Текст книги "Твои сладкие губы"
Автор книги: Эрин Маккарти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 22
– Дьявол! – возмущенно воскликнул Рассел, обращаясь к полупустой парковке и удаляющемуся заду Лорел. Разговор прошел совсем не так, как он рассчитывал.
Он не собирался вымещать на Лорел раздражение, вызванное проступком Шона. Конечно, девушка пыталась лишь помочь, но понимание собственной несостоятельности в качестве воспитателя довело Рассела до белого каления. Он не может справиться с подростком!
Шон обратился за подмогой не к нему, а к Лорел, и от этого было вдвойне гадко на душе. Конечно, парень сблизился с его подружкой, делал под ее руководством домашние задания, учился языку жестов, но ведь это не превращало Лорел в его мамочку! Рассел чувствовал себя третьим лишним. Его прогресс в воспитании брата заключался только в постоянных сварах и взаимной холодности.
Предложение Лорел вписать ее адрес в качестве одного из мест проживания Шона было просто нелепым. Как будто Рассел мог позволить себе собственность на береговой линии! К тому же это вызвало странные ассоциации с семейной жизнью, и ассоциации эти Рассу не понравились.
Нет, не то чтобы совсем не понравились. Скорее напугали. Взрослый мужчина на содержании богатой жены, вот в кого бы он превратился, вздумай он жениться на Лорел.
Он был в отчаянии. Лорел появилась в жизни Шона всего несколько недель назад, и вот они уже дружат и делятся личными тайнами. Словно по мановению волшебной палочки парень стал меняться в лучшую сторону. И это после стольких безуспешных попыток Рассела найти с братом общий язык!
Черт, это было почти оскорбительно!
Рассел уныло оглядел парковку и здание школы. Он не мог навязать Шону свою дружбу, не мог предоставить ему Друзей и вернуть в привычное окружение. Он потерпел полный крах и не видел выхода из сложившейся ситуации. Родителей не воскресить, а завоевать доверие Шона никак не получалось.
Да что он делает не так?! Почему Лорел с легкостью справилась с задачей, представлявшейся ему совершенно невыполнимой? Когда Расс проявлял заботу о брате, тот попросту высмеивал эти неуклюжие попытки, замыкался в себе или отвечал яростным сопротивлением.
Рассел рывком открыл дверцу машины. Внутри было тепло: Шон завел мотор и включил обогрев. Когда старший брат уселся на водительское сиденье, парень бросил на него укоризненный взгляд:
– Ты довел Лорел до слез.
– Вовсе нет. – По крайней мере, Расс на это надеялся. Девушка выглядела оскорбленной и расстроенной, но, уходя, не плакала.
– Послушай, ты имеешь право срывать гнев на мне, можешь меня наказывать, если тебе так нравится. Но не срывайся на Лорел. Ведь это я дал директору ее телефон, так что вина целиком лежит на мне.
– Мои отношения с Лорел тебя не касаются! – отрезал Рассел, сожалея, что не может прокрутить события назад и все исправить. На работе был полный завал – шесть разных дел, и никакого прогресса ни в одном из них. А теперь он еще обидел девушку, которая стала ему очень дорога. Обидел, хотя совсем того не желал.
Шон молчал всю дорогу до дома, словно что-то обдумывая. Он не удостоил брата и взглядом, пока шел к входной двери, пока разувался и снимал куртку. Войдя в кухню, парень сразу направился к холодильнику, заглянул внутрь, пытливо изучая содержимое.
Тишина начинала угнетать Рассела. Неужели, думал он, Шону ничуть не стыдно за свой проступок?
– Так что произошло в школе? – бросил он пробный камень.
– Кажется, мистер Генри подробно тебе все разъяснил.
– По его тону было ясно, что он ни на йоту не поверил твоим россказням.
– Россказням, говоришь? Пусть будет так. Судя по всему, ты тоже для себя все решил. Тогда зачем сотрясать воздух, задавая вопросы? – Шон достал молоко, чтобы приготовить себе чашку какао. – Ты ведь никогда меня не слушаешь, никогда не интересуешься моим мнением. Тогда к чему это любопытство?
Рассел ошарашено смотрел на младшего брата, не до конца понимая, пытается ли тот его оскорбить или просто констатирует факт.
