Текст книги "Проделки близнецов"

Автор книги: Эрих Кестнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Глава одиннадцатая

Двойной день рождения и одно поздравление – Родители вновь совещаются – Большой палец на счастье – Недоразумение и согласие

Время, которое, как известно, залечивает раны, лечит еще и болезни. Лоттхен выздоровела. Она опять носит косы и вплетает в них ленты. И Луиза опять носит локоны, встряхивая ими, когда душа пожелает.

Девочки помогают матери и Рези на кухне и ходят за покупками. Вместе играют в детской. Вместе поют, когда Лоттхен, а иной раз даже папа, сидит за роялем. Они навещают господина Габеле в соседней квартире. Или выгуливают Пеперля, когда у господина надворного советника лекции. Собака вполне освоилась с двумя Луизами, и надо заметить, что Пеперль оказался вполне способен, слегка увеличив свою любовь к маленьким девочкам, затем разделить ее точно пополам. Это ведь надо уметь – так о себе заботиться! Да, но изредка сестры все же испуганно переглядываются. Что же будет дальше?

14 октября у обеих девочек день рождения. Они сидят в детской вместе с родителями. На столе два торта, каждый с десятью зажженными свечками. Домашние печенья и дымящийся шоколад. Папа сыграл дивный «Марш ко дню рождения близнецов». Затем повернувшись на своем крутящемся табурете, он спрашивает:

– А почему, собственно, нам не велено было делать вам подарки ко дню рождения?

Лоттхен, собравшись с духом, отвечает:

– Потому что мы хотим то, чего нельзя купить.

– Что же вы такое хотите? – интересуется мама.

Тут уж настала очередь Луизы собираться с духом. И она, трепеща от волнения, объясняет:

– Мы с Лоттой хотим ко дню рождения, чтобы вы позволили нам теперь всегда быть вместе!

Ну, наконец-то, насилу выговорила! Родители молчат. Потом Лотта тихонько произносит:

– Тогда вам не надо будет никогда ничего нам дарить. Всю жизнь. Ни ко дню рождения. Ни к Рождеству. Никогда-никогда!

Родители по-прежнему молчат.

– Ну, вы хоть попробуйте! – Глаза у Луизы полны слез. – Мы будем себя очень, очень хорошо вести. Еще лучше, чем теперь. И вообще, тогда все-все будет куда лучше!

Лотта подхватывает:

– Мы вам это твердо обещаем!

– Честное-пречестное слово и вообще все… – поспешно добавляет Луиза.

Отец поднимается со своего табурета.

– Луизелотта, тебе не кажется, что нам надо поговорить наедине?

– Да, Людвиг, – отвечает его бывшая жена.

И они оба направляются в соседнюю комнату. Дверь за ними захлопывается.

– Зажми большой палец, – взволнованно шепчет Луиза. Четыре маленьких больших пальца крепко зажаты в кулаки. Лотта беззвучно шевелит губами.

– Молишься? – спрашивает Луиза.

Лотта кивает. Луиза тоже начинает шевелить губами:

– Господи Иисусе, приди к нам, будь нашим гостем и да будет благословенно дарованное Тобой, – бормочет она вполголоса.

Лотта негодующе трясет головой.

– Это не то, я знаю, – робко говорит Луиза, – но я не могу вспомнить ничего другого. – Господи Иисусе, приди к нам и да будет благословенно…

– Если бы мы оба могли напрочь забыть о себе, – говорит в соседней комнате господин Пальфи, пристально глядя в пол, – то лучше всего было бы не разлучать их больше, в этом нет сомнений.

– Безусловно, – соглашается молодая женщина. – Мы не должны были их разлучать.

Он по-прежнему смотрит в пол.

– Нам многое надо исправить, – откашливается, – значит, если я правильно понял, ты забираешь обеих девочек к себе в Мюнхен?

Она хватается за сердце.

– Вероятно, ты позволишь им хотя бы месяц в году гостить у меня? – И так как она молчит, он продолжает: – Или три недели? Или хотя бы две? Потому что, хоть ты мне и не веришь, я люблю их обеих, очень люблю.

