Текст книги "Одиннадцать"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Сейчас пожрем, бродяга! – Ефим нанизывал трепещущих рыбин на гибкую ветку, продевая её под жабрами через рот. – Сейчас так пожрем! Давай за котелком. И бурдюк прихвати. А я пока рыбу почищу.

– А сеть?

– Поставим, поставим. Сейчас почищу, и поставим. Ты как раз вернешься.

– Давай лук.

– И топор забери.

Ефим отдал Вове лук, колчан и топор.

Вова попутно забрал свою рогатину, кесарь и рукавицу с мелочёвкой.

– Бурундука я тоже почищу по ходу.

– Я быстро, – пообещал Володя и скрылся за кустами.

Ефим перестал нанизывать оставшихся рыбин, достал нож, надрезал, как полагается, шкурку бурундука от кончика лапки до кончика лапки мимо жопки, и «чулком» стянул шкурку с тушки. Потом распотрошил грызуна, промыл в реке этот комочек мяса. А уже после принялся рыбу чистить, справедливо полагая, что так мясо (пусть даже его мало) рыбой пахнуть не будет.

Стоило вспороть первого, здорового ленка, жрать захотелось ещё больше.

Вова пробирался через кусты, звякая котлом.

На предполагаемом месте костра Володя накидал мелко порванной бересты, желтых прошлогодних травинок, тоненьких-тоненьких сухих веточек сосны, сухой клочок лишайника, взял из мешочка шепотку трута, положил его на свою заготовку и для пробы легонько ударил ножом по кремню. Искры пролетели мимо трута. Он попробовал ещё раз, изменив угол удара. Искры засыпали трут. Трут затлел. Вова наклонился и принялся раздувать, сначала, тихо и осторожно, потом все более настойчиво и сильнее. Маленький, тонкий дымок, извиваясь, полез вверх. Володя подложил тончайшую пленку бересты, и та вспыхнула. Тут же Вова подбросил ещё бересты, огонек разгорелся, береста затрещала, запахло костром, стало веселей на душе. Владимир добыл огонь!

– Технично! – похвалил Ефим.

– Как учили, – улыбался Вова. – Кремень хороший.

– Ставим котел?

– Ставим.

Пока закипала вода, Володя смастерил из бересты два короба с невысокими бортами вместо тарелок и пару конусовидных стаканчиков, похожих на вафельные стаканчики для мороженого. Получилась неплохая посуда.

Решили сварить четырех ленков, а оставшихся двух подсолить и оставить на завтра. Тушку бедного бурундука тоже решили оставить на потом.

Ефим прогулялся к реке и нашел куст дикой смородины. Нарвав охапку листьев для «таёжного чая», он посмотрел в сторону костра. Володя ворожил у котла, огонь волшебно горел, подбрасывая искры к небу, которое уже порядком потемнело, и готово было высыпать звезды. «Надо будет ещё раз определиться по Югу, – решил Ефим. – Посмотрим, точно ли мы его нашли».

Стоит немного подождать, и на небе появятся ковши.

А пока он не спеша шёл к шалашу, к костру, к напарнику, к первой, скорее всего, холодной ночевке.

«Эх, жаль! Сигаретку бы сейчас! – размечтался Ефим. – И водочки бутылку!» Улыбнувшись самому себе, он ещё для комплекта добавил: «И пару грудастых девчонок!»

А спина его ощущала прохладу реки.

Парни ели уху. Почти пустую уху, если не считать горсть разварившегося пшена на дне котелка. Но бульон получился хороший, и рыба вкусная. Всё было нормально. Парни почти наелись. Ефим, разделавшись с последним рыбьим хвостом, попивал из «туеска» как из пиалы.

– Ты родом-то откуда будешь, Вова? – первым задал вопрос Ефим, посматривая на напарника глазами, прищуренными от дыма и любопытных мыслишек.

– Что – наелся? Пришла пора поговорить? – Вова поднял глаза на Ефима и улыбнулся.

– Ты почему-то всегда улыбаешься, – заметил Ефим.

– Из Москвы, – ответил Вова.

– О как! Из самого, что ни на есть, центра? С Красной Площади?

– С Ленинградского шоссе, точнее сказать.

– Понятно. Для меня Москва всегда была темным лесом. Никогда не мог понять, как вы в ней ориентируетесь Я лично – по метро: вышел – на тебе чего хотел. А по улицам начнешь ходить – всё, труба – заблудился. Ты-то как в Москве – ориентируешься?

