрый вечер. Тереза, это Ларс Юханссон. Ларс, это моя сводная сестра Тереза.

– Обязательно сообщать, что сводная? – сестрица не сводит глаз с Ларса. Тот спокойно пожимает ей руку.

Мужчина, который с Терезой, явно нервничает, замечая ее интерес к Ларсу. Мне тоже не нравится, как моя завистливая сестра глазеет на нас. Взгляды прочь от моего божества!

Я невольно морщусь:

– Теперь всем сообщит, что она видела нас с тобой.

– Тебе это неприятно?

Ларс смотрит внимательно и даже насторожено. Я чуть улыбаюсь:

– Мне приятна зависть Терезы из-за тебя. И с тобой находиться приятно. Все равно где.

Он в ответ улыбается своей ослепительной чуть смущенной улыбкой. Я умудряюсь справиться со сладкой волной, захлестнувшей меня от сознания, что улыбка предназначена мне. Закаленный боец невидимого фронта.

Но все замечательное и приятное имеет дурное свойство быстро заканчиваться. Вот неприятное может тянуться годами, а то, что нравится, пролетает вмиг.

Тереза, явно поссорившись со своим спутником, уходит из ресторана почти сразу после нашего появления, однако и мы долго не задерживаемся, нам возвращаться на остров.

Я, замирая от собственной смелости, гадаю, будет ли продолжение дома. Но ничего не происходит. Ларс помогает снять накидку, сам несет сумку, объясняя, что Свен уже ушел к себе.

– Пойдем, – он ведет меня наверх и по коридору, но только до моей двери, перед которой следует совет:

– Дверь на ночь закрой. Если захочу войти я, у меня есть ключ. И еще: не реагируй ни на что, что бы ни услышала, не открывай ни на какие требования, может пострадать любопытный нос.

Ой, мамочки!

– Тут есть привидения?

– Нет, похуже.

– Но призраки умеют проходить сквозь стены.

– Этот, к счастью, нет. Закрой дверь и не открывай, у меня есть ключ. Ты поняла?

Повернув замок в двери, я приваливаюсь спиной к стене. Вот тебе и уютный дом с милым Свеном и красавцем-хозяином.

С опаской косясь на дверь, быстро переодеваюсь в гардеробной в пижаму и юркаю под одеяло. Но снаружи тихо, видно, призраки тоже утомились за день.

Заснуть, конечно, не удается. Я успеваю прокрутить в голове все события безумного дня, начиная с неудачной пробежки утром в метель (хотя кто сказал, что она неудачна, если учесть результат?) до возможности прихода Ларса, ведь у него есть свой ключ, о чем я предупреждена.

Сначала я с замиранием сердца жду поворота ключа в замке, потом даже берет легкая досада, что этого не случилось. Потом вспоминаю: Ларс, несущий меня на руках в дом… Сидение у камина с книгами, беседа о берсерках… Выбор нарядов, примерки… ресторан…

А как же расследование? Я уже знаю, что найду: неопровержимые доказательства, что Ларс был в тот день дома! Если показания Свена Анну и Оле ни в чем не убеждают, значит, надо найти еще кого-то, кто бы видел, слышал, знал.

Какое-то расследование навыворот получается. Но так бывает, когда расследование ведет адвокат в целях доказательства невиновности подозреваемого. Да, я адвокат Ларса, а Анна и Оле обвинители, и моя задача доказать свою правоту А если, разозлившись, Анна сообщит Ларсу, почему я в его доме? От этой мысли становится плохо. Ларс возненавидит меня!

Единственный выход пока ни Оле, ни Анне ничего не говорить, я, мол, пока расследую, оставьте меня в покое. Может, за это время найдется кто-то другой виновный? Марта, Улоф и Курт же тоже ищут? Да и сами Анна с Оле явно не сидят на месте. И чего они прицепились к Ларсу? Нет, Анну и Оле я вполне понимала. Не будучи близко знакома с этим сероглазым божеством, я тоже подозревала его во всех грехах…

А сейчас не подозреваю? Нет, и вовсе не потому, что он целовал мою грудь…

Глаза начинают закрываться от блаженной усталости, как вдруг откуда-то доносится женский визг! Я буквально подскакиваю на кровати. Сердце выдает все сто восемьдесят ударов в минуту.

