Текст книги "Щелкунчик
Сказка"

Автор книги: Эрнст Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эрнст Теодор Амадей Гофман
ЩЕЛКУНЧИК
Сказка

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПОДАРКИ

Шу-шу! Шур-шур! – таинственно доносилось из соседней комнаты. Фриц и Мари сидели в полутёмной спальне и прислушивались. До поры до времени им не разрешалось входить в гостиную, где, наверное, уже сверкала праздничными огоньками свечей рождественская ёлка. Мари, которой только-только исполнилось семь лет, всё спрашивала своего старшего брата:

– Ну когда же начнётся праздник?

– Потерпи, – солидно отвечал Фриц, хотя и сам дрожал от нетерпения.

А за стеной всё не умолкало это влекущее, таинственное шуршание, мелодичное постукивание крохотного молоточка, позвякивание каких-то дощечек и железок. И дети, затаив дыхание, прислушивались к доносившимся из гостиной звукам.

Накануне Рождества их крёстный Дроссельмейер мастерил для них какой-то особый подарок.

Тук-тук! Бам-бам! – разносилось по дому.

Ох уж этот крёстный Дроссельмейер! Странный он человек. Даже человечек. Маленького роста, сухонький. Морщинки на лице сеточкой. На лысой, как блестящий шар, голове пышный, пудреный парик. А вместо правого глаза – чёрная, но совсем не страшная повязка.

И этот некрасивый маленький человечек был большим искусником. Он умел делать всё, даже чинить часы. Стоило замереть маятнику или остановиться большой и маленькой стрелкам, этот волшебный мастер приступал к делу. Сняв сюртучок и повязавшись кожаным фартуком, крёстный Дроссельмейер вынимал из кармана коробочку с блестящими инструментами и принимался тыкать в часы шильцами и крутить шестерёнки отвёртками. Мари всегда жалела бедные часики, но они не обижались на мастера, а, наоборот, в благодарность за заботу начинали весело тикать.

Каждый раз, приходя к ним в дом, крёстный дарил детям необыкновенную игрушку. То крохотного кавалера-шаркуна с выпученными глазами, то коробочку-сюрприз, из которой со звоном выскакивает серебряная птичка. Интересно, что на этот раз мастерит, скинув жёлтый сюртучок и надев свой фартук, их затейник крёстный?

– Это, конечно же, будет крепость, – уверенно сказал Фриц. – И там будут маршировать крохотные солдатики с ружьями и длинными саблями. Они будут выделывать всякие штуки, а когда на крепость нападут враги, эти храбрецы встанут на защиту крепости, и начнётся настоящее сражение. Будут палить пушки, свистеть пули и звенеть сабли.

– Нет, нет! – Мари так сердито замотала головой, что аккуратные кудряшки запрыгали над ушами. – Крёстный рассказывал мне о чудесном саде. Там в большом круглом озере плавают белоснежные лебеди с красными клювами. Шеи их повязаны золотыми ленточками. А маленькая девочка кормит их шоколадными конфетками.

– А вот и неправда! – захихикал Фриц. – Лебеди не едят шоколад. А крёстный, даже он, не сможет сделать целый сад да ещё с прудом.

Между тем стемнело. Дети затихли и, прижавшись друг к другу, прислушивались к звукам из гостиной. А там! Там в этот момент родители расставляют на отдельном столике под ёлкой множество чудесных подарков. Сейчас, сейчас распахнутся двери, и…

Динь-динь-дилинь! – пролепетал серебряный колокольчик. Можно! Фриц и Мари сорвались с места и кинулись в гостиную. Ах! Посреди комнаты, окутанная сияющей музыкой света, высилась великолепная ёлка. Пушистые ветки увешаны золотыми и серебряными яблоками, гроздьями обсахаренных орешков, конфет, облитых разноцветной глазурью пряников. В зелёной тьме хвои, как звёздочки в ночном небе, мерцали и переливались, озаряя комнату, сотни маленьких свечек. Но самое главное – рождественские подарки!

Нарядные куклы с фарфоровыми личиками и горка игрушечной посуды для восхищённой Мари. А ещё праздничное шёлковое платье, в оборках и цветных лентах! И ей наверняка, непременно позволят надеть его! Фриц тем временем верхом на гнедом деревянном коне галопом объезжал стол, на котором застыл в ожидании полководца эскадрон гусар в великолепных шитых золотом красных мундирах с серебряными сабельками наголо.

