Текст книги "Ваше Сиятельство 6 (СИ)"

Автор книги: Эрли Моури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Вот тут я даже на миг остановился и рассмеялся.

– Вытритесь, пожалуйста, на вас кровь, – она спешно протянула мне платок. – Где вы планируете делать это следующий раз? Я про полет.

– Я очень спешу, – платок я с благодарностью принял, обтирая кровь от крови и чего-то липкого, похожего на подсохшее вино. – Все вопросы к моему пресс-секретарю – баронессе Евстафьевой Талии Евклидовне. Она, кстати, проживает здесь, – я махнул платочком в сторону «Божественной высоты» и решительно направился к центральному входу в гостиницу.

Ольга – прежде всего, все остальное потом!

Глава 10

Вопросы к пресс-секретарю

Вообще-то я сглупил. Мне и в голову не пришло, что Ольга с Мышкиным спешат вниз ничуть не меньше, чем я наверх. Мы не разминулись лишь потому, что платформа ушла прямо перед моим носом – следующую пришлось ждать долго. И вот когда очередная платформа спустилась, а я готовился занять на ней место, отбиваясь от вопросов особо любопытных свидетелей моего падения, мы с княгиней едва не столкнулись нос к носу. Она вскрикнула, с неожиданной силой обняла меня и заплакала. Прямо так задрожала вся от бури эмоций.

– Ну, все-все! – успокаивал я ее, отводя в сторону от прохода. – А вдруг бы это не я?

– Разве я могла бы не почувствовать, если бы не ты⁈ – она потерлась щекой о мою весьма нечистую рубашку. – Я слышала тебя. Будто твой голос где-то здесь, – княгиня положила мою ладонь себе на грудь, – и знала, что с тобой все хорошо. – Артемида помогла?

Я пожал плечами. Возможно. Небесная Охотница явно пыталась помочь, может и помогла, как-то замедлив мое падение. Мне это тоже очень интересно было бы знать. Но еще интереснее, что творится там, в Небесных хорах после того, что я сделал с Герой? Что происходит во Дворце Славы и какие разговоры сейчас сотрясают вечный дом Громовержца? Перун в гневе или в разумных опасениях? И как сама Артемида относится к произошедшему, после того как какой-то смертный, то есть я, нарушил наставления двух богинь? Все эти мысли, появляющиеся не первый раз, промелькнули в один миг, и я снова вернулся к Ольге Борисовне, обнял ее, успокаивающе поцеловал.

– Как смогли, ваше сиятельство? – наконец разразился вопросом князь Мышкин, до сих пор переминавшийся от нетерпения с ноги на ногу.

– Просто. Магический щит. Вернее, два щита, – о замедлении времени я ему не стал говорить, чтобы не погружаться в длительные объяснения. – Только не вздумай такое повторять! Там есть особые нюансы.

Убраться поскорее и подальше от любопытных глаз у нас не получилось, потому как внезапно по соседней колонне подъемника опустилась Принцесса Ночи с группой все тех же восторженных журналистов. Как выяснилось позже, они случайно оказались в это время в гостинице, собирая материал для статьи в «Ночная жизнь». Конечно, пожар, случившийся в апартаментах баронессы, стал для них истинным подарком, как и шарм самой госпожи Евстафьевой.

Едва завидев нас с Ольгой и своего жениха, Талия Евклидовна тут же указала на меня:

– Вот! Я же говорила вам, ничего с ним не будет! Ему все равно с какой высоты падать!

Теперь от объектива фотоаппарата мне скрыться не удалось, воинство журналистов ринулось ко мне:

– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Пожалуйста, несколько вопросов от «Ночной жизни»! – самой расторопной оказалась яркокрашенная девица. – Скажите, зачем вы все подожгли в номере невесты князя Мышкина⁈

– Да, скажите! – подхватила вторая в шляпке с бронзовой кокардой «Новости на Басманном» – Вы огонь пускаете с одной руки или сразу с двух? И что вас так разгневало?