– Я интересуюсь твоим мнением, – промычал он не слишком уверенно.
– Совсем нет! Ты не обсуждаешь со мной вашу перепалку с Лорел, говоришь, что это меня не касается! Ты не прислушиваешься к моим словам. Тебе плевать, что я ненавижу эту дрянную школу! А хуже всего то, что ты ведешь себя так, будто мамы с папой никогда не существовало!
Вот так! Рассел на секунду прикрыл веки. Похоже, настало время для серьезного разговора. Время пряток прошло.
– Это не так, Шон…
– Так, Рассел, так. Когда мы в последний раз о них беседовали, а? Всякий раз, когда я начинаю эту тему, ты находишь отговорки типа «надо двигаться дальше, не стоит жить прошлым»! Да пошел ты в задницу! Плевать я хотел на твои умные советы! Я скучаю по маме! – На последнем слове голос Шона дрогнул, и он уронил голову, чтобы брат не мог видеть его глаз.
Рассел, присевший было на стул, вскочил и бросился к Шону:
– Прости, милый, прости. – Он обнял брата и прижал к груди. – Я знаю, что ты скучаешь по маме… Господи, я ведь тоже адски скучаю! Знаю, каково тебе приходится сейчас. Ты навеки застрял в моей поганой квартире, вынужден терпеть мой поганый характер и притворяться, будто все нормально. – Рассел говорил, не думая, слова сами слетали с языка. – Мне так жаль, так жаль.
Шон тихо шмыгал носом, словно пытаясь сдержать слезы, и Рассу хотелось взять на себя хотя бы часть боли, которая разрывала душу брата.
Он снова заговорил:
– Я знаю, что со мной тяжело.
– Вот это точно! – Шон отстранился, украдкой вытерев слезы пальцами.
Рассел знал, что заслужил эти слова, но все равно они иголочками впились в сердце, снова и снова подтверждая его несостоятельность в качестве родителя и друга.
– Пойми, я тоже на распутье. Я вообще не знаю, куда двигаться, словно разучился получать удовольствие от жизни. Просто делаю свое дело, чтобы хоть как-то заполнить будни. Я даже не замечал, что избегаю говорить о родителях. Думаю, это был мой личный способ смягчить боль потери.
– Отвратительный способ. – Шон вернулся к холодильнику и выудил из него коробочку с ванильным пудингом. Открыв крышечку, он тщательно ее облизал. – Ненавижу тебя за то, что ты продал дом родителей, даже не обсудив решение со мной! Зачем ты это сделал?
Потому что Расселу не хотелось возиться с этой старой развалиной, нуждавшейся в хорошем хозяине.
– В тот момент я считал, что это наилучший выход из ситуации. Содержать дом было чересчур накладно, он нуждался во вложениях и ремонте. А я… наверное, мне требовалось побыстрее похоронить прошлое.
– Ты должен был посоветоваться со мной, – упрямо сказал Шон. – Я не маленький ребенок, и мое мнение следовало учитывать. К тому же мне принадлежала половина дома.
Рассел впервые увидел ситуацию глазами младшего брата. Парень не только потерял родителей, он утратил все, что было знакомо ему с детства. Дом, соседей, друзей, родное окружение… Мучимый собственным горем, Рассел забрал у брата самое дорогое – привычную жизнь, предоставив взамен шаткое положение приживалки при вечно занятом полицейском.
– Может, ты и прав.
– Вот видишь! Ты сказал «может». Тебе и в голову не приходит, что я точно прав!
– Я наделал кучу ошибок, Шон. И думаю, наделаю еще больше.
Шон устало покачал головой совсем как взрослый:
– Это уж наверняка.
– Но мы остались вдвоем и должны как-то справляться. Я не смогу видеть ошибки, если ты на них не укажешь. – Рассел ждал с замиранием сердца. Он надеялся, что Шон протянет ему руку, доверится и поможет как-то наладить совместную жизнь, если поодиночке бороться с ситуацией не получается.
Парень долго молчал, буравя взглядом пол и постукивая ложечкой по стаканчику с пудингом. Легкая емкость могла перевернуться, но Рассел не посмел указать на это брату.
– То, что сказал мистер Генри… в общем, это правда. Я вступился за мальчишку, которого задирали козлы из старших классов.
Рассел кивнул, почему-то совершенно не усомнившись в словах брата:
– Я верю.
– Раз уж ты внезапно подобрел, может, помиришься с Лорел? Извинись, что вел себя как придурок. Я даже могу не путаться под ногами, пока ты будешь вымаливать прощение. – Шон сунул в рот ложку желтоватого пудинга, затем облизал губы. – Пожалуй, купи ей цветов или чего там полагается в таких случаях?
– Спасибо за совет, – сухо ответил Рассел. Шон усмехнулся:
– Тогда вот тебе еще один: женись на ней.
– Так, Купидон, умей вовремя остановиться. Зачем мне на ней жениться?
– Она умная, добрая и очень красивая. Разве ты сам не видишь? К тому же Лорел единственная женщина, которая способна терпеть твой несносный характер.
Рассел вдруг расхохотался. Возможно, братец был в чем-то прав.
– Знаешь, когда мне было семнадцать, мама призналась, что беременна. Помню, как странно я себя чувствовал. Знаешь, странная неловкость: что подумают люди, если мать решилась на второго ребенка в таком возрасте? А потом мама рассказала, что они с отцом ждали этой беременности целых пятнадцать лет. Ты был очень желанным ребенком.
– Правда? – недоверчиво спросил Шон, снова позабыв про пудинг.
Рассел пожал плечами, стараясь, чтобы тон был веселым и легкомысленным. Воспоминания давались нелегко.
– В общем, после этого признания я стал иначе смотреть на отношения родителей. Начал замечать, как они переглядываются со счастливыми улыбками, как нежно шепчутся на диване. Короче, я ждал появления младшего братишки не меньше, чем они сами. – Рассел помолчал и улыбнулся своим мыслям. – Как только ты родился, меня впустили в палату. Мама тихо плакала, а я еще подумал, что это совсем не удивительно. Ведь ты был таким уродливым.
Шон хмыкнул, хотя слушал, не отрывая от брата взгляда.
– Ты был красный, сморщенный, в какой-то слизи по всему телу. Волосы прилипли к голове, такие жиденькие, словно у старого деда.
– Бе-е!
– А глаза были такими водянистыми, – продолжал Рассел, уже увлекшись рассказом. – Но самой забавной была голова. Маленькая и сплющенная! Я только потом понял, что мама плачет от счастья, а поначалу очень испугался. Она смотрела на тебя с таким восторгом, что я навсегда запомнил выражение ее лица. Удивительное, словно у Девы Марии. – Расс помолчал. – За первый месяц жизни ты сильно изменился. Перестал быть уродливым, и я очень радовался.
Шон с досадой хлопнул рукой по столешнице:
– Жаль, я не могу рассказать подобную гадость и о тебе! – Рассел улыбнулся и вышел из кухни. Впервые он чувствовал надежду, что все наладится.
– Ты куда? – крикнул Шон.
– Пороюсь в кладовке. Где-то там лежат коробки с фотографиями. Думаю, я припомню еще кучу историй, если мы решим их посмотреть.
– Вот здорово!
Шон припустил за братом.
Джерри откинулся на спину и попытался восстановить дыхание. Он начинал подумывать, что несколько староват для столь энергичных физических упражнений. Кэтрин была способна довести его до сердечного приступа.
Ее пальчики снова прогуливались по его ноге, от пятки к паху, хотя член до сих пор пульсировал после мощнейшего оргазма. Джерри перехватил руку девушки раньше, чем она вцепилась в его яички.
– Дай мне отдохнуть, – взмолился он. – Хотя бы пять минуток!
Она была просто ненасытной любовницей! Впрочем, как раз это Джерри в ней и ценил. С Памелой секса можно было добиться лишь после длительных политесов, уверток и ухищрений, когда в ход шли лесть и расшаркивания. Пэм использовала секс как инструмент контроля и требовала безоговорочного исполнения ею же и придуманных правил.
Кэтрин была готова заняться с Джерри сексом в любую минуту. Достаточно было столкнуться взглядами или соприкоснуться руками, и вот уже одежда летела прочь, обнажая готовые к соитию тела. Джерри не понимал, на чем основано их взаимное притяжение, но копаться в причинах не желал.
Кэтрин погладила его по плечу.
– Три минуты. Ждать дольше я не согласна.
– Спасибо и на том. – Он тяжко вздохнул, притворяясь, что недоволен таким натиском. Пальцы погладили грудь Кэтрин.
У нее было хорошее тело, хотя странные побрякушки, которые она носила тоннами, совершенно отвлекали от этого неоспоримого факта. Джерри никогда не любил пирсинг и наколки, но постепенно изменил мнение. Скользя языком по контурам татуировок, он возбуждался со страшной силой, до потери контроля над собой. Кроме того, Кэтрин вечно носила на себе кучу металла и укладывала крашенные в черный цвет волосы в невероятные колючие пряди, и эти детали раздражали Джерри.
Как он выяснил, черный не был натуральным цветом Кэтрин.
Ладонь Джерри накрыла холмик рыжих завитков в паху девушки, пальцы осторожно развели в стороны лепестки плоти.
– Могла бы и эти волосы покрасить в черный. Для большей достоверности, – лениво сказал мужчина, подтрунивая.
Кэтрин куснула его в плечо.
– Джерри, мне больше нравится, когда ты держишь рот на замке.
– Да? Но я говорю всерьез. Не хочешь последовать моему совету?
– Помолчи. – Кэтрин приложила палец к его губам. – Ни звука.
Джерри почувствовал легкое раздражение.
– Значит, тебе не нравится, когда я открываю рот? Для тебя я просто подходящий член, на который можно сесть, если сильно захочется? – Его собственное мужское естество чуть дрогнуло, наливаясь силой.
Кэтрин наклонилась над Джерри, потерлась грудью о его плечо. Она закинула на него одну ногу, и ее обнаженная плоть влажно прильнула к его бедру.
В комнате горел небольшой ночник, еле слышно наигрывал саксофон в кассетнике. Сначала Джерри удивил выбор музыки, но, оказавшись в постели Кэтрин, он согласился, что саксофон звучит очень сексуально. Словно чьи-то эротичные стоны.
– Что с того, что мы просто любовники? Или тебя оскорбляет, что я вижу в тебе лишь «подходящий член»? Мужчины тысячелетиями использовали женщина для секса.
Джерри мысленно обозвал Кэтрин ярой феминисткой.
– Так что ты хочешь, Кэт? Превратить меня в сексуального раба?
Он и сам не знал, почему убеждения Кэтрин так его раздражают. Какое ему, по сути, было дело до того, что за позицию занимает женщина, с которой его связывает лишь отличный секс? Возможно, Джерри двигало естественное желание защитить свой пол. Такое же, каким руководствовалась и Кэтрин.
– Нет, – ответила девушка, подумав. – Хотя это было бы забавно. – Она наклонилась к его лицу, внимательно вглядываясь. – Просто я хочу равноправия, неужели это так много? Хочу, чтобы со мной считались. Я была бы рада, если бы ты говорил со мной, как говоришь с мужчиной, а не с неразумной девицей, каковой меня видишь.
Джерри изумленно смотрел на нее:
– Это еще что значит? Разве я хоть раз обращался с тобой, как с неразумной девицей?
– А разве нет? – Кэтрин улыбнулась. – Приятно слышать, что ты делал этот ненамеренно. – Она чуть отстранилась, и грудь соскользнула с его плеча.
Джерри немедленно ухватил ее за сосок, недовольный утратой.
– Видишь ли, мужчин воспитывают женщины. Они с самого детства внушают, что к девочкам нужно относиться иначе, чем к ребятам. Более бережно, что ли. Нам талдычат, что нужно внимать каждому слову женщины, всячески потакать и втайне надеяться, что в ответ на твою любезность женщина не схватит тебя за яйца. В общем, мы рабы вашего женского воспитания.
Эти слова заставили Кэтрин задуматься, и она снова придвинулась. Грудь удобно легла в мужскую ладонь.
