Текст книги "Путешествие в Икарию"
Автор книги: Этьен Кабе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
Все ли люди имеют равные естественные обязанности? – Да, так как все люди имеют права, то все имеют обязанности, а так как все имеют одни и те же права, то они имеют одни и те же обязанности. Все, например, имеют право требовать свою долю в общих благах, и все имеют обязанность оставлять другим части, которые им принадлежат.
Какие обязанности считаются естественными? – Любить себе подобных, как своих братьев, и уважать все их права, или: «не делать другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе, и, напротив, делать другим все, что мы хотели бы, чтобы делали нам».
Вы говорили об общественных правах и об обществе: что такое настоящее общество? – Это союз людей, которые, свободно и добровольно, соглашаются соединиться в союз в их общих интересах.
Почему вы говорите: свободно и добровольно? – Потому что не было бы общества между людьми, которые не были бы все свободны и равны и которые не выразили бы согласия вступить в союз: если бы одни были принуждены к этому другими, то были бы господа и рабы или почти рабы, эксплуататоры и эксплуатируемые, а не члены общества; угнетатели И угнетаемые так же не могут составить общество, как пастухи и стада.
Почему вы говорите, соединенные в союз в их общих интересах? – Потому что нельзя представить себе, чтобы свободные и равные люди могли добровольно соединиться в интересах некоторых из них, когда они могут это сделать в интересах всех.
В чем заключается общий интерес членов общества? – В том, чтобы сохранить и гарантировать их естественные права и помешать более сильным нарушать права более слабых; в том, чтобы поддержать и усовершенствовать естественное равенство.
Следовательно, член общества должен пользоваться социальным и политическим равенством, как и естественным равенством? – Да, социальное и политическое равенство должно быть подтверждением и усовершенствованием естественного равенства.
Представляют ли нации настоящие общества? – Нет, во всех нациях существует общество только между аристократами, но его нет между аристократией и народом, между богатыми и бедными; последние по отношению к первым представляют то же, что рабы в Афинах по отношению к афинянам.
Следовательно, нации не образуются путем нарочитого соглашения? – Ни одна: завоеватели могли соединиться умышленно в целях завоевания, но великие нации были все образованы путем завоевания; всюду и всегда завоевательная аристократия покоряет народ, становящийся ее рабом или подданным.
Могут ли быть хорошо организованы эти так называемые общества? – Нет, потому что они – продукт завоевания, силы, насилия, несправедливости или неопытности, невежества или варварства.
Является ли недостаточным еще и существующий строй этих так называемых обществ? – Да, потому что одни представляют всё, а другие – ничто; аристократия имеет излишек, не трудясь, а народ не имеет необходимого, трудясь чрезмерно. Бедные лишены своих естественных прав.
Имеют ли дети бедных еще и теперь естественные права? – Конечно: теперь, как и всегда, дети при рождении суть все дети природы; все люди теперь так же люди, как и первые люди; все равны в естественных правах; все имеют право на одинаковую часть благ их общей матери; и для всех их природа сегодня, как и всегда, распространяет свет и тепло, которые оплодотворяют землю и без которых их собственность была бы бесполезна.
Значит, все существующие теперь люди имеют еще естественные права? – Без всякого сомнения: социальные законы, лишающие одних необходимого, чтобы давать другим излишек, являются насилием, нарушающим естественную справедливость. Но божественные права священны, неотчуждаемы и неприкосновенны. Ограбленный сохраняет свое право, хотя он уже не пользуется им, как обворованный сохраняет свое право на украденную вещь, перешедшую во владение вора.
Но этот так называемый общественный строй – был ли он, по крайней мере, хорош для аристократов и богатых? – Нет: он составляет несчастье бедных, не доставляя другим настоящего счастья; он устанавливает между всеми постоянную войну, которая навлекает на всех их неисчислимые бедствия.
Каковы главные недостатки этого так называемого общественного строя? – Их три: неравенство состояния и власти, индивидуальная собственность и деньги. Размыслив хорошенько, мы находим, что это три главные причины всех пороков и всех преступлений, всех беспорядков и всех бедствий.
Почему люди приняли всюду эти три учреждения? – Одни их приняли из эгоизма, в своем исключительно интересе, а другие из невежества, надеясь, что они приведут к общему благу.
