Текст книги "Дело обеспокоенного опекуна"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Эрл Стенли Гарднер
«Дело обеспокоенного опекуна»

Глава 1

Войдя в кабинет, адвокат Перри Мейсон улыбнулся своей секретарше:

– Что сегодня интересного в почте, Делла?

Делла Стрит оторвалась от пачки писем, сложенной на рабочем столе Мейсона, и многозначительно посмотрела на шефа.

– Все как обычно. Люди все время чего-то хотят.

– И чего именно они хотят?

– Чтобы вы провели переговоры, написали деловые письма, разузнали подробности личной жизни знаменитостей…

– Ну, ладно. Что еще нового?

Делла трагически закатила глаза, изображая преувеличенную тревогу.

– Если вы не хотите, чтобы Герти окончательно потеряла способность что-либо соображать, срочно избавьте ее от общества Керри Даттона.

– А это еще кто такой?

– Молодой человек, весьма элегантно одетый. У него греческий профиль, прямо камея Гонзага, вьющиеся волосы, серые глаза и очень красивые губы. Своими широкими плечами, тонкой талией и всем прочим он может свести Герти с ума. Она уже не в силах отвести от него глаз…

– И чего хочет этот Даттон?

– Секрет. Его визитная карточка гласит: «Советник по капиталовложениям». Он сказал лишь, что хочет видеть вас по делу, весьма деликатному и сугубо личному. Боится огласки.

– Я не собираюсь заниматься никакими капиталовложениями. Я не…

– Он к вам по делу, – прервала его Делла.

– Моя специальность – дела, связанные с убийствами, и уголовные процессы. За каким чертом мне становиться советником советника по инвестициям?

– Мне он кое о чем намекнул, – сказала Делла.

– Рассказал, в чем суть его вопроса?

– Нет, только то, что это очень личное дело, требующее полной конфиденциальности.

– Его возраст?

– Тридцать – тридцать два.

– И я полагаю, – сказал Мейсон, – его туфли отполированы до зеркального блеска, у него свежий маникюр, галстук безукоризненно подобран к костюму и весь его облик безупречен.

– Не кажется ли вам, что описанный только что вами портрет не слишком отвечает классическому образу консультанта по капиталовложениям?

На мгновение Мейсон задумался.

– Черт возьми! – сказал он. – Надеюсь, он не собирается впутывать меня в темное дело. Что ж, примем его, – надо ведь спасти Герти.

Делла вышла в приемную и вернулась в кабинет вместе с посетителем.

– Мистер Даттон, мистер Мейсон, – представила она мужчин друг другу.

Мейсон окинул вошедшего оценивающим взглядом, затем вышел навстречу ему из-за стола. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Даттон сказал:

– Я очень благодарен, мистер Мейсон, что вы меня приняли без предварительной записи. Мое дело не терпит отлагательств…

– Прошу вас изложить его без лишних предисловий, – ответил Мейсон, любезным жестом предлагая посетителю сесть. – Боюсь только, что вы пришли не по адресу. Вы ведь занимаетесь размещением капитала?..

– А вы – защитой преступников, не так ли? – перебил его Даттон.

– Допустим…

– Значит, я попал туда, куда мне надо.

– Кто же преступник?

Даттон ткнул себя пальцем в грудь. Мейсон оглядел его более внимательно.

– Вы арестованы и отпущены на поруки?

– Нет! – Даттон покачал головой. – Пока еще нет. Я пришел к вам как раз потому, что не хочу попасть в тюрьму.

– Растрата?

– Да.

– Кто понес убытки?

– Дезире Эллис.

– В каком размере?

– Скажем, четверть миллиона долларов.

Мейсон опустил голову.

– Каждый преступник имеет право обратиться к адвокату за защитой… Но адвокат не имеет права стать соучастником преступления. После того, что вы мне сказали, мой долг – вызвать полицию.

– Не спешите, мистер Мейсон, вам известны еще не все факты.

– Я узнал вполне достаточно из ваших собственных признаний.

– Может быть, вы все же позволите мне закончить?

– В вашем распоряжении две минуты, – довольно резко ответил Мейсон, взглянув на часы. – Я очень занят, и ваши дела интересуют меня не больше, чем вы сами.

