355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ева Домбровская » Новая Эра: Восстание отверженных » Текст книги (страница 2)
Новая Эра: Восстание отверженных
  • Текст добавлен: 1 ноября 2021, 11:03

Текст книги "Новая Эра: Восстание отверженных"


Автор книги: Ева Домбровская


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– В таком случае обязательно надо пробовать, – утвердительно кивнул Панферов, – и чаще тренироваться. Начни бегать по утрам. У тебя большие проблемы с дыхалкой – бег научит контролировать дыхание. А то слушать, как ты задыхаешься на тренировках, так себе удовольствие. Не знаешь, то ли продолжать, то ли скорую вызывать, чтобы тебя откачали, – улыбнулся он.

Арефьева понимающе кивнула головой в знак того, что готова работать над этим.

– Кстати, тренер всех нас приучил к бегу, – Никита поднялся с места и направился к мишеням, разминая уставшие плечи. – Лучшего способа тренировать дыхание и выносливость еще, наверное, люди не придумали. Я тоже несколько раз в неделю делаю забег на длинную дистанцию. Напишу тебе на днях присоединяйся, если сможешь, – предложил он, перезаряжая тренировочные пистолеты.

Александра не ожидала получить от Никиты такой поддержки. Ведь они даже толком не общались за пределами тренировочного зала. Она торопливо согласилась, несколько раз кивнув головой, будто опасаясь, что он передумает. Панферов и Арефьева еще немного постреляли по мишеням и, договорившись о следующей тренировке, вскоре распрощались.

Глава III

– Арефьева, сейчас сильно занята?

– Ну, так… – замешкалась с ответом Саша, разглядывая ворвавшегося в ее рабочее пространство незваного гостя и одновременно соображая, кому и зачем она могла понадобиться.

– У нас конвейер взбесился, – взвинчено объяснил рабочий из цеха. – Брак штампует. Уже четверть партии затворов запорол. Из технической службы, как назло, не торопятся идти. Нам сказали, что можно обратиться к тебе. Ты что делаешь в таких случаях?

– Перезапустить контроллер пробовали? – спокойно спросила Арефьева.

– Он не реагирует на команды, – нетерпеливо пожал плечами рабочий.

– Сейчас, иду.

Саша окинула взглядом свой участок. Убедившись, что все в порядке, она метнулась к соседям посмотреть, что там приключилось.

Контроллером у них на производстве назывался робот, который с утра оценивал исправность систем, выдавал отчет о готовности конвейера к старту и в течение дня следил за техникой в процессе работы. Дела и правда шли неважно. Контроллер заклинило, и он перестал адекватно оценивать ситуацию. Остановить штамп бракованных деталей, несмотря на все усилия ответственного за участок, не удавалось – контроллер по какой-то причине был уверен, что все идет, как надо.

– Ну, что тут? – спросила Александра, переводя дыхание то ли от волнения, то ли от того, что ей пришлось немного пробежаться по цеху.

– Ц-38, – повторял ответственный за участок, – остановить конвейер! Ц-38, остановить конвейер!

Робот не реагировал.

– Ц-38!!

Никакой реакции. Тумблер перезапуска на корпусе робота не срабатывал.

– Так, ясно, – нахмурилась Арефьева. – Если с контроллером не получается договориться, решим по-другому.

Александра направилась к щитку электропитания.

– Саш, ты куда? Давай дождемся специалиста, он сейчас придет.

– Пока он будет перезапускать систему, следуя всем правилам и регламентам, у вас количество бракованных деталей перевалит далеко за норму, – бросила Арефьева в ответ. – Выбирайте: будем слушать в очередной раз бред о том, что робототехнику нужно щадить, и платить штраф за убытки или все-таки вырубим уже питание?

– Ладно, вырубай… – почесал затылок ответственный за участок.

Саша поспешила к щитку, сняла с него замок и потянула вниз большие рубильники. Обесточенный конвейер резко остановился.

Через несколько минут в цехе появился инженер техслужбы и начал громко возмущаться, что в этой ситуации присутствующие действовали не по протоколу.

