Текст книги "Жало белого города"

Автор книги: Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

5. Дом веревки

25 июля, понедельник

Мне вовремя удалось добраться до бара, где мы с Эстибалис договорились встретиться. Июль изнурял город солнцем, падающим отвесно на улицы, недавно подметенные после лавины раздавленных пластиковых стаканчиков, которые участники праздничных гуляний бросали прямо себе под ноги. Метеослужбы предвещали жару в течение ближайших недель, хотя в Витории высокие температуры никогда не держались подолгу.

Я направился вверх по Куэста-де-Сан-Франсиско к Арочным террасам, в тот день заполненным торговцами чеснока, от которых воздух будто бы густел, заполняясь запахом серы, а тротуар покрывало целое море сухой белой шелухи. Сотни довольных пенсионеров в клетчатых рубашках и беретах возвращались домой со свисающей с плеча длинной чесночной связкой. Так было всегда. Этот обычай я помнил с детства: в День Сантьяго дед всегда возил нас с Германом в Виторию, и мы закупали чеснок чуть ли не на весь год.

Вскоре я оказался перед стеклянной дверью «Толоньо». Черный потолок, меню, написанное белым мелом на грифельной доске. Очень популярное, но при этом тихое, это кафе всегда действовало на меня умиротворяюще; оно было похоже на островок спокойствия, где я приходил в себя, прежде чем вернуться домой. Иногда заходил пообедать и возвращался с сытым желудком и выполненным кулинарным планом на весь день.

Эстибалис поджидала меня, сидя на табуретке возле змее-видной барной стойки светлого дерева.

– На твою долю я уже заказала, – начала она. – Ирландское рагу с грибами, запеченный чангурро[15]15
  Чангурро – запеченный краб, классическое баскское блюдо (прим. переводчика).


[Закрыть] и стаканчик красного. Сядем за столик или прямо тут?

– Спрячемся подальше; надо кое-что обсудить, и лучше, чтобы нас никто не слышал.

Наконец мы устроились за самым удаленным столиком в углу, в глубине зала. Эсти жевала брикс с морепродуктами, пока я ковырялся в ирландском рагу.

– Что-нибудь известно о хакерской атаке? – спросил я.

– Через пару часов все прекратилось, но причину мы так и не установили. Можешь снова включить у себя на смартфоне интернет. Надо бы тебе переслать сообщение, полученное от Тасио Ортиса де Сарате, и пусть они определят, откуда оно было отправлено. Я еще ничего не сказала, но лучше бы тебе поторопиться: парни из информационного отдела уже копаются в наших компьютерах. Пусть они все узнают от тебя.

– Знаю, знаю, – вздохнул я, открывая мобильный. В «Вотсаппе» обнаружились двадцать четыре сообщения с различных номеров. Новому заместителю комиссара вряд ли понравится, что я отправился в тюрьму навестить преступника, не поставив ее в известность.

– Дай ей освоиться, у нее сегодня первый день, – сказала Эсти. – Я бы тоже боялась что-нибудь напортачить.

– Да, но из-за проволочек могут умереть еще два человека, – отозвался я.

В этот момент оба наших телефона одновременно запиликали. Эсти меня опередила и ответила первой. Выслушивая новость, вытаращила на меня свои карие глазища, в которых застыло странное выражение.

– Чертов колдун, – побледнев, сказала она мне и повесила трубку.

– Что случилось?

– Найдены еще два трупа. Тут, неподалеку. В Доме веревки.

Когда я услышал ее последнюю фразу, кусочек жаркого упал на дно моего желудка свинцовой тяжестью. Да так и остался там, ненужный и чужеродный, как камень в туфле.

– Ты в порядке? – забеспокоилась Эстибалис.

– Да, – машинально ответил я. – Точнее, нет, я не в порядке. Подожди минуту.

Я направился в туалет, стараясь скрыть спешку, и, оказавшись у унитаза, изверг обратно всю съеденную пищу.

Я не хотел. Не хотел идти осматривать место преступления, не хотел снова видеть обнаженные молодые тела, мертвые тела, умершие отчасти и по моей вине. Сполоснул лицо и посмотрел в глаза никчемному типу, который выглядывал из зеркала.