Дети не знали, за что хвататься, то ли играть с куклами и барабанщиками, то ли листать чудесные книжки с разноцветными, будто живыми, картинками. Но тут снова зазвонил колокольчик. Настал черёд подарку крёстного Дроссельмейера.

Раздвинулась маленькая ширма, и на покрытом зелёным сукном столике, как на лужайке, вырос перед детьми замок. Заиграла музыка. Распахнулись зеркальные окошки, зажёгся свет в золотых башенках.

И тут все увидели, что по залам замка парами гуляют крошечные кавалеры в белых чулках и камзолах и дамы в шляпах с перьями и платьях со шлейфами. В малюсеньких, с напёрсток, серебряных люстрах сияют спиченки свечек, и под музыку пляшут и прыгают дети в разноцветных курточках и панталончиках. А из окна выглядывает господин в изумрудно-зелёном плаще и приветливо кланяется Фрицу и Мари. Крёстный Дроссельмейер! Конечно же он. Только с мизинец ростом.

– Крёстный, пусти нас к себе в замок! – вскричал Фриц.

Но изумрудно-зелёный человечек ничего не ответил, а спрятался в окне. Впрочем, тут же показался снова и приветливо поклонился. И опять исчез. И вновь появился. И дамы с кавалерами прохаживались всё так же кругами. И дети в замке топали ножками, как заведённые.

– Ну, – протянул Фриц, – это скучно! – И он занялся своими солдатиками.

Зато Мари вдруг присела на корточки перед ёлкой. Она увидела странного деревянного человечка, скромно стоявшего под разлапистой пушистой веткой. Не очень-то складный был этот человечек.

Чересчур громоздкое туловище на тонких ножках и великоватая голова с тяжёлой челюстью. Но зато одет человечек был вполне пристойно и даже щегольски. Фиолетовый гусарский мундир, весь в пуговичках, опушках и позументах, узкие рейтузы и сапоги со шпорами. Всё сидело на нём так ловко, будто было нарисовано. Из-под круглой плоской шапочки выпрастывались белые букли нитяного парика, а завитки шерстяных ниток – щеголеватые усики над алой губой – не скрывали добродушной улыбки, сверкавшей жемчужным рядом ровных, крепких зубов. Мари тут же полюбила человечка, который приветливо и дружелюбно поглядывал на неё.

– А этот милый человечек для кого? – воскликнула Мари.

– Для всех, – ответил отец. – Это Щелкунчик. Он, как и все его предки, отлично умеет разгрызать орехи.

Мари тут же схватила горсть орешков, и Щелкунчик, продолжая приветливо улыбаться, колол их своими крепкими зубами.

Фриц, услышав, как весело щёлкают орешки в зубах Щелкунчика, на минуту оставил свой оловянный эскадрон и подошёл к столу. При виде забавного человечка с огромной челюстью мальчик расхохотался. Схватив самый большой и твёрдый орех, Фриц сунул его в рот Щелкунчику.

Крак!.. – обломились три зуба у бедного Щелкунчика, а тяжёлая челюсть беспомощно отвисла.

– Фу, глупый Щелкунчик! – вскричал Фриц. – То ли дело мои драгуны! Им никакое самое крепкое ядро не страшно!

И он снова вернулся к своим солдатикам. А Мари, вся в слезах, прижала к груди раненого Щелкунчика, подвязала ему больную челюсть белой ленточкой и заботливо укутала платком. Она раскрыла новую книжку с лаковыми цветными картинками и, баюкая бедного Щелкунчика, словно младенчика, принялась показывать ему картинки. Фриц только посмеивался, приговаривая, что глупая Мари нянчится с деревянным человечком, будто он малое дитя. Но девочка и не думала обращать внимание на эти насмешки.

– Щелкунчик, миленький, – шептала она, – не сердись на Фрица. Он добрый. Просто немного огрубел со своими оловянными солдатиками. А я буду тебя беречь и лечить. – И Мари продолжала нежно баюкать Щелкунчика.