– Почему бы мне тебе не верить? – слышит Пальфи в ответ.

Он пожимает плечами.

– Я так мало доказывал свою любовь!

– Не скажи! А у постели Лоттхен? И почему ты полагаешь, что если мы все так и сделаем, они будут так уж счастливы расти без отца?

– А без тебя они и вовсе не смогут!

– Ах, Людвиг, неужто ты и вправду не понимаешь, чего жаждут девочки, но просто не отваживаются произнести?

– Разумеется, понимаю. – Он подходит к окну. – Разумеется, я знаю, чего они хотят. – Он в нетерпении дергает оконный шпингалет. – Они хотят, чтобы мы с тобой были вместе!

– Они хотят иметь отца и мать, наши дети! Разве это не скромное желание? – спрашивает молодая женщина, испытующе глядя на него.

– Скромное! Но и скромные желания подчас невыполнимы!

Он стоит у окна, как мальчишка, которого поставили в угол, а он из упрямства не желает из этого угла выходить.

– Отчего же их желание невыполнимо?

Он оборачивается в полном изумлении.

– Это ты меняспрашиваешь? После всего, что было?

Она серьезно смотрит на него и кивает, едва приметно. Потом говорит:

– Да! После всего, что было!

Луиза стоит, прижавшись глазом к замочной скважине. Лотта топчется рядом, выставив вперед два кулачка с зажатыми в них большими пальцами.

– Ой, ой, ой, – бормочет Луиза. – Папа целует маму!

Лоттхен вопреки обыкновению довольно грубо отодвигает сестру от замочной скважины и сама приникает к ней.

– Ну? – спрашивает Луиза. – Все то же?

– Нет! – отвечает Лоттхен и выпрямляется. Лицо ее сияет! – Теперь мама целует папу!

И близнецы, ликуя, падают друг другу в объятия!

Глава двенадцатая

Господии Гравундер удивляется – Смешной рассказ директора Килиана – Брачные планы Луизы и Лотты – Обложка «Мюнхенского иллюстрированного журнала» – Новая табличка на старой двери – Будем добрыми соседями, господин капельмейстер! – Утерянное счастье можно обрести вновь! – Детский смех и детская песня – «И все сплошь близнецы!»

Господин Бенно Гравундер, старый опытный служащий Бюро записи актов гражданского состояния в Первом районе Вены, собирается зарегистрировать брак, который его, человека погрязшего в рутине, несколько выбивает из колеи. Невеста – бывшая жена жениха. Две до омерзения похожие десятилетние девчонки – дочери жениха и невесты.

Один из свидетелей, художник Антон Габеле, явился на церемонию без галстука. А второй свидетель, надворный советник профессор Штробль, и вовсе привел с собой собаку! И означенная собака подняла такой шум в приемной, где ей следовало бы оставаться, что пришлось ее тоже допустить на церемонию гражданского бракосочетания! Собака – свидетель на свадьбе. Нет, это уж слишком!

Лотта и Луиза торжественно и чинно восседают на своих стульях и просто себя не помнят от радости. Они не только счастливы, они еще и горды, безмерно горды! Ведь это потрясающее непостижимое счастье – их заслуга! Что сталось бы с несчастными родителями, не будь у них детей? То-то же! А ведь нелегкое это было дело, в полной тайне так играть с судьбой! Приключения, слезы, страх, вранье, отчаяние, болезнь, все выпало на их долю, решительно все!

После церемонии господин Габеле шепчется с господином Пальфи. Вдобавок эти люди искусства еще и перемигиваются тайком! Но почемуони шепчутся и перемигиваются, не ведает никто, кроме них двоих.

Фрау Кернер, по первому браку Пальфи, и по второму тоже Пальфи, услыхала только, как ее первый и второй муж и повелитель пробормотали «Еще рано!»

Затем, повернувшись к ней, он объявляет, но как бы, между прочим:

– У меня чудная идея! Знаешь что? Давай сейчас поедем в школу и запишем туда Лотту!

