Текст книги "Убийство в погребе (Убийство в винном погребе)"

Автор книги: Энтони Беркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

После того быстрого обеда в Олбани Морсби постоянно держал Роджера в курсе того, как продвигается дело, и таким образом последний узнал о безрезультатном допросе Уоргрейва уже через пару часов после того, как подозреваемого отпустили.

– Он оказался мне не по зубам,– признал Морсби чистосердечно,– и это горькая правда.

– Вы разрабатывали его неправильно,– жестко бросил Роджер.

– Неправильно, да? А как бы вы поступили, сэр?

Роджер поспешно стал соображать. А как бы он поступил? Или, во всяком случае, что сказать Морсби из того, что он сам сделал бы на его месте. Вдруг он рассмеялся.

– Как бы поступил я?– переспросил он.– А вот как, Морсби. Я бы не подавал виду, что убежден в его виновности.

– Но он догадался об этом с самого начала.

– Тогда я бы аккуратненько подвел его к мысли, что я только притворялся, будто подозреваю его. А на самом деле подозреваю других. Допустим, Даффа.

– И какая была бы от этого польза?

– Такая. Вы попытались прижать его к стенке и потерпели поражение. Я бы попытался внушить ему чувство полного спокойствия. Спокойствие развязывает язык куда лучше, чем страх. Он мог бы стать очень даже разговорчивым, насколько это для него возможно. По крайней мере я смог бы надеяться, что он проговорится о чем-нибудь ценном для следствия.

– Готов поклясться, что вы не знаете мистера Умника Уоргрейва так, как я, мистер Шерингэм,– усмехнулся Морсби.– Несмотря на все ваши психологические штучки-дрючки.

– А я готов поклясться, что знаю его гораздо лучше,– обиженно отозвался Роджер.– Более того, я почти готов вам это доказать.

– Допустим, сэр,– продолжил атаку Морсби,– если вы докажете...

– Прекрасно. Я докажу!– угрожающе сказал Роджер и повесил трубку.

Морсби тоже повесил трубку и широко улыбнулся. Удивительно, как легко добиться от мистера Шерингэма того, что ты хочешь,– проявить немножко такта и показать, что считаешь его необыкновенно умным человеком. Одно было Морсби совершенно ясно: ему не требуется никаких психологических штучек-дрючек, чтобы понять мистера Роджера Шерингэма намного лучше его самого.

Роджер тем временем хмуро смотрел на телефон в своем кабинете, но его мысли были уже далеки от вызова, невинно брошенного старшим инспектором. Он раздумывал, как бы поярче привести свою угрозу в исполнение.

Дело против Уоргрейва, как он понимал, зависело теперь от одного звена цепи: от улик, которые бы связали его с домом номер четыре по Бернтоук-роуд. Без этих улик его никогда не арестуют; будут улики – считай, его песенка спета. Роджер был почти абсолютно уверен, что таких улик никогда не найдут. И что тогда?

Одно было в любом случае вполне ясно: если полиция не сможет найти улик, связывающих Уоргрейва с Бернтоук-роуд, то и он не сможет, и не стоит напрасно тратить на это время. Придя к такому заключению, Роджер немного успокоился, ибо он не имел ни малейшего желания предпринимать подобные попытки. Его устремления выглядели иначе. Куда забавнее, к примеру, поработать по индуктивному методу и придумать теорию о том, как можно было завлечь Мэри Уотерхаус в тот погреб, а потом рассмотреть возможности доказательства такой теории.

Роджер уселся в кресло у письменного стола, засунул руки глубоко в карманы, ноги вытянул вперед и ненадолго сильно сосредоточился. Как бы он действовал, будь он на месте убийцы?

С большинством суждений Морсби Роджер был согласен: с тем, что Мэри Уотерхаус была любовницей Уоргрейва; с тем, что она устроила ему сцену по поводу своей беременности; с тем, что она его шантажировала. Это было почти очевидно. То, что Уоргрейв все время стремился к женитьбе на Эми Гаррисон, чтобы заполучить в наследство Роланд-хаус, Шерингэм прекрасно видел собственными глазами. Мэри Уотерхаус, несомненно, увидела это намного раньше. Хотела она сама выйти за Уоргрейва замуж или просто получить деньги (а потом и много денег, как только Уоргрейв начнет получать прибыль со школы), было не важно, хотя Роджер склонялся к последнему предположению. Было бесспорно, что Мэри грозила рассказать дочери директора о своих отношениях с Уоргрейвом. Эми ни за что бы такое не стерпела. На Уоргрейве тогда она бы поставила крест, и его стратегия вылетела бы в трубу. Как бы ответил на эту угрозу Уоргрейв? Убийством?

