Текст книги "На последнем рубеже"

Автор книги: Эстер М. Фриснер (Фризнер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эстер Фриснер
На последнем рубеже

День выдался жарким, солнце палило нещадно, но процессия тянулась от самой гробницы Великого Царя, находившейся вне стен, сквозь городские ворота Урука почти до самого храма Инанны. По обе стороны мостовой по стойке смирно стояли солдаты в форме, украшенной бронзовыми пластинами, отделяя глазеющих оборванцев от участников церемонии. Время от времени знойные лучи великого бога солнца, Царя Уту, добирались до одного из них, и спустя некоторое время он с веселым лязгом падал в пыль лицом вниз. Тут же неизвестно откуда появлялась пара учеников жрецов, похожих на скорпионов в набедренных повязках, которые оттаскивали потерявшего сознание человека – одни лишь боги знают куда.

– Гробница, – сказал Намтар, замыкавший вереницу. – Уж поверьте мне, именно там окажется несчастный. Как и все мы. – Процессия слегка продвинулась вперед, и он послушно сделал несколько шагов. – Жрецы скажут, будто это знак богов – а что для них не знак богов? Они заявят, будто очередной служака настолько огорчился гибелью нашего царя, что пожелал отправиться вместе с ним в загробную жизнь. На самом деле несчастный, изнуренный жарой, хотел лишь глотнуть холодного пива, но такая мысль никогда не придет в голову нашим жрецам, о нет! Если только они сами не захотят пить.

Процессия вновь сдвинулась с места, и Намтар вместе с ней.

– Ш-ш-ш! – сказал стоявший перед ним человек. – Мы не должны разговаривать. Это торжественная церемония. Цари умирают не каждый день.

– А жаль, – отозвался Намтар. Тут ему в голову пришла мысль о неизбежных последствиях смерти царей. – Да, – продолжил он, когда на него снизошел свет истины, – как жаль, что венценосный любитель крыс не может жить вечно. Или хотя бы столько, чтобы я успел умереть от старости. Паршивый, вонючий, несчастный, эгоистичный…

– Эй ты! – Один из солдат, стоявших на обочине, решил, что пришло время устроить маленькое представление для зрителей. Ты, идущий последним, заткнись!

– И не подумаю, – заявил Намтар, слегка покачав головой. Его высокий церемониальный головной убор со звенящими золотыми украшениями в форме ромба и яркими перьями заколыхался даже от такого легкого движения. – Я еще поболтаю. И буду говорить до конца пути, пока у меня есть силы. А что ты можешь сделать? Вывести меня из строя? Убить? – Его смех пронесся над крышами Урука, напряженный и пустой, как шорох сухого тростника.

Солдат был молод и полон желания что-нибудь доказать, хотя плохо представлял себе предмет спора. Тем не менее он воскликнул:

– Послушай, раб, есть вещи пострашнее смерти!

– Неужели? – На смуглом лице Намтара появилась учтивая улыбка. – В таком случае я должен считать, что мне повезло. Ура, ура, когда эта проклятая процессия дойдет до конца, я всего лишь умру. Какое счастье! Какая удача для жалкого раба! Нет, я не достоин такого везения. Вот что я тебе скажу, приятель: давай поменяемся местами. Я отправлюсь в путешествие, чтобы узнать, что же все-таки хуже смерти, а ты пойдешь вместо меня в гробницу и насладишься преимуществами Плана Гильгамеша о Раннем Уходе в Отставку для Рабов, Наложниц и Актеров. Возможно, мне придется воспользоваться своими связями – у тебя слишком надменное лицо для раба, наложница из тебя не получится, а если превратить тебя в актера, хм-м-м… вот что я тебе скажу, спой-ка мне сначала несколько куплетов «Полюби меня, малышка, как шлюха из Святого храма», а потом продолжим разговор.

– Какая дерзость! – Молодой солдат направил копье в ухмыляющееся лицо Намтара.