– Конечно.

– Конечно… я от Кремля (от гостиницы Россия) до Арбата дойду легко. От Красной площади до памятника Пушкина запросто, даже через Кузнецкий мост. А вот от памятника Пушкина до Красной Площади по прямой если пойду, то обязательно в противоположную сторону уроюсь почему-то. Выйду из метро, увижу памятник и – пошел в другую сторону… Тянет меня в другую сторону и всё тут! Почему? – не знаю! Тысячу раз – и всё мимо кассы. Смешно самому! Кажется, точно же знаешь куда идти, но выйдешь из этого чертового метро опять не с той стороны, и снова всё перепутал – там этих выходов из метро… И нормальных, и с переходами, и из каких-то домов… Чуть ли не из квартир выходишь!.. Однажды из какого-то книжного магазина выполз… Издеваетесь, москвичи?! Накопали нор, первопроходцы!.. Как нормальному человеку в них не заблудиться?! – рассмеялся Ефим.

– Смешно, – улыбался Володя. – А как ты по лесу собираешься бродить, если в городе ориентацию теряешь?

– Но-но, мамаша! – Ефим погрозил пальцем. – Поаккуратней со словами! Что значит: «ориентацию теряешь»? За такие поговорки…

– Извини, – перебил Вова, опять улыбаясь, – Я не то имел в виду, разумеется. Я в смысле ориентирования на местности.

– Да я понял, – улыбнулся в ответ Ефим, довольный тем, что немного, так ненавязчиво напугал напарника. Ну, не напугал, но тормознул, на место, так сказать, поставил. Короче, что-то ему было приятно, и он добродетельно завершил: – Шучу я, братишка. Шучу. В лесу не потеряюсь, я думаю. Посмотрим…

– Веселый и находчивый, – хмыкнул себе под нос Володя, продолжая поедать улов.

– Вот именно – услышал его Ефим.

Минуту примерно они помолчали, но пауза неприлично затягивалась.

– Что с костями делать будем? Пригодятся? – нарушил молчание Володя, аппетитно обсасывая рыбу.

Ефим сам себе задавал уже этот вопрос. Но пока ответа для себя не находил. Поэтому, наверное, в слух рассуждать он начал издалека.

– Вот так нас учат быть прагматичными…

– Жадными, – перебил Володя.

Ефим посмотрел на него, хмыкнул и продолжил:

– Да – жадными. Запасливыми скрягами. Теперь мы Плюшкины – будем всё копить и собирать. А потому что у нас нет ничего! Точнее, всего не хватает! Где пиво? Где холодильник? Где мои трусы, черт возьми – я уже конец натер об эти жесткие штаны… у них такой шов – того и гляди, отпилит мне конец к вечеру, если весь день шагать будем. А где взять трусы?! Короче, если мы постоянно будем испытывать недостаток чего-либо, то, неровен час, скоро выйдем на тропу войны, стоит нам встретить кого-нибудь в лесу из людей, у которых есть сумки за плечами… и трусы! Начнем обозы грабить! Потом, где-нибудь в поселке я ларек подломлю… Даже сегодня, за один день в отсутствие цивилизации, можно вполне понять первобытных людишек, которые только и делали, что занимались грабежом. Странный промысел, правда? Но достаточно легкий… и прибыльный. «Славный парень – Робин Гуд!» Что же будет через неделю-другую? Мясо нужно! Иначе…

И Ефим откинулся на спину, вонзив взгляд в небеса.

– Так что с костями-то делать? – спокойно спросил Володя, не разделяя тревогу Ефима.

– Хрен его знает! Решай сам.

– Оставлю до утра в «тарелке». На всякий случай. Хули паниковать?

Ефим аж поднялся на локте. Посмотрел на приятеля, почесал затылок, наморщился, потеребил нос, чего-то там прикинул в мозгах и согласился, пытаясь быть превосходным:

– Правильно. Я тоже оставил. Может, это единственный биологический продукт, который нам завтра придется зажевать.

– Да, ладно – всё будет нормально! Чего ты расклеился? Будет день – будет и всё остальное. В том числе, и пища – сам же знаешь. Ты вон, какие сегодня переметы наставил – обязательно будет мясо – я уверен!

