Текст книги "Эрл Стенли Гарднер"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Он резко повернулся и вышел из офиса.

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит. Во взгляде его можно было прочесть невысказанный вопрос.

– Ну что ж, – сказала Делла, – похоже, сегодня вечером обычной работой заняться не придется.

– Похоже, что заняться обычной работой не придется и в ближайшие сутки. Я возьму одну из тетрадок, ты возьмешь другую, дай одну Джексону и одну Герти. Мы должны прочитать эти дневники самым внимательным образом. Нужно вчитаться в каждое слово. Отмечай все, что покажется важным, и делайте выписки со ссылками на страницы. Мы должны выяснить, чем так обеспокоен мистер Бенджамин Эддикс, и желательно, еще до того, как мы получим от него весточку. Каким числом помечена последняя запись, Делла?

– Я уже посмотрела, шеф, – ответила она, – записи кончаются примерно за две недели до ее исчезновения.

– Черт побери, дорого бы я заплатил, чтобы взглянуть на тетрадь номер пять, – сказал Мейсон, – но по обмолвке, сделанной нашим оловянным Фэллоном, я понял, что Эддикс, Фэллон и компания уже нашли этот дневник, засунули его в мешок и, привязав что-нибудь потяжелее, швырнули за борт в самом глубоком месте пролива. Ну хорошо, Делла, давай выясним, чем же мы располагаем. Отмени все назначенные на сегодня визиты, смети со стола почту, и давай приниматься за работу.

3

Поздно вечером во вторник, когда все остальные уже разошлись по домам, Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете адвоката и сопоставляли информацию, выуженную из дневников Элен Кэдмас.

– Чтоб мне провалиться, – воскликнул Мейсон, – но лично я не исключаю возможность убийства!

– Ну, а я уже почти наверняка могу исключить возможность несчастного случая или самоубийства, – сказала Делла Стрит.

– У нас нет никаких улик, – возразил ей Мейсон, – то есть я имею в виду, ничего конкретного.

– Для меня они достаточно конкретны, – с чувством произнесла Делла Стрит. – Ты ведь внимательно прочитал дневник, шеф, и перед тобой, конечно, возник образ чертовски симпатичной, совершенно нормальной молодой девушки с прекрасной фигурой – девушки, мечтавшей сниматься в кино, о чем мечтают почти все симпатичные девушки. И ты получил представление о ее проницательном и глубоком уме. Она восхищалась силой характера Бенджамина Эддикса. Ее возмущало, как он обращается с обезьянами. Она чувствовала, что в его жизни есть какая-то тайна. По первой тетради хорошо видно, с каким жгучим любопытством она пыталась выяснить, что это за тайна, а затем, совершенно неожиданно, перестает упоминать об этом. И вот еще что – девушка была влюблена.

– Почему ты так решила, Делла?

– По ее настроению, по тому, что она писала в своем дневнике. У нее было предостаточно свободного времени, и она часто погружалась на досуге в романтические мечтания.

– Но она не доверяла свои романтические мечты дневнику, – заметил Мейсон.

– В открытую – нет, – согласилась Делла, – но это можно прочесть между строк. По каким-то причинам девушка избегала писать в дневнике совершенно откровенно, но она, вне всякого сомнения, выражала свои настроения. Влюбленные всегда пишут о красоте природы, о том, как прекрасна весна в природе и весна в человеческом сердце.

– Как ты поэтично рассказываешь, Делла!

– Я всего лишь рассуждаю логично.

– А ты сама случайно не ведешь дневник?

Лицо Деллы ярко вспыхнуло.

– И кроме того, – поспешно сказала она, – Элен ненавидела Натана Фэллона.

– А что, кто-нибудь испытывает к нему более дружеские чувства?

– Сам Натан Фэллон.

Мейсон откинулся назад и захохотал.

Делла улыбнулась и продолжила:

– Она любила животных и была очень сильно привязана к обезьяне по имени Пит. Ее возмущали эксперименты, которые Бенджамин Эддикс проводил с животными.