Несколько секунд сижу, пытаясь сообразить, что это за голос и откуда он. Кроме нас с Ларсом в доме не должно быть никого, значит, все-таки приведения? Накидываю халат и на цыпочках подхожу к двери. Прислушиваюсь. Тихо…

Может, показалось? Да нет, визг определенно был.

Любопытство одерживает верх над страхом и здравым смыслом, я поворачиваю защелку и чуть приоткрываю дверь.

Откуда-то доносятся звуки скрипки… Ария Каварадосси из «Тоски», причем вариация Ванессы Мэй. Красивая мелодия, скрипка плачет навзрыд. Я выскальзываю в коридор, хочется слушать и слушать. Однако… Ларс поклонник стиля техно? Вот уж не подумала бы. Он прекрасно владеет смычком. Оглянувшись и не обнаружив на горизонте никаких привидений, я на цыпочках пробираюсь к лестнице в холл.

Звуки доносятся из открытой двери малой гостиной, видно там нечто вроде музыкального салона. Вокруг спокойно, и я стою, опершись на балюстраду, ограждающую лестницу вниз. Справа жилые комнаты – Ларса, вторая спальня, за поворотом моя и еще три. Влево уходит крыло, в котором, видно, не живут, в коридоре даже свет не горит. Понятно, к чему хозяину и одной-единственной гостье весь дом?

Но сейчас мне наплевать, поняв, что призраки цепями по коридору не гремят и не завывают, я решаю хоть немного послушать игру Ларса. А играет он действительно прекрасно. Однако…

За этим следует «Адажио» Альбинони. Скрипка плачет так, что у меня выступают слезы на глазах. Немного погодя стоять я уже не в состоянии, тихонько опускаюсь на пол, прислонясь к балюстраде. А перед глазами почему-то плывут картинки: Ларс в баре целует мне ладонь, прощаясь… Ларс смеется, подливая вино… на яхте, когда ветер треплет его волосы… восхищение в его глазах при словах «какие девочки в СоФо!»… склонил голову к плечу… «дорогая»… утверждение, что рядом с ним я буду делать то, что он хочет…

А мелодия меняется. Снова «Адажио», но уже Алессандро Марчелло. Это я играю и сама, очень люблю и готова плакать хоть всю ночь.

Как мне рядом с ним хорошо, восторженно и тревожно одновременно. В глубине души к понимаю, что человек, который вот так играет на скрипке, не может быть убийцей, это как-то не сочетается, так не бывает.

И вдруг…

Сзади меня за плечо хватают чьи-то цепкие пальцы! От неожиданности я ору на весь дом. Схвативший, вернее, схватившая отшатывается назад. Это молодая женщина, ее глаза явно безумны, хотя она хорошо одета и причесана. Это я замечаю машинально, потому что соображать не способна. Женщина впивается мне в руку ногтями и начинает горячо убеждать:

– Не верь ему… не верь… не ве-ерь…

Музыка, конечно, прекратилась, Ларс выскочил из гостиной и уже несется через ступеньку к нам наверх. А женщина тащит меня за собой по темному коридору, выкрикивая:

– Он обманет! Не верь! Обманет!

Правильно говорят, что у сумасшедших сил втрое больше, чем у обычных людей. Как ни упиралась, справиться с ней я не могла. На мое счастье Ларс уже рядом, он обхватывает руками женщину, гладит по голове:

– Успокойся, успокойся… Это не она… отпусти руку, не стоит ее за собой тащить… Отпусти… это другая…

Ее пальцы разжимаются. Я отшатываюсь, прижав руки к груди. От Ларса один-единственный бешеный взгляд:

– Иди к себе!