– Если уж речь зашла о протоколе, – с плохо скрываемым раздражением подхватила Арефьева, – давайте поговорим о том, когда же на вас заведут отдельный «протокол», по которому вы будете своевременно реагировать на наши жалобы?

– Что это значит? – у инженера возмущенно округлились глаза.

– Это значит, что контроллеры регулярно допускают производственный брак. И мы об этом говорим и пишем еженедельно. Но этого, видимо, недостаточно, чтобы вы начали хоть что-то делать, – едко заметила Александра. – Вот и объясняйтесь теперь сами перед начальством, откуда у нас сотни бракованных затворов валяются на конвейерной ленте! Потому что никто из нас, – обвела она рукой присутствующих рабочих, – платить из своего кармана за ваши косяки не будет. Накосяпорили – разгребайте. Успехов в перезапуске участка, работу которого вы сегодня успешно завалили!

Выговорившись, Арефьева не стала слушать дальнейшие возмущения инженера и вернулась на свое рабочее место, все еще пребывая в ярости. Какое-то время она продолжала чувствовать, как кровь стучит у нее в висках. Однако не прошло и часа после перепалки в цехе, как Александра получила распоряжение явиться в кабинет к начальнику, сразу же после обеденного перерыва. Тут ее гнев стал постепенно стихать. Под ложечкой предательски засосало, и совсем не от голода. Когда обеденный час настал, Арефьева побрела в сторону столовой, стараясь не думать о показательной «казни», которая, по всей видимости, вскоре ожидала ее.

Александра всегда предпочитала обедать одна, хотя вокруг было достаточно знакомых, к которым можно было бы подсесть. Она здоровалась с ними издалека, а затем забивалась в дальний угол, делая вид, что чрезвычайно занята чтением или перепиской. Сегодня Саша была так встревожена, что даже не имитировала занятость: смотрела в одну точку, не притронувшись к еде, и считала минуты до того момента, когда ей придется отправиться «на ковер» к начальству. Мысли о том, чем для нее это может обернуться, не давали Арефьевой покоя.

Когда в назначенное время Александра оказалась в крыле руководящего состава, она уже была близка к тому, чтобы поддаться дикой панике. Она шла по коридору, то и дело останавливаясь и пытаясь унять дрожь в коленях. Чем больше девушка думала о том, что ее ждет в кабинете начальства, тем сильнее к горлу подступал страх.

Александра корила себя за то, что позволила себе сегодня лишнее в цехах. С другой стороны, она ничего не могла с собой поделать. В напряженных ситуациях у нее будто срывало где-то внутри заслонку, и она действовала исключительно так, как считала нужным, даже если это противоречило субординации. Когда все приходило в норму, Саша хваталась за голову и осознавала, что перешла границы дозволенного. Вот и сейчас она была уверена, что ее несдержанность и недопустимый тон общения с цивилизованным гражданином будут в итоге стоить ей рабочего места. Ведь по социальному статусу девушка была значительно ниже, чем инженер, с которым у нее завязалась перепалка в цехах.

По закону Александра Арефьева считалась незаконнорожденным человеком. Будучи ограниченной в гражданских правах и свободах, она имела перед обществом массу обязательств: главное из них – работать здесь, в Третьей Агломерации, неуклонно следовать правилам и не покидать обозначенную территорию до конца жизни. Если же Арефьева вдруг лишится рабочего места, специальные службы тут же наведаются к ней, расценив отсутствие у нее работы как прямое уклонение от законов. Кроме того, незаконнорожденные не могли претендовать ни на какие пособия, поэтому перерывы в трудовой деятельности не представлялись возможными. В агломерациях все было устроено просто: или ты вертишься без остановки, как шестеренка, или выпадаешь из системы, но в таком случае выживать дальше приходится самостоятельно.