В чем заключается главный недостаток политического строя? – В том, что закон вырабатывается аристократами или богатыми. Есть ли какое-нибудь средство против этого зла? – Конечно, имеется, ибо иначе для чего служил бы человеку разум?
В чем состоит это средство? – Нужно уничтожить причину зла, т. е. отменить неравенство, собственность и деньги, и заменить их равенством во всем и общностью.
Следовательно, общность позволяет сохранить естественное право? – Да, так как ее главный принцип именно и заключается в сохранении и усовершенствовании естественного равенства.
Каков ее принцип по отношению к личности? – Нация или народ образуют настоящее общество, организованное по взаимному соглашению в общих интересах; все члены нации являются членами союза, братьями, совершенно равными в правах и в обязанностях; нация – только единая семья; она также – единая моральная личность.
Каков принцип по отношению к имуществу? – Все блага составляют общую собственность и образуют только единый общественный капитал; территория образует общее достояние, эксплуатируемое сообща.
Каков принцип по отношению к промышленности? – Общественная промышленность едина, т. е. образует лишь одну промышленность, эксплуатируемую народом, как одним человеком, таким образом, чтобы производить все, что необходимо, разделяя и планируя труд, и производить как можно больше, без излишних затрат труда и без потерь.
Каков принцип по отношению к правам и обязанностям? – Они одинаковы для всех; каждый обязан трудиться одно и то же число часов в день, соответственно своим силам, и имеет право получать равную долю соответственно своим потребностям во всех продуктах.
Но разве справедливо, чтобы талантливый и гениальный человек получил равную часть с другими? – Да, потому что талант и гений являются результатами воспитания, которое дает общество, и потому что талантливый человек был бы ничем без общества.
Как относятся к труду? – Как к общественной должности, и все. общественные должности рассматриваются как труд. Труд и должности рассматриваются также как налог.
Имеются ли другие налоги? – Никаких других, кроме равной доли каждого в труде и должности. Каков принцип по отношению к труду? – Он общий и обязательный для всех; общий в больших общественных мастерских и, по возможности, привлекательный, короткий, и облегчается при помощи машин.
Каков принцип по отношению к машинам? – Их стараются производить как можно больше. При их помощи производят всё, что можно сделать машинами.
Каков принцип по отношению к пище, одежде, жилищу и обстановке? – Они, в меру возможности, одинаковы для всех, приготовляются общностью и доставляются ею каждому. Все производится согласно образцу, установленному законом.
Каков принцип по отношению к развлечениям и роскоши? – Общность производит сначала необходимое и полезное; затем она производит приятное, ставя только пределы, полагаемые разумом.
Каков принцип по отношению к городам или домам? – Все строятся общностью по утвержденным образцам. Каков принцип по отношению к дорогам и каналам? – Стараются всемерно увеличить количество механических средств передвижения.
Каков принцип по отношению к торговле? – Внешняя торговля находится в руках республики, а внутренняя торговля есть только распределение, производимое республикой.
Каков принцип по отношению к семье? – Каждая семья живет, в меру возможности, сообща и всегда без домашних слуг, составляя только одно хозяйство.
Каков принцип по отношению к браку? – Каждый может и должен вступить в брак; выбор совершенно свободен; супруги равны: брак может быть расторгнут, если это необходимо.
Каков принцип по отношению к воспитанию? – Оно касается всех сторон жизни человека и составляет основу общности; оно бывает физическим, умственным, нравственным, гражданским и профессиональным; оно частью домашнее и частью общественное; оно общее, или элементарное, и специальное, или профессиональное.
Каков принцип по отношению к общему воспитанию? – Оно дает всем основы всех наук и всех искусств. Каков принцип политического строя? – Народ суверенен; всё делается народом и для народа.
В чем состоит политическое равенство? – Все члены общества суть в равной степени граждане, члены народных собраний и национальной гвардии, избиратели, избираемые.
Каков принцип по отношению к законодательной власти? – Эта власть суверенна; она организует и регулирует всё при помощи законов. Осуществляется ли законодательная власть народом? – Да! Законы обсуждаются и подготовляются представителями, избранными народом, и передаются затем на одобрение народа.
Значит, законы являются выражением общей воли? – Да, в полном смысле этих слов. Вы сказали, что закон организует и регулирует все, но не есть ли это покушение на свободу? – Нет, потому что закон вырабатывается народом, а народ вырабатывает только такие законы, какие ему нужны.
