Текст книги "Любовь и другие иностранные слова"
Автор книги: Эрин Маккэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Ты уже сказал. – Я улыбаюсь. Он такой милый, когда волнуется.
– Нет, я имею в виду очень нравишься, – говорит он с предельной серьезностью. – Прям очень.
Я пытаюсь быстро расшифровать – перевести – «очень» на знакомый мне язык, потому что сейчас я совсем не знаю, что это значит на языке Стефана. Очень – это сильно, весьма, в большой степени. Но к чему такая серьезность? И как раз когда я, кажется, начинаю догадываться, он говорит:
– Джози, мне кажется, я могу в тебя влюбиться.
– Правда? – в изумлении спрашиваю я. Я действительно потрясена. – Почему?
– Почему? – Он почти смеется.
– Ну да. Я не спрашиваю, почему я. Я спрашиваю, почему ты так думаешь. Что можешь влюбиться. Это подразумевает, что в меня, поэтому я спрашиваю больше про «мог бы», а не про меня.
– Ну… – Он издал смешок. – Отчасти именно поэтому. То есть ты так разговариваешь! Я никогда не знаю, чего от тебя ожидать, и это прекрасно. Хотя иногда мне нужно время, ну, чтобы понять, что ты говоришь.
– Чтобы перевести, – говорю я. – Постоянно так делаю.
– Точно. Иногда мне совсем не нужно говорить. Ты словно всегда знаешь, что сказать, когда я не знаю. Ты клевая. С тобой весело. И интересно. И ты умная. И… – Он наклоняется ко мне, тянет руку к очкам, и я вздрагиваю. – Прости, – говорит он и снимает их с меня.
– Ты же понимаешь, что я не…
Он целует меня.
– …вижу без очков.
– Тогда закрой глаза, – говорит он и снова меня целует, и на этот раз я думаю о поцелуе, о его поцелуе, его губах, его языке, его зубах (мы сталкиваемся зубами), и все это так приятно. Очень мягко и гораздо плавнее, чем я думала. Так мягко, так плавно, что вовсе не бьет по моим чувствам, как я ожидала. Наоборот, успокаивает.
В конце концов он немного отстраняется и говорит:
– А теперь было бы неплохо и тебе сказать, что ты ко мне чувствуешь.
Да, было бы неплохо, почти говорю я. Отличная мысль, и как раз вовремя.
Он ждет, и глаза его горят в предвкушении. А я размышляю.
– Ты… это… как думаешь, ты могла бы в меня влюбиться?
– Можно я подумаю? Потому что мне хочется ответить правильно.
Я говорю так серьезно, как только могу, и Стефан в ответ улыбается своей заразительной улыбкой:
– Да. То есть если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы расстроился, но ты… Вот видишь, именно поэтому я думаю, что могу в тебя влюбиться.
И он снова меня целует. Поначалу мне нравится, но потом, должна признаться, я думаю больше о его вопросе и о том, как на него ответить, а не о его губах. Очень жаль. Я наверняка пропускаю отличный поцелуй.
Глава 12
Я просыпаюсь в 7:10 и вижу на телефоне целую гору сообщений. Примерно таких, как вот это, от Джен Ауэрбах:
Джен – мне, 12:53
Ты пропускаешь столько веселья! Позвони мне, когда получишь смс, но только после двух. Сейчас явно раньше, позвони после двух.
Я листаю смс: вот одно, которое Стефан написал, когда довез меня до дома и вернулся сам: спок ночи, Джози. Крутой был вечер. Спс.
Я улыбаюсь и пролистываю дальше.
Стью – мне, 7:03
Сара вчера меня бросила.
Я – Стью, 7:03
Стефан сказал, что может в меня влюбиться.
Стью – мне, 7:04
А ты что?
Я – Стью, 7:04
Мне нужно подумать.
Стью – мне, 7:05
Сара плакала.
Я – Стью, 7:05
А Стефан нет.
Стью – мне, 7:06
И я нет.
Я – Стью, 7:06
Мне нужно это услышать. Скажи тете Пэт, что я приду на завтрак. Встречаемся на кухне через 15 минут.