«Ты слюнтяй, – сказал я Кракену в зеркале. – Ты не делаешь того, что должен. Кто на сегодняшний день умнее? Этот несчастный или ты?»

Через полминуты мы подъехали к дому 24 на улице Кучильерия. Дом веревки был построен в конце XV века, примерно в то время, когда Католические Короли изгнали евреев из Испании. Однако один из них, богатый торговец сукном Хуан Санчес де Бильбао, не только принял христианство и остался в городе, но и построил знаменитое здание, которое с течением веков оставалось нетронутым и заслужило почетное место среди самых выдающихся архитектурных памятников Витории.

Своим любопытным названием оно обязано францисканскому поясу, обвивавшему одну из массивных стрельчатых арок входа. Этот фасад туристы фотографируют в первую очередь, но для меня с ним связаны другие, более прозаические воспоминания: пакетики жареной картошки с кетчупом, масляные и горячие, которые в два часа ночи мы покупали в «Амариу», баре напротив. Я садился на ступеньку под дверцей между двумя арками Дома веревки, держа пакетик озябшими пальцами.

Потом когда я вырос, меня начала интересовать история – самозабвенная страсть Тасио, – и я обнаружил, что богатый выкрест Хуан Санчес де Бильбао приказал построить здание в столь игрушечных пропорциях, чтобы заставить старых христиан преклонять перед ним голову, когда они входят в его дом для заключения торговых сделок. Очаровательная, тонкая месть. Сам не знаю почему, но в тяжелые моменты мне приходят в голову самые тривиальные воспоминания. Прямо удивительно.

В этот проклятый день ничто не казалось таким, как прежде. Территорию огородили красно-белой пластиковой лентой. Две машины похоронной службы «Лаусурика» ожидали в верхней части улицы.

У входа мы с Эсти поздоровались с Руисом, одним из наших офицеров, и вошли в тяжелую средневековую деревянную дверь.

– Замок взломан? – спросил я.

– Нет, не тронут, – ответил Руис, пожав плечами.

Здание принадлежало Социальной службе «Банка Витории». Войдя, мы увидели два офисных стола, стоящих у входа на первый этаж, а на потолке и колоннах – затейливую смесь стекла и массивного дерева.

Судья Олано спустился по лестнице, ведущей в сводчатый зал, великолепное квадратное помещение с ярко-голубым куполом. Купол украшали звездочки, вырезанные между арками, на которых удерживалось это впечатляющее сооружение.

– Пришли осмотреть место преступления? – спросил он нас с мрачным видом.

– Да, разумеется. Нам только что о нем сообщили, – ответила моя коллега, вытянувшись по стойке смирно.

– Хорошо, тогда я ухожу. С вами остаются криминалисты – они еще не сделали все фотографии. Можете обменяться впечатлениями с судмедэкспертом и поговорить с моим секретарем, чтобы подписать акт. Гнусный способ прервать застолье, – с досадой проворчал он.

На секунду наши с Эстибалис взгляды встретились. Мы поднялись по ступеням, переводя дыхание.

В центре зала, в окружении нескольких техников отдела криминалистики и доктора Гевары, лежали два обнаженных тела, вновь ориентированные на северо-запад. Три эгускилора лежали вокруг них, как крошечная солнечная система, претендующая на то, чтобы тоже участвовать в инсталляции.

– Клянусь бородой Одина… – ошарашенно прошептал я на ухо Эстибалис. – Они убили какого-то северного бога.

Действительно, лежавший перед нами на полу обнаженный молодой человек казался посланцем Вальхаллы. Высокий, невероятно светловолосый, светлые глаза смотрят в усеянное звездами небо средневекового свода, руки покрыты татуировками в виде племенных знаков.

– Этот парень истратил на татушки целое состояние, – шепнула моя коллега. – Что думаешь, Унаи?

Я присел рядом с телом Тора и мысленно повторил привычное заклинание:

«Здесь кончается твоя охота и начинается моя».

Переждал несколько секунд, подумал еще раз и ответил:

– Несмотря на вызывающий антураж, думаю, перед нами еще один ребенок из благополучной семьи. Грудь и ноги эпилированы, лобок побрит… В жизни палец о палец не ударил. Очень следил за собой, а обходится это недешево. При этом его внешний вид не сочетается с подружкой, которую подобрал ему убийца. Не думаю, что они были знакомы при жизни. Полные противоположности.

Девушка была небольшого роста; коротко, почти по-монашески остриженные каштановые волосы. Невзрачная, маленькая, она принадлежала к тому типу людей, которых никто не замечает, в отличие от псевдомолодчика, который нежно касался ее лица своей ручищей. С виду обоим около двадцати пяти лет; впрочем, им запросто могло быть и двадцать два года, а может, и двадцать семь.

– Что мы имеем, доктор Гевара? – спросил я, подойдя к судмедэксперту и не сводя глаз с лежащих у моих ног юноши и девушки.

– В двух словах: двойное убийство, идентичное вчерашнему. Я переслала на почту вашей коллеге отчет о вскрытии первых двоих погибших. Мы наблюдаем множество сходных черт: похоже, эти двое также умерли от удушья, вызванного укусами пчел в горло. Сюда их перенесли уже мертвыми и уложили в эту позу до наступления трупного окоченения. Умерли менее трех часов назад. Забираю их на вскрытие, любопытно увидеть результаты токсикологической экспертизы. Если прошлой ночью они участвовали в гуляньях, и, возможно, в их организме обнаружатся следы наркотических веществ. Как и в предыдущем случае, кисти рук и ногти целы, хотя я все равно приказала их обследовать. Похоже, они не сопротивлялись, но на шее также имеется след, напоминающий укол. В остальном я не вижу следов насилия, за исключением того, что рот им залепили клейкой лентой, а затем эту ленту сорвали – возможно, перед тем, как убийца перенес их в это помещение и убедился, что оба мертвы. Но у меня есть любопытная находка. Взгляните сюда.

Доктор Гевара протянула прозрачный пластиковый пакет, внутри которого лежала пчела.

– Она потеряла брюшную полость и внутренние органы и, видимо, была одной из тех, кто убил девушку. Я знакома с директором Музея меда в Мургии, выясню у него потом кое-что. Как только все узнаю, вышлю отчет. Эгускилоры, или Carlina acaulis, также подвергну анализу. Мы уже изучили те, что найдены в часовне Старого собора, но определить их происхождение сложно. Это довольно распространенное растение, оно растет на горных склонах, лугах, полянах… Их могли нарвать где угодно, – сказала судмедэксперт, бросив последний взгляд на распростертые тела. – Я вам еще нужна?

– Думаю, нет, – ответила Эстибалис. – Но держи нас в курсе всего, что покажется интересным.

– Так я и сделаю. Всего доброго.

Мы вышли из Дома веревки, когда сотрудники похоронной службы пришли забирать тела. На улице любопытные пешеходы замедляли шаг и, не останавливаясь, бросали беглые взгляды на оперативников, загородивших проход со стороны Кучильерии.

Эстибалис остановилась перекинуться словечком с одной из сотрудниц, и мы с ней простились, жестом договорившись «встретиться внизу». Я спускался по кварталу Сан-Франсиско, где по-прежнему толпились продавцы чеснока, не желавшие покидать свое место, чтобы перекусить, как вдруг со мной поздоровался смуглый тип, степенный и хорошо одетый. Это был Марио, Марио Сантос, правая рука директора «Коррео Виториано» и, пожалуй, один из самых симпатичных журналистов.

Я улыбнулся, мы обменялись рукопожатиями. Да, у меня действительно был друг-журналист. Он был сдержан, а его хроники всегда были отлично написаны. Элегантный в письме, он был так же элегантен и в поведении. Никогда не выходил из себя, пропускал мимо ушей, когда я повышал тон, хотя мог бы выжать из моих реакций всю кровь, вызывая полемику на пресс-конференциях. Пару раз, к большому моему облегчению, он продемонстрировал, что с ним возможен off record[16]16
  Не для протокола (англ.).


[Закрыть]. С течением лет я ценил его все больше, и, несмотря на то что он был старше, иногда мы пересекались в центре и пили кофе в «Эль-Прегон» или «4 Асулес», чтобы поболтать обо всем и ни о чем: о последнем матче «Басконии»[17]17
  «Баскония» – баскетбольный клуб из Витории.


[Закрыть] или работе нового гражданского центра, не слишком вдаваясь в детали нашей личной жизни. Это был свой человек в прессе.

– Как дела, инспектор Айяла?

– Как видишь, Марио. Работа кипит.

– Думаю, что и беспокойства с ней немало.

– Что собираешься публиковать?

С ним можно было говорить прямо, не то что с другими журналистами, с которыми первым делом необходимо прощупать почву. Между нами было что-то вроде мужского договора.

– О вчерашнем происшествии мало информации, о сегодняшнем и того меньше. Много слухов, много звонков. Директор просто обезумел, прет как танк, ты же его знаешь. Но думаю, речь идет об очень серьезном деле, особенно для такого города, как наш, и не хотелось бы публиковать ничего вызывающего. Вчера был канун Сантьяго, а сегодня начались приготовления к празднику. Не думаю, что следует вызывать коллективный психоз в такие важные дни. Можешь рассказать мне что-нибудь прямо сейчас или лучше подождать?

– Дай мне немного времени, чтобы я встретился с начальством. Тебе позвоню первому, договорились?

– Очень на тебя рассчитываю. Если позвонят из «Диарио Алавес», можешь предупредить меня, прежде чем они что-то предпримут? – спросил Марио, пристально глядя на меня своими карими близко посаженными глазами. У него был умный взгляд, которым он смотрел на все спокойно и невозмутимо. – Ты и представить себе не можешь, как восприняла наша редакция их вчерашний экстренный выпуск, с которым они так шустро подсуетились.

Мгновение я размышлял, но пришел к выводу, что лучше согласиться.

– Договорились. Можешь на меня рассчитывать.

«Диарио Алавес» ругали за желтизну, ее заголовки всегда звучали чересчур громко. «Коррео Виториано» держалась более трезвой и строгой позиции; благодаря нашей дружбе вторая публикация звучала более разумно и осмысленно. Помимо Марио, был еще и Лучо, мой давний и близкий друг и один из ярких представителей нашей компании: он отвечал за раздел новостей в «Диарио Алавес», и у нас не раз возникал конфликт интересов. Лучо пытался использовать наши тусовки, чтобы выжать из меня побольше сведений, а у меня в итоге появлялись проблемы с начальством из-за утечки информации. Я был уверен, что в этом случае у нас также возникнут проблемы. И не потому, что он был чертовым ведьмаком, как утверждала Эсти, а потому, что десять из двадцати четырех сообщений в «Вотсаппе» были от Лучо, а значит, в наших отношениях ожидались бури с градом.

Через полчаса мы с Эстибалис были в полицейском участке. Поднялись сразу на третий этаж и вошли в кабинет заместителя. Нам довольно долго пришлось ждать – в кабинете раздавался один звонок за другим, пока Альба над нами не сжалилась и не выключила телефон.

Наконец мы встретились с ней глазами и целую секунду смотрели друг на друга. «Видишь, что творится? Теперь у нас четыре трупа. С тебя не хватит?» – хотелось сказать мне. Но нам надо было обсудить много разных тем, и лучше было начать сначала.

– Заместитель комиссара, – сказал я, усаживаясь. – Мы только что с нового места преступления в Доме веревки. Но прежде всего я должен сообщить вам, что случилось сегодня утром. Когда во время хакерской атаки я собирался выключить компьютер, некто, представившись Тасио Ортисом де Сарате, прислал мне письмо по электронной почте, потребовав сегодня же встретиться в тюрьме. Я отправился в тюрьму Сабалья, чтобы проверить, действительно ли сообщение отправил Тасио, а заодно выяснить, не причастен ли он к этому новому делу. Главным образом я хотел удостовериться в том, что психологический профиль заключенного совпадает с профилем убийцы, совершившего вчерашнее и сегодняшнее преступления. Пришлю вам подробный отчет о разговоре, который состоялся между нами. Но резюме таково: Тасио не признался прямо, что каким-то образом стоит за хакерской атакой, но, думаю, он сделал это намеренно, для отвода глаз, чтобы отдел кибербезопасности был занят и не мог отследить IP-адрес компьютера, с которого было отправлено электронное письмо.

Я пересказал заместителю комиссара наш разговор, поведал о популярном аккаунте в «Твиттере», который якобы принадлежит Тасио, и о его предложении сотрудничать со мной в раскрытии преступлений.

– Похоже, он снова хочет стать героем Витории, – добавил я. – Вот и собирается помогать в поимке виновного.

– Если Тасио подстрекатель, – перебила меня Эстибалис, – и кто-то из его последователей виновен в новой волне преступлений, возможно, он все организовал так, чтобы подставить фактического преступника и мы его арестовали.

– Вы полагаете, он способен рисковать собственными помощниками? – спросила заместитель комиссара.

– Почему бы и нет, – Эсти пожала плечами, – для него они всего лишь инструменты, так же как и жертвы. Если вы заметили, убитые довольно безлики, они лишь фрагменты его инсталляции. Возможно, он убедил кого-то наиболее внушаемого из своих последователей вести себя так, как на его месте вел бы себя сам. Подражатель все сделает так, как делал он двадцать лет назад, и в конце концов Тасио освободят. Если он осуществит свой план и поможет нам, то станет героем.

– Но почему он затеял все это именно сейчас, когда получил право временно выйти на свободу? – настаивала Альба.

– Потому что он не просто хочет вернуть себе свободу, – предположил я. – Прежде всего он не желает быть изгоем, врагом общества номер один, серийным убийцей, который вышел на время, отсидев бо́льшую часть срока. Он мечтает, чтобы все вернулось к ситуации, предшествовавшей падению. Чтобы положение дел оставалось таким же, как, цитирую дословно, «за несколько часов» до его задержания, чтобы Витория снова оказалась у его ног: слава, почитание, социальное положение… Не хочет прятаться от людей после выхода на свободу.

– Это согласуется с тем фактом, что за два десятилетия он так и не продал свою квартиру на Дато, – добавила Эстибалис. – Я проверила по земельному реестру сегодня утром. Он мог бы сделать это, назначив своего представителя, но собственность по-прежнему зарегистрирована на его имя и за двадцать лет не поменяла владельца.

– Это означает, что, выйдя из тюрьмы, он предполагает жить на прежнем месте. Можете себе представить, что будет каждый раз, когда он выйдет на улицу? Его дом в самом центре Витории, все будут его узнавать. Вся Витория будет в курсе того, что он на свободе. Он не желает быть злодеем в собственном городе, – сказал я.

Альба Диас де Сальватьерра прикусила губу, на ее лице отразилась досада. Наконец она встала.

– Вы должны были предупредить меня заранее и, разумеется, обсудить со мной целесообразность посещения этого заключенного. Подождите меня здесь, я схожу в отдел по борьбе с киберпреступностью. Инспектор Айяла, ваш компьютер будет контролироваться до следующего распоряжения, – сказала она, застегивая синий пиджак своего приталенного костюма, и покинула кабинет.

Увидев, как она уходит, я не выдержал и глубоко вздохнул. В течение нескольких секунд смотрел на закрывшуюся за ее спиной дверь. Наконец взял себя в руки, несмотря на подавленность.

– Итак, Эсти, движемся дальше. Какие новости ты хотела рассказать мне в «Толоньо», когда нас перебили?

– У меня есть список сотрудников, у которых имеются ключи от Старого собора, но директор сообщил мне одну деталь, которая может тебя заинтересовать. Пару недель назад одна из археологов, отвечающая за проведение туристических экскурсий, попросила сделать ей копию, потому что не могла найти свою связку. Она утверждает, что потерять их не могла, что она очень аккуратна и всегда держала их при себе. Уверена, что их украли. Это случилось во время последней вечерней экскурсии, которая начинается без четверти восемь. Когда через час экскурсия закончилась, уже почти стемнело. Во многих уголках собора, где проходят экскурсанты, видимость очень плохая, и кто-то незаметно стянул связку.

– У нас есть списки ежедневных посетителей?

– Да, директор мне их передал. Но имей в виду, что записывают только имена, удостоверение личности не требуют. Если кто-то идет на экскурсию, чтобы украсть ключи, а затем подбросить в собор пару трупов, вряд ли он назовет свое настоящее имя. Это было бы непростительной ошибкой – на такую способен только начинающий, что плохо сочетается с тем, как безупречно он совершает свои преступления.

– В любом случае все имена следует проверить, – повторил я. – Кстати, удалось выяснить, кем были вчерашние жертвы?

– У нас все утро оперативная система в нерабочем состоянии, Унаи. Мы не могли ничего выяснить. Есть сотни заявлений, которые необходимо проверить и сверить данные с описанием трупов. Но, думаю, вскоре мы всё узнаем. Для начала я попытаюсь найти базу данных всех пасечников в нашем районе. Впрочем, есть полно любителей, которые занимаются этим делом для себя и не имеют лицензии на продажу меда. В долине Горбеа многие держат ульи; если всех их вносить в список, он станет бесконечен. Даже у моего отца на даче была маленькая пасека, еще в те времена, когда он не страдал Альцгеймером, – пробормотала она, понизив голос, как будто ее пугало даже звучание этого диагноза.

Отец ее был еще совсем не стар, однако недавно его поместили в специальное отделение дома престарелых в Чагорричу, где лежали пациенты, страдающие болезнью Альцгеймера.

– Думаю, мой старший брат избавится от ульев, – продолжала Эсти, вертя ручку своими крошечными пальчиками. – Я всегда их боялась и никогда не подходила близко. Очень жаль, что вчера я недостаточно быстро среагировала, когда изо рта парня вылетела пчела. Пчелы реагируют на адреналин, который мы, люди, выделяем в стрессовых ситуациях. Они чувствуют угрозу и кусают, поэтому пасечники должны быть людьми уравновешенными, с достаточным эмоциональным интеллектом, чтобы, приближаясь к ульям, контролировать себя. А я вечно нервничаю с меня хватило нескольких укусов, чтобы понять, что лучше их не трогать.

В этот момент вернулась помощник комиссара. Лицо у нее было серьезным, она выглядела усталой, но все мы знали, что впереди у нас долгий рабочий день.

– Итак, специалисты по киберпреступлениям займутся вашим компьютером, инспектор Айяла. А сейчас мне хотелось бы услышать ваше мнение об этих четырех убийствах.

– В общих чертах есть три гипотезы, – сказал я, вставая из-за стола. Не знаю почему, но стоя мне проще выражать свои мысли. – Или, если хотите, три теории. Теория А: Тасио совершил предыдущие убийства, а сейчас действовал как подстрекатель. Это означает, что он оказывает влияние на кого-то за пределами тюрьмы, что вполне сочетается с тем впечатлением, которое Тасио произвел на меня этим утром: умен, проницателен, с высоким чувством собственного достоинства. Все черты лидера.

– Каковы мотивы преступления? – поинтересовалась она.

– Хочет перевести стрелку и на другого, как, по его утверждению, поступили когда-то с ним. Сейчас он в тюрьме и не может быть исполнителем преступления.

– Хорошо, – вздохнула она. – А теория В?

– Вторая более логичная: убийца – его брат.

– Его брат Игнасио? – недоверчиво повторила заместитель комиссара. – Это невозможно; он бывший полицейский, у него безупречная репутация и…

– Знаю, знаю, – перебил я ее. – Но дайте мне по крайней мере все объяснить, потому что теория эта весьма правдоподобна. Она заключается в том, что Игнасио был убийцей и двадцать лет назад, и сейчас. Он совершил преступления за несколько недель до освобождения брата-близнеца, чтобы Тасио обвинили вновь и он остался в тюрьме. Мы не знаем: возможно, Тасио пригрозил ему местью или сказал, что убьет его, как только окажется на свободе. Самым подозрительным кажется то, что убийства прекратились на два десятилетия, а сейчас возобновились. Как бы ни противоречили характеристики Игнасио психологии убийцы, мы не можем игнорировать хронологию событий.

– Перейдем к теории С. Не желаю больше слышать про Игнасио, – сказала заместитель и сложила руки на груди.

– Единственный оставшийся вариант – есть другой подстрекатель, не связанный с Тасио. Некто независимый и неизвестный, встрявший в отношения братьев, но не имеющий с ними ничего общего. Однако тут многое не сходится. Кто бы это ни сделал, сценарий и все детали продуманы до последнего штриха и исполнены с чрезвычайной тщательностью. С первого раза такое обычно не получается, первые преступления – полный провал: начинающие убийцы совершают роковые ошибки. Преступник явно убивает не впервые, и, насколько мне известно, подобных убийств раньше не было – по крайней мере, в Алаве.

– Итак, – сказала заместитель, – ищите похожие двойные убийства с обнаженными трупами или погибших от укусов пчел. Наверняка чего-то мы не учли; быть может, убийства были, но менее ловкие и не такие безупречные.

– Кракен, возьми это на себя.

– Почему Кракен? – заинтересовалась Альба Диас де Сальватьерра.

Я бросил на Эстибалис испепеляющий взгляд.

– И все-таки, что за Кракен? – настаивала заместитель, и мне показалось, что она немного побледнела.

– Это кличка, которую мне дали, когда я был еще подростком. Почему она вас заинтересовала?

– Вскоре после хакерской атаки мы мониторили аккаунт в «Твиттере», о котором вы говорили. Кажется, Тасио оставил вам сообщение.

Она взяла телефон и показала нам последний твит на аккаунте Тасио, написанный всего полчаса назад.

«Герою нужен наставник, тот, у кого уже есть подобный опыт. От тебя зависит, будет ли этот наставник светлым или темным, #Кракен».

Я провел пальцем по переносице. Все это мне не нравилось. Совсем не нравилось.

– Вот гад, – прошептал я наконец.

– Мы должны еще раз побывать в тюрьме и поговорить с директором, – сказала заместитель. – Надо выяснить, как заключенный связывается с внешним миром и отправляет свои твиты. Также предстоит выяснить, не нарушается ли какой-нибудь закон и не покрывает ли его тюремное начальство.

– Я займусь этим, – перебил я. В этот миг мне пришла в голову идея, как продолжить расследование; идея не слишком обычная, но, возможно, более эффективная, чем допрашивать директора тюрьмы Сабалья.

– Вы, конечно, можете туда съездить, но мне бы не хотелось, чтобы вы навещали Тасио Ортиса де Сарате.

– Что? – переспросил я, не веря своим ушам. – Это единственная твердая ступенька, которая у нас сейчас есть, и вы запрещаете мне ею воспользоваться?

– Это опасно.

– Опасно? Между нами двойное защитное стекло и охрана у дверей. Что может быть менее опасным, чем встреча с ним в тюрьме?

– Я не имела в виду физическую угрозу. Я имею в виду психологическое манипулирование.

– Вы считаете, что я к этому не готов, что я недостаточно хорош как профессионал? – Я повысил голос.

– Вы меня слышали. Я не буду с вами это обсуждать. И хочу, чтобы до окончания рабочего дня вы предоставили подробный доклад, как и о чем беседовали с заключенным.

Эстибалис смотрела на меня молча; в ее глазах я прочитал: «Сдавайся, ты проиграл».

Она была права: я связан по рукам и ногам. Терпеть не могу, когда во время расследования меня хоть как-то ограничивают. Абсурдное упорство заместителя комиссара замедляло наш ритм, и, если преступник убивает каждые несколько часов, запереть меня в кабинете – все равно что оставить ребенка без присмотра в кафе-мороженом.

