Текст книги "Мужчина, женщина, ребенок"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

9

– Он сам убрал постель, – сообщила утром матери очарованная Пола.

– Очень мило, – отвечала Шила, на которую это явно не произвело особого впечатления, – но что ты в этом нашла такого изумительного?

– Я собиралась это сделать.

– Правда? Ну, вот это действительно необычно. Ты едва ли когда-нибудь убираешь свою собственную.

– Убираю.

– Под принуждением.

– Что такое «принуждение»?

– Под давлением, – объяснила Шила.

За завтраком их было пятеро. Шила старалась подавить свое раздражение.

– Ты хорошо спал, Жан-Клод? – спросила она.

– Да, благодарю вас, миссис Беквит.

Мальчик с унынием смотрел на свой шоколад с молоком.

– Ты еще голоден? – спросила Шила. – Может, тебе еще чего-нибудь хочется?

– Нет, спасибо. То есть…

– Не стесняйся, – сказала Шила.

– Дома мы по утрам пьем кофе.

– Неужели? – ахнула Пола, пораженная такой изысканностью.

– Разумеется, – сказала Шила, – я должна была бы спросить.

Она встала, чтобы приготовить ему кофе. Жан-Клод с облегчением протянул в обмен свой стакан шоколада.

– Сегодня мы едем на барбекю, – объявила Джесси. – Ты знаешь, что это такое, Жан-Клод?

– Я думаю, да.

– Это вроде как пикник, – добавила Пола.

– О, – сказал Жан-Клод. Его, казалось, напугал этот план. Еще больше новых незнакомых лиц, вероятно, думал он.

– Там будут хот-доги, гамбургеры и кукуруза с маслом, – продолжала с энтузиазмом Пола.

– У тебя это звучит как реклама «Макдоналдса», – презрительно заметила Джесси.

– Ты знаешь, что такое «Макдоналдс»? – озабоченно спросила Жан-Клода Пола.

– Да, это ресторан в Париже. Я там был.

«Пежо» был набит битком, когда они погрузились в него, чтобы ехать в Труро, в приморский дом Берни Акермана.

– Мы с ним друзья с тех пор, как я был в твоем возрасте, – сказал Боб Жан-Клоду, на которого он то и дело посматривал в зеркало заднего вида.

– Он жуткий зануда, – сказала Джесси. – Только о спорте и может говорить.

– Джессика, веди себя прилично, – строго сказал Боб.

– Он спортсмен? – спросил заинтересованно Жан-Клод.

– Берни юрист, – объяснил Боб. – Он ведет дела многих спортсменов высшей лиги. Бейсбол, хоккей, футбол.

– Футбол? – У Жан-Клода загорелись глаза.

– Американский вариант, – презрительно вставила Джессика. – Где разбиваются пустые головы.

Боб только раздраженно вздохнул.

Когда они доехали до знака поворота к дому Берни, Боб внезапно осознал, что его жена за всю поездку не сказала ни слова.

Шила смотрела на майки, спортивные костюмы и летние платья, раскинувшиеся цветным покрывалом, и думала, заметят ли друзья ее печальный вид, даже если она поприветствует их с улыбкой. Возможно, она как-то переживет этот день. В худшем случае они подумают, что у нее месячные.

Берни первым заметил их появление. Хлопнув по плечу Нэнси, он поспешил им навстречу.

– Привет! Ты привез свою перчатку?

– Прошлым летом я оставил ее у тебя в гараже. Как дела, Берн?

Два старых друга обнялись.

– Шила, счастливица, ты выглядишь потрясающе.

Слава богу, Нэнси никогда ничего не замечала. Однажды она сказала Шиле, что та великолепно выглядит во время разговора по телефону.

Когда приветственная суета стихла, Акерманы заметили еще одного члена компании Беквитов.

– Это Жан-Клод Геран, наш гость из Франции, – поспешил объяснить Боб.

– Привет, Жан-Клод, я – твой дядя Берни, а это – тетя Нэнси, а вот этот высокий парень – мой сын Дэви.