– Лотту? Но ведь Лотта уже столько времени… Ах, да, прости, ты совершенно прав!

Господин капельмейстер с нежностью смотрит на жену.

– Вполне естественно!

Господин Килиан, директор женской школы, был просто ошеломлен, когда капельмейстер Пальфи с женой записали в школу вторую дочку, как две капли воды похожую на первую. Но как человек, посвятивший себя школе, он, конечно, повидал на своем веку много чего не менее удивительного, так что, в конце концов ему все же удалось оправиться от удивления.

Наконец, новую ученицу по всем правилам вписали в толстый журнал, и директор, уютно раскинувшись в своем кресле за письменным столом, сказал:

– Когда я был совсем молодым, начинающим учителем, вернее даже, помощником учителя, со мной случилась история, которую я должен рассказать вам и вашим девчушкам. Перед Пасхой в моем классе появился новый ученик. Парнишка из очень бедной семьи, но чистюля и, как я вскоре убедился, весьма прилежный и толковый. Вскоре он многих соучеников заткнул за пояс! А в арифметике так и вовсе стал первым в классе. Но все это было не всегда! Сначала я недоумевал: в чем тут дело? Потом подумал: в высшей степени странная история! Иногда он считает, будто орешки щелкает, и без единой ошибки, а в другой раз – со скрипом, еле-еле, и как говорится, ошибка на ошибке!

Господин директор выдерживает паузу и добродушно подмигивает Луизе и Лотте.

– Наконец, я выработал своеобразную методу: я стал записывать, когда парнишка хорошо считает, а когда скверно. И тут выяснилась вещь совершенно дикая: по понедельникам, средам и пятницам он считает отлично, а по вторникам, четвергам и субботам – никудышно!

– С ума сойти! – восклицает господин Пальфи.

А девочки ерзают на стульях от любопытства.

– Полтора месяца я наблюдал за ним, – продолжает старый директор, – и все шло по-прежнему: понедельник, среда, пятница – отлично, вторник, четверг, суббота – хуже некуда! В один прекрасный вечер я, наконец, решился, пошел к его родителям и сообщил им о своих загадочных наблюдениях. Они переглянулись, слегка смущенно, но в то же время весело, а потом отец и говорит: «Ваши наблюдения, господин учитель, вполне правильные!» И как свистнет в два пальца! Из соседней комнаты тут же выскакивают два парня. Одного роста и похожие – не отличишь! «Они близнецы», – пояснила мать. – «Зепп хорошо считает, а Тони… он другой». Когда я немного пришел в себя, я спросил: «Люди добрые, почему же они у вас ходят в школу по очереди, а не вместе?» И отец мне ответил: «Мы бедны, господин учитель. И у наших ребят одинкостюм на двоих!»

Супруги Пальфи смеются. Господин Килиан усмехается. А Луизерль кричит:

– Идея! Мы тоже так хотим!

Господин Килиан грозит ей пальцем.

– Только посмейте! Фройляйн Гштеттнер и фройляйн Брукбаур без того еще с вами намучаются – поди вас различи!

– Особенно, если мы, – увлеченно подхватывает Луиза, – одинаково причешемся и поменяемся местами в классе.

Господин директор хватается за голову и вообще делает вид, будто он в полном отчаянии.

– Ужасно! – восклицает он. – А что же будет, когда вы станете юными дамами и кто-нибудь захочет на вас жениться?

– Раз уж мы так похожи, – вслух размышляет Лотта, – то и понравиться мы должны одному и тому же человеку.

– И нам понравится один и тот же! – кричит Луиза. – Тогда мы просто обе выйдем за него замуж. Это лучше всего! По понедельникам, средам и пятницам я буду его женой, а по вторникам, четвергам и субботам будет очередь Лоттхен!

– Да, а если он не догадается вас сосчитать, то может и вовсе не заметить, что у него две жены! – смеется господин капельмейстер.

Господин директор Килиан поднимается с кресла.