Я сел, ожидая, пока она закончит. Мне уже было все равно.

– И последнее, – сказала заместитель комиссара, протягивая мне листок бумаги. – Вот официальный пресс-релиз, отредактированный нашим отделом по связям с общественностью. Единственные подробности – приблизительный возраст жертв и время обнаружения тел. Мы дали рекомендации насчет самозащиты, как вы и настаивали, инспектор Айяла. Мы не выйдем за пределы этого документа, не будем указывать дополнительные подробности. Результаты расследования будут засекречены до нового приказа.

– Хорошо. Я отправлю это моему человеку в прессе, – сказал я.

– Как только появится какая-то новость, немедленно сообщите мне. А теперь можете идти.

Я покинул кабинет моей новой начальницы с таким чувством, словно меня отшлепала, следы от шлепков болят до сих пор и будут болеть еще несколько дней. Эстибалис тоже выглядела удрученной. Я знал ее не первый день и догадывался, что ее мозг работает в эти минуты с нечеловеческой скоростью.

– Кстати, о бумагах, Эсти. Мы должны получить доступ к отчетам о преступлениях двадцатилетней давности. Тасио сообщил кое-какую информацию, которую надо бы проверить.

– Я думала об этом. Идем со мной в кабинет. Я попросила Панкорбо, чтобы он нашел мне все необходимое.

– Почему Панкорбо? – удивился я. Панкорбо был инспектором, и я не понимал, какое отношение он имеет к этому делу.

– Потому что он был напарником Игнасио Ортиса де Сарате, когда произошло то несчастье; раньше Панкорбо работал в отделе криминального расследования. Перевелся после двойного убийства у Средневековой стены. Думаю, оно тогда всех потрясло.

– Панкорбо? – переспросил я. Непросто было воспринимать этого посредственного следователя в паре с кем-то столь блестящим, как Игнасио Ортис де Сарате. Вряд ли они представляли собой гармоничное сочетание.

– Да, он самый, – сказала она, входя в мой кабинет.

На ее столе из белого пластика мы нашли невзрачную коричневую папку с толстой стопкой листов внутри. Поспешно открыли доклад и следующие полчаса сидели, обложившись бумагами, пока не нашли фотографии.

Наверное, я не был готов к тому, что увидел.

А лучше бы наоборот.

Мне хотелось бы думать, что готов. Но, увидев фотографию двух голеньких новорожденных, мальчика и девочку, прижавших ладони к щекам друг друга, и три эгускилора, разложенные вокруг посиневших лиц на шелковистой траве дольмена… Все равно что увидеть тех, которые так и не родились на свет, которых я так и не узнал, – тех, кого до сих пор звали тысячей имен, потому что мы с Паолой так и не успели выбрать для них имя…

Возможно, прошло больше времени, чем мне казалось, потому что лицо Эстибалис внезапно очутилось прямо передо мной. Обеспокоенно глядя мне в глаза, она подняла мою безжизненную руку, лежащую поверх фотографии мертвых детей. Видимо, я рефлекторно закрыл ладонью фото, да так и сидел, не в силах шевельнуться, застыв в неподвижности, как вся моя жизнь на той дороге среди равнодушно шумящих прямых сосен.

– Кракен, с тобой всё в порядке? Может, на сегодня достаточно?

– Мне бы… мне бы глоток воды и немного проветриться, – сказал я, резко поднялся и вышел из кабинета.

Через некоторое время вернулся, немного успокоившись. Я знал, что Эстибалис никогда никому не расскажет о моих причудах.

– Итак, давай сосредоточимся на содержании доклада, – пробормотал я. Эсти молча кивнула.

Пробежав глазами бумаги, я посмотрел на нее в некоторой растерянности.

– Что такое? – спросила она.

– Непорядок с отчетом по одной из последних жертв: девочке пятнадцати лет. В отчете о визуальном осмотре места преступления говорится о следах спермы и возможности сексуального насилия, или по крайней мере сексуального контакта незадолго до смерти. Все должно было подтвердиться при вскрытии. Однако отчета о вскрытии я не нахожу.