– Если бы Уоргрейвом был я,– размышлял Роджер,– я бы просто морочил ей голову, пока не женился на Эми, а потом послал бы эту Мэри к чертям. В конце концов, это же совершенно ясно.

Он кивнул самому себе. Совершенно ясно.

Но, так или иначе, все это не имеет значения. Вопрос стоит так: если бы Роджер Шерингэм., будь он учителем частной начальной школы Роланд-хауса, испытывай он шантаж со стороны мисс Мэри Уотерхаус и решись он убить указанную Мэри Уотерхаус, причем умышленно, в погребе на Бернтоук-роуд в Льюисхэме, каким бы чертом он ее туда заманил?

Но нет. Это не первый вопрос. Ставить его первым – все равно что поезд впереди паровоза. Прежде всего нужно спросить, возник ли план убить Мэри Уотерхаус в льюисхэмском погребе, когда появилась возможность зазвать ее туда?

Роджеру сразу показалось, что такое развитие замысла гораздо более вероятно. Иными словами, замысел зависел от погреба, а не наоборот. В таком случае, если принять за основу такую версию, возникает следующий вопрос: как получилось, что убийца смог заманить Мэри Уотерхаус в погреб в Льюисхэме с такой легкостью?

Роджер нахмурился. Ведь это весьма странно. Не говорят же молодой женщине: "Я знаю один премиленький погребок. Пойдем туда". К тому же, если полагаться на теорию Морсби, а она очень даже вероятна, доступ к погребу получила сама Мэри Уотерхаус в виде украденного ключа мисс Стейплз. Тогда получается, что в погреб убийцу повела сама Мэри Уотерхаус. И что из этого следует? Ага, очень интересный поворот ко второму вопросу. В таком свете, с учетом тою, что за этим преступлением кроется исключительно расчетливый ум, второй вопрос формулируется так: чем объяснить то, что Мэри Уотерхаус решила повести своего убийцу в тот погреб? Или, выражаясь немного точнее: какие обстоятельства заставили Мэри Уотерхаус привести своего убийцу в тот погреб?

Роджер еще глубже сунул руки в карманы и сел поудобнее, так, будто уже многого добился.

И именно такой способ немедленно привел к тому, что нашелся предположительный ответ: чтобы путем шантажа выманить деньги у того, кто стал в итоге ее убийцей!

Это действительно было бы гениально. Жертва шантажа знает, что шантажистка имеет доступ к этому погребу (откуда он это знает, пока не особенно важно; предположим, что знает). Искусно наведя справки (опять же, пока предположим), он узнает, что три дома, в центральном из которых находится тот самый погреб, на второй неделе августа будут пустовать. Он все подстраивает так, чтобы разговор с шантажисткой произошел именно на этой неделе. Потом делает намеки, даже пытается бунтовать, рассказывая о других шантажистах, которых выследили полицейские, прячась за шторами, за столбами на углах улиц, за кустами, за всевозможными укрытиями (кроме хлама в погребе совершенно чужого человека), но никогда, ни при каких обстоятельствах не называет тот самый погреб. Думать о нем он предоставляет шантажистке, пусть она предложит погреб сама, как свою находку. Следуя за подкинутым им ходом мысли, она приезжает именно в тот погреб в назначенное время. В погреб – не в столовую, не в гостиную, не в спальню, а только туда, где невозможно подслушать повышенные голоса даже случайному уличному прохожему,– именно в погреб.

Нет, конечно в погреб она попадает не сразу. Сначала нужен пустой дом, потом уже погреб, но только когда она войдет в дом.