Я сижу у гранитной столешницы на кухне Вейгмейкеров и грызу тост с маслом. Кот Мозес вспрыгивает на соседний табурет – обычно там сидит Стью. Стью – ложножаворонок. Встает рано, но предпочитает никуда не ходить все утро, если есть такая возможность. Я макаю палец в нерастаявшее масло и даю Мозесу слизнуть, пока тетя Пэт не видит.
Я слышу, как Стью шлепает вниз по черной лестнице. Я быстро чешу Мозеса за ушами и сгребаю его в охапку, намереваясь безопасно переместить на пол. Но он извивается, и я теряю равновесие. Он прыгает. Мой табурет наклоняется, и я растягиваюсь у тапочек Стью в позе швейцарского армейского ножа: руки и ноги торчат в стороны под самыми разными углами.
– Доброе утро, – умудряюсь я выговорить, глядя снизу вверх и распутывая конечности.
– Впечатляет, – отвечает Стью, присаживаясь на свое место. – Даже по твоим меркам.
– Стью… Джози, – спешит мне на помощь тетя Пэт.
– Этот кот теперь и на пушечный выстрел ко мне не подойдет. – Я встаю на ноги и поправляю хвостик.
– Да я сам теперь побаиваюсь. – Стью таращится на меня в притворном ужасе.
Через пару минут мы снова на своих местах. Стью отвечает на вопросы, пережевывая и глотая хлопья. Мне это безразлично, я говорю на языке Жующего Стью.
– То есть ужин был так себе, – резюмирую я его рассказ. – А бал норм. А после бала что?
– Она пчмта взбслась.
Она почему-то взбесилась.
– Почему?
Он глотает, и я беру его за руку, чтобы он пока не зачерпывал. Да, я говорю на языке Жующего Стью, но сейчас мне бы хотелось услышать внятную речь.
Он отодвигает миску и смотрит прямо мне в глаза:
– Она сказала, что любит меня.
– А ты ей не ответил! – почти выкрикиваю я радостно, перебивая Стью.
– Ну да. Ага. Я не ответил.
– Я так и знала, – бормочу я себе под нос.
– Она убежала, и я побежал за ней, а раз мы покинули территорию, то уже не могли зайти обратно, и я повез ее домой, и она всю дорогу лила мне в уши свою желчь, перечисляла мои недостатки и, в числе прочего, сказала, что я не умею слушать, что мне наплевать на ее чувства, что я ее не люблю… Не слушала, когда я говорил, как она мне нравится, – он вздыхает. – Сказала, что я испортил лучший вечер в ее жизни.
– А ты что?
Он картинно пожимает плечами и неохотно признается:
– Я попросил у нее прощения и сказал, что, надеюсь, следующий бал пройдет для нее лучше.
– Ох, блин.
– Да, ей тоже не очень понравился мой ответ. Она заплакала.
Стью терпеть не может, когда девочки плачут. Он говорит, что ни один парень не знает, как себя вести в таких случаях, и что он всегда боится, что в итоге даст ей ключи от своей машины и пожертвует почку, лишь бы она не плакала. Говорит, что от такого общения предпочел бы воздержаться.
Я, естественно, спрашиваю его про машину и почки, и он отвечает:
– Пока что я остался законным обладателем всех трех.
– Трех? – спрашиваю я, а Стью придвигает хлопья поближе. – То есть ты предполагаешь, что третьей редкой почки у тебя нет.
– Уху, надбы пжверишь.
Ага, надо бы проверить.
– Мне он нравится, – говорю я Кейт в следующую субботу. Мы лежим на ее кровати, почти соприкасаясь головами, и смотрим на длинные изогнутые тени от фонарей и занавесок на стенах и потолке.
– Это прекрасно, Джози. А как ты думаешь, это может перерасти в любовь?
– Не знаю, – я только что рассказала ей про Стефана. – Как такое вообще можно предсказать? А тебе Джофф сначала тоже просто нравился, а потом ты поняла, что влюбилась?
– Не знаю, как объяснить, но… нет, я почти сразу знала. То есть, конечно, он сначала мне понравился, но уже очень скоро, да, скоро, я почувствовала нечто большее.
– Почему? Как? Как ты поняла? И, раз уж мы заговорили о нем, тебе что, правда Джофф сразу понравился?