Даттон покраснел, но тем не менее продолжал:

– Темплтон Эллис, отец Дезире Эллис, был одним из моих постоянных клиентов. Он умер четыре года назад. В то время Дезире было всего двадцать три года, она вращалась в кругу людей, которые не нравились ее отцу. Поэтому в своем завещании он доверил мне управлять всем своим состоянием с тем условием, чтобы я обеспечивал дочь необходимыми средствами по моему усмотрению. Он даже дал мне право, если я сочту это разумным, расходовать основной капитал. Я мог свободно покупать и продавать любые акции и другие ценные бумаги, входившие в наследство.

– То есть Эллис-отец поручил вам распоряжаться состоянием дочери?

– Да. Он сделал это, чтобы защитить ее состояние от нее самой.

– Но принял ли он какие-нибудь меры для защиты интересов дочери от вас?

– Никаких!

Молчание Мейсона было достаточно красноречивым.

– Общая сумма наследства составляла немногим более ста тысяч долларов. За четыре года, прошедшие после кончины отца, я передал Дезире примерно сто тысяч долларов.

Мейсон нахмурился:

– Мне послышалось, вы говорили о растрате четверти миллиона?

– Да… в некотором смысле.

– Не понимаю.

– Отец Дезире, как я уже сказал, вовсе не запрещал мне заниматься биржевыми спекуляциями, хотя сам всегда был весьма осторожен в таких делах. В частности, у него был пакет акций компании «Стир ридж ойл энд рефайнинг компани», которые я продал, никому об этом не сообщив, как и бумаги других неперспективных компаний, к которым Темплтон по каким-то личным причинам питал слабость. Сумма, полученная мною после продажи этих акций, оказалась значительной, и я разделил ее на три более-менее равные части. Одну часть я вложил в надежные ценные бумаги; на вторую приобрел акции, которые, по имевшимся у меня сведениям, имели серьезные шансы повыситься в цене. На последнюю треть я приобрел земельные участки в районах, которые, на мой взгляд, должны были быстро развиваться. Позднее я продал все это с большой выгодой, и таким образом возникла сумма в четверть миллиона.

– А как же налоги? – спросил Мейсон.

– Выплачивал из доходов, которые получал от собственности, записанной на мое имя.

– Но разве вы не были обязаны ежегодно отчитываться наследнице о своих действиях?

– Я этого никогда не делал, и мисс Эллис никогда не требовала у меня отчета.

– Она не интересовалась, что стало с ее деньгами?

– Ей казалось, что она в курсе дел. Сейчас она уверена, что у нее не осталось ни цента, поскольку я ежемесячно давал ей не менее двух тысяч долларов с самого дня смерти ее отца.

– Две тысячи долларов в месяц? Она, наверное, что-то откладывала?

– Наоборот, у нее были долги. Нет большей простофили в денежных делах, чем Дезире! Она занимала у кого ни попадя. Тогда я положил все деньги на свое имя.

– Понимаю.

– Надеюсь, что так. – Даттон смотрел на адвоката с тревогой и надеждой.

– Вы совершили множество преступлений: растрату, присвоение имущества, злоупотребление доверием… – Мейсон переглянулся с Деллой, сидевшей в углу комнаты.

– Все это так, – подтвердил Даттон, – но я продолжаю считать, что поступил правильно.

– Чего же вы хотите от меня? – спросил Мейсон.

– Срок, указанный в завещании Эллиса, истекает через три месяца. Тогда я должен буду предоставить отчет о своих действиях и передать Дезире все деньги, которые у меня остались.

– А вы не в состоянии этого сделать?

– В том-то все и дело! – сокрушенно воскликнул Даттон. – Хотя бы потому, что все деньги вложены в банк на мое имя.

Мейсон окинул Даттона задумчивым взглядом и настойчиво попросил:

– Объясните, что вы ждете от меня.

– Я сделал все, что мог, для защиты интересов Дезире. Сто тысяч долларов – не такая уж большая сумма, но с точки зрения небогатого человека – довольно значительная. Еще при жизни отца Дезире полюбила общество длинноволосых молодых людей, которые не чистят ногтей и называют себя идеалистами крайне левого направления. Они были не прочь поживиться за ее счет, но при этом не признавали девушку своей, относились к ней даже как-то свысока. Дезире – натура слабая, чувствительная, она страдает от одиночества, ее так и тянет в плохую компанию… Темплтон надеялся, что за четыре года она научится лучше разбираться в жизни и людях.

