Текст книги "Единственное решение (сборник)"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Он замолчал, заглядевшись на проходившую мимо высокую гибкую блондинку. Гаррисон дернул его за рукав.

– Вот лавка Бэйнса, про которую я тебе говорил. Зайдем?

– Давай. – Глид не очень охотно последовал за ним, не отрывая глаз от улицы.

– Добрый день, – бодро сказал Гаррисон.

– Вот уж нет, – возразил Джефф Бэйнс. – Торговля плохо идет. Сегодня полуфинальные игры, и добрая половина города смоталась туда. А о брюхе вспомнят, когда я уже закрою лавку. Значит, набегут завтра и навалят мне работенки.

– Как может торговля идти плохо, если ты не берешь денег даже тогда, когда она идет хорошо? – поинтересовался Глид, выводя разумный вопрос из полученной ранее от Гаррисона информации.

Джефф медленно обшарил его взглядом, потом повернулся к Гаррисону.

– Еще один обормот с твоего корабля? О чем это он говорит?

– Деньги, – сказал Гаррисон, – это то, что мы используем для упрощения торговли. Их печатают. Что-то вроде документированных обов различного достоинства в письменном виде.

– Понятно. Отсюда можно сделать вывод, что людям, которые письменно документируют каждый об, доверять нельзя, потому что они сами себе не доверяют. – Добравшись до своего высокого табурета, Джефф плюхнулся на него. Дышал он хрипло и тяжело. – Это подтверждает все, чему нас учили в школе: антиганд надует и собственную мать.

– В ваших школах учили неправильно, – заверил его Гаррисон.

– Может, и неправильно. – Джефф не считал нужным спорить на эту тему. – Но мы будем осторожными, пока не убедимся в обратном. – Он еще раз окинул их взглядом. – Ну ладно, вам-то двоим чего надо?

– Совета, – быстренько вклинился в разговор Глид. – Где можно лучше всего поесть и повеселиться?

– А времени у вас много?

– До завтрашнего вечера.

– Ничего не выйдет. – Джефф печально покачал головой. – За это время вы только и успеете заработать достаточное количество обов на то, что вас интересует. К тому же немного найдется желающих дать антигандам иметь на себя об.

– Слушай, – сказал Гаррисон, – но можем мы заработать хоть на приличный обед?

– Не знаю. – Джефф подумал над вопросом, потирая свои подбородки. – Может, вы и пристроитесь, но я вам на этот раз помочь не сумею. Мне от вас сейчас ничего не надо, так что ни один из обов, которые я имею на других, я вам передать не могу.

– Посоветуй нам, как быть.

– Если бы вы были местные – дело другое. Вы бы могли получить все, что вам нужно, прямо сейчас за долгосрочные обы, которые вы бы погасили в будущем при первой же возможности. Но кто же даст кредит антиганду, который сегодня здесь, а завтра весь вышел?

– Полегче насчет «весь вышел», – посоветовал Глид. – Если сюда прибыл имперский посол, то это значит, что мы пришли на веки вечные.

– Кто это сказал?

– Империя. Ваша планета – часть Империи.

– Нет, – сказал Джефф. – Не были мы ничьей частью и не будем. Более того, мы и не дадим никому сделать нас своей частью.

Глид облокотился на прилавок и рассеянно уставился на большую банку свинины.

– Поскольку я не в мундире и вне строя, я тебе сочувствую, хотя и не должен этого говорить. Мне и самому бы не понравилось, если бы мною стали править чужеземные чинуши. Но вам, ребята, от нас не отделаться. Такие вот дела.

– Ты так говоришь, потому что ты не знаешь, чем мы располагаем. – Джефф казался очень уверенным в себе.

– Да чем вы можете располагать? – фыркнул сержант Глид тоном скорее дружески-критическим, чем открыто презрительным. Он обернулся к Гаррисону. – Как ты думаешь?

– Кажется, ничем.

– Не судите поверхностно, – посоветовал Джефф. – До того, что у нас есть, вам никогда не додуматься.

– Например?

– Для начала могу тебе сказать, что мы обладаем самым могущественным оружием, изобретенным когда-либо. Мы – ганды, понял? Поэтому мы не нуждаемся в кораблях, пушках и прочих игрушках. Наше оружие эффективнее. От него нет никакой защиты.