Чем больше думал об этом Роджер, тем больше убеждался, что именно это и произошло. Разнервничавшись из-за упоминаний своей жертвы о шторах, столбах, кустах и всяких других ловушках, которые можно наставить в заранее оговоренном месте встречи, Мэри Уотерхаус воспринимает как свое то, что так ловко вбивали ей в голову. Она устраивает вроде бы совершенно невинную встречу в одном совершенно невинном месте и затем ведет свою "жертву" кружным путем со всеми предосторожностями, чтобы не было "хвоста", на Бернтоук-роуд. "Ага,– говорит она для эффекта,– вот мы и пришли туда, где я в полной безопасности. За нами не следили, и ты не догадывался, что я приведу тебя сюда. Теперь сможешь передать мне всю сумму, и ни один из шпионов не увидит, как я ее заберу. Опасности никакой". И вот тут наступает конец для Мэри Уотерхаус.

Очень хитро и ловко, подумал Роджер с восхищением: а как иначе это могло, собственно говоря, случиться?

Вообще-то, в такой восстановленной версии было одно слабое звено. Как могла "жертва" узнать о том, что у шантажистки есть ключ?

Знание о ключе почти неизбежно подразумевает знание о прошлом шантажистки. То, что о прошлом можно догадаться, зная об украденном ключе, недостаточно. Даже если бы мисс Уотерхаус проговорилась о том, что имеет этот ключ, она нашла бы тысячу невинных объяснений его приобретения. Безусловно, намеренно она ни за что бы не разгласила своего преступного прошлого. Это значит, что знание "жертвы" о ключе поступило из какого-то другого источника. Могло ли случиться так, что саму Мэри Уотерхаус в свое время кто-то шантажировал? Роджер знал, что такое часто происходит с теми, кто отсидел в тюрьме и пытается вести честную жизнь. Если было так, то, значит, она не смогла выполнить требований шантажиста, и он передал сведения о ее прошлом тому, кто, по его мнению, был в самом тесном контакте с девицей. Зная, что ее "жертва" обладает всей информацией, Мэри скорее стала бы выкручиваться и не только признала бы свои прегрешения, но даже хвасталась бы ими, в том числе и украденным ключом. Тогда все сходится. И то, что ее "жертва" все знала о ней, ни в малейшей степени не уменьшило бы ее требований к нему, а скорее даже увеличило бы их.

Да, это или нечто подобное, проясняло единственную неувязку, которую Роджер видел в своей теории. А это важное прояснение позволяет наводить справки в новом ключе: об обстоятельствах, связанных с компрометирующими мисс Уотерхаус сведениями. Их непременно надо изучить, под всевозможными углами.

Правда, оставалась еще одна маленькая нестыковка. Теория Роджера строилась на том, что убийца Мэри Уотерхаус наводил справки о домах номер два, четыре и шесть по Бернтоук-роуд в связи с летними поездками их жильцов. Скотленд-Ярд не выявил никого, кто интересовался бы этими поездками.

Роджер полагал, что здесь Морсби пошел не совсем верным путем. Трудно поверить, что убийца, показавший себя таким ловким в других отношениях, был настолько глуп, чтобы делать запросы собственной персоной. Брать фотографию Уоргрейва и опрашивать жильцов домов номер два и шесть, не узнают ли они его, было бесполезно. А мысль о маскировке типа очков в роговой оправе, вероятно, вселила в Морсби такую безнадежность, что больше он ничего не стал предпринимать в этом направлении.

Снова поставив себя на место убийцы, Роджер понял: чтобы не "светиться" самому, надо было изобразить некое лицо, которое бы разузнало обо всем, не привлекая к себе никакого внимания и ничем не запоминаясь. Какое же лицо напрашивается? Допустим, некто вроде торговца товарами в кредит, или предлагающего услуги рабочего, занятого на этой неделе, но согласного дешево сделать что-нибудь на следующей, например мойщика окон. Роджер стал составлять список возможных "масок", не теряя из виду, что раз учебный год закончился первого августа и убийство могло произойти в любой день после седьмого, то все справки должны были быть наведены в первую неделю августа и, скорее всего, в ее начале. Очень вероятно было также, что спрашивали не хозяек дома, а их служанок.

Записав все свои предположения, Роджер позвонил Морсби.

– Морсби, у меня для вас образовалось одно дельце. Да, по тому самому вопросу, о котором мы поспорили. Пошлите своего человека в Льюисхэм с заданием опросить служанок домов два и шесть по Бернтоук-роуд. Не помнят ли они, чтобы в первых числах прошлого августа им кто-нибудь предлагал задешево что-либо сделать или привезти товары попозже, но так и не появился снова? Усекаете?– Он зачитал список.