– Рад с вами познакомиться, – сказал Жан-Клод и протянул Берни руку.

– Он очень смышленый, – шепнула Шиле Нэнси Акерман.

– Он играет в софтбол? – тихо спросил Берни Боба.

– Он немного утомлен после перелета, Берн. К тому же я не думаю, что софтбол очень популярен во Франции.

– О, – сказал Берни, а затем громко обратился к гостю, говоря очень медленно: – Видишь ли, каждый год отцы и сыновья играют в софтбол. Это ежегодное событие. Его проводят каждый год.

– О, – отвечал вежливо мальчик.

– Тебе понравится, – сказал Берни и добавил: – Беквит, веди свою команду столоваться. Дай Жан-Клоду бургер. В конце концов, может быть, это наш последний год. Главный санитарный врач утверждает, что это канцерогенная еда. А потом можно и мороженого. Увижу вас примерно через час.

– А сам ты куда?

– В дом, к ящику. Сегодня играют «Сокс» и «Янки».

Берни, пыхтя, направился в дом. Боб повернулся к своей «команде», чтобы вести их на барбекю, но Джессика уже удалилась в сторону, а Шила, казалось, углубилась в беседу с Нэнси Акерман.

Пола и Жан-Клод преданно ожидали.

– Пошли, папа, – Пола потянула его за руку, – начнем развлекаться.

– Хочешь, сходим как-нибудь в кино, Джесс? – спросил Дэви Акерман.

– Меня зовут Джессика. Нет, не хочу. Я не гуляю с несовершеннолетними.

– Я на четырнадцать месяцев старше тебя.

– Хронология значения не имеет.

– Зря ты строишь из себя крутую телку, Джесси. Таких как ты на рынке на пятачок пучок.

– Вот и женись на редиске.

– Я вообще не женюсь. Я стану профессиональным спортсменом.

– Мне нет до тебя никакого дела, Дэвид. А в каком виде спорта? – добавила она.

– Я выбираю между бейсболом и баскетболом. А может быть, еще и футболом. Отец говорит, что в восьмидесятые футбол всех задвинет. Я могу бить обеими ногами.

– Не одновременно, надо полагать, – сказала Джессика.

– Очень смешно! Ты еще пожалеешь, когда я стану суперзвездой.

– И не мечтай об этом, зануда.

Общаясь с Джессикой Беквит, обычно драчливый Дэви Акерман, никому не спустивший бы такого эпитета, обретал терпение святого. Не будь Джесси так чертовски красива, он бы излечился от своего увлечения. Или, если бы она только признавала его многочисленные спортивные таланты. Но в настоящей ситуации Дэви ужасно ревновал ее ко всему, что привлекало ее внимание, даже к неодушевленным предметам вроде книг. Сейчас он сосредоточился на Жан-Клоде Геране.

– Кто этот иностранец?

– Он из-за границы. Гость.

– И чей он гость? Твой?

– Ну, скажем так, семьи Беквит, к которой я принадлежу.

– А где его родители?

– Не твое дело. Вообще-то он сирота, – сказала Джесси.

– Ничего себе, – сказал Дэви. – Он у вас, стало быть, приемыш?

Такая мысль не приходила Джесси в голову.

– Сожалею, но об этом я не вправе рассуждать.

– Играем!

Наконец, ежегодная, организуемая Берни Акерманом игра началась. Родители и дети разделились на две команды под руководством Берни и компьютерщика Джека Эвера. По жребию начал Берни. Исключительно по способностям он выбрал себе в команду Дэви Акермана.

Джек Эвер выбрал Боба. Выдающийся ученый играл, как откровенно говорил ему Берни, очень средне. С включением в состав команд в качестве центровых Нэнси Акерман и Пэтси Лорд соревнование можно было считать смешанным. Пола Беквит присоединилась к сидевшим на линии первой базы зрителям почтенного возраста и малышам, приготовившись приветствовать отца. Джессика обрела уединение под деревом с томиком Бодлера (в английском переводе). Шила, ненастроенная принимать участие в матче, пошла прогуляться вдоль пляжа.