– Спасибо, брат! – искренне за поддержку поблагодарил Ефим. – Не расклеился я – устал от перелета, наверное. Не люблю я летать на вертолетах… Не обращай внимания. В первую ночь у меня всегда так. Завтра уже все смешным казаться будет. А в первую ночь всегда налетают тягучие думы. Не обращай внимания. Это просто смена обстановки. Я быстро адаптируюсь – потом ещё надоест, какой я, как ты говоришь, веселый и находчивый. Вот! Так что пока…

– Давай бульон допьем, – перебил Володя. – Я за водой схожу – «чаю» вскипятим. А то выливать жалко. Надо что-то делать, если прибило. А там тоска-старуха сама отвалит…

– Ты прав! Давай допьем, – согласился Ефим, не обращая внимания на то, что его перебили – он не слишком хорошо понимал, что он должен добавить после слов «так что пока», так что пока не огорчился, и посоветовал: – Котелок золой потри, чтобы жиру поменьше было.

– Я в курсе.

– Ну и отлично.

Допив бульон, мужики пошли каждый по своим делам, разгонять тоску-старуху: Вова за водой к реке, Ефим в «Стоунхендж», сориентироваться по звездам.

Выяснилось и подтвердилось ещё раз и ночью: Юг они определили точно – скала на горе была тютелька в тютельку на Юге и торчала, протыкая лунное небо как… (Ефим опять не смог подобрать культурные слова для сравнения фаллосообразной скалы на фоне ночного неба, обвинив во всём хандру первого неадаптированного вечера и мандраж перед предстоящей ночевкой в непривычной обстановке).

У костра в темноте под миллиардом рассыпанных звезд.

Потихоньку всё пришло в норму. Валяясь на циновке, глядя в небо и пожевывая травинку, Ефим размышлял о вечном.

– У тебя нет такого ощущения, что они над нами издеваются? – Он хворостиной поправлял угли в костре.

– В каком смысле? – не понял Володя.

– Что значит: триста тридцать три и три десятых километра на Юг, да ещё и по карте? Что значит, по карте три десятых? Зачем они вообще нужны эти три десятых?

– Это три градуса.

– Что? – Ефим поднял глаза на Вову.

– Ровно три градуса по меридиану с севера на юг, если никуда не сворачивать и именно по карте.

– То есть?

– Да это так – задачка за пятый класс: диаметр Земли примерно сорок тысяч километров, раздели на триста шестьдесят градусов, получишь сто одиннадцать и одну десятую километра. Триста тридцать три и три – это три градуса, – Вова, как бы нехотя правил нож камнем, найденным на берегу. – Мне это ещё в вертолете стало ясно.

Может, Вове в вертолете и стало ясно, а вот Ефим сразу не врубился, что это за подвох. Сейчас он испытывал прилив легкой досады, что так невнимательно учил географию в пятом классе. Но, тем не менее, не показывая вида, спросил, делая как можно более серьезный этот вид:

– То есть, если я тебя правильно понял, мы можем как-то определиться. Что значит три градуса?

– Можем, если у тебя есть транспортир, – Володя улыбнулся, на секунду оторвавшись от своего ножа.

Ефим улыбнулся в ответ и машинально выпалил:

– Нет, у меня только рейсмус!

И они оба засмеялись.

Через минуту, вернувшись к этой теме, Ефим предложил попробовать все-таки как-то определиться (или обозначить как-то) эти три градуса с помощью простейших приспособлений или самодельных приборов, попробовать…

– А смысл? – перебил его Вова.

– Не понял! – Ефим наклонил голову набок.

– Смысл? Ну, определиться не сложно: сейчас возьмем две твоих стрелы, одну подвесим параллельно земле, другую направим на Полярную Звезду и после как-нибудь закрепим их друг с другом, и высчитаем угол между ними, и поймем, на какой широте мы находимся. Это проще простого, если использовать диаметр котла, кусок бересты и что-нибудь ещё вместо линейки. Допусти, угол мы рассчитали и определились. Но три градуса, это такая мелочь и ошибиться в сотую или десятую, а то и на градус легко, если на глаз определять Звезду и горизонт. Толку-то? Чуть не под тем углом глянул на звезду – вот тебе уже и промашка на полградуса. А это – полста километров. Правильно?

– И что ты предлагаешь? Шаги считать? По-моему, лучше хоть некудышную, но иметь метку, чем совсем ничего. Промашка на полста километров, все же вернее, чем шаги считать.