Незаконнорожденные как социальный слой общества появились в начале 2100-х гг., когда проблема неравного соотношения ресурсов для жизни и количества людей, нуждающихся в них, вышла из-под контроля. В начале XXII в. мировая инфраструктура перестала справляться с нагрузкой несмотря на все попытки усовершенствовать ее с помощью высоких технологий. Тогда правительства всех стран объединились и единогласно приняли единственно верное по их мнению решение: сократить на законодательном уровне рост населения Земли. Несмотря на общественные протесты и разгоревшиеся дебаты был принят закон о праве на рождение, который в корне изменил жизни миллионов людей.

Система сокращения человеческой популяции внедрялась постепенно. Сначала ввели ограничение: на одну женщину – не более одного ребенка. Какое-то время это правило, возможно, работало. Однако на длительной дистанции предпринятых мер оказалось недостаточно. Население Земли продолжало увеличиваться быстрыми темпами: продолжительность жизни росла, а количество внезапных смертей снижалось. И вскоре пришлось ввести новые ограничения.

К закону о праве на рождение была принята поправка, и отныне супружеской паре, чтобы завести даже одного ребенка, необходимо было доказывать в многочисленных ведомствах, что они готовы к этому и в психологическом, и в материальном плане. Официально такой ход объяснялся заботой об уровне жизни каждого маленького гражданина нашей планеты. На самом же деле сложилась ситуация, в которой наличие потомства стало привилегией состоятельных слоев общества, наделенных определенной степенью власти и влияния.

Происходящие изменения были настолько нетипичны, что люди по началу не относились к новым правилам серьезно: находили обходные пути, отделывались штрафами и исправительными работами, продолжая заводить детей по своему желанию. Кто знает, возможно, закон о праве на рождение был бы и вовсе отменен? Однако очередной прорыв в науке, связанный с открытием феномена вечной жизни, сыграл с человечеством злую шутку. Появление первых бессмертных людей, с одной стороны, считалось величайшим чудом, которое только видело человечество, с другой стороны, ученые будто открыли Ящик Пандоры, и то, что показалось оттуда, изменило весь мир до неузнаваемости.

Столкнувшись с угрозой качественного сокращения объемов воды, еды и природных ресурсов, сильные мира сего быстро пересмотрели взгляды на лозунги о свободе и равенстве. Идеи равноправия, которые активно продвигались в начале XXI в., померкли перед инстинктом самосохранения, помноженным на страх, имеющуюся власть и деньги.

Против людей, нарушающих закон о праве на рождение, открылась полномасштабная информационная война. СМИ выставляли желание иметь детей как угрозу не только общемировой безопасности, но и как угрозу благосостоянию каждого человека на планете. Публичные деятели, политики, журналисты из года в год грамотно «шлифовали» мнение общественности на этот счет. И результаты их трудов не заставили себя долго ждать.

Родителям, которые рискнули завести ребенка вопреки закону, становилось все сложнее держать это в тайне. Соседи писали на них доносы, знакомые нападали с упреками, обвиняя в «редчайшем эгоизме». Незаконнорожденных детей считали выродками, оскорблением, брошенным в лицо всему обществу, как если бы малыш собственноручно отбирал у кого-то еду из рук или воду из-под крана. На пике всеобщей истерии незаконнорожденных детей по достижении определенного возраста начали принудительно высылать в индустриальные зоны закрытого типа без права покидать их до конца жизни, без права иметь детей и встречаться с родными.

Это были лишние люди. Общество открыто заявило им об этом. И поскольку с самого рождения они считались «лишними ртами», выкинутыми на задворки высокоразвитой цивилизации, незаконнорожденные, по мнению властей, должны были приносить хоть какую-то пользу, дабы тем самым оправдывать собственное существование: в их обязанности входило выполнять самую тяжелую и неблагодарную работу, за которую цивилизованные граждане брались только в случае крайней необходимости или не брались вовсе. Чем сильнее набирала обороты кампания в поддержку закона о праве на рождение, тем больше рабочей силы прибывало в агломерации. Промышленные поселения разрастались, превращаясь в мощные «кузницы», в стенах которых ковались все блага современной цивилизации.

Время шло. Новые общественные правила постепенно приедались и, в конце концов, превратились в норму. О судьбе миллионов отверженных, запертых в агломерациях, будто вовсе позабыли.