– Ты готов поставить на кон свою жизнь, солдат? – осведомился Намтар. – Ну, попробуй меня наказать. Заставь выйти из процессии и покажи, что может быть ужаснее, чем проглотить ядовитое зелье и умереть в темноте. Уж тогда-то ты меня проучишь! Заставь меня вернуться в мир и взглянуть в лицо опасностям, сразиться с чудовищами, бросить вызов самим богам – я могу продолжать и дальше молоть чепуху. Как забавно: наш мертвый царь, лежащий теперь в гробнице, не раз попадал в подобные переделки, но всегда умудрялся возвращаться домой живым. Заметь, живым. Но кто знает, возможно, ему приходилось встречаться с вещами худшими, чем смерть. Ну да – я видел его царицу.

Стражник прорычал что-то зловещее и бросился на раба, направив свое копье ему в живот. Намтар даже не пошевелился. Его ухмылка превратилась в торжествующую улыбку. Он умрет, но умрет на своих условиях. При данных обстоятельствах он радовался даже такой маленькой победе.

Однако его улыбка померкла в тот самый миг, когда он увидел четверку жрецов, успевших остановить стражника и вырвать у него из рук копье. Толпа радостно закричала. Нет, люди не были на стороне раба – они разразились бы точно таким же приветственным ревом, если бы солдат проткнул Намтара, – просто им нравились представления.

– Позор! Рявкнул старший жрец, сурово глядя на провинившегося солдата. – Гнусный комок собачей блевотины, так-то ты чтишь умершего царя Гильгамеша! И что же нужно сделать, чтобы в наши дни найти хорошего слугу?

Солдат, бормоча извинения, рухнул лицом вниз на пыльную мостовую у ног старшего жреца. Трое жрецов в набедренных повязках посмотрели на старшего, ожидая его решения. Между тем процессия продвинулась еще на несколько шагов, оставив позади небольшую группу возбужденных людей. Это движение привлекло внимание старшего жреца, и его посетило вдохновение. От его улыбки даже гриф сбросил бы оперение.

– Мы, служащие вечно живущим богам, не должны осквернять руки, наказывая смертных, которые не достойны даже войти в городские храмы. – Он подождал, пока тело распростертого перед ним солдата расслабится, После чего добавил: – За нарушение церемонии похорон мудрого Гильгамеша и попытку отнять у нашего почившего царя слугу, который должен был сопровождать нашего господина в загробной жизни, ты займешь его место, чтобы сам несравненный Гильгамеш покарал тебя. А теперь, встань! Встань и последуй в гробницу за своим господином… Кстати, когда увидишь его в загробной жизни, не забудь сказать, что Зикуарру и все парни из храма Энки передают ему привет.

Душераздирающий стон сорвался с губ приговоренного солдата. Казалось, им овладела болотная лихорадка – все его тело содрогалось, он цеплялся пальцами за прокаленные солнцем глиняные кирпичи царского тракта, словно надеялся, что это помешает другим солдатам поднять его на ноги, но лишь обломал ногти. Старший жрец посмотрел на двух стражей, стоявших рядом с ним, и едва заметно кивнул. Этого оказалось достаточно. Они поспешно бросились поднимать несчастного, мешая друг другу. Через несколько мгновений провинившийся занял место в конце процессии.

А Намтар тяжело вздохнул и пристроился за бывшим солдатом, но тут ему на плечо легла тяжелая рука старшего жреца.

– Только не ты, собака, – сказал жрец с бритым черепом.

– И чего я не должен делать? – Намтар ощутил легкое сомнение, но он достаточно долго был рабом, чтобы не испытывать напрасных надежд.

Он не мог позволить себе такой роскоши.

– Ты должен покинуть процессию. Этот солдат занял твое место. Убирайся!

Намтар нахмурился, но остался стоять. И дело не в том, что он не верил жрецам… ну ладно, он действительно им не верил, поскольку прекрасно знал, что бывает с теми, кто им доверяет. Жрецы вели привольную жизнь на самой верхушке социального зиккурата, неохотно разделяя свои привилегии с царями Урука. У них было много свободного времени. В одних праздность рождает интерес к поэзии, искусству и великим научным открытиям, в других – скуку и злобу. Какая досада, что никто не додумался создать шумерский словарь рифм, тогда в Уруке было бы больше плохой поэзии, но меньше дурацких смертей.

– Вы хотите сказать, что я могу уйти? – спросил Намтар, Жрец кивнул.