– Ну, давай сделаем, пока небо звездное. Может ты и прав, – Володя поднялся от костра. – А то завтра облаков нагонит, ничего не разглядим в небесах. Пошли.

Ефим тоже поднялся, и они, взяв три стрелы, бечевку и ножи, опять отправились в «Стоунхендж».

Примерно через час они вернулись с деревянным треугольником в руках, сделанным из стрел, скрученных меж собой бечевкой. И разговор по теме «Как определиться на местности по долбанной системе координат» продолжился.

– Повесь его на сучек, – предложил Володя, кивнув на треугольник, – завтра по-светлу я сделаю какой-нибудь берестяной транспортир, рассчитаем угол.

Ефим повесил треугольник на сук, отошел на пару шагов, полюбовался «своим» детищем в свете костра и присел к огню.

– Ну хорошо, широту мы завтра определим посветлу, как ты говоришь, а долготу мы как узнаем? – Ефим ломал мелкие ветки, распаляя костер.

– Да никак!

– Почему? – не понял Ефим такого прямого и категоричного ответа.

– А как мы её узнаем без приборов? Никак! – Вова пожал плечами. – Часовой пояс я тебе могу сказать, но в каждом часовом поясе примерно по пятнадцать градусов. Триста шестьдесят подели на двадцать четыре и сразу ясно, что светило за час пятнадцать градусов наматывает.

– Это я знаю.

– Тем более. Если бы мы до секунды знали разницу от нулевого меридиана до того места, где мы сейчас сидим, ещё можно было бы высчитать. Да и то ошибка неизбежна. Я так думаю, что мы сидим сейчас где-нибудь на сто одиннадцатом меридиане – эти же всё нас на одиннадцать втискивают…

– Сто одиннадцатый и одна десятая! – Ефим поднял палец вверх.

Володя улыбнулся, оценив шутку.

– Это точно! Скорее всего. Так что, по-любому, мы собьемся и по широте и по долготе!

– И как быть? – Ефима начали одолевать сомнения, как они доберутся до так называемого базового лагеря.

– Никак! – опять без эмоций ответил Володя. – Помотаем километры, как-нибудь найдем этот чертов лагерь. Хорошо, если он находится на берегу какой-нибудь реки или озера! Там видно будет. Нам главное сейчас жратвы добыть! А уж со жратвой-то мы не пропадем! Правильно, Ефим?!

Вот, он впервые за всё это время назвал его по имени. И Ефиму неизвестно почему, но стало как-то спокойнее. Уверенность Володи давала свои плоды, если так можно выразиться. И Ефим спросил:

– А ты по жизни-то кто?

– В смысле?

– В смысле профессии. Учитель географии?

Вова засмеялся.

– Нет, я врач.

– Врач! – Ефиму понравился ответ. Врач – это хорошо, очень хорошо. И он уточнил: – Окулист?

Вова опять рассмеялся.

– Нет! Хирург. Травматолог. Стоматолог. Полевой акушер. Педиатр. Реаниматор. И много кто ещё! Но только не окулист. К сожалению.

– О как много всего! Когда успел?

– С детства. Династия врачей, – Вова махнул рукой. – Это долгая история.

– Но хорошая история! – оценил Ефим. – Очень хорошая.

– А ты кто? – Володя тоже интересовался напарником, но пока, от природной вежливости, разговор этот не заводил, а тут причина появилась.

– Я государственный служащий. Экономист, юрист, финансист… В общем, всё на «ист», но прошу не рифмовать!

Вова улыбнулся – он давно отрифмовал.

– Ещё я книжки о природе пишу. И в походы хожу. А ещё, говорят, у меня неплохо получается ловить зверьков. Вот завтра и посмотрим, так ли это?

– Хорошо бы, – почему-то вздохнул Володя.

– Да, хорошо бы! – согласился Ефим. – Вот, типа, и познакомились.

– Типа – да.

– А лет тебе сколько? – на всякий случай уточнил Ефим.

– Тридцать три.

– Ясно. Я почему-то так и думал. Всё на одиннадцать будем делить. Думаю, ты догадываешься, сколько мне.

– С четверки начинается?

– Да.

– Тогда догадываюсь.

– Вот и ещё раз познакомились.

– Это точно, – согласился Володя. – Будем спать?

– Давай, – на этот раз согласился Ефим.

И они укутались в свои войлочные одеяла, подбросив хвороста под таежный костер, который в специальной литературе называется «нодья».