А ночь, таинственная рождественская ночь уже подкрадывалась к дому, затягивала окна синим сумраком. Пора было убирать игрушки. В гостиной налево от двери стоял высокий стеклянный шкаф. На верхней полке, до которой детям было не дотянуться, расположились чудесные изделия крёстного Дроссельмейера. Ниже рядком теснились книжки в лаковых переплётах. На самой нижней полке Мари устраивала кукольную комнату, где жила любимая кукла Трудхен, а теперь и новая нарядная Клерхен. Фриц занял полку повыше и расставил строем своих конных и пеших солдат с барабанщиками, трубачами и знаменосцами.

– Дети, – сказала мама, – оставьте игрушки до завтрашнего утра. Гасите свет и отправляйтесь спать.

Фриц в последний раз глянул на свои войска, отдал честь капитану в синих драгунских рейтузах и приказал:

– Пора на покой! Завтра нам предстоит великое сражение.

С тем он и отправился в детскую. А Мари вдруг взмолилась:

– Мамочка, пожалуйста, позволь мне побыть со Щелкунчиком ещё пять минут. Я сама погашу свет и лягу спать.

– Хорошо, – согласилась мама, – только не задерживайся. У тебя уже глаза слипаются.

Впрочем, она на всякий случай погасила все свечи в комнате. Осталась только одна лампа, свисавшая с потолка. Мягкий свет, который лился от неё, не мог рассеять вечерний сумрак, таившийся по углам.

СРАЖЕНИЕ

Мари осталась одна в большой гостиной. Она положила Щелкунчика на стол, развязала платок и осмотрела его рану.

– Не расстраивайся, милый Щелкунчик, – ласково произнесла она, – крёстный Дроссельмейер непременно вылечит тебя. У него есть замечательные молоточки, ладные щипчики и крохотные отвёртки. А теперь я уложу тебя в мягкую кроватку моей куклы Клерхен. – И Мари обратилась к пухлой, краснощёкой кукле: – Дорогая, не могли бы вы на эту ночь уступить свою кровать больному Щелкунчику?

Но кукла, обиженно надув щёки, молчала.

– Ладно, – согласилась Мари, – может быть, Щелкунчику и впрямь будет удобнее на верхней полке в походной палатке солдат Фрица.

Она поставила Щелкунчика на верхнюю полку и уже собиралась идти в спальню, как вдруг отовсюду – из-за шкафа и стульев, из-под стола и из-за кафельной печи, из каждого темного угла – о-ох! – стали разлетаться, подкрадываться тихие-тихие шорохи, шёпоты, шуршания и шебуршения. А настенные часы с маятником захрипели, засипели, готовясь пробить полночь.

Ти-ик! Та-ак! – медленно, с трудом, словно полусонный, качался маятник.

Большая механическая сова с крючковатым носом и круглыми, как зелёные блюдца, глазами вдруг расправила крылья и медленно, как заведённая, стала поворачивать голову слева направо и справа налево. Клюв её раскрылся, и Мари явственно различила хриплый голос:

 
– Тише! Тише!
Слышишь? Слышишь?
Из угла ночной гостиной
К нам ползёт король мышиный…
И часов старинных бой
Нас зовёт на смертный бой…
 

Бом-м! Бом-м!.. – двенадцать раз ударили в тишину часы.

И тут же за стеной, по углам, под полом послышались писк, возня и дробный топоток тысячи крохотных лапок. Острыми огоньками засветились тысячи глазок-буравчиков. И отовсюду стали сбегаться несметные полчища мышей.

Они выстроились в боевом порядке прямо перед Мари и замерли.

И треснул, приподнялся пол посреди гостиной, разбрасывая звонкие янтарные половицы. Из-под пола с отвратительным шипением вылезли семь мышиных голов в сверкающих коронах, а следом и толстое тельце, на котором и покачивались семь гадких мышиных головок. Всё мышиное войско со своим семиголовым предводителем стало надвигаться на Мари, прижавшуюся к шкафу.

Что-то будет?

Но тут – дзынь! – разбилась стеклянная дверца шкафа. Мари и не заметила, что сама локтем неуклюже ткнула в стекло и разбила его. Рукав её платья окрасился кровью. И тут зазвенел храбрый голосок:

– Вперёд! За мной! На бой! На бой! Вперёд на горе мышиной своре!

Сама собой вдруг завелась, заиграла музыкальная шкатулка. На этот раз мелодичные колокольчики играли не привычную песенку про милого Августина, а настоящий военный марш.

 
– Синие мундиры,
Сабли наголо.
Эй, командиры,
В седло, в седло! —
 

гремели уже не колокольчики, а звонкие литавры.