– Понимаю, к чему вы клоните, мистер Шерингэм.

– Я так и думал. Вы должны были сами до этого дойти, без моей подсказки. Кстати, вероятнее всего, он был загримирован, не забудьте об этом. Может, приклеил бороду.

– Борода, как правило, выглядит неестественно,– с сомнением сказал Морсби.

– Но не всегда. Спросите Кларксона,– ответил Роджер и повесил трубку.

Он снова откинулся на спинку кресла. Было бы здорово, просто очень здорово, если бы ему удалось хоть раз побить Морсби его же оружием. Ему так давно этого не удавалось, с тех пор как он раскрыл то неприятное дело о шелковых чулках. Пора уже сбить с инспектора спесь. Особенно теперь, когда тот идет по ложному следу (в этом Роджер уже был абсолютно уверен), у него самого есть прекрасная возможность.

Ну ладно, хорошо; а дальше что?

Он припомнил собственные советы старшему инспектору о том, как надо было вести допрос Уоргрейва: что последнему нужно было внушить, будто подозрение только розыгрыш, а на самом деле подозревают кого-то другого из учителей, Даффа, например.

Разве слишком поздно воплотить этот план на свой страх и риск? Попробовать можно. Роджер отправится в Эллингфорд и сам поговорит с Уоргрейвом.

И делать это надо сейчас же.

Глава 16

Роджер был доволен своей теорией, особенно тем, как он продумал подготовку убийства. Чем больше он думал об этом, а думал он об этом всю дорогу в Эллингфорд, тем больше убеждался, что докопался до истины путем одних рассуждений и исключений. К сожалению, тем не менее это никоим образом не помогло ему продвинуться к доказательству своей правоты. Вся цепь его предположений не подтверждалась ни единой веской уликой.

Тем не менее работа не пропала даром. Снова прогоняя в памяти, теперь уже значительно быстрее, ход своей мысли тем утром, он обнаружил звено, неожиданно засветившееся подобно медной тарелке. До этого Роджер почти не обращал на него внимания. Теперь же он осознал, что, возможно, это звено поможет раскрутить все дело.

С такими-то мыслями, целиком поглотившими его ум, Роджер медленно шел по аллее в Роланд-хаус, где не был уже девять месяцев.

Из вежливости он сначала зашел к Эми Гаррисон, поздравил ее с помолвкой и десять минут проговорил с пей о разных пустяках. Роджер отметил, что Эми ни разу не упомянула ни о самой Мэри Уотерхаус, ни об ее убийстве, ни о волнении, которое произвело это событие на школу. Удивительная женщина, уже не в первый раз подумал Роджер и поблагодарил небеса за то, что жертвой ее матримониальных устремлений избрали не его.

Мистер Гаррисон, к большой радости Роджера, был занят в своем кабинете. Будто спохватившись, что у Эми так много дел, сыщик-любитель извинился и сказал, что пройдется до учительской и посмотрит, нет ли там кого-нибудь из старых знакомых. Он старательно избегал всего, что могло бы касаться Уоргрейва.

В учительской сидел один мистер Паркер, как всегда, спрятавшись за "Тайме". Сквозь усы он профыркал приветствие и не колеблясь тотчас же углубился в главную тему дня.

За последовавшие пятнадцать минут Шерингэму стало ясно: у мистера Паркера та же точка зрения по делу об убийстве Мэри Уотерхаус, что и у Скотленд-Ярда. Его мнение по данному делу было удручающе четким, и не менее четко он его высказал. Если все в Роланд-хаусе придерживались такого мнения, удивительно, как у Уоргрейва хватало мужества здесь оставаться. Так мистер Паркер и сказал со всей прямотой. Еще он добавил, не менее четко, что бы он сам сделал, если бы сидел в кресле мистера Гаррисона. Сие в основном было связано с концом ботинка мистера Паркера и определенным местом на теле мистера Уоргрейва.

– А как насчет Раиса?– не без злорадства спросил Роджер.– Он, конечно же, не согласен с вами?

