Текст книги "Моя жизнь"

Автор книги: Эрнест Сетон-Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава VIII
ПЕРВЫЕ ШАГИ ПО ТРОПЕ ХУДОЖНИКА

В сентябре 1876 года я нашел мертвого ястреба недалеко от того места, где раньше была моя хижина. По-видимому, охотник подстрелил хищника, но не смог найти свою добычу. Для меня это была драгоценная находка.

Я понес ястреба домой, любуясь его красотой. Мне захотелось нарисовать его на полотне масляными красками – наша соседка, художница мистрис Макгорн, дала мне несколько уроков по живописи, так что я немного владел этим искусством.

Я сделал чучело и смастерил себе раму с зажимами, которая держала птицу как бы в полете.

Две недели с увлечением писал я портрет ястреба. Выводил каждое пятнышка, каждую полоску, и тот, кто видел натуру, сразу узнал бы ее на полотне.

Эта картина и сейчас передо мной. В свете моих теперешних знаний и художественного опыта я сказал бы, что слишком много уделял тогда внимания деталям, в ущерб характерным линиям и форме. И все же я должен сказать, что это была добросовестно написанная картина, и она дорога мне тем, что была первой на пути моих новых исканий в юношеские годы.

Да, мои домашние были неизменно против моих занятий натуралиста, но любовь к естествознанию разгоралась во мне все с большей и большей силой.

Я полюбил дикую природу с детства, когда мы жили еще в лесной глуши. И теперь в Торонто, эта любовь не погасла, несмотря на скудную природу окрестностей города и препятствия, которые я все больше и больше встречал со стороны отца.

Мне не раз приходилось слышать и читать о юношах, которые мечтали стать художниками, но им приходилось выдерживать упорную борьбу с семьей, особенно с отцом. И только однажды мне пришлось столкнуться с исключением из этого правила – сын не хотел стать художником, но отец заставил его остановить свой выбор на этой профессии.

С детства я мечтал стать естествоиспытателем, но отец заявил мне:

– Это профессия без будущего, без перспектив. У тебя есть дарование художника, и ты станешь художником.

Никто в нашей семье не решился бы возражать отцу, а тем более перечить его воле. Профессия натуралиста стояла у меня на первом месте, профессия художника – на втором. Но мне не пришлось выбирать, отец решил за меня, и я должен был стать художником.

Не могу сказать, чтобы этот выбор был в тягость мне – у меня было художественное дарование, и в школе мои рисунки всегда выделялись среди других.

Осенью 1876 года, когда мне исполнилось шестнадцать лет (ростом я был почти шесть футов, но худ как тростинка) я стал серьезно подыскивать себе работу.

Я делал зарисовки зданий, разных предприятий и магазинов. Один или два из этих рисунков у меня приняли для рекламы. Я раскрашивал фотографии, но в этом деле не преуспел.

Я рисовал с натуры зверей и птиц. Рисунки получались довольно интересные, но и только – ничего замечательного в них не было.

В нашем городе было несколько художников-портретистов, хорошо известных местным жителям. Я показывал им свои наброски, они хвалили меня, но никаких предложений мне не делали.

Про одного из этих художников в городе ходила интересная молва. Его отец был инженером-строителем, в семье было заранее решено, что сын пойдет по дороге отца и будет его помощником. Так сначала и было. Но когда юноше исполнилось двадцать лет, он решил попробовать свои силы как художник. Он купил себе ящик с красками. Отец стал позировать для него. Через несколько недель портрет был готов. Сходство получилось безукоризненное. Портрет был великолепен в каждой детали и прекрасен по колориту. Неудивительно, что он вызвал всеобщее восхищение.

Ободренный успехом, юноша решил ехать за границу, чтобы там усовершенствовать свое мастерство. Через год он вернулся в Торонто и открыл студию художника-портретиста. У него была лучшая клиентура города, и ему платили самые высокие цены за картины.

Но, как ни странно, он не нарисовал больше ни одного портрета, который мог бы сравниться с портретом его отца. Он работал много и усидчиво, но редко писал портреты с натуры – почти все его портреты были срисованы с фотографий. Все на одном и том же фоне, в одном и том же освещении, с одной и той же схемой раскраски лица. Главное, к чему он стремился – это заработать побольше денег.

