Текст книги "Таинственная находка"

Автор книги: Эрнст Малышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Малышев Эрнст
Таинственная находка

Эрнст Малышев

Таинственная находка

1

"Желание что-ли загадать? – лениво подумал Николай, заметив высоко в ночном небе стремительно несущуюся к Земле звезду. – Да это, пожалуй, крупный болид", – сказал он про себя, увидев как яркий светящийся шар с растянувшимся на полнеба шлейфом опустился почти рядом, на соседней сопке. Вершина ее вспыхнула, и ослепительное пламя ударило вверх огненным столбом, который, рассыпавшись на мириады искр, осветил окрестности. Селихов обратил внимание на сиреневый оттенок пламени. "Тайга бы не загорелась", – мелькнула у него мысль, холодком обжегшая сознание. Но вспыхнувший было столб огня почти сразу погас, и тяжелая темнота вновь опустилась на лесистый распадок возле крохотного озерца, где геолог Николай Селихов расположился на ночлег. Это была первая настоящая экспедиция Селихова после окончания института, когда он впервые самостоятельно вышел на разведку. Настоящее мужское дело, а не до оскомины надоевшая практика вместе с сокурсницами. Вообще-то приятнее ходить с напарником, но тот заболел, и Николай выпросился пройти по маршруту один. За двое суток пути не обнаружив ничего примечательного, он возвращался в лагерь. От ночевки до базы оставалось не более тридцати километров. "Завтра суббота, ребята соорудят баньку", – мечталось ему, когда залезал в спальный мешок. И вдруг этот непонятный болид! Николай зевнул, еще раз взглянул на таинственно темневшую громаду сопки и плотно завернулся в одеяло. Попытался уснуть. Обычно он засыпал сразу. А тут что-то не спалось. Полежав с закрытыми глазами, попробовал сосчитать до ста, затем до двухсот. Долго поворачивался с боку на бок, пытаясь поудобней устроиться. Нет, никак не брал его сон! Он все время думал об этом болиде. Уж больно необычным показался ему полет этого обыкновенного, на первый взгляд, метеорита. И потом ему почудилось, что в тот момент, когда болид коснулся поверхности, он раза три подпрыгнул, как резиновый мячик. "Ерунда, – успокаивал он себя. – Обыкновенный болид. Но откуда этот необычный шлейф и окраска? Откуда такой своеобразный оттенок пламени? И пожара не было... А ведь должен быть пожар, должен. Хотя был конец сентября, но дождей давно не было и тайга стояла сухая. Костер-то он с одной спички зажег, не каждый раз ему это удавалось..." Только под утро его сморило. Николай заснул крепким сном. Солнце уже стояло довольно высоко, когда он, будто кто-то его толкнул, проснулся. Выбрался из мешка. Протер заспанные глаза и сразу бросил взгляд на сопку. Ничего нового на ней не заметил. Лишь на вершине темнела небольшая проплешина. Кругом стояла глухая тишина. Лишь издалека доносились обычные звуки утреннего леса. Не позавтракав, Николай плеснул себе на лицо воды из озерка и, быстро собравшись, двинулся к сопке. Путь оказался неблизким, но через три с половиной часа он стоял на ее вершине, внимательно разглядывая следы ночного пришельца. На месте упавшего болида он обнаружил ровную квадратную площадку с явно выраженными следами высокотемпературного воздействия. Вся поверхность была покрыта толстым слоем черного пепла, а обломки горных пород оказались затянутыми черной, непроницаемой пленкой со следами побежалости. Но самое интересное Николай обнаружил в центре площадки. Там, видимо, находилось несколько отдельно стоявших деревьев, которые превратились в пористые угольки. А ведь каждому школьнику известно, что углерод плавится при температуре три с половиной тысячи градусов. Что же могло вызвать такую колоссальную температуру? Обыкновенный болид? Вряд ли! Так что же могло исторгнуть такую лавину пламени? Покопавшись в пепле, Селихов обнаружил несколько стеклообразных капель, какие-то чешуйчатые частицы в виде своеобразных решеток и круглый фиолетовый шарик диаметром не более одного сантиметра. Аккуратно собрав все в полиэтиленовый мешочек и бросив туда несколько горстей пепла, Николай сразу направился в базовый лагерь партии. Добрался он туда лишь к вечеру.