– Разгневало? С чего вы взяли? – я рассмеялся, при чем совершенно искреннее. И решил уделить несколько минут журналистам. – Я просто экспериментировал с магией. В частности, с магией огня, – мой ответ был нарочито глупым. Умные люди распознают в нем шутку или издевку над прессой, столь жадной до дешевеньких сенсаций. А что увидят в нем остальные меня мало заботило.

– Да, но… – яркокрашенная девица оказалась на миг сбитой с толка.

– Но вы же сожгли мебель в таких дорогих апартаментах невесты князя Мышкина! – пришла на помощь журналистка в шляпке с кокардой. – И еще что-то кричали на неизвестном языке.

– Мебель? Уверяю вас, для госпожи Евстафьевой это сущая мелочь. Что касается криков, на неизвестном языке, то язык вполне известный – древнеегипетский, – для убедительности я сказал на древнеегипетском: «Не люблю глупых, навязчивых людей», сделав при этом крайне сердитое лицо. – Я поступил так, давая урок магии его сиятельству князю Мышкину, – продолжил я, переглянувшись с Геннадием Дорофеевичем. – При этом я намеренно играл роль рассерженного мага Мерпхоттепа. Надеюсь, вышло убедительно. Как известно, именно злость порождает в маге самые сильные проявления его огненных талантов.

– За мебель не стоит беспокоиться, весь ущерб будет оплачен в полной мере, – заверил князь Мышкин. – Мы лишь сожалеем что наша игра с его сиятельством графом Елецким привлекла так много внимания и наделала столько шума.

– Ваше падение с башни было несчастным случаем или вы все это подстроили? – спросил до сих пор молчавший рыжеватый паренек. – Как вам удалось выжить?

– Я всего лишь продемонстрировал, что истинный маг должен уметь справляться даже с самой сложной ситуацией, – ответил я. – А выжил… Что может проще? Превратился в летучую мышь, замедлил полет и ближе к земле снова стал собой.

– Правда ли, что баронесса Евстафьева была вашей девушкой, а потом ее отбил у вас князь Мышкин? – напала с новым вопросом крашеная девица, при этом ехидно улыбаясь.

– Нет, не правда! – ответила раньше меня Ольга. – Я – княгиня Ковалевская Ольга Борисовна, и если угодно, то именно я завладела вниманием Александра Петровича достаточно давно – несколько лет назад. Если у графа Елецкого есть какие-то интересы к другим девушкам, то они не слишком серьезны. На этом все! Наше общение с прессой закончено! – княгиня взяла меня под руку, и мы решительно направились к платформе подъемника.

– Но ваше сиятельство! Только один вопрос! – выкрикнул кто-то из банды журналистов.

– На него вам с радостью ответит моя пресс-секретарь – баронесса Евстафьева, – я с милейшей улыбкой указал на Талию и ступил на платформу.

– Елецкий, блядь! Вообще обнаглел что ли⁈ – конечно Талия Евклидовна была недовольна не слишком важной ролью, которую я в шутку выделил ей. Но ей нравится быть в центре внимания – пусть будет. Журналисты снова окружили ее.

С нами на платформе поднималось много постояльцев гостиницы и служащие в синей форме с шелковыми нашивками. При них я не стал расспрашивать, что же такое произошло на самом деле с моим телом, пока я летал в гости к Гере. За то Ковалевская, не удержалась и начала меня пытать полушепотом о результатах моих «переговоров» с Герой.

– Оль, я добился всего, чего хотел. Будем считать, что сегодня очередной очень удачный день, – сказал я, прижимая ее к фигурному ограждению и глядя на ночную столицу, над которой мы поднимались.

– Едва не такой же удачный, как в четверг в Шалашах, – заметила она. – Если учесть, что ты едва не разбился в падении с башни, а мое сердце едва выдержало весь этот ужас. Голова болит? – она осторожно потрогала кончиком пальца область вокруг шишки на моей голове, поморщилась словно ощущая что-то вместо меня.

– Есть что-то такое там. Вот синяк – это проблема, – я видел свое тусклое отражение в панорамном стекле: – До завтра все равно останутся следы – с мамой придется объясняться.

– И мне перед Еленой Викторовной будет очень неловко, что я возвращаю тебя в таком виде. Идиотка, эта баронесса Евстафьева. Редчайшая идиотка! – Ольга повернулась к Мышкину, стоявшему рядом. – Вы меня, извините, князь, она – ваше невеста, но знаете, просто накипело!