– Джози, мы же договорились. Сегодня вечером – никакого Джоффа.
– Никакого Джоффа в числе присутствующих, – уточняю я.
– Когда я позвала тебя, ты сказала «никакого Джоффа», и я пообещала. Так что на разговоры это тоже распространяется.
– Я просто пытаюсь понять, почему ты выходишь за него замуж.
– Нет, не пытаешься. Ты хочешь опять поссориться из-за него. Я знаю, что он тебе не нравится.
Я приподнимаюсь на локтях.
– Я не думаю, что он тебе подходит.
– Мда? А кто же, по-твоему, подходит?
– Не Джофф.
– Например?
– Ну, выбери по своему вкусу. Я его осмотрю и сообщу о своем решении. А лучше позволь мне самой выбрать на этот раз.
– Джози, – говорит она и поднимает руку, словно она полицейский, а я – машина, которую она собирается остановить. – Я не собираюсь с тобой спорить, и Джоффа защищать тоже не собираюсь.
– Ты бы и не смогла. Ему нет оправданий.
Она снова делает этот жест полицейского, и мне это не нравится. Непохоже на нее. И потом повторяет – и это нравится мне еще меньше! – «Я не собираюсь с тобой спорить».
– Расскажи мне лучше про Стефана.
Пара секунд проходит в напряженном молчании, и я плюхаюсь обратно на кровать. Она следует моему примеру и передразнивает мой вздох, одновременно пихая меня локтем, чтоб я не обижалась.
– Я знаю, что ты пытаешься сбить меня со следа.
– Это невозможно. И все-таки я тебя люблю.
– Знаю, – я пихаю ее в ответ. – И я тебя люблю.
Мы говорим про Стефана и про то, что мне в нем нравится, пока не засыпаем где-то между его улыбкой и тем, как он целуется.
Утром я случайно слышу, как Кейт говорит с Джоффом по телефону.
– Мы отлично провели время. И знаешь, сработало! Я сказала именно то, что ты посоветовал, и сделала вот так рукой. Как ты показывал.
Что?!
– Просто потрясающе, – хихикая, добавляет она. – Видимо, у Джози впервые нашелся достойный противник.
Родители забирают меня от Кейт в девять сорок, и мы едем в церковь. Вместо приветствия я говорю им:
– Хочу, чтобы вы знали: я вряд ли смогу еще долго выдерживать Джеффри Стивена Брилла. И на свадьбу их идти не намереваюсь. И больше ни слова не скажу Джоффу, если Кейт и правда за него выйдет. Пожалуйста, уделите мне минутку своего времени и попробуйте представить, как весело будут проходить выходные в его обществе. Если вы испытываете тот же ужас, что и я, то поддержите меня и выступите против свадьбы. Одно его присутствие нарушит идеальную гармонию нашей семьи. Ну, что ж, перейдем к жизнеутверждающему повествованию о том, что я делала вчера вечером?
– Если не возражаешь, дорогая, – отвечает мама, и я не возражаю. Но про то, что Кейт устроилась работать инспектором полиции, я родителям не сообщаю.
Глава 13
Весь наш со Стефаном май уходит на подготовку к экзаменам, курсовые работы и финальные соревнования по бегу и бейсболу. Ни моя, ни его команда не занимают призовых мест, но любые школьники, участвующие в государственных состязаниях, все равно отвлекают всех от летаргического состояния, которое под конец года охватывает даже учителей.
К третьей неделе мая мы уже все устали и бродим по слегка притихшим коридорам, пытаясь разлепить глаза.
Тишина мне нравится.
Мы со Стефаном почти каждый вечер говорим по телефону. Несколько раз я ходила к нему в гости на ужин, и мы играли в компьютерные игры. Получается у меня ужасно, и Стефан не может скрыть улыбку всякий раз, когда наносит мне сокрушительное поражение. У меня он не был с самого выпускного, мы оба слишком заняты. И о возможной любви мы больше не говорили: находятся другие темы.
Я задала ему почти все тридцать семь вопросов, предназначавшихся для Джоффа.