Мистер Паркер воспринял такое оскорбительное предположение возмущенным фырканьем сквозь усы.

– Не согласен со мной? За каким чертом ему это? Раис славный парень. Очень даже разумный. Молодой, пожалуй, но очень разумный. Ужасно жалко, что он уйдет от нас в конце этой четверти: переезжает в Челтенгем, понимаете? Вот так. Много хорошего сделал для школы. Эта его лига крикета, а? Отличная идея. Мальчишки очень подтянулись. Да, очень разумный парень, этот Раис.

Про себя Роджер диву давался.

Выслушав мистера Паркера, он с облегчением удалился и вышел в сад. Стенка, которую делали прошлым летом, была достроена. Роджер в задумчивости посмотрел на нее.

В саду и на игровой площадке Уоргрейва не было тоже. Там мистер Раис прервал свое судейство в регби (хоккей в пасхальную четверть отменили с тех пор, как в школе стал работать мистер Раис), подошел к боковой линии поля и тепло приветствовал Роджера, протянув ему горячую и грязную руку. Несколько минут он исправно повторял суждения мистера Паркера, то и дело выкрикивая упреки то одному игроку, то другому.

– А вы, наверное, хотели видеть Патерсона?– спросил потом мистер Раис.Мерримен, чертов ты идиот, почему же ты не передаешь? Да не будь же таким жутким хапугой!– Да, вам не повезло. Он как раз сбежал сегодня в город за... Ногами, черт тебя дери, ногами работай! Так о чем я говорил?.. Ну же, ты, вперед, вперед! Прекратить свалку!– И он изо всех сил дунул в свисток.

Роджер пошел дальше.

Наконец нашелся и Уоргрейв – он был в лаборатории.

– Привет,– легко сказал Роджер.– Как вы здесь поживаете, Уоргрейв? Вот заехал взглянуть на здешние места. Послушайте, а ведь это новенькое, правда?

Уоргрейв недоверчиво поглядел на него из-под густых бровей.

– Привет, Шерингэм,– ответил он, не выразив ни враждебности, ни дружелюбия.– Да, это новенькое.

– Очень мило. Серьезно занимаетесь наукой?

– Гаррисон согласен со мной, что школьникам можно давать еще основы элементарной химии.

– Это что-то новенькое для начальной школы.

– Да.

Казалось, беседа завязла в банальностях.

– Кстати, поздравляю с помолвкой.

– Спасибо.

– Делаете что-нибудь серьезное?– Роджер поиграл пробиркой.– Я вам помешал?

– Ничуть.

– Я только что проходил мимо игровой площадки. Похоже, Раис крепко гнет свою линию, как и прежде.

– Да.

– А в учительской я видел Паркера. Вот Даффа еще не встречал.

– Нет?

Ну, чертов тип, подумал Роджер; можно с таким же успехом пытаться вести светскую беседу с помойным ведром. Он решил взять быка за рога.

– Ну а что вы думаете по поводу убийства Мэри Уотерхаус?

– Вы уже знаете, что думают по этому поводу Раис и Паркер?– спросил Уоргрейв без тени раздражения.

– Знаю.

– Тогда лучше не спрашивайте. А вы, кстати, с полицией или с чем-то таким не связаны?

– Не связан, нет. Но общаюсь кое с кем из Скотленд-Ярда, абсолютно по-приятельски.

– Приехали сюда выведать у меня что-нибудь?– спросил Уоргрейв, сухо улыбнувшись.

– Да,– просто ответил Роджер.

Губы Уоргрейва растянулись еще на пару миллиметров.

– Что ж, по крайней мере, это честно.

– Я верю в честность. Потому-то я сегодня здесь. Совершенно по своей инициативе, между прочим, как обыкновенный досужий тип. Никакого отношения к Скотленд-Ярду или чему-либо в этом роде.

– Сами заинтересовались?

– Естественно. Ведь я знал ее и – вас.

Уоргрейв слегка приподнял черные брови, но ничего не сказал. Он как будто ждал чего-то.

– Может, обговорим все это?– спросил Роджер как можно проще, словно бы о том, что бы им съесть на обед.

– Мне нечего сказать.

– Напротив, у вас найдется много о чем сказать, если захотите.

– Хотите, чтобы я сам изобличил себя?