– Хотел бы я его увидеть, – бросил перчатку Глид. За сведения о новом сверхмощном оружии можно получить намного больше, чем за адрес мэра. Грейдер за такое дело отвалит тысяч пять, не меньше. Не без сарказма он добавил: – Но, конечно, ты не можешь выдать военную тайну.

– Никакой тайны здесь нет, – спокойно ответил Джефф. – Можешь получить наше оружие за так, когда пожелаешь. Попроси только, тебе его любой ганд отдаст. Хочешь знать, почему?

– Еще бы.

– Потому что это оружие одностороннего действия. Против вас мы его использовать можем. А вы против нас – нет.

– Такого не бывает. Невозможно изобрести оружие, которым человек не сможет воспользоваться, если заполучит его в руки и будет знать, как с ним обращаться.

– Ты в этом уверен?

– Абсолютно, – без всякого сомнения сказал сержант. – Я уже двадцать лет в десантных войсках, а в них какое только оружие не освоишь! От луков до водородных бомб. Тебе меня не провести. Оружия одностороннего действия просто не может быть в природе.

– Не спорь с ним, – сказал Гаррисон Бэйнсу. – Он никогда ничему не верит, пока не убедится собственными глазами.

– Оно и видно. – Лицо Джеффа расползлось в медленной ухмылке. – Я ведь тебе сказал, что ты можешь получить наше чудо-оружие, если попросишь. Что же ты не просишь его?

– Хорошо, я прошу, – сказал Глид без особого энтузиазма. Оружие, которое демонстрировалось по первому требованию и за которое не приходилось отрабатывать даже самый пустяковый об, вряд ли уж было таким могучим. Воображаемые пять тысяч кредитов съежились до пяти, а потом до нуля. – Дай мне испытать его.

Тяжело повернувшись вместе с табуретом, Джефф протянул руку, снял со стены маленькую сверкающую плашку и протянул ее через прилавок.

– Можешь взять себе. Надеюсь, пойдет на пользу.

Глид повертел плашку в пальцах. Всего-навсего продолговатый кусочек вещества, напоминающего слоновую кость. С одной стороны гладко полированный. На другой стороне выбиты три буквы: «С – H. Т.».

Глид спросил обескураженно:

– И это ты называешь оружием?

– Конечно.

– Ничего не понимаю. – Сержант передал плашку Гаррисону. – А ты?

– Я тоже, – Гаррисон внимательно осмотрел плашку и спросил Бэйнса: – Что означает «С – H.T.»?

– Всеобщий лозунг. Вы его повсюду увидите, если не замечали еще.

– Я его встречал несколько раз, но не придавал ему значения. Теперь припоминаю: эти буквы были написаны на стене в ресторанчике Сета и у входа в пожарное депо.

– И на бортах автобуса, из которого мы не смогли вытряхнуть пассажиров, – добавил Глид. – Только мы не поняли, что это значит.

– Это очень много значит, – ответил Джефф. – Это значит: «Свобода – Нет и Точка».

– Я убит, – заявил ему Глид. – Убит наповал.

Он посмотрел на Гаррисона, который с задумчивым видом засовывал плашку в карман.

– Абракадабра какая-то. Тоже мне, оружие!

– Блажен неведающий, – заметил уверенный в себе Бэйнс. – Особенно когда и не подозревает, что играет с детонатором бомбы неизвестного устройства.

– Ладно, – поймал его на слове Глид. – Объясни нам, как она устроена.

– Нет, и точка. – Лицо Бэйнса снова расплылось в ухмылке. Он явно был чем-то доволен.

– Хорошая помощь. – Глид чувствовал себя обманутым, особенно из-за минутного упоения воображаемыми пятью тысячами. – Нахвастал каким-то оружием одностороннего действия, сунул кусок какого-то барахла с тремя буквами и замолк. Наболтать каждый может. А доказательства где?

– Не будет доказательств, и точка, – сказал Бэйнс, ухмыляясь еще шире. Его жирная бровь многозначительно мигнула следящему за разговором Гаррисону.

Гаррисона вдруг осенило. Раскрыв в изумлений рот, он вынул плашку из кармана и уставился на нее, как будто до этого вообще не видел.