На берегу было пусто. Где-то вдалеке на песке играл ребенок. Но больше никого не было видно.

Женщина осознала нечто в момент приезда. Увидев всех их друзей и якобы друзей, она поняла, что все уже никогда не будет как раньше. И не только потому, что они с Бобом пользовались общим уважением. Черт с ней, с репутацией. Но Боб уже не был забавный, любящий, верный, преданный Боб. С тех пор как она увидела этого ребенка, единственное, что определяло всю ее жизнь, исчезло.

Боже, думала она, какой я всегда была самоуверенной. Вокруг нас распадались семьи, рушились взаимоотношения, а я воспринимала наши, как нечто незыблемое, само собой разумеющееся. Мы – не такие как все, мы – постоянные и неизменные. Было ли это причиной ощущения собственного превосходства? Не в этом ли моя вина?

Шила шла по направлению к одиноко игравшему на песке ребенку. И вдруг, к своему смятению, она увидела, что это был Жан-Клод, сидевший на корточках, копаясь в песке. Ей не хотелось с ним говорить. Но отсюда она могла наблюдать за ним, оставаясь незамеченной.

Знаешь, у нас с тобой много общего, думала она. Мы оба были когда-то счастливы.

Подавленная печалью, она сочиняла разговор, который мог бы состояться между ними, если бы в первый раз они встретились здесь, на этом пустынном пляже.

«– Привет, мальчик. Ты чей?

– Моя мама Николь Геран. Мой отец Роберт Беквит.

– В самом деле? Роберт Беквит мой муж.

– О?

– Это несколько осложняет ситуацию, правда?»

И тут маленький мальчик поднял взгляд, увидел ее и помахал. Я знаю, ты не виноват, заставила себя подумать Шила и помахала ему в ответ. У ребенка был такой грустный вид.

Но ведь и я не виновата, черт возьми. Женщина повернулась и пошла в обратную сторону.

Напряжение нарастало. Счет был 12:12. Обе команды утомились от жары, но больше всех Боб, поджаривавшийся в своей маске. Команда Берни атаковала. Дэви Акерман отважно выскакивал за пределы базы. Раз-другой Боб рассчитывал отвлечь его внимание, но рука у него болела от передач мяча.

Берни был теперь на линии нападающих.

– Давай, давай, папа! – заорал Дэви. Он подпрыгивал и свистел, чтобы поощрить отца и отвлечь защитников. Боб ориентировался на низкий быстрый удар, но он оказался выше и медленнее.

Дэви Акерман несся к третьей базе. Было ясно, что он постарается попасть. Пэтси перекинула мяч Бобу, сбросившему маску, стоявшему на линии базы и загораживающему полет мяча. Но Дэви бесстрашно бросился вперед.

– Дай ему по голове, Дэви! – был родительский совет визжавшего Берни.

Дэви устремился прямо на Боба. Когда он приблизился, Боб рванулся вперед осадить парня, но не сумел. Дэви увернулся и налетел на мужчину. Боб опрокинулся на спину. Мяч выскользнул из его перчатки. Другая команда торжествовала. Они выиграли!

– Без обид! – хрипло крикнул Бобу Берни. – Ты в порядке?

– Да, – сказал Боб, медленно вставая. Он стиснул зубы. Этот чертов щенок! Вытирая рукавом грязь и пот, он отошел. Черт, как у меня болят голени!

– Ты в порядке, папа? – подбежала к нему Пола.

– Не волнуйся, детка. Я только себе ноги помочу. Скоро увидимся.

Все игроки рванули за пивом и колой. Боб остановился, снял туфли и пошел на пляж. Там, где заканчивалась трава и начинался песок, он увидел гостя из Франции, приткнувшегося на дюне. Жан-Клод выглядел озабоченным.

– Вам больно, Боб?

– Нет, ничего.

– Разве разрешается делать то, что сделал он?