Перед тем как спросить его про слово типи, я выбираю вот какой вопрос: «Тебе в руки попадает волшебное зелье, которое навеки вылечит всех людей от рака, если его выпьет кто-то, кого ты любишь. Но этот человек сразу умрет. Ты дашь ему зелье или нет?»
– Крутой вопрос, – говорит он мне, стоя у моего шкафчика. – Мне надо подумать.
Он думает всю ночь, а утром встречает меня на том же месте. Занятия в Кэпе закончились две недели назад, но я ранняя пташка, а потому прихожу в школу пораньше: помогаю моему бывшему учителю испанского проставлять оценки. А Стью просто спит допоздна.
Сегодня последняя пятница мая, последняя пятница учебного года, и в коридорах стало еще тише и даже мрачнее, чем обычно: идет затяжной дождь, такой трусливый, что ему не хватает смелости на гром или молнию, или хоть на что-нибудь поинтереснее собственно дождя.
Вваливается Эмми Ньюэлл, отлепляя от лица тысячи мокрых прядей.
– Забыла зонт? – спрашивает ее Стефан.
– Пф-ф-ф, – она проходит мимо, и Стефан хохочет.
Я убираю зонт в чехол и вешаю его в свой шкафчик.
– Итак, волшебное зелье, которое победит рак, если я попрошу любимого человека его выпить, – говорит Стефан и улыбается мне с непривычной многозначительностью. Мне кажется, я краснею – во всяком случае, мне становится жарко, – но стараюсь не думать об этом.
– Я бы не смог так поступить с тем, кого люблю.
– А знаешь, что было бы еще любопытнее? Что, если бы ты дал зелье любимому человеку, а он бы не умер, потому что это значит, что ты его и не любишь по-настоящему?
– Ну, что ж, я вполне уверен в своих чувствах к одному человеку, а потому в твоем шкафчике и нет зелья.
Мы украдкой целуемся, а потом идем в классную комнату. Интересно, каково бы мне было, если бы я была уверена в своих чувствах к нему? Не уверена, что смогла бы испробовать на нем зелье. С другой стороны, иметь возможность вылечить рак и не воспользоваться ею? Какой кошмар.
Стефан с ангельским терпением и великой непринужденностью ждет, пока я пойму, как отношусь к нему. Сегодняшним дождливым вечером он приходит к нам на ужин, но сначала ему приходится осмотреть папину коллекцию медицинских древностей, называет пулевые щипцы времен Гражданской войны «крутыми» и раз за разом раскрывает их и закрывает.
Его внимание привлекают синие и бурые стеклянные бутылки с истрепанными желтыми этикетками. Прославленная микстура Шаффнера от инфлюэнцы, Кровеочистительное средство доктора Бикнелля, Инжирный сироп Дуда для излечения констипации, безопасный для младенцев и взрослых в любых состояниях.
– Шарлатанство, – с полубезумной улыбкой объявляет мой отец.
– Так Джози говорит.
– Стефан, а ты догадываешься, что общего у всех этих лекарств?
Он трясет головой, и папа говорит:
– Героин.
– Да не может быть!
И папа кратко излагает нам леденящую кровь историю лечебных средств.
Стефан потом сказал мне, что, когда у него будет собака, он назовет ее Шарлатанством.
– И еще у меня будет кот по кличке Противоправный, – добавляет он.
Позже, когда дом затихает и выключают верхний свет, мы сидим со Стефаном в гостиной и целуемся, а потом еще немного целуемся. На губах остается приятное и мягкое ощущение, но в желудке у меня творится что-то странное. Как и в голове, когда я начинаю размышлять, что это такое: не боль, не тошнота, но какое-то смутное беспокойство внутри.
В итоге я отодвигаюсь от Стефана на диване и шучу – почти шучу, – что мне не хватает воздуха.
Чтобы закончить вечер и отослать Стефана домой, я привожу в качестве аргументов ранний подъем и долгую езду. Я сдала экзамены раньше остальных и завтра на месяц уезжаю в Мичиган, за четыре дня до официального окончания учебы. Я совсем не буду скучать по хаосу, которым наполнились коридоры: мальчишки орут друг другу «да!» и «круто!», все обнимаются целыми кучами, пол завален выпавшими из шкафчиков вещами.