– Отдай мне ее обратно, – потребовал Бэйнс, наблюдая за ним.

Засунув плашку обратно в карман, Гаррисон твердо ответил:

– Нет, и точка.

Бэйнс прищелкнул языком:

– Одни соображают быстрее, чем другие.

Глиду это замечание явно не понравилось. Он протянул руку к Гаррисону.

– Дай-ка мне еще раз взглянуть.

– Нет, и точка, – ответил Гаррисон, глядя ему прямо в глаза.

– Слушай, так не… – Внезапно негодующие нотки исчезли из его голоса. Он замер на месте, но слегка остекленевшим глазам было видно, что голова у него идет кругом. Потом он прошептал: – Черт возьми.

– Вот именно, – одобрительно буркнул Бэйнс. – Долго ты раскачивался.

Ошеломленный потоком обрушившихся на него вольнодумных мыслей, Глид хрипло сказал Гаррисону:

– Уйдем отсюда. Мне надо подумать. Давай найдем какое-нибудь спокойное местечко.

Неподалеку они нашли скверик со скамейками, газончиками и цветами, в котором у фонтана играли ребятишки. Сев напротив лужайки с непривычно яркими для земного глаза цветами, оба погрузились в раздумья.

Через некоторое время Глид сказал:

– Если один человек будет так вести себя, ему обеспечен мученический венец, но если всем миром… – Голос его дрогнул, но он продолжал говорить: – Когда я думаю, к чему это может привести, у меня сердце екает.

Гаррисон хранил молчание.

– Вот тебе пример, – продолжал Глид. – Предположим, я возвращаюсь на корабль, и этот рыкающий носорог Бидворси отдает мне приказ. А я ему отвечаю, не моргнув глазом: «Нет, и точка». Тут либо его кондрашка хватит, либо он меня бросит в карцер.

– То-то тебе будет здорово!

– Да подожди, я же не кончил еще. Так вот, я сижу в карцере, но работа-то остается несделанной. Значит, Бидворси приказывает кому-то другому. А другой, будучи со мной заодно, смотрит на него ледяным взглядом и отвечает: «Нет, и точка». Его тоже бросают в карцер, и у меня появляется компания. Бидворси отдает приказ следующему. Повторяется та же история. В карцер влезает только двадцать человек. Значит, им придется теперь сажать арестованных в инженерскую столовую.

– При чем здесь наша столовая? – запротестовал Гаррисон.

– Именно в столовую, – стоял на своем Глид, преисполненный решимости покарать инженеров. – Скоро и она будет битком набита отказчиками. А Бидворси продолжает их сажать одного за другим, если только у него к этому времени сосуды не полопаются. Следующую партию придется запирать в инженерский кубрик.

– Да чего ты привязался к инженерам?

– Их там придется штабелями укладывать до самого потолка, – сказал не без садистского удовольствия Глид. – А кончится все это тем, что придется Бидворси самому взять ведро и швабру и драить медяшки, пока Грейдер, Шелтон и вся остальная братия будут караулить карцеры. А его пузатое превосходительство и его блюдолизы попрутся на камбуз стряпать арестантам обед. – Глид перевел дух и добавил: – Вот это да!

К ногам его подкатился цветастый мяч. Глид наклонился и подобрал его. Тут же подбежал мальчишка лет семи.

– Отдайте, пожалуйста, мой мяч.

– Нет, и точка, – ответил Глид.

Никакого протеста, никакого гнева, никаких слез. Мальчик просто разочарованно отвернулся и пошел прочь.

– Эй, сынок, держи. – Глид бросил ему мяч.

– Спасибо, – схватив мяч, мальчишка убежал.

Гаррисон сказал:

– Что произойдет, если каждый гражданин Империи на всей ее территории от Прометея до Кальдора, на всех ее 1800 световых годах космического пространства разорвет полученное им извещение об уплате подоходного налога и скажет: «Нет, и точка»? Что случится тогда?

– Тогда правительству потребуется еще одна вселенная для карцера и другая для караульных.