Нодья тлела всю ночь и, в общем-то, хорошо грела, отражаясь от камня. В шалаше, под толстыми одеялами было тепло, не смотря на звездную ночь. Однако, как только начало светать и мир покрылся молочной дымкой, напарники, как по команде, проснулись, чувствуя давления в мочевом пузыре.

Потом они снова рубанулись и проспали ещё примерно часок.

Утро.

– Ну, что? Пошли смотреть «переметы»?

– Может, чайку сначала попьем? – Володя раздувал ещё тлеющие угли костра.

– Может, после, когда вернемся, попьем. Заодно, если Бог даст, может, и пожрем нормально. Дикого мяса в жирном бульоне! – Последние слова он произнес громко, как революционер, сжав кулак и театрально им тряхнув.

– Ладно, – согласился, улыбаясь, Вова. – Вот только костер раскочегарю, чтобы потом опять кресалом не дзынькать, и пойдем.

Володе нравилось, что Ефим остроумный малый и незакомплексованный для своих-то сорока с копейками лет. Вон как хорохорится, махая кулачком. Посмотрим, что он там за «ловец орлов»! А вслух добавил:

– Сейчас, ещё немного осталось! Сейчас разгорится.

– Логично, – Ефим, сжав губы и приподняв брови, махнул головой в полном согласии.

И огонь разгорелся.

Вова возился с обгоревшими головешками стволов и дровами, а Ефим собирал вещи, необходимые для похода к «переметам», как он назвал свои ловушки. Сеть решено было проверить после – когда вернутся. Куда из неё рыбка денется?

Бесшумно продвигаясь по звериной тропе, парни ещё издалека заметили, что загнутой попрек тропы березки с крюками «на акулу» нет.

– Сработало! – прошептал Ефим.

И они быстро, почти бегом бросились к ловушке.

На двух из трех крюках, глубоко впившихся в заднюю ногу и шею, подвешенная вниз головой, болталась кабарга. Увидев людей, она начала дергаться, пытаясь из последних сил, высвободится. Но крюки ещё сильнее впивались в тело бедного животного, принося ей невероятные страдания. Вова, не раздумывая, подбежал к маленькому оленю и проткнул измученное тело рогатиной, угодив точно в сердце. Кабарга дернулась последний раз, и глаза её стали мутнеть. Из, казалось, игрушечной пасти (но без клыков – то была самка) на траву закапала кровь.

– Готова, – определил Володя.

– Готова, – согласился Ефим.

– Снимаем, да свежевать будем?

– Нет. Думаю, не протухнет за полчаса, пойдем, посмотрим, что на следующей, – рассудил Ефим.

– А эту? С собой что ли?

– Пусть пока висит. Куда она денется? Не таскать же её? Пусть висит, пока теплая. Потом разберемся. Мы быстро – туда сгоняем и обратно.

– Как скажешь, – Вова обтирал пучком травы кровь с острия рогатины, – но я все же думаю лучше освежевать.

– Пошли, – тихо сказал Ефим.

– Нет, я всё же кишки вытащу, – Вова снимал с крючков кабаргу. – Сейчас – быстро! А то протухнет – мясо испортится.

– Ну, давай.

Володя, действительно быстро освежевал оленя и подвесил его обратно, намотав веревку на задние ноги.

– Вот, теперь нормально. Кровь, за одно, стечет.

– Хорошо, – согласился Ефим. – теперь идем?

– Конечно.

– Только тихо.

– Естественно.

И они, не теряя времени, и в глубине души довольные «уловом», двинулись дальше.

Вторая ловушка тоже «сработала».

На тропе, в лужи уже запекшейся крови, с конкретной пробоиной в черепе около глаза, валялась небольшая молодая косуля. Мухи уже облепили рану.

– Эта почти не мучилась! – Володя, вытащив нож, зачистил то место, где роились мухи. – Ухлопало её моментально. Даже уползти с тропы не хватило сил. Тык – готова!

– Ещё бы! Дыра-то в башке, как будто кайлом рубанули! Бедный Троцкий! – зачем-то добавил Ефим. – Спущусь с обрыва, гвозди заберу. А ты пока потроши эту. Знаешь как?

Володя улыбнулся:

– Издеваешься?

– Нет! Извини. Хирург и мясник – разные вещи. Потрошил раньше?

– Завязывай, Ефим! – Володя рассмеялся. – Иди за гвоздями! Разберусь.