– Взять и уйти? Иными словами, мне не придется вступить в царскую гробницу и испить из чаши жидкую смерть, верно?

Жрец вновь энергично закивал. Он казался уязвленным, как человек, которому без конца задают очевидные вопросы.

– Я не знаю, откуда ты взялся, глупец, но у нас всем известен смысл слова «убирайся». Ну, как мне еще тебе объяснить? Назвать по буквам? Хорошо: три треугольника, смотрящих вправо, два без черенков, направленных влево, четыре обычных черенка и треугольник вниз: Убирайся! Если тебя тревожит твой статус, не думай об этом – полагаю, с такой простой задачей ты сумеешь справиться. Теперь ты свободный человек. Занявший твое место солдат стал рабом. По-другому и быть не может, иначе будут потрясены основы нашего бытия.

– Свободен? – Лицо Намтара засияло. – Я свободен? В самом деле? Это очень щедро с вашей стороны, ребята из храма, раздавать таким образом чужое имущество, даже если владелец мертв. Впрочем, я не жалуюсь, – торопливо уточнил он.

Старший жрец усмехнулся.

– Речь идет о соблюдении приличий, а не о щедрости. Количеств во слуг, которые должны сопровождать царя Гильгамеша в загробную жизнь, определено самым тщательным образом. Так величайший из жрецов оглядывает ночное небо, чтобы набраться мудрости из движения и числа звезд, чтобы увидеть здесь, на Земле, мистические священные числа, чью верховную власть следует уважать, чтобы наши недостойные ритуалы услаждали богов.

– Иными словами, в гробнице могут спать лишь тридцать два человека, – сделал вывод Намтар. – Если не считать лошадей. – Он улыбнулся. – Нет, я не намерен оскорблять богов и нарушать священные числа. Лучше я уберусь. – И он зашагал прочь, оглянувшись лишь однажды, чтобы спросить, указав на свой блестящий головной убор: – А шляпа у меня останется?

Пока другие рабы из погребальной процессии допивали ядовитое зелье, Намтар сидел в прохладной, хорошо знакомой ему таверне и потягивал горькое пиво из глиняной кружки через бронзовую фильтрующую соломинку. Ему не позволили оставить себе головной убор; такое сокровище не могло принадлежать оборванцу. И все же он был ужасно доволен тем, как закончилось это утро. Удаляющаяся погребальная процессия царя Гильгамеша с тем же успехом могла находиться на Луне.

– Принеси еще одну, Пуаби! – обратился он к хозяйке таверны. – Никогда бы не подумал, что свободный человек испытывает такую жажду.

Пиво разносила женщина с плоским лицом и руками, похожими на сваи. Она и Намтар были старыми друзьями, и он часто приходил в эту таверну в те дни, когда его усопший господин разрешал своим рабам отведать точно отмеренную дозу свободы. Один или два раза (или семнадцать), они составляли отличную пару во время Празднества Инанны, когда сначала пили в огромных количествах пиво, а потом доставляли друг другу удовольствие в постели, хотя едва ли об этом можно было догадаться сейчас, когда Пуаби бросала на него свирепые взгляды. Она вразвалочку подошла к столу Намтара с кружкой своего лучшего пива и с таким грохотом поставила ее, что глина треснула. Слегка захмелевший Намтар с болью посмотрел на кружку, из которой вытекало пиво.

– Какая досада, Пуаби! – воскликнул он, растягивая слова. – Как, жаль, что пропадет столько хорошего пива. – Тебе следует быть поаккуратнее.

– А тебе следовало бы радоваться, что я разбила кружку об стол, а не об твою тупую башку! – Глаза Пуаби сверкали от ярости. – Допивай и проваливай из таверны! Если я когда-нибудь увижу твою несчастную рожу, то разобью ее камнем – можешь не сомневаться!

Намтар решил, что знает, почему Пуаби так на него сердита.