Мейсон задумчиво прищурился:

– Эксперименты у Эддикса велись на самом высоком научном уровне. Он пытался воздействовать на нервную систему животных. И у него были довольно своеобразные идеи, связанные с гипнозом. Очевидно, он осознал, что человека нельзя погрузить в гипнотический транс настолько глубоко, чтобы он смог сделать нечто противоречащее его высшим моральным установкам, но ему, похоже, казалось, что гориллы, как существа человекообразные, могут поддаваться воздействию гипноза и, к примеру, способны убить человека. Черт бы меня побрал, если я понимаю, что именно он пытался этим доказать. Я чувствую, что это каким-то образом связано с прошлым Эддикса. С ним, очевидно, стряслась большая беда, возможно, он совершил преступление и подозревал, что пошел на это под чьим-то гипнотическим влиянием.

– Кошмарная обстановка для секретарши, – сказала Делла Стрит. – Эддикс богат, но это отнюдь не оправдывает его жестокого обращения с животными.

Мейсон кивнул:

– Вероятно, вначале Элен Кэдмас испытывала то же самое. Затем, похоже, ее взгляды несколько изменились. Она, несомненно, относилась к Эддиксу с большим уважением и чувствовала, очевидно, что за его экспериментами скрывается нечто очень важное.

– А затем ее убили, – сказала Делла Стрит.

– Не нужно так говорить, Делла. Нет абсолютно никаких доказательств.

– Ну, я чувствую интуитивно, очень ясно чувствую, что она не могла пойти на самоубийство.

– В тетради, которую я читал, – сказал Мейсон, – есть еще одна очень любопытная вещь, Делла. Меня она очень заинтересовала.

– Что именно?

– У этой обезьяны, Пита, которую она так любила, появилась привычка таскать ее мелкие безделушки – все, чем она, по мнению обезьяны, любовалась. Пудреницу, губную помаду, сережки – она все подряд хватала и прятала. Скорее всего, ее любимым тайником была огромная греческая ваза в холле… Делла, у меня появилось одно подозрение… Кто из адвокатов представляет миссис Джозефину Кемптон в процессе против Эддикса?

– Сейчас посмотрю, – сказала Делла Стрит и вышла из кабинета.

Вернувшись минуты через три, она вручила Мейсону листок, на котором было напечатано на машинке:

«Джеймс Этна, адвокатская контора „Этна, Этна и Дуглас“.

– Боюсь, я совершила глупость, шеф, – сказала она, когда Мейсон ознакомился с запиской.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я вышла в приемную, телефон зазвонил так настойчиво, что казалось, вот-вот развалится на части. В общем, я хотела объяснить, что рабочее время уже кончилось и на звонок ответить некому… Ну и выяснилось, что я разговариваю с Мортимером Херши, финансовым управляющим Бенджамина Эддикса. Он очень хотел договориться о твоей встрече с мистером Эддиксом.

– Что ты ему ответила? – спросил Мейсон.

– Я сказала, что должна связаться с тобой, уточнить, какие встречи уже намечены на завтра, и назначить подходящее для тебя время. Тогда он заявил, что мистер Эддикс не сможет прийти к тебе в офис, поскольку он ранен.

– Ранен?

– Он сказал именно так.

– Он сообщил какие-нибудь подробности?

– Больше ничего. По его словам, мистер Эддикс ранен и не сможет приехать к тебе в офис, но, как ему представляется, встреча с мистером Эддиксом была бы в твоих же интересах. Я ответила, что попытаюсь связаться с тобой и перезвоню ему.

– Вот что, – сказал Мейсон, – попробуйте-ка, Делла, для очистки совести дозвониться до конторы «Этна, Этна и Дуглас».

– В такое время там наверняка уже никого нет.

– Кто-нибудь из компаньонов мог задержаться на работе. В конце концов, Делла, мы-то ведь работаем допоздна.

– Вот это точно. – Она сняла телефонную трубку, набрала номер и через мгновение спросила: – Простите, кто у телефона?.. Вас беспокоят из офиса Перри Мейсона… Да, да, адвокат… О, это вы?.. Прошу извинить за столь поздний звонок, но мистеру Мейсону нужно срочно поговорить с мистером Джеймсом Этной. Минутку, не вешайте, пожалуйста, трубку. – Делла Стрит кивнула Мейсону и щелкнула рычажком коммутатора. – Еще одна сова, – сказала она. – Он и в самом деле задержался из-за срочного дела.