– Ее отец составил завещание с целью защитить дочь от подобных типов?

– Да! Он хотел, чтобы я контролировал ее расходы. Стесненное таким образом финансовое положение Дезире должно было отпугнуть ее дружков и вынудило бы девушку искать общества равных себе. Это я понял из нашего с ним последнего разговора.

– Почему же вы не выполнили его волю?

– Я считал, что поступить так было бы неправильно. Я предпочел действовать по своему усмотрению в надежде, что ее «друзья», поверив, что она растратила все наследство, первыми бросят ее. Ведь если, с другой стороны, я смог бы провернуть такие выгодные сделки, о возможности которых Дезире даже и не подозревает, мне удалось бы щедрой рукой снабжать ее деньгами, которые она, без сомнения, столь же щедро тратила. И в конце концов стала бы изгоем в своей компании битников.

– И вы нарушили закон, рискуя сесть в тюрьму?

– Прошу вас, помогите мне избежать этого! Когда у меня появилась возможность объединить наследство мисс Эллис с моими собственными сбережениями, я пошел на это, и все деньги теперь положены на мое имя, но моя подопечная в подробности операции не посвящена.

– А если бы вы умерли? – спросил Мейсон.

– На здоровье я не жалуюсь и умирать в ближайшее время не собираюсь.

Мейсон испытующе посмотрел на клиента.

– Каждую неделю несколько сотен человек погибают в автокатастрофах. Никто из них не собирался умирать.

Даттон усмехнулся.

– Я не тот человек, чтобы сводить счеты с жизнью по воскресеньям.

– Вы еще очень молоды.

– Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в это слово. Мне тридцать два.

– А Дезире?

– Ей скоро двадцать семь.

– И вы так сильно ее любите?

– Что? Что вы говорите?! – воскликнул Даттон, вскакивая со стула.

– Перед вами открывались отличные профессиональные перспективы: вы, по-видимому, человек весьма способный. Но вы рискуете будущим, чтобы защитить Дезире от охотников за приданым! Мой дорогой, я адвокат, психология – мой хлеб, поэтому не лучше ли будет, если вы скажете мне всю правду?

Даттон вздохнул, бросил смущенный взгляд на Деллу Стрит и продолжил свою исповедь:

– Это правда, я люблю ее. Я всегда ее любил. Но ума не приложу, как ей в этом признаться!

– Почему же?

– Да потому что я для нее нечто вроде дядюшки, старшего брата, в какой-то степени – руководителя и наставника. Я не умею говорить на ее языке. Для всех этих бездельников – ее друзей, для всей этой грязной банды я являю собой нечто вроде престарелого пугала. В настоящее время она рассматривает меня просто как своего личного банкира.

– Четыре года назад вам было всего двадцать восемь лет, – заметил Мейсон, – и мистер Эллис обратился именно к вам, он не стал искать более солидного и опытного человека. Почему? Не потому ли, что уже тогда вы добились больших успехов в своей профессии?

Немного поколебавшись, Даттон ответил:

– По правде говоря, мистер Эллис чувствовал ко мне большую симпатию. Он полагал, что я окажу на Дезире благотворное влияние. В то время она спуталась с этой шайкой сумасшедших. Погналась за какими-то нелепыми фантазиями…

– Вы хотите сказать, что отец девушки лелеял надежду, что если Дезире будет вынуждена часто общаться с вами, то, вероятнее всего, ответит вам взаимностью?

Даттон снова покраснел.

– Верно, такая мысль приходила ему в голову. Он хотел защитить Дезире от нее самой и, возможно, думал, что я лучше, чем кто-либо, справлюсь с этой задачей. Он знал о моих чувствах к Дезире. Но результат получился прямо противоположный! Дезире видит во мне лишь старого скрягу. И наша разница в годах это еще больше усиливает.

– Значит, вы влюблены в нее примерно четыре года?

– Пять.

– И вы никогда ничего не говорили ей?

– Конечно, говорил, но в последние четыре года – нет.