2

Начальник партии, невысокий, с большой окладистой черной бородой, отнюдь не старившей его юное лицо, издалека заметил, что с Николаем происходит что-то неладное. Несмотря на молодость – начальнику было всего двадцать пять лет, – он немало побродил но тайге, так что опыта ему было не занимать. Он пошел в поисковую партию сразу после школы и геологоразведочный институт оканчивал заочно. У него за плечами было уже два открытых им лично месторождения железной руды. Одно – сравнительно небольшое, а второе по запасам имело промышленное значение. Идя навстречу Селихову и ехидно улыбаясь, Котляров спросил: – Чем вы так встревожены, мой юный друг, Ричард Львиное Сердце? Они давно дружили и часто позволяли себе шуточки но отношению друг к другу. Николай, запыхавшись, с ходу выпалил все, что он видел, и протянул Котляропу полиэтиленовый пакет. Тот недоверчиво посмотрел на пего. Открыл. Зачем-то понюхал и, смешно сморщив нос, произнес: – Фу, сэр, это все дурно пахнет... Не могли бы вы порадовать шефа чем-нибудь посвежее. Допустим, рыбкой, но я бы не отказался и от крыла перепелки. Концентраты мне, как и вам, изрядно надоели, – затем, сразу посерьезнев, сказал: – Ладно, шутки в сторону, переоденься, поужинай. Пашка приготовил отличную кашу и дуй в лабораторию. Я буду там... Действительно, в этом что-то есть! Когда Николай пришел в лабораторию, то увидел, что Котляров, сидя на табуретке, одной рукой ерошит черные кудри, а другой держит перед собой лист с результатами анализа. – М-да, – глубокомысленно заметил он, увидев вошедшего друга. – Ну-с, молодой человек, и загадку вы нам загадали. Ты понимаешь, друг мой Санчо... В твоей находке, я имею в виду чешуйчатые частицы, сидит почти вся менделеевская таблица и куча еще каких-то элементов, пока неизвестных науке. Это наводит меня на некоторые мысли. Похоже, что твой пришелец вовсе не болид, а... – А что же? – нетерпеливо перебил Николай. – Ну, учитывая сверхвысокую температуру в точке соприкосновения с поверхностью, это мог быть космический корабль, зонд или робот. Скорее всего, все-таки – робот. Дело в том, что эти чешуйки представляют собой своеобразные кристаллические решетки, что-то вроде аналога человеческого мозга. Утверждать, что это представитель какой-нибудь кристаллической цивилизации, по меньшей мере, антинаучно и достойно лишь малоуважаемых писателей-фантастов. А предположить наличие искусственного мозга – это более приемлемо. Ты ведь знаешь, как далеко шагнули в создании искусственного интеллекта в Японии и Штатах. Да и у нас в стране кое-что имеется... Так-с, предположим, что это все-таки робот. Но что с ним произошло? Как он перемещался? Неужели это какой-то канал, вроде телепортационного?! Тогда почему произошел сбой? Да, мыслей много, даже чересчур. Ты хорошо запомнил это место? – Чего запоминать, оно и на карте есть. Сопка и обозначена, как высота 577, – обиделся Николай. – Да я туда с закрытыми глазами дорогу найду! – Ладно, не обижайся, я ведь шучу, – примирительно сказал Сергей. Пожалуй, надо туда еще раз наведаться. Глядишь, и еще какую-нибудь диковинку разыщем, да она и натолкнет нас на новые мыслишки. А потом мы их... и в Академгородок, в Новосибирск подкинем вместе с твоей находкой. Там ребята башковитые. Быстро распознают, что к чему! А пока поколдуй-ка над своим фиолетовым шариком. Я ведь его и напильником пробовал, и кислотой. Ничего не берет... Твердый, зараза! Хотелось бы хоть маленький соскоб для анализа сделать. – Хорошо, давай, – сразу согласился Николай, и, взяв шарик в руки, стал внимательно его разглядывать. Шарик казался очень тяжелым для своих размеров. Он был исключительно гладким. Так и перекатывался в ладонях. Селихов подошёл к тискам, Зажал и них шарик и стал закручивать ручки. Губки тисков сошлись и зажали шарик. Дальнейшие попытки зажать шарик привели к тому, что тиски прогнулись, а шарику хоть бы что. Напильник его действительно не брал. Тогда Николай взял в руки зубило, приложил его к шарику и изо всех сил ударил молотком по кончику зубила, намереваясь отколоть от шарика хотя бы крошечный кусочек... В этот момент что-то полыхнуло, сверкнула молния, и Николай, выронив из рук молоток и зубило, медленно осел на пол.