– Да. Я слишком медлил. Я должен был его остановить и убрать с дороги. – Боб погладил мальчика по голове. – Хочешь помочить ноги в океане?

– Да.

Они вместе подошли к воде, Боб подождал, пока Жан-Клод снимет туфли, и они вошли в воду. Когда вода достигла его голеней, мужчина сделал гримасу.

– Я бы хотел избить этого мальчишку, – сказал Жан-Клод.

Боб засмеялся. И я тоже, подумал он.

10

– Как прошел твой день?

– Не плохо, – отвечала Шила лишенным всякого выражения голосом.

– И не хорошо? – сказал Боб, прикладывая к голеням завернутый в полотенце лед. Он посмотрел на жену. Даже в выцветшем купальном халате и с ночным кремом на лице она была прекрасна. Он так желал ее.

– Да, Роберт. Определенно не хорошо. – Шила называла его Роберт в особо эмоциональные моменты. Когда они занимались любовью и когда она всерьез сердилась.

– Ты думаешь, у кого-нибудь возникли подозрения?

– Какие?

– Кто-нибудь заинтересовался – кто он такой?

– Не думаю. В любом случае, мне наплевать.

Да, она была очень сердита.

– Шила, я…

– Что важно, Боб, это то, что я это знаю.

– Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Ты понятия не имеешь, как мне это тяжело. – Женщина села на постели, глядя прямо на него. – Я не могу выносить это, Роберт.

Боб хотел было напомнить, что она сама это предложила, но промолчал. В конечном счете, виноват во всем был он.

– Тогда, быть может, нам нужно отослать его домой? – безнадежно взглянул он на нее.

Шила рассматривала кончики своих длинных волос. Она занялась этим, чтобы не обрушиться на него с упреками. Не дать своему гневу вылиться в слова.

– Я сказала, что пойду на это, так я и сделаю, – отвечала она, все еще не поднимая глаз, – но…

– Но что?

– Мне нужна передышка. Невозможно все время притворяться, что все это в порядке вещей. И я намерена отвлекаться время от времени.

– Конечно. – Что она имеет в виду? Слова жены его встревожили.

– Я хочу поехать на один день в Бостон. Завтра.

– Хорошо. Отличная идея, – сказал Боб с чувством облегчения, потому что она не потребовала большего срока.

Шила положила головную щетку на ночной столик, выключила свет и легла под одеяло, спиной к нему. Она была все еще в купальном халате.

Боб положил руку ей на правое плечо. Просто дружеский жест, сказал он себе. На самом деле жест был вопросительный.

– Я приняла снотворное, Боб, – тихо сказала она, не оборачиваясь.

Я хочу только… собирался он сказать. Но это была неправда, и она это знала. От этого было бы только хуже.

Через минуту женщина уже спала. Она его покинула. Боб повернулся к своему ночному столику и нащупал на нем журнал. Это был прошлогодний номер «Бостона». Он погрузился в чтение.

Но чтение еще больше лишило его сна. Возможно, этому способствовало изучение рекламы кофеен в журнале. Действие чужого потребления кофеина. В любом случае, он слишком возбудился, чтобы оставаться в постели, а потому потихоньку встал, взглянул на жену, спавшую глубоким, хотя и тревожным сном, надел тапки и вышел из спальни.

В доме было холодно, и на верхней площадке он снял с крючка свою куртку для утренних пробежек, застегнул молнию доверху и стал спускаться по лестнице.

В гостиной Боб увидел мальчика.

Тот сидел в пижаме на софе и смотрел в окно на океан.

– Жан-Клод? – окликнул его тихо Боб.

Мальчик быстро повернулся, слегка испуганный.

– Oui – да?

– С тобой все в порядке?

– Да. Я не мог заснуть.

– Значит, нас двое таких. Тебе не холодно?

– Немного.

Боб снял куртку и закутал в нее плечи мальчика.

– Спасибо, – сказал Жан-Клод.

– Хочешь стакан молока?

– Да, пожалуйста.