– Нет, чтобы реабилитировали.

– К чему конкретно вы клоните, Шерингэм?

Роджер на миг задумался. Очень важно было заставить Уоргрейва заговорить, независимо от того, какую позицию он займет, так как какую бы позицию он ни занимал, разговор был бы полезен. По всем законам психологии ему просто необходимо спустить пар, как бы он этого ни скрывал. С тех пор как началось это дело, он никому не мог довериться. Даже Эми он не мог поведать причину того, почему полиция его подозревает. А как бы сдержан и уверен в себе человек ни был, в пору сильного стресса лицо, которому можно довериться – это естественный предохранительный клапан. Наверняка Уоргрейв вот-вот взорвется.

Чтобы спустить пар, надо было найти способ приоткрыть клапан.

Роджер принял решение.

– К чему я клоню?– переспросил он самым искренним тоном.– Объясню, совершенно чистосердечно. Полиция уверена, что Мэри Уотерхаус застрелили вы. Я в это не верю. Я хочу вам помочь.

На такую прямоту не решился бы даже Морсби.

– Очень любезно с вашей стороны,– безразлично сказал Уоргрейв, облокотясь на стремянку.– Но я, право, не понимаю, почему вам вдруг захотелось мне помочь. В любом случае мне это не нужно.

– Ну, считайте, что я делаю это ради собственного удовольствия: просто хочу доказать Скотленд-Ярду, что я прав.

– Это предусматривает доказательство вины кого-то другого. Вы это имеете в виду?

– Не обязательно,– ответил Роджер, про себя отметив, что у Уоргрейва хватило такта не желать, чтобы обвинили другого, даже ради собственного спасения.– У вас может быть алиби.

– Всего на несколько дней? У меня его нет. Откуда мне его взять, если я был тогда в Лондоне без определенной цели?

– Я хочу найти что-нибудь такое, чтобы доказать, что вы не совершали преступления.

– Ничто не докажет, что я его не совершил,– сухо отозвался Уоргрейв.– С другой стороны, ничто не докажет и того, что я его совершил. Так зачем волноваться?

– Да идите вы к черту, знаете!– взорвался Роджер, раздраженный таким хладнокровным цинизмом,– вы что, даже не отрицаете, что совершили его?

– Конечно отрицаю. Не думаете ли вы, что я признаю свою вину?

– Вы будто молчаливо почти признаете ее.

– В таком случае вы меня не понимаете,– почти зевнул Уоргрейв.– Я ничего не признаю. Я все отрицаю. Никогда ничего не докажут, ни того, ни другого. Полиции это известно так же хорошо, как мне и вам. Видимо, они попросили вас приехать и проверить, не удастся ли вам переубедить меня? Ну нет, этого вам не удастся.

Роджер подавил в себе желание бросить ему в ответ что-нибудь язвительное и улыбнулся.

– Я же сказал вам, что приехал по своей инициативе. Понимаю, вам трудно в это поверить, но это правда. Больше того, я не собираюсь тратить на вас свои эмоции. Не хотите говорить со мной о деле – не говорите. Я ни в коем случае не вытягиваю из вас никаких признаний.

– И не сможете, не волнуйтесь,– мрачно сказал Уоргрейв.

– С другой стороны, я вполне готов пооткровенничать с вами. Вот вы не поверили мне, когда я сейчас сказал вам, что не верю, будто вы застрелили Мэри Уотерхаус, что это кто-то другой. Я объясню это вам и расскажу, кого подозреваю. Я убежден,– Роджер лгал абсолютно бесстыдно,– что ее застрелил Дафф.

Если он надеялся удивить Уоргрейва, то этой цели определенно достиг.

– Дафф?! Дафф и мухи не обидит.

– Ну, так уж и не обидит!– возразил Роджер безапелляционно.

– На что вы намекаете? С чего вы, собственно, взяли, что это был Дафф?

– Сейчас объясню. Это преступление меня поразило с самого начала,охотно заговорил Роджер, надеясь, что хорошо изображает искренность,– тем, что его явно совершил слабый человек. Это просматривается насквозь, подтверждений тому множество, не считая уже того, что убийство само по себе свидетельство слабости, о чем я, помнится, толковал старшему инспектору Скотленда, который работает по этому делу. "Морсби,– сказал я ему,– убийство свидетельствует о слабости характера, даже в случае с шантажистом и его жертвой,– процитировал себя Роджер, не заботясь о достоверности цитаты.Уоргрейв – сильный человек; следовательно, он не мог опуститься до убийства".