3

Когда он очнулся и пришел в себя, то первое, что увидел– это склоненное над собой озабоченное лицо Сергея. – Ну, что, оклемался, дружище? – обрадовался тот, отводя от его носа пузырек с нашатырем. – Где я? Что со мной? – прошептал Николай. – Как где? Здесь, в лаборатории. Я уже минут двадцать над тобой хлопочу. Хотел уже по рации "скорую" вызывать. Прилетел бы за тобой вертолет и забрал в больницу. Что бы я тогда без тебя делал? И как это тебя угораздило по шарику зубилом шарахнуть? Да разве можно до такого инженеру, да еще геологу, додуматься!? Мало ли что он собой представляет! Ну, да ладно... Встать-то можешь? – Кажется, могу. Но что-то с черепушкой. Перед глазами все время какие-то сиренево-фиолетовые круги. Помоги мне... Сергей подал Николаю руку и тот с его помощью сел на топчане, потряхивая головой. Затем, схватившись руками за виски, застонал и прерывающимся от волнения голосом произнес: – Ничего не пойму, мистика какая-то! Наваждение! – Что, что с тобой? – пытался расспросить его Сергей. – Погоди, дай прийти в себя, – отмахнулся Николай. – Это действительно какая-то мистика. Ты ведь сказал, что я был без сознания минут двадцать? – Да, не больше. А для точности – восемнадцать минут, – ответил Сергей, взглянув на свой "Ориент". – Тогда слушай. Я такое увидел, что боюсь даже говорить... Если бы не ты, я бы и не решился рассказывать. – Ну, хватит разглагольствовать. Рассказывай, да побыстрее, – торопил Сергей... – Хорошо, слушай. Когда я ударил молотком по зубилу, то у меня перед глазами вспыхнуло ярко-фиолетовое пламя и я... я явственно увидел... начал Николай.

4

...явственно, вот как тебя, увидел неземное лицо... У него был совершенно лысый, круглый, как шар, череп. Узкие фиолетовые глаза с ромбовидными черными зрачками. Две дырочки ноздрей и нитевидная безгубая щель рта фиолетового цвета. Лицо сиреневого цвета с фиолетовым оттенком. Иногда он подносил к глазам четырехпалую ладонь и как-то странно шевелил пальцами. Я не слышал звуков его голоса. Да и рот не двигался, по-моему, он не издал ни звука. Но я отчетливо, совершенно ясно слышал его мысли. Они каким-то образом проникали в мой мозг. Он явно был очень зол и рассержен. Перед ним в почтительной позе стоял человекообразный, по-видимому металлический робот. – Вы совершили грубейшую ошибку, КЭК, – мысленно говорил ему инопланетянин. – Непростительную ошибку, которая стоила жизни нашему лучшему экземпляру. Гордости нашей науки! Это было уникальное явление! Это лучшее, что мне удалось создать за последнее время. Он стоит кучи таких бездарностей, таких тупоголовых тупиц, как вы, КЭК. Вы и подобные вам обыкновенные автоматы... А в него я вложил душу. Его мозг был совершенен. Он мог принести огромную, неоценимую пользу Сообществу и, в первую очередь мне, вашему Создателю. Объясните мне, наконец, что произошло. Что случилось? А если люди Голубой планеты что-либо узнают? Чем мы застрахованы, что они не увидели, как полыхало мое создание? А если они побывают на месте его гибели? Они могут о многом догадаться... За последнее время их наука далеко ушла вперед. Вы представляете, что произойдет, если люди на этой планете узнают, что за ними ведется систематическое наблюдение? Что мы следим за каждым их шагом? Мы не можем допустить, чтобы они вырвались за черту положенного им Знания. Ни одна цивилизация, кроме нашей, не должна достигнуть Предела. И вы знаете, КЭК, что вы и вам подобные созданы, чтобы не допустить этого. Что касается Голубой планеты, то эта самая молодая цивилизация оказалась для нас самой опасной. За какое-то мгновение для Бесконечности она совершила такой скачок к Знанию, что не под силу ни одной нормально развивающейся цивилизации. Мало того, что они вырвались за пределы тяготения своей планеты, я уверен, что если их не остановить, то они вырвутся за пределы и их звездной системы. А если они найдут кокр? Что будет тогда? Хорошо хоть, сработала схема самоликвидации". "Да, Создатель, знаю", – последовал ответ робота. "Так что же произошло? Объясните мне, наконец. Как, по какой причине могла не сработать Система? Ведь было предусмотрено все. Буквально все. Элементы управления, сбора и анализа информации, наличие дублирующей подсистемы, все подчинено одной единственной цели. И такой недопустимый... недопустимый, КЭК, промах!" "Позвольте сказать, Создатель". "Говори". "Я все сделал по инструкции. Включил Систему. Подготовил энергетические установки. Подсоединил силовое поле. Отработал схему и траекторию полета. Замкнул Канал. Система полностью заработала, но случилось невероятное. Неожиданно потерялась энергия. Траекторию полета пересек обыкновенный кусок металла. Скорее всего, один из спутников, которые люди с Голубой планеты во множестве забрасывают в околопланетпое пространство. Потерялось взаимодействие между двойным К– и тройным Э-полями. Система автоматически выбрала программу самоликвидации, – прекратилась подача Элькокра, внутреннее давление разорвало внешнюю оболочку канала и..." В этот момент я почувствовал резкий запах нашатыря и увидел над собой твое лицо.