– Пошли.

Мальчик сел на кухне за стол. Боб налил в кастрюлю молока и поставил подогреть. Пока молоко подогревалось, он открыл банку пива. Потом налил мальчику молока и сел рядом с ним. В доме было тихо. Можно было слышать шум океана.

– Тебе понравилось сегодня, Жан-Клод?

Мальчик выглядел потерянным и печальным.

– Мне жаль, что я не умею играть в бейсбол.

– Это неважно, – отвечал Боб и добавил: – Как ты мог видеть, я тоже мало в нем разбираюсь.

Наступило молчание. Жан-Клод отхлебывал свое молоко.

– На что ты смотрел, когда я пришел? На море?

– Да. Я думал, как далеко отсюда до…

– …до Франции?

– Да.

– Если вплавь добираться, далековато, – улыбнулся Боб. – Ты скучаешь по дому?

– Да, немного. Глядя на море, я представляю себе свою деревню.

Бобу стало его жаль.

– Пойдем, посмотрим на Францию.

Мальчик пошлепал за Бобом обратно в гостиную. Он снова сел на софу, а Боб в качалку справа от него.

– Сетэ – чудесная деревня.

– Вы ее знаете? – спросил Жан-Клод.

Боб почувствовал, что это был один из многих вопросов, на которые ему предстояло дать ответ.

– Я был там однажды много лет назад.

– Вы познакомились с моей мамой там или в Бостоне?

Боб колебался. Что-то такое в глаголе «познакомиться» всколыхнуло его эмоции. Как следует преподнести ребенку эту историю – как платоническую дружбу в Штатах или как случайное знакомство во время поездки во Францию?

– Мм-м… как раз в Бостоне. У кого-то в гостях.

Глаза мальчика блеснули.

– Она вам понравилась?

Что ему следовало отвечать?

– Она была очень милая.

– Она была очень хороший доктор, – прибавил мальчик. – Мы могли бы жить в Париже, но она предпочитала юг.

– Я знаю, – сказал Боб. И вдруг ему пришло в голову, что эти два слова могли слишком многое обнаружить.

Но мальчик промолчал и только спустя некоторое время сказал:

– Мы иногда путешествовали, maman и я. На Пасху мы были в Швейцарии, и она обещала, что в следующем году я мог бы начать учиться кататься на лыжах.

Что бы такое ему сказать, подумал Боб.

– Ты бы и теперь мог брать уроки.

– Теперь я не хочу.

Жизнь продолжается, чуть было не сказал Боб. Как глупо было бы сказать такое одинокому ребенку.

Они сидели молча. Боб допил пиво и хотел взять еще банку, но не мог оставить ребенка одного.

– Вы знали моего отца?

Хотя Боб и знал, что этого вопроса следовало ожидать, по спине у него пробежал холодок. Что было ребенку на самом деле известно? Николь или Луи..?

– Вы его знали, Боб?

Боб все еще не был уверен, что ему отвечать.

– А… что мать говорила тебе о нем?

Он собирался с духом, чтобы услышать ответ.

– Что он был женат на какой-то другой женщине.

– И? – Сердце у Боба отчаянно колотилось.

– Что она любила его. Что они любили друг друга и решили завести меня. Но он, конечно, не мог остаться во Франции.

– Говорила тебе она когда-нибудь, кто он был.

– Нет. Но у меня есть своя собственная идея.

– Что?

– Я думаю, он, вероятно, был англичанин.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что если бы он был итальянец, она заставила бы меня учить итальянский, чтобы я мог когда-нибудь с ним разговаривать.

Следующая мысль смутила Боба. В эти ранние утренние часы осмотрительность ему изменила, и он сказал себе: как логично он рассуждает, прямо как я.

Мальчик грустно продолжал:

– Я всегда надеялся, что когда вырасту, мама, может быть…

– Расскажет тебе о нем?

– Да. Но теперь она умерла.

В первый раз со времени своего приезда он упомянул о смерти матери. И от собственных слов мальчик расплакался.