Каждое лето с самого моего рождения родители на месяц снимали какой-нибудь дом на озере Мичиган в городке под названием Голландия. Основали его выходцы из Нидерландов, и среди них были чудовищно светловолосые предки дяди Кена и тети Пэт. Именно они познакомили моих сухопутных родителей с этим водным местом.
В городе Голландия находится колледж под названием Хоуп, чудовищно светловолосый двойник нашего Кэпа. Прошлым летом я взяла там курс по общемировой политике, а этим летом уже записалась на июнь на Экологию Нашей Изменяющейся Планеты. Учеба начинается в понедельник и продлится четыре недели. Я с нетерпением жду начала занятий, хотя название они могли бы выбрать и получше. Мне нравится, что каждый год путешествие идет по одному и тому же сценарию и что колледж, который может дать мне баллы по точным наукам, так хорошо вписывается в нашу размеренную жизнь даже вдали от дома.
– Поверить не могу, что тебя не будет здесь целый месяц, – говорит Стефан на пороге нашего дома, и я рассказываю ему про Стью, который уехал на два месяца: археологические раскопки в Кроу-Каньон, Колорадо.
– Я рад, что ты не поехала с ним. Месяц и то выдержать будет сложно. Не знаю, что бы я сделал, если бы ты уехала на восемь недель. Я правда буду скучать.
– И я буду скучать, – отвечаю я и добавляю, не подумав, что это прозвучит очень серьезно: – Обещаю, что там я подумаю о нас и скажу тебе, что чувствую, когда вернусь.
– Хорошо. Ты-то вроде про меня и так знаешь.
– Хм-м-м, – отвечаю я, улыбаясь: я знаю, что он примет это за «да», хотя на языке «Джози» это значит «Пока что мне совсем не хочется говорить, что я думаю. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться».
Я пока не получила временных водительских прав. А зачем стараться, если я могу куда угодно добраться пешком или попросить Стью или кого-нибудь еще из друзей подвезти меня? Когда мне не надо вести машину, я могу предаваться своим мыслям, которых не заглушает даже идеальный голос Денниса ДеЯнга в наушниках. Я пообещала Стефану, что подумаю о нем. До Голландии шесть часов езды, и, сидя в одиночестве на заднем сиденье, я обнаруживаю, что не могу думать ни о чем другом. И все же я не прихожу ни к какому выводу, кроме того, что диаметр папиной лысины со временем увеличивается.
Я продолжаю думать о Стефане, о сладких поцелуях и о тошноте в желудке всю дорогу до летнего дома, где, к счастью, ничего с прошлого года не изменилось: все то же белое здание с до блеска отполированными стенами и полами из тополя, мягкой мебелью в сине-белых тонах и огромным крыльцом. От крыльца к пляжу ведут тридцать две ступени. Мне ни разу не удавалось пройти по ним, не подцепив занозу. А в шлепанцах я вечно падаю.
Два дня я размышляю о своих чувствах к Стефану, прерываясь лишь на лекции по Экологии Нашей Меняющейся Планеты. Я бросаю этот курс после первого же дня. Приходится. У нашего лектора над верхней губой нависают капельки пота, и он говорит «патамушта» вместо потому что. К перемене я уже не слышу ничего, кроме этого слова, и оно доводит меня до белого каления.
В учебном отделе я перезаписываюсь на курс физиологии спорта: он тоже зачтется мне в Кэпе. Когда я рассказываю об этом папе за ужином, его это крайне забавляет.
– Может, расспросишь учителя про удержание равновесия и координацию? Заодно станешь учебным пособием для группы.
– Я не настолько неловкая, – протестую я и через два дня, оступившись на последней ступеньке крыльца, плюхаюсь на песок. И пребываю в тучном настроении, вдыхая аромат чужих носков.
– Вот молодец! – говорит папа, переступая через меня.
– Это все шлепанцы.
Деннис ДеЯнг помог бы мне встать. И Стефан, наверное, тоже.
Стефан – мне, 9:45
Только что услышал в машине Come sail away – подумал о тебе
Стефан – мне, 9:53
Загружаю Come sail away в плейлист – длинная такая песня, оказывается
Стефан – мне, 10:17
Скучаю – мои смс до тебя доходят?