Этот молодой художник был на вершине своей славы, когда я пришел к нему со своими набросками животных и птиц. Он был очень любезен и внимателен ко мне, сказал, что анималистическая тематика очень хорошо удается мне, и предложил поступить к нему в студию в качестве ученика, без заработной платы, сроком на два года. Моя помощь в делах мастерской должна была засчитываться как плата за обучение.

Так начался новый период в моей жизни. Не прошло и трех месяцев, как я постиг все, чему можно было научиться в этой портретной мастерской.

Здесь все делалось по шаблону. Вот, например, человек хочет заказать свой портрет. «Хорошо, – говорят ему, – только пришлите вашу самую лучшую фотографию, на которой вы улыбаетесь, обязательно en face. Вместе с фотографией пришлите точное расстояние от уголка вашего глаза до уголка вашего рта».

За два года, которые я провел в этой студии, я не слыхал ни одного слова, которое имело бы отношение к настоящему искусству. Мой учитель не был художником в истинном значении этого слова.

Мне пришлось познакомиться с одной очень своеобразной отраслью «искусства».

В верхнем этаже здания, в котором находилась наша мастерская, помещалась знаменитая академия бокса Джека Скиллинга. Многие из друзей моего хозяина часто заходили туда либо за советом, либо просто для развлечения.

Однажды один из завсегдатаев академии пришел к нам с подбитым глазом.

– Зайдите-ка в студию, – пригласил его мой хозяин, – мы тебе это дело устроим.

Хозяин подробно проинструктировал меня, как загримировать ушиб.

И вот я попросил пострадавшего лечь на спину и закрыть свой больной глаз. Потом я достал телесного цвета краску и наложил ее слоем на почерневшее, позеленевшее веко. Затем хорошенько припудрил сверху, чтобы придать гриму матовый оттенок, как у кожи. И все оказалось в порядке. Молодой человек, веселый и довольный, распрощался с нами.

– Слушай – сказал мне хозяин – я не против того, чтобы ты зарабатывал немного денег этим способом. Запомни только: если придет богатый человек, бери с него два доллара. С бедного, но уважаемого клиента можно брать от пятидесяти центов до доллара. Если же явится какой-нибудь забулдыга, скажи ему: «Мы такими вещами не занимаемся. Обратись-ка, любезный, вон в ту мастерскую, за углом. Может быть, они тебе помогут».

Так я начал зарабатывать деньги. Правда, этот доход был невелик, но он был единственным, и я прилагал все старания, чтобы лучше загримировать ушибы своих клиентов.

После двух лет бесплодных ожиданий чего-то лучшего в моей жизни и учении я наконец стал посещать вечерние классы художественной школы Онтарио. Здесь преподавали лучшие художники города. Эта школа мне очень понравилась. Я с увлечением работал и быстро совершенствовался в живописи и рисунке.

В 1788/79 учебном году мне дали золотую медаль за выдающиеся успехи. Я очень гордился этой наградой, гордился ею и мой отец.

Воспользовавшись благоприятным моментом, я сказал отцу:

– Я занял первое место в лучшей художественной школе Канады. Теперь, чтобы действительно стать художником, я должен сделать следующий шаг – ехать в Лондон и там совершенствовать свое мастерство.

Отец ответил:

– Я согласен отпустить тебя в Лондон, на год во всяком случае. Мы тебя будем посылать деньги – сколько именно, сейчас скажу, мне надо будет посоветоваться с твоей матерью и братьями. Во всяком случае это будет небольшая сумма, и должен тебя также предупредить, что ты получишь ее заимообразно.

На какую сумму именно я мог рассчитывать, отец так и не сказал. Но мать заметила мое недоумение и шепнула:

– Мы постараемся высылать пять фунтов стерлингов, если только нам удастся их сэкономить.

12 июня 1879 года я, долговязый, нескладный юноша, стоял на палубе парохода «Алжир», который должен был доставить меня к берегам Англии.

Мои родители и братья пришли на пристань. Когда пароход снялся с якоря, я почувствовал, как что-то словно сжало мне горло и глаза стали влажны.

Я помахал рукой на прощанье и не сводил глаз с берега, пока белый платочек матери не затерялся в толпе.

Глава IX
ЖИЗНЬ В ЛОНДОНЕ

Впервые я почувствовал себя вполне самостоятельным человеком в Лондоне. Один, без семьи, я сам теперь отвечал за каждый свой шаг.

Я снял небольшую комнату и сейчас же занялся устройством своих дел.