– Послушай, дорогая, я и правда не могу заплатить за кружку – глупый жрец не разрешил мне сохранить шапку, но за мной не про падет. Теперь я свободный человек! Все, что заработаю, будет моим. Они хотели, чтобы я отправился с царем Гильгамешем в качестве запасного гончара, на случай, если царь вдруг скажет: «Эй! Я знаю, что умер, но мне бы не помешала дюжина новых чашек. Никогда не знаешь, кто тебя навестит в Земле мрака и пепла». А для выполнения срочного заказа потребуется два гончара – я и Иби-Син. Конечно, Иби и сам справится. Он шел впереди: сейчас он, наверное, вместе с царем осваивается на новом месте. Ну, а что касается меня, то для гончара всегда отыщется работа среди живых. Как только я найду noдходящее место, сразу же с тобой расплачусь!

Удивительно, какую сильную боль может причинить взрослому человеческому телу бронзовая соломинка для пива в руках Многоопытной хозяйки таверны. К тому моменту, когда Намтар сумел открыть глаза и приподнять голову, Пуаби уже держала в руках кружку с пивом. Она подняла ее над головой, и ему не потребовалась помощь математика из храма, чтобы определить, что траектория ее движения должна закончиться прямехонько у него на голове.

– Что… что я такого сказал? – бывший раб испуганно прикрыл череп обеими руками.

Он неожиданно протрезвел, однако лучше ему не стало.

– Неужели ты настолько глуп? – осведомилась Пуаби.

– Да, если верить жрецу, который приказал мне убираться.

– Жрецы! – В приступе отвращения Пуаби умела плеваться не хуже верблюда. Нескольким посетителям пришлось пригнуться, когда увесистый плевок угодил в противоположную стену. – Только не надо про жрецов! Неужели, если все они бессердечны, мы должны стать такими же? Так за что же я на тебя набросилась? – Она медленно опустила кружку. Ярость исчезла, осталась усталая беспомощность. – Ты и в самом деле не понимаешь, что наделал? С тем же успехом я могла бы обвинить во всем стульчак, который не дает заднице жреца оказаться в куче дерьма, где ей только и место. Стульчак делает лишь то, для чего он предназначен. Ты ничем от него не отличаешься. Вставай. – Она коснулась его ноги ступней в сандалии. – Я должна перед тобой извиниться, но лучше угощу тебя пивом. Только глупец пытается учить уму-разуму кочан капусты. – Она дождалась, когда Намтар усядется на прежнее место, поставила перед ним кружку с пивом и поспешила в заднее помещение таверны.

Намтар с недоумением посмотрел на стоящую перед ним кружку, потом перевел взгляд на дверь, за которой скрылась Пуаби, и спросил у других посетителей:

– Кто-нибудь уразумел, о чем она говорила?

– Понятия не имею, – ответил мужчина, от которого несло овчиной. – Однако наблюдать за вами было любопытно.

Хорошо одетый купец, сидевший напротив, протянул руку и треснул простака по голове.

– Глупый пастух! – проворчал он. – Если бы ты жил среди цивилизованных людей и обладал женой, которая не блеет, а говорит, то понял бы, что это все из-за сестры Пуаби, Сабит.

– Откуда же я мог знать? – спросил пастух, почесывая голову и с опаской поглядывая на купца. – Я пришел в город всего три дня назад.

– Да, но ты большую часть времени провел здесь, сидя за столом или валяясь под ним. – Похоже, купец принадлежал к категории людей, которые свысока смотрят на тех, кто занимает более низкое положение. Ему повезло, что у него был большой вздернутый нос, который облегчал решение этой задачи.

– В том месте, где я живу, выдался удачный год для овец и неудачный для пива, – ответил пастух. – Неужели ты станешь меня винить за то, что мне хочется выпить?

– Если бы ты хоть иногда пользовался ушами, а не глоткой, то мог бы заметить, что наша хозяйка часто плачет или отпускает злобные ругательства в адрес царя Гильгамеша, жрецов и всех богов и богинь, известных в Уруке.

Пастух пожал плечами.

– Не стану врать, ничего я не заметил. Женщины постоянно плачут или ругаются.

В следующий миг он получил по зубам – теперь уже от Намтара. С проклятьями и рыданиями пастух схватил свои вещи и выбежал из таверны.

– Друг, так что ты сказал? – Намтар, просительно сложив руки, обратил умоляющий взгляд на купца. – Три дня? Но три дня назад умер царь Гильгамеш. Почему его смерть заставила Пуаби ругаться и плакать? Она ненавидит его с тех самых пор, как ее маленькая сестренка Сабит попала к нему… – он замолчал.

Неожиданно Намтар все понял. Купец снизошел до кивка.

– …да, и стала любимой служанкой царя. Вот почему, когда подошло время похорон…

– …царица включила имя Сабит в жертвенный список! – Глаза Намтара широко раскрылись. – Мне показалось, что я узнал ее, когда нас собрали во дворе храма в наших звенящих шапках, но там была такая толпа. О, нет! Бедная Сабит! Бедная Пуаби! Вот почему она так меня ненавидит: мне удалось избежать участи ее сестры. – И Намтар так тяжело вздохнул, что мог бы вызвать зависть у Энлиля, бога ветров.

Купец ухмыльнулся.

– Только не делай вид, что тебя это очень расстраивает. Ты и думать забыл о том солдате, который занял твое место. Если бы у тебя был выбор между спасением жизни Сабит и своей собственной, мы оба знаем, что бы ты сделал.

– Вовсе нет! – воскликнул Намтар с Жаром человека, пытающегося опровергнуть жестокую истину. – Я даже не знал, что Сабит идет вместе с нами! Иначе я попросил бы жрецов пощадить ее, а не меня. Да, попросил бы! Ей едва исполнилось пятнадцать, бедное дитя, а я старый человек, разменявший двадцать седьмой год. Глупые жрецы – их священные числа нисколько не пострадали бы, а Сабит осталась бы в живых. Пуаби обрадовалась бы, и… и… и… – Он принялся возбужденно размахивать руками, привлекая к себе внимание посетителей таверны.

Купец с интересом наблюдал за ним.

Наконец Намтар успокоился и сказал:

– Но сейчас все это уже невозможно. Слишком поздно. Служанки царя шли в самом начале погребальной процессии. Сабит уже испила чашу забвения и умерла. И я ничего не могу с этим поделать.

Купец пододвинул Намтару еще одну глиняную кружку.

– Давай поспорим! – предложил он.

Вспыхнул зеленый свет, налетел ветер, подобный дыханию тысячи демонов, и богиня Инанна покинула свое обличье смертного и предстала перед потрясенными клиентами Пуаби, которые тут же упали в обморок.

Только не Намтар. Он лишь обмочился. Нос богини сморщился от отвращения.

– Смертные, – сказала она, ни к кому не обращаясь, затем ее многоцветные одеяния взметнулись, она схватила бывшего раба и исчезла вместе с ним.

– Где мы? – спросил Намтар, вглядываясь в темноту.

– В царстве моей сестры, – ответила Инанна.

Намтар различил почти человеческую нотку страха в голосе богини, но не слишком удивился. Он слыхал разные истории.

Когда умер смертный любовник Инанны, богиня любви и войны решила вернуть его из потустороннего мира, где правила ее сестра Эрешкигаль. В своих лучших одеждах и украшениях Инанна спустилась в темные земли мертвых, потому что ей ужасно хотелось лягнуть сестру в задницу своими изящными золотыми сандалиями и вернуть возлюбленного.

Но у нее ничего не получилось. Перед многочисленными вратами, преграждающими дорогу в царство мертвых, Инйнне приходилось договариваться с могущественными силами, постепенно расставаясь с украшениями и прекрасными одеждами. Наконец она предстала перед троном Эрешкигаль, обнаженная и беспомощная.

Эрешкигаль взглянула на жалкую фигурку Инанны и поступила с ней так, как и положено поступить с сестрой-соперницей. Она убила Инанну. Но боги не похожи на людей. Хотя смерть богов неизбежна – иногда, чтобы исполнить пророчество или почтить какой-нибудь тайный закон Вселенной, порой, чтобы заставить смертных сидеть смирно и слушать внимательно во время долгих церемониальных служб, или просто для того, чтобы сделать историю более интересной. Правда, это для богов лишь временное неудобство. Натягиваются божественные струны, на небесах заключаются сделки – и боги возвращаются к жизни.

Теперь она пришла в земли мертвых вместе с Намтаром. Почему богиня войны и любви так охотно вновь посетила место своего унизительного поражения? Бывший раб не смог бы ответить, даже если бы от этого зависела его собственная жизнь (оставалось лишь надеяться, что до этого не дойдет).

– О Лучезарная, зачем мы пришли сюда? – спросил он дрожащим голосом.

– Чтобы все исправить, – ответила Инанна. – Пуаби, владелица таверны, была одной из моих самых верных почитательниц. Вернуть ее сестру из мертвых – самое меньшее, что я могу для нее сделать.

– Нет, самым меньшим было бы гарантировать, что ее пиво никогда не будет киснуть. А вернуть ее сестру – это самое большее, что ты можешь для нее сделать. Со всем уважением, Лучезарная, – быстро добавил он. – Но я все равно не понимаю, зачем я здесь.

Тут богиня радостно заулыбалась.

– Я думала, ты догадался. Старший жрец ведь все тебе объяснил – во всяком случае, попытался. Дело в священных числах. Понимаешь?

Глаза Намтара широко раскрылись. Холодные пальцы отчаяния коснулись его спины, сжали горло и грудь, и он ощутил, как его мужские достоинства съеживаются, точно кисть винограда в песчаную бурю.

– Ты привела меня сюда, чтобы обменять мою жизнь на жизнь Сабит, – прошептал он.

Богиня потрепала его по щеке и ухмыльнулась:

– А ты умненький. Только не надо на меня так смотреть, мой дорогой: ты сам сказал, что поменялся бы с ней местами, если бы не было слишком поздно!

– Но тогда уже было слишком поздно! – так громко закричал Намтар, что спугнул стаю лишенных тел душ.

Темные пространства подземного царства содрогнулись от его пронзительного крика, и Инанна побледнела.

– О, чудесно, – пробормотала она. – Ну, вот и все… Глупый смертный! Я надеялась, что мы сумеем найти Сабит, а потом быстро и незаметно поменяем ее на тебя, но теперь ты привлек ее внимание…

Инанне не требовалось уточнять, кого она имела в виду. Речь могла идти только о ней: души начинали летать, словно сухие листья на ветру, лишь перед появлением мрачной и зловещей госпожи – Эрешкигаль.

Намтар сжался, но глаза закрывать не стал. Эрешкигаль вызывала благоговение, и он не мог оторвать от нее взгляда. Она была прекрасна, богиня обладала тревожным очарованием незнакомых пределов Южного моря и могуществом, подобным сотрясающей мир буре. Нет, Инанна все-таки была красивее, но Намтар не прогнал бы Эрешкигаль со своей циновки…

Эрешкигаль стояла перед своей сестрой, и души мертвых теснились у нее за спиной. Богиня направила палец с ногтем, выкрашенным в рыжий цвет, на Инанну.

– Кто тебя послал? – резко спросила Эрешкигаль.

Инанна прикусила нижнюю губу и попыталась сохранить остатки своего божественного величия, но истории о ее временном пребывании в царстве мертвых оказались правдивыми. Она помнила все ужасы своего испытания, за исключением самого мгновения смерти. Она бросилась лицом вниз к ногам Эрешкигаль, ее великолепное тело дрожало – слишком поздно богиня поняла, какую ужасную ошибку совершила, явившись сюда в сопровождении всего лишь жалкого смертного. Закрыв голову руками, она пробормотала нечто невнятное.

Однако ее ответ не удовлетворил Эрешкигаль.

– Отвечай! – закричала она. – Зачем ты явилась ко мне? Неужели ты опять завела смертного любовника? Это он? – Она мельком посмотрела на Намтара. – Неужели ты серьезно? – А потом вновь повернулась к Инанне. – И почему ты явилась в мое царство не через врата, как положено? На тебе украшения и одежды, твои… ой, какие чудесные сандалии! Могу я их примерить?

Намтар наблюдал, как Эрешкигаль сняла золотые сандалии с ног своей притихшей сестры. Они оказались слишком маленькими, и Эрешкигаль заметно рассердилась. И хотя хмурое лицо Эрешкигаль было мрачным, как недельной давности кровь, Намтар вдруг перестал испытывать страх. Его посетило откровение, вроде того, что снизошло на него, когда он вступил в спор с несчастным солдатом. Его дух обрел удивительную безмятежность, источником которой являлась вовсе не храбрость и даже не бравада, а уверенность в том, что ему уже нечего терять.