5

– Действительно, какая-то мистика, – задумчиво протянул Сергей. – Но здесь что-то кроется! Кстати, где этот твой злополучный фиолетовый шарик? Надо бы еще раз взглянуть на него повнимательнее. Он встал, подошел к столу, но в тисках шарика не оказалось. Все было на месте: и молоток, и зубило, и напильник... Не было только шарика! – Ладно, завтра с утра .пораньше встанем и двинем на твою сопку. Надо побольше добыть вещественных доказательств. Все тщательно сфотографировать. И не мешало бы попросить Бабаяна заснять все на пленку. Костя ведь у нас кинолюбитель. Пускай потом прокрутит нам фильм. Он послужит дополнительным козырем, А то еще примут нас с тобой в Академгородке за шизиков?! Да брось, шутки что-ли разучился понимать после того, как тебя приложило? Ступай-ка лучше в свою палатку и выспись как следует. А я все подготовлю к завтрашнему походу.

6

На рассвете Николая разбудили и после плотного завтрака, загрузив рюкзаки, все трое двинулись в путь. Впереди шел Николай. Он после вчерашнего удара пришел в себя и уверенно вел группу. В центре, нагруженный рюкзаком и кучей приборов, тащился Сергей. Замыкал шествие Бабаян. Он выбегал вперед, заходил сбоку, снимая на пленку и фотографируя "историческую" экспедицию. К обеду были на месте. Сергей с Николаем внимательнейшим образом, ползая на коленях, исследовали каждый сантиметр обожженной поверхности почвы. Они пытались обнаружить дополнительные следы, оставленные загадочным объектом. Больше всего удивило, что вокруг прямоугольного черного пятна, напоминавшего след огромного противня, вынутого из печки и неаккуратно поставленного на белоснежную скатерть, не пострадал ни один кустик, не обожжена ни одна травинка. Зато в середине пятна было множество расплавленных угольков от деревьев и покрытых черной пленкой камней. Ни одной чешуйчатой частицы, ни одной стеклообразной капли, ни шариков они не обнаружили. Бабаян добросовестно работал с кино– и фотоаппаратами, регистрируя каждый их шаг. На вершине проторчали до темноты. Пришлось даже воспользоваться электрическим фонарем, но он почему-то сразу погас. Переночевали, спустившись вниз, где по дороге на вершину приметили удобную лощинку. Утром еще раз осмотрели вершину. Ничего нового не обнаружили. На базу возвращались раздосадованными, утомленными. Шли медленно. Суетился только Бабаян, продолжая снимать свой "героический" документальный фильм о таинственной находке Николая, пока вконец не обозленный его беспрестанным мельканием Сергей не вышел из себя и не заорал на него, чтобы тот прекратил эту бессмыслицу. Самое главное было заснять вершину и обожженный пятачок. Пришли поздно. Сергей с Николаем сбросили с плеч рюкзаки и приборы. Сели в лаборатории и, уставившись в одну точку, надолго замолчали. Бабаян отправился проявлять пленки.