Каков принцип относительно исполнительной власти? – Она по существу подчинена законодательной власти и осуществляется выборными, временными и ответственными должностными лицами; провинциальные и коммунальные должностные лица весьма многочисленны.
Каков принцип по отношению к судебной власти? – Так как общность уже сама по себе предупреждает почти все преступления, то уголовные законы бесконечно просты и мягки, а трибуналы почти бесполезны. Судьей является сам народ на своих народных собраниях.
Может ли народ легко посещать народные собрания? – Принимаются все меры, чтобы никто не отсутствовал на них. Обеспечивает ли общность благополучие всех? Конечно: вся общественная власть осуществляется народом и, следовательно, для блага народа; равенство воспитания, труда, состояния и прав предохраняет от забот и зависти, пороков и преступлений и доставляет все доступные человеку наслаждения.
Одним словом, задача, требующая решения, состоит в отыскании средства сделать счастливыми людей и народы, А всеобщий опыт показал, что этим средством не являются ни упования на воздаяние в загробной жизни, ни страх перед вечными муками, ни внушающие страх человеческие законы, ни бдительность полиции, ни существующий общественный и политический строй, ни чрезмерное богатство, влияние которого, наоборот, так гибельно, что, как говорил Иисус Христос, «легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в рай». Следовательно, средство, которое мы ищем, находится в другом месте, и разум указывает, что его можно найти только в новой системе организации, которая сделает: 1) добродетель легкой, 2) порок и преступление трудными и даже невозможными. И этой новой системой может быть только общность, которая путем воспитания приучает человека к братству и всем общественным добродетелям, между тем как установлением равенства, достатка и благополучия, при единственном условии умеренного труда, она не оставляет у него никакого интереса вредить своим братьям.
Возможно ли сразу внести систему общности вместо системы неравенства и собственности? – Нет, необходим переходный порядок. Какой переходный порядок? – Порядок, который, сохраняя собственность, возможно скорее искореняет нищету и постепенно отменяет неравенство состояний и власти; который формирует при помощи воспитания одно и несколько поколений для общности и с самого начала дает свободу слова и ассоциаций, а также всеобщее избирательное право.
Почему не уничтожить сейчас же собственность? – Потому что собственники не согласились бы на это, а нужно во что бы то ни стало избегать насилия; потому что физически невозможно выполнить сейчас же все подготовительные работы, необходимые для установления общности.
Какова продолжительность этого переходного порядка? – Тридцать, или пятьдесят, или сто лет, смотря по странам. Но это очень долго! – Правда, но абсолютно невозможно наладить раньше. К тому же счастье дает себя скоро почувствовать и с каждым днем будет возрастать, как только примут переходную систему и принцип системы общности.
Следовательно, нужно сначала принять принцип общности, если мы не хотим отсрочить ее полное и окончательное осуществление? – Конечно, потому что если аристократия отвергнет принцип общности, она отвергнет также переходный порядок и всякую реформу.
Но как побудить аристократию принять принцип общности? Следует ли употребить силу? – Нет, ни насилия, ни революции, – следовательно, ни заговоров, ни покушений.
Почему? – Я вам мог бы привести много оснований; но я ограничусь теми, которые диктуются интересами народа и общности. Слушайте внимательно!
Насильственные революции являются войной со всеми ее случайностями, они чрезвычайно трудны, потому что правительство, в силу уже одного того, что оно существует, обладает безмерной силой – своей государственной организации, влиянием аристократии и ее богатства, законодательной и исполнительной властью, своей казной, армией, национальной гвардией, трибуналами, жюри и полицией с ее тысячами средств, ведущих к раздорам, и своими подкупами.
Для угнетенных недостаточно быть многочисленными, так как нужно, чтобы они могли организовать армию, а правительство пускает в ход всю свою мощь, чтобы помешать этой организации. Недостаточно иметь мужество, даже героическое мужество, ибо противники могут также обладать храбростью, а сверх того и преимуществами дисциплины и тысячами других преимуществ. Недостаточно иметь безграничную уверенность в своей преданности, потому что нельзя перехватить пушечные ядра голыми руками. И сколько ошибок (чрезмерная любовь к независимости и недисциплинированность, нетерпимость и несогласия, неопытность и неспособность, нетерпение и безрассудство), совершенно естественных, без сомнения, для молодой и преследуемой народной партии, подрывает ее успех!
К тому же народ не только в настоящее время желает революции. Испокон веков не было, быть может, ни одного года, чтобы каждый народ не чувствовал потребность стряхнуть с себя иго аристократии и завоевать обратно свои естественные права. И, однако, как мало произошло революций в сравнении с числом революций, которых народ хотел осуществить! А среди предпринятых революций как мало окончившихся успехом! А среди последних как мало достигших своей цели и позже ловко использованных или просто сведенных на нет аристократией!
Мне не нужно называть ни революций, которые пытались совершить в течение последнего пятидесятилетия, ни ошибок и предательств, которые обусловили неудачу многих из них. Но я спрашиваю: когда народ обладал такою властью, какую он имел в 1789 г., когда он был господином положения?
И, однако, не был ли он вследствие раскола его вождей и, быть может, излишней поспешности обезоружен, изгнан отовсюду и почти задушен аристократией? Разве в силу недостатка единства и опытности он не дал после 9 термидора два раза вырвать у себя победу!
И какое зло причиняет народу всякая недоконченная – побежденная или неудавшаяся революция! Сколько зла принесли заговор Бабефа [26]26
Заговор Бабефа – Бабеф Гракх, настоящее имя Франсуа Ноэль (1760–1797) – французский коммунист-утопист. В период Великой французской революции отстаивал интересы неимущих слоев населения. В 1796 г. возглавил Тайную повстанческую директорию, готовившую народное восстание. Был казнен как заговорщик.
[Закрыть] и попытка Гренельского лагеря! Сколько силы дали аристократии бунты, заговоры и покушения начиная с 1830 г.! Разве не утвердилось уже общее мнение, что аристократия желает и даже провоцирует насилия, которые ей почти всегда так же выгодны, как они гибельны для всего народа, даже когда они являются делом нескольких индивидов! И разве не составляет одну из величайших опасностей революционных времен то, что. немногие отдельные люди, – наиболее молодые и наиболее легкомысленные, как и наиболее рассудительные; наиболее безумные, как и наиболее благоразумные; самые порочные, как и самые преданные, – могут компрометировать народ, без его ведома и против его воли, ради своего честолюбия или своего тщеславия и жадности, не сознавая даже, что они ответственны за все зло, которое они приносят своей партии?
И поэтому повторяю, что в интересах самого народа я отвергаю насилие. Но если бы насилие увенчалось успехом, то не было ли бы справедливым принудить аристократию и богатых? – Нет, потому что насилие не необходимо. Богатые – такие же люди и наши братья, как и бедные; они составляют даже значительную и прекрасную часть человечества. Конечно, следует мешать им быть притеснителями, но их следует притеснять так же мало, как им позволять притеснять себя. Общность, придуманная с целью составить счастье всех людей, не должна начать с того, чтобы вызвать отчаяние у значительной их части. Мы не должны даже ненавидеть их, так как их предрассудки и недостатки являются следствием их плохого воспитания и плохого общественного строя в такой же мере, как недостатки и пороки бедных. Этот плохой строй – сатана, который в равной степени портит всех людей. Следует их всех избавить от него, а не сжигать, чтобы изгнать из них беса, как Иисус Христос явился в мир не для того, чтобы истребить богатых, а обратить их, проповедуя только уничтожение изобилия и нищеты. Одним словом, приносить богатых в жертву бедным следует так же мало, как бедных в жертву богатым, иначе вся жалость, всё сочувствие, вся справедливость, все добродетели, все усилия соединились бы против новых притеснителей в пользу новых притесняемых.