Прежде всего нужно было выбрать художественную школу – ведь я приехал сюда учиться. Школа в Саус-Кенсингтоне мне понравилась, но плата за учение был слишком высока. Королевская академия была лучшей художественной школой, и там обучали бесплатно. Но поступить туда было очень трудно – выбирали лучших из лучших. Нужно было сдать экзамен по очень строгому конкурсу и представить большой, хорошо выполненный рисунок какой-нибудь античной скульптуры. Меня всегда увлекала большая игра, и я поставил себе целью поступить в академию.

В Британском музее можно было встретить сорок или пятьдесят студентов, воодушевленных теми же надеждами. И вот я занял место среди них в конце галереи и стал рисовать статую Гермеса.

Принялся я за работу горячо и просиживал там ежедневно с девяти до четырех часов. Меня немного смущало то, что большинство студентов были лучше подготовлены к конкурсу, чем я. По моим расчетам, в разных школах Англии готовилось по меньшей мере двести студентов, а вакантных мест было лишь шесть или семь. Надо было работать, не теряя ни одного дня.

За мольбертом рядом со мной сидела красивая девушка моих лет, уроженка Лондона. Она часто подбадривала меня ласковым словом, видя мое смущение в обществе нарядных и выхоленных жителей столицы.

Первый рисунок Гермеса был представлен в академию в декабре. Но он не прошел по конкурсу. Через год я послал вторую работу – рисунок скульптуры «Сатир» Микеланджело. В декабре 1880 года из ста студентов, подавших заявление, я попал в число шести удостоенных стипендии в Школе живописи и скульптуры при Королевской академии. Я получил студенческий билет, выгравированный на слоновой кости. Этот билет давал мне целый ряд привилегий. Теперь я получил право посещать бесплатно зоологический сад, где в то время была лучшая в мире коллекция диких животных. Много счастливых часов провел я там, рисуя зверей.

Но материальное положение было очень тяжелым. Деньги из дома приходили нерегулярно; мне удавалось немного подрабатывать иллюстрациями к книгам, но этого было мало. Приходилось экономить во всем. Мясо было слишком дорого, и я от него отказался. Обычно на завтрак у меня были каша с молоком, кофе и кусочек хлеба с маслом. Кофе я сам для себя заготовлял из отрубей, патоки и толченых бобов, все это я перемешивал, месил, а потом запекал в твердую массу, предварительно разделив тесто на кусочки величиной с орех, рассчитанные на чашку кипятку. Такой напиток по виду и вкусу напоминал настоящий кофе.

В перерыве во время работы в музее я съедал обычно полфунта белой фасоли, а иногда заменял этот завтрак горсточкой изюма или фиников.

Вернувшись домой, я ел свой незатейливый обед – похлебку из хлеба с молоком. Изредка я позволял себе добавить кусочек хлеба с маслом.

Мои расходы на питание не превышали двух долларов в неделю. За комнату с услугами я платил полтора доллара.

Завтракал я в семь часов утра. После этого гулял в парке до начала занятий в музее, который открывался только в девять часов. Домой обычно возвращался в пять часов и после обеда снова принимался за рисование – зарисовывал с натуры окружающие предметы или же писал свой портрет, глядя в зеркало.

Я привез с собой несколько рекомендательных писем, но не решался передать их тем, кому они были адресованы: я стеснялся своего внешнего вида, так как был очень плохо и бедно одет.

Скоро в моей жизни произошло радостное событие. С детства я мечтал о книгах по естествознанию, мне их очень недоставало. И вот однажды я узнал от товарищей, что под одной крышей с музеем, где я ежедневно работал, находится самая богатая в мире коллекция естественноисторических книг. Их было там около двух миллионов. Эта была знаменитая библиотека Британского музея, где было собрано все ценное, что когда-либо выходило в свет.

Вход в библиотеку был бесплатный. И вот я пробрался туда тихонько с группой туристов, чтобы взглянуть украдкой на это прославленное чудо света.

Я был ошеломлен. Все мечты, которые волновали меня с детства, всколыхнулись, ожили во мне.

Тотчас я отправился к дежурному, который сидел за столиком у входа, и попросил его дать мне читательский билет. К своему большому огорчению, я узнал, что лица моложе двадцати одного года не допускаются в эту библиотеку. Мне же недавно минуло девятнадцать лет. Так неужели я должен ждать два года, чтобы получить право войти в этот рай, на который я только украдкой взглянул и из которого меня гонят?