Мейсон снял трубку:

– Алло. Говорит Перри Мейсон, Это Джеймс Этна?

– Да, я вас слушаю.

– Вы представляете интересы миссис Джозефины Кемптон в процессе против Бенджамина Эддикса?

– Совершенно верно.

– Случилось так, что меня заинтересовало это дело, – сказал Мейсон.

– А чьи, собственно, интересы вы представляете? – осторожно и с некоторой прохладцей в голосе полюбопытствовал Этна.

– Ничьи. Просто оно меня интересует.

– Ну, положим, оно и меня интересует. Случай, по-моему, возмутительный до безобразия. Это именно из-за него у меня сегодня вечером сорвался деловой ужин. Рассмотрение должно состояться в суде послезавтра, и я пытаюсь откопать какой-нибудь подходящий закон.

– Не могли бы вы вкратце сообщить мне, в чем суть проблемы?

– Я полагаю, в исковом заявлении все изложено достаточно ясно, – осторожно ответил Этна.

– Мне хотелось бы получить более подробную информацию.

– С какой целью?

– Ну, скажем так, из чистого любопытства.

– Боюсь, мистер Мейсон, что не смогу вам ничем помочь – придется вам довольствоваться исковым заявлением. Разумеется, когда дело будет принято к рассмотрению в суде…

– Просто есть шанс, – сказал Мейсон, – что я смогу вам кое в чем помочь.

– Каким образом?

– В данный момент я не могу вам ничего объяснить, но если вы расскажете мне кое-что… Я, разумеется, не претендую на то, чтобы вы делились со мной конфиденциальной информацией, но…

– Ну ладно, – сказал Этна, – я могу изложить вам в общих чертах, в чем суть дела. Миссис Кемптон была уволена без предупреждения. Она работала у мистера Эддикса примерно два с половиной года, но Эддикс даже не пожелал объяснить ей причины увольнения. Миссис Кемптон покинула его вне себя от возмущения. Она не попросила рекомендательных писем и, таким образом, совершенно неожиданно осталась без работы.

– Неужели она не знает, почему так произошло?

– Насколько ей известно, никаких причин для этого не было.

– Продолжайте – что произошло дальше?

– Ну, в общем, она подыскала себе подходящее место. Естественно, хозяева хотели знать, у кого она раньше работала, и миссис Кемптон сказала. Работала она у них примерно две недели. Вне всяких сомнений, она вполне удовлетворительно справлялась со своими обязанностями, и вдруг как гром с ясного неба – ее опять увольняют без предупреждения. Она не могла понять, в чем дело. Как бы то ни было, миссис Кемптон – прекрасный повар и экономка – тут же устроилась в другое место. Разумеется, здесь тоже хотели знать ее прежнее место работы, она сообщила им, приступила к обязанностям, и все было отлично. Наниматели были абсолютно всем довольны, а затем неожиданно без лишних слов ее рассчитали.

– Продолжайте, – попросил Мейсон.

– Видите ли, это известно очень немногим. Но вам, я думаю, можно доверять.

– Если возникают какие-то проблемы, то можете не говорить, – сказал Мейсон. – Конфиденциальные сведения мне не нужны.

– О, на суде это все равно станет известно, – ответил Этна. – В общем, миссис Кемптон обращалась в нашу контору по поводу страховки и поделилась со мной возникшими подозрениями, подробно рассказав обо всем, что произошло. Я попросил одного моего приятеля написать Бенджамину Эддиксу и сообщить, что к нему устроилась на работу миссис Джозефина Кемптон, которая, насколько он понял, последние два года работала у мистера Эддикса. Он просил мистера Эддикса дать ей рекомендацию, охарактеризовав ее деловые качества.

– И что в результате? – спросил Мейсон.

– Не прошло и недели, как было получено письмо от Бенджамина Эддикса. В нем было короткое сообщение о том, что миссис Кемптон была уволена из-за ее нечестности, что бесследно исчезло весьма ценное бриллиантовое кольцо – оно было очень дорого мистеру Эддиксу и стоило около пяти тысяч долларов; что платиновые часы, стоимостью тысяча семьсот пятьдесят долларов, тоже пропали; что не было достаточно улик для привлечения миссис Кемптон к суду за кражу, но доказательств было достаточно для Эддикса, чтобы ее немедленно уволить.