7

Вскоре он ворвался в лабораторию взволнованный. – Слушай, это черт знает что! Ты только погляди, – обратился он к Сергею. – Все засвечено, все... Засвечено все, что снято на вершине. Ты мне не веришь, ты думаешь я плохо снимал. Я хорошо снимал. Я снимал все подряд. Но гляди, – он тыкал пальцами в фотоснимки. – Здесь видишь... Вот здесь! Здесь хорошо видно. Все хорошо. Вот база, вот дорога. Вот недалеко от вершина. А здес засвечено. Ничего не видно. Ничего здес на вершина, ничего нэт. Вот опят у вершина. Вот опят спускаемся. Вот опят идем к база. Я снимал хорошо. Я правильно снимал. – Когда Костя волновался он забывал смягчать согласные и падежи русского языка. – Ладно, – махнул рукой Сергей. – Все ясно. Иди, готовь проектор. Может, там чего-нибудь увидим. "Почему ему все ясно, – подумал Николай, – мне, например, ничего не ясно", – но ничего не сказал, решив осмотреть электрический фонарик. Батарея, электроды, нити электрической лампочки фонаря были оплавлены. Он молча показал его Сергею. Тот недоуменно повертел фонарь в руках и осторожно положил на стол. Остальных решили пока ни во что не посвящать. Бабаян притащил кинопроектор в лабораторию и навесил на стену белую простыню. Сергей и Николай взволнованно смотрели на экран. Под стрекот проектора они увидели, как идут по дороге к вершине. Пленка оказалась отличного качества, а Бабаян – мастером своего дела. Видимость была отличной. При приближении к вершине словно все оборвалось. Проектор продолжал стрекотать, а на экране мелькала сплошная белая полоса... Кадры фильма появились на простыне-экране, когда Сергей и Николай находились снова у подножия сопки... Необычное интервью Шутка Эта необыкновенная история случилась со мной несколько месяцев назад. На днях поделился ею с редактором, но он, вопреки здравому смыслу, горячо порекомендовал мне обратиться к его знакомому психиатру, лицу довольно известному, часто выступающему с консультациями в нашей газете. Когда я пришел по адресу, указанному в визитной карточке, то был весьма удивлен неожиданно теплой встречей. Доктор назвал меня по имени и отчеству, – видимо, редактор уже успел позвонить ему, – провел в свой кабинет, вежливо усадил за столик с двумя глубокими креслами и куда-то позвонил. Пока он настойчиво расспрашивал, не было ли у меня в роду душевнобольных, вошла молодая сестра в коротком, выше колен, белоснежном накрахмаленном халате с двумя ароматными чашечками кофе. Пока я с удовольствием разглядывал ее стройные загорелые ножки, в дверях встали два дюжих санитара и, скрестив руки на груди, грозно поглядывали в мою сторону. Сестра вышла. Доктор, повертев у меня перед глазами молоточком, сделал два круговых движения руками. Затем по очереди оттянул пальцами хижине веки обоих глаз, поочередно заглядывая в каждый в тщетной надежде что-либо там увидеть и, удовлетворенно потерев руки, произнес: – Что же, теперь я готов выслушать историю этого, как вы называете "необычного интервью". Я недоуменно пожал плечами, глядя на эти странные приготовления, и подробно рассказал доктору о встрече с одним изобретателем. Летом по заданию редакции я выехал в Харьков, откуда пришла жалоба на местных руководителей, якобы не желающих внедрить в производство "изобретение века". Когда я позвонил в дверь по указанному на конверте адресу, мне открыл бодрый старик лет семидесяти пяти в черной академической шапочке и шлепанцах на босу ногу. Приоткрыв на цепочке входную дверь, он почему-то шепотом спросил – кто я и откуда. Я, естественно, тоже шепотом, ответил, что из газеты и протянул свое удостоверение. Старик долго изучал его, то и дело вглядываясь в меня и сличая фотографию с оригиналом, затем вернул его обратно. Цепочка щелкнула; меня впустили в темную, заставленную шкафами с книгами прихожую и провели в комнату; больше напоминающую лабораторию средневековых алхимиков, чем жилище современного человека. Повсюду стояли реторты и мензурки. На столе высилось нагромождение стеклянных пробирок, колбочек, соединенных между собой змеевидно изогнутыми трубками и опутанными разноцветными проводами. Все это сооружение кипело, булькало, издавало непонятные звуки и стоны. – Вот, – сказал старичок, указывая па стол, – вот мое изобретение. – Что это? – удивился я, глядя на стеклянно-резиновый хаос. – Ну, что вы, отнюдь нет, это, так сказать, мое предприятие, а производная вот, – и протянул мне на ладони малиновый маленький шарик. – Видите эту пилюлю? Она стоит, по крайней мере, двух Нобелевских премий. А мне никто не верит. До сих пор никто не собирается налаживать производство этого беспрецедентного в истории средства. – Какого средства, отчего? – я с недоумением уставился на старика. – Как, разве вы не по моему письму? – По вашему. – Но вы хоть прочитали его? – Прочел, но ничего не понял. – Видите, вот видите! – обрадованно засуетился старик, – Все буквально все мне отвечают