«Я и так в Царстве пыли и пепла, – подумал он. – Что же может сделать со мной богиня? Отослать в страну, где еще больше пыли и пепла?»

Он расправил плечи и спокойно проговорил:

– О царица Эрешкигаль, великая владычица мертвых, я гончар Намтар. Именно мои молитвы призвали твою сестру, богиню Инанну. По моей просьбе она предстала перед тобой.

Эрешкигаль нахмурилась.

– Из-за молитвы гончара? Едва ли это могло произвести впечатление на мою сестру. Неужели ты всего лишь гончар?

– Ну, раньше я был рабом, но когда умер царь Гильгамеш… – произнес Намтар и развел руками – мол, что тут поделаешь?

– Гильгамеш… – Никто бы не сумел прошипеть это имя с большей ненавистью, чем богиня мертвых. Земля задрожала от ее гнева. – О, то был великий день, когда этот жалкий хвастун оказался в моей власти. – Она так сильно сжала кулаки, что ее смуглые пальцы побелели.

– Кажется, тебе он не слишком нравился? – осведомился бывший раб.

– А ты, я вижу, не отличаешься умом! – парировала богиня. – Проклятье на голову Гильгамеша! Он пытался найти способ, который помог бы смертному ускользнуть от меня. Он искал вечную жизнь!

Намтар заметил, что, когда Эрешкигаль гневается, на лбу у нее набухают жилы, а из глаз начинает литься кровь. Он мудро решил не упоминать об этом – а вдруг дама придает значение своей внешности.

– Верно, но не следует забывать главное: он потерпел неудачу, – напомнил Намтар. – Да, он нашел цветок вечной молодости, но не сумел извлечь для себя никакой пользы. Глупец положил его на землю, и змей сожрал цветок! И тогда он умер – царь Гильгамеш, а не змей, – так что его поиски закончились раз и навсегда. Тебе следует научиться видеть положительную сторону вещей, о Властительница мертвых!

– Дело вовсе не в том, что Гильгамеш потерпел неудачу, – прорычала Эрешкигаль, точно страдающий расстройством пищеварения лев. – Беда в том, что он дал жалким людишкам новые идеи. Он не сумел получить бессмертие, но был первым, кто попытался. Именно он виноват в том, что появились орды его подражателей, убежденных в том, что кто-то из них добьется успеха. Благодаря этому мерзавцу вы, жалкие мошки, обрели надежду. Вы цепляетесь за жизнь, а некоторые из вас не прекращают борьбу даже после того, как спускаются в Царство пыли и пепла. Ты когда-нибудь слышал, что говорят оптимистичные идиоты? Они отказываются проводить вечность, пожиная тоску и упиваясь отчаянием. Они скитаются по теням и рассказывают друг другу, что это лишь временные неприятности, что мои владения не бесконечны, мое влияние не вечно, что наступит день, когда придет новый бог и посмотрит на происходящее их глазами! Мне даже удалось поймать некоторых – они осмелились летать в темноте и петь – петь! И если ко мне в руки когда-нибудь попадет болван, который похоронил этого проклятого мастера арф вместе со всеми его инструментами и материалами, я убью… э-э-э, я скажу ему все, что о нем думаю. Надежда! Радость! Арфа! Пение! Разве так следует проводить загробную жизнь?

Намтар сочувственно поцокал языком. Он даже настолько набрался дерзости, что подошел к возбужденной богине и похлопал ее по плечу.

– Вижу, мы пришли не в самое удачное время, – сказал он. – Мы у тебя загостились, не хотелось бы показаться назойливыми… Так мы пошли? – Он даже сделал несколько шагов, но вовремя вспомнил, что не знает обратной дороги. Вернувшись к Инанне, которая все еще лежала лицом в пыли, он легонько потряс ее за плечо. – Лучезарная, если бы ты указала направление… – начал он.