Но я не привык сдаваться.

Я пошел к старшему администратору и от него услышал тот же ответ:

– Жалею, что должен отказать, но лицам моложе двадцати одного года мы не выдаем читательского билета в нашу библиотеку.

– Где кабинет вашего директора?

– В конце коридора, в западном крыле здания.

Тотчас же я отправился туда. Вдоль по коридору стояли часовые с золотыми галунами на мундирах и жезлом в руке. Они окинули меня надменным взглядом, но дали пройти.

У конце коридора была дверь с надписью: «Директор библиотеки».

Я постучался, и меня впустил очень важный человек в блестящей ливрее.

За столом сидел сэр Эдуард Бонд, сам директор. Вид у него был совсем не надменным. Он очень внимательно выслушал меня, а потом сказал:

– Мне очень, очень жаль, что я должен огорчить вас, но у нас железный закон: не давать читательского билета подросткам. Должен вам сказать, что было время, когда мы допускали школьников в нашу библиотеку, но заметили, что мальчики приходили сюда главным образом для того, чтобы учить свои уроки, а девочки – почитать новинки приключенческой литературы. Это не соответствует задачам нашей научной библиотеки. В связи с этим было принято решение допускать в наш читательский зал только взрослых читателей. Жалею, что это постановление затрагивает ваши интересы.

– И это ваше последнее, решающее слово, сэр? – спросил я. – Или, быть может, есть еще более высокая инстанция, куда я мог бы обратиться?

Директор библиотеки улыбнулся и сказал:

– Я главное административное лицо. Но конечно, я подчиняюсь распоряжениям, которое дает мне правление музея.

– Кто является членами вашего правления?

– Принц Уэльский, архиепископ Кентерберийский, лорд Биконсфильд и еще несколько человек.

– Я буду ходатайствовать перед ними.

Директор улыбнулся и мы распрощались.

В тот же вечер я написал длинное письмо каждому из этих великих людей. Я рассказал им подробно все, о чем я мечтал и на что надеялся, и о том, как важно для меня не терять этот год – я должен получить это право сейчас или же похоронить свои мечты навсегда.

В полночь я вышел из дому, чтобы опустить в почтовый ящик письма.

По правде сказать, я не ждал ответа. Со своей стороны я сделал все, что мог, – выдержал борьбу до конца.

Через три дня я получил очень вежливое извещение от каждого из этих высокопоставленных людей о том, что они получили мои письма и обсудят мое заявление.

Две недели спустя пришло письмо от сэра Эдуарда Бонда, директора библиотеки музея. Он вызывал меня к себе. Я отправился к нему тотчас же и получил из его рук не простой читательский билет, а пожизненный членский билет с сопроводительной запиской от членов правления музея. В записке говорилось, что принимая во внимание исключительные условия и находясь под сильным впечатлением писем, правление вынесло постановление сделать исключение и вручить мне читательский билет.

Теперь моя жизнь расцвела. Помощник библиотекаря взял меня под свое покровительство и повел меня в книгохранилище, где стояли бесконечные ряды полок с сокровищами литературы. С этого дня я проводил вечера в библиотеке. Она была открыта в то время ежедневно до десяти часов вечера.

Свой день я отдавал рисованию. Вечерами я наслаждался чтением любимых книг.

В стенах этой грандиозной библиотеки у меня родилась смелая мысль написать «Историю канадских птиц». На двух последних страницах книги Росса «Птицы Канады», которую я купил еще мальчиком и привез с собой в Англию, были мои рукописные заметки под названием «Определитель хищных птиц (1874 г.). В музее я познакомился с книгой Куэса «Определитель американских птиц». Изучая ее, я пришел к заключению, что мой определитель был лучше, более логично составлен. Я обращал внимание на характерные черты, Куэс – на второстепенные признаки. Я классифицировал птиц по близкому родству.

Через несколько недель я разработал определитель «Семейства птиц нашей родины». Птицы определялись по четкому рисунку характерных признаков. В дополнение я давал коротенький описательный текст.

Эта рукопись до сих пор хранится в моей библиотеке. Впоследствии она вышла в свет как часть книги доктора Франка Чапмана «Орнитотологический справочник».