– Начнется хаос, – продолжал Гаррисон. Он кивнул на фонтан и на играющих около него детей. – Но непохоже, чтобы здесь у них был хаос. Я, во всяком случае, этого не замечаю. Отсюда можно сделать вывод, что они не перебарщивают с этим бескомпромиссным отказом. Они применяют его рассудительно, на основании какого-то общепринятого соглашения. Но что это за соглашение – не пойму, хоть убей.

– И я тоже.

Пожилой человек остановился у их скамейки, посмотрел на них, колеблясь, потом решил обратиться к проходившему мимо юноше:

– Не скажете, где остановка роллера на Мартинстаун?

– В конце Восьмой улицы. Отходит каждый час. Перед отъездом вам прикуют конечности.

– Конечности? – Старик поднял недоуменно брови. – Это еще зачем?

– Этот маршрут проходит мимо корабля антигандов. Они могут попытаться вытащить вас из машин.

– Да-да, конечно, – проходя мимо Глида и Гаррисона, он окинул их взглядом и сказал: – Эти антиганды такие зануды!

– Это уж точно, – поддержал его Глид. – Им говорят: «Убирайтесь», а они отвечают: «Нет, и точка».

Пожилой джентльмен сбился с ноги, странно посмотрел на него и скрылся за углом.

– Они все-таки замечают наш акцент, – сказал Гаррисон. – Хотя, когда я обедал в тот раз у Сета, никто на это внимания не обратил.

– Где удалось поесть один раз, – неожиданно оживился Глид, – можно попробовать и другой. Что мы теряем?

– Ничего, кроме терпения, – ответил Гаррисон и поднялся со скамейки. – Попытаем счастья у Сета. Не получится, пойдем куда-нибудь еще. А если нигде не получится, то успеем похудеть, прежде чем помрем голодной смертью.

– Похоже, что именно до этого они нас и хотят довести, – ответил Глид. Потом проворчал: – Но они добьются своего только через мой труп.

– Именно так, – согласился Гаррисон, – только через твой труп.

С салфеткой через руку подошел Мэтт.

– Антигандов я не обслуживаю.

– Но в прошлый раз ты меня обслужил, – сказал Гаррисон.

– Тогда я не знал, что ты с того корабля. Зато теперь знаю! – Он смахнул салфеткой крошки со стола. – Антигандов я не обслуживаю.

– А нет другого места, где мы бы могли пообедать?

– Если вам удастся обязать кого-нибудь. Никто, конечно, этого не сделает, если поймет, кто вы, разве что ошибется, как я ошибся в прошлый раз. Но я два раза подряд ошибок не делаю.

– Как раз сейчас и делаешь, – сказал жестким командным голосом Глид. Он толкнул Гаррисона локтем. – Смотри. – И выхватил из кармана маленький бластер. Направив его Мэтту в живот, он продолжал: – В нормальной обстановке меня отдали бы за это под суд, но сейчас начальство вряд ли расположено поднимать шум из-за этих двуногих ослов. – Он значительно повел оружием. – Ну живо тащи нам две порции.

– Нет, и точка, – выпятив челюсть и не обращая внимания на бластер, ответил Мэтт.

Глид щелкнул предохранителем.

– Учти, он сейчас от кашля сработать может. Шевелись!

– Нет, и точка, – ответил Мэтт.

Глид с отвращением сунул бластер обратно в карман.

– Я просто тебя пугал. Он не заряжен.

– Заряжен или незаряжен, значения не имеет. Антигандов я не обслуживаю, и точка.

– А если бы я психанул и всадил в тебя полный заряд?

– А как бы я тогда мог тебя обслужить? Что с мертвеца возьмешь? Пора бы вам, антигандам, поучиться логике.

Выпустив эту последнюю стрелу, он ушел.

– Что-то в этом есть, – сказал Гаррисон уныло. – Что ты сделаешь с мертвецом? Над ним ты не властен.

– Не скажи. Вид нескольких трупов может привести остальных в чувство. Сразу забегают.

– Ты рассуждаешь по-земному, – сказал Гаррисон. – Это неправильно. Как ни крути, они давно уже не земляне. Они – ганды, хоть я и не понимаю, что они под этим имеют в виду. – Он задумался, потом добавил: – Создание Империи привело к образу мышления, согласно которому Терра неизменно права, в то время как остальные шестнадцать тысяч сорок две планеты неизменно не правы.