Инанна села так быстро, что сбила Намтара с ног. Похоже, богиню посетило такое же откровение, что и Намтара. Богиня любви и войны была готова действовать. Божественные рассуждения недоступны простым смертным, однако Намтару показалось, что он слышит мысли Инанны: «Почему я так боюсь этой суки? Однажды она меня уже убила – верно, было довольно скучно, да и пахло отвратительно, и почему-то у меня в носу копошились червяки, но я отсюда выбралась! И если она больше ничего не может, то ей меня не остановить!»

– О сестра моя, не трать больше времени на разговоры с недостойным смертным, – заявила Инанна, поднимаясь на ноги. – Он лжет, как тощий осел на рынке. Наше появление здесь не имеет к нему никакого отношения. Неужели я бы откликнулась на молитву жалкого гончара, к тому же раба!

– Ты совершала и более дурацкие поступки, – заметила Эрешкигаль. – Если ты его любишь, то, конечно, ответила бы на его молитвы. Инанна фыркнула.

– Неужели он похож на человека, которого я могла бы полюбить? – Эй! – запротестовал гончар, но богини уже не обращали на него внимания.

В ответ на язвительные замечания Эрешкигаль следовали не менее ядовитые реплики Инанны. Они давно перешли на личности. Намтару даже показалось, что божественные сестры получают удовольствие от перепалки. Бормоча под нос ругательства, он отошел в сторонку и уселся на землю среди мертвых.

Когда богини исчерпали запас взаимных оскорблений, Инанна перешла к делу и рассказала, зачем она привела Намтара из таверны Пуаби.

– …солдат, молодой, сильный, красивый, ты представляешь? Они спасли жизнь этому жалкому типу и предали смерти бедного, милого красавца. И за что? Из-за какой-то ерунды! Глупые жрецы. Я намерена наслать на них проказу, когда вернусь, вот увидишь! И чирьи. Да, обязательно чирьи! Жрецы их ненавидят.

– Ты всегда была неравнодушна к мужчинам в форме, – со смешком заметила Эрешкигаль. – Давай я угадаю кое-что про твоего солдата. Большое копьё?

Инанна в ответ лишь облизнула губы, что заставило ее сестру расхохотаться таким непристойным смехом, что покраснела бы даже невинная овечка.

– Это нечестно, – продолжала богиня любви и войны. – Какое ужасное расточительство. Я бы предприняла определенные шаги раньше, но мне не удалось вытащить его из похоронной процессии.

Эрешкигаль кивнула.

– Мистические священные числа. Из всего, что утверждают жрецы, когда описывают принципы устройства Вселенной, это единственное – верно.

Намтар, разинув рот, слушал разговор сестер.

– Так вот в чем дело, – пробормотал гончар, подтягивая колени к подбородку. – Молитвы Пуаби можно засунуть в задницу, божественная потаскуха просто хотела заполучить солдатика. Она и не собиралась менять мою жизнь на жизнь Сабит!

– Ты только сейчас это понял? – Слова донеслись откуда-то справа из темноты и были такими тихими и невесомыми, что Намтар усомнился, слышал ли их.

– Кто здесь? – спросил он.

Обитатели жуткого царства Эрешкигаль не сохраняли ни малейшего сходства со своими брошенными телами. Больше всего они походили на крылатые тени, серые, словно пепел, любимый материал богини Эрешкигаль для внутреннего убранства ее владений.

Тень, к которой он обратился с вопросом, быстро взмахнула левым крылом – получилось, что она легонько толкнула его в плечо.

– Ну, кто еще захочет поговорить с тобой, глупыш? Это я, Сабит.

– Сабит… Конечно, я тебя узнаю. Я бы узнал тебя в любом месте, – галантно солгал он лишенной облика тени. Почесав в затылке, Намтар добавил: – Пуаби передает тебе привет.

Крылатая тень захихикала.

– Пуаби не передавала никаких приветов. Моя сестра безутешно плачет. Она ужасно скучает без меня, а сейчас и вовсе пребывает в ужасе, полагая, что после того, как Инанна явилась в ее таверну и устроила отвратительную сцену, никто не захочет туда ходить. И еще она сожалеет, что сделала с тобой при помощи бронзовой соломинки.