– Как скажешь, начальник. Я, правда, без задней мысли… Извини, если что..

– Иди уж…

Володя достал нож, перевернул копытное и принялся за работу.

Ефим положил лишние вещи на тропу, взял лишь топор и начал аккуратно спускаться с обрыва к лесине, в которую он вчера вбил палку с гвоздями. Лесина валялась внизу недалеко.

В траве что-то зашуршало и поползло.

– Вова, тут ещё одна! – крикнул наверх Ефим, увидев в траве голову ещё одной козы. – Лук давай! Она ранена!

Ефим чуть не сорвался с обрыва, так спешил добраться до раненой козы и рубануть её топором по черепу, пока та не очухалась, и пока Вова будет там с луком возиться.

Коза пыталась подняться на ноги.

Первая стрела вонзилась ей в круп, и коза, не успев подняться, тут же присела.

Вторая стрела насквозь пробила шею.

Через секунду огромное копье с хрустом пробило животному спину, пригвоздив к земле.

– Хватит! – Крикнул Ефим. Он был в двух шагах от косули. – Меня не зацепи! Готова!

– Понял, – отозвался с обрыва Володя, все же держа наготове лук.

Оглядевшись, Ефим увидел неприглядную картину и понял, почему она была здесь и никуда не убежала: козе распороло брюхо и её кишки…

Впрочем, рисовать такие картинки пока нет смысла, ещё успеем, если надо будет… Именно поэтому косуля и не могла подняться… Ефим перерезал животному горло (облегчив страдания), и то, что тянулась по корягам и кустам из распоротого брюха. Главное, теперь мяса у них – завались!

– Веревку брось! – крикнул Ефим.

Вова скинул конец веревки.

Сделав петлю, Ефим затянул её на шее козы, предварительно выдернув стрелы и копье из тела, и скомандовал: «Тащи!»

Тушка животного, килограммов в сорок веса, тихонько поползла вверх, ломая ветки на пути, а Ефим помогал ей, как мог, «добраться» до тропы, где упирался Володя.

Потом он оторвал от лесины палку с гвоздями, и сам выбрался наверх обрыва, на тропу.

– А ты красавчик! – похвалил его Вова. – Признаться, я не очень-то верил, что мы поймаем чего-нибудь.

– Я сам не ожидал! – сознался Ефим. – Новичкам, как говорится, везет.

– Обожремся теперь! – Володя трудился, измазанный кровью.

– Заготовим с собой, – Ефим достал свой нож и принялся за вторую добычу. – Ты где так стрелять научился?

– Ефим, – Володя остановился и повернул голову к Ефиму, – как ты думаешь, почему я с тобой?

– Понял! – ответил, смутившись, Ефим. – Я всё никак не могу привыкнуть, что подготовка наша одинакова… почти. Прости, привык командовать! Пережитки профессии. Надо отвыкать! Не обижайся… Но копьем ты её классно! Как жахнет! Хрусь – прибил!

Вова улыбнулся и продолжил свое дело.

Ефим, гоняя свои мысли и изредка мотая головой, хлопотал со своим делом.

Оба предвкушали «Дикое мясо в жирном бульоне».

«Как тащить их теперь? Там ещё и кабарга!»

– Дотащим, – читая Ефимовы мысли, заявил Володя.

– А куда мы денемся?! – отозвался Ефим. – Вниз, с горы по тропе волоком допрём. А потом в речке ополоснем.

– Карасиков заодно можно будет проверить.

– Посмотрим. Карасики теперь никуда не денутся. Мы ещё тех не доели… И бурундучка… И косточки оставили на завтрак…

И они довольные захохотали.

Недостаток пищи – плохо! Неожиданный избыток её – новые проблемы и потеря времени. Теперь, чтобы мясо зазря не пропало, его нужно как-то сохранить, законсервировать, что ли. За день с таким количеством свежего мяса не справиться, придется оставаться ещё на какое-то время.

Полдня они провозились с мясом и изготовлением коптильни. Решили большую часть мяса закоптить – дольше сохранится и есть его можно на ходу, особо не теряя время на приготовление. Но чтобы закоптить, нужно найти подходящее место на берегу, вырыть самодельной деревянной лопатой (и двумя маленькими лопатками-совками, сделанными из лопаток большей косули, одна из которых, в конечном итоге, сломалась) хитроумную траншею, у которой с одной стороны будет дымить постоянный костер, а с другой стороны, под навесом из жердей, – будет коптиться, заранее подсоленное, подсушенноё и нарезанное длинными полосками мясо. Да ещё необходимо дров и зелёнки нарубить на всю ночь, чтобы костер не затухал. Берёза – не подойдет, говорят, она выделяет деготь, поэтому только осина пошла на коптильню и немного сосны для поддержания огня. Всё по науке! Но повозиться пришлось!