– От твоих разговорчиков мятежом попахивает.

Гаррисон не ответил. Глид, заметив, что внимание собеседника отвлечено чем-то другим, оглядел комнату и увидел только что вошедшую брюнетку.

– Хороша, – одобрил сержант. – Не слишком юна, не слишком стара. Не слишком толста, не слишком худа. В самый раз.

– Я с ней уже знаком.

Гаррисон помахал ей в знак приветствия. Она подошла легкой походкой и села за их стол. Гаррисон представил:

– Мой друг сержант Глид.

– Артур, – поправил его Глид, пожирая брюнетку взглядом.

– Меня зовут Илисса. А что такое «сержант»?

– Вроде шишки на ровном месте. Я только передаю парням приказы, кому что делать.

Ее глаза широко раскрылись.

– Неужели люди действительно позволяют другим людям указывать себе, что им делать и как?

– Разумеется. Как же иначе?

– Мне это кажется диким. – Девушка перевела взгляд на Гаррисона. – А твоего имени я так и не узнаю?

– Джим.

– Мэтт подходил к вам?

– Да. И отказался нас обслуживать.

Она передернула полными плечиками.

– Это его право. Каждый человек имеет право отказаться. На то и свобода.

– У нас такая свобода называется бунтом.

– Не будь ребенком, – упрекнула девушка инженера и поднялась со стула. – Подождите здесь. Я пойду поговорю с Сетом.

– Ничего не понимаю, – сказал Глид, когда Илисса отошла. – Судя по тому, что говорил толстяк в лавке, нас все должны игнорировать, пока мы не дадим деру с тоски. Но эта дамочка ведет себя дружелюбно. Она не ганд.

– Ошибаешься, – возразил Гаррисон. – Она просто пользуется своим правом сказать: «Нет, и точка».

– Верно! Я об этом и не подумал. Они могут его применить, как им нравится.

– Конечно, – инженер снизил голос. – Тихо, она идет обратно.

Сев снова за столик, девушка поправила прическу и сказала:

– Сет лично вас обслужит.

– Еще один предатель, – усмехнулся Глид.

– Но с условием, – продолжала она, – что вы оба поговорите с ним перед уходом.

– Цена подходящая, – решил Гаррисон. – Но это значит, что тебе придется погашать обед за нас троих своими обами?

– Нет, только за себя.

– Как так?

– У Сета свои соображения. Он такого же мнения об антигандах, как и все остальные, но обладает склонностью к миссионерству. Он не согласен с тем, что всех антигандов нужно игнорировать. По его мнению, так можно относиться только к слишком глупым и упрямым, кого не перевоспитаешь. Сет уверен, что каждый разумный антиганд является потенциальным гандом.

– Да что это такое «ганд»? – вопросил Гаррисон.

– Обитатель нашего мира.

– Но от чего происходит это слово?

– От имени Ганди.

Гаррисон наморщил лоб.

– Это еще кто?

– Человек, который изобрел Оружие.

– Никогда о нем и не слышал.

– Меня это не удивляет, – заметила Илисса.

– Не удивляет? – Гаррисон почувствовал раздражение. – Позволь тебе заметить, что в наше время на Терре все получают такое образование…

– Успокойся, Джим. Я просто хотела сказать, что это имя наверняка вычеркнуто из ваших учебников истории. Оно могло вызвать у вас нежелательные настроения. Поэтому меня и не удивляет, что ты о нем не слышал. Не можешь же ты знать того, чему тебя никогда не учили.

– Если ты подразумеваешь, что на Терре история подвергается цензуре, то я в это не верю.

– Это твое право, верить или нет. На то и свобода.

– До известной степени. У человека есть обязанности, отказываться от которых он не имеет права.

– Да? А кто определяет ему эти обязанности – он сам или другие?

– По большей части люди, стоящие выше его.

– Ни один человек не может стоять выше другого. Ни один человек не имеет права указывать другому, в чем состоят его обязанности. Если на Терре кто-то обладает подобной идиотской властью, то только потому, что идиоты это ему позволяют. Они боятся свободы. Они предпочитают получить указания. Они любят выполнять приказы. Ну и люди!