В пределах индустриальной зоны незаконнорожденные могли передвигаться, как им было угодно. Жители гетто имели право на уважение их достоинства, на физическую неприкосновенность, на свободу вероисповедания, на правосудие в рамках действующего закона, на медицинскую помощь, на развлечения и даже на получение определенного уровня образования. На первый взгляд, обычная жизнь свободного гражданина. Но все-таки это была не свобода.

Эту несвободу Александра Арефьева чувствовала своей кожей каждый божий день. Эта несвобода давила на нее, словно бетонная плита. Эта несвобода заставляла всю ее содрогаться и ненавидеть себя, прямо как сейчас, когда трясущимися руками она пыталась открыть дверь в кабинет начальника.

– Александра, мне постоянно на тебя жалуются, – услышала она сквозь звон в ушах. От этих слов Саша вся буквально сжалась в комок. Плечи ее неестественно приподнялись, а голова, наоборот, поникла, будто пытаясь спрятаться, но прятаться было негде. Она бестолково молчала, моргая ресницами, и от волнения не могла сообразить, что же нужно говорить в таких случаях.

«Ну, все. Точно вышвырнут на улицу», – пронеслось у нее в голове. Глаза ее округлились и замерли, как у загнанной овечки в ожидании бойни. Девушка приготовилась к худшему, однако дальнейший разговор принял совсем неожиданный оборот.

Глава IV

Покинув цеха в десять вечера, Александра, несмотря на дикую усталость, отправилась не домой, а в спортивный комплекс. Спустившись на фуникулере в подземную часть города, она медленно побрела к зданию, где у нее была назначена дополнительная тренировка с Никитой.

Сегодня она изрядно перенервничала и теперь чувствовала непреодолимую слабость и желание впасть в спячку, по меньшей мере на сутки. Почти дойдя до комплекса, Александра сбавила шаг и задумалась о том, чтобы найти какой-нибудь «уважительный» предлог, воспользовавшись которым она могла бы повернуть обратно домой. Однако тут включился голос разума, напомнивший ей, что стык между рабочими днями – единственное время, когда у нее и Никиты есть возможность пересечься. Стоя в нерешительности посреди улицы, Александра заметила в раскинувшемся неподалеку сквере Панферова. Видимо, он тоже не торопился подниматься в зал.

На самом деле, Никита просто не находил в себе сил, чтобы сделать это. Он присел на скамейку всего на минуту, чтобы передохнуть, и засел на целых полчаса, размышляя о том, что завтра ему нужно вставать убийственно рано, и что потом у него будет смена, которая продлится двенадцать часов, а затем еще одна смена, которая также продлится двенадцать часов, затем короткие выходные, а потом все повторится сначала.

Арефьева направилась в его сторону и, сделав робкий жест в знак приветствия, присела рядом. Уставшие и обессиленные, они по молчаливому согласию никуда больше не торопились и лишь наблюдали, как по улице снуют редкие прохожие. В таком состоянии не хотелось ни о чем говорить, но ради приличия Никита решил поинтересоваться, как у Саши дела.

– Да, вроде, нормально… – ответила она неуверенно. Саша подумала, что ему едва ли интересно будет слушать о том, что произошло с ней сегодня. – А у тебя?

– Все ровно, Сань. Ничего нового. Не знаю даже, хорошо это или не очень, – хмыкнул Никита.

Саша задумчиво протянула «угу» и зависла на минуту, не решаясь продолжить разговор. – Зато у меня появилась новость … Я сегодня в цехах сцепилась с цивилизованным, и меня вызывали в кабинет начальника, – решила признаться она наконец.

– Что ж ты так… – покачал головой Никита.

– Я была уверена, что меня отстранят от работы, но… я не понимаю, как так получилось… – тут Арефьева нервно засмеялась.

– Что получилось? – Панферов стал внимательно вглядываться в лицо своей собеседницы, будто пытаясь прочитать по нему, что же произошло на самом деле.

– В общем, меня не уволили. Вместо этого повысили, – громко выдохнула Александра.