Геннадий Дорофеевич кивнул:

– Увы, Талия иногда проявляет слишком много инициативы. С ней бывает очень трудно. Но я ее люблю именно такой.

Наконец, мы поднялись до 73 этажа, и уже в коридоре без посторонних ушей Родерик начал рассказывать обо всех значимых событиях, произошедших после моего выхода из тела. В апартаменты, пострадавшие от пожара, мы пока не заходили – стояли минут десять в коридоре и ждали пока служащие вынесут обгоревшую мебель и приберут там следы недавнего буйства.

– Конечно, у Талии Евклидовны талант радовать мир гениальными идеями, – высказался я, выслушав рассказ Родерика, который иногда дополняла Ольга. – Кстати, вот она и сама.

Я повернулся, завидев как со стороны подъемника идет баронесса в сопровождении какого-то важного лица из администрации гостиницы с шелково-синей нашивкой на рукаве.

– … не хуже, на семьдесят первом этаже, – долетели до меня последние слова, сказанные представителем администрации.

– Пусть они немедленно займутся переносом наших вещей. Надеюсь, за час справятся. Мы пока подождем в моей вимане, – выразила согласия Талия Евклидовна, хотя лицо ее по-прежнему выражало недовольство.

– Мы очень постараемся. Счет с вашего позволения мы предоставим вам завтра к полудню, как только все посчитаем, – сказал администратор, направляясь сразу в пострадавший номер.

– Ты теперь мне должен, Елецкий! Почти вся мебель сгорела, и ремонт будет в копеечку! – глаза Принцессы Ночи, полные озорных огоньков метнулись ко мне, и даже я не мог сейчас понять, шутит она или заявляет это всерьез.

Ольга хотела что-то сказать, но не могла подобрать слов.

– Правильнее было бы тебе, дорогая, предъявить счет Каукет. На ее же поддержку ты рассчитывала, – заметил я, вспоминая свежий рассказа князя Мышкина.

– Аид, дери, это шутка, если кто не понял! – глядя на возмущение Ковалевской, Талия расхохоталась. – Так, с журналистами я разобралась. Завтра выйдет шикарная статья в «Новости на Басманном», а в середу в «Ночной жизни». Кстати, они собираются делать серию статей обо мне и Гене. Собираются даже освещать нашу свадьбу в отдельном выпуске. Идемте в мою виману, господа, – баронесса сделала приглашающий жест. – Временные неудобства придётся переждать там. И Елецкий, не смотри на меня так! Да, вышло не очень хорошо, но главное результат.

– А результат просто шикарный: у Саши ушиб головы, возможно сотрясение, он едва остался жив после падения с башни и как незначительная деталь – сгоревший номер в гостинице! – наконец высказалась княгиня, выходя на посадочную площадку.

– Ой, ладно вам, ваше сиятельство. Эти неприятности я Елецкому компенсирую. Хочешь, подарю тебе свою виману? «Гермес 03 Респект», между прочим, – баронесса эффектно изогнула ладошку, указывая на свой летающий дом, который ее уже не слишком радовал. – Могу даже в придачу пилота Егора.

Такому щедрому предложению я, конечно, очень удивился. Пока я не мог себе позволить «Гермес» даже более простой модификации. Да, мой банковский счет рос быстро, благодаря стараниям Жоржа Павловича и усиленной работе нашего великолепного потокового прошивателя деньги текли уверенным ручейком, но и траты росли тоже очень быстро. И конечно, конечно, моя подруга детства в очередной раз неожиданна, оригинальна, но я ей сказал:

– Нет, дорогая, извини, но такой подарок я не могу принять даже от тебя.

– Елецкий, вообще-то я от чистого сердца, – баронесса схватила меня за рукав. – Я знаю, ты давно мечтал о своей вимане и расстроился, когда мама продала вашу. Мы с Геной можем сделать такой подарок, а себе купим другую попозже. Сейчас она нам пока ни к чему.