– И как она реагировала на ваше признание?

– Она меня жалеет. Дезире считает, что я просто выдумал эту любовь; она не верит, что я действительно влюблен в нее, и предпочитает считать меня кем-то вроде старшего брата. Она даже заявила, что, если я снова об этом заговорю, нашей дружбе придет конец.

– И вы приняли ее ультиматум?

– Я решил подождать и посмотреть, чем все это кончится…

Мейсон перебил его:

– Эллис знал, что скоро умрет?

– Да. Врачи дали ему восемь месяцев, но прогноз оказался слишком оптимистичным – он не протянул и шести.

– И теперь вы поняли, что надежды, возлагавшиеся Эллисом на завещание, не оправдались?

– Все получилось наоборот. Несколько месяцев Дезире так злилась, что даже не хотела меня видеть. Она вбила себе в голову, что отец отрекся от нее, нанес оскорбление ее личности. Кричала, что отец хочет руководить ею даже из могилы. Она бушевала, как дикая лошадь. Дезире вообще терпеть не может никаких ограничений. Покажите ей забор, и она немедленно попытается его перепрыгнуть. Попробуйте подойти к ней с недоуздком, и она умчится прочь. А если ее загнать в угол, она будет лягаться и кусаться.

– И когда завещание было зачитано, ее раздражение обратилось против вас?

– Да.

– И вы решили распорядиться ее имуществом так, как мне рассказали, надеясь завоевать ее симпатию?

– Я хотел только одного: чтобы она не стала добычей охотников за приданым. Тут недавно объявился один претендент – редкостный бездельник. Он хочет жениться на ней только ради нескольких тысяч долларов, которые, по его мнению, останутся у нее от наследства после окончания срока опекунства.

– Вы не одобряете этот брак? – спросил Мейсон с улыбкой.

– Если она выйдет замуж за этого парня, я не знаю, что сделаю… Я способен его убить! – проговорил Даттон.

Мейсон задумчиво смотрел на него.

– Может, вам следовало быть более настойчивым? Хотя бы для того, чтобы продемонстрировать Дезире неизменность и надежность своих чувств?

– Я предпочел ждать.

– Вы ждали четыре года – и безрезультатно.

– Пять, – поправил Даттон. – Я надеялся, что со временем наша разница в возрасте как-то сгладится и она перестанет думать обо мне просто как о старшем брате.

– Хорошо, – заключил Мейсон, – хорошо, что вы ничего не скрыли от меня. Но если вы хотите, чтобы я представлял ваши интересы, вы должны выполнить три моих условия. Во-первых, я попрошу подписать чек на тысячу долларов – в качестве аванса; во-вторых, вы напишете завещание на все ценности, которые числятся на вашем счету, но фактически принадлежат Дезире и которыми вы завладели для того, чтобы сохранить их для нее. Тогда в случае вашей смерти она не потерпит ни малейшего ущерба. Говорить ей об этом необязательно.

– А третье ваше требование?

– Попытайтесь убедить мисс Эллис зайти ко мне – познакомиться и побеседовать. Мне бы этого очень хотелось.

– Зачем?

– Кто-нибудь должен сказать ей, что после окончания срока опекунства в ее распоряжении окажется большая сумма, чем она предполагает. И нужно, чтобы она знала почему. Если вы попытаетесь рассказать ей это сами, она может подумать, что вы строите из себя благодетеля; если же о вашей преданности ее интересам расскажу я, возможно, мне удастся превратить вас в героя в ее глазах.

– Только ни в коем случае не говорите о моих чувствах к ней!

– Не будьте глупцом! У меня не брачное агентство, а адвокатская контора, – прервал его Мейсон. – Вы обратились ко мне, чтобы я уберег вас от неприятностей, и я постараюсь это сделать. Ваши сердечные дела интересуют меня лишь постольку, поскольку они влияют на выполнение моего задания.

Даттон достал чековую книжку и принялся выписывать чек.

Глава 2

Когда на следующее утро Мейсон вошел в свой кабинет, Делла Стрит уже разбирала утреннюю почту. С минуту адвокат наблюдал за ее ловкими, профессиональными движениями.

– Спасибо, – неожиданно произнес он. Делла вскинула на него удивленный взгляд.

– За что?

– За то, что ты есть, – сказал Мейсон. – За то, что ты так замечательно справляешься со всеми этими делами.

– Спасибо. – Во взгляде Деллы промелькнула нежность.

– И как далеко мы продвинулись?

– Что вы имеете в виду?

– Не пытайся запудрить мне мозги, – улыбнулся Мейсон. – В нашей романтической истории, конечно.

– Дело Даттона?

– Ну да.

– Не так скоро, – сказала Делла. – Дайте человеку хоть немного времени.

– Как раз времени-то ему может не хватить, – заметил Мейсон, опускаясь в кресло для посетителей и не отводя глаз от Деллы, которая стояла за столом и вскрывала письма, раскладывая их в три папки: срочные – на левый угол стола, требующие личного ответа адвоката – на середину, те, с которыми предстояло разбираться ей самой, – на правый угол.

– Хотите получить совет? – спросила она. Мейсон усмехнулся.

– Как раз потому я и завел этот разговор.

– Вам не пристало изображать из себя Купидона.

– Это почему же?

– У вас не то телосложение. Вы носите слишком много одежды, и, кроме того, у вас нет лука и стрел.

Мейсон улыбнулся еще шире.

– Продолжай.

– Порой, – произнесла Делла, тщательно подбирая слова, словно она заранее подготовила свою речь, – женщина долго общается с мужчиной и при этом видит его в той роли, какую он сам для себя определил, и, даже если он пытается подобрать ключ к ее сердцу, не рассматривает своего старинного друга в качестве героя-любовника.

– И в таком случае?

– И в таком случае, – продолжала Делла, – природа дает мужчине право взять инициативу в свои руки, и если он не воспользовался этим правом, совершенно очевидно, что женщина никогда не увидит в нем повелителя своего сердца.

– Ну и?..

– Но кое-что может окончательно разбить все надежды на взаимность. Если появится кто-то другой и возьмет инициативу…

– Произойдет то, что так точно описал Лонгфелло в поэме о Джоне Олдене и Присцилле, – закончил ее мысль Мейсон.

Делла Стрит кивнула.

– Хорошо, – сказал Мейсон. – Я получил штормовое предупреждение. Если я правильно тебя понял, мне надо закопать в землю мою мужскую привлекательность.

Зазвонил телефон. Делла тотчас сняла трубку аппарата, стоявшего на ее столе.

– Хэлло! Герти? Хорошо… Сейчас спрошу. – Она повернулась к Мейсону: – Мисс Дезире Эллис у нас в приемной.

– А! – улыбнулся Мейсон. – Похоже, Даттон не терял времени даром!

– Но она не одна – ее сопровождают мистер и миссис Хедли… По-видимому, мать с сыном.

– Они что, хотят, чтобы я принял всех троих сразу?

Делла кивнула.

– Тут Герти успела прошептать кое-что. Мамочка, судя по всему, особа весьма решительная, у нее крысиное личико с обезьяньими глазками. А сынок – из битников, с бородой и манерами любителя спокойного джаза, от которых у нашей Герти по спине мурашки ползают. Ну, да вы ведь ее знаете. Она очень пристрастно относится к нашим клиентам.

– И как правило, ее оценки оказываются справедливыми, – сказал Мейсон. – Что ж, пусть войдут все вместе.

Передав Герти распоряжение Мейсона впустить посетителей, Делла открыла дверь в приемную.

Мистер Хедли вошел первым. Широкоплечий, рослый, бородатый мужчина. Его лицо выражало презрение ко всему, что его окружало в этой жизни. Он был одет в спортивную рубашку, распахнутую на волосатой груди, штаны с бахромой понизу, сандалии на босу ногу; пиджак перекинут через плечо.

За ним шествовала его мать – женщина лет пятидесяти, с такими пронзительными глазами, что они отвлекали внимание даже от непомерно большого носа между ними. Дезире Эллис замыкала шествие: блондинка чуть выше среднего роста, худощавая и загорелая, со спокойным взглядом голубых глаз.

– Доброе утро, мистер Мейсон! – сразу начал молодой человек. – Меня зовут Фред Хедли, это моя мать – Розанна Хедли и невеста – мисс Эллис.

Мейсон жестом пригласил всех сесть. Дезире настороженно разглядывала Деллу.

– Мой доверенный секретарь и правая рука мисс Делла Стрит. Она в курсе всех моих дел, – представил ее Мейсон.

Девушка кивнула. Пока Фред прочищал горло, слово поспешила взять его мать:

– Дезире посоветовали зайти к вам поговорить. Мы подумали, что это по поводу наследства…

– Кто ей посоветовал прийти ко мне?

– Опекун, мистер Керри Даттон.

Мейсон пристально взглянул в глаза Фреда Хедли:

– Вы его знаете?

– Мы встречались, – презрительно произнес молодой человек. – Старый скряга.

– Мистер Даттон мой друг, вмешалась Дезире. – Он пользовался полным доверием моего отца.

– Возможно, слишком большим доверием! – взвизгнула миссис Хедли.

– Видите ли, мистер Мейсон, – объяснила Дезире, – мой отец беспокоился обо мне. После его смерти осталась большая сумма денег. Он боялся, что я их сразу растрачу, и обратился к Керри, чтобы тот помог мне прожить без забот четыре года…

– Я понимаю, – довольно уклончиво сказал Мейсон. – Он что, подозревал у вас склонность к рискованной игре на бирже?

Мисс Эллис разразилась нервным смехом.

– Он еще и не то подозревал. Я думаю, мой отец считал, что я способна на любые авантюры.

– Мы явились сюда, – перебила ее миссис Хедли, – потому что подумали, что мистер Даттон согласился наконец передать деньги в фонд…

– Какой фонд? – Брови Мейсона поднялись.

– Это идея Фреда. Он хочет…

– Не нужно подробностей, мама, – прервал ее Хедли.

– Но мистер Мейсон должен знать все, Фред!

– В таком случае лучше предоставьте мне самому об этом рассказать. – Молодой человек обратился к Мейсону: – Я не мечтатель и не сумасшедший! Я реалист! При этом я знаком со многими поэтами и артистами. Возбуждаясь в ходе своей речи, он встал, подошел к столу Мейсона и оперся на него. – Наша цивилизация катится к гибели! Мыслящие люди уже понимают, что каждое государство должно обеспечивать возможности развития тем талантам, которые в нем рождаются. Но у нас гений не может развиваться, он умирает с голоду! Я знаю многих живописцев, поэтов, прозаиков, которые достигли бы невероятных высот, если бы могли позволить своим дарованиям спокойно созревать, не заботясь о хлебе насущном.

– А они не имеют такой возможности?

– Нет. Нет, потому что даже гению надо что-то есть. Никакой талант не выживет, если у тебя пусто в желудке.

– И у вас есть конкретные предложения? – спросил Мейсон.

– Моя мысль заключается в том, чтобы субсидировать юношей, подающих надежды… поэтов, писателей, художников, мыслителей… Мыслителей в особенности!

– Какого типа мыслителей?

– Политологов…

– И что для вас значит – политика?

– Вот к чему вы клоните, мистер Мейсон! Вы пытаетесь уколоть меня. Наверное, из-за моей бороды. Вы считаете меня сумасшедшим. Я не дурак, мистер Мейсон. Да, я поддерживаю идеи битников, но не хочу плыть по течению. Я слушаю джаз, но хочу заниматься делом.

– Каким, например?

– Я хочу думать.

Вы назвали мистера Даттона скрягой. Почему?

– Потому что он и есть скряга. Он узколобый, ограниченный человек. Он занимается только добыванием денег из воздуха. Времена меняются, мир переживает большие потрясения, уже нельзя мыслить по-прежнему!

Мейсон внимательно посмотрел на Дезире:

– Вы собираетесь финансировать это дело?

– Я бы очень хотела, но сейчас у меня нет ни малейшей возможности. Я говорила Фреду, что растратила практически все отцовское наследство! Теперь я очень сожалею о своей расточительности. Порой мне даже хочется, чтобы Керри Даттон был более суров со мной и не давал мне денег сверх того, что следовало по завещанию отца.

– То есть?

– Ну, чтобы он не разрешал мне швырять деньгами.

– А вы, значит, швыряете?

Дезире слегка пожала плечами.

– Я брала деньги на путешествия по Европе, на покупку нового автомобиля, одежды и прочего… Стоит только начать тратить, и деньги мгновенно исчезают!

И мистер Даттон ни разу вам не отказал?

– Я думаю, он решил без лишних пререканий выплачивать мне содержание из оставленного отцом наследства, пока деньги не кончатся.

– И тогда бы у вас ничего не осталось? – подытожил Мейсон.

– Да, тогда бы я осталась без гроша. И должна была бы серьезно задуматься над тем, как жить дальше.

– У вас были претензии к мистеру Даттону? – спросил Мейсон.

– Претензии? – повторила Дезире, смеясь. – Да, конечно, постоянные претензии.

– Он давал вам слишком много денег?

– Нет, он, на мой взгляд, давал мне их недостаточно. Я не раз говорила ему, что, может быть, мне осталось жить меньше четырех лет, и было бы разумнее воспользоваться деньгами сейчас, чтобы испробовать все доступные человеку радости жизни.

– Если вы хотите знать мое мнение, мистер Мейсон, – произнес Фред, – то Даттон плохо справился с данным ему поручением. Если бы он занял более твердую позицию по отношению к Дезире, не позволяя ей транжирить деньги, у нее теперь были бы средства для воплощения в жизнь моего проекта.

– Но я этого вовсе не хочу, – сказал Мейсон с самой добродушной улыбкой.

– Чего вы не хотите? – удивился Хедли.

– Знать ваше мнение.

Хедли густо покраснел и не нашелся, что ответить.

– Короче… Что вы хотели нам сообщить, мистер Мейсон? – вмешалась миссис Хедли.

– Ничего.

– Ничего?!

Мейсон развел руками.

– В таком случае, что же мы здесь делаем? – спросил Хедли.

– Быть может, у вас есть что мне сказать? – поинтересовался Мейсон с невинным видом.

Посетители переглянулись, и Дезире Эллис сказала:

– Керри Даттон позвонил мне вчера и сказал, что срок опекунства истекает и он пригласил вас в качестве своего поверенного и считает для меня полезным познакомиться с вами.

– И он предложил вам привести с собой семейство Хедли?.

– Нет, это была моя идея.

– Я не понимаю, зачем нужен адвокат, если после истечения срока опекунства не останется денег, – сказала миссис Хедли. – Нужно просто передать Дезире остатки наследства. Она сама, без адвоката, во всем разберется.

– О, это не так просто. Нужно провернуть целую кучу формальностей, – перебил ее сын. – Я-то догадываюсь, зачем ему понадобился адвокат, только вот мне непонятно, почему он захотел, чтобы Дезире пришла к вам именно сегодня?

– Вероятно, ему не приходило в голову, что вы можете явиться втроем, – предположил Мейсон.

– Может, и так, – согласился Хедли. – Из звонка мистера Даттона мы поняли, что у вас есть какая-то конфиденциальная информация. У Дезире должно остаться около пятнадцати тысяч долларов. Этого, конечно, недостаточно для осуществления нашего проекта, но все же хоть какой-то начальный капитал. Дезире, само собой, придется пойти на некоторые жертвы, но она в любом случае собиралась это сделать. Лично я считаю, что сейчас Дезире стыдно за потраченные впустую деньги, когда они могли послужить настоящему делу.

– На каком основании вы полагаете, что остаток составляет пятнадцать тысяч долларов? – поинтересовался Мейсон.

– Мы знаем сумму, которая была вначале, и знаем, сколько Дезире уже получила. Вычисляем проценты, и у нас выходит…

– Сколько денег вы получили за последнее время, мисс Эллис? Я надеюсь, это не секрет?

– Господи, да конечно нет! – сказала девушка. Потом она вдруг вскинула на адвоката удивленный взгляд. – Разве Керри Даттон вам не сообщил?

– У нас была только предварительная беседа, мы не входили в детали.

– Вы получили отчет? – Пока еще нет.

– Последние четыре года я получала по две тысячи долларов ежемесячно. Но два месяца назад Керри дал мне понять, что после подведения итогов меня ждет сюрприз. Подсчитав все, я пришла к выводу, что речь идет о пятнадцати тысячах.

– А сами вы его об этом спрашивали?

– Я много о чем его не спрашивала, – сказала она с какой-то горечью в голосе. – Он звонил мне по телефону, присылал чеки. Он… он не одобрял…

– Чего не одобрял?

– В первую очередь мою дружбу с Хедли, – довольно резко ответила мисс Эллис. – Потом, ему вообще не нравилось, как я живу.

– Вы тратили по две тысячи в месяц? – спросил Мейсон, поднимая брови.

– Кроме последних месяцев. Я начала задумываться о том, как жить дальше, и стала понемногу откладывать.

– Если вы откажетесь от квартиры, которую снимаете сейчас, и переедете в более скромную – вообще постараетесь вести более экономную жизнь, то можете по крайней мере эти пятнадцать тысяч оставить неприкосновенными для Фреда и его организации, – сказала миссис Хедли сухо.

Дезире опустила голову.

– Я всей душой за Фреда и его проект, но мне бы хотелось вложить часть денег в акции, чтобы обеспечить свое существование. Я все-таки привыкла к комфорту…

– Что?! – воскликнул Фред в изумлении. – Ты собираешься играть на бирже? Ты? Имей в виду, ни один мыслящий человек не захочет подать тебе руки! Ты будешь пригодна лишь на то, чтобы день за днем стучать на машинке! Ты превратишься в колесико этой системы порабощения!

Мейсон усмехнулся.

– Давайте не будем пренебрежительно отзываться о секретарях, особенно в их присутствии, – сказал он. – Хороший секретарь – это бесценная жемчужина. И найти его так же нелегко, как заветную раковину в морской пучине. Мисс Стрит – моя правая рука, без нее я бы пропал.

– Рабы зарплаты, – скривился Хедли. – Человек заслуживает чего-то большего, нежели быть погребенным в рутине будней. Человеческое достоинство…

– Человеческое достоинство означает величие души. Обдумайте это на досуге. – Мейсон повернулся к Дезире Эллис: – Я не знаю, с какой целью мистер Даттон просил вас сегодня пожаловать ко мне. Я собираюсь представлять интересы мистера Даттона. И был бы рад поговорить с вами в любое время. – Мейсон сделал ударение на словах «с вами».

Она кивнула.

– Но, – сказал Мейсон, – в настоящий момент я выступаю в качестве адвоката мистера Даттона. И в его отсутствие считаю себя не вправе раскрыть вам что-либо, касающееся обстоятельств его дела.

– О! Не стоит делать из этого тайны! – воскликнула девушка, улыбаясь. – Я сама веду основные счета и знаю почти точно, как обстоят мои финансовые дела.

– Но Даттон, разумеется, должен представить полный отчет о своих действиях, – возразил Хедли.

Мейсон притворился, будто не услышал его замечания.

– В последнее время делались какие-либо новые инвестиции? – спросил он.

– Не думаю. Состояние отца было вложено в основном в биржевые бумаги и акции. Керри должен был постепенно их продавать, чтобы удовлетворить мои потребности в деньгах, но некоторые акции приносили довольно приличные дивиденды. Я как раз и занималась проверкой бухгалтерского учета по этим статьям.

– Когда вы намерены начать следить за биржевыми курсами, мисс Эллис?

– С завтрашнего дня.

Мейсон одобрительно кивнул и замолчал, всем своим видом показывая, что ему нечего больше сказать.

Фред Хедли поднялся, Дезире тотчас последовала его примеру, но миссис Хедли встала неохотно.

Когда дверь за ними закрылась, Мейсон обратился к Делле:

– Возможно, я нарушаю законы профессиональной этики. Боюсь, я буду смыт той же волной, из-за которой Керри Даттон потерял почву из-под ног.

– Вы хотите сказать, что готовы влюбиться в мисс Дезире Эллис? – с улыбкой спросила Делла.

– Человек слаб, но ему всегда хочется изображать Господа Бога. Эта девушка транжирит не только деньги, которые оставил ей отец, но и свою жизнь. Она связалась с радикально настроенными людьми, которые пишут интеллектуальные стихи и разглагольствуют на политические темы, но их жизненный опыт ограничен, а знания и эрудиция весьма поверхностны, и очень скоро мисс Эллис сама это поймет. Я только не представляю, как она поведет себя, когда узнает, что она гораздо богаче, чем полагает?