Женщину он, все так же обнимая, уводит по коридору в темную часть.

– Не бойся, его нет, он не придет.

Он? Кто этот он? Здесь есть еще такие же призраки?

На запястье следы от цепких пальцев, призраки таких не оставляют, это живая сумасшедшая женщина.

– Донна!

В ответ на шум и зов Ларса из-за поворота темного коридора появляется рослая, крепкая женщина. Я боюсь, что сумасшедшую сейчас скрутят, и спешу за спасительный поворот к своей двери, но все же бросаю взгляд назад. Нет, женщину никто не скручивает, теперь Донна с Ларсом уговаривают ее вдвоем.

В комнате я падаю в кресло совершенно без сил. Так хорошо начавшийся день так страшно заканчивается…

Немного погодя раздается стук в дверь:

– Линн, это Ларс. Открой, пожалуйста.

Я не знаю, стоит ли это делать, может, лучше сказать, что я сплю? Но почему-то тащусь к двери и открываю.

– Сильно испугалась?

У меня не достает сил врать:

– Испугалась.

– Это Жаклин. Она серьезно больна, и если удается вырваться на волю, довольно опасна. Можешь не верить, но она говорила не обо мне.

– А о ком?

– Опять суешь нос куда не следует? Скоро познакомишься. Не бойся, она через несколько дней отправится в клинику.

– Я не боюсь, закричала просто от неожиданности.

– Как ты там оказалась, я же сказал не выходить?

– Я слушала, как ты играешь…

– Ну вот еще!

– Нельзя?

Он только дергает плечом, не отвечая. Очень хочется спросить, означает это да или нет.

– Ладно, ложись спать. Только дверь закрой. Я постучу, если будет что-то нужно.

Интересно, что ему может быть у меня нужно? Мелькнула шальная мыслишка, не сказать ли, что все еще трясусь от страха, чтобы посидел подольше. Но я затаптываю ее на корню и старательно топчу после ухода Ларса еще минут десять.

Зачем я лезу не в свое дело? Мне сказано не высовываться из комнаты, вот и нужно было сидеть тихо, как мыши, слушая из-за двери. Меломанка несчастная! А играл он действительно здорово, лучше меня самой. Это неудивительно, я же не профессиональная музыкантша, хотя любительница высокого класса, чем и горжусь.

Некоторое время я еще старательно обманываю сама себя, размышляя о достоинствах игры Ларса, а потом вдруг начинаю рыдать. Да, он прекрасно играет, но разве сейчас в этом дело? Перед глазами стоит картина того, как бережно он обнимал эту женщину, как уговаривал, уводя. Конечно, она больна, но все равно красива. Какое отношение женщина имеет к Ларсу и кого проклинала, если не его? «Скоро познакомишься». Сколько же загадок в этом замке помимо самого хозяина?

Я вдруг понимаю, что не все мне хочется разгадывать. Обнадеживает то, что он пришел меня успокаивать. Вообще-то мог бы устроить выволочку, ведь я снова нарушила запрет. Правильно ведь запрещал, нарушаю и из-за этого страдаю.

Ничего я не страдаю! И пусть себе играет по ночам без меня! Вот вернусь домой, возьму скрипку в руки и буду целый день страдать вместе с ней. Или вообще открою наконец коробку с синтезатором, который мы с Бритт притащили, но так и не удосужились использовать после того, как ее учительница музыки по телефону устроила выговор, сказав, что синтезатор не для настоящих музыкантов.

Где-то на этой сердитой ноте я и сомкнула глаза…

Мама позвонила утром, когда я еще была в душе. Видно, сильно задело сообщение Терезы, потому что так рано моя мама встает в исключительных случаях.

– Дорогая, Тереза сказала, что видела тебя в ресторане с молодым человеком?

– Что в этом странного? Терезе можно ходить в «F-12», а мне нет?

– Ты скрытная… Тереза говорит…

– Мама, мне надоело слышать это имя. Что ты хочешь знать, с кем и в чем я была? Слушай: я была в красивом платье и с роскошным мужчиной, у которого сейчас нахожусь дома. Еще вопросы есть?