– Поверь, – продолжал Джерри, – с тобой я общаюсь иначе, чем с другими женщинами. Я говорю то, что думаю, и ничего не скрываю. То есть я общаюсь с тобой, как с мужчиной, как с равной, разве не ясно? Мне не нужно прятать свои желания, а раньше мне частенько приходилось это делать. Например, секс. До тебя мне приходилось его выпрашивать, подводить к предмету как можно тоньше, обходить подводные камни.
– Выпрашивать секс? Как такое возможно? – ужаснулась девушка. Ее пальцы пробежались по его шее и коснулись волос. – Я всегда считала, что секс прекрасен.
– Я это заметил.
– Так ты утверждаешь, что честен со мной во всем? Относишься ко мне, как к равной? – переспросила Кэтрин недоверчиво.
– Да, так и есть. – Джерри на мгновение задумался. Их разговор принял слишком серьезный оборот, но это ему даже нравилось. – Например, я могу открыто признаться, что ты очень сексуальна, хотя и выглядишь панкушкой. Никогда не думал, что встречу женщину, которой можно сказать подобное, не рискуя получить тяжкие увечья.
Конечно, он чуток подтрунивал над ней, но слова были искренними. Она в самом деле нравилась ему все больше. Он даже научился почти не замечать ту ерунду, что она на себя навешивала и надевала. И все же его ставило это в тупик: зачем уродовать лицо, если оно выглядит ярким и без идиотских побрякушек?
Кэтрин прищурилась и сжала пальцами его член, чуть сильнее, чем было необходимо.
– Полегче, детка!
Она расхохоталась и усилила хватку. Он обозвал ее панкушкой, проклятый трахаль! Впрочем, Джерри старался быть честным, а это заслуживало уважения. К тому же он считает ее сексуальной.
– Тебе не нравится мой пирсинг? – спросила девушка невинно.
– Кое-что нравится. Но не эта велосипедная цепь на лице, которую ты так любишь. Я не имею ничего против сережек в брови и даже пупке, но пирсинг в губе мне не по душе. Постоянно лезет в голову мысль, что можно сорвать колечко в поцелуе. Я понимаю, когда подобные… украшения носит уродина, но привлекательной девушке это ни к чему.
Кэтрин засмеялась. Ей было легко и весело с Джерри, не говоря уже про потрясающий секс. Ей нравилось его поддразнивать и наблюдать за реакцией. Он не был ни наглым, ни грубым, то есть не обладал теми неприятными качествами, которые Кэтрин считала неотъемлемыми признаками треклятой мужественности. Джерри был прямым и открытым и почти ни на что не раздражался в ответ.
Происходивший разговор заставил Кэтрин задуматься. У нее не было никакой конкретной мотивации, когда она украшала свое тело. Просто однажды она вдела в ухо свою первую сережку и не смогла остановиться. Поначалу это было развлечением, затем стало способом выделиться из толпы, противопоставить себя обывателям, но потом… становясь старше, Кэтрин все чаще спрашивала себя, как далеко готова зайти. В двадцать четыре татуировки и пирсинг еще выглядели круто, но сейчас возраст Кэтрин приближался к тридцати, и со временем отпечатки, наляпанные на тело в молодости, могли превратиться в напоминание о собственной глупости.
Но как она будет выглядеть без своих украшений? Слишком долго Кэтрин не снимала пирсинг даже на ночь. Наверняка на одной голове навешано не меньше полкило!
– Скажем так, – медленно произнесла она, – с каждым новым проколом я словно снимаю свое предыдущее лицо и надеваю новое. Это как маскарад, который никогда не кончается.
– А где же тогда твое настоящее лицо? – резонно спросил Джерри. – И что будет, когда ты решишь избавиться от всего этого хлама? Повсюду останутся дыры, причем некоторые диаметром в сантиметр, вроде той, в мочке, куда вдета эта нелепая шайба. – Джерри коснулся уха Кэтрин.
– Они затянутся, хотя и не до конца.
– А еще остались места на теле, в которых нет пирсинга? Лично я уверен, что нет.
– Почему же? Пара мест найдется. – Кэтрин лизнула Джерри в висок и шепнула на ухо один из вариантов.
Джерри охнул.
– Должно быть, адски больно!
– Пока не знаю. – Кэтрин взяла руку Джерри и сунула ее себе между ног. – Можешь найти место для прокола?
Даже при мысли об этом он возбудился, как подросток. Колечко в клиторе, хм. Это облегчило бы поиск нужной точки во время орального секса, подумал Джерри.
– Знаешь, Кэтрин, теперь идея с пирсингом не кажется мне такой уж… нелепой. – Он опрокинул девушку на спину и навалился сверху, часто дыша и кусая ее губы. – Ты мне нравишься все сильнее.
Глава 23
Джилл в отчаянии сжала кулаки, потом нервно повернула ключ зажигания. Она должна была догадаться раньше!
Или она догадывалась, но предпочитала скрывать правду от самой себя?
Мужчины типа Пита Тревора не влюбляются в таких простушек, как она. Какими достоинствами она обладала? Невзрачной внешностью? Отсутствием лишних денег? Застенчивостью? Такие, как Джилл, редко встречали хороших парней, а встретив, тотчас упускали, будучи для них слишком заурядными.
Мужчины вроде Пита Тревора западают на хорошеньких, умных и сексуальных девиц с деньгами. Пит и сам был весьма привлекателен, и Джилл никогда до конца не верила, что смогла его зацепить.
И видимо, не зацепила.
Джилл не могла назвать истинную причину, по которой вдруг стала следить за своим сожителем. Быть может, ее насторожили его частые отлучки или то, что он открывал свой ноутбук лишь по ночам, убедившись, что она спит? Перебравшись на квартиру своей подружки, Пит не привез с собой никаких личных вещей, не считая лэптопа. В сумке не было полотенец и одежды, словно до момента переезда Пит вообще нигде не жил, попросту возникнув из ниоткуда.
Конечно, он всегда умел дать исчерпывающий ответ на любой из вопросов, мучивших Джилл. Ответы эти казались правдивыми и все объясняли, но странностей было слишком много, и со временем они стали навевать подозрения и складываться в неприятную картину.
Пит Тревор не мог влюбиться в такую, как она, думала Джилл, с отчаянием глядя на дорогу перед собой.
Она следила за ним уже пару недель. Сейчас ее машина остановилась напротив магазина сластей. Джилл со слезами на глазах взяла с пассажирского сиденья сумку, набитую вещами Пита, и выбралась наружу.
Первым делом она выяснила, что ее сожитель вовсе не консультант в компьютерной фирме. Он работал в крохотной конфетной лавке! Пит наверняка, дал бы внятное объяснение этой маленькой лжи, и Джилл даже догадывалась какое: быть продавцом конфет – работа не слишком уважаемая, но деньги есть деньги, надо же как-то сводить концы с концами…
С каждым днем Джилл становилась все подозрительнее. С неделю назад ей удалось влезть в ноутбук Пита, когда он заснул. Выяснилось, что электронный ящик полон писем от некой Лорел. В последних посланиях девица умоляла Пита с ней связаться. Похоже, это был отголосок каких-то отношений, ставших прошлым, но Джилл решила продолжить свое расследование. Пусть Пит не отвечал на мольбы Лорел, однако та была настойчива, и это возбуждало подозрения. Словно нахалка знала, что у нее есть все шансы.
Узнав о таинственной Лорел, Джилл в очередной раз посетовала на судьбу. Несчастный тон неизвестной так сильно напоминал ее собственный, когда она разговаривала с Питом по телефону в моменты его отсутствия!
Джилл следила за сожителем несколько дней подряд, талантливо отставая от его машины порой на полквартала, чтобы не быть замеченной. Так она узнала, что Пит частенько наведывается к дому у озера. Что он там делает, предположить было нетрудно: машину он оставлял в соседнем переулке, а сам пешком доходил до особняка и не появлялся по нескольку часов. Сердце Джилл кровоточило от жестокой раны. Просидев целый день в библиотеке, она узнала из периодики, что дом принадлежит женщине по имени Лорел Уилкинс.
Та самая Лорел! Значит, мольбы поклонницы не остались безответными!
О, горечь поражения! Джилл рыдала в подушку и металась по квартире, не зная, как поступить. Часть ее настаивала на открытом разговоре с Питом. Наверняка он выложил бы ей неоспоримые доказательства своей невиновности. Джилл знала, что поверит каждому слову, опасаясь потерять любимого.