Стало быть, не следует ненавидеть эгоиста лавочника? – Вы можете питать отвращение к эгоизму и в особенности к его причине, но ничто не кажется мне менее резонным, менее справедливым и в особенности более неудачным, чем оскорблять многочисленный класс торговцев и фабрикантов или угрожать ему; ибо, каковы бы ни были их недостатки, эти недостатки являются неизбежным следствием общей организации и их особенного положения. Необходимость быть аккуратным в своих платежах, чтобы сохранить свою репутацию и свой кредит, боязнь быть обесчещенным вследствие банкротства, возросшие шансы потерь и разорения, невозможность рассчитывать на помощь других в случае несчастья, постоянные заботы и тревоги в связи с необходимостью платить по векселям в конце каждой недели или каждого месяца, опасения и страхи компаньона или жены (которая при этих условиях знает все дела своего мужа и удваивает его беспокойство и эгоизм, напоминая ему беспрестанно об интересах его детей) – все это соединяется вместе, чтобы сделать эгоистом купца, фабриканта или лавочника. Конечно, это несчастье, что он вообще так мало образован и так легковерен, и аристократии весьма нетрудно сделать из него свое орудие, напоминая ему постоянно о бунтах, грабеже и анархии. Но если он мало образован, то это не его вина; если он легковерен, то это следствие плохого воспитания; если он верит в планы грабежа, то естественно, что он их боится. Одним словом, влияние его положения до того непреодолимо, что, в общем, рабочий, тот самый, который больше всего кричит против лавочника, сейчас же усваивает себе его убеждения и обычаи, как только заводит лавочку.
Каким же образом можно убедить аристократию принять принцип общности? – Так же, как и Иисус Христос: проповедуя, устно и письменно, обсуждая, уговаривая, убеждая богатых и бедных, пока все – народ, избиратели, законодатели и правители – не признают принципа общности. Народу мало желать реформы и даже совершить революцию – нужно в первую очередь иметь систему, принципы, учение, политическую религию. Недостаточно называть себя гражданином, братом, демократом, республиканцем или коммунистом, – слова, которые агент-провокатор может произносить так же хорошо, как и всякий другой. Нужно быть твердо убежденным и твердо уверенным; нужно хорошо знать и хорошо понимать – и самый великий гений не сумеет сделать булавку, если он не учился этому ремеслу. Нужно, наконец, иметь решимость выполнить все свои обязанности вместе с желанием и волей осуществить все свои права.
Не только теперь народ совершает революции. Почему же так много революций кончилось неудачей? Не потому ли, что народ не усвоил себе определенного учения? Разве революции 1792, 1815, 1830 гг. не привели бы к совершенно иным результатам, если бы народ хорошо понимал все огромные преимущества общности? И если бы начиная с 1830 г. весь народ занимался единственно тем, что изучал бы и пропагандировал эту систему, то не подвинулись ли бы мы теперь бесконечно дальше?
Но разве не следует в первую очередь обратить богатых? – Без сомнения, и самое полезное было бы начать именно с них, потому что богатые и ученые располагают гораздо большим влиянием для обращения других богатых и даже бедных: сколько сторонников завоевали Ламеннэ и Ламартины, Аржансоны и Дюпоны де л'Эр [27]27
Ламеннэ – Фелисите Робер де Ламенне (1782–1854), французский публицист и религиозный философ, аббат, один из родоначальников христианского социализма, с позиций которого критиковал капитализм.
Ламартин – Альфонс Мари Луи де Ламартин (1790–1869), французский писатель-романтик, политический деятель, апологет умеренного реформизма.
Аржансон – Марк Рене маркиз д'Аржансон (1771–1842) был адъютантом Лафайета, во время 100 дней – членом палаты депутатов, выказал себя сторонником политической свободы.
Дюпон д'Элер – министр юстиции, личным секретарем которого после революции 1830 года был одно время Кабе.
[Закрыть] для учения, апостолами которого они себя провозглашали!
Но можно ли надеяться, что богатые будут обращены? – Зачем сомневаться в этом? Разве нет богатых – образованных, справедливых, великодушных? Разве Ликурги, Агисы, Солоны, Гракхи, Томасы Моры, Сидней, Гельвеции, Мабли, Тюрго, Кондорсе [28]28
Ликург – легендарный спартанский законодатель (9–8 вв. до н. э.), создатель государственного устройства Спарты.
Гельвеций – Клод Адриан Гельвеций (1715–1771), французский фи-лософ-материалист, идеолог революционной буржуазии.
Мабли – Габриель Бонно Мабли (1709–1785), французский коммунист-утопист, предлагавший мелкобуржуазные уравнительные мероприятия.
Тюрго – Анн Робер Жак Тюрго (1727–1781), французский философ-просветитель, государственный деятель, экономист.