одно и ;те же. И никто, никто не удосужился проверить. – В чем все-таки дело? Объясните, наконец, – потеряв терпение, я повысил голос. – Давайте скорее, у меня в кармане обратный билет на восемнадцать тридцать. – Ах так, уже обратный билет, – обиделся старик. – Вот она, тяга к прогрессу и знаниям? Ну, раз вы так торопитесь, то я предлагаю проделать небольшой эксперимент. Дайте-ка эту пилюлю любой собаке. – Ну и что? – Как что? Она будет говорить и ответит вам на любой вопрос. – Что? – заорал я, – Вы издеваетесь надо мной! – Ну, погодите, не горячитесь. Вы же ничего, буквально ничего не теряете. Суньте пилюлю в конфетку и бросьте любой собаке. Она съест ее и станет говорящей. – А если она сдохнет? – подозрительно осведомился я. – Кто отвечать будет? – Я... За все отвечу я. – Ладно, давайте сделаем так. Вы на моих глазах сами бросите эту пилюлю любой собаке, на которую я вам укажу. А я попытаюсь с ней пообщаться. – Идет, – согласился старик. Выйдя на улицу, мы прошли в тесный переулок между домами. Там было много "собачников". Они гордо прогуливали овчарок, водолазов, бульдогов со свирепыми мордами. "Да, – подумал я, – сунет старик пилюлю собаке, а она возьмет и слопает меня вместе с редакционным магнитофоном и моими собственными фирменными джинсами, недавно приобретенными в кооперативном магазине на всю зарплату штатного сотрудника газеты. Пожалуй, рискованно". – – А можно собаку поменьше выбрать? – – Ради бога, любую, какую хотите! И вдруг я увидел привязанного поводком к скамейке небольшого коричневого пуделя. Хозяйка сидела на другом ее конце и о чем-то оживленно беседовала с двумя женщинами. Я посмотрел на собаку. Пудель как пудель. – Ну, бросьте-ка вот этой, – сказал я. Старик бросил конфету перед пуделем. Тот подошел, понюхал и, недовольно помахивая своим шариком-хвостом, брезгливо фыркнув, отошел в сторону. – Ну, что же вы? – нетерпеливо спросил я старика. – Видите – не ест. – А вы попробуйте поднести на ладони, может, с земли они не едят? – И то дело! – обрадовался старик, вытащил из кармана шоколадную конфету, разломил ее пополам, сунул туда свою злополучную пилюлю и протянул пуделю ладонь. Тот нехотя подошел, снова понюхал и слизнул коричневый комочек шоколада. – А теперь что делать? – Как что? Задавать вопросы. А он будет отвечать. Вообще делайте все, как полагается. По-моему, это называется взять интервью. Так вот и берите. Я недоуменно хмыкнул, пожал плечами, невольно подумав: "Господи, когда же этот сумасшедший старик от меня отвяжется", – и включив магнитофон, подошел к собаке ближе. – Простите за беспокойство, я из редакции, – пробормотал я, оглянувшись по сторонам, не слышит ли кто-нибудь наш разговор, а то вызовут "скорую" да и отправят в психиатрическую лечебницу. Но никому до меня не было дела. Собаки важно прогуливали своих хозяев, которые степенно беседовали между собой. А хозяйка пуделя по-прежнему что-то горячо доказывала своим подругам. К моему удивлению, пудель раскрыл пасть и человеческим голосом, путь картавя, произнес: – Слушаю вас, сэр. Уже более почтительно, я нагнулся и шепотом попросил: – Разрешите мне взять у вас интервью? Далее я привел доктору стенографическую запись нашей беседы с пуделем. Сам магнитофон вместе с кассетами у меня отобрали, когда при возвращении домой, в поезде, я попытался взять интервью у двух обвешенных цепями молодых людей, своих соседей по купе. Мне хотелось выяснить насколько их интеллект выше собачьего. Но был не понят. Мне навесили под глаз "фонарь" и отобрали магнитофон вместе с фирменными джинсами. При этом пригрозили, если я вякну, то они меня на всякий случай выкинут из окошка. Вякать я не решился, а когда они сошли с поезда, то сердобольная проводница одолжила мне свою старую клетчатую юбку. Мне удалось под видом шотландца добраться до редакции без происшествий. Дальнейший текст стенограммы – интервью выглядит следующим образом. Я, то есть журналист, в дальнейшем для краткости, себя буду обозначать буквой "Ж", а своего собеседника – от начальной буквы его имени "Лакки" – "Л". Ж. Обычно мы берем интервью у интересных, содержательных личностей. Мы задаем вопросы, а нам отвечают, но возможности правдиво. Как вы смотрите на такую форму собеседования? Ваше подлинное имя? Л. Лакки-Нильс-Лорд-Джон III. В принципе я не возражаю. Ж. Расскажите о вашем происхождении. Л. Хотя лично у меня в настоящее время нет письменных подтверждений, но я за своих предков абсолютно спокоен. Мои предки ведут свою родословную от старинных ирландских пастушеских собак. Их шерсть была очень длинной и никогда не лезла. Отсюда и пошло название породы "кудель" – "пудель". У одного из ирландских королей была такая собака. Она верно служила ему всю жизнь и даже спасла от смерти. С тех пор каждый ирландский король считал за честь иметь у себя собаку такой породы. Отсюда и пошло название "королевский". Что касается