Я сижу на физиологии спорта. Сегодня среда, третий день занятий. Я жду переменки, отвечаю Стефану. Пишу, что здесь учителя такие же, как в школе: во время уроков телефоны надо выключать.
Сегодня я впервые использую наше фирменное вечернее прощание:
Я – Стефану, 22:32
Думаю о тебе. Спокойной ночи.
Стефан – мне, 22:33
Я тоже. Спокночи.
Следующим вечером:
Я – Стефану, 22:32
Думаю о тебе. Спокойной ночи.
Стефан – мне, 22:33
Я тоже. Спокночи.
Следующим вечером:
Я – Стефану, 22:32
Думаю о тебе. Спокойной ночи.
Стефан – мне, 22:33
Я тоже спокночи.
Следующим вечером:
Я – Стефану, 22:32
Думаю о тебе. Спокойной ночи.
Стью – мне, 22:33
ДА ЛАДНО?
– Ох, блин, – кошусь я на телефон.
Я – Стью, 22:34
Не на ту кнопку нажала. Это Стефану.
Стью – мне, 22:35
Тили-тили-тесто…
Я – Стью, 22:36
Тесто сидит в одиночестве на пляже и пытается все обдумать.
Стью – мне, 22:36
Ты одна на пляже? Сейчас же 22:30.
Я – Стью, 22:37
Нет, я уже легла.
Стью – мне, 22:37
А почему сказала, что на пляже?
Я – Стью, 22:38
А почему ты сказал про тесто????
Стью – мне, 22:38
Это же ты замесила его со Стефаном.
Я – Стью, 22:39
Спокойной ночи, Стью.
Стью – мне, 22:39
Спокойной ночи, Джози.
Тесто или пляж. Должно же быть какое-то решение.
Глава 14
Я пошла на пляж нарочно, чтобы влюбиться.
Конечно, это правда лишь отчасти. Но из того, что я читала в романах, можно сделать вывод, что влюбляться на пляже проще и приятней, чем в бакалее или в торговом центре. Пока что я не замечаю, чтобы стало как-то проще. Всякий раз, когда я думаю о том, как скажу Стефану «Я тебя люблю», все во мне кричит, что это ложь. Я хочу сказать эти слова, но не могу. Вот не могу – и все тут.
Я наблюдаю за Россом и Мэгги, которые приехали на выходные, и вижу, как им друг с другом спокойно и хорошо. Он то и дело поднимает взгляд от книги. Она пытается сдержать улыбку, но не может. Я смотрю на родителей, когда они гуляют по пляжу, смеются, пихают друг друга локтями, задирают головы к небу. У меня со Стефаном нет того, что есть у Росса и Мэгги, что есть у моих родителей: глубокой личной связи, общего языка. Я умею говорить на языке Стефана, и мне даже нравится, но все равно этому надо было учиться. А ему приходится и того сложней. Учитывая это обстоятельство, я, видимо, не смогу признаться ему в любви.
Кейт и Джофф точно не говорят на одном языке. Ну, либо я этого не вижу. Они приехали на этой неделе, и у меня есть целых пять дней и вечеров для наблюдений. Я смотрю на них издалека. Он не отрывается от книг и постоянно говорит ей что-нибудь вроде «Тебе, возможно, будет это интересно» или «Мне кажется, тебе понравится эта формулировка». А потом он зачитывает что-нибудь вслух, будто ей пять лет. Если повезет, она даже поможет ему листать страницы.
Когда они не обсуждают работу и планы на свадьбу, Кейт бегает купаться, разбрызгивая вокруг себя воду с визгом и хохотом. Джофф сопровождает ее, но радуется скорее за нее, чем вместе с ней.
Выйдя из воды, они словно соревнуются, кто быстрее высушит волосы полотенцем. Побеждает Кейт. Я хихикаю с крыльца, наблюдая, как Джофф корчится и извивается, когда сестра намазывает его солнцезащитным кремом. Когда приходит его черед помогать, он особо не торопится, то есть ну вот совсем не торопится. Прикасается к Кейт так, словно она хрустальная (собственно, так и есть, насколько я могу судить), а потом осматривает ее со всех сторон и объявляет, что дело сделано. И снова читает ей вслух, пока она смотрит на озеро.