[Закрыть] и тысячи других не принадлежали к аристократическому и богатому классу? Разве во все времена аристократия не давала Лафайетов, Аржансонов и тысячи других блестящих исключений? Разве среди женщин и молодежи аристократии нашего времени не найдется ни одна душа, горящая священной любовью к человечеству?
За дело поэтому, за дело, все вы, богатые и бедные, признающие общность! Обсуждайте, проповедуйте, обращайте, пропагандируйте! Собирайте все мнения и все доводы, которые могут облегчить обращение других! Я начал, другие могут сделать лучше, чем я.
И никаких заговоров, никаких заговорщических обществ, всегда склонных к нетерпению и раздору! Никаких задних мыслей! Только обсуждение.
Не нужно даже частичных опытов общности, успех которых принесет мало добра, но неудача, почти несомненная, принесла бы очень много вреда. Одна только пропаганда, и всегда пропаганда, пока масса не примет принцип общности.
Но если аристократия никогда не захочет его принять? – Это невозможно! Если общность – химера, то уже одного обсуждения будет достаточно, чтобы осудить ее, и сам народ отвергнет ее и примет другую систему. Но если это учение есть сама истина, оно будет иметь многочисленных сторонников в народе, среди ученых, среди аристократии, и чем больше она их будет иметь, тем больше она будет завоевывать их каждый день, между тем как Англия и Америка будут каждый день делать новые завоевания для других народов, как и для себя самих. Будущее принадлежит общности одной лишь силой разума и истины. И как бы медленно общественное мнение ни добивалось своего торжества, оно всегда добьется его скорее и решительнее, чем это сделало бы насилие.
И мое убеждение в этом настолько глубоко, что если бы я держал революцию в своей руке, я оставил бы ее закрытой, даже если бы мне пришлось из-за этого умереть в изгнании.
Таковы мои принципы относительно общности. Быть может, пожелают искать в моем произведении намеки, ибо как можно не найти намеков в исторических и философских исследованиях, когда Ришелье [29]29
Ришелье – Арман Жан дю Плесси (1585–1642), кардинал, с 1624 года глава королевского совета, фактический правитель Франции.
[Закрыть] требовал только пяти любых строк письма человека, чтобы найти в них преступление, за которое его можно повесить! Но я приобрел, думаю, право претендовать, чтобы не сомневались ни в моем мужестве, ни в моей прямоте, и я заявляю как друзьям, так и врагам, что во всей критической части моей работы я ставил себе целью только указать пороки всех социальных и политических организаций, не желая делать ни одного личного намека.
Люди всех партий, изучайте проблему общности, ибо это вопрос благополучия, первый и самый важный вопрос, – вопрос, который содержит все другие вопросы нравственности, философии, политической экономии и законодательства! Не было ли бы ребячеством скорбеть по поводу недугов человеческого рода, не исследуя их причины и не ища средства против них? Не было ли бы смешно заниматься только описанием недостатков народа и давать ему бесплодные советы, не увещевая властителей лечить зло справедливостью и человечностью?
Люди всех партий, религиозных или политических, послушайте, что говорит Гизо [30]30
Гизо – Франсуа Гизо (1787-1874), французский историк, один из создателей домарксовой теории классовой борьбы.
[Закрыть] в своей книге «Религия в современных обществах»! «Это в духе времени – оплакивать положение народа… но это правда; невозможно смотреть без глубокого сожаления на такое множество столь несчастных человеческих созданий… Это прискорбно, очень прискорбно видеть, очень прискорбно думать об этом. И все же нужно об этом думать, думать очень много, ибо забыть это было бы серьезной ошибкой и серьезной опасностью».
Укажите же средство, средство, средство! Эгоисты, изучайте этот вопрос, ибо речь идет о вашем собственном интересе! Добрые отцы и матери, изучайте вопрос, ибо речь идет о счастье ваших детей и вашего потомства!
Благородные друзья народа, изучайте вопрос, ибо речь идет о счастье бедноты и народа!
Благородные филантропы, изучайте вопрос, ибо речь идет о счастье всего человечества!
Конец «Путешествия в Икарию».
–
Etienne Cabet. «Voyage en Icarie», 1938
Перевод с французского под редакцией Э.Л. Гуревича
В сборнике "Зарубежная фатастическая проза прошлых веков"
Библиотека фантастики в 24 томах. Том 15
М. "Правда", 1989
Иллюстрации С. Михайлова