– Серьезно? – широко улыбнулся Никита. – Ну, поздравляю тебя! Обычно после стычек с цивилизованными события развиваются немного по-другому.

– Я знаю, – воодушевленно подхватила она. – Открывая дверь в кабинет начальника, я уже начала думать, что буду делать, когда меня вышвырнут на улицу. Сначала мне, конечно, немного прочистили мозги по поводу моего несдержанного поведения, а потом вдруг стали спрашивать о том, что да как я делаю на рабочем месте, как решаю то и это. Будучи уверенной, что это «прощальный» разговор, я говорила честно, как есть, особо не раздумывая. Терять-то все равно было нечего, – хмыкнула она. – И тут выяснилось, что на моем участке очень хорошие показатели, а у моих коллег дела идут похуже. Знаешь, постоянные факапы надоели уже всем без исключения. Меня спросили, есть ли у меня понимание, что с этим делать? Я неожиданно выпалила: «Да»! И уже в следующую минуту из потенциально безработной превратилась в координатора нескольких производственных участков. Теперь в мои задачи входит присматривать за тем, чтобы показатели там постепенно пришли в норму, а в идеале – выросли.

– Ты довольна? – спросил Никита, как-то странно прищурившись.

– Если честно, не поняла еще… – замешкалась Александра. Но, немного подумав, добавила:

– Скорее, да, чем нет.

– И что тогда с осенним отбором в гвардию – теперь все, вопрос снят?

– Нет-нет-нет, – быстро замотала головой Саша. – Это ничего не меняет. Все остается по-прежнему, – заверила она Никиту. – Мне дали шанс, просто потому что я давно работаю и немного разбираюсь в этом деле. Но все равно это не мое. Так что… я бы продолжила наши тренировки, если ты не против.

– Я не против, но только не сегодня, – устало ответил Панферов. – Сегодня пойти бы зависнуть где-то, – предложил он. – Что скажешь?

В начале двенадцатого Никита и Саша ввалились в тир к Леше чего-нибудь выпить и попалить по мишеням. Их общий приятель сидел тут же, за высоким столом, и неторопливо потягивал пиво. На голографическом мониторе телевизора гоняли мяч футболисты.

– Привет, Леш. За кого болеешь? – спросил Никита, подсаживаясь к нему.

– В последнее время в основном за судью, – отозвался хозяин тира.

Саша прыснула от смеха и подавилась пивом, которое глотнула.

– Постучать? – спросил весело Никита, наблюдая как Арефьева то смеется, то кашляет, не в силах остановиться.

Саша сделала жест рукой: не надо.

– Какой идиот придумал в таких случаях стучать по спине? – девушка вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. – Это никогда не помогает. Ох… не могу, – набрала она воздух в легкие.

В этот момент картинка на неоновом экране сменилась.

– Ребята, тихо! – Леша сделал телевизор громче.

Никита и Саша умолкли. В новостях показывали сюжет, суть которого они не сразу поняли. В кадре мелькали офицеры гвардии. Они оттесняли людей с центральных улиц города, освобождая проезжую часть и пытаясь заставить толпу разойтись по домам.

– А что это? – спросила Саша у Алексея. – Где это? – вопросительно посмотрела она на Никиту, когда Алексей ей ничего не ответил. Панферов тоже молчал, и только видно было, что лицо его потемнело.

– Это же у нас? Вроде где-то рядом с площадью… – девушка рассмотрела в кадре знакомые районы.

– Да, у нас, – кивнул головой Леша. – Прикинь, что сейчас делается в центре?

– Так мы как раз из центра пришли к тебе. Там тихо сегодня. Ничего такого, – оставалась в легком недоумении Саша. – Правда… мы к площади не ходили. В подземных районах были.

– Думаю, вы просто самую жару не застали. Сейчас-то с улиц уже всех разогнали, – ответил Алексей.

– Ну, а что там происходило-то?

– Черт его знает, – пожал плечами Леха. – Байда какая-то. У меня приятель вроде как был там сегодня, когда все только начиналось. Но он говорит одно, а в новостях показывают совсем другое.