– Да, несчастный человек! – сочувственно качая головой, говорит он.

Фрау Пальфи улыбается.

– Но в таком распределении есть и своя хорошая сторона. По воскресеньям он будет свободен!

Новоиспеченная, вернее сказать, заново испеченная супружеская пара вместе с двойняшками выходит из школы в самый разгар большой перемены. На школьном дворе толкутся и толкаются сотни маленьких девочек. Луиза и Лотта всех повергают в изумление.

Наконец, Труде удается пробиться к близнецам. Тяжело дыша, она переводит взгляд с одной на другую.

– Ну и ну! – это все, что она может сказать! Потом обиженно обращается к Луизе: – То ты мне запрещаешь болтать об этом в школе, то вы сами вдруг сюда заявляетесь!

– Это я тебе запретила болтать! – поясняет Лотта.

– А теперь можешь всем рассказывать, – милостиво разрешает Луиза. – С завтрашнего дня мы обе будем ходить в школу.

Наконец господин Пальфи подобно ледоколу пробивается сквозь толпу девочек и подобно лоцману выводит свою семью за ворота школы. Тем временем жертвой всеобщего любопытства приходится пасть Труде. Ее волокут и взгромождают на нижний сук высокой рябины. Оттуда, сверху, она и повествует толпе девчонок обо всем, что ей известно.

Раздается звонок. Перемена окончена. По крайней мере так должно быть.

Учительницы входят в классы. Классы пусты. Учительницы подбегают к окнам и с возмущением смотрят на школьный двор. Там яблоку негде упасть. Учительницы, толкаясь, врываются в кабинет директора и хором жалуются ему.

– Милые дамы, прошу вас присесть! – говорит он. – Школьный служитель только что принес мне последний номер «Мюнхенского иллюстрированного журнала». И обложка этого номера весьма интересна для всей нашей школы. Не будете ли вы так любезны, фройляйн Брукбаур? – Он протягивает ей журнал.

Тут уж и учительницы, точно так же, как девочки на школьном дворе, напрочь позабыли, что перемена давно кончилась.

Фройляйн Ирена Герлах, как всегда элегантная, стоит невдалеке от здания Оперы и с озадаченным видом созерцает обложку иллюстрированного журнала, с которой на нее смотрят две девочки с косами. Подняв глаза от журнала, она буквально застывает на месте. Ибо у перекрестка останавливается открытое такси, а в такси сидят две девочки с мужчиной, которого она прекрасно знает, и женщиной, которую она и знать не желает!

Лотта щиплет сестру:

– Вон, смотри!

– Ай! Что там?

Лотта едва слышно шепчет:

– Фройляйн Герлах!

– Где?

– Правее! Вон та, в большой шляпе! С журналом в руках!

Луиза косится в сторону элегантной дамы. Больше всего ей сейчас хочется с торжеством показать даме язык!

– Что вы там увидели, девочки?

Ох, проклятье, неужели мама что-то заметила? Но тут, к счастью, из машины, стоящей рядом с такси, к ним обращается милая пожилая дама. Она протягивает маме иллюстрированный журнал и говорит с улыбкой:

– Вы позволите вам это презентовать?

Мама берет журнал, смотрит на обложку, потом, улыбнувшись, передает его мужу.

Машины, наконец, трогаются с места. Пожилая дама машет им на прощание рукой.

Девочки приникают к отцу и ошарашенно разглядывают фото на обложке.

– Ох, уж этот господин Эйпельдауэр, – сетует Луиза, – так нас подвести!

– А мы-то думали, – подхватывает Лотта, – что порвали всефотографии.

– Но ведь у него осталась пленка, – объясняет мама. – Он мог напечатать еще хоть сотню снимков.

– Как хорошо, что он вас надул! – констатирует отец. – Без него мама не разгадала бы вашу тайну. И без него не было бы сегодня никакой свадьбы!

Луиза вдруг резко оборачивается и смотрит в сторону Оперы. Но фройляйн Герлах уже и след простыл.