– Гм, вы так сказали, Шерингэм, точно?– недоверчиво спросил Уоргрейв.

– Да,– солгал Роджер не краснея.– Я тогда думал так, и сейчас думаю так же.

– Хорошо,– отозвался Уоргрейв.– Рад слышать.

Роджер с надеждой взглянул на своего собеседника, но даже такая высокая оценка его характера учителя не тронула. Человек-скала, этот Уоргрейв. Роджер попытался сменить тему.

– Та девица меня, признаюсь, заинтересовала прошлым летом. Поверил ее медовым речам. Ее бы я в последнюю очередь заподозрил в том, что она была профессиональной воровкой. Странно, что у вас с ней были какие-то шашни.

Уоргрейв впервые за время их беседы оживился:

– Боже правый, не считаете ли вы, что я знал о ней больше, чем вы сами, а? Конечно же не знал. Я бы и не взглянул на нее, если бы знал.

– Даже когда она стала вас шантажировать?

Уоргрейв посмотрел на него как сквозь стену, но Роджер нетерпеливо взмахнул рукой:

– Да не бойтесь в этом признаться. Это же было абсолютно очевидно с самого начала. К тому же все, о чем бы вы мне сейчас ни сказали, доказательством считать не будут. Свидетеля нет.

– Ну ладно,– сказал Уоргрейв довольно вяло.– Даже тогда, когда она стала... шантажировать меня. Она это делала очень хитро. Разыгрывала невинную простушку до самого конца... До того, как я видел ее в последний раз,– поспешно поправился он.

– Тогда, когда вы обнаружили, что она птичка из тюремной клетки?

– Только когда ваш друг инспектор сообщил мне об этом вчера утром.

– Это вас поразило?

– Ну, я рассердился. На себя в какой-то мере. Я почувствовал, что позволил водить себя за нос.

Занятная и весьма типичная реакция, подумал Роджер.

– Она была опасная женщина,– медленно произнес он,– и мир ничего не потерял, когда ее... кто-то убрал, кто бы он ни был.

– Скажем, Дафф,– усмехнулся Уоргрейв.

– Скажем, Дафф,– серьезно согласился Роджер.

Они посмотрели друг на друга.

– Слушайте, Шерингэм,– сказал Уоргрейв,– извините, но мне нужно кое-чем заняться.

– Хорошо,– кивнул Роджер.– Я вообще хочу поболтать с Даффом.

– Не стройте из себя дурака,– резко сказал Уоргрейв, жестко глянув на него.– Вы же прекрасно знаете, что это был... не Дафф.

Роджер действительно прекрасно знал, что это не Дафф. Даже если бы он хотел поболтать с Даффом (а он не хотел), то сейчас это было невозможно. Близилась половика пятого, а Эми предупредила его, что в половине пятого в гостиной соберутся к чаю. Даже Роджер не посмел бы опоздать на приглашение Эми.

В гостиной уже была Филлис Гаррисон. Она приветствовала его своей обычной кокетливой улыбкой. Роджеру она нравилась, и следующие полчаса они поддерживали заинтересованную беседу, несмотря на чопорное радушие Эми, гнетущее молчание Уоргрейва и весьма рассеянные и автоматические замечания мистера Гаррисона. Других учителей, а также Лейлы Джевонс, не было; им чай подавали отдельно.

Перед отъездом Роджер решил немного поговорить с мистером Гаррисоном в его кабинете. В конце концов, хочешь выяснить, что к чему,– иди к вышестоящим; возможно, их сведения окажутся стоящими.

– Какое жуткое дело, это убийство Мэри Уотерхаус,– напрямик начал Шерингэм. За чаем, безусловно, эта тема была закрыта.

– Да, да,– пробормотал мистер Гаррисон, заметно удивившись.– Ужасно, ужасно.

– Я знаю кое-что об этом деле из Скотленд-Ярда.

Мистер Гаррисон широко открыл водянисто-голубые глаза.