Тут Мари увидела, что внутренность шкафа осветилась. Во весь свой рост поднялся раненый Щелкунчик и взмахнул серебряной саблей.

– Трубач к трубачу станьте плечом к плечу! – крикнул он. – Эй, барабанщик, трубочист и паяцы, нечего бояться! Я поведу вас в бой за собой!

И встали с ним плечо к плечу три храбрых паяца, четыре трубочиста, два трубача, барабанщик и Панталоне со знаменем. Безрассудно-смелым прыжком перелетел Щелкунчик на пол. Мягко шлёпнулись следом за ним бархатные паяцы и туго набитые опилками музыканты с трубочистами. Спорхнул с развевающимся, как крылья бабочки, знаменем Панталоне.

– Эгей, барабанщик! Бей тревогу! Зови подмогу! – звонко скомандовал Щелкунчик.

Грянула барабанная дробь. А Панталоне вдруг озорно подмигнул Щелкунчику и барабанщикам, сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул.

Разом распахнулись обе дверцы шкафа. Загремели сапоги, забряцали сабли, заржали лошадки, и ровными шеренгами выступили солдатики Фрица. Кирасиры сверкали своими доспехами. Драгуны гарцевали, сидя в высоких сёдлах. Блестящие гусары лихо пришпоривали коней. А за кавалерией катили пушки усачи пушкари.

 
– По коням, кирасиры,
Сабли наголо!
Эй, командиры,
В седло, в седло! —
 

пел грозный солдатский хор.

Один за другим промаршировали полки перед Щелкунчиком с развевающимися знамёнами и барабанным боем.

– Труби атаку, трубачи! За мной, солдаты-силачи! – прогремел Щелкунчик.

И – бух-бах-тарарах! – грохнули пушки. Полетела в мышей россыпь сахарного драже. Бум-бум-турумбум! – ухнули тяжёлые орудия, посылая на мышиные полчища круглые пряничные бомбочки. Немало мышей полегло под градом снарядов. Сахарная пыль, словно белый дым, заслонила сражающихся.

Мари с трудом различала, что происходит. Но видела она, как всё новые и новые толпы мышей выползают изо всех щелей и норок. А в ушах стоял непрерывный грохот боя.

Др-дрр! – скакали по полу сахарные шарики драже.

Плямс! – шлёпались, рассыпаясь на кусочки, глазуревые пряники.

Цвинь-цвинь! – звенели сабли.

«У-виии! И-ии!» – пищали мыши.

И надо всем гремел голос полководца Щелкунчика:

– Смелей! Бей! Не жалей!

Пушкари установили свои пушки на скамеечки для ног и палили с высоты, опустошая ряды мышей. Ноте всё напирали и напирали. И вот перевернулась скамеечка, покатились по полу пушки. Мышиные полчища потеснили гусар, кирасиров и драгун.

Рассеянная по комнате кавалерия спешно утекала в спасительный шкаф, оголяя правый фланг. Щелкунчик в растерянности огляделся. Нет, левый фланг его армии держался! Там сражались крохотные куколки-сюрпризы, вышедшие из шоколадных бомбочек. Кого только не было в этих пёстрых рядах!

 
Садовники и тирольцы.
Тунгусы и парикмахеры.
Мартышки и обезьяны.
Арлекины и купидоны.
Львы и тигры.
 

Под предводительством двух китайских императоров они сдерживали натиск мышиной армии, медленно отступая к нижней полке шкафа. Щелкунчик храбро врезался в мышиные ряды.

– Тревога! Тревога! Где ты, подмога? – в отчаянии призывал он.

На его зов из шкафа выскочили лишь несколько коричневых пряничных человечков в золотых шляпах. Но они были такими неумелыми бойцами, что тут же попали в окружение мышей. Одному отгрызли ногу, другого помяли, с третьего сбили шляпу. Большая опасность грозила смелому Щелкунчику, который даже не мог вспрыгнуть на нижнюю полку шкафа. Слишком уж коротки были его ножки, очень неповоротливо деревянное туловище. Ему бы сейчас коня!

– О, мой бедный Щелкунчик! – вскричала Мари.

Она стащила с левой ноги туфельку и с размаху швырнула её в самую гущу мышей, целясь в противного семиголового короля.