– Мне бы не следовало тебя слушать, – вмешался в разговор Глид. Его дубленое лицо горело. – Ты настолько вредная, насколько хорошенькая.

– Боишься своих собственных мыслей, – уколола она, подчеркнуто игнорируя комплимент.

Глид покраснел еще больше.

– Никогда в жизни. Но я…

Он не договорил, потому что появился Сет и поставил на стол три полные тарелки.

– После обеда поговорим, – напомнил Сет. – Мне вам надо кое-что сказать.

Сет подсел к их столику, как только они кончили есть.

– Что вы уже знаете?

– Они уже знают достаточно, чтобы поспорить, – вставила Илисса. – Они беспокоятся об обязанностях, о том, кто их определяет и кто выполняет.

– И не без оснований, – парировал Гаррисон. – Вы ведь тоже не можете этого избежать.

– То есть? – спросил Сет.

– Ваш мир держится на какой-то странной системе обмена обязательствами. Но что заставит человека гасить об, если он не будет это считать своим долгом?

– Долг здесь ни при чем, – ответил Сет. – А если и возникает вопрос о долге, то каждый определяет его для себя сам. Было бы в высшей степени возмутительной наглостью со стороны одного человека напоминать об этом другому, а одному приказывать другому – просто неслыханно.

– Так можно очень хорошо устроиться, – перебил его Глид. – Как вы справитесь с гражданином, у которого совсем нет совести?

– Проще пареной репы.

– Расскажи им сказочку о Ленивом Джеке, – предложила Илисса.

– Это детская сказочка, – пояснил Сет. – Ее все детишки наизусть знают. Классика вроде как… как… – Он сморщил лоб. – Совсем забыл сказки, которые привезли пионеры.

– Красная Шапочка, – подсказал Гаррисон.

– Вот-вот, – благодарно кивнул Сет.

Он провел языком по губам и начал рассказ:

– Этого Ленивого Джека привезли сюда с Терры ребенком, он вырос в нашем новом мире, изучил нашу экономическую систему и решил, что он всех перехитрит. Он решил стать хапугой. Мы так называем тех, кто хватает обы и пальцем не шевелит, чтобы их погасить или дать другим иметь об на себя. Человек, который брать берет, а давать не хочет. Ну так вот, до шестнадцати лет это ему сходило с рук. Он ведь был ребенком. А у детей всегда есть к этому склонность. Мы это понимаем и делаем определенные скидки. Но после шестнадцати он влип.

– Каким образом? – спросил Гаррисон, которого сказочка заинтересовала больше, чем он хотел показать.

– Он хапал все, что попадалось под руку. Еду, одежду. А городки у нас небольшие, в них все друг друга знают. Месяца через три Джек стал известен как самый настоящий хапуга. И куда бы он ни пришел, везде получал отказ. Ни еды, ни крова, ни друзей. Проголодавшись, он вломился ночью в чью-то кладовую и в первый раз за неделю поел по-человечески.

– И как его наказали за это?

– А никак. Ничего ему не сделали.

– Но безнаказанность наверняка только поощрила его.

– Да нет, – усмехнулся Сет. – Люди просто стали все запирать. В конце концов ему пришлось перебраться в другой город.

– Чтобы там начать все сначала, – сказал Гаррисон.

– На некоторое время… А потом пришлось перебираться в третий город, в четвертый, в двадцатый. Он был слишком упрям, чтобы делать выводы.

– Но ведь он устроился, – сказал Гаррисон. – Брал все, что надо, и передвигался с места на место.

– Не совсем. Городки у нас, как я говорил, маленькие. Люди часто ездят друг к другу в гости. Все всё знают. – Сет перегнулся через стол и сказал выразительно: – До двадцати лет Джек кое-как протянул, а затем…

– Затем?

– Он пытался прожить некоторое время в лесу на подножном корму. А потом его нашли висящим на дереве. Одиночество и презрение к самому себе погубили его. Вот что случилось с Ленивым Джеком, хапугой.

– У нас на Терре людей за лень не вешают, – сказал Глид.