И все же в ней проснулась гордость, о которой она доселе и не подозревала. Джилл не желала быть снова обманутой.
Она решила играть на опережение: собрала вещи Пита и поехала в кондитерскую лавку.
Тревор искренне наслаждался происходящим. Лорел купила ему обед, дабы выразить признательность за помощь в наладке компьютера! Это было так забавно, что Тревор еле сдерживал веселый смех. Он уже украл у дурехи почти триста тысяч, а она покупает ему обед!
Черт, это было весело!
После смены, к счастью, последней в его карьере продавца сластей, Тревор доберется до автобуса, следующего в Чикаго. Он направится на юг греться на солнышке и отдыхать от трудов праведных. Вскоре проклятые сугробы и резиновые червячки в сахарной пудре останутся далеко позади.
Все свои вещи Тревор оставил Джилл, забрал только компьютер. Ему было плевать на шмотки. Пусть ими любуется бывшая подружка, оплакивая свой неудачный роман! Тревор же решил купить себе новые на те пятьсот баксов, что накануне снял с ее карточки.
– Как поживает твой парень? – спросил он у Лорел веселым тоном. Ему по-прежнему было любопытно, где эта глухая пташка сумела найти себе приятеля.
Щеки Лорел вспыхнули от смущения.
– Вчера мы… немного повздорили. Не знаю, что будет дальше. – Она вздохнула. – Я так надеялась, что он заедет ко мне вечером, но этого не случилось.
Бедняжка, подумал Тревор с почти искренним сочувствием. Ему даже захотелось обнять девушку и сказать ей что-нибудь утешительное, но смена подошла к концу – а с ней и время пребывания в Кливленде. Пришла пора оставить прошлое и рвануть навстречу будущему. Светлому будущему. Через несколько дней Лорел обнаружит, что кто-то снял деньги со всех ее счетов и получил огромный кредит под залог особняка, но Тревор будет далеко и не узнает, как горько она оплакивает потерю.
– Может, твоему дружку просто нужно время, чтобы остыть? – предположил он и хлебнул малинового чая. – Как, кстати, его зовут? – Чуть наклонившись вперед – Тревор сидел у самого выхода из подсобки, – он выглянул в торговый зал. Кэтрин обслуживала субботнюю толпу покупателей.
Тревору показалось, что он услышал в зале знакомый голос, но он беспечно отмахнулся от этой мысли.
– Расс. Рассел Эванс, если тебе о чем-то говорит это имя.
Тревор едва не поперхнулся чаем и во все глаза уставился на Лорел.
Расс Эванс. Имя, которое он использовал в качестве прикрытия. Имя полицейского! Как такое возможно?
Не успел Тревор задать осторожный вопрос, как в дверном проеме показалась Кэтрин. Он посмотрел сквозь нее, все еще не отойдя от шока.
– Джон, тут пришла какая-то женщина… Она утверждает, что в нашем магазине работает ее парень Пит. Я сказала ей, что ты единственный мужчина в коллективе, и она настояла, чтобы тебя позвали. – Кэтрин изумленно покачала головой. – Мне кажется, она не в себе.
Тревор едва успел подняться, когда в подсобку ворвалась Джилл. Она, как чертик из табакерки, выскочила из-за спины Кэтрин и уставилась на Тревора выпученными глазами.
– Я знала, что ты здесь! Меня не обманешь!
Проклятие, его загнали в ловушку! Тревор мысленно полил уже бывшую любовницу бранью. Она выглядела совершенно безумной: волосы стянуты в крысиный хвостик, кожа бледная, с лихорадочным румянцем прямо под глазами. Похоже, она очень торопилась застать его в магазине, поскольку пропустила на бурой кофточке две пуговицы.
Тревор подобрался, словно тигр перед броском. Ему требовалось как-то разрулить ситуацию, пока она не обернулась катастрофой. Он окинул Джилл взглядом, в который вложил максимум беспокойства.
– Что случилось, дорогая? Отчего ты так взволнована?
Неблагодарная дрянь швырнула ему сумку с вещами, острое ребро которой больно ткнуло Тревора в живот. Лорел едва успела отскочить в сторону и возмущенно охнула.