Когда коптильня «заработала», и первый дымок стал просачиваться сквозь дерн, уложенный поверх жердей навеса, им предстояло ещё позаботиться о содранных шкурах. Растянув их для просушки между стволов близко стоящих осинок и привязанных к ним перекладин, что отдаленно напоминало рамы, учитывая дефицит гвоздей, напарники выходили из положения как могли, используя острые веточки и веревку – шкуры жалко было бросать, – могут ещё пригодиться.

Ливер пожарили стазу же, и ели его пока работали. А кости и оставшиеся куски мяса поставили варить. (То, что влезло в котел при первой закладке. Вообще, закладок оказалось аж шесть!) За пару-тройку дней пути, если мясо проварить, как следует, и залить топленым жиром в какой-нибудь емкости, оно не испортятся. Косточки и кости, особенно позвонки – для навара и чтобы было, что обсосать в лесной темноте «после отбоя» у костерка под ночным звездным небом, рассуждая о смысле жизни и необъятных просторах космоса. Романтика!

Провозившись ещё, как им казалось, часов до шести, уставшие, но сытые и довольные, они наконец-то могли себе позволить завалиться у шалаша на свои войлочные одеяла. В котле кипело варево, плескаясь на угли. Но и в этом положении они не позволяли себе бездельничать: Вова взял треугольник-ориентир, сделанный ночью из стрел, и начал вычислять и вычерчивать прямо на войлочном одеяле круги и градусы, прикладывая то так, то эдак, треугольник к своим фигурам, начерченным угольком. (Потом, когда он решил, что его расчеты верны, Володя накалил на костре гвоздь и на войлоке одеяла «увековечил» свои рисунки, слегка подпалив войлок.) А Ефим решал проблему, куда сложить вареное мясо, залитое жиром. Туески из бересты могут сломаться, и жир днём на жаре потечет, вымазав все и без того дефицитные вещи, а шкуры ещё не высохли, чтобы из них сделать что-то похожее на бурдюки.

Чтобы не мешать Володе, и самому поразмыслить, он поднялся и пошел ещё нарубить дров и зеленых веток для коптилки и Иван-чая нарвать – надоела смородина – кислая горячая водичка. А заодно и шкуры ножичком почистить от жира – быстрее подсохнут, и вонять меньше будут. «Была проблема – где еды добыть, стала проблема – как еду сохранить. А ведь всё это ещё нужно будет тащить. Пусть даже копченое, разделанное и чуть-чуть облегченное, но мяса килограммов тридцать-сорок чистым весом. Плюс вещи. Знать бы, что так всегда удачно будет заканчиваться охота – другое дело, не пришлось бы столько тащить. Но кто его знает, что там впереди? Может, вообще ничего больше порядочного добыть не удастся. Придется экономить. Ей-богу, Плюшкиным станешь, и голова треснет от хозяйственных проблем. Кстати, что с головами делать? Варить их точно не охота! Но ничего: глаза бояться, руки делают. Всё устаканится. Было бы что хранить! Повезло сегодня. Значить так это кому-нибудь надо!» – и Ефим перекрестился, поклонившись небу.

Ближе к закату, когда коптильня чадила, как надо, когда мясо бурлило, как положено, когда солнце ещё не зашло за горизонт и висело пурпурным шаром в вечерней дымке, мужики прогулялись, проверили плашки. Из одной пришлось выкинуть дохлую мышь, в другой была задавленная маленькая птичка (и её тоже выкинули), а остальные были пусты, хотя и сбиты со сторожков. Крупу всю подъели лесные мелкие жители. Решили больше не настораживать ловушки, а два «удачливых» сторожка, которые ни бог весть что, но поймали, они забрали собой, предполагая, что потом пригодятся.