– У нас тоже. Им предоставляют свободу сделать это самим. – Сет обвел собеседников проницательным взглядом и продолжал: – Но пусть вас это не беспокоит. За всю мою жизнь я не припомню, чтобы случалось что-либо подобное. Люди уважают свои обязательства в силу экономической необходимости, а не из чувства долга. Никто никому не приказывает, никто никого не заставляет, но сам по себе образ жизни на нашей планете содержит в себе определенное принуждение. Либо будешь играть по правилам, либо пострадаешь. А страдать никому не хочется, даже дуракам.

– Похоже, что ты прав, – вставил Гаррисон, ум которого в эту минуту напряженно упражнял свои способности.

– Не похоже, а наверняка, – заверил его Сет. – Но я хотел с вами поговорить о более важном. Скажите, чего вы хотите больше всего в жизни?

Не задумываясь, Глид ответил:

– Путешествовать по космосу, оставаясь целым и невредимым.

– И я тоже, – сказал Гаррисон.

– Так я и думал. Но вы не можете остаться во флоте на веки вечные. Все рано или поздно приходит к концу. Что потом?

Гаррисон заерзал обеспокоенно.

– Я не люблю об этом думать.

– Но ведь рано или поздно придется, – сказал Сет. – Сколько тебе осталось летать?

– Четыре с половиной года.

Сет перевел взгляд на Глида.

– А мне три.

– Немного, – заметил Сет. – Значит, когда вы доберетесь обратно до Терры, для вас это будет концом пути?

– Для меня – да, – признался Глид, которому эта мысль никакой радости не доставляла.

– Чем старше становишься, тем быстрее бежит время. Однако ты будешь еще относительно молод, когда уйдешь в отставку. Ты, наверное, приобретешь собственный корабль и будешь продолжать путешествовать по космосу?

– Откуда? Даже самые богатые не смогут себе позволить больше, чем лунный катер. Но болтаться между Землей и спутником скучно для того, кто привык к глубокому космосу. А двигатель Блидера по карману только правительству.

– И что же ты будешь делать после увольнения?

– Я не такой, как Большие Уши, – ткнул пальцем в Гаррисона Глид, – я солдат, а не специалист. У меня выбор ограничен. Но я родился и вырос на ферме. Я еще помню фермерскую работу. Хорошо бы осесть и обзавестись маленьким хозяйством.

– Это возможно? – спросил Сет, внимательно глядя на него.

– На какой-нибудь из развивающихся планет, но не на Терре. Для Терры мне и половины суммы не наскрести.

– Вот, значит, как Терра вознаграждает за годы верной службы! Либо забудь о своей сокровенной мечте, либо выметайся?

– Заткнись.

– Не заткнусь, и точка. Как ты думаешь, почему ганды эмигрировали на эту планету, духоборы на Хайгею, а квакеры на Центавр Б? Потому что Терра так награждала своих верноподданных – либо гни шею, либо выметайся. Вот мы и вымелись.

– Оно и к лучшему, – вставила Илисса. – Избавили Терру от перенаселения.

– Это к делу не относится, – ответил Сет и вернулся к Глиду. – Ты хочешь ферму. Хочешь ее на Терре, но получить ее там не можешь. Терра говорит тебе: «Выметайся». Значит, тебе нужно искать ферму где-то в другом месте. А здесь ты можешь получить ферму просто за так. – Он выразительно щелкнул пальцами.

– Меня не обманешь, – ответил Глид, хотя по лицу его было видно, что ему очень хочется быть обманутым. – За так не бывает.

– На нашей планете земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает. Пока человек продолжает на ней работать, никто не оспаривает его права на этот участок. Все, что тебе нужно, – найти свободный участок, а их здесь сколько хочешь, и начать работать на нем. С этой минуты он твой. Как только ты перестанешь на нем работать и покинешь его, он принадлежит кому угодно.

– Святые метеоры! – Глид уставился на него неверящим взглядом.

– Более того, если тебе повезет, можешь наткнуться на брошенную ферму, которую оставили из-за болезни, смерти или желания перебраться куда-нибудь, где подвернулось что-то поинтереснее. В таком случае тебе достанется готовая ферма с сараями, коровниками и всем хозяйством.

– А что я буду должен предыдущему владельцу?

– Ничего. Ни единого оба. С какой стати? Если он ушел оттуда, то он рассчитывает на что-то лучшее. Не может же он пользоваться выгодами и от одного и от другого.

– Бессмыслица какая-то. Где-то здесь ловушка. Кому-то мне придется выкладывать на бочку либо деньги, либо кучу обов.

– Несомненно. Ты заводишь ферму. Соседи помогают тебе построить дом. Это накладывает на тебя солидные обы. Будешь, к примеру, два года снабжать плотника и его семью продуктами с фермы и погасишь об. А потом будешь поставлять ему продукты еще два года и тем самым будешь иметь об на него. И так со всеми остальными.

– Но не всем же нужны сельскохозяйственные продукты.

– Ну и что? Вот, к примеру, жестянщик сделал для тебя маслобойку. Продукты ему не нужны. Его жена и трое дочерей на диете, и одна только мысль о еде приводит их в ужас. Но у него есть портной или сапожник, которые имеют на него обы. Он переводит эти обы на тебя. Поставляя продукты портному или сапожнику, ты погасишь об жестянщику. И все довольны.

Насупившись, Глид разжевывал услышанное.

– Ты меня подстрекаешь. Не следовало бы делать этого. Попытка подстрекательства к дезертирству является на Терре уголовным преступлением и сурово наказывается.

– Так то на Терре, – сказал Сет презрительно.

– Все, что вам надо сделать, – мило и убедительно вставила Илисса, – это объяснить себе, что пора возвращаться на корабль, что это ваш долг, что ни на корабле, ни на Терре без вас не обойдутся. – Она поправила кудряшку. – А потом стать свободной личностью и сказать: «Нет, и точка!»

– С меня за это с живого шкуру спустят. Под личным руководством Бидворси.

– Вряд ли, – усомнился Сет. – Этот Бидворси, который мне кажется человеком отнюдь не жизнерадостным, находится в таком же положении, как и ты, и все остальные: на распутье. Рано или поздно он либо во всю прыть уберется отсюда, либо будет в своем грузовичке доставлять тебе на ферму молоко, потому что в глубине души ему всегда хотелось заниматься именно этим.

– Ты его не знаешь, – хмуро буркнул Глид. – У него вместо сердца кусок ржавого железа.

– Занятно, – взглянул на него Гаррисон, – я всегда думал то же самое о тебе, вплоть до сегодняшнего дня.

– Я сейчас не на службе, – ответил Глид, как будто такой ответ все объяснял.

Он встал и сжал челюсти.

– Но я возвращаюсь на корабль. Прямо сейчас.

– У тебя увольнение до завтрашнего вечера, – запротестовал Гаррисон.

– Возможно. Но я вернусь сейчас.

Илисса открыла рот, но тут же закрыла, потому что Сет толкнул ее. Они сидели молча и смотрели, как Глид выходил за дверь решительной походкой.

– Это хороший знак, – сказал Сет со странной уверенностью в голосе. – Задели его за живое. – Потом повернулся к Гаррисону. – А у тебя какое главное желание в жизни?

– Спасибо за еду. – Гаррисон, явно обеспокоенный, поднялся со стула. – Постараюсь догнать его. Если он пошел на корабль, мне, пожалуй, тоже лучше вернуться.

Опять Сет остановил Илиссу. Оба хранили молчание, пока Гаррисон выходил на улицу, аккуратно затворяя за собой дверь.

– Бараны, – сказала непонятно чем опечаленная Илисса. – Один за другим, ну прямо стадо баранов.

– Нет, – возразил Сет, – это люди, движимые теми же мыслями и чувствами, что и наши предки, которые баранами отнюдь не были. – Повернувшись в кресле, он крикнул Мэтту: – Принеси нам два шемака! – Потом сказал Илиссе: – Сдается мне, что этому кораблю не поздоровится, если он здесь задержится.

Динамик внутренней сигнализации рявкнул:

– Гаррисон, Глид, Грегори… – и так далее в алфавитном порядке.

В коридорах и на палубах разговаривали между собой вернувшиеся из увольнения.

– Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме «зассд». Просто осточертело!

– Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине никто про нас и знать не знал. Я просто вошел и сел.

– Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойного диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Пришлось тащить его обратно на себе.

– Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.

– Так я ж и говорю, что надо было разделиться.

– Половина увольнения, наверное, все еще валяется по канавам.