– Джилл, милочка, успокойся, – мягко проговорил Тревор. – Ты пугаешь Лорел своими выходками.
Он устроил сумку на стуле, с которого вскочил. Ему отчаянно хотелось скрыть, до какой степени он напуган. Как ситуация могла выйти из-под контроля? Ведь он подарил Джилл лучший секс в ее небогатой на впечатления жизни, он окружил ее заботой и нежностью. И чем она его отблагодарила?
– Лорел, значит? – Джилл принялась буравить девушку пытливым взглядом, ее губы нервно подергивались. – Так вы и есть та самая Лорел?
Тревор обеспокоено нахмурил лоб. Откуда Джилл знала это имя? Конечно, ему нравилось, когда его ревновали, но не в столь щекотливые моменты.
– Ах ты, шлюха! – взвизгнула Джилл пронзительно, ткнув коротким пальцем в направлении Лорел. Тревор сделал шаг навстречу, решив ее приобнять и вывести наружу, Джилл отпихнула его руки. – Не прикасайся ко мне, лживый ублюдок!
Тревор был бы рад больше никогда в жизни не прикасаться к Джилл, но обстановка накалялась. Дальнейшее пребывание истерички в магазине могло поломать все его планы, если с ее губ соскользнут лишние слова.
Сообразив, что увещевания не помогают делу, Тревор выбрал оскорбленный тон:
– Не знаю, что на тебя нашло, Джилл, но мне это не нравится. Отправляйся к себе, а когда я вернусь домой, мы обсудим случившееся. Ты устраиваешь мне сцену, а я не представляю даже, почему ты это делаешь. Не усугубляй ситуацию! Меня выгонят с работы, если ты не возьмешь себя в руки. Мне нужна эта работа, Джилл, мне чертовски нужны деньги. Дома мы…
– И думать забудь возвращаться в мою квартиру! Я привезла твои вещи и хочу получить ключи!
– Дорогая, это какая-то нелепость. Все разъяснится, вот увидишь. – Тревор даже вообразить себе не мог, что Джилл бывает такой: яростной, кипящей от гнева, словно котел с горячим маслом. А ведь она еще не знает о деньгах, которые он снял с ее кредитки!
Лорел, которая до этого момента стояла, застыв на месте от изумления, наконец, обрела способность двигаться. Она тотчас направилась к двери, желая покинуть поле битвы. Тревор был рад ее решению. Если Джилл сболтнет лишнее, ее никто не услышит.
Однако Джилл перехватила девушку у двери, вцепившись в предплечье.
– Уже уходишь, Лорел? – язвительно прошипела она. – Можешь не дергаться, уйду я, а этого придурка можешь оставить себе.
– Вы про Джона? – изумилась Лорел.
Тревор сцепил зубы, понимая, что сейчас еще часть правды всплывет наружу. Джилл прищурилась, перевела на него взгляд и склонила голову набок, словно хищная птица, собиравшаяся клюнуть жертву.
– Джон? Она зовет тебя Джоном? Его зовут Пит Тревор, дорогуша. Или это тоже было ложью, а, Пит?
Лорел затравленно перевела взгляд на Тревора, пятясь назад и методично разжимая пальцы Джилл, вцепившиеся ей чуть выше локтя. Она была бледна и выглядела вконец запутавшейся.
Тревор понял, что дальнейший спор только ухудшит его положение. Он вынул из кармана ключи, снял один с колечка и протянул бывшей любовнице. На всякий случай он все же добавил, чтобы довести до конца свою роль:
– Позвони мне, когда остынешь и передумаешь. – Тревор знал, что звонка не последует. Впрочем, это было не важно. Уже завтра его не будет в Кливленде. – Я думал, ты достаточно меня уважаешь, чтобы дать хотя бы шанс. Я заслуживаю большего доверия, Джилл. А сейчас уходи, пока меня не уволили.
Когда женщина забирала непослушными пальцами из его руки ключ, Тревор мягко погладил ее ладонь. Он почувствовал ее мгновенное колебание, привычную неуверенность и похвалил себя за верно выбранную тактику. Однако уже через секунду Джилл окинула его ледяным взглядом и вышла с максимальным достоинством, на какое была способна. Слава Богу, думал Тревор с облегчением. Сука психованная!