– Черт побери, это же надо суметь состряпать такое письмецо! – воскликнул Мейсон.

– Вот именно, вы понимаете меня?

– И что же вы предприняли?

– Ну, только для того, чтобы подстраховаться, я устроил миссис Кемптон на работу к моим друзьям, людям, которым я могу доверять, – письмо должно быть безупречным с юридической точки зрения. Вы ведь понимаете – первое письмо было написано человеком, на самом деле не нанимавшим на работу миссис Кемптон, и это могло серьезно осложнить ситуацию в суде.

– Да, я понимаю.

– И вот, миссис Кемптон таким образом нашла место с жалованьем в двести пятьдесят долларов в месяц, с питанием и комнатой, очень даже неплохое место. Хозяева написали мистеру Эддиксу и получили точно такое же письмо, как и все остальные. Они, естественно, его сохранили и готовы предъявить на суде.

– Дело будет рассматриваться послезавтра?

– Совершенно верно. Я из кожи вон лезу, чтобы как можно скорее начать судебное разбирательство, – для моего клиента это имеет очень большое значение. Эддикс может позволить себе стричь купоны. Мой клиент вынужден работать.

– Вы не пытались склонить Эддикса к компромиссу?

– Я сделал все возможное, чтобы хоть как-то повлиять на Эддикса. Не знаю, знакомы ли вы с ним.

– Нет.

– Короче говоря, он чрезвычайно упрямый человек. Он заявил мне, что у него есть улики, которые убедят кого угодно: именно миссис Кемптон стащила бриллиантовое кольцо и часы; и что он просто проявил великодушие и не стал возбуждать уголовное дело, но, если я потащу его в суд, он опозорит миссис Кемптон навсегда. Он сказал, что если она захочет устроиться на работу, не обращаясь к нему за рекомендациями, то он не будет иметь ничего против. Для этого ей всего лишь нужно соврать о своем последнем месте работы. Но если кто-нибудь напишет ему и спросит его мнение о миссис Кемптон, он будет откровенен.

– Я полагаю, – сказал Мейсон, – что вы просмотрели все законоположения о добросовестном заблуждении?

– Вот как раз этим я сейчас и занимаюсь, – ответил Этна. – Тут множество проблем – добросовестного заблуждения, наличия злого умысла, разумных оснований для написания подобных писем и много чего еще. В законе достаточно определенно это не сформулировано.

– Я хотел бы задать вам еще один вопрос, – сказал Мейсон. – Вспомните, не доводилось ли вам читать в газетах об исчезновении секретаря Эддикса, девушки по имени Элен Кэдмас?

– Я никогда не запоминаю, о чем там они пишут в газетах. Нет, не помню, – ответил Этна.

– Но вам что-нибудь известно о ее исчезновении?

– Только то немногое, что сообщила мне миссис Кемптон, – осторожно проговорил Этна.

– Вот теперь, – сказал Мейсон, – мы и подошли к тому, что мне нужно. Что именно рассказала вам миссис Кемптон?

– А что конкретно вас интересует?

– В данный момент я не могу поделиться с вами информацией по этому вопросу.

– В таком случае я в данный момент не могу поделиться с вами вообще никакой информацией.

– Ну хорошо, меня интересует, не связано ли увольнение миссис Кемптон с исчезновением Элен Кэдмас?

Этна надолго задумался.

– Элен Кэдмас совершила, как предполагают, самоубийство примерно за два дня до увольнения миссис Кемптон. У нас сложилось мнение, что если, поймите меня правильно, мистер Мейсон, я никого не обвиняю, что если нечто было похищено в особняке Эддикса, то гораздо больше оснований подозревать Элен Кздмас, а не миссис Кемптон. Я сейчас попытаюсь обосновать это предположение. Кольцо и часы были оставлены в спальне мистера Эддикса. Спальня была заперта. Ключ от нее был только у двоих – у миссис Кемптон и у Элен Кэдмас. Миссис Кемптон была экономкой, а Элен Кэдмас входила туда в связи с выполнением своих секретарских обязанностей. Собственно говоря, это были апартаменты из нескольких комнат: спальня, кабинет, ванная и небольшое помещение для животных. На данный момент, мистер Мейсон, это все, что я могу вам сообщить.

– По какому телефону я мог бы связаться с вами сегодня вечером?

– Я буду в конторе еще час или два. Мой домашний телефон Вест девятьсот семь двести одиннадцать.

– Огромное спасибо, – сказал Мейсон, – возможно, – я позвоню попозже.

Мейсон положил трубку. Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.

– Я полагаю, – сказал Мейсон, – твой невысказанный вопрос связан с желанием знать содержание моей беседы с мистером Джеймсом Этной.

– Мой невысказанный вопрос, – ответила она, – связан с желанием знать, когда же мы наконец поужинаем.

– Прямо сейчас, Делла, – рассмеялся Мейсон. – И сразу же после ужина отправимся к мистеру Эддиксу и выясним, что именно он собирается нам сообщить, и если случайно – пойми, Делла, это все равно что найти в полном мраке дробинку, один шанс из тысячи, – и если мы случайно найдем в греческой вазе в холле кольцо стоимостью пять тысяч долларов и платиновые часы стоимостью тысяча долларов, то заставим надменного и имеющего, похоже, садистские наклонности миллионера прижать хвост.

– Прекрасно, – сказала Делла Стрит, – но я думаю, что не стоит заниматься этим на пустой желудок.

– Вот это точно. Где бы ты хотели перекусить?

– Там, где мне подадут огромный бифштекс с маслом и петрушкой, и, раз уж мы собираемся с визитом к миллионеру, я думаю, мы сможем позволить себе такую роскошь, как французская булочка, поджаренная до хрустящей коричневой корочки и посыпанная тертым чесноком.

– Несомненно, – серьезно заявил Мейсон, – мы должны сполна наслаждаться теми редкими удовольствиями, которые предоставляет нам наша профессия. Ведь если бы мы составляли завещание для мистера Эддикса и он вызвал бы нас для консультации по деловому вопросу, мы были бы вынуждены отказаться от чеснока, Делла.

– О, само собой, – согласилась она, и глаза ее блеснули, – но при сложившихся обстоятельствах, принимая во внимание и то, что я сегодня работала до позднего вечера, ты мог бы заказать мне еще и бутылочку красного кьянти – к бифштексу и булочке с чесноком.

– Что ж, договорились, – сказал Мейсон. – И позвони перед уходом мистеру Мортимеру Херши, сообщи ему, что мы сможем приехать к мистеру Эддиксу сегодня в девять тридцать вечера.

– Может быть, если он еще не ужинал, посоветовать ему съесть немного чеснока, чтобы, учитывая сложившиеся обстоятельства, он мог получить большее удовольствие от общения с нами?

– Нет, – сказал Мейсон, – мы не настолько хорошо его знаем.

– Но ведь узнаем? – спросила она.

– О, несомненно, – пообещал с улыбкой Мейсон, – но он никакого удовольствия от этого не получит.

4

Мейсон плавно затормозил перед коваными железными воротами, сквозь прутья которых виднелась широкая дорожка, усыпанная гравием.

Охранник, с большой шерифской звездой на груди, мощным электрическим фонарем в руке и револьвером в кобуре, прицепленной к набитому патронташу, стоял сразу за воротами.

Яркий луч фонаря осветил салон автомобиля.

Мейсон опустил стекло.

– Что вам здесь нужно? – спросил охранник.

– Во-первых, – ответил Мейсон, – мне нужно, чтобы вы не слепили мне глаза фонарем.

Луч скользнул в сторону, затем фонарь погас.

– А во-вторых, мне нужно видеть Бенджамина Эддикса, – продолжал Мейсон.

– А я хочу знать, – пробурчал охранник, – нужно ли Бенджамину Эддиксу видеть вас.

– Он уверял, что очень нужно.

– Имя?

– Перри Мейсон.

– Ждите здесь, – сказал охранник, – и не вздумайте вылезать из машины. Сидите и ждите, пока я не позвоню в усадьбу.

Он подошел к телефону, спрятанному в углублении одной из квадратных каменных колонн, на которых крепились ворота.

– Здесь живут милые, дружелюбные и очень гостеприимные люди, верно ведь? – сказал Мейсон Делле Стрит.

– Ну, это, может быть, вынужденные меры. Место здесь довольно уединенное, и, кроме того, шеф, похоже, мистер Эддикс очень богат. Мне кажется, он должен опасаться воров.

Охранник повесил телефонную трубку и нажал на кнопку – тяжелые ворота на отлично смазанных петлях начали медленно открываться.

Охранник подошел к машине.

– Все в порядке, – обратился он к Мейсону, – мистер Эддикс вас ждет. Поезжайте прямо по этой гравийной дорожке, никуда не сворачивая. Когда подъедете к главному входу – это там, где большие колонны, – остановите машину прямо у каменной лестницы. Вас будут встречать. Машину оставите там. По дороге не останавливаться и из машины не выходить. Все понятно?

– Все понятно, – сказал Мейсон, – хотя меня не слишком-то вдохновляет столь сердечная встреча. А что будет, если мы выйдем из машины?

– Много чего.

– Ну например?

– Ну, вы пересечете, к примеру, невидимые лучи сигнализации, а как только вы это сделаете, тут такое начнется, что вы и представить себе не можете! Вой сирен, прожектора. Кроме того, автоматически откроются двери собачьего питомника и сторожевые собаки будут выпущены на волю. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал. Если вам хочется поэкспериментировать, то вперед – можете проверить сами.

Охранник вернулся на пост.

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

– Мне кажется, мистер Эддикс превосходно организовал свою защиту. Недостаток гостеприимства он, похоже, решил компенсировать прекрасной технической организацией.

Адвокат переключил передачу, и машина скользнула в ворота. Под шинами шуршал гравий широкой, плавно изгибающейся дорожки; неискушенному наблюдателю казалось, что ухоженная территория вокруг представляет множество возможностей для уединения.

Через несколько мгновений перед ними возникли смутные очертания огромного каменного дома, смягченные вьющимся то тут, то там плющом.

– Да, – сказал Мейсон, – перед нами типичный образец элегантной архитектуры федеральной тюрьмы.

Он затормозил у ступенек парадного входа.

Каменное крыльцо было залито ослепительным светом. Где-то позади захлебывались диким лаем собаки.

Мейсон заглушил мотор, выключил фары и, открыв дверцу, пошел вокруг машины, чтобы помочь выйти Делле. Она, не дожидаясь его, сама распахнула дверцу и быстро взбежала наверх по ступенькам каменной лестницы.

Огромная дверь особняка отворилась, и появился Натан Фэллон.

– Добро пожаловать в Стоунхендж, – поприветствовал он гостей.

– Стоунхендж? – удивленно переспросила Делла Стрит.

– Да, именно так называется особняк, – ответил Фэллон, – он довольно большой, мисс Стрит. Здесь достаточно места для удовлетворения всех потребностей мистера Эддикса – для приема гостей, для работы, для экспериментов с животными.

– Да, кстати, а с какой целью проводятся эксперименты, о которых вы упомянули? – спросил Мейсон.

Натан Фэллон больше не пытался демонстрировать любезность. Он перестал улыбаться и молча посмотрел на Мейсона сквозь толстые линзы своих очков.

– Не ваше дело, – отрезал он.

На мгновение воцарилась тишина, затем Натан Фэллон сделал шаг назад и жестом пригласил их войти.

– Прошу вас, – произнес он.

Они вошли в гостиную, в могучем тяжеловесном убранстве которой варьировался все тот же мотив федеральной тюрьмы.

Справа в дверях отдернулась портьера – там стоял, наблюдая за ними, худощавый человек.

У него были серо-голубые, абсолютно ничего не выражающие глаза – такие большие, что, когда он моргал, веки, казалось, опускались неестественно медленно, как у совы. Затем, когда огромные выпуклые глаза вновь открывались, они напоминали объективы двух фотоаппаратов, снимающих все происходящее на пленку.

– Добрый вечер, – произнес мужчина, неуловимой интонацией ясно дав понять, что это не обычное приветствие, а утомительная пустая формальность.

– Разрешите представить вам мистера Мортимера Херши, – сказка Натан Фэллон, – менеджера мистера Эддикса.

– Если я правильно понял, – произнес Херши, – это мисс Стрит, а в данный момент я имею честь беседовать с мистером Перри Мейсоном?

– Совершенно верно.

– Прошу вас, проходите.

Он провел их в комнату, которая оказалась своего рода гибридом библиотеки и громадного офиса.

Посреди комнаты стоял массивный стол длиной добрых пятнадцать футов. Вдоль одной из его сторон были выстроены удобные кожаные кресла.

Однако, как бы ни был огромен стол, сами размеры комнаты были таковы, что он не доминировал над окружающей обстановкой. Три стороны комнаты занимали книжные шкафы. Над ними висели полотна, изображавшие сражающихся рыцарей.

На некоторых картинах закованные в латы всадники, наклонившись вперед с копьями на изготовку, атаковали друг друга. На других были изображены пешие рыцари, сошедшиеся в рукопашном бою, или тяжело вооруженные всадники, нападавшие на пехотинцев; на каких-то – лучники, выстроившись в боевой порядок, выпускали из длинных луков стрелы, дрожавшие в полете от собственной тяжести и неумолимой энергии движения и устремлявшиеся в сторону группы тяжеловооруженных рыцарей; кони ржали, агонизируя среди тел убитых пехотинцев и рыцарей, сжимавших алые от крови мечи и щиты.

По всей комнате стояли большие кожаные кресла, в которых можно было устроиться с чрезвычайным комфортом. Перед каждым таким креслом имелась скамеечка для ног, а сбоку – неяркая лампа для чтения. Сама комната была освещена ровным светом скрытых ламп.

– Прошу вас, присаживайтесь, – пригласил их Херши и, проводив к столу, устроил так, что Мейсон и Делла Стрит сели с одной стороны, а Натан Фэллон и сам Херши – с другой.

– А теперь, – проговорил Херши, осторожно подбирая слова, – я хотел бы, мистер Мейсон, принести вам извинения от имени мистера Эддикса.

– За что?

– За то, что вас недооценили.

– Вы имеете в виду, что меня недооценил мистер Эддикс?

– Нет – Фэллон, – сказал Херши, неторопливо повернулся и, медленно подняв веки, в упор взглянул на Фэллона.

В его оценивающем взгляде было что-то нарочито презрительное, но на губах Херши застыла все та же улыбка.

Он снова повернулся к Мейсону.

– Отлично, – сказал Мейсон, – сначала меня недооценили, затем мне принесли извинения. Никакой нужды, впрочем, в этих извинениях не было.

– Ну разумеется.

Мортимер Херши выдвинул ящик стола, извлек оттуда пачку купюр и принялся нарочито медленно отсчитывать, пока перед ним не оказалось тридцать новеньких, хрустящих стодолларовых банкнот.

– Это за что? – спросил Мейсон.

– За дневники и фотографии, – ответил Херши.

– И для чего они вам нужны?

– Их хочет получить мистер Эддикс. Само собой разумеется, мистер Мейсон, вы должны понимать: мистер Эддикс никогда не подтвердит, что уплатил такую сумму за эти документы, а значит, и у вас не возникнет надобности в этом признаваться.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду вот что, – сказал Херши. – В бухгалтерских книгах мистера Эддикса не будет указано, что вам выплачены три тысячи долларов. В отчетности мистера Эддикса будет значиться, что вам возместили расходы в размере пяти долларов, потраченных вами. Остальные три тысячи долларов будут носить характер подарка, сделанного вам мистером Эддиксом. Таким образом, не будет никакой необходимости уплачивать с этой суммы налоги. Я ясно выражаюсь?

– О, вполне, – сказал Мейсон, – единственное, чего я не понимаю, так это нетерпения мистера Эддикса заполучить себе фотографии и дневники.

– У него есть на то свои причины.

– Вы знаете, – сказал Мейсон, – мне предпочтительнее было бы обсудить этот вопрос лично с мистером Эддиксом. Я полагал, что еду на встречу с ним. Только ради этого я сюда приехал.

– Мистер Эддикс просил передать вам свои извинения. Он нездоров.

Мейсон покачал головой.

– Я приехал сюда, чтобы встретиться с Бенджамином Эддиксом. Вы утверждаете, что он нездоров и не может сюда прийти. А я еще раз повторяю вам, что приехал специально ради встречи с ним. И хочу говорить с ним лично.

– Если вы настаиваете, – сказал Херши, – то не сомневаюсь, что мистер Эддикс согласится поговорить с вами. Но, как бы то ни было, могу заверить вас, мистер Мейсон, что это предложение окончательное. Мистер Эддикс не добавит ни цента. Вам остается или принять его, или отклонить.

– Прекрасно, – тут же ответил Мейсон, – я его отклоняю.

– Вы слишком уж поспешно отклоняете серьезные предложения, – сказал Херши.

– Ну, если вы предпочитаете, чтобы я сформулировал отказ более дипломатично, – с улыбкой проговорил Мейсон, – то я вынужден констатировать следующее: исходя из того факта, что я нахожу дневники в высшей степени интересными, а также принимая во внимание тот факт, что в них, как мне кажется, содержится ключ к разгадке одной тайны, я не имею ни малейшего желания с ними расставаться.

– Ключ к разгадке тайны?

– Ключ к разгадке тайны, – подтвердил Мейсон.

– К разгадке какой тайны, позвольте вас спросить?

– Спросить я вам, конечно, позволю, – сказал Мейсон, – а вот отвечать не стану. Ответ на этот вопрос я приберегу лично для мистера Эддикса.

– Видите ли, мистер Мейсон, это причинит мистеру Эддиксу определенные неудобства, но тем не менее я охотно передам ему ваши слова. И я нисколько не сомневаюсь в том, что он захочет лично с вами встретиться. Подождите, пожалуйста, одну минуту.

Херши повернулся и посмотрел на Фэллона.

Натан Фэллон подскочил в кресле словно от удара током, быстрым широким шагом пересек комнату и скрылся за занавешенной дверью.

Херши взглянул на три тысячи долларов, в сотенных купюрах, сложил их в соблазнительного вида пачку и протянул Мейсону. Тот отрицательно покачал головой.

Херши открыл ящик стола, бросил деньги обратно, задвинул ящик и, сложив руки перед собой на столе, замер в полной неподвижности.

Через мгновение тяжелые портьеры в дальнем углу комнаты раздвинулись, и коренастый широкогрудый мужчина, прихрамывая и тяжело опираясь на палку, вошел в комнату. Лицо его было забинтовано, а глаза скрывались за темными очками. Забинтована была почти вся правая сторона лица и часть левой. Слева повязка была закреплена на чисто выбритой коже кусочком пластыря, однако было заметно, что под бинтом, там, где кончалась выбритая щека, росла иссиня-черная борода.

Лицо под повязкой разглядеть было трудно, но челюсть казалась довольно тяжелой, а низкий лоб венчала копна черных, коротко остриженных волос.

– Мистер Бенджамин Эддикс, – представил его Херши.

Кивнув, Эддикс сказал:

– Здравствуйте, здравствуйте! Прошу прощения, я не вполне здоров.

В сопровождении Натана Фэллона он прохромал через всю комнату и протянул руку.

– Мистер Перри Мейсон, – представил Херши.

– Рад видеть вас, мистер Мейсон. Много слышал о вас. Следил по газетным отчетам за несколькими вашими процессами.

– А это мисс Стрит, секретарша мистера Мейсона, – продолжал Херши.

– Добрый вечер, мисс Стрит. Очень рад вас видеть. Прошу прощения, я весь перебинтован. Я, знаете ли, занимаюсь экспериментами с животными, а это не всегда благоприятно отражается на здоровье. – Забинтованное лицо исказилось кривой ухмылкой. – Одна из этих чертовых горилл, – Эддикс говорил с трудом из-за мешавшей ему повязки, – схватила меня за пиджак, когда я слишком близко подошел к ее клетке, и не успел я его скинуть, как она дернула меня за руку и потащила к решетке. Я рванулся назад и попытался высвободиться, пнув ее, но она крепко стиснула мою ногу, да еще оцарапала меня и поставила несколько синяков. В общем ничего страшного, но вид у меня теперь не слишком представительный.