– Вы, Шерингэм? Ах да, конечно, я вспомнил. Вы случайно не работаете на них, а? И вот почему...

– Отчасти. Но сейчас я на них не работаю. Я здесь, вообще-то, совсем сам по себе.

– Что вы говорите? А-а. Скажите мне вот что,– вдруг заинтересованно спросил мистер Гаррисон,– что полиция на самом деле думает на этот счет? Я надеюсь, нет, я искренне надеюсь, что не...

– Вообще-то, я не вправе распространяться о том, что думают они.

– Да-да. Конечно. Я понимаю. Но...

– Слушаю вас?

– Я хочу сказать, как бы там полиция ни думала, но нельзя не догадаться, о чем думают здесь у нас.

Роджер почувствовал, что ступил на опасную почву. Он осторожно сказал:

– Помолвка вашей дочери не расстроилась.

– Ах, нет-нет,– облегченно согласился мистер Гаррисон с таким деликатным упоминанием "мотива" Уоргрейва без упоминания его имени.– Нет, она и слышать об этом не желала. Я счел своим долгом... Но нет. Она с презрением отметает все сплетни.

– А вы?

– И я тоже,– твердо заявил мистер Гаррисон.– И я тоже. Безусловно. Это немыслимо.

– Убийство всегда немыслимо.

– А я думаю,– робко предположил мистер Гаррисон, слегка поежившись,– не могло ли это быть самоубийство? Я... я так мало знаю о подробностях.

– Абсолютно не может быть.

– Да,– задумался мистер Гаррисон.– Да-да.

– А почему вы сочли такое возможным? То есть почему вы считаете, что она могла убить себя?

– Ее положение...

– В наши дни девушки не убивают себя из-за этого.

– Да-да,– тотчас же согласился мистер Гаррисон.

– А вы не думаете, что у нее была какая-то другая причина, чтобы совершить самоубийство?

– Я?– спросил мистер Гаррисон не без замешательства.– Нет, конечно. С чего бы?

– Почему бы вам не открыться мне, мистер Гаррисон? Уоргрейву это никоим образом не повредит; ему это как раз может сильно помочь.

– Я... не понимаю, что вы имеете в виду, совсем.

– А я думаю, что понимаете,– мягко надавил на него Роджер.– Позвольте высказать догадку? Когда-то в течение той летней четверти до вас дошли сведения, что Мэри Уотерхаус небезгрешна, бывшая тюремная пташка и все такое. Вы предупредили ее об увольнении частным образом, но представили это так, будто бы она сама уходит и предложили ей пустить миф об австралийском женихе. Это вы сделали, верно?

Мистер Гаррисон открыл рот и уставился на Шерингэма.

– Значит, все-таки она ему сказала?– наконец выдавил он.

– Так я прав?– гаркнул Роджер. Настал момент истины.– Такие сведения дошли до вас?

– Я... я получил анонимное письмо,– запинаясь, сказал мистер Гаррисон почти так, будто его самого уличили в каком-то преступлении.– Я ознакомил ее с его содержанием. Сначала она все отрицала. Потом... потом она расплакалась и во всем призналась. Я... я сказал, что ей придется увольняться. Шерингэм, я не думаю, что...

– Да нет, нет,– успокоил его Роджер.– Это никоим образом не касается ее смерти. Почти абсолютно ясно, что это не самоубийство.

– Ах!

– А вы рассказывали Уоргрейву о содержании письма?

– Конечно, нет,– сразу же возразил мистер Гаррисон.– Нет, разумеется, не рассказывал... ему.

– А кому рассказывали?

– Никому. Ни одной душе.

– Кхм!– Роджер потер подбородок.– Анонимное письмо. Вы его порвали?

– Не сразу. Подумал...

– И где вы его хранили?

– Здесь, в письменном столе.

– Запертым?

– Я... я не помню. Правда не помню. Шерингэм, я не понимаю, что вы...

– И не надо,– снова успокоил его Роджер.– Я просто гадаю, кто мог иметь доступ к вашему столу.

– Если вы намекаете, что кто-то рылся в моих личных бумагах, то должен сказать сразу: такое здесь просто невозможно. Невозможно.

– Понятно. Ну, не принимайте это близко к сердцу. Просто занятно, вот и все. У вас, вне сомнения, уже не осталось этого письма?