Текст книги "В сердце тьмы"

Автор книги: Эрик Флинт

Соавторы: Дэвид Аллен Дрейк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Аджатасутра, хотя у него было абстрактное знание о планировке Большого Дворца, теперь оказался полностью дезориентирован.

– Куда мы идем? – повторил он.

– Мне нужно кое-что сделать, – пробормотал Нарсес.

Евнух перешел на рысь. Коридор заворачивал. После поворота Аджатасутра увидел, что коридор кончается массивными двойными дверьми. Одна из них была открыта. За ней Аджатасутра услышал звук нечетких голосов.

Когда они оказались в десяти футах от наполовину открытых дверей, Аджатасутра узнал один из голосов в комнате.

Голос Иоанна из Каппадокии.

Нарсес зашипел.

– Ублюдок. Я знал, что он вначале пойдет сюда.

Евнух повернул голову. Глаза рептилии уставились на Аджатасутру.

– Решай, – приказал он.

Аджатасутра колебался только секунду. Затем с полуулыбкой сказал.

– Ты – лучший в плохой компании.

Нарсес кивнул. Показал на Помпея, который шатаясь только нагнал их.

– Побереги его, – прошептал евнух. – И возьми на себя букеллариев.

Нарсес отвернулся и проскользнул в дверь. Аджатасутра последовал за ним, таща Помпея за руку.

Внутри они нашли живописную драматическую сцену.

Феодора стояла на коленях, держа в объятиях Юстиниана. Император, хоть и оставался без сознания, но начинал стонать.

Иоанн из Каппадокии нависал над нею, держа в руке меч. Трое его букеллариев стояли в нескольких футах между Иоанном и Нарсесом. Услышав, как вошел евнух, стражники поспешно повернулись и подняли оружие. Затем, узнав его, опустили мечи и отступили в сторону. Нарсес проскользнул мимо них, направляясь к Иоанну и императрице.

Аджатасутра отпустил Помпея и подобрался поближе к букеллариям.

Иоанн из Каппадокии гневно смотрел сверху вниз на императрицу. Он уже начал что-то рявкать.

Лицо Феодоры превратилось в маску.

– Хватит трепаться, предатель, – фыркнула она презрительно. – Сделай это, трус.

Иоанн поднял меч.

Нарсес зашипел подобно змее:

– Остановись, идиот! Нам она потребуется. Живая.

Иоанн в удивлении отвернулся от императрицы. Его меч опустился, слегка.

– Зачем? – спросил он. – Мы все равно собирались убить ее после того, как она провозгласит нового императора. Теперь нет оснований ждать. – Он нахмурился. – Почему ты здесь?

Нарсес прошел вперед.

– Клянусь, Иоанн, у тебя мозги жабы.

Ближе, ближе.

– Думай, Иоанн, думай.

Ближе, ближе. Евнух показал пальцем на императрицу. Иоанн повернул голову, следуя за указательным пальцем.

Нарсес ударил.

На наблюдавшего за ним Аджатасутру это произвело впечатление. Старый евнух бил, как гадюка. Его маленький нож, казалось, появился из ниоткуда, перед тем как воткнуться в грудную клетку Иоанна.

Иоанн закричал, пошатнулся и уронил меч. Нож все еще торчал из его бока.

Нарсес отступил.

Букелларии заорали, подняли мечи и сделали шаг к евнуху.

Один шаг. Дальше они не добрались.

Аджатасутра прикончил трех букеллариев за такое же количество секунд. Три быстрых удара кинжалом в спины стражников. Каждый удар – мощный, быстрый – попадал как раз в проемы в броне, очень точно. Жертвы Аджатасутры умерли до того как поняли, что случилось. Они просто рухнули мешками на пол.

Иоанн из Каппадокии упал на пол до них. Но он не был безжизненным кулем. Лицо префекта претория искажала агония. Он, очевидно, пытался кричать, но звуки из искаженного рта не вылетали.

– Это жуткий яд, – весело заметил Нарсес – Полностью парализующий и болезненный. И также смертельный. Через некоторое время.

Аджатасутра быстро вычистил свой кинжал, но не стал прятать в потайные ножны.

– Объясни, – приказал он.

Нарсес уже начал ухмыляться. Но затем, увидев выражение лица наемного убийцы, передумал.