В сеть «забрело» всего три ленка. Сеть сняли, решив просушить перед дорогой дальней, чтобы не была такой тяжёлой. А рыбу решили подсолить и на ужин отведать малосольного ленка. Жаль, хлеба нет. Но зато есть Иван-чай у не большой, когда-то обгоревшей поляны, чуть ниже по течению реки. Прогулялись и туда. Нарвали листьев и попытались надергать корней, чтобы засушить их на костре и сделать муку, а из неё хлеб, как учили книжки по туризму. Но корни были настолько тонки и жалки с виду, напоминая собой белых червячков, что парни решили не тратить на эту затею время, и ещё набрали листа для заварки.

Когда село солнце, попробовали мясо. «Уже нормально! Но пусть ещё!» Потом «поковыряли» шкуры, посыпая их золой. Кое-что стало выходить из этой затеи.

– К завтру должны уже порядком подсохнуть! – предположил Володя. – Сделаем из них бурдюки, точнее, мешки для мяса. Должно получиться… Те мешки сразу пропитаются жиром… А эти – ещё какое-то время продержатся…

– А там, глядишь, мы и мясо сожрем! – подтвердил Ефим.

– Точно! – Володя кивнул головой, улыбнулся и кинул ещё горсть пепла на шкуру. – Чтобы мухи яйцами не липли.

* * *

– Как ты думаешь, сколько сейчас время? – Володя задумчиво глядел на костер, изредка пододвигая длинным прутом маленькие палочки, вывалившиеся из общей, жаром дышащей, кучи.

– Понятия не имею! – Ефим посмотрел на звезды. – Часов десять, наверное.

– Возможно… А может уже пол-одиннадцатого. Во сколько темнеет?

– Вова, спроси что попроще. Я упустил этот момент – не запомнил во сколько темнеет.

– Я тоже, – вздохнул Володя.

Ефим посмотрел на товарища.

– А чего ты вздыхаешь? Это важно?

– Да, нет. Просто, без часов уже как-то ни так. Как будто потерялся… во времени.

– «Потерялся во времени» – знакомая фраза, – Ефим вспомнил подземный переход возле храма Василия Блаженного, холодное зимнее утро, мужика в сером пальто и в поношенной шляпе… Как вчера всё было! Хотя уже больше полугода прошло. Тоже вздохнул и добавил: – Да, часы нужная вещь!

– Не говори! – согласился Вова.

Ефим привстал, опершись на руку, дотянулся до толстого сука (извиняюсь за каламбур!), бросил его в костер. Искры юркими змейками устремились в небо.

– Знаешь, братан, я придумал: давай, чтобы не грузиться и ночное время сократить, обсудим этот вопрос!

– Какой вопрос?

– Часы! Нужная вещь – часы! Помнишь, по телевизору как-то заставка была: «Нужные вещи», там про чайники рассказывали, про пишущие машинки, ещё про всякую дрянь… А в нашем положении нужная вещь – как раз само то. Я предлагаю: «Нужная вещь – часы!» А? Как ты?

Вова почесал переносицу.

– Помню, была какая-то заставка про вещи, точно. Про часы, говоришь…

– Я, когда в командировки раньше ездил, то в поездах заняться было нечем, мы и придумывали синонимы на какое-нибудь слово. Время пролетало незаметно, пока колеса стучали под полом. Так давай ночь ухлопаем! Итак, часы – только на ассоциациях, всё, что вспомнишь, говори.

– Часы, какие – наручные?

– Давай – наручные!

– Золотые часы! – тут же сказал Вова.

– Отлично! – Ефим кивнул головой, сжав «уточкой» губы. – Есть такие! Помню, у моей тётушки были такие: маленькие, на браслете с пружинками… браслет просто, как зажим работал: отогнулся, согнулся – запястье внутри. Зато золотые. Циферблат маленький, квадратный. Но я помню, почему-то стеклышко было мутное. У неё – мутное… я потом ещё такие видел – там не мутные были, а у тетушки – мутное. Но помню – золотые часы. Я первый раз тогда золотые часы увидел. И не очень-то поверил, что они золотые. Но они были золотыми. Они лежали на трюмо, а рядом пудреница была, мельхиоровая, а на крышке цветная картинка из глазури (кажется, так называется покрытие – как на орденах) «Ласточкино гнездо. Крым» Я почему-то думал, что это на Кавказе, на Черном море. Для меня тогда – что Крым, что Кавказ – один хрен, всё на Черном море. Мне было-то лет пять, наверное. Но пудреницу четко помню, на трюмо, на темно-коричневой полировке, а рядом – маленькие золотые часы с квадратным циферблатом, мутным стеклышком и браслетом, как клешни у рака…