прямых предков, то я наследник одного из знаменитых родов. Например, мой дед был лучшим производителем ФРГ, а бабушка – чемпионка королевства Англии по экстерьеру. Отец в раннем детстве не сошелся характером с родителями и вместе с одним из дипломатов был интернирован в Советский Союз. Здесь он близко сошелся с коричневой сукой, которая, к сожалению, не смогла подтвердить своей родовитости. И вот я, как видите, несмотря на мой замечательный окрас и экстерьер, вынужден прозябать в этом загроможденном домами пыльном городишке. Скученность населения жуткая! Кругом автомобили, газонов нет, извините, но даже нет возможности наедине побыть с самим собой. Кроме подобия сквера между домами в районе моего постоянного места жительства, кругом каменные тротуары и мостовые. Но пришлось смириться. Вот, как видите, так я живу, вернее, влачу жалкое существование. Ж. Что, у вас очень плохие жилищные условия? Л. О чем вы спрашиваете? Какая-то жалкая однокомнатная конура. В ней даже и кости не разомнешь как следует. От стены до стены не больше шести метров, не говоря о прочих неудобствах. Даже горячей воды нет. Какая-то колонка газовая или что-то в этом роде. I am sorry, я не уверен, что правильно назвал это сооружение. Ж. Недавно создали клуб "Фауна". Надо обратиться к общественности. Разве можно держать животных в таких невыносимых условиях, особенно собак вашей породы! Л. Вот именно. В глубоком детстве по личному знакомству меня за чисто символическую плату передали этим... Я сожалею, сэр, но вынужден назвать вещи своими именами, – этим недоноскам. Правда, я их держу в руках. Они у меня достаточно послушны, я их воспитываю, разумеется, по-своему. Начну, к примеру, ничего не есть. Тут они как задергаются, забегают, заохают и начинают вокруг меня танцевать. "Ах, сынуля, ах, маленький, ну съешь кусочек сырого мясца, ну, печеночки, ну, хоть курочки". А я – ноль внимания, фунт презрения. Они в панике начинают звонить докторам, лапать мой нос. Видите ли, они проверяют насколько он холодный. Дался им мой нос! Ну, я их несколько выдержу, затем сподоблюсь чем-нибудь закусить. Пары сырых бифштексов мне достаточно для начала. Ну а они рады. Так и лезут со своими, пардон, слюнявыми поцелуями. Ж. Да, видать в семью вы попали неважную. Л. Ну, что делать! Выбирать мне не приходилось. Зато я их несколько дрессирую. Ж. Вот это интересно. А каким образом? Л. Ну, для начала я их вожу па поводке. Ж. Как это? Л. Видите ли, во дворе дома много беспородных и больших собак, здесь их называют "надворными советниками", глядишь, какая-нибудь и укусить может. А кожа у меня нежная. Таким образом, я взял за правило приносить им поводок, прозрачно намекая, что нечего дремать, надевайте-ка этот ошейник и выхолите на улицу. Хозяйка, естественно, выходит, я ее помотаю по кустам. Сам-то ростом не удался, а хозяйка верзила, фунтов шести росту, да и хозяин такой же. Так что эти беспородные, так называемые дворняги, меня стороной обходят. Уж больно громоздки мои так называемые приемные родители. Вывел я как-то на поводке свою mather, в кавычках, на улицу. А на нас. водолаз бросился. Глаза горят, клыки огромные. Ну, я, как водится, к ней на руки запрыгнул и рявкнул на это лохматое чудище. А мамуля как завопит тонким голосом, как завоет, меня прижимает, не дает свободы. Тут люди сбежались, собаку оттаскивают. Я ничего, смело сижу и лаю. Да, если бы она меня на руки не схватила, я б ему показал, как бросаться на принцев голубой крови. Ж. Что вы можете сказать об отдельных чертах вашего характера? Например, о смелости, боевитости. Л. Ну, этого мне не занимать. Ж. Обычно представители клуба "Фауна" жалуются, что им приходится спать под дверьми, на коврике. Л. Ну, я своих выдрессировал. Скорее можно сказать, они у меня спят на коврике. Правда, в кровать я их иногда пускаю. Мое любимое место – спать на подушке. Mather приютится с краюшку, я ничего, не протестую. Пускай спит, не жалко. Бывает жарко летом, я слезу с кровати, полежу у балконной двери, а потом обратно в кровать. Mather только разоспится на моем месте. Ну, я ее лапой по физиономии, по физиономии. Понимает, сразу освобождает место и в свой уголок – прикорнет. А я, естественно, поперек подушки разлягусь. А она, I am sorry, big pig, радуются моей сообразительности. Будит своего мужа и говорит: "Смотри, как наш маленький спит на спине, лапки раскинул и всю подушку занял". Тот встает и оба млеют от восторга, только спать мешают. Затем тихонько, чтобы, не дай бог, меня не потревожить, она и примостится с краюшку. Ж. Многие представители клуба "Фауна" жалуются, что часто линяют. Как у вас обстоит дело с решением этого вопроса? Л. У меня-то нет проблем. Я вообще никогда не линяю. А вот father, тот лезет хуже самой облезлой кошки. Боже мой, если бы вы только знали, как он облезает! Нельзя даже лечь в приличную постель. Везде его черные волосы, тьфу. Я на