И всё в тот же миг исчезло! Голова у Мари закружилась, и она без чувств осела на пол…

РИС. 18

Очнулась Мари в своей постели. Сквозь занавеску светило яркое солнце.

– Наконец-то! – прошептала мама, в тревоге глядевшая на дочь.

– Скажи, милая мамочка, – слабым голосом спросила Мари, – Щелкунчик спасён? А противные мыши? Они убрались отсюда вместе со своим семиголовым королём?

– Ну вот, – расстроилась мама, – у тебя всё в голове перепуталось.

Как же я испугалась, когда вчера ночью нашла тебя на полу с порезанной рукой. Вокруг валялись солдатики Фрица, твои игрушки, растоптанные пряничные человечки. Ты крепко прижимала к груди Щелкунчика, а в углу валялась твоя туфелька.

– Но ведь в полночь разразилась великая битва! – не унималась Мари. – Мышиный король со своим войском напал на кукол и солдатиков. Он хотел утащить в своё сырое подземелье Щелкунчика. Я швырнула свою туфлю и разогнала мышиное войско. Где, где мой Щелкунчик?

Мама погладила Мари по головке и ласковым голосом успокоила:

– Не бойся, детка. Щелкунчик стоит в шкафу целый и невредимый. Тебе всё померещилось.

Несколько дней лежала Мари в кровати и глотала горькие таблетки. Но вот она поднялась и первым делом кинулась в гостиную к шкафу с игрушками. Щелкунчика там не было!

Мари в растерянности стояла перед стеклянными дверцами шкафа, не смея поверить своим глазам. Как вдруг позади неё кто-то произнёс скрипучим голосом:

 
– Ходит маятник упруго.
Стрелки бегают по кругу.
Тьму с собой приводит ночь.
День её прогонит прочь.
 

Это сова, сидевшая на часах в гостиной, снова завела свою механическую песенку. Мари вздрогнула и оглянулась. Перед нею стоял крёстный Дроссельмейер.

– Не сердись, Мари, что я не прогнал мышиного короля, не растоптал полчища злых мышей. Не поспел. Зато… Гляди!

И он вынул из кармана Щелкунчика! Искусной рукой крёстный Дроссельмейер починил сломанную челюсть деревянного человечка и снова вставил три сломанных зуба.

– А где его сабля? – спросил вбежавший в комнату Фриц.

– Я вылечил Щелкунчика, – проворчал крёстный. – А уж саблю пусть сам добывает в бою. Так же, как сумел расколоть орех Кракатук!

– Какой орех? – насторожилась Мари. – Расскажи, сейчас же расскажи, крёстный.

У Фрица тоже загорелись любопытством глаза.

– Пожалуйста, не тяни, крёстный, рассказывай, – попросил он.

– Хорошо, – сказал крёстный Дроссельмейер, усаживаясь поудобнее, – слушайте.

И вот какую сказку поведал он Фрицу и Мари.

СКАЗКА О КРЕПКОМ ОРЕХЕ

У короля и королевы родилась дочь – малютка Пирлипат. Никогда ещё мир не видел такой прекрасной принцессы. Она вся была словно бы соткана из тончайшего розового шёлка, глазки – лазурнее чистого неба, а кудри отливали золотом раннего восхода. У её колыбельки каждую ночь сидели шесть нянек, и у каждой на коленях лежала кошка. Нянюшки гладили кошек по шелковистой шёрстке, и те тихо мурлыкали, убаюкивая малышку принцессу. Так и росла принцесса в холе и неге. Все обожали Пирлипат и с каждым днём обнаруживали в ней тонкую душу, доброе сердце и ясный ум.

Однажды король решил задать небывалый Колбасный пир.

– Дорогая, – молвил он королеве, – надеюсь, ты знаешь, какая колбаса мне по вкусу? Позаботься. – И глазки его масляно загорелись.

И вот съехались ко двору короли да принцы из окрестных столиц.

Королева повязала шитый серебром и золотом кухонный передник и самолично занялась приготовлением особой – королевской свиной колбасы. На кухню доставили золотые котлы, серебряные кастрюли, острейшие стальные ножи, закалённые на белом огне. Печь растапливали особенными дровами сандалового дерева, от которых шёл самый ароматный дым на свете. Королеве помогали стряпать тридцать три повара в белых колпаках, вокруг суетилась сотня шустрых поварят, а неутомимый истопник без конца подбрасывал в печь ароматные поленца. Первым делом нарезали ломтиками розовое сало и стали поджаривать, подрумянивать его на золотой сковородке.

И вдруг из подпола послышался тоненький голосок:

– Дай и мне сальца, сестрица! Я тоже не прочь подкрепиться.

Королева сразу узнала противный голос Мышильды, королевы мышей. Та давно уже обитала во дворце и даже обосновала в одной из кладовок столицу своей страны Мышляндии. В другой день королева и не подумала бы подкармливать нахальную Мышильду, но сегодня торжество – знатный пир, и она кинула Мышильде кусочек сальца.

Не успела королева и ахнуть, как налетели мышиные сыновья и племянники, облепили кухонный стол и вмиг расхватали всё сало. Но поздно было поджаривать новую порцию. Пришлось приготовить свиную колбасу без единого кусочка сала.

И грянул пир!

Тру-ру-ру! – загудели трубы.

Дум-дум-дум-м! – загремели литавры, созывая гостей.

Король первым испробовал ещё тёплую, источающую чудесный запах свиную колбасу. Он положил на язык розовый ломтик, закатил глаза в предвкушении удовольствия и вдруг ахнул, откинулся на троне и горько зарыдал. Неужто заболел? Умирает? Послали за Придворным лекарем. Но король слабо махнул рукой, открыл глаза и скорбно простонал:

– В колбасе нет сала! Куда оно пропало?

Пришлось королеве во всём признаться. Вознегодовал король и призвал Придворного чародея и чудодея Христиана-Элиаса Дроссельмейера, приказав ему срочно изгнать из дворца Мышильду и всё её прожорливое семейство.

– Не позволю ей впредь пожирать, когда вздумается, моё сало! – буйствовал король. – Я не только изгоню её из дворца, но и прикажу отобрать все её владения, запасы и припасы! Судить негодное семейство по всей строгости закона!

И он тут же написал закон «ОБ ИЗГНАНИИ МЫШЕЙ НАВЕЧНО И БЕЗ ПОМИЛОВАНИЯ».

Закон этот вручили чародею и чудодею Дроссельмейеру, и он приступил к делу.

Недолго думал чародей. Он смастерил сотню хитрых машинок-ловушек с привязанными внутри кусочками жареного, пахучего сала. Хитрющая, умудрённая опытом Мышильда, конечно же, никогда не попалась бы на эту уловку. Она и всех остальных пыталась предупредить. Однако жареное сало так вкусно пахло, что на хитрость Дроссельмейера попались многие сыновья и кумовья, дяди и племянники мерзкой Мышильды. И тогда поклялась она жестоко отомстить.

Однажды, когда королева готовила для короля гусиный паштет, откуда-то из щели в полу выскользнула Мышильда и пропищала:

– Вы убили моих родичей. Ужасной смертью погибли некоторые из моих сыновей, любимые тётушки, незабвенные дядюшки, племянницы и племянники. Я, королева мышей, тоже не останусь в долгу. Берегись, королева, как бы я не загрызла принцессу Пирлипат!

И не успела королева опомниться, как Мышильда исчезла.

Обеспокоенная королева приказала охранять принцессу день и ночь. Перед дверью поставили громадных стражников. У колыбельки ежечасно сменялись сиделки и няньки, которым строго-настрого было наказано ни на секунду не смыкать глаз. А в самой детской поселили кота. Правда, он был так жирен и ленив, что, забравшись на колени к нянюшке, посапывал и мурлыкал весь день и всю ночь напролёт.

Прошло время. Как-то вечером нянюшка задремала у колыбельки малютки Пирлипат. Вдруг сквозь дрёму услышала она странный шорох. Открыла глаза и ахнула. Громадная мышь стояла на своих тонких паучьих ножках и тянулась усатой мордой к спящей принцессе. В ужасе завизжала нянюшка. Мышильда, а это, конечно же, была она, юркнула в тёмный угол и пропала. На шум прибежали король и королева. Глянули они в колыбельку и обмерли. Вместо прекрасной малютки принцессы там лежала жалкая уродина. На сморщенном сером тельце еле держалась большущая сплющенная голова с выпученными глазищами и растянутым до ушей безобразным ртом.

Но, странное дело, принцесса вдруг пристрастилась к орехам. Она хныкала до тех пор, пока нянюшка не насыпала ей в колыбельку горсть орехов. Пирлипат тут же умолкала и принималась щёлкать орешки своими крепкими зубками.