– У тебя до сих пор остались иллюзии, Аджатасутра? – спросил он.

Евнух показал пальцем на ближайшую стену. Сквозь нее, несмотря на толщину, долетали звуки схватки. Взрывы гранат, крики, приказы.

– Все закончилось, – объявил он. – Мы проиграли.

Аджатасутра нахмурился. Не осознавая, что делает, наемный убийца поднял кинжал.

Нарсес же четко осознавал, что происходит. И быстро продолжил:

– Подумай, Аджатасутра. Где Антонина взяла гранаты? Она не украла их от нас. Их сделали по ее приказу. Значит, она планировала это уже несколько месяцев. Это означает, что все сообщения дурака Прокопия дураку Балбану были обманом. Не он обманывал – этот сплетник и идиот! – а она. Антонина не устраивала оргии у себя в усадьбе – она готовила армию и обеспечивала ее пороховым оружием.

Аджатасутра нахмурился сильнее.

– Но она не могла знать…

Больше он ничего не сказал. Его оборвал каркающий смех Феодоры. Увидев триумф у нее на лице, наемный убийца внезапно понял, что Нарсес прав.

Он опустил кинжал. Опустил, но не стал убирать в ножны.

– Шанс все еще остается, – сказал он. – Судя по тому, что я видел, у нее небольшая армия. А у Балбана есть кшатрии и толпа.

Нарсес покачал головой.

– Нет шансов, Аджатасутра. Не тогда, когда здесь Велисарий.

Евнух снова покачал головой. В этом жесте была мрачная законченность.

– Нет шансов, – повторил он. – Не с Велисарием. Он уже разбил армию Вифинии. Если Балбану удастся разгромить Антонину на ипподроме, ему все равно придется столкнуться с Велисарием. С кем? С несколькими сотнями кшатриев? С бандитами с ипподрома?

Нарсес с упреком показал на тела букеллариев Иоанна.

– Или ты думаешь, что эти декоративные собачки способны идти против Велисария и его катафрактов?

Аджатасутра уставился на три трупа. Однако смотрел недолго. Звуки схватки становились громче. Он опустил кинжал в ножны.

– Ты прав. Что теперь?

Нарсес пожал плечами.

– Мы убегаем. Ты, я, Помпей. Он нам потребуется, чтобы успокоить и смягчить твоих хозяев. Мы по крайней мере сможем заявлять, что спасли «законного наследника» от убийства. Малва смогут использовать его, как марионетку.

Наемный убийца поморщился.

– Нанда Лал будет в ярости.

– И что? – спросил Нарсес. – Ты не отвечал за операцию. За все отвечал Балбан. Ты предупреждал его, что Антонина нас обманывает. Я в этом поклянусь. Но Балбан не хотел слушать.

Аджатасутра бросил взгляд на Помпея. Знатный господин стоял, прислонившись к дальней стене. Его лицо побледнело, глаза были несфокусированы. Он, казалось, не замечал ничего вокруг и только дрожал от страха.

Взгляд наемного убийцы переместился на императрицу. Феодора гневно посмотрела на него.

Черными, черными глазами. Ненавидящими глазами.

– А она? – спросил он.

Теперь лицо старого евнуха на самом деле стало змеиным. На мгновение Аджатасутра чуть снова не вытащил кинжал. Но вместо этого просто пробормотал:

– Кто бы мог подумать, что Нарсес проявит благородство?

Улыбаясь, наемный убийца отправился к. Помпею, схватил его за руку и потащил к двери. Там остановился, поджидая Нарсеса.

Евнух и императрица уставились друг на друга.

Евнух смотрел печально. Феодора…

– Я никогда не прощу тебя. Ты – мертвец.

Нарсес кивнул.

– Знаю. – На его лице появилась печальная улыбка. – Но я все равно могу выиграть. В любом случае я – старый человек. Даже если я проиграю, я могу умереть до того, как ты меня убьешь.

Улыбка исчезла. Печаль осталась.

Евнух отвернулся и пошел к двери. Его остановил голос Феодоры.

– Почему, Нарсес?

Впервые в ее голосе кроме ненависти звучала мука. Не поворачиваясь, Нарсес просто пожал плечами.

– Амбиции, – сказал он.

– Нет. Я не о твоих мотивах. Почему это ?

Нарсес повернул голову. Его глаза встретились с взглядом Феодоры. В ее глазах был намек на слезы. Только намек.

Нарсес боролся со своими слезами.

– Не было необходимости. И…

Он не мог смотреть в эти глаза. Отвернулся и добавил:

– Я не прекращал любить тебя, дитя, просто потому, что планировал убить тебя.

Мука улетучилась из Феодоры. Остался только адский голос.

– Тебе следовало убить меня, предатель. Ты пожалеешь об этом, трус.

Нарсес покачал головой.

– Нет, Феодора, не пожалею. Никогда.

Через мгновение он ушел Феодора уставилась сверху вниз на мужа. Стоны Юстиниана становились громче. Вскоре он придет в сознание и начнет кричать.

Императрица сняла его голову со своих колен и аккуратно опустила на ковер.

Ей требовалось кое-чем заняться.

Она на четвереньках доползла до тела ближайшего солдата. Вытащила кинжал из ножен на поясе трупа.

Затем все еще ползком стала пробираться к Иоанну из Каппадокии.

Императрица продвигалась на четвереньках не потому, что не могла стоять, не потому, что была ранена, и не потому, что пребывала в шоке.

Нет. Она ползла просто потому, что хотела заставить Иоанна из Каппадокии наблюдать за ее приближением.

Он видел ее. А затем, несмотря на то что его парализовал яд, попытался закричать.

Но не мог. Он не мог вымолвить ни звука, не мог двинуть мускулом. Он мог только смотреть.

Феодора ползла к нему, держа кинжал в руке. Ее глаза неотрывно смотрели в глаза префекта претория.

Она хотела добраться до этих глаз.

Адский взгляд. Адское приближение.

Это станет последним, что увидит в жизни Иоанн из Каппадокии, и он знал это.

Через три минуты в зал ворвался Велисарий. За ним следовали его катафракты и Ирина.

Все они резко остановились.

Ирина зажала рот рукой после того, как резко вдохнула воздух. Менандр побледнел. Анастасий сжал челюсти. Валентин ухмыльнулся.

Велисарий просто смотрел. Но он тоже на мгновение был зачарован зрелищем.

Не видом тел, устилающих зал. Не видом стонущего ослепленного Юстиниана. Даже не видом префекта претория, распростертого на полу и молчаливо кричащего, выгибая спину в агонии.

Нет, зачаровывал вид императрицы. Она сидела на корточках над умирающим предателем, держа окровавленный нож в одной руке и поддерживая свои императорские одежды другой. Она мочилась в пустые глазницы Иоанна из Каппадокии.

Глава 28

Ракета взметнулась в небо и взорвалась высоко над стенами ипподрома. За ней последовал громоподобный крик, издаваемый собравшейся внизу толпой.

– Ника! Ника! 4242
  Восстание «Ника» – народное восстание, которое реально имело место в Константинополе 11—17 января 532 года. Название получило от клича-пароля восставших «Ника!» («Побеждай!»).


[Закрыть]

– Это «побеждай»? – прошипела Антонина. Она склонилась в седле и прошептала. Маврикию: – Подскажи мне, что делать.

Маврикий улыбнулся.

– Ты уже сама знаешь, что делать.

Он показал пальцем вперед. Они приближались к маячившему впереди ипподрому с юго-запада. Впереди них, в пятидесяти ярдах, начиналась широкая каменная лестница, которая поднималась к широкому входу. Вход составлял тридцать ярдов в ширину. Его поддерживали несколько колонн.

– Когда мы там окажемся, начнется схватка. Для маневров не будет места. Только убивай – или убьют тебя.

Антонина скорчила гримасу. Вход, к которому они приближались, назывался Ворота Смерти.

– Очень подходящее название, – пробормотала она. Рядом с нею Маврикий презрительно фыркнул.

– Ты можешь в это поверить? – спросил он. – Они не поставили стражу! Ни одного часового.

Теперь они находились в двадцати ярдах от начала лестницы. Антонина остановила лошадь и стала спешиваться.

– Для лошадей там места тоже не будет, – сказала она.

Маврикий кивнул и приказал катафрактам спешиться. Букелларии заворчали, но подчинились без колебаний. Несмотря на то что они терпеть не могли сражаться на своих двоих, они были ветеранами. Катафракты прекрасно знали, что кавалерийская тактика невозможна внутри ипподрома.

Антонина достала мясницкий нож и подняла над головой.

– Ничто! Ничто! – крикнула она и стала подниматься по лестнице. Вся ее армия бросилась за ней. Но до того как Антонина преодолела половину лестницы, Маврикий ее попридержал.

– Ты останешься сзади.

Антонина подчинилась. Ее армия огибала ее. После того как все прошли вперед, они с. Маврикием последовали за солдатами.

К тому времени, как они миновали Ворота Смерти, некоторые гренадеры уже запускали первые гранаты. Антонина слышала взрывы, так же как и боевой клич своих солдат.

– НИЧТО! НИЧТО!

Они с. Маврикием вошли на ипподром. Они стояли на широкой плоской платформе. Под ними находились широкие каменные сиденья ипподрома, которые одновременно служили и сиденьями, и лестницами. Сиденья-ступени спускались вниз к беговой дорожке.

Триста катафрактов распределялись по первым десяти рядам по периметру. Приготовили луки. В центре, прямо под Антониной гренадеры и их жены выстроились боевым порядком. Некоторые гренадеры уже выпускали гранаты из пращей, но большинство все еще устанавливали корзины с гранатами.

Антонина уставилась на врагов, собравшихся на другой стороне ипподрома. После одного взгляда она игнорировала огромную толпу бандитов из группировок. Ее внимание привлекли ракетницы, установленные у дальнего поворота беговой дорожки Антонина видела кшатриев, суетящихся вокруг неких деревянных опор. Она не узнала странные деревянные приспособления, но ей было нетрудно понять природу трубок, которые кшатрии устанавливали на эти деревянные опоры.

– Ракеты, – пробормотала она. Повернулась к стоявшему рядом с ней Маврикию. – Скажи нашим, чтобы не стояли плотно друг к другу. Я хочу, чтобы ни в одном месте не собиралось помногу наших. Так ракетам будет сложнее найти цель.

Маврикий поморщился.

– Но так будет тяжелее отражать массированную атаку.

Антонина покачала головой.

– Если все эти сорок тысяч бандитов бросятся на нас одновременно, они сметут нас, независимо от того, как компактно мы выстроимся. Но я знаю толпу, Маврикий. Я выросла с ними. Сорок тысяч бандитов с ипподрома могут смести менее тысячи солдат, но сами они понесут очень тяжелые потери. В особенности первые ряды. Она показала пальцем на толпу.

– Гарантирую тебе, Маврикий, они знают это не хуже меня. И каждый в этой толпе, каждый по отдельности в эту самую минуту, клянется себе в одном и том же. – Она хрипло рассмеялась. – «Побеждай!» – это только их официальный воинский клич. Настоящий, про себя, молча, это: «Ты – первый. Любой, кроме меня!».

Маврикий рассмеялся. Затем кивнул:

– Не сомневаюсь: ты права.

Мгновение спустя гектонтарх уже выкрикивал приказы. Катафракты тут же распределились по рядам, встав на удалении друг от друга. Не прошло и минуты, как они выстроились по всему периметру юго-западной дуги ипподрома. Гренадеры распределились, заполняя это охраняемое пространство. Вскоре гренадеры стояли отдельными небольшими подразделениями, вместо того чтобы находиться всем вместе, плотными рядами.

И вовремя. Малва выпустили первые ракеты по римлянам. Одна из ракет опустилась на дорожку под ними, подняв облако пыли. Еще одна вылетела за пределы ипподрома. Но следующая врезалась в ближайший сектор.

Несмотря на впечатляющий звук и ярость взрыва, тяжелый камень не пострадал – его только слегка опалило. А поскольку в том месте люди не стояли, не было и потерь, только несколько гренадеров пострадали от летящих в стороны деревянных щепок. Получили легкие повреждения, ничего серьезного.

Гренадеры заорали в ярости. И впервые после того как вошли на ипподром, выпустили гранаты из всех пращей одновременно.

Сотни гранат полетели через ипподром, их запалы искрились. Отправленные гранаты не концентрировались ни на одной определенной цели. Каждый гренадер просто решил смести врага. Любого врага.

Гранаты взорвались в огромной толпе бандитов. Несколько приземлились неподалеку от деревянных ракетниц, рядом с которыми находились кшатрии. Солдаты малва, привычные к пороху, быстро спрятались за защитным укреплением – задолго до того, как гранаты приземлились. Лишь несколько из них пострадали, и то несерьезно.

А толпа…

Если бы за выпущенной партией гранат наблюдал человек будущего, он назвал бы последствия гигантской взрывной волной.

Очередью из пулемета с близкого расстояния.

– Красиво! – закричал. Маврикий, победно поднимая кулак.

Катафракты и гренадеры внизу добавили свои восторженные крики.

– Черт побери, нет! – рявкнула Антонина. – Неаккуратно.

Маленькая женщина нахмурилась, пошла вперед и стала выкрикивать приказы гренадерам. Ее четкий сопрано – который тренировала ее мать-актриса – прорезал весь орущий бедлам ипподрома.

Теперь гренадеры успокоились и стали выполнять приказы. Их направленные выстрелы стали концентрированными, по определенным целям.

Антонина направила первую партию на кшатриев. Все ракетницы были или разбиты, или перевернуты. Снова большинство солдат малва избежали потерь, спрятавшись за укреплениями. Укрепления были сделаны надежно – из тяжелых бревен, сцепленных болтами. Гранаты только немного опалили дерево.

Но Антонину это не волновало. Она просто хотела испугать малва, вывести их из строя. Она не сомневалась в своей способности разобраться с несколькими сотнями кшатриев. Ее гренадеры с пращами с легкостью отправляли гранаты дальше, чем малва. А ракетные желоба были слишком хрупкими и громоздкими одновременно, чтобы представлять угрозу в таком сражении.

Несмотря на свои уверенные заявления Маврикию, она по-настоящему беспокоилась, что огромная толпа бандитов с ипподрома все-таки сметет ее войско своим числом. Их сорок тысяч против менее чем тысячи гренадеров и катафрактов. А от гренадеров в рукопашной схватке мало толку.

Поэтому пока солдаты малва откашливались от пыли, попавшей им в легкие, Антонина занялась толпой.

Удар. Удар. Удар.

Три следующие партии гранат приземлились – сериями, с севера на юг – в первых рядах толпы. Когда пыль осела, сотни бандитов оказались разбросанными по каменным сиденьям. Умирающие, мертвые, раненые, оглушенные.

Толпа с визгом побежала. Умерли другие бандиты, растоптанные до смерти.

Ближайшие находились на северных секторах ипподрома. Антонина отправила туда две партии гранат. Масса людей была разорвана на куски. Выжившие сгрудились еще плотнее, отталкивая своих товарищей назад, назад. Назад к дальним выходам. Дюжины затоптали до смерти.

Кшатрии снова зашевелились. Небольшие группы солдат малва поднимали два ракетных желоба, которые только перевернулись, но не получили повреждений. Остальные бросали гранаты. Но без пращей эти гранаты приземлялись в центре ипподрома, не принося вреда.

Тем не менее…

Их нужно держать в страхе. Запугивать.

Антонина отправила еще одну партию гранат в кшатриев. Солдаты малва снова понесли относительно слабые потери. Но как и раньше им пришлось отступить за укрепления. Они не могли действовать.

Назад к толпе.

Удар. Удар. Удар.

Маврикий, стоявший в нескольких футах за Антониной, мрачно улыбнулся. Он ничего не сказал. Не было необходимости.

«Драка на ножах в кухне», – подумал он.

Первые из толпы, кто убежал с ипподрома, спаслись. Возможно, две тысячи, минус человек сто, которых затоптали, когда они пытались протиснуться сквозь северо-восточные ворота.

Остальные столкнулись с Велисарием.

Велисарий увидел, как Зеленые и Голубые выбегают с ипподрома, и тут же приказал половине пехотинцев выстроиться по обеим сторонам ворот.

– Пусть бегут сквозь строй, Гермоген, – сказал он. – Убей столько, сколько можешь – но ни в коем случае не нарушайте порядок построения.

– Большинство убежит, – запротестовал Гермоген. – Нам следует не выпускать их. Убить всех вонючих предателей.

Велисарий покачал головой.

– Нам не нужна такая кровавая бойня. Просто запугать группировки на следующие двадцать лет.

Он повернулся к Ирине, которая ехала рядом. Начальница шпионской сети хотела остаться с Феодорой, но Велисарий настоял, чтобы она с ним отправилась на ипподром. Теперь Феодора в безопасности. Их с Юстинианом в Гинекее охраняют стражники Феодоры, пятьсот пехотинцев Гермогена и большая часть катафрактов Ситтаса. В настоящий момент Ирина ничего не могла сделать для Феодоры, а Велисарию требовалась ее помощь.

– Ты можешь опознать лидеров группировок? – спросил он.

Ирина кивнула.

Велисарий свистнул и махнул Ситтасу. Полководец подъехал вместе с примерно сотней катафрактов, которые остались с ним.

Велисарий показал пальцем на пехотинцев, выстраивающихся по обеим сторонам ворот. Солдаты уже резали членов группировок, которые, шатаясь, шли сквозь их ряды. Бандиты, которым удавалось остаться вне радиуса действия мечей, были в безопасности. Но стараясь уклониться от угрожающих пехотинцев, толпа превращалась в плотный поток тел. В течение нескольких секунд затоптали очередную дюжину.

– Пропускай их, Ситтас, тех, кто пройдут сквозь строй. Кроме лидеров группировок. Я хочу, чтобы их убили или поймали. Ирина покажет их тебе.

Ситтас начал возражать против такого приказа. Как и Гермоген, он намеревался прикончить всю толпу.

– Делай, как я приказываю! – заорал Велисарий. И так же гневно посмотрел на Ситтаса, как тот смотрел на него. – Не будь идиотом, Ситтас! – Он показал на юго-восток. – У Антонины менее тысячи человек. Большинство из них – гренадеры, от которых мало толку в рукопашной. Если на них понесется эта огромная толпа, то их сметут.

Ситтас все еще смотрел гневно Велисарий рявкнул:

– Думай, Ситтас! Если мы поймаем толпу в капкан с этого конца, у них не будет выбора, кроме как направиться в другую сторону. Поэтому выпускай их здесь. Гермоген и его люди нагонят на них страху, а ты хватай лидеров. Этого достаточно.

– Он прав, Ситтас, – прошипела Ирина.

Ситтас выдохнул воздух.

– Знаю, – проворчал он. – Я просто… Черт побери предателей в любом случае.

Он развернул коня без дальнейших споров. Не прошло и минуты, как его катафракты уже выстраивались в линию на лошадях на расстоянии ста пятидесяти ярдов. К этому времени Гермоген и его пятьсот пехотинцев уже стояли по обе стороны ворот, половина на каждой. Люди расположились в трех футах друг от друга. Когда бандиты будут выбегать с ипподрома, им придется бежать сквозь строй пехотинцев почти в сотню ярдов. Затем их встретят катафракты на лошадях и в полном вооружении. Они врежутся в них, как поток воды в валун. Бандиты, которым удастся выжить после строя, смогут убежать, направляясь в любую сторону в проемы между последними пехотинцами и линией катафрактов Ситтаса. Но за это время их в свою очередь сможет рассмотреть Ирина – а стрелы катафрактов сделают свое дело.

Довольный Велисарий отвернулся. Некоторые из лидеров группировок убегут. Но немногие.

Он поскакал на юго-восток, под нависающей стеной ипподрома. Валентин, Анастасий и Менандр ехали рядом с ним. За ними следовала оставшаяся тысяча пехотинцев из армии Гермогена.

Велисарий развернулся в седле. Он увидел, как пехота поддерживает правильный боевой порядок. Они шли строем и были готовы перестроиться в шеренгу как только получат приказ.

«Ашот прав, – подумал он – Лучшая римская пехота со времен принципата»

Велисарий поехал быстрее.

«Спасибо, Гермоген. Ты, возможно, спас жизнь моей жене»

– Забудьте о ракетах! – закричал Балбан.

Группа кшатриев, которые пытались установить ракетный желоб, немедленно прекратила работу.

Балбан повернулся назад к трем своим заместителям. Четверо офицеров малва вместе с шестью лидерами группировок Голубых и Зеленых собрались в углу, под тяжелыми деревянными балками. В этом укрытии, защищенном с трех сторон, было очень душно. В небольшое пространство – не более пятидесяти квадратных футов – забились сотня кшатриев и, возможно, еще дюжина лидеров группировок. Оставшиеся кшатрии – те, кто еще оставались в живых, а их набралось более трехсот – скрючивались как можно ближе к защитным укреплениям. К счастью для них проклятые римские гренадеры все еще концентрировались на толпе.

Балбан уставился на сектора ипподрома. Они были заполнены людьми. Тысячами тысяч людей, причем вооруженных, и все они не приносили никакой пользы. По крайней мере половина из них, по его прикидкам, просто намеревалась убежать с ипподрома через северо-восточные ворота. Многие уже бросили оружие.

– Мы не можем победить в артиллерийской дуэли, – объявил он. – Наша единственная надежда – это совершить бросок через ипподром и задавить их количеством.

Все трое офицеров кшатриев кивнули сразу же.

– Большая часть римской силы – гренадеры, – сказал один из них. – Мы потеряем людей, пока бежим по беговой дорожке, но как только дело дойдет до рукопашной, мы их всех положим.

– Некоторые из них – катафракты! – запротестовал один из лидеров Голубых.

– Несколько сотен – самое большее! – рявкнул Балбан и показал пальцем на толпу на секторах. – У вас все еще по крайней мере десять тысяч человек! – заорал он. – Что лучше – использовать их или просто умереть здесь, как овцы на скотобойне?

– Он прав, – заметил еще один из лидеров Голубых. Двое из лидеров Зеленых кивнули. Горящие глаза Балбана обвели других лидеров группировок. Через мгновение они тоже согласно кивнули.

– Хорошо. По моей команде мы выходим отсюда и собираем столько людей, сколько сможем. Затем все просто. Бросок на юго-запад. Как можно быстрее.

Он посмотрел на кшатриев.

– Проверьте, чтобы наши гренадеры распределились по толпе. Когда мы будем достаточно близко, мы должны начать бросать гранаты.

Один из лидеров группировок показал пальцем на скрючившуюся в углу фигурку.

– А что делать с императором? Поможет, если он поведет атаку. Вдохновит людей.

Балбан даже не удосужился взглянуть на Ипатия.

– Если вашим людям нужно вдохновение, скажите им, что в данном случае это или победа, или смерть, – проворчал он. – Это должно быть достаточно просто понять.

Он поднял голову и позвал кшатриев. Потребовалось не более двадцати секунд, чтобы объяснить им план. Он был достаточно прост.

– Ника! – закричал один из лидеров группировок. Толкаясь, он выбежал из укрытия и запрыгнул на нижний ряд ипподрома. Размахивая мечом, стал кричать толпе над собой: – Ника! Ника!

К нему присоединились другие лидеры группировок. Они тоже стали кричать и показывать мечами на юго-запад.

Из укрытия высыпали Балбан и кшатрии. Они быстро выстроились в шеренгу через грязную арену ипподрома. По приказу Балбана начали маршировать вперед.

Маршировать медленно. Все инстинкты Балбана и его кшатриев призывали к спешке. Но Балбан знал: ему нужно дать время лидерам группировок, чтобы сорганизовать толпу. Сами по себе малва не справятся с римлянами на другом конце ипподрома. Им требовались эти тысячи бандитов. Поэтому кшатрии шли медленно. И начали умирать, когда в их сторону полетели гранаты. Но они были солдатами, поэтому поддерживали построение.

Из толпы на секторах дюжины людей стали прыгать на арену. Затем сотни. Затем тысячи.

Все – бандиты. Но ни в коем случае нельзя назвать всех бандитов трусами. И не все они глупы. При выборе между схваткой и ужасом толпы, которая может растоптать, которая уже растоптала сотни человек, многие из них решили поучаствовать в схватке.

К тому времени, как Балбан с кшатриями прошел до половины арены ипподрома, к ним присоединились почти шесть тысяч членов группировок.

Балбан приказал начать бросок.

– Отводи их назад, Антонина, – сказал Маврикий.

Антонина побледнела и посмотрела на него.

– У тебя только триста катафрактов, – возразила она.

– Отводи гренадеров назад, – повторил он. – У них легкие доспехи и нет опыта рукопашной.

Гектонтарх показал на огромную толпу, идущую на них.

– Гренадеры просто станут мешать моим катафрактам, – проворчал он – Отводи их назад и продолжайте бросать гранаты. Я попытаюсь продержаться столько, сколько смогу.

Маврикий пошел вперед, выкрикивая приказы Антонина добавила свой голос. Гренадеры и их жены полезли вверх на сектора. Фракийские катафракты выдвинулись вперед с флангов и встали плотной шеренгой перед гренадерами. Букелларии не стали ждать приказа Маврикия и выпустили партию стрел.

– Цельтесь в малва! – приказал Маврикий.

Враг бросился в атаку. Ни о какой дисциплине не шло и речи. Ни о каком боевом построении. Просто шесть тысяч человек бежали на трехсот.

К тому времени, как армия предателей достигла нижнего ряда скамей, тысяча из них была убита или ранена гранатами или стрелами. В особенности тяжелые потери понесли кшатрии, включая Балбана, который истекал кровью на арене. Стрела катафракта попала ему в бедро, разорвав артерию.

Но предатели почувствовали победу. Их гранаты теперь достигали целей, несли разрушения. И они находились слишком близко для ужасных стрел катафрактов. Да, фракийцы в доспехах возвышались над ними, как железные статуи. Но их было мало. И от их луков уже было мало пользы. Сейчас начнется рукопашная.

Толпа стала взбираться по ступеням.

– НИКА! НИКА!

Катафракты подняли мечи и булавы. Теперь скоро. Первый ряд толпы находился менее чем в двадцати ярдах.

Тысячи бандитов.

В десяти ярдах.

Внезапно толпа распалась. Развалилась. Остановилась и замерла на своих местах. Над головами катафрактов пролетели тяжелые дротики и врезались в атакующую толпу, как молот. Вся первая линия рухнула – назад, отталкивая тех, кто бежал за ними, создавая кучу-малу.

Катафракты остановились. Опустили мечи. Повернули головы.

За их спинами, не нарушая боевого построения, шла тысяча римских пехотинцев. Над этими пехотинцами, на самом верхнем ряду ипподрома находился их командир. Он стоял рядом с командующей Когортой Феодоры.

Катафрактам не показалось странным, что двое полководцев страстно целуются в середине сражения. Не в тот момент. Конечно, потом эпизод станет предметом многих неприличных шуток и стишков.

Но не в тот момент. Нет, совсем нет.

Катафракты не стали ждать, когда пехота до них доберется. Как один человек, триста фракийцев просто бросились вперед, выкрикивая боевые кличи.

– Ничто! Ничто! – кричали некоторые.

– Велисарий! Велисарий! – кричало большинство.

– О, вам, жалким ублюдкам, пришел конец! – крикнул один энтузиаст.

Час спустя, топча растоптанные до них тела у северных ворот, Ситтас с Гермогеном оказались на ипподроме. Они продвигались вперед медленно. Частично потому, что приходилось огибать множество разбросанных по арене тел. Частично потому, что Ситтас остановился у тела Балбана, чтобы отрубить тому голову. И частично потому, что они нашли прячущегося Ипатия и тащили его за собой.

Велисарий и Антонина сидели на нижнем ряду у юго-западного поворота беговой дорожки. Валентин стоял в нескольких футах от них. На Антонине все еще была надета кираса, но она сняла шлем. Ее голова лежала на плече мужа. На щеках остались дорожки слез, но она улыбалась, как херувим.

Ситтас бросил голову Балбана к их ногам.

– Можете добавить в коллекцию, – сказал он, улыбаясь.

Антонина открыла глаза и уставилась на трофей. Сморщилась от неудовольствия. Затем закрыла глаза и удовлетворенно вздохнула.

– Сколько? – спросил Велисарий.

– Сто двадцать восемь, – ответил Ситтас. – Ирина говорит, что мы покончили с большинством. Кроме этого…

Он махнул толстой рукой и сам скорчил гримасу. Сильно сморщился.

– Здесь, как на скотобойне. В особенности внизу, в загонах для лошадей.

Гермоген покачал головой. Его лицо стало пепельного цвета.

– Тысячи пытались убежать через конюшни.

Велисарий поморщился. Единственными входами в конюшни были небольшие дверцы, достаточно широкие только для того, чтобы могла проехать беговая колесница.

– Большинство мертвы, – пробормотал Гермоген. – Раздавлены, растоптаны, со сломанными конечностями, или задохнулись. Боже, потребуется несколько дней, чтобы вытащить тела. Те, что внизу, явно превратились в фарш.