днях подошел к своей миске горло промочить, так он умудрился и там насорить. Целых три волоса нашел. Чуть не подавился. Дал задание mather, чтобы чаще мыла и стригла его. Обещала исправиться. Теперь приходится каждое утро прежде чем пить, в чашку заглядывать. Не набросал ли этот облезлый тип туда своих волос? И вообще, как вы понимаете, по теории относительности господина Эйнштейна, три волоса на голове – это слишком мало, а найти их в своей миске – это слишком много. Ж– Считаете ли вы себя очень талантливым? Л. Безусловно и очень. На днях по телевизионному экрану передача была. Там какой-то музыкант, по моему мнению, достаточно известный, на фортепиано заиграл Моцарта. Так во мне гены так заговорили, что я завыл, sorry запел. Мои обезумели от радости. А как, спрашивается, петь, если мои приемные родители не то что пианино в свою конуру занести не могут, в ней клавир-то не поместится! А как бы я мог петь, как бы мог! А они заведут свой магнитофон и кайфуют под бредовую современную музыку. А мне нужна классика. Настоящая классика, Моцарт, Бах, на худой конец, Чайковский. Ж. Так вы уверены в своем таланте? Л. Разумеется, у меня абсолютный музыкальный слух и голос, дай бог каждому. Ж. Могли бы вы бросить профессию домашней собаки и заняться чем-нибудь более серьезным? Допустим, служить на границе или в таможне, выискивая наркотики. Л. Пожалуй, нет. Я уже в некотором роде привык к своей относительно спокойной жизни, если ее так можно назвать. Да и вроде моих шестифутовых бросать жалко. В принципе, они люди безобидные. Пусть не дворяне, простолюдины, но что делать? С интеллектом, правда, у них плоховато. Но "Jedem das Seine" – "каждому свое". Ж. Завидуете ли вы своим коллегам? Л. Безусловно. Их, видите ли, и на выставки водят, и медали вручают. А мои бездарные, с позволения сказать, родственники даже не могли мне элементарную родословную оформить. Чтобы я хоть на людях мог показаться. Одним словом, разве с такими неудачниками можно медаль получить... А вы поглядите на меня. Какой окрас, какая фигура и оскал! Посмотрите-ка, какой оскал, а прикус, а зубы, посмотрите, какие зубы и череп, один мой череп чего стоит. По теории Ламброзо я – пес уникальный, причем исключительно арийской породы. Да я бы все медали взял на выставке. Пардон, но даже и говорить об этом не хочется. Ж– Какую роль в вашей судьбе играет отец? Л. Да никакую... Иногда видимся. Так он делает вид, что меня не знает. Ж. А как вы относитесь к прекрасному полу? Л. В этом отношении я джентльмен. А вообще я в своего деда пошел. Правда, всякая мелочь попадается, все дворняги какие-то, от них, I am sorry, помойкой так и несет. Хотя тут мне одну самочку-пуделиху черного окраса приводили. Строптивая оказалась, все-лаяла, изображала из себя недотрогу. Да я, хоть и джентльмен, но все-таки изловчился да и выполнил свои обязанности. Пусть хоть таким образом улучшат породу свою. Ж. Считаете ли вы себя настоящим мужчиной? Л. Несомненно. Ж. Ваше главное достоинство? Л. Необычайный ум и интеллект. Ж. Хотели ли вы, чтобы ваши дети походили на вас? Л. Полагаю, что да. Мои достоинства намного превосходят мои недостатки. Ж. Что вы больше всего боитесь, как собака? Л. Одиночества. Поэтому и держу своих, миль пардон, своих так называемых родителей. Хотя они у меня смирные. Если уходят, то обязательно отпрашиваются. Ну, я несколько минут изображаю из себя обиженного, да и отпускаю. А то ведь и голодным останешься. Я ведь всякие там колбасы, как они, не употребляю. Они мне, в основном, из кооперативного магазина печень несут. Я больше свиную люблю (облизывается). Не плохо и язык бараний, но чтоб пареный, да со специями, а то ведь и в рот не возьму. Ж. Считаете ли вы себя красивым? Л. Я считаю этот вопрос просто бестактным. Я совершенно неотразим. Все от меня в восторге. На улице эти безголовые люди останавливаются и сюсюкают: "Какая собака! Какая собака красивая!" Да своим отпрыскам в колясках орут: "Гляди, какая очаровательная собачка. Помахай ей ручкой". Ж. Если бы у вас был выбор, в какую эпоху вы хотели бы родиться? Л. Безусловно в средние века. Там бы я был на месте. Ведь я все-таки королевский пудель. Ж– Какие у вас ближайшие планы на будущее? Л. Планы большие. Надо обязательно приучить приемных родителей. Я имею ввиду своё меню. Чтобы каждый день разнос и чтобы повкуснее. Ну, чтоб как у моих королевских предков. Чтобы они, наконец, сообразили, мне нужен воздух. Дачу купили бы. Затем конуру побольше, хотелось бы двухкомнатную, но трехкомнатную лучше. Не мешало бы им позаботиться о порядочной девушке для меня, желательно из хорошего древнего рода. Ну, естественно, чтобы и экстерьер был соответствующим. Ж. На какой вопрос вам бы не хотелось отвечать? Л. Ил вопрос, чего я больше всего хочу. Ж. Ну, так, что же вы все-таки больше всего хотите? Л. Съесть вас. Настолько вы мне надоели своими идиотскими вопросами.