– Так ты у него дома?

– Ах, да, забыла сообщить, что это замок на острове. Остров не собственный, но замок настоящий. Он безумно красив, богат, имеет квартиру в Норрмальме, яхту и еще кучу всего. Только сразу тебя предупреждаю: это ничего, понимаешь, ничего не значит! Не вздумай фантазировать. Нас с Ларсом Юханссоном связывает только работа.

Мама ахает:

– Ты была с Юханссоном?!

– Ты его знаешь?

– Его нет, но о нем знаю.

– Что именно?

Сейчас как скажет, что слышала о его возможной виновности в убийстве, только этого мне не хватало!

– Это один из самых богатых людей!

О, боже, только не это! Теперь мою маму от Ларса не оторвать даже при помощи тяжелой бронетехники.

– Ты меня слышишь? Мы всего лишь вместе пишем работу о викингах.

– Ну да, ну да… Познакомишь?

– Нет!

– Хорошо, потом.

Казалось, настроение должно испортиться, но оно почему-то, наоборот, поднялось. Представила мамино лицо, когда я объявлю, что уехала из дома красавца Ларса добровольно. Нет, от репутации глупой курицы мне в семье не отделаться. Но я их не прошу вмешиваться в свои дела, они сами по себе, я сама. Если бы случайно не столкнулась с Терезой, не стала бы вообще ничего рассказывать. Разве только бабушке, ей можно поплакать в жилетку за отсутствием Бритт.

Оставался вопрос, как общаться с Ларсом.

Но решать его не пришлось.

* * *

Приглашенный для беседы Ларс Юханссон приехал вовремя, вел себя сдержанно, спокойно, говорил открыто.

Этот красавец действительно обладал не только выдающейся внешностью, но и невообразимым шармом, поэтому его появление в следственном отделе парализовало работу не только следователей и технического персонала, но и пары соседних отделов. За полчаса беседы в кабинет к Вангеру заглянула вся женская половина работающих, за чем только не заходили: от скрепок до вопроса, каким бензином он заправляет свою малышку.

Юханссон реагировал спокойно, здоровался улыбаясь и не сводил с очередной отчаянно красневшей любопытной своих серых глаз, пока та не покидала кабинет. В этом взгляде не было ничего от взгляда мачо, просто спокойная приветливость, но Ларс знал силу обаяния своих глаз.

Даг наблюдал за этим красавцем, пытаясь понять секрет. Красив? Да, красивые, мужественные черты лица, разлет бровей, высокий лоб, хорошие волосы… но бывает и красивей. И глаза не синие или голубые, а серые, хотя радужка словно обведена черным ободком, что делает их неотразимыми.

И все равно эффект производила не столько внешность, сколько сопутствующее ей обаяние. Женщины таяли и стекали на пол, как оплывшие свечи. Он мог вить веревки из любой.

О себе Юханссон рассказывал, ничего не скрывая, как и о том деле с торговлей наркотиками. По поводу гибели Кайсы снова выразил сожаление, Дагу показалось, что искренне.

– Как вы думаете, чего может бояться Бригитта Ларсен?

Юханссон вскинул на инспектора чуть удивленные глаза:

– Бояться? Не знаю, я очень давно ее не видел. После того, как распалась наша группа, встречал мельком, разговоры были о погоде, о природе, о видах не лето… Возможно, у Бригитты были свои проблемы, но я ее не очень хорошо знал и тогда, когда мы все дружили.

– Вы верите в то, что Кайса Стринберг повесилась сама?

– Я уже говорил прошлый раз: нет. Даже если Кайса не забыла то, чем мы занимались раньше и сейчас в Теме, кончать жизнь вот так нелепо. Она не могла настолько потерять осторожность, чтобы забыть об опасности.