Косоглазие – бич моего детства – прошло с приближением юношеских лет. Но скоро другое физическое страдание стало отравлять мою жизнь. Когда мне было шестнадцать лет, я страстно мечтал, как и каждый юноша, быть сильным. Чтобы добиться этого, я стал систематически заниматься гимнастикой и каждый вечер ходил на спортивную площадку. Там не было инструктора, и каждый упражнялся как, умел. Один из моих товарищей подбил меня подняться по отвесному шесту высотой в тридцать футов под самый потолок. Я стал быстро подыматься, но шест был скользкий, а потолок высокий. Поднявшись до половины шеста, я устал до изнеможения. Но мне не хотелось сдаваться, я напряг последние силы и поднялся еще на восемь футов. Тут я почувствовал жгучую боль в низу живота и спустился вниз.

На следующий день я пошел к врачу. Осмотрев меня, врач сказал, что у меня грыжа и что мне необходимо носить бандаж. О, этот ненавистный бандаж! Он, как змея, обвился вокруг моего тела и впился в больное место. Казалось, это было небольшое увечье, но оно мучило меня больше и больше. Я таил свои страдания, надеясь, что придет день, когда я снова буду здоров.

Моя болезнь не мешала мне ходить и бегать, но она лишила меня гибкости движений.

Я всегда ходил по Лондону пешком, отчасти потому, что не хотел тратить деньги на переезды, отчасти же потому, что очень любил ходить. Благодаря этому мускулатура моих ног очень сильно развилась, и я хорошо натренировался в быстрой ходьбе.

Я любил проводить свои праздники у двоюродного брата, который жил в юго-восточной части Лондона, на расстоянии десяти миль от меня. На дорогу уходило два часа. Эти большие прогулки, быстрая ходьба очень хорошо действовали на меня. Мысль начинала работать лучше, быстрее.

Как-то раз по дороге к двоюродному брату меня остановила мысль, что при современном развитии медицины от грыжи можно избавиться хирургическим путем.

У двоюродного брат в гостях я застал молодого врача и обратился к нему за советом.

Он осмотрел меня и сказал:

– Да, такие операции мы теперь делаем, и довольно часто. Грыжу было бы нетрудно оперировать, если бы общее состояние вашего здоровья было лучше. Но оно у вас сильно подорвано. Мой совет – не торопиться. Надо подождать момента, когда ваши силы восстановятся, тогда можете смело рассчитывать на избавление от вашего недуга.

Эти слова были огромной моральной поддержкой. Теперь я верил, что для меня еще наступят радостные, светлые дни. Но только когда? Как долго придется терпеть?

Глава Х
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Я прожил в Лондоне два с половиной года и думал остаться здесь навсегда, но сердце рвалось домой, к родным просторам.

Совершенно неожиданно мне пришлось скоро вернуться на родину. Кто-то из моих друзей написал матери: «Если вы хотите видеть вашего сына в живых, верните его домой как можно скорее».

В ответ пришло письмо матери на мое имя. Она настаивала, чтобы я оставил свое учение и все свои дела в Лондоне и выехал немедленно домой, не теряя ни одного дня.

26 октября 1881 года, бледный, слабый и больной, я сел на пароход «Эрль-Кинг», который отправлялся в Монреаль.

Это было длинное и очень тяжелое путешествие. Одна буря сменялась другой, и мы пробыли в пути шестнадцать дней вместо восьми.

Дома меня встретила мать. Она с трудом дождалась меня. Как радостно было услышать снова ее ласковый голос! Родной дом! Как прекрасны эти слова и как бесконечно хорошо быть под твоим кровом!

Я вернулся домой с подорванными силами, без славы, без богатства и чувствовал себя полным неудачником в жизни, пока не увиделся с матерью. Любовью и лаской, умением понять и поддержать она заставила меня почувствовать себя героем, который вернулся с победой.

В Лондоне я дрожал от холода и голода. Мрачный и неуютный, вставал он в моей памяти. Там мне недоставало всего, что я любил, за исключением книг.

Но вот я снова в солнечной стране. Дома тепло, я сыт, и мне не надо думать о том, как расплатиться с хозяйкой за комнату.

Ко мне вернулась жизнерадостность. Я тянулся к простору полей и лесов, радовался возможности снова слышать пение птиц и следить за их полетом. Опять стал я бродить с ружьем за плечами, продолжая исследование местной природы. Меня интересовали все животные, которых я встречал на своем пути.

Но птицы! Им я отдал свою первую любовь! Изучая их, я забывал обо всем на свете.