Беззвучные рыдания сотрясали его маленькое тело.

Бобу стало до боли в сердце жаль его. Ему захотелось обнять ребенка и взять на руки.

Наконец, он так и сделал.

Мальчик реагировал мгновенно. Он обнял Боба за шею и прижался к нему.

– Maman, – шептал он, плача.

– Я понимаю, – сказал Боб, покачивая его, – я понимаю.

Они крепко держались друг за друга, никак не желая оторваться. Но их объятье было прервано.

– Боб?

Сонная Шила стояла на первой ступеньке. Бобу показалось, что в глазах жены отразилось его предательство. Он медленно поставил мальчика на ноги.

– Шила, с тобой все в порядке?

Она была слегка одурманена снотворным.

– Я проснулась, а тебя нет, – сказала она тупо.

– Я не мог заснуть. Когда я спустился, Жан-Клод сидел здесь.

– О, – сказала она хрипло.

– Теперь мы все ляжем спать, – быстро сказал Боб.

– Хорошо, – сказала она. – Я просто немного забеспокоилась.

Шила повернулась и пошла наверх. Боб следил за ней глазами, пока жена не скрылась. На мгновение он забыл о ребенке. Все его эмоции сосредоточились на том, что могла думать и чувствовать жена.

Потом что-то коснулось его руки. Мужчина опустил глаза.

– Боб, – сказал мальчик. – Я думаю, я пойду спать.

– Хорошо. Прекрасная мысль. – Боб наклонился, и мальчик снова его обнял.

Боб был слишком в смятении, чтобы отвечать ему.

11

– Шила, дорогая, какой чудесный сюрприз! А я думала, ты застряла на Кейпе на целый месяц.

– Спасибо. Ты – самое лучше, что случилось с моим самолюбием на этой неделе.

– Милочка, повышать самолюбие это моя специальность.

Ну, не совсем чтобы так. Бывшая однокурсница Шилы была теперь Марго Фултон Эндрьюс Бедфорд ван Ностранд. Она сидела, попивая мартини, во дворике «Харвеста», нового ресторана за театром Брэттла, где ежедневно завтракала в полдень.

– Это мне? – спросила Шила, указывая на стоявший перед ней стакан томатного сока.

– Да. Твой обычный.

– Я думаю, сегодня я бы хотела добавить спиртного.

– Отлично, – сказала Марго и подозвала Перри. – Лишим его непорочности.

Он кивнул и пошел за стаканчиком водки.

– Ну, как Боб и девочки?

– Прекрасно. Все шлют привет, – отвечала Шила. На самом деле она сказала детям, что у нее дела в издательстве. А Бобу вообще ничего не сказала. – А как Хэл?

– Перефразируя Гертруду Стайн, Хэл – это Хэл и таким навсегда останется. Поэтому я за него и вышла. Не рискуешь получить сюрприз.

– А как галерея?

– Жуть, – усмехнулась Марго. – Я хочу сказать, каждую неделю все успешнее. Хэл поражается. Он думал, что это просто мой каприз, и я слишком легкомысленна, ничего более, чем хорошенькое личико. Теперь он говорит, что у меня деловые качества лучше, чем у него. А почему ты вообще в Кембридже? Разве ты не в отпуске?

– Да. Но у меня были кое-какие дела. Может быть, мы теперь сделаем заказ, пока не набралось слишком много народу?

– Милая, ты же знаешь, я всегда выбираю их особые блюда. Это избавляет от необходимости вести лишние разговоры с Перри. Ты заметила, он немного влюблен в меня? Я и тебе заказала то же самое.

– Отлично, – сказала Шила, не спрашивая даже, что ее ожидает. – Это твое новое платье? Очень шикарно.

– Да, очень. Но ты его видела десяток раз. Что с тобой сегодня?

– Ничего, – сказала Шила, отпивая глоток «Кровавой Мэри».

– У девочек все хорошо?

– Конечно.

– А у Боба?

– Конечно. Ты меня уже спрашивала.