Лотта обращается к матери:

– Мы напишем письмо господину Эйпельдауэру и поблагодарим его за все!

Заново испеченная супружеская пара вместе с дочками поднимается по лестнице на Ротентурмштрассе. В дверях уже ждет Рези в своем воскресном наряде, ее широкое крестьянское лицо лучится улыбкой. Она протягивает новобрачной большой букет цветов.

– Я очень вам признательна, Рези, – говорит молодая женщина, – и я рада, что вы хотите у нас остаться.

Рези кивает резко и энергично, будто кукла в кукольном театре. Затем лопочет:

– Мне бы, конечное дело, надобно возвернуться к себе на хутор. К папаше. Но я так жутко полюбила фройляйн Лоттхен!

Господин капельмейстер смеется:

– По отношению к нам троим это не слишком вежливо, Рези!

Та в растерянности пожимает плечами. Фрау Пальфи приходит ей на помощь.

– Не можем же мы вечно стоять на площадке!

Рези распахивает перед ними дверь.

– Просим, просим!

– Секундочку! – спокойно произносит капельмейстер. – Мне нужно сначала заглянуть на другую квартиру.

Все застывают на месте. Неужто вот так, сразу, прямо в день свадьбы, он собирается в свое ателье на Кэрнтнерринг? (Нет, Рези вовсе даже не застыла, она беззвучно смеется про себя!)

Господин Пальфи подходит к дверям квартиры господина Габеле, достает из кармана ключ и отпирает дверь. Лоттхен подскакивает к нему. На дверях висит новая табличка, а на новой табличке отчетливо видна фамилия: Пальфи!

– О, папа! – Лоттхен вне себя от счастья.

А тут и Луиза подбегает, читает надпись на табличке, хватает сестрицу за воротник и они вместе пускаются в пляс. Больше всего их танец напоминает шабаш ведьм! Стены старого дома содрогаются!

– Ну, хватит! – кричит наконец господин капельмейстер. – Сию минуту ступайте на кухню, помогать Рези! – Он смотрит на часы. – А я пока покажу маме новую квартиру. Через полчаса будем обедать. Когда все приготовите, позвоните нам! – и он берет жену за руку.

В дверях своей квартиры Луиза делает книксен:

– Будем добрыми соседями, господин капельмейстер!

Молодая женщина снимает пальто и шляпу.

– Какая неожиданность! – говорит она совсем тихо.

– Приятная неожиданность? – осведомляется он.

– О, да!

– Лоттхен давно этого хотела, задолго до меня, – сообщает он, немного помолчав. – А Габеле разработал план тайного переселения до мельчайших деталей и вступил в бой с мебельными фургонами.

– Так вот почему нам так срочно понадобилось заехать в школу!

– Да! Перевозка рояля сильно задержала битву мебельных титанов.

Они входят в кабинет. На рояле стоит извлеченная из ящика письменного стола фотография юной женщины из прошлых, но незабываемых времен.

Он обнимает ее.

– На четвертом этаже слева мы будем счастливы вчетвером, а на четвертом этаже справа я буду счастлив один, но от вас меня будет отделять только стенка.

– Столько счастья сразу! – Она прижимается к нему.

– Безусловно больше, чем мы заслуживаем, – говорит он вполне серьезно. – Но не больше, чем мы сможем перенести!

– Никогда не думала, что такое возможно!

– Что ты имеешь в виду?

– Что утерянное счастье можно наверстать, как пропущенный школьный урок.

Он указывает ей на висящую, на стене картину. Из рамы на родителей смотрит детское личико, нарисованное господином Габеле.

– Каждой секундой нашего нового счастья мы обязаны нашим детям, – говорит он.

Луиза в кухонном переднике стоит на стуле и кнопками прикрепляет к стене обложку «Мюнхенского иллюстрированного журнала».

– Красота! – восторженно восклицает Рези.

Лоттхен, тоже в кухонном переднике, ловко орудует у плиты. Рези смахивает слезы, тихонько сморкается и спрашивает, все еще стоя перед фотографией:

– Так кто же тут из вас кто?