– Спасибо, дорогая, но еще раз нет. И у меня сейчас нет времени на виману, – я сжал ладошку баронессы, давая понять, что не в обиде на шалости. Да в этот раз Талия превзошла сама себя, но принимаю ее такой, как она есть, и знаю, что в душе она хороший друг.

Задерживаться в гостях у Талии и князя Мышкина не было ни интереса, ни желания. Мы с Ольгой хотели поскорее оказаться в нашем номере в гостинице «На Облаках», который я продлил еще на сутки. Однако я пообещал Родерику разобраться со вселением в мое тело и тем, какую роль сыграл в произошедшем его медальон. Поэтому, самым разумным было воспользоваться роскошной виманой Талии Евклидовны, как средством доставки нас с Ольгой к башне Хрустальная Игла. При чем средством очень неторопливым: пока «Гермес», поднявшись выше, плавно облетал ночную Москву, все мы вчетвером расположилась в каюте на второй палубе – той самой, где собирались прошлый раз.

Я, сжав в руке медальон Каукет, минут десять сидел с закрытыми глазами, пытаясь заглянуть во внутреннее содержание этой вещицы и прочитать ее начальную историю. Такая работа для меня была непростой, но достаточно привычной. Подобное я проделывал в прошлых жизнях и в этой, когда занимался переводом пластин Свидетельств Бархума. С медальоном имелась кое-какая сложность: он состоял из двух кристаллов. А любая кристаллическая структура – это всегда емкое хранилище информации, и за тысячелетия там может отложиться столько, что, если записывать на бумагу, то эти труды статут столь обширны, что заполнят солидную библиотеку. И еще медальон являлся сильным проводником магических потоков. Из-за воздействия этих потоков, разбираться с тайной прошлого этой штуковины было так же сложно, как стараться выслушиваться в тихую мелодию, когда рядом ревет могучий водопад. Однако, я люблю подобные вызовы своему мастерству, и в этот раз я справился – ухватил то важное, что могло иметь значение для Родерика в будущем.

Взяв сигарету из коробочки «Никольских», которые любезно предоставила моя «пресс-секретарь», я вынес вердикт:

– В общем-то, несчастный случай, господа и милые госпожи. В далеком прошлом медальон принадлежал некому магу средней руки: не слишком талантливому, не блистающему ярко силой. И очень похоже, что он завладел им незаконно – стащил у человека приближенному к фараону. В то время этот амулет обладал силой гораздо большей и определенные дни был проводником воли богини Каукет благодаря этому кристаллу, – я постучал подушечкой пальца по черному камню. – Тот незадачливый маг, имя которого Мерпхоттеп, не знал правил использования этой штуки, надел его в день, когда сила Каукет встречается с силой ее мужа – бога Кека, и поток первоначальной тьмы обретал особую силу и беспокойство. Сознание мага не выдержало такого испытания, и он сошел с ума. Несколько дней и ночей он ходил по городу, совершая странные, безумные поступки, пока поток богини не убил его, разрушив энергетические оболочки тонких тел. После смерти он превратился в сущность, потерявшую смысл существования и спящую в черном кристалле. Когда Талия одела эту штуку на мое тело, сущность древнего мага пробудилась и… Родерик не успел среагировать. И вины Родерика здесь нет – на его месте вряд ли бы кто успел что-либо предпринять. Вот и все. Сам медальон действительно имеет большую силу – подпитывает практикующего мага мощным потоком энергии. Что касается взаимодействия с Каукет, оно возможно в определенные дни и при некоторых особых условиях, которые я пока не знаю. При желании до этого тоже можно докопаться, но точно не сегодня.

– Заметь, Елецкий, если бы я не сорвала с тебя медальон, то он бы продолжал подпитывать энергией твое тело, пока тебя самого не было, и тот бы псих сделал бы всем нам еще больше проблем, – высказалась баронесса Евстафьева.

– Кто же спорит. Ты, дорогая, совершила героический поступок. За удар бутылкой по голове тебе положена особая благодарность, – я, наконец, вспомнил о сигарете, которая лежала на краю столика и прикурил.

– Не ерничай. План был чудесен. Если бы тебя вырубило, то вообще не было никаких проблем. Гена бы выгнал вселенца, и мы бы мирно дождались тебя настоящего, – баронесса тоже закурила, поглядывая в иллюминатор на огни ночной Москвы – они мерцали внизу, ярко, почти до самого горизонта.

– То есть медальон в определенный день и час может стать опасен, если его надеть? – спросил князь Мышкин, озадаченный моим рассказом о прошлом реликвии.

– Теоретически да, – согласился я, выпустив длинную струйку дыма. – Но, самой силы Каукет в наше время совсем немного. Тем более здесь на землях Громовержца. Сила богов всегда зависела от людей, от нашей заинтересованности в их помощи, в поклонении им и молитвах. Иначе говоря, мы люди и даем истинную силу богам. А у Каукет в России практический нет поклонников. Я бы не боялся надевать его, экспериментировать с потоками. Смотри сам, насколько тебе это интересно и насколько ты себя чувствуешь уверенным. И не забывай обращаться к интуиции.

– Сущность полоумного мага может вернуться? – спросила Ольга.

– Да, она будет периодический появляться возле медальона. Но опасности от нее нет. Тем более Родерик намного сильнее ее, – я стряхнул пепел в чашечку. – А вот Талии я бы надевать этот медальон не рекомендовал. Особенно, после особого интереса к ней сущности Мерпхоттепа.

По пути к Хрустальной Игле мы поболтали еще немного о медальоне, о возможных неожиданностях при его использовании. Повспоминали самые яркие происшествия прошедшего вечера. Теперь события, потрясшие «Божественную высоту» у меня вызывали лишь смех. И даже Ольга Борисовна больше так откровенно не злилась на Принцессу Ночи. А когда мы покинули виману и добрались до дверей наших апартаментов «На Небесах», меня ждала большая неожиданность. Едва мы вошли в зале возле окна зачалось золотистое свечение – вот так, боги спешат пообщаться со мной, сходя со своих Небес в наши. На фоне того, что я недавно сделал с Герой, любое подобное явление должно было вызывать во мне тревогу.

– Держись позади меня, – сказал я Ольге, активируя в левую руку магический щит.

Ковалевская молодец, в таких ситуациях послушная, делает точно так, как я ей говорю, с неуместными сейчас расспросами не лезет. Ведь она пока не представляет, как я пообщался с Герой и что стряслось с Величайшей.

Глава 11

Афина дразнит

Оттенок свечения, сопутствующего появлению бога, очень часто говорит об эмоциональном состоянии небесного гостя – эта истина, в которой я убеждался ни раз. Вот и теперь золотистое свечение быстро перетекало в оранжевое, и я даже подумал, не активировать ли мне в правую руку «Ликосу». Ну так, на всякий случай если придется успокаивать буйного визитера. Лишь когда свечение уплотнилось и в нем проступили знакомые и очень милые очертания богини, я понял, в этот раз можно расслабиться – к нам в гости спешила Артемида.

– Астерий! Что же ты делаешь⁈ – серебряные глаза Охотницы ярко сверкали, возмущение в них было смешано с растерянностью, а всю ее пока охватывал оранжевый ореол.

– В данный момент? Пытаюсь добраться до нашей спальни – очень устал за сегодня, – попытался я перевести в шутку ее вопрос. – Радости тебе, Разящая в Сердце! Тебе всегда рад, даже когда нет сил стоять на ногах.

– Которой уже раз из-за тебя нет мне радости! Только тревога! Ты хоть понимаешь, что сделал⁈ – ее грудь, прикрытая золотистыми лепестками, часто вздымалась, и я даже издали ощутил аромат акации, который часто окружал богиню.

– Да, дорогая, сделал ровно то, что хотел. То, что заслужила Небесная шлюха. Если ты хочешь сказать, что это кому-то не нравится там, – я указал пальцем в потолок, подразумевая высокие хоры, – то, я не утруждая себя. Я не сомневался: найдутся те, кто не оценит мой подвиг так, как мне бы того хотелось. Но я и не старался угодить всем.

– Нет, Астерий! Ты все-таки не понимаешь! Ты поступил как недальновидный человек, ведомый только пламенем мести и минутными эмоциями! Ведь мы с Афиной пыталась образумить тебя! Мы взяли тебя под свою защиту! Ну что тебе еще было нужно? Почему ты не мог просто успокоиться, отпустить свою обиду? – она в раздражении тряхнула длинными волосами, и они разлетелись точно серебряный флер.

– Прошу прощения, а что он сделал? – не выдержала Ольга, не понимая причин такого волнения Артемиды.

– Ты даже не знаешь⁈ – Артемида вскинула бровь. – Он не сказал тебе, чтобы не пугать? Он убил Геру!

– Саша! – Ковалевская вцепилась в мою руку. – Ты же сказал, что просто выяснишь с ней отношения!

– Так, дамы, ну-ка спокойно! Не надо драматизировать и преувеличивать! – сделал два шага вперед и повернулся, чтобы видеть одновременно Ольгу и Артемиду. – И не надо делать неверные выводы. Тем более выводы, касающиеся причин моего поступка. Что касается «убил Геру»… Боги бессмертны, а следовательно, Геру нельзя убить. Через некоторое время Величайшая дрянь появится снова вполне живой и практически невредимой. К счастью, она очень хорошо запомнит все то, что пережила в момент моего наказания – это ей на пользу и в назидание. Я ее не убил, поскольку она скоро возродиться, но я наказал ее смертью. Наказал именно тем, что она желала сделать со мной. Более того, я ее предупреждал несколько раз, что не надо со мной играть в эти игры. Или там, на Небесах все думают, что мне можно больно щелкать по носу, так сказать, наказывать меня, и я все это буду терпеть⁈ – я сердито посмотрел на Небесную Охотницу. Ее позиция мне не слишком нравилась, хотя она ее еще не совсем обозначила.

– Нет, же, Астерий! Я сказала, мы бы не позволили ей нападать на тебя! Совы Афины стерегли твой покой и в случае угрозы мы бы вмешались. Теперь никто не думает, что Гера была справедлива. Никто больше не смеет говорить, что с тобой можно было так! – с волнением произнесла богиня.

– Какие правильные слова. Заметь, не я их сказал, а ты сама произнесла: «теперь никто не думает…», – отвечая Артемиде, я особо подчеркнул ее слово «теперь». – И знаешь почему? Потому, что теперь до многих там, наверху, начинает доходить: может Астерий не шутил, когда говорил, что не надо принимать его за мальчика для битья, и что он не постесняется отплатить вечным той же милостью, которая была оказана ему. Теперь, лишь теперь там задумались, что если с Астерием не обходиться по-хорошему и не учитывать его интересы, то и он может обойтись очень даже по-плохому. Потому что кое-кому стало страшно – так как, еще никто не поступал с богами. И боги только теперь с удивлением обнаружили, что не только смертные уязвимы, но и они сами очень уязвимы перед гневом Астерия, бессмертного на самом деле. Скажу тебе более, дорогая, я с самого начала не собирался слушать ни тебя, ни Афину. Здесь, не обижайся, мне ваша забота приятна, и я очень благодарен за помощь и защиту, особенно в те дни, когда я лежал на излечении и был не способен защитить себя в полной мере, – в подтверждение я приложил руку к сердцу и передал богине горячий ментальный посыл. – Еще раз спасибо за это Асклепию, Афине и особенно тебе. Но я не хочу и не буду прятаться за тебя и Ясноокую. Дорогая моя богиня, я – мужчина. И я – Астерий. Поверь, это достаточные основания, чтобы быть собой и надеяться большей частью на себя, не утруждая очень близкий и дорогих мне существ. Я обозначил свою позицию так грубо и бескомпромиссно, чтобы ее особо ясно услышали во Дворце Славы, потому что именно там было позволено Гере обходиться со мной так, как оно было. И сейчас я хочу лишь одного: чтобы ты, моя возлюбленная богиня, была на моей стороне. Не так, мол, будто ты со мной, но с оглядкой на других бессмертных, а просто со мной без всяких условий. На моей стороне, это значит всецело со мной.

– Неужели ты до сих пор сомневался? Я всегда была с тобой. Даже в те дни, когда меня сжигала большая обида, я злилась на тебя, плакала, но желала тебе только жизни, сил и победы! – Артемида шагнула ко мне и с большей уверенностью добавила: – Я полностью с тобой! Но я боюсь за тебя. Я очень боюсь за тебя и хочу все происходящее смягчить насколько это возможно. Хочу найти способ, чтобы примирить всех, кто враждебен к тебе с тобой.

– Что ему за это будет? Скажи, пожалуйста, – голос Ковалевской дрогнул от волнения, она подскочила к Охотнице с надеждой и трепетом заглядывая в глаза богини.

Между тем сама богиня была не в меньше волнении и расстройстве:

– Не знаю, что будет. Лето с самого начала возле Громовержца и пытается утихомирить его – это тоже в ее интересах. Перун, конечно, в гневе. Он сжег скалу с гнездами Небесных Вестников и обрушил второю, он выжег рощу у Чистых Прудов. Потом сжимал голову руками и так что слышалось как скрипит его череп и сожалел о содеянном. Сейчас вроде успокоился. Хотя, есть те, которые пытаются пробудить его гнев и призывают немедленно тебя убить, – отвечая Ольге, богиня смотрела на меня. – Это Деметра и Велес, Эрида, Гефест и Арес, кое-то еще из низших богов. Афина и Афродита пытаются всех образумить. И думаю, решающим был голос Сварога. Если бы не он, Перун бросился бы сюда, чтобы немедленно видеть тебя. Изначальный пристыдил Громовержца за невоздержанность, упрекал его за пустое пламя в душе. Но что будет дальше – не знаю. Я захотела скорее видеть тебя и просто сбежала оттуда! Астерий!… Ты просто не представляешь: во мне все горит, я очень боюсь за тебя! И я ничего не могу поделать!

– Знаю, и этот твой редкий страх, он почему-то особо приятен. Хочу, чтобы ты поняла, – я взял ладонь Небесной Охотницы – от прикосновения к ней по телу словно поползли мурашки, – теперь со мной не будет по-прежнему. Я хочу, чтобы ты донесла эту мысль до всех Небесных. Она очень проста: я уважительно отношусь к богам и не хочу никому из них причинять боль и ни с кем сводить счеты, но если кто-то из вечных решит не считаться со мной, тем более возомнит, что имеет право наказывать меня, то он может последовать за Герой. Это я сказал твоему брату и говорю тебе, чтобы на Небесах не было иллюзий.

– Саша, ты не можешь так говорить! – Воскликнула Ковалевская. Мне показалось, что лицо ее побледнело в страхе за мои слова.

– Оль, могу. Извини, но ты многого не понимаешь. Это тот случай, когда я должен обозначить, что если кто-то попытается сводить со мной счеты и убить меня, то расплата будет самой жестокой. Не хотел тебе говорить, но признаюсь: я взорвал Геру. Да, есть такая у меня магия, которая работает и против богов. Величайшая разлетелась на тысячу мелких кусочков на глазах у своего любовника – Аполлона. Одна из причин, почему я поступил именно так в том, что я не хочу лишиться этого тела. Я не хочу, чтобы ты плакала над мертвым графом Елецким. И только так, можно обезопасить себя от возможных нападок в будущем. Если бы я был мягче и искал компромисса, упрашивал и заискивал перед богами, то угроза моей жизни с их стороны сохранялась бы постоянна. Многие боги завистливы, трусливы и тщеславны. Во мне они видят угрозу, они не могут смириться, что я кое в чем превосхожу их. Я намеренно поднял ставки до предела, того предела, за которым вряд ли кто из них осмелится навязывать мне свою волю или пытаться наказать меня, потому что знает какая будет расплата. Теперь… – я на миг отвлекся – снова заметались в полуарке всполохи, превратившиеся в свечение, – теперь любой из вечных подумает, стоит ли играть со мной в смертельные игры, помня о судьбе Геры. Поймите главное: именно такая постановка вопроса дает мне безопасность, а вам двоим спокойствие. Все просто, правда? Если погибну я, то я уничтожу всех, кто к этому причастен. Сейчас там, на Небесах, еще не все усвоили эту истину, кто-то пока не в силах принять мысль, что какой-то там смертный смеет ставить условия. Но божественная глупость скоро пройдет и даже самые тупые и заносчивые из вечных будут вынуждены принять то, что я сказал, – говоря это, я с улыбкой смотрел на появление в комнате второй милой мне богини.

– Как ни странно, Астерий прав! Радуйся, безумный хитрец, ты выиграл и в этот раз! – из жемчужного свечения появилась Афина, вмиг обретя земное тело, одетое сияющим ореолом. – И ты, подруга, радуйся! Перун, наконец, признал, что Гера сама виновата! Разум победил в нем гнев! И главным аргументом было, что она нарушила его запрет не трогать других людей. На это очень вовремя указал Гермес. Он рассказал о посланных Герой гарпиях, убивших в Шалашах четверых лишь для того, чтобы посодействовать в убийстве Астерия. Ничто так не возмущает Громовержца, как нарушение его запретов другими богами! Конечно, старый Держатель Молний не отважился, что Астерий в этом противостоянии прав, он лишь признал, что его супруга нарушила запреты и делала все не так. Но это уже прогресс в понимании! Он вынужден слушать те доводы, которые раньше пропускал мимо ушей! – Афина подошла ко мне сияя глазами, которые сейчас казались синими. – А ты, Астерий, не подражаем! Твоя отвага и безумие, твоя неподражаемая дерзость потрясли всех! Кого-то они очень испугали, а кого-то восхитили! Например, меня. Позволь свои чувства я выражу так, – Ясноокая, неожиданно обняв, меня поцеловала.

– Ты с ума сошла! – Артемида резко дернула ее за край одежды, и кажется даже затрещала тонкая ткань.

– Успокойся Арти, я просто выразила чувства. Если угодно, дружеские чувства. Пусть Астерию будет приятно. Княгиня же не возражает, правда? – Афина с легким лукавством посмотрела на Ковалевскую.

– Нет, – очень неуверенно отозвалась Ольга.

И Афина была права – мне было очень приятно. Особенно то, что ее поцелуй пришелся в краешек моих приоткрытых губ и вызвал такое волнение, которое она несомненно почувствовала. Скорее всего это не менее ясно ощутила и моя Небесная Охотница.

– Саш, я буду ждать тебя в спальне. Не смею лезть в ваши небесные дела, – сказала Ковалевская, прошла мимо Артемиды, и на пороге, обернулась ко мне: – Вообще, я думала волнения мои кончились, но им, наверное, не будет конца! – войдя в комнату, где нас ждала огромная кровать, Ольга закрыла за собой дверь.

– Спасибо за радостные вести, подруга! Сейчас это самое главное! – с вдохновением сказала Артемида. – Надеюсь, они все там сбавили свою спесь и постепенно до них начнет доходить, что Астерий не просто один из смертных. Я опасаюсь лишь Перуна. В гневе он не всегда поступает разумно. Остальные не посмеют, если успокоится Громовержец.

– Он успокоился. Но тебе не следует задерживаться здесь, самое мудрое, что можешь сделать – поспешить к своему брату и поговорить с ним. Именно сейчас переступи через гордыню, сделай шаг в правильном направлении. Ну с какой радости Гера должна водить твоего брата за нос, отворачивая от тебя и Лето⁈ Феб сейчас одинок и несчастен, он сломлен после того, что произошло. А ты прояви сострадание, которого всегда много в тебе. Будь возле него хотя бы недолго и ты вернешь его сердце, дашь ему новое понимание произошедшего, – посоветовала подруге Афина.

– Ясноокая права, мне придется поспешить, оказать помощь Фебу и Лето сейчас нуждается во мне. Я очень спешила к тебе, Астерий, потому что сердце чуть не сгорело. Поскольку все разрешилось хорошо, вынуждена тебя покинуть. Давай поступим так: ты придешь ко мне в храм на Гончарной в четверг в примерно к восемнадцати часам. Сможешь? Обратишься к той же жрице – Атнее. Она тебя хорошо запомнила и будет ждать. Как и прошлый раз, Атнея проводит тебя ко мне, – когда Арти это говорила, я чувствовал, как ее сейчас влечет ко мне.