– Да, но твой ответ меня не удовлетворил. У тебя озабоченный вид, Шила.

В далеком прошлом в колледже Марго всегда разговаривала сама с собой, как будто глядя на себя в зеркало. Теперь, став старше, она распространила свои немалые аналитические способности на окружающих. Самолюбованием, некогда составлявшим смысл ее жизни, она теперь услаждалась только временами. Этой эволюции во многом способствовала Шила. Ее пример вдохновил Марго на установление отношений с другими людьми.

– Да ну же, Шила, признавайся. Что-нибудь не так?

– Да.

– Что? Расскажи мне.

Шила сняла солнцезащитные очки и закрыла лицо рукой, и Марго увидела, что она плачет.

– Что случилось? – спросила она встревоженно.

– У Боба был роман. – Сказав это быстро и тихо, Шила опустила голову.

– Боже мой, Шила, я этому не верю. Боб просто не тот тип. Он считает себя Адамом, а тебя Евой. Не было этого ничего, поверь мне. Боб на это бы никогда не пошел.

– Пошел, – произнесла едва слышно Шила.

– Послушай, я читала где-то, что есть такой синдром. Это обычное явление в твоем возрасте.

– В нашем возрасте, – перебила Шила с легкой усмешкой.

– Ладно, – пошла на компромисс Марго (она остановилась на возрасте «за тридцать» и была намерена пребывать в нем неопределенное время). Женщинам около сорока свойственно терять уверенность. Они начинают воображать…

– Это не воображение.

– О?

Шила подняла голову.

– Он сам мне сказал.

– О.

Марго посмотрела на бывшую соседку по общежитию и с искренним чувством добавила:

– Это очень огорчительно, Шила.

– Я знаю, – сказала Шила. Она надеялась найти Марго немного менее эмоциональной и более трезво успокаивающей.

– Послушай, иногда они лгут. Когда я сказала Фредерику, что у меня роман с Хэлом, он сказал, что у него тоже есть кто-то в Нью-Джерси – полный бред. Вымышленная месть за вполне реальную измену. Можешь такое себе представить? Нью-Джерси?! – Подумав немного, она добавила: – Конечно, Боб более зрелая личность, чем Фредерик. Он не стал бы лгать. Зачем бы он стал придумывать такую мучительную для тебя историю? Шила, он, наверно, говорит правду.

– Да.

– Но почему? Вы всегда были так счастливы. – Марго всматривалась в измученное лицо Шилы.

– Медовый месяц закончился, Марго. – Шила не могла скрыть горечь.

– Шила, это совершенно сокрушительно, – сказала Марго, давая понять, что это известие сокрушило и ее немногие остававшиеся иллюзии. – И в кого он влюбился?

– Она была француженка.

– О, я могла бы догадаться, – сказала Марго, слишком расстроенная, чтобы заметить употребление Шилой прошедшего времени. – Чего еще ожидать от этих французов?

– Француженок, – поправила Шила автоматически, вспоминая свои старые корректорские обязанности.

Марго помолчала, не зная, как на это реагировать. Наконец, она сказала:

– Мне, правда, очень жаль, Шила.

И тут Шила выдала свою самую мучительную боль.

– У них был сын.

– Это невозможно. Ты уверена?

– Да. Вполне уверена.

– О боже, – сказала Марго, насколько могла спокойно. – Но почему?

– Боб утверждает, что ничего не знал.

– И ты ему веришь?

– Пожалуй, да.

– Какие же у этой особы могут быть оправдания?

– Не знаю, – пробормотала Шила. – Она умерла.

– Что? – Марго совершенно потерялась. – Лучше расскажи мне все с самого начала.

Излагая подробности последовательно, Шила все больше распалялась. Это чудовищно. Что со мной происходит? Марго выслушала все с широко раскрытыми глазами. Когда Шила дошла до смерти Николь и признания Боба, Марго не могла больше переживать молча.

– Нет, Шила, я никогда ничего подобного не слышала. Я думала, что Боб – совершенство.