Отец был сдержан, мать ласкова, как всегда, хотя она и не видела смысла в моих занятиях. Но я был слаб и болен, и надо было поощрять все, что заставляло меня быть на свежем воздухе.

Как-то я подстрелил ястреба-голубятника. Это было огромное событие в моей жизни. Я изучал его, зарисовал, снял шкуру, написал большой рассказ о том, как все это произошло.

Неизменно в ясные дни я отправлялся в далекие прогулки за город. И всегда мне навстречу попадалось много разных пернатых друзей – подорожники, сорокопуты, чечетки, синички и другие птицы, и меня радовало, что я знал их по именам. Только теперь я начал как следует изучать птиц.

После двух недель пребывания дома я стал неузнаваем. Силы вернулись ко мне, и жизнь казалась прекрасной, полной радужных надежд.

Как-то раз отец позвал меня в кабинет. Он открыл большую приходо-расходную книгу и сказал мне:

– Тебе, мой сын, уже исполнился двадцать один год. Ты достиг совершеннолетия. Отныне все обязанности по обеспечению твоего существования, которые до их пор лежали на мне, ты должен взять на себя. Я оберегал тебя всеми своими силами, и вряд ли нужно напоминать тебе, что всем, что есть хорошего в тебе, ты обязан мне, твоему отцу. Этот долг неоплатим. Но есть другая сторона дела.

Он стал перелистывать толстый том приходо-расходной книги, указывая на расходы, которые он записывал на мой счет, начиная со дня моего рождения. Вся сумма исчислялась в размере 537 долларов 50 центов.

– До сих пор, – сказал отец приподнятым тоном, взволнованный своей добродетелью, – я не насчитывал процентов. Но с сегодняшнего дня я буду причислять шесть процентов в год. Это я считаю необходимым не только для того, чтобы соблюдать свои интересы, но также для того, чтобы ты стал понимать свои обязанности как взрослый человек.

Я был потрясен до глубины души и сидел, окаменев, не в силах вымолвить слова и только думал про себя:

«О тяжкая минута жизни! Двадцать один год, а в жизни еще ничего не достигнуто! Ни гроша денег в кармане. Никаких перспектив. Ничего, кроме огромного долга».

Чтобы хорошенько обдумать свое положение и решить, что делать, я отправился в далекую прогулку. Прошел несколько миль, и угнетенное состояние исчезло.

«Конечно, отец прав. Я обязан ему платить долг и должен сам бороться за свое существование».

С этими мыслями я отправился в город, чтобы найти себе работу. В художественной мастерской Рольф Смит и Ко мне предложили нарисовать двенадцать поздравительных карточек к рождественским праздникам и обещали уплатить по пяти долларов за штуку. Для меня это была баснословно высокая цена.

В течение недели заказ был выполнен, карточки доставлены, и я тут же получил все свои шестьдесят долларов.

Никогда еще я не держал столько денег в руках. Признаться, мне было немного совестно взять такую дорогую плату за двенадцать ничтожных набросков.

Я поспешил уйти из мастерской, опасаясь, чтобы директор не передумал и не отобрал у меня половину денег.

Птицы окрестностей Торонто были темой всех моих открыток. Это была первая любимая работа, которая принесла мне доход.

Мой первый порыв был – отдать отцу всю сумму целиком. Немного погодя я решил уплатить ему 37 долларов 50 центов. Окончательное решение было – не платить ему ничего. Он достаточно ясно дал мне понять, что мне надо уходить из родительского дома, а поскольку я теперь предоставлен самому себе, мне нужны деньги.

У моего брата Артура была ферма в Манитобе. Я решил поехать к нему. Это обещало мне жизнь среди приволья природы, здоровье, возможность наблюдать и изучать птиц – все, к чему я так стремился.

По моим расчета, шестидесяти долларов было достаточно, чтобы уплатить за проезд и прожить первое время, пока я найду работу.

Брат писал, что всякого рода скот покупается нарасхват в Манитобе, и советовал вложить деньги в это дело.

О покупке скота мне нечего было и мечтать, но приобрести некоторое количество кур и других птиц было в пределах моих возможностей. Итак, я истратил тридцать долларов на покупку домашней птицы и двадцать пять долларов на билет. Мне удалось заработать еще пятнадцать долларов – я нарисовал льва для торговой марки одной фирмы.

Таким образом, на руках у меня осталось двадцать долларов. С ними я отправился в дальний путь.

Прощай, родной дом!