– И что говорит твой приятель? – как-то невесело поинтересовался Никита.

– Да что… – поморщился хозяин тира, будто не очень хотел говорить на эту тему. – Начиналось все, как обычный митинг. Люди собрались вчера утром на главной площади города и потребовали, чтобы глава Агломерации наконец отменил эти безразмерные рабочие дни, ввел нормальные отпуска, отменил распределение по рабочим местам с помощью искусственного интеллекта. Одним словом, чтобы сделал условия для работы человеческими, как за пределами Агломерации у цивилизованных… Тут-то гвардия и начала разгонять людей. Они не ушли. В итоге все передрались, артисты.

– Никто и не сомневался, что будет по-другому, – прокомментировал Панферов.

– Так если бы на этом все и кончилось! – продолжил Леша свой рассказ. – У наших ребят, походу, совсем отказали тормоза! Им вчерашнего показалось мало, и сегодня они собрались снова. На этот раз решили палатки установить прямо на площади. Мол, пока не рассмотрите требования, не уйдем. К вечеру подъехали несколько сотен бойцов гвардии, какое-то спецподразделение, и снова разогнали всех по углам. Моего приятеля избили дистанционными электрическими дубинками. Он сейчас валяется дома, в пятом секторе, весь в синяках и поджаренный, как гусь. Но это еще ничего…Слышал про одного, которому повезло меньше всех. То ли из-за давки, то ли из-за побоев скончался прямо на месте.

Саша слушала эту историю, как что-то, происходящее в другом мире, но никак не в их реальности. В агломерациях никто обычно не связывался с гвардейцами – себе дороже. А уж ввязываться с ними в драку – вообще бессмысленная затея.

– М-да, – ухмыльнулся Никита. – Я только одного не пойму, чего они привязались к этому митингу? Ну, вышли люди на улицы… Дайте им ответы на вопросы, и они разойдутся. Гвардейцам что, больше поупражняться не на ком? Нашли себе пушечное мясо…

– Ну, как… – почесал затылок Леша. – Бойцы гвардии потребовали очистить площадь, мол, не должно быть никаких построек и палаток. Все-таки центр города. Ребята не ушли. Их стали вытеснять, ну, там пошло-поехало.

– Интересно, а если бы на площади собрались цивилизованные… их бы тоже разгоняли электрическими дубинками?

– Может, я ошибаюсь. Но, кажется, в этот раз наши сами нарвались… – возразила тихим голосом Арефьева.

– Каким образом? – резко повернулся в ее сторону Никита. Его вопрос прозвучал как вызов.

– Ну… – замялась Саша. Ей стало не по себе, ведь Никита никогда еще не разговаривал с ней таким тоном. Мысль, которую она хотела донести, вылетела у девушки из головы. – Есть же правила… – только и смогла выдавить она из себя в ответ.

– Какие правила? – снова задал вопрос Панферов.

Арефьева смущенно молчала. Она не понимала, чем так его раздраконила.

– Что это за правила такие, что нельзя слово сказать в свою защиту? Что это за правила такие, когда нам постоянно затыкают рот? А, может, просто надо создать нам человеческие условия для жизни, и мы успокоимся? Раз уж мы пашем и обрабатываем всю страну, всех этих цивилизованных павлинов, – Никита сделал яростный жест, будто указывая на кого-то конкретного, – так почему бы не сделать нам хотя бы нормальный график? Ведь мы все равно делаем работу, которую за нас никто не сделает. И делаем ее хорошо. Так зачем они рубят сук, на котором сидят? Вот этого я не понимаю…

В комнате повисла тишина, прерываемая лишь звуками телевизора.

– Если бы я служил в гвардии, – немного помолчав, добавил Панферов, – я бы не выполнял такие приказы. Избивать электрическими дубинками своих же не стал бы. Жаль, что меня там не было.