Вангер с деланным безразличием чиркал в своем блокноте, он так поступал часто, если не смотреть в лицо свидетелю, тот чувствует себя свободней и говорит больше. Кроме того, деланное безразличие к показаниям подхлестывает у людей желание удивить еще чем-то, и они частенько говорят то, о чем собирались молчать. Но с Юханссоном этот номер не прошел. Он с таким же безразличием смотрел в лоб самому Догу.

Тот хмыкнул:

– Почему вы в этом уверены, если давно с ней не виделись?

– Вы умеете ездить на велосипеде или лыжах? Плавать? Кататься на коньках?

Пришла очередь Ватера изумляться, а Юханссон продолжил:

– Вас научили этому в детстве, и сколько бы лет ни прошло, вы будете помнить основные приемы, если даже не движения рук и ног, то безопасности обязательно. И действовать будете на уровне инстинктов. Так и в БДСМ, если человек осознал, что из-за ошибки своей или чужой может попасть в беду, он никогда больше такой не допустит и постарается не подставить себя.

– Почему вы перестали заниматься БДСМ? – вопрос в лоб, взгляд глаза в глаза, интуитивно Даг почувствовал, что именно здесь кроется загадка, не понял, какая, но уверен, что есть.

Юханссон взгляда не отвел.

– Именно поэтому.

И все, как отрезал. Спокойно глядя своими стальными глазами на Вангера, он словно говорил: это убитой не касается, и отвечать я не обязан.

Даг подумал, как богаты оттенками эти глаза, когда Юханссон смотрел на порхающих вокруг него женщин, они были светлыми, какими-то ласковыми, а теперь словно два клинка.

– У Кайсы есть родные?

– Да, в Бодене. Отец, мать…

– Сестра…

Было заметно, что Ларс удивлен этим добавлением.

– Сестра?

– Ну, да, такая серая шепелявая женщина.

– А… Может быть, я не знаю.

Что-то показалось Дагу странным в его реакции, но придраться не к чему, в конце концов, Юханссон не обязан знать, да и просто помнить всю родню бывших подружек.

– Где сейчас Паула Якобс?

Снова удивленный взгляд:

– Не знаю, она давно уехала из Швеции.

– Благодарю, спасибо.

– Я ничем не могу вам помочь, я действительно очень давно не встречался с Кайсой, как и с остальными.

– Кроме Оскара?

– Кроме него, с Оскаром мы остались приятелями.

Разговор не дал ничего, кроме подтверждения уверенности, что это убийство.

Но когда Юханссон уже был у двери, Даг бросил ему вслед:

– Кайсу сначала придушили, потом повесили.

Ларс обернулся, чуть прищурил глаза:

– Поэтому она не осознала опасности…

* * *

– Я в Стокгольм.

Вот и все, словно я вообще не существую. Не мешало было спросить и у меня, может, мне тоже туда нужно? И о вчерашнем тоже никаких разговоров.

Но я тут же осаживаю сама себя: это даже хорошо, что Ларса целый день не будет, я смогу поговорить со Свеном, с Жаном, Мари и может еще с кем-то, кто бы подтвердил, что Ларс был дома в день убийства девушки.

Некоторое время сижу в библиотеке, якобы занимаясь викингами, а в действительности пытаясь придумать повод, который позволит мне разузнать как можно больше обо всем происходящем в этом замке. Повод находится сам собой. Свен, который решил подложить дров в камин, со вздохом замечает:

– Испугалась ночью? Ларс сказал, что Жаклин тебя перепугала. Не стоило выходить из своей комнаты без надобности.

Конечно, мне страшно хочется спросить, кто такая Жаклин, но я задаю другой вопрос, возможно странный для того же Свена:

– Что за человек Ларс Юханссон?

Свен некоторое время молча смотрит на меня. Потом вздыхает:

– Не бойся его, тебе он не сделает ничего плохого.

– А есть те, кому может сделать?

– О, да! Есть те, кому Ларс мог бы свернуть шею, не задумавшись.

– Что останавливает?

– Только то, что у него есть голова.

Теперь уже я некоторое время смотрю на Свена, пытаясь понять, что можно спросить, а что нет.

– Ларс настолько разный, что я не могу понять, какой же он в действительности.

– Так просто не поймешь, нужно узнать его получше… Но он хороший.

– Вы его любите?

– Его любят все, кто знает больше пяти минут. – Вдруг Свен усмехается. – Нет, не все. Есть и те, кто ненавидит. Это взаимно.

– Чем больше слушаю, тем больше загадок.

– Хочешь посмотреть фотографии?

– Да…

– Сиди, сейчас принесу.

Увидеть семейные снимки – один из лучших способов понять человека. Детские лица открыты, дети не умеют прятать душу за подходящей маской, перед объективом чаще всего они такие, как есть. И хотя с детских лет человек может сильно измениться, что-нибудь подскажет, что именно у человека глубоко внутри.

Свен принес несколько толстенных альбомов.

– Смотри, это дед Ларса. Это его родители, они погибли, когда он был совсем мальчишкой. Воспитал дед, который ему и мама, и папа, и учитель, и наставник, и нянька. А еще настоящий друг.

Ларс действительно везде с дедом. На лошади… играют в снежки… Оба со скрипками… Ларс со скрипкой, дед за фортепиано… с мечами… Снимков очень много. Ларс взрослеет…

Он всегда был красивым, от первых детских снимков, лет семи-восьми, более ранних нет.

Мы добираемся до снимков где-то пяти-семилетней давности. Ларс уже красивый молодой человек. Рядом с ним девушки, тоже красивые… Ларс на горных лыжах. Ларс выходящий из моря. Ларс за роялем. Ларс у штурвала яхты… на лошади… на мотоцикле… со скрипкой, лицо не просто задумчиво, он парит где-то в своем собственном небе…

Господи, что же это за человек?!

И вдруг одна из фотографий заставляет меня буквально замереть. На снимке Ларс и, если я не путаю, Оскар и три девушки. Две стоят лицом к камере, одна почти спиной, но именно ее легко обняла сильная рука Ларса. Но не это объятие поражает меня. Одна из стоящих лицом девушек – та самая погибшая Кайса! Она рядом с Оскаром, и парень держит девушку рукой за шею, словно пытаясь согнуть, подчинить себе. Это явно шутка, потому что она смеется.

Свен замечает мой интерес, замер в ожидании. Хорошо, что в кадре Оскар, это дает мне возможность ткнуть в него пальцем:

– Это Оскар?

– Ты знаешь Оскара?

– Не знаю, просто видела в кафе, когда нас с Ларсом познакомили. Он так представился.

– Да, это Оскар, Кайса, Бригитта и Паула. И, конечно, Ларс.

– Друзья?

Свен вздыхает:

– Нет, они уже давно не дружат. И слава богу.

– Почему, они же с Оскаром общались вполне по-дружески.

– С Оскаром – да, а с остальными… У Ларса немало грехов на душе, только, знаешь, ты его не расспрашивай, он хороший, но замкнутый, можно годами общаться и не узнать, что у него на душе. Если захочет, сам расскажет.

– Я ничего не спрашивала… Только то, что вы сами показали, – я киваю на альбомы с фотографиями.

– Вот и не спрашивай. А за альбомы мне попадет.

Да что же все его так боятся?! Я слегка натянуто смеюсь:

– Ларс такой страшный и кровожадный? А мы не скажем, что я что-то видела.

– Ты врать не умеешь, на лице все написано. И то, что он тебе нравится, и то, что интересует куда больше твоих викингов, тоже.

Я мысленно ахаю и нелепо бормочу:

– Что, так видно?

Свен как-то очень по-доброму смеется:

– Линн, это хорошо, что он тебе нравится. Ты не такая, как эти, – теперь уже кивает на альбомы. – И у Ларса что-то щелкнуло. Не разочаруй.

– Кого?

– Хотя бы меня. Есть в тебе что-то настоящее, – в глазах Свена хитринка, заставляющая меня улыбнуться.

– Ну, спасибо…

– Ты слышала, как он играет?

– Да, нечаянно. Играет он великолепно.

– Дед хотел, чтобы он стал музыкантом, но это не для Ларса. Вот так изводить себя скрипкой или роялем – это, пожалуйста, а для кого-то играть нет. Только сам для себя.

Я снова натянуто смеюсь:

– А девушкам?

– Какие девушки, он никого к себе не подпускает после того случая…

И Свен замолкает, явно сказав что-то лишнее. Я не настаиваю. Лучше постепенно, иначе вообще перестанет рассказывать.

– Ему трудно, наверное, если допустить, то и рукава оторвут, каждая в свою сторону перетягивая.

Свен смотрит на меня с легким изумлением, потом смеется:

– Ты права. Знаешь, я, кажется, понимаю, почему он тебя привез.

– И почему?

– Ты… настоящая какая-то. Не пытаешься на его шее повиснуть, не завлекаешь.

Я чуть не ору, что мне бы этого так хотелось, но я не могу!

– Оставайся самой собой, не пытайся его завоевать.

Мое лицо заливает краска:

– А почему вы решили, что я его хочу завоевать?

– Плохо, если не хочешь. Но, может, оно и к лучшему.

– Вы его очень любите?

– Люблю. Он мне как сын. – Свен поднимается, забирая альбомы.

Мне очень хочется поговорить о Ларсе еще, просто поговорить, ничего не выспрашивая, но Свен вдруг приглашает:

– Ты в малой гостиной не была?

– Нет.

– Пойдем, покажу, где этот маньяк терзает себя по ночам.

Мамочки! Чем же можно терзать себя по ночам в гостиной?

Мы идем в малую гостиную, где Свен прячет альбомы в шкаф. Приспособлений для пыток там нет, хотя со мной не согласилось бы немало детей, которых силой заставляют играть на рояле или скрипке. Папа рассказывал, что его друг из музыкальной школы так и играл – с лежащим рядом на стуле ремнем и пустым углом, в который полагалось вставать на горох после неудачно отбарабаненных гамм. Конечно, для этого мальчишки рояль был орудием пытки.

– Пыточная?

– Это? – Свен смеется. – Для кого как.

Кроме рояля, нескольких шкафов, небольшого стола и кресел в комнате столик, на котором две скрипки в футлярах. Оба футляра открыты. При виде двух скрипок я вспоминаю Бритт. Наши скрипки так же сиротливо лежат рядышком. Мы уже несколько дней не играли, и мне этого явно не хватает…

Осторожно касаюсь пальцами скрипки.

– Играешь?

– Есть немного…

– Пока Ларса нет, сыграй что-нибудь?

Свен подает мне скрипку. Я принимаю, как зачарованная. Тихонько провожу смычком, понимая, что инструмент принял мои руки. Скрипка послушна. Не знаю почему, но начинаю играть «Адажио» Марчелло, которое Ларсу вчера вечером не удалось доиграть. Я очень люблю эту нежную, грустную мелодию.

Свен присаживается к роялю и начинает тихонько аккомпанировать. В этом доме слуги играют на рояле… Вчера аккомпанемента не было, Ларс играл один. Я подхожу со скрипкой к окну. Снаружи дождь, его капли сползают по стеклу, добавляя настроения. Ничего не хочется, только эти капли и мелодия…

Когда замирают последние звуки, Свен тихонько прокашливается и вдруг:

– А вот это, Линн?

По первым аккордам я понимаю, что он играет мелодию Рольфа Ловланда. Это тоже в числе любимых, это мы можем… это мы играли с папой…

Скрипка снова плачет, замирает, словно вспоминая чьи-то ласковые прикосновения, тоскуя по несбывшемуся. Свен хорошо играет на рояле, откуда? Но думать об этом не хочется, мелодия снова уводит за собой…

Когда затихают последние звуки, я замечаю быстрый взгляд Свена в сторону входа, поворачиваюсь и встречаюсь глазами с Ларсом. Он явно стоит уже давно, замер, потрясенный, даже не сняв куртку. Подозреваю, что слышал и «Адажио» тоже, слишком уж Свен старался, чтобы я играла спиной к двери. Ах, так? Сговорились?!

Я с вызовом вскидываю смычок и… Первые аккорды «Зимы» Вивальди словно призывают Ларса к действию, он сбрасывает куртку и берет в руки вторую скрипку. Узнал мелодию. Мгновение, и он уже поддерживает мои аккорды, а когда приходит время вступать солирующей скрипке, кивает мне. Его глаза не отрываются от моего лица, Ларс словно умоляет не останавливаться. Ну уж нет, это мы играли с Бритт не раз, я не собьюсь, моя скрипка поет, как надо. На лице Ларса появляется улыбка. Я победно смотрю на него. Дуэт получился даже без репетиций! Вау! – сказала бы Бритт. Жаль, что она не слышит.

Мы тянем последний аккорд, глядя друг на дружку с вопросом: что же дальше? И я вдруг понимаю что. Смычок опускается только на пару мгновений, потом взлетает снова.

А «Шторм» вы поиграть не желаете?

Желает! Ларс подхватывает, мы не просто играем, мы соревнуемся, кивком передавая друг другу партию ведущей скрипки. Я бросаю вызов всему: штормящему морю, музыке и Ларсу. Он вызов принимает. Так я еще никогда не играла, мы стоим, буквально впившись друг в друга глазами, кажется, смычки летают по струнам без нашего участия или отправляемые только вот этими бешеными взорами.

Музыка доходит до верхнего предела и замирает. Мы тоже замираем на мгновение, скрипки со смычками невольно опускаются в обессиленных руках. А потом Ларс прижимает меня к себе:

– Молодец, девочка!

Свен не выдерживает:

– Ну, вы даете!

Я с трудом перевожу дыхание, уткнувшись носом Ларсу в грудь. Такое впечатление, что бегом добралась до Бюле и обратно. Ларс тоже дышит, как после физической нагрузки. Эмоциональные нагрузки не менее тяжелы.

Вдруг я слышу его тихий смешок:

– Вот и соблазни такую.

Ха! Это я только с виду простушка. Ты меня еще не знаешь.

– Ты серьезно занималась музыкой?

– Серьезно? Нет. У меня папа музыкант.

– Концертирует?

– Сейчас нет, сменил скрипку на фотоаппарат. Ездит по всему миру, снимает, немыслимые уголки планеты.

– Но ты играешь на уровне виртуоза. Для такого надо репетировать каждый день. – Бережность, с которой Ларс укладывает скрипку в футляр, выдает в нем настоящего музыканта, такой не оставит инструмент просто на столе, проявляя тем самым неуважение.

– Не каждый, но играю. У нас с подругой хобби такое – развлекать прохожих концертами. – Я также бережно подаю свою скрипку.

– Завидую.

– Кому, мне?

Хочется спросить, кто ему мешает вот так играть каждый день?

– Нет, прохожим.

Его глаза снова изучают мое лицо так, словно он желает понять еще что-то, что я пока скрываю. А вот это фигушки, я тоже не так проста. Ты можешь целовать мою грудь, доводя меня до умопомрачения, можешь поить каким угодно вином, можешь играть на скрипке, делать, что угодно, но главного – зачем я здесь, я тебе не скажу.

И почему-то от вот этой решимости и этой возможности оставить хоть маленькую тайну от Ларса в обмен на ряды скелетов в его шкафах мне становится легко. Я даже способна бросить ему вызов не только со скрипкой в руках, но и полуобнаженной.

– Поиграешь еще?

– Не сейчас.

– Хорошо. Тебе надо чаще играть «Шторм», ты неотразима, когда бросаешь вызов.

– Вызова желаете?

Его глаза блестят.

– Да.

Я собираю все свое самообладание, которое от этих стальных глаз прямо-таки расползлось по углам и закоулкам души, и спокойно пожимаю плечами: