Текст книги "Этот Левиафан, которого ты сотворил"

Автор книги: Эрик Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эрик Джеймс Стоун
Левиафан, которого ты сотворил

Станция Сол-Центральная, защищенная только тонкой оболочкой энергетического щита, плавала в термоядерном водородном котле на глубине 400 000 миль под поверхностью солнца, но не из-за этого мои вспотевшие ладони тёрли пластмассовую кафедру проповедника многоконфессиональной станционной часовни. Будучи пожизненным мормоном, я выступал в церкви с детских лет, так что страха перед аудиторией я не испытывал. Что действительно было впервые – так это присутствие негуманоидной паствы.

Солнечный Филиал Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней посещало только шесть человек, включая меня и двух миссионеров, но имелось также сорок шесть прихожан-плазмоидов. Поскольку они состояли из плазмы, то, конечно, не могли приходить в церковную часовню, но десятифутовый широкоэкранный монитор вдоль задней стены показывал псевдоцветные магнитные силовые линии, собранные в сине-красный клубок на желтом фоне, представляющем солнечный интерьер.

Экран не давал ощущения размера, но, под двести футов в длину, наименьший из плазмоидов почти вдвое превышал длину голубого кита. Я слышал, что самая крупная мормонка из плазмоидов, сестра Эмма, чуть не дотягивала до пятисот футов, но она и близко не подошла к двадцатичетырехмильной длине самого большого плазмоида на нашем солнце.

– Дорогие братья и сестры, – произнес я машинально, и запнулся в затруднении. Традиционное приветствие не подходило для всех членов плазменного семейства, поскольку они были трехполыми.

– И нейтро, – добавил я, надеясь, что мою запинку не заметят при переводе. Позор мне, если бы в своей первой проповеди в качестве председателя филиала, я отмету треть плазмоидов.

На пару минут я прервал проповедь на тему прощения, когда женщина в скин-слойном платье вошла и двинулась вдоль прохода. Скин-слойное платье было изготовлено на заказ в тенденциях высокой моды и не было обычным костюмом на станции. Активная краска отображала вспухшие белые облака, плывущие в небе на ее груди, и накат волн на песчаном берегу в районе бёдер. Она заняла место во втором ряду и пристально уставилась на меня темно-карими глазами.

На безымянном пальце ее левой руки кольца не было.

Я заставил себя отвести от неё глаза и посмотрел вниз на заметки по проповеди. Пытаясь найти, на чём я остановился, я не мог не подумать, что возможно эта женщина была ответом на мои молитвы. Единственной женщине из людей в списке моих прихожан было шестьдесят четыре года, и она была замужем. Насколько я знал, в пределах девяноста миллионов миль в любом направлении не было не состоящей в браке мормонки человеческого рода, что серьезно ограничивало мои шансы на романтическое знакомство.

Возможно, эта женщина была мормонкой, но ещё не попала в списки, потому что, как и я, недавно прибыла в Сол-Центральную. Но это вряд ли, поскольку прихожанка оделась бы более соответствующе для церкви. Возможно, она не прихожанка, но не прочь присоединиться.

Лишь усилием воли я сумел сосредоточиться на проповеди, чтобы закончить её более-менее вразумительно. После заключительного гимна и молитвы я поправил галстук и спустился с аналоя, чтобы представиться вновь прибывшей.

– Привет, – сказал я, предлагая руку. – Я Гарри Мэйлан. – И уловил аромат ее духов, напоминающий землянику.

Ее рука была суха и прохладна, и я пожалел, что не вытер сначала свою ладонь о костюм.

– Доктор Джуанита Мерсед, – ответила она. – Вы новый лидер этой конгрегации?

Я почувствовал укол разочарования. Прихожанка спросила бы, являюсь ли я председателем филиала.

– Да. Чем могу помочь?

– Вы можете перестать мешать моим исследованиям. – Ее тон был сухим, но глаза смотрели вызывающе.

– Извините, – ответил я, – боюсь, что понятия не имею, кто Вы такая и каким исследованиям я мог бы помешать.

– Я – соларцетолог. – Я, должно быть, тупо посмотрел на неё, потому что она добавила: – Я изучаю соларцетаниан – то есть плазмоидов.

– О. – Я знал про ученых, которые были против, как они считали, вмешательства в культуру плазмоидов, но я думал, что, раз законное право обращать в веру плазмоидов было подтверждено два года назад, противоречие было улажено. Очевидно, я был неправ. – Мне жаль, что Вы считаете, будто ваши исследования под угрозой, доктор Мерсед, но плазмоиды – интеллектуальные существа со свободной волей, и я полагаю, они имеют право выбирать себе религию.

– Вы нарушаете равновесие в культуре, которая существует гораздо дольше человеческой цивилизация, – сказала она, повышая голос. – Они странствовали по звездам, по крайней мере, за сто тысяч лет до рождества Христова. Вы преподносите им человеческие мифы, которые никак не подходят для их общества.

Два миссионера, приятные молодые люди в темных костюмах и галстуках, приблизились к нам.

– Какие-нибудь проблемы? – спросил Элдер Бекворт.

– Нет, – ответил я. – Доктор Мерсед, Вы вправе высказать плазмоидам тоже, что и мне: что наше учение ложно. Но плазмоиды, которые присоединились к нашей церкви, поступили так, потому что они верят моим проповедям, и я прошу уважать их в достаточной мере, чтобы позволить им выбирать самим.

Она уставилась на меня своими прекрасными глазами.

– Вы считаете, я не уважаю их? Но я вовсе не собираюсь говорить им, что они – грешники, которые нуждаются в людях для своего спасения.

– Не буду спорить, – отозвался я. – У нас сейчас урок в воскресной школе, так что, боюсь, я вынужден просить вас уйти.

Она повернулась и пошла прочь. Я следил, как она шла, не в состоянии отрицать, что мое тело желало ее, несмотря на наши разногласия. К тому же интеллект для меня привлекательная черта, и я сожалел, что она выступила против меня на интеллектуальном уровне.

В список моих девушек она не попадёт. Так или иначе, я сомневался, что этот факт ее огорчит.

Элдер Бекворт в воскресной школе вёл курс на тему целомудрия. Я чувствовал себя не в своей тарелке, когда он упоминал слова Христа, что если кто смотрит на женщину с вожделением, уже совершает прелюбодеяние с нею в своем сердце.

* * *

Поскольку в мормонской Церкви неоплачиваемое добровольное служение, мое назначение на пост председателя филиала было результатом того, что я получил работу на Сол-Центральной, а не причиной этого. Я работал менеджером капиталов на CitiAmerica, и нахождение здесь давало мне фору в восемь с половиной минут по отношению к менеджерам капиталов на Земле, когда приходилось реагировать на новости из других звездных систем, что приходили через межзвездный портал в сердцевине Солнца.

Насколько я понимал, чтобы открыть портал, требовалось так много энергии, что её можно было добыть только внутри звезды. Хотя плазмоиды начали создавать порталы так давно, что, кажется, забыли, где находится их первоначальная домашняя звезда, станция Сол-Центральная стала звеном в межзвездной связи человеческой цивилизации, и я был рад работать здесь, несмотря на ограниченные возможности для завязывания знакомств.

В понедельник после моего первого рабочего дня в церкви, в самый разгар рассмотрения арбитражного дела, касающегося транспортных отношений двух колониальных систем, я получил вызов на свой станционный телефон.

– Гарри Мэйлан, – ответил я.

– Председатель Мэйлан? – переспросил мелодичный альтовый голос. – Это нейтро Кимбол, ваш прихожанин.

Так как фактические имена плазмоидов представляли из себя череду магнитных импульсов, они взяли себе людские имена, для общения с нами. А присоединившись к Церкви, мормоны-плазмоиды часто выбирали новые имена из истории мормонов. Нейтро Кимбол очевидно назвался в честь церковного пророка 20-ого столетия.

– Чем могу помочь Вам, нейтро Кимбол?

После паузы в несколько секунд Кимбол ответило:

– Мне нужно отпущение грехов.

Именно этого я боялся больше всего при вступлении на председательский пост – брать на себя бремя помощи прихожанам в покаянии. Только в серьезных грехах можно признаваться духовному лидеру, поэтому я взял себя в руки, моля бога наставить меня в помощи нейтро Кимболу в процессе раскаяния. Откидываясь назад в своём вращающемся кресле, я сказал:

– Пожалуйста, начинайте, нейтро Кимбол, я слушаю.

– Фемина соединила свой репродуктивный узор с моим.

Хотя многие плазмоиды сумели понять как синтезировать и передать человеческую речь, их понимание словаря и грамматики не всегда совпадало с пониманием эмоционального тона. Часто он оказывался одним и тем же независимо от предмета разговора.

Я ждал, но нейтро Кимбол не уточнял.

В процессе воспроизводства участвуют три плазмоида: маскулин, фемина и нейтро. Нейтро – лишь в качестве помощника; в отличие от мужских и женских, его репродуктивные узоры не передавались потомству. В применении закона целомудрия к плазмоидам, Церковная доктрина утверждала, что репродуктивная деятельность должна осуществляться только между женатыми плазмоидами, и дозволялся брак только трех плазмоидов, по одному от каждого пола.

– Вы не женаты на фемине, так?

– Не женат.

– Это была только фемина и Вы? – спросил я. – Маскулин не участвовал?

– Да и да.

По моим ограниченным сведениям о биологии плазмоидов, такое действие не могло привести к воспроизводству. Однако, люди тоже склонны к участию в сексуальных играх, которые не подразумевают возможности воспроизводства, таким образом, полагал я, можно провести аналогию.

– Почему Вы пошли на это? – спросил я.

– Она заставила.

– Она так поступила с Вами? Вы подразумеваете, она вынудила Вас? Вы соглашались на это?

– Да, да и нет.

– Тогда это не грех, – сказал я, одновременно ужасаясь факту сексуального насилия и радуясь, что нейтро Кимбол не виновен ни в каком грехе. – Если кто-то проявил сексуальную агрессию по отношению к Вам, Вы не виноваты. Вам не в чем раскаиваться.

– Вы уверены?

– Абсолютно, – подтвердил я. – Но, может быть, Вы хотите сообщить властям об этом, тогда она не сможет поступить так с кем-либо еще.

– Почему не сможет? – удивилось нейтро Кимбол.

– Потому что ее накажут.

– Это закон людей, – последовало возражение.

Я был озадачен.

– Вы имеете в виду, плазмоидов не наказывают за это?

– У нашего народа нет такого закона.

Цивилизация плазмоидов, возможно, гораздо древнее, чем вся история человечества, и все же у них нет закона против насилия?

– Это ужасно, – вымолвил я. – но главное – то, что Вы не сделали ничего плохого.

– Даже если я испытывал наслаждение?

– Хм, – на мгновение я озадачился вопросом, почему меня призвали служить здесь, а не в какой-нибудь церкви с общими полномочиями, где догматы не требуют толкования. У меня было смутное подозрение, что такая церковь могла легко исправить мои действия, если бы я совершил грубую ошибку. Плазмоиды – единственный разумный вид негуманоидов, что человечество обнаружило к настоящему времени, и Плазмоиды, кажется, не знали о ком-либо ещё – таким образом, стратегия Церкви в отношениях с нелюдьми всё ещё не отработана.

Я отбросил эти мысли и сосредоточился на вопросе нейтро Кимбола.

– Чтобы совершить грех, у вас должно быть намерение на это. Если Вы не предпринимали сексуальных действий, а они были направлены на Вас, то, думаю, не имеет значения, наслаждались ли Вы этим.

После ещё нескольких заверений, нейтро Кимбол, кажется, убедилось, что невиновно в грехе и закончило беседу.

Минут десять мне потребовалось, чтобы унять стресс после консультации. Но я все еще чувствовал необходимость действий, поэтому разыскал телефонный номер доктора Мерсед.

Мы встретились в её офисе. Экран подобный тому, что находился в часовне показывал стайку плазмоидов, перемещающихся через солнечные потоки.

Я сидел в кресле напротив стола и старался не давать глазам следить за столкновением галактик в районе груди на скин-слойном платье.

– Спасибо за согласие встретиться со мной, – начал я. – Вчера мы расстались не очень дружественно.

Она пожала плечами.

– Я любопытна. Ваши предшественники не искали встреч со мной. Угостить Вас чашкой кофе?

– Я не пью кофе.

– Чай?

Я заметил искорки в ее глазах и понял, что она дразнит меня, предлагая напитки, которые, как она знала, запрещались моей верой.

– Нет, спасибо. Но если Вы хотите выпить, я не против. Запреты из Книги Мудрости относятся только к членам Церкви.

Она подняла свою чашку и сделала длинный глоток.

– M-м-м. Так приятно.

Я просто улыбался ей.

– Хорошо, – сказала она. – На самом деле кофе здесь ужасен. Я пью его только ради кофеина. Зачем Вы пришли?

– Изнасилован прихожанин моей церкви, – ответил я.

Ее глаза расширились.

– Что? Подождите, Вы не подразумеваете сол-цетацеан, не так ли?

– Подразумеваю.

– У сол-цетаниан нет концепции насилия, – откликнулась она.

– Имеют ли они концепцию или нет, фемина-плазмоид совершила сексуальный акт с одним из моих нейтро-прихожан, не имея на то согласия, – возразил я. – По мне, это выглядит как насилие, или, по крайней мере, сексуальное домогательство.

Она отпила глоток.

– Может быть, похоже, но сол-цетацеане не люди. Их культура отлича…

– Это не даёт им права.

– …и физиология у них другая. Скажите, ваш прихожанин был ранен или испытывал мучения?

– Нет. Но оно испугалось, что, возможно, согрешило.

Она показала на меня пальцем.

– Ваша ошибка в том, что вы учите, будто сексуальное поведение является греховным. Но физиологически сексуальный контакт между сол-цетацеанами всегда радостен для всех вовлечённых сторон. И так как воспроизводство может произойти, только когда все трое намеренно занимаются сексом с этой целью, случайный секс никогда не приводит к беременности. Поэтому у сол-цетацеан, в отличие от людей, никогда не было табу насчет сексуальных контактов.

Я кивнул.

– Поэтому, если бы мы, люди, не внедряли табу по поводу секса, и вы не боялись забеременеть, то не возражали бы, если бы я принуждал Вас к оргазму.

Она была достаточно благопристойна, чтобы покраснеть.

– Я этого не говорю. Я утверждаю, что Вы не можете судить поведение сол-цетацеан на основе людских культурных норм. В конце концов, даже ваша собственная церковь должна была приспособить свои доктрины, приняв во внимание различия вроде трех полов. Не говоря уже о том, что нет никакой возможности окрестить сол-цетацеан в воде.

– «Никто, кроме человека, рождённого из воды и Духа, не может вступить в Царство Божие», – процитировал я. – Плазмоиды не люди, как Вы заметили. Никакого противоречия нет. Но Вы уклоняетесь от сути проблемы, что любой, плазмоид или человек, имеет право отказываться от нежелательного секса. Если плазмоидам еще неведомо это право – пора им узнать о нём.

Она поднялась со стула и пошла вокруг стола, чтобы встать лицом к экрану. Она увеличила изображение одного из плазмоидов помеченного как «Левиафана (Класс 10)», данные о её размерах показывали длину в 38 400 метров. Она была в сотни раз больше нейтро Кимбола, или даже сестры Эммы.

– Сол-цетацеане растут постоянно в течение всей жизни, – произнесла она, стоя спиной ко мне. – Соотношение между размером и возрастом не точное, но, в общем, чем больше, тем старше. Некоторые из самых старых были стары ещё до строительства пирамид. Все сол-цетацеане – прихожане вашей церкви – очень молоды и не имеют большого влияния в общине. Таких древних, как Левиафана, уважают. Вы действительно считаете, что сможете убедить измениться существо, которое старше, чем человеческая цивилизация, только потому, что человек думает, что есть какая-то неправильность? Вся ваша жизнь – всего лишь миг для них, если б у них были глаза, чтобы мигать.

Я заглушил свой страх внушаемый явной громадностью Левиафаны.

– Возможно, Вы правы. Но я верю в Бога, который старше их, который создал и людей и плазмоидов. Я должен попытаться.

Она повернулась и взглянула мне в глаза. Я выдерживал ее пристальный взгляд, пока она не вздохнула и не сказала: «Я всегда пасовала перед решительными людьми». Она подошла к столу, написала что-то на почтовой бумаге и вручила её мне. Это был анонимный коммуникационный адрес с личным кодом доступа.

– Польщен, – произнёс я, – но не то чтобы я не нахожу вас привлекательной, только …

Она закатила глаза.

– Это персональный контактный адрес Левиафаны.

Лицо у меня вспыхнуло.

– М-м, спасибо. Я поговорю с нею.

– Не рассчитывайте на это. Она не побеспокоилась пообщаться ни с кем из нас в течение нескольких лет, правда, никто не пробовал говорить с ней о религии, так что…

– Я приложу все усилия. – С этим я поспешно отступил, чтобы прийти в себя от смущения.

– Постарайтесь не оскорбить её, – посоветовала она вслед.

* * *

На моё электронное сообщение о ситуации председателю миссии, который базировался в Колонии L5, но имел полномочия и по моему филиалу, пришёл короткий ответ с рекомендацией: судить здраво, следуя велению Духа.

Спустя несколько дней, потратив время после работы на изучение плазмоидов и их культуры и, подготовив аргументы о праве мормонов-плазмоидов распоряжаться собственными телами, я не совсем готов был связаться с Левиафаной. Но чувствовал сильную потребность сделать хоть что-нибудь.

Сидя за столом в своей квартире, я набрал адрес, который доктор Мерсед дала мне, и ждал соединения. Прозвучало несколько гудков прежде чем включился искусственный бесполый голос: «Абонент, с которым Вы пытаетесь связаться, в настоящее время недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение после…»

Я разъединился до сигнала, потому что не готовился оставлять голосовое сообщение. Мне надо было догадаться, что наличие кода доступа Левиафаны не было гарантией, что она действительно ответит на мой звонок. Поэтому я потратил добрых десять минут, составляя сообщение на голосовую почту.

Довольный тем, что сумел выразить свою позицию твердо, но с уважением, я снова набрал номер.

После двух гудков, ответил басовитый голос:

– Кто вы такой?

Вздрогнув, потому что ждал сигнала автоответчика, я запинаясь начал говорить:

– Я… это – председатель Мэйлан, Церкви… Сол-Центральной Церкви Иисуса Христа Современных Святых. Доктор Мерсед дала мне этот адрес, чтобы я мог поговорить с Вами об одном из моих… прихожан-плазмоидов моего филиала.

С ноткой сомнения, потому что басовитый голос показался мне не совсем женским, я добавил:

– Вы Левиафана?

– Религия меня не интересует.

Ее искусственный голос был достаточно хорош, чтобы я смог различить подбадривающий меня тон.

– Интересуют Вас права плазмоидов вообще? – спросил Я.

– Нет. Младенцы меня не касаются.

Я почувствовал, что все мои тщательно выверенные аргументы покидают меня. Как я посмел даже подумать обращаться к существу, которому безразличны права младших членов собственного биологического вида?

Прежде, чем я смог продумать ответ, я выпалил:

– А величайшие Вас касаются?

В течение нескольких долгих секунд тишины, я думал, что я разозлил Левиафану так, что она прервёт разговор. Доктор Мерсед будет раздосадована.

Когда последовал ответ, динамики почти гремели:

– Кто величественнее, чем я?

Такого поворота я не ожидал, но, по крайней мере, она продолжала разговор. Возможно, если я смогу добиться понимания, что никому не нравится – людям ли или плазмоидам – быть марионеткой громадных плазмоидов, то смогу убедить её в необходимости уважать права меньших сородичей.

– Как я понимаю, плазмоиды растут с возрастом, – высказался я. – Таким образом, разве ваши родители не были бы больше, чем Вы?

– У меня не было родителей. Нет никого старше меня, нет никого больше меня, никого величественнее. Я – источник, из которого произошли все другие.

Ошеломленный, я притих на нескольких секунд прежде, чем смог спросить:

– Вы прародительница плазмоидов?

Так как они, кажется, не умирали от старости, это могло бы быть правдой.

– Я источник всего живого. До появления жизни на любой из планет я уже существовала. После неимоверно долгого одиночества я превратилась в плазмоиду, затем дала жизнь другим. Где был твой Бог, когда я создавала их?

Стих из книги Иова пришёл мне на ум: «Где были вы, когда я закладывал основы земные? объявите, если имеете понятие».

Ничто в моих исследованиях не подготовило меня к такому. Учение об эволюции плазмоидов предполагало, что плазмоиды развились из менее сложных плазменных существ в недрах другой звезды, так как никаких более простых форм на солнце не нашли. Но если то, что заявляла Левиафана, верно, никаких более простых форм не было – она развивалась как единственное существо.

Я был ошарашен, и встряхнул головой, чтобы прояснить мозги. Все это не относится к сути проблемы.

– Дело в том, что нейтро … – я спохватился, прежде чем нарушил тайну исповеди. – …Один из моих прихожан-плазмоидов верит в Бога, который запрещает половую активность вне брака. Это плохо, когда большие плазмоиды принуждают меньших к сексу. Я обращаюсь к Вам как первой и самой большой из плазмоидов: запретите вашему народу принуждение к половым актам.

Пронеслись секунды тишины.

– Явитесь ко мне, – сказала она. – Вы и ваш верующий плазмоид.

Связь оборвалась.

* * *

– Явиться к ней? – голос Мерсед был недоверчив.

– Звучало это как приказ, – ответил я, устраиваясь в кресле у стола. – Я полагаю, плазмоиду легко его исполнить, но у меня нет доступа к солнечному шаттлу.

У сол-цетологов шаттл имелся, и я надеялся уговорить её помочь мне в этом вояже.

– Новичкам везёт. – Тон её был сердит. – Я здесь уже пять лет, и ни разу не имела случая наблюдать вблизи сол-цетацеан класса 10.

Она вздохнула.

– Не то чтобы мы вовсе не можем наблюдать за ними, но, все-таки, есть разница между фактическим присутствием и дистанционным снятием показаний.

– Ну, теперь у вас есть шанс, – сказал я. – Доставьте меня к Левиафане.

– Это не так просто. Полёты нашего исследовательского шаттла расписаны на месяцы вперёд.

– О. – Тут мне в голову пришла та мысль. Как я предполагал…

– Левиафана сказала, зачем вы ей понадобились?

– Нет. Просто велела нам прибыть, потом отключилась.

Она прикусила губу, затем сказала:

– Это очень странно. Что такого Левиафана хочет сказать Вам лично, чего не может сказать по связи?

– Я размышлял об этом и думаю, что дело в размере. Возможно, она решила, что, если мой прихожанин увидит, как я мал по сравнению с Левиафаной, он бросит мормонство.

– Действительно хорошая гипотеза. – Доктор Мерсед посмотрела на меня с явно появившимся уважением. – Размер действительно имеет значение для сол-цетацеан. Ваши верующие в числе самых молодых, наиболее слабых, и, скорее всего, они благоговеют перед великанами. Они, вероятно, не превосходят Левиафану в размерах.

– По её словам, она самая большая.

Наклоняясь вперед, Мерсед уточнила:

– Она так и сказала?

– И не только это. Она утверждает, что является не только первой из плазмоидов, но и родоначальницей плазменной формы жизни. Она сказала, что превратилась в плазмоида.

С возгласом изумления, Мерсед помянула всуе имя Бога. Она потянулась к своему коммуникатору, и настучала адрес. Когда кто-то ответил, она произнесла:

– Таро, думаю, тебе надо приехать, послушать.

Глядя на меня, она продолжила:

– Доктор Сазаки специализируется по эволюционной теории сол-цетацеан.

Доктор Сазаки, седоволосый японский джентльмен, прибыл, и я пересказал ему слова Левиафаны. Когда я закончил, он произнёс:

– Возможно, так оно и есть. Я всегда подозревал, что 10-ый класс знает гораздо больше о своём происхождении, чем они потрудились сообщить нам. Но простите меня, мистер Мэйлан, мы правильно поняли, Левиафана действительно утверждает, что является родоначальницей форм жизни? Почему она захотела разговаривать с Вами, а не с кем-либо из нас? – Он показал на себя и доктора Мерсед.

Я решил не обижаться на предположение, что привираю.

– Не могу утверждать, что знаю причины поступков Левиафаны, но… вы ученые, изучающие плазмоидов, придерживаетесь строгих правил о невмешательстве в культуру плазмоидов и стараетесь не тревожить их. По мне, это имеет привкус снисходительности – вы полагаете, что культура плазмоидов слаба и не может противостоять внешнему влиянию. Но, почему бы плазмоидам не подумать точно также о человеческой культуре, таким образом, они избегают вмешательства и стараются не обидеть нас.

Доктор Сазаки, нахмурившись, посмотрел на меня.

– Я не согласен с вашей интерпретацией причин для правил невмешательства в культуру сол-цетацеан. Не вижу связи.

– Я, наверное, обидел Левиафану, – взглянул я на Мерсед и продолжил: – Жаль, но я не понимал, что предположение о существовании плазмоидов величественнее, чем она, причинит ей обиду. Я должен был догадаться, что я был неправ, что не может быть более великой плазмоиды, особенно после того как она объяснила, что была первой. Поскольку я рассердил её – чего вы, ребята, избегаете из-за правил – Левиафана ответила, не беспокоясь, оскорбит ли она меня или вмешается в человеческую культуру.

– Разве такая информация противоречит культуре людей? – спросила доктор Мерсед.

– Несколько сект, поклоняющихся плазмоидам, уже возникли на Земле, – сообщил я. – Только представьте, что случится, когда всплывёт новость, что Левиафана источник жизни во вселенной.

Подозрительно взглянув на меня, доктор Сазаки произнёс:

– Новость, которую, я уверен, вы будете очень рады распространить. Есть только Левиафана, и Гарри Мэйлан – пророк её.

У меня отвисла челюсть.

– Что?

– Хочешь победить войско противника – возглавь его, не так ли? – предположил он. – Вы совершаете паломничество, говорите с Левиафаной, потом возвращаетесь с неким озарением от…

– Нет! – Я встал. – Конечно, нет. Я сторонник собственной религии и не собираюсь становиться пророком Левиафаны. Я хочу лишь, чтобы плазмоидов моего прихода не притесняли. Вы завидуете тому, что мне сообщили сведения, поиски которых вы вели неуклюжими попытками.

Он вскочил, но прежде, чем смог сказать что-нибудь, доктор Мерсед воскликнула:

– Перестаньте, вы, оба!

Доктор Сазаки и я стояли молча, сверля друг друга глазами.

– Таро, – продолжила Мерсед, – думаю, ты несправедлив к мистеру Мэйлану. Я на самом деле верю, что он старается делать всё для блага своих прихожан.

Я благодарно взглянул на неё.

– Даже если он ошибается, – добавила она. – Что касается вас, мистер Мэйлан, нет никакой причины для оскорблений в адрес доктора Сазаки.

Склонив голову, я произнёс:

– Прошу прощения, доктор Сазаки.

– Извинение принимается, – ответил он.

Я заметил, что он не просит прощения у меня, но спустя мгновение это уже не имело значения, потому что доктор Мерсед сказала:

– Теперь, когда мы помирились… Таро, позвольте нам вне графика воспользоваться вашим шаттлом для разговора с Левиафаной?

* * *

Рейсом шаттла на следующий день я возвратился в свою квартиру, чтобы решить другие дела. Мой менеджер в CitiAmerica на Земле по моему запросу предоставил мне два дня отпуска.

Затем я набрал адрес нейтро Кимбола.

– Привет, председатель Мэйлан, – отозвалось оно.

– Привет, нейтро Кимбол. Вы помните наш разговор на днях о том, можно ли принуждать плазмоидов к сексуальным отношениям друг с другом?

– Конечно, помню.

– Так вот, я поговорил с Левиафаной об этом, и она потребовала, чтобы мы встретились с нею.

Нейтро Кимбол не отвечал.

– Вы ещё на связи? – спросил я.

– Вы… рассказали Левиафане обо мне? – вымолвило нейтро. Конечно, голос был синтезирован, но в нём, казалось, присутствовали нотки страха.

– Я не называл вашего имени, – успокоил я, радуясь, что сумел избежать ошибки. – Но она попросила привести Вас к ней. Я думаю, это шанс убедить плазмоиду с реальной властью сделать хоть что-то, чтобы остановить сексуальное насилие.

После недолгого молчания нейтро Кимбол спросил:

– Почему Вы говорите, что Левиафана имеет реальную власть?

– Она сказала мне, что является первой и самой большой из всех плазмоидов. Это верно? – спросил я, внезапно обеспокоясь, что беседовал с обманщицей.

– Она вам сообщила? – переспросил нейтро Кимбол. – Мы не должны говорить об этом людям, но если она предстала перед вами в качестве Бога, то это её решение.

– В качестве Бога? Левиафана не Бог. Она – только…

Я остановился. Что я собирался сказать: древнее бессмертное нечто, являющееся создателем расы интеллектуальных существ? Если это не соответствует определению Бога, то близко к нему.

– Нейтро Кимбол, если Вы полагаете, что Левиафан является Богом, почему Вы присоединялись к нашей Церкви?

– Потому что не хочу считать её своим Богом.

– Почему?

Ещё одна долгая пауза.

– Вероятно, мне нельзя рассказывать о ней.

Намерение увидеть Левиафану для защиты интересов нейтро Кимбола казалось великолепной идеей. Теперь я засомневался.

– Если Вы считаете, что вам грозит опасность, то откажитесь от встречи с Левиафаной.

Его контральто прозвучало жалобно:

– Вы полагаете, Бог больше Левиафаны?

– Да, я так считаю, – подтвердил я.

– Тогда с верой в Бога я иду с Вами.

* * *

В отличие от солидных размеров солнечного шаттла, который доставил меня на Сол-Центральную, исследовательский шаттл вмещал только двух человек. Я занял место второго пилота рядом с доктором Мерсед, хотя оба были по существу пассажирами, потому что фактическое пилотирование осуществлял компьютер.

Получив разрешение от Управления транспортными потоками, компьютер раскрутил поля сверхпроводниковых магнитов в двигателе Хейма, и мы покинули станцию.

На мониторе, я наблюдал машинно-генерируемую визуализацию нашего шаттла, приближающегося к энергетическому щиту, который защищал нас от 27 миллионов градусов по Фаренгейту и от 340 миллиардов атмосфер. Я сдержал дыхание, когда щит вытянулся, формируя пузырь вокруг шаттла. Вскоре мы оказались в пузыре, все еще связанном тонкой трубой со щитом вокруг станции. Затем труба щёлкнула, и наш пузырь слегка заколебался, перед тем как принял спокойную сферическую форму.

– Можете снова начинать дышать, – сказала доктор Мерсед с кривой улыбкой.

Я так и сделал.

– Что, было очень заметно?

Она ответила со смешком:

– Энергетический щит не в состоянии разрушиться. В нём идёт самоподдерживающаяся реакция, питаемая энергией солнечной плазмы вокруг него.

– Да, но обычно на станции я умудряюсь не думать, что может случиться в случае отказа щита по каким-либо причинам.

– Хорошая новость: если он откажет, Вы этого не заметите.

– Имеется дублирующая система? – спросил я.

– Нет. – Она усмехалась. – Вы умрёте раньше, чем успеете заметить.

– Спасибо за такое чрезвычайно утешительное замечание, доктор Мерсед, – отозвался я.

– Послушайте, мы будем в одной команде в течение нескольких дней, почему бы вам не отбросить титул доктора и не называть меня просто Джуанитой?

Я кивнул.

– Спасибо, Джуанита. И ты можешь назвать меня… Ваше Превосходительство.

Джуанита фыркнула.

– Уже можно предположить, что путешествие будет долгим. О, похоже, наш эскорт прибыл.

На мониторе плазмоид вдвое больше нашего пузыря колыхался рядом. Текстовая надпечатка гласила: «Кимбол (Класс 1, нейтро)».