А король снова призвал Придворного чародея и чудодея Христиана-Элиаса Дроссельмейера и повелел ему вернуть принцессе былую красоту.

– Не выполнишь моего приказа, – грозно нахмурился король, – не сносить тебе головы: я прикажу палачу снести её!

Чародей, не теряя ни минуты, отправился к Придворному звездочёту. Тот поглядел на звёзды, полистал старинные книги и составил звёздный гороскоп принцессы Пирлипат.

И открылось, что спасёт принцессу неведомый орех Кракатук. Оказывается, неспроста полюбила принцесса орешки! А Звездочёт сказал, что стоит лишь расколоть Кракатук и дать ядрышко малютке, как она снова станет прекрасной. Только скорлупа того ореха такая твёрдая, что и под тяжеленным молотом кузнеца он не расколется. Но есть где-то на свете юноша, который в силах разгрызть орех.

Радостный прибежал к королю Дроссельмейер. А как же не радоваться, если он, кажется, спас свою голову!

– Ваше величество! – крикнул он с порога. – Мы сумеем вылечить принцессу и вернуть ей утраченную красоту. Надо только разыскать орех Кракатук и юношу, способного разгрызть его!

– Чудесно! – обрадовался король. – Поскорей веди сюда твоего юного щелкунчика! И я немедленно прикажу выдать тебе новый камзол и четыре самых главных ордена королевства!

Но в том-то и штука, что ни ореха, ни юноши не было. И снова под угрозой оказалась голова несчастного чародея.

Недолго думая отправились на поиски чудодей Дроссельмейер и Звездочёт.

Пятнадцать лет странствовали они по свету. Где только им не пришлось побывать! Плутали они в непроходимых джунглях, пересекали знойные пустыни, переплывали глубокие реки и одолевали безбрежные моря. Были они в Миндальном царстве. Навестили короля Финика. Напросились в гости к принцессе Фисташке. Побывали у грозного короля Арахиса. Заглянули даже в город Белок. Но нигде не могли отыскать ореха Кракатук и юноши-щелкунчика.

Обогнули они земной шар и наконец вернулись в родной город чародея Дроссельмейера Нюрнберг. Жил в том городе игрушечный мастер, лакировщик и позолотчик Кристоф-Захариус Дроссельмейер, двоюродный брат нашего чародея.

Послушал он печальную историю малютки Пирлипат и покачал головой:

– Вот так штука! – А потом призадумался и воскликнул: – Есть орех Кракатук! Слушайте. Как-то раз мимо моей мастерской проходил сборщик орехов. Мешок его прохудился, и на землю высыпалась горка отборных орехов. В этот момент проезжала тяжело гружённая телега. Проехалась она колёсами по орехам и всё передавила. Но стоило ей наткнуться на откатившийся в сторону один орешек, как громко кракнуло колесо, телега перевернулась. А орешек тот лежал себе на земле невредимый. Настоящий Кракатук!

Я подобрал его. И недаром. Приходил ко мне некий чужеземец, предлагавший много золота за один тот странный орешек. Не продал я его и теперь не жалею.

Он вынул из шкафа небольшую шкатулку, открыл её и показал гостям крупный золочёный орех, завёрнутый в серебряную бумажку. Игрушечный мастер развернул бумажку, потёр золочёный бок ореха, и вдруг открылись сияющие буквы – Кра-ка-тук!

Радости путешественников не было границ. Но чародей и чудодей Дроссельмейер вдруг пригорюнился.

– Орех Кракатук есть, но где отыскать того юношу, что в силах его разгрызть? Неужто нам блуждать по свету ещё пятнадцать лет и в конце концов лишиться головы?

И снова воскликнул игрушечный мастер:

– Есть такой юноша! Мой племянник. Зубы у него первейшей крепости!

– Ну, это нетрудно проверить, – сказал Звездочёт и принялся составлять гороскоп крепкозубого племянника.

Все звёзды и планеты сошлись, как положено, и решили призвать юношу. Явился писаный красавец в красном, шитом золотом кафтане, при шпаге, с косичкой на затылке и со шляпой в руке. А шляпа была полна крупных орехов. Юноша щёлкал их с такой лёгкостью, что странное прозвище его – Красавчик Щелкунчик – было как нельзя кстати.