– И я так думала, – грустно сказала Шила.

– Ну, по крайней мере, – сказала Марго, изо всех сил стараясь усмотреть во всем этом светлую сторону, – тебе не надо опасаться, что ты потеряешь Боба. Она дала ребенку фамилию Беквит?

– Нет.

– Что же, ты можешь притвориться, что это Вторая мировая война, и Боб воевал в Европе и…

– И что?

– И забыть всю эту историю. Многие женщины пережили такое в те дни.

– Я не могу. Боб хотел увидеть мальчика.

Марго оскорбилась. Это было вопиющее нарушение приличий.

– Боже, до чего жалки эти мужчины. Они просто помешались на мужском потомстве. Я надеюсь, ты проявишь твердость, Шила. Ребенок или ты, пусть выбирает.

– Как раз этого я и не могу, Марго. Если я заставлю его выбирать, всегда может случиться, что я его потеряю.

Марго смотрела на нее с возрастающей тревогой.

– И что же ты сделала?

Шила рассказала ей остальное.

– Шила, ты решительно и окончательно сумасшедшая.

– Напротив, я решительно и окончательно реалистка. Мне нужно думать о девочках.

– Но в твоем собственном доме, Шила! К чему это может привести?

– Мы заключили сделку. Всего один месяц, и мальчик возвращается во Францию. Сейчас там некоторые люди пытаются найти что-нибудь для него. Лучше тридцать дней страданий, чем целая жизнь неуверенности.

– Но как ты можешь это выносить?

Шила пожала плечами.

– Я не знаю. Иногда не могу. Иногда, когда мы сидим вечером и притворяемся, что слушаем Баха или читаем, и все это как будто так, как было раньше, я испытываю такую ярость, что могла бы убить его…

– Может быть, так и следовало бы поступить? – саркастически перебила Марго.

– И бывает другое время, когда он нужен мне больше, чем когда-либо. Странно, правда? Даже после всего, что он сделал, он по-прежнему единственный, с кем мне хорошо, кто может меня успокоить.

Марго покачала головой.

– Я тебя не понимаю, Шила.

– Я сама себя не понимаю, – отвечала Шила. – Но любовь и ненависть не исключают друг друга. Они могут сосуществовать и сводят меня с ума..

Марго снова покачала головой и вздохнула.

– И ты действительно думаешь, что в конце месяца все уладится?

– Да. Мы пришли к такому соглашению, – сказала Шила. Но в глубине души она опасалась, что Марго могла быть права. Женщина уже больше ни в чем не была уверена.

– А что думают девочки?

– Мы не сказали им, кто он такой. Они находят его интересным.

– Он и на самом деле такой?

– Я не знаю.

– Разве ты на него не смотришь?

– Откровенно говоря, насколько это возможно, редко. А когда я на него смотрю, у меня всегда одна мысль: «Как она выглядела?» Я сумасшедшая, да, Марго?

– Нет, дорогая, – отвечала Марго, потянувшись через стол и ласково касаясь руки Шилы. – Ты самая мудрая женщина, какую я знаю. Если бы Хэл сотворил такое со мной, я бы могла только уйти и завести роман или ходить по магазинам. Или и то, и другое. У меня никогда не хватило бы сил выносить все, подобно тебе. Это, конечно, непредсказуемо, но, зная тебя, я уверена, ты пристыдишь его своим великодушием. А как я могу тебе помочь?

– Каким образом?

– Как ты захочешь. Видит бог, ты помогала мне в стольких тяжелых ситуациях. Я приеду…

– Нет, я должна вернуться.

– Должна? А не могла бы ты побыть несколько дней у нас с Хэлом?

Шила покачала головой.

– Марго, ты мой друг. Но я должна это вынести.

– Господи, как я тебе завидую.

Это было не то заключение, какого ожидала Шила.

– Ради бога, чему тут завидовать? – спросила она.

– Я хотела бы любить человека так, как ты любишь Боба.

– Спасибо, Марго. Спасибо тебе за понимание.