– Возможно ли, – спрашиваю я у папы, который сидит рядом со мной на крыльце, читая вчерашний выпуск «Вестника Голландии», – что Джофф – это такой Распутин, который загипнотизировал Кейт и заставил ее поверить, что она в него влюблена?
– Нет, – говорит он, не отрывая глаз от газеты.
– А я все-таки узнаю, почему ее к нему тянет.
– Да уж не сомневаюсь.
Четыре недели пролетают слишком быстро, и вот мы снова дома, в милом сердцу, хоть и безводном, Бексли. Сегодня четвертое июля, и я лежу на кровати Стью, уставившись в потолок и не видя ничего, кроме его неизмеримой пустоты.
– Должен же быть другой способ, помягче, сказать ему, что я вряд ли смогу в него влюбиться, – говорю я, и Софи вздыхает в восьмой, наверное, раз. Я уже сбилась со счета.
– Нет, такого способа нет. Просто скажи: «Я в тебя не влюблена». Так будет лучше, поверь.
– Но Стефан спрашивал меня не об этом. Он спросил, смогу ли я когда-нибудь полюбить его, и мне кажется, что не смогу. – Я приподнимаюсь на локтях. – Без обид, но тут мне нужен совет Стью.
– Мои советы лучше. Я всегда бросаю парней. А Стью часто оказывается пострадавшей стороной.
– Я хочу узнать и его точку зрения.
– Ну что ж, – она садится и надевает ботинки. – Можешь позвонить ему.
– Сеть плохо ловит.
– Или написать смс.
– Он получит его только вечером.
– …Или подождать месяц, пока он не вернется.
– Я не могу ждать месяц. Я даже двух часов не могу ждать.
Софи поворачивается ко мне. Она улыбается, но улыбка выходит грустная.
– Просто скажи Стефану, что не влюблена в него, но он тебе очень нравится и ты хочешь, чтобы вы остались друзьями.
– Но ты же не дружишь ни с одним из бывших.
– Ага, – смеется она. – Это никогда не срабатывает, но звучит-то отлично.
Она встает.
– Джози, просто пойди и скажи ему, а потом возвращайся. Я буду ждать.
Она уходит. Я откидываюсь на кровать Стью и достаю из кармана телефон.
Я – Стью, 03:47
Сейчас помощи от тебя никакой, а на потолке у тебя трещина. Я скажу дяде Кену, чтобы ее замазали. Не благодари.
Сегодня утром был парад. Я его пропустила: мы с родителями вернулись два дня назад. Так устали с дороги, да еще и вещи пришлось распаковывать, поэтому решили не идти смотреть салют, который был в центре вчера, а в Бексли будет сегодня вечером. Именно так я отговариваюсь, когда Стефан приглашает меня на оба события. Но вечно оттягивать момент нельзя: посоветовавшись с Софи (разговор получился кратким и бестолковым), я направляюсь к его дому.
Мы неловко обнимаемся при встрече (я очень рада, что в комнате сидит его маленькая сестренка), а потом идем на крыльцо. Он поддразнивает меня, что я совсем не загорела. Я читаю ему лекцию о раке кожи и описываю, подкрепляя рассказ жестами, как дважды в день наносила солнцезащитный крем широкого спектра применения.
– Я так скучал по тебе, – говорит он. – Ты подумала о том, о чем мы договаривались?
– День и ночь думала.
– И? – спрашивает он, придвигаясь для поцелуя, но я отклоняюсь в сторону и кладу руку ему на грудь. Этот жест понятен на любом языке мира.
– Ты мне очень нравишься, Стефан.
– Нравлюсь? Ты меня не любишь.
– Не люблю, – признаюсь я. У меня вырывается долгий печальный вздох. – Прости. Мне кажется, что я не чувствую к тебе любви и вряд ли почувствую в будущем. Но ты мне все равно очень нравишься. Отсутствие любви никак на это не влияет.
– Это другое.
– Нет, то же самое, – говорю я. – Ты мне нравишься ничуть не меньше, чем раньше. И я не говорю, что не хочу быть с тобой.
– На самом деле, я не понимаю, как мы сможем быть вместе. И прежде чем ты докажешь мне, что можем, – он грустно улыбается мне, – разреши спросить кое-что. Ты бы захотела быть с человеком, который только что сказал, что не сможет тебя полюбить?
– Но это же не все! Я же говорю, что ты мне нравишься. Очень нравишься.
Теперь по лицу Стефана видно, что ему не только грустно, но и больно. Я начинаю лихорадочно перечислять все его чудесные качества, и слова льются из меня, как во время того злосчастного первого бала.
– …и ты пишешь такие смешные и интересные штуки на Facebook, и у тебя такая красивая улыбка, и мне ужасно жаль, что сейчас она исчезла из-за меня, и… – Список продолжается, он включает в себя умение танцевать, доброту и его способности к спорту. – И ты хороший друг. Правда, очень хороший. Для меня даже больше, чем друг. Мне кажется, это ценно, и я не хочу это терять. Я не хочу терять человека, который мне ближе, чем друг. Я не хочу терять тебя.
– Прости, но мне кажется, – у него на глазах выступают слезы. И у меня тоже. – Мне кажется, ты уже потеряла. – Он прокашливается. Встает. – Мне пора.
Он заходит в дом и закрывает за собой дверь. И я иду к себе сквозь горячую и влажную пелену горя и всю дорогу всхлипываю Софи в трубку. У задней двери она прижимает меня к груди, и я рыдаю ей в плечо. Когда я отступаю на шаг, она тоже плачет. Я не успеваю спросить, в чем дело, и она объясняет сама: «Мне просто плохо, потому что тебе так плохо».
Я сижу в шезлонге у нас во дворе, прижав колени к груди и опустив на них голову. Вокруг темно, лишь лампы из гостиной бросают на меня свой слабый свет. Через несколько минут над верхушками деревьев к юго-востоку я увижу фейерверки и услышу приглушенный гул самых громких пушек.
Кейт приоткрывает дверь, проскальзывает наружу и садится в изножье моего шезлонга.
– Ты как?
– Все хорошо, – отвечаю я, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Мне грустно, но все в порядке.
– Жалко, что ты грустишь.
Она ждет подробностей, и ждать ей приходится недолго.
– И он удалил меня из друзей на Facebook, – говорю я под конец и с громким всхлипом опускаю голову на руки.
– Джози, – говорит Кейт, мягко сжимая мне колено. – Все наладится.
– Знаю, – бормочу я себе в руку. – Но сейчас мне очень плохо.
– А что самое плохое?
– Не знаю.
– А я знаю, – говорит Джофф. Я так поражена, что поднимаю взгляд. Да, так и есть: материализовался рядом с Кейт. И на колене у меня не ее рука, а его! Я медленно отползаю повыше.
– Сложно терять друзей, – говорит он, и, э-э-э-э, мне приходится с ним согласиться. Я киваю. – Особенно когда у тебя их не так уж и много.
– Что, простите? – почти ору я.
– Ну, Джофф, – нервно смеется Кейт.
– Я просто хотел сказать…
– У меня есть друзья, – я вытираю лицо ладонями.
– Да, конечно. Я просто имел в виду, что…
– Как мило, – я встаю с шезлонга. – Правда, очень мило.
По пути в комнату я рассылаю реплику Джоффа по смс, и почти сразу приходит ободряющий ответ. Я выкладываю его слова на Facebook и утром вижу, что почти весь класс, вся команда, знакомые по церкви и по Кэпу, а также дальние родственники, населяющие список моих друзей, считают Джоффа идиотом. Моя страничка превращается в стену для признаний в любви, нарисованных сердечек, смайликов с поцелуями и новых заверений в том, что Джофф неправ.
– Вот видишь! У меня есть друзья, – говорю я портрету Денниса ДеЯнга.
Но даже в минуты молчаливого торжества мое сердце все болит, а желудок словно проваливается в яму, когда я думаю о том, что не получила одного сообщения, которого мне так не хватает. Сообщения от Стефана. Он нравится мне ничуть не меньше, чем раньше, хоть я и не могу сказать, что влюблена.