И вот Дроссельмейер и Звездочёт вместе с юношей Щелкунчиком прибыли в столицу своего королевства. Прослышали о крепком орешке окрестные принцы и собрались попытать счастья, да только зубы обломали.

– Не по зубам орешек! – шепелявили неудачники.

Расстроенный король велел объявить по всему королевству, что тому, кто раскусит орех и расколдует принцессу, он отдаст её в жёны и подарит полкоролевства в придачу. Однако не оказалось больше в королевстве смельчаков с целыми зубами. Зато у зубных врачей работы было невпроворот. И тогда явился к королю юноша Щелкунчик.

Он взял Кракатук, вежливо поклонился королю и королеве, улыбнулся уродине Пирлипат, дёрнул себя за косичку и – крак! – разгрыз небывалый орех. Только разлетелись в разные стороны золочёные скорлупки.

Поднёс он ядрышко принцессе, та съела его и тут же на глазах у изумлённого народа обернулась прежней прекрасной Пирлипат.

Громом грянули барабаны.

Зазвенели литавры.

Загудели трубы.

Потрясли стены дворца ликующие крики народа.

На шум выскочила из щели испуганная Мышильда. Тут-то и случилось непоправимое. Юноша Щелкунчик оступился и наступил на юркнувшую под ноги мышь. И так же, как только что легко кракнул в его зубах орех, расплющилась под его ногой Мышильда. И раздался её предсмертный писк:

– Ах, тяжко мне под каблуком! Прощай, мой сын, прощай, мой дом! Увы, на смерть осуждена! Но буду я отомщена! Как только дух я испущу, тебя в урода превращу!

И, о, ужас! – прекрасный юноша в тот же миг превратился в крохотного уродца на тонких ножках. Нижняя челюсть отяжелела, и рот, усеянный длинным рядом крепчайших зубов, растянулся до ушей. А туловище словно бы одеревенело.

Глянула на него прекрасная принцесса Пирлипат и вскричала с отвращением:

– Убирайся вон, противный Щелкунчик! Не желаю быть женой урода!

С тех пор никто его не видел. Правда, добрый чародей Дроссельмейер уговорил Звездочёта вызнать у планет судьбу несчастного Щелкунчика. И тот предсказал, что Щелкунчик вернёт себе былую красоту и статность, когда победит семиголового сына Мышильды, срубит его головы собственной рукой. А кроме того, должна полюбить его прекрасная дева, которую не смутит и не испугает уродство несчастного Щелкунчика. И никто другой не сможет развеять злые чары. Зато, одолев мышиное воинство, он непременно станет королём.

Этими словами закончил крёстный Дроссельмейер свой грустный рассказ.

– Гадкая, гадкая принцесса Пирлипат! – воскликнула Мари.

– Ничего! – сказал Фриц. – Я верю, что храбрый Щелкунчик победит мышиного короля и станет прежним молодцом с саблей на боку!

«А ведь и правда, – подумала Мари. – Победив в битве в мышиными полчищами, мой Щелкунчик уже стал королём в кукольном королевстве! То-то ещё будет!»

И она улыбнулась.

Но что же сам Щелкунчик? Мари подбежала к шкафу. За стеклянными дверцами неподвижно стояли куклы, сахарные человечки, солдатики. И Щелкунчик не шевельнулся, не откликнулся, как ни звала его Мари. Но то ли проехала по мощёной улице карета, то ли протопал в тяжёлых сапогах важный майор, вдруг задребезжали тонкими колокольчиками стёкла шкафа и словно бы издалека донеслись до Мари слова:

– Мари, не печалься. Осилю беду и принцем желанным к тебе я приду…

Мурашки пробежали по спине Мари, и было так приятно, будто погладили по головке. Она смутилась и убежала. Вечером Мари сидела на коленях у крёстного Дроссельмейера и рассказывала ему о битве с мышами, о храбрости Щелкунчика. Мама, слушая её, улыбалась, а крёстный был очень серьёзен.

– Милая Мари, – сказал он, – ты видишь больше, чем все мы, взрослые. Береги в себе это светлое царство, верь и станешь такой же прекрасной принцессой, как Пирлипат. Но не прогоняй Щелкунчика, а защити этого несчастного уродца от мерзкого мышиного короля. Только ты и можешь спасти Щелкунчика. Будь стойкой и преданной.