Девочки озадаченно переглядываются. Затем смотрят на снимок. Затем снова друг на друга.

– Вот это… – нерешительно начинает Лоттхен.

– Когда господин Эйпельдауэр нас снимал, я, по-моему, сидела слева, – задумчиво продолжает Луиза. Лотта неуверенно качает головой.

– Нет, слева сидела я. Или?..

Встав на цыпочки, обе тянутся к своему портрету.

– Ну, если уж вы сами не разберетесь, кто из вас кто!.. – в восторге кричит Рези и заливается хохотом.

– Да мы и вправду уже не разберем, – буйно радуется Луиза.

И вот уже все трое смеются так, что их хохот слышен даже в соседней квартире.

И там жена с некоторым испугом спрашивает мужа:

– Как же ты сможешь работать в таком шуме?

Он подходит к роялю и говорит, поднимая крышку:

– Только в таком шуме!

И пока за стеной стихает смех, он играет для своей жены дуэт ми-мажор из детской оперы. И в кухне соседней квартиры это слышно. Там все трое двигаются осторожно и тихо, боясь упустить единый звук!

Когда песня отзвучала, Лоттхен смущенно спрашивает:

– Рези, а как это бывает? Теперь, когда папа и мама опять вместе, у нас с Луизой могут появиться еще братья и сестры?

– Ясное дело! – заверяет ее Рези. – А вам охота еще кого-нибудь заиметь?

– Конечно! – энергично вмешивается Луиза.

– Парнишку или девчонку? – интересуется Рези.

– Много парнишек и много девчонок! – заявляет Лотта.

И Луиза от всей души кричит:

– И все сплошь близнецы!

Размышления для родителей

Добрая старая книжка с хорошим концом…

Эриха Кестнера немцы считают чтением легким и утешительным. Можно бы, конечно, выразить для начала надежду, что эта книжка поможет нашим детям стать добрее… но, честно говоря, не очень-то я верю в доброту, которая берется из книжек. Даже если эти книжки умеют рассказать, откуда она берется на самом деле. Впрочем, Кестнер не делает эпохального открытия, сообщая, что доброта у детей берется от взрослых. И, к сожалению, не только доброта.

 
Вот уж точно, всего быстрее действует яд.
Человек, даже самый что ни на есть малолетний,
Всякое злое дело
Перенимает потрясающе быстро.
 

За таким вот философским вступлением в стихотворении того же Кестнера «Баллада об инстинкте подражания» идет последовательное и сжатое описание казни через повешение, игры, в которую, начитавшись газет, играли ребятишки во дворе. Играли с таким энтузиазмом, что «преступника» по-настоящему удавили, а заводила, когда за ним пришла полиция, сказал только: «Да мы-то что… мы – как взрослые!»

А как же они на самом деле, взрослые – как? Может быть, Э. Кестнер был как раз из первых, кто заметил в современных взрослых одну опасную черточку: дети им не нужны. Нет-нет, конечно же, они в этом никогда не сознаются, не то что детям, а даже и самим себе, но вот же…

Причиной развода родителей Луизы и Лотты было именно появление на свет наших милых близняшек. Г-н капельмейстер Пальфи – человек творческий, ему сосредоточиться нужно, а тут – писк, гам, пеленки… И фройляйн Герлах не представляет себе супружеского счастья иначе как избавившись от ребенка в доме.

Дети – мешают. На какие только ухищрения не приходится пускаться и Лотте, и Луизе, в нелегкой борьбе за место под солнцем родительской любви…

Вы только не бойтесь, это же книжка Кестнера, утешительного, легкого Кестнера, добрая книжка с хорошим концом. Г-н капельмейстер Пальфи сменит в конце концов гнев на милость и согласится впустить в свою жизнь подросших детей (да заодно уж и жену).

А как быть детям, которые не попали в нашу повесть, а попали в совсем другие истории с другими концами? Что остается им? Играть в убийство? Как вернуть сердца родителей детям?

Э. Грайфер