– Я, может, как-то не так выразилась… – предприняла попытку оправдаться Арефьева, – но когда я сказала «наши сами нарвались», я имела ввиду, что есть административные правила, и по ним нельзя возводить постройки в центре города без специального разрешения. Верно? – девушка оглянулась на Лешу в надежде найти поддержку. Тот кивнул головой. На самом деле его все эти темы не очень волновали, поэтому он переключил канал обратно и, слушая в пол-уха, продолжил смотреть футбол.

– Получается, что ребят разогнали не из-за того, что они требовали нормальный рабочий график, – закончила свою мысль Арефьева. – Гвардейцы разогнали их потому, что они нарушили административные правила. Если бы что-то подобное сделали цивилизованные, их точно так же сначала попросили бы убраться по-хорошему, потом применили бы силу. Представь, если каждый из нас будет что-то строить там, где ему захочется, и вообще делать то, что вздумается? На мой взгляд, ничего, кроме хаоса, из этого не получится…

– Когда одних людей от рождения считают недостойными свободы и лишают права открыто выражать свои мысли, а других – достойными, тогда это не те правила, которым надо следовать, Саша, – парировал Никита. В его голосе появились стальные нотки.

– Но мы же сейчас не это обсуждаем! – всплеснула руками Арефьева. Она не могла сообразить, в какой момент обычная приятельская беседа перешла в яростные дебаты. – Речь сейчас не о том, кто чего достоин. Административный кодекс написан не только для незаконнорожденных. Он обязателен к исполнению для всех! Пока демонстранты ничего не строили, их ведь никто не трогал! – постепенно Саша начинала сама заводиться.

Арефьева открыла рот, чтобы привести еще какие-то аргументы, но Леша остановил девушку, крепко сжав ее запястье под столом. Ему показалось, что если она добавит хоть одно слово к сказанному, то в лучшем случае этот малоприятный разговор никогда не закончится, в худшем – они с Никитой наговорят друг другу лишнего.

– Ребят, не тратьте свои нервы на это, – сказал хозяин тира, подняв примиряющим жестом бокал. – Расслабьтесь, пейте пивко. Разговоры наши все-равно ни на что не влияют. Эти демонстрации идут, сколько я себя помню, и ни разу ничем путным не заканчивались. Вот и в этот раз толпа побуянит и разойдется, и все будет по-старому, уж поверьте. Сегодня наших разогнали по домам, значит, на ближайшие пять-семь лет ждите затишья до следующего «сезонного обострения».

Однако очередная попытка Леши разрядить обстановку не увенчалась успехом.

– Вот поэтому мы до сих пор ничего не добились от цивилизованных, – Никита говорил горячо, казалось, так убежденно он еще не звучал. – Каждый из нас думает, что вся эта ситуация его никак не касается и остается стоять в стороне. Но если бы каждый из нас вышел сегодня на улицу вместе с теми ребятами, а не отсиживался дома, то на площади была бы не маленькая кучка демонстрантов, которую легко разогнать – там были бы тысячи незаконнорожденных. И тогда чаша весов перевесила бы в другую сторону, а управляющий Агломерацией был бы вынужден действовать и хоть что-то делать для того, чтобы мы чувствовали себя людьми, а не скотом.

Леша и Саша переглянулись. Никита был настолько задет произошедшим на площади, что они не рискнули что-либо ему возразить.

– Что-то холодно, – вдруг поежилась Арефьева.

– Да еще бы. Вы дверь за собой не закрыли, – заметил Леша.

– Можешь прикрыть?

– Сань, конечно могу. Ты сомневаешься в моих способностях? Ради тебя, все что угодно! С парашютом, конечно, я не прыгну. Но дверь закрыть… это я орел. Это я могу, – начал подшучивать хозяин тира и нести всякую словесную ерунду. – Могу даже креслом подпереть, если надо, или даже шкафом, чтобы уж наверняка…

Леха продолжал дурачиться. Арефьева смеялась в ответ. Никита к тому времени уже отвлекся от тяжелых мыслей и стал даже подкидывать свою порцию шуток в беседу.

Вскоре друзья окончательно забыли про спор, случившийся в этот вечер. Но обстоятельства сложились так, что перемирие между ними длилось недолго.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю