Текст книги "Отравление в Уичфорде"

Автор книги: Энтони Беркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Но между прочим – это нас уводит довольно далеко в сторону от твоей первоначальной идеи, а? Той, что настоящий убийца действовал в такой же степени против миссис Бентли, как против ее мужа, и так выстроил цепь улик, чтобы все они свидетельствовали против нее.

– О да, по то была предварительная теория. Она может быть правомерной, но всего вероятнее эти улики сложились в цепь, направленную именно против нее, чисто случайно. Каким образом, например, настоящий убийца мог так точно рассчитать, что в косметических целях она будет использовать мышьяк, полученный из раствора, где мокла отравленная бумага? Такое возможно лишь в том случае, если кто-то из живущих в доме пронюхал об этом и воспользовался, чтобы обвинить миссис Бентли.

– А что о ты скажешь насчет мышьяка, обнаруженного в пузырьках с лекарствами? Наверное, туда его постарался бросить тот же заинтересованный человек?

– Да, и все это смахивает на сознательную фабрикацию улик против миссис Бентли. Во всяком случае, сейчас я просто не вижу другой причины действий для данною человека.

– Да, по!..– опять горячо вмешалась Шейла.– Почему мы так уверены, что мышьяк, которым отравился Бентли, был тот самый, из его пакетика? Почему-то мы сразу решили, что это именно так, настолько очевидны характер и обстоятельства отравления, но ведь мы же не знаем так ли оно на самом деле!

– Александр,– восторженно заметил Роджер,– знаешь ли ты, что среди пас находится гений? Настоящий потрясающий гений!

– Просто это положительный мыслительный импульс, скромно поправила его мисс Пьюрфой.

– Оно конечно так,– серьезно отвечал Роджер, но, право, Шейла,– это важное замечание, и я не погнушаюсь признать, что сам об этом не подумал. Да, мы все должны иметь это в виду. Заметьте, я не говорю, что предположение Шейлы очень вероятно. Яд мог быть другим, синильной кислотой, или аконитином, или еще каким-нибудь не столь распространенным средством, как мышьяк, по это два шанса на миллион. И все же, вы совершенно справедливо заметили, Шейла, что мы должны помнить о любой возможной случайности, и если этот, второй, интересующий нас человек действительно замыслил отравление, то, вероятнее всего, он выбрал бы именно мышьяк. Но вы, конечно, полагаете, что убийцей может быть любой человек из шестерки, даже если мистер Бентли получил пакетик с мышьяком от кого-то другого?

– Да, мне так кажется,– несколько неуверенно подтвердила Шейла.

– Думаю, им всем было совсем нетрудно дать ему яд, Бентли очень хорошо их всех знал, чтобы принять из рук любого какое-нибудь новое, "чудодейственное" лекарство. И вот еще одно предположение, увенчивающее блестящую мысль Шейлы,– был ли вообще мышьяком белый порошок, который Бентли получал из рук жены? Этого мы не знаем. Предположим, что это было какое-нибудь совершенно безобидное средство и его заменили на пакет с мышьяком во время обыска после смерти мистера Бентли! А тот, кто подложил его, использовал для отравления совсем другой яд. Это ведь тоже вполне возможно. Клянусь шляпой, данное дело позволяет предполагать разные возможности, не творя уже о разных сопутствующих осложнениях.

– И самая вероятная возможность из всех,– сказал Алек,– это...

– Ч го миссис Бентли сама все это подстроила,– подхватил Роджер, – да, знаю. Но я от души надеюсь, что это не она. Ведь мы так гладко продвигаемся вперед благодаря условию, что она не виновна.

– А каков будет наш следующий ход?– спросила Шейла. – Как вы распорядитесь этими новыми сведениями?

– Бог его знает!– сознался Роджер.– Сначала я должен их переварить. И, разумеется, взять интервью у всех членов "банды шестерых", чтобы получить некоторые личные впечатления о каждом. Дальше этого я ничего впереди не вижу.

Все на мгновение замолчали, а потом Шейла внезапно воскликнула:

– Я просто наслаждаюсь всем этим. Так забавно работать сыщиком, и мне все равно, что об этом подумают.

Роджер вскочил с места.

– А теперь идите и продолжайте радоваться этому в постели. У вас извращенное отношение к подобным вещам, мисс Пьюрфой, и я ни минутой дольше не стану поощрять такое болезненное направление ума. Во всяком случае, сегодня ночью мы уже ничего не сможем предпринять. Исчезните, вместе со своей изысканной пижамой. Александр, не правда ли, когда женщины приспосабливают мужскую одежду к своим потребностям, это так возбуждает и волнует? А я-то думал, что пижама – весьма достойная и приличная одежда!

Глава 14

Разговор с настоящей леди

На следующее утро, еще до завтрака, одетый для выхода Роджер зашел в комнату Алека и застал его в процессе бритья.

– Алек,– сказал он без всякой преамбулы,– я решил, что нам с тобой надо сделать в первую очередь.

– Вот это да!– ответствовал Алек сквозь густую мыльную пену.– Наверное, это нечто очень важное, если ты уже встал и одет.

– Именно так. Мы должны пойти познакомиться г миссис Аллен. Мне бы надо раньше это сделать, но все времени не было.

– Да, и если речь зашла о миссис Аллен,– сказал Алек, поворачивая подбородок под острым углом,– то, когда я вчера лег спать, то подумал, что наш список подозреваемых увеличился еще на одного человека в связи с полученными тобой сведениями.

– Именно так, – сразу же согласился Роджер.– Ты имеешь в виду мистера Аллена, конечно. Я тоже об этом подумал. Он совершенно запросто мог, впрочем как все остальные, вручить Бентли мышьяк и даже скормить ему первую дозу, рьяно утверждая, что это чудесное таинственное лекарство.

– Даже скорее, чем другие,– с иронией заметил Алек.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну... некоторые нюансы. Он был влюблен в миссис Бентли, как миссис Бентли – в него.

– Точно. Я тоже об этом думал. По-видимому, никому раньше не приходило в голову, что мотив преступления, по которому обвиняется миссис Бентли (желание освободиться от мужа), не менее убедительно может быть отнесен к Аллену: любым путем отделаться от мужа, если они двое хотят быть вместе, и следовательно, он мог отравить его так же, как она. На основании этих предположений я бы сказал, что шансы в подобных обстоятельствах решительно больше в пользу мужчины, чем женщины. Бьюсь об заклад, что миссис Бентли рассказала ему все о том. какую жизнь она ведет с мужем и какой он противный и вздорный, и как он сбил ее с ног и поставил ей синяк под глазом. Этого достаточно, чтобы взбесить любого мужчину, если он любит женщину.

– Но как же миссис Аллен?

– Да, да, я и её не теряю из виду. Но тут есть масса всякого рода деталей, о которых мы ничего не знаем. Непременно есть. И я бы совсем не удивился, если Бентли отказывался дать жене развод. В таком случае это равносильно тому, как если бы он сам напросился, чтобы его убили.

– Но ведь у него были амуры с Мэри Блауэр?

– А разве миссис Бентли об этом знала? Но все равно она не смогла бы развестись с ним без его согласия, а он бы его не дал из-за ее связи с Алленом.

– Но разве он знал об этом?

– Одному Богу известно! Как я уже сказал, мы бредем ощупью в темноте. Мы не знаем, что им было известно друг о друге и не знаем никаких подробностей о других взаимоотношениях в этой компании. Возьмем, к примеру, миссис Сондерсон. Откуда нам знать, не имела ли она какой-нибудь причины так яростно ненавидеть миссис Бентли? А она говорит о ней с явной ненавистью. Но что это, просто ли дурной, завистливый характер или же причина таится глубже? Мы не знаем также, с кем дружок Бентли водил амуры еще. Если мужчина забавляется со своей служанкой, ты наверняка можешь прозакладывать последний шестипенсовик, что до этого он уже прошел через десяток подобных интрижек. Понимаешь, наше несчастье в том, что мы здесь чужаки, посторонние. Мы не знаем близко этих людей, что возможно лишь при длительном личном знакомстве, как было в деле Лейтон-Корта. У нас нет никакого права раскапывать подробности их личной жизни и устраивать им перекрестный допрос, каким обладает, например, полиция. Для нас вся эта история – просто упражнение в дедукции, когда идешь от факта к выводу. И у пас практически нет никаких психологических данных.

– Тем больше вам чести и почета, мистер Шерингэм, если вы доберетесь до истины.– сказал Алек и стал усердно тереть лицо губкой.

– Это верно, Александр. Именно поэтому я так и стараюсь.

Алек поднял голову из раковины и зарылся лицом в полотенце.

– Знаешь, – сказал он, на мгновение высунувшись наружу,– если вернуться к разговору о мотивах, то непонятно, зачем миссис Бентли или Аллену было прибегать к таким крайним мерам, чтобы отделаться от этого типа, когда у них за спинами все равно маячит миссис Аллен? Ведь им в таком случае пришлось бы и ее сплавить?

– Ни в коем случае, Александр Грирсон,– возразил Роджер ? – Во-первых, потому, что, может, миссис Аллен сама была бы не прочь развестись с супругом. И во-вторых, при такой ситуации положение жены очень отличается от положения мужа. Муж может сложить вещички, уйти от жены и при этом нисколько не поступиться своим состоянием. А жена не может упаковать чемодан и покинуть мужа, не пожертвовав материальным благополучием.

– Однако миссис Бентли дважды едва не ушла именно таким образом,возразил Алек.

– Да, она упаковала чемодан, но хотела ли она действительно уйти? В любом случае, она была тогда во гневе, но могла вскорости и передумать. И, наконец, последнее: если же она и в самом деле собиралась упорхнуть в Париж, то это, возможно, самый сильный довод в пользу ее невиновности. Итак, сейчас я отправляюсь завтракать. Поторопись. Мы должны выйти пораньше, потому что я хочу изловить эту леди прежде, чем она отправится в город за утренними покупками. Провинциальные дамы все своп утренние часы, сломя голову и скаля зубы, бегают по магазинам.

– Ты хочешь, чтобы я пошел с гобои?

– Разумеется, хочу. У тебя такой глуповато-честный вид. Я сегодня утром фигурирую как специальный корреспондент "Курьер", а ты мой газетный фотограф.

– Но у меня пег аппарата,– возразил практичный человек.

– Алек,– сурово ответствовал Роджер,– ты прост невозможен. Для сыщика у тебя не больше мозгов, чем у уэльского кролика. Если у человека нет аппарата, то что он делает с, целью его заиметь?

– Да ладно уж,– усмехнулся Алек,– поделом мне.

– Вот именно,– ласково подтвердил Роджер, закрывая дверь,– и ты еще не раз это мне скажешь.

Пунктуально в половине одиннадцатого новоиспеченный корреспондент "Курьер" в сопровождении фотографа позвонил в дверь особняка "Уинслес Лодж" на Сент-Реджинальд-роуд и потребовал свидания с миссис Аллен.

– Вы репортер, сэр?– немедленно поинтересовалась горничная.

– Разумеется, нет,– с достоинством ответил Роджер.– Я специальный корреспондент "Дейли курьер".

– Извините, сэр, но миссис Аллен больше не принимает репортеров,сказала горничная и проворно закрыла дверь.

– Не в бровь, а в глаз!– задумчиво произнес Роджер.– Поэтому мы увольняем специального корреспондента и пригласим на помощь мистера Роджера Шерингэма.– И он снова нажал на кнопку звонка.

Увидев тех же двоих посетителей, служанка хотела без дальнейших слов захлопнуть дверь перед их носом, но Роджер ловко просунул ногу между дверью и косяком.

– Не будете ли вы гак добры передать миссис Аллен вот эту карточку,сказал он с важным видом.– Наверное, я ввел вас в заблуждение. Миссис Аллен мое имя известно.

Он не прибавил, что миссис Аллен с ним не знакома, но, по счастью, горничная не входила в такие тонкости.

– Если вы минуту подождете, я доложу о вас миссис Аллен, – сказала она и скрылась.

– Да, добропорядочному человеку нельзя отказать, заметил Роджер фотографу. – Если миссис Аллен и сейчас откажется видеть меня, я переоденусь Санта-Клаусом и спущусь прямо в ее гостиную по каминной трубе.

По счастью, этого пути удалось избежать. Через минуту горничная вернулась и сказала, что миссис Аллен примет их и не угодно ли им проследовать за ней. Они проследовали и вошли в большую, полную воздуха гостиную, обставленную со вкусом и строго выдержанную в серо-лиловой гамме. В камине весело потрескивал огонь.

Роджер с интересом оглянулся по сторонам.

– Если эту комнату обставляла по своему желанию хозяйка, – заметил он,а не наемный дизайнер из мебельного магазина, го о встрече с этой леди пожалеть не придется. И я совсем не удивлюсь, Александр, если разница между миссис Аллен и черным бельем в чересчур натопленном будуаре такая же, как между грубыми башмаками, попирающими вересковую пустошь, и шелестом шелкового платья на паркете бального зала.

В эту минуту леди вошла в гостиную, и, обернувшись, Роджер поздравил себя с безошибочностью своего прогноза. На мгновение он так возликовал, что не сразу разразился привычно многословной и самоуверенной речью. Миссис Аллен было на вид от тридцати пяти до сорока. Высокая, гибкая, она держалась с таким полным изящества достоинством, что даже простое черное платье не могло пригасить ее очарования. У нее были классически правильные черты лица. Удивительно синие глаза смотрели на Роджера несколько озабоченно.

– Мистер Шерингэм?– осведомилась она.– Не думаю, но...

– О нет,– поспешно ответил Роджер, – до этого я не имел удовольствия быть с вами знакомым, миссис Аллен, но я подумал, что, если пошлю свою визитную карточку, вы, может быть, вспомните какую-нибудь из моих книг (при условии, конечно, что вы что-нибудь читали, хотя просто Удивительно, сколь многие не читали ничего!) и она послужит мне средством для формального представления.

Миссис Аллен слегка улыбнулась, скорее из долга вежливости, а не потому, что услышала в словах Роджера каюте-то юмористические нотки.

– Вы – писатель Шерингэм?– спросила она спокойным ровным тоном.

– Да.

– Я конечно читала один или два ваших романа. По какой причине вы пожелали меня видеть, мистер Шерингэм?

Она не села сама и не пригласила сесть своих гостей. Ее холодная сдержанность ясно давала понять, что Роджеру будет трудно удержать бразды разговора в своих руках.

– В сущности, вы, конечно, можете решить, что я проник к вам в дом обманным путем,– начал он, обворожительно улыбаясь,– по, видите ли, газета "Дейли курьер" сделала мне честь, послав сюда на несколько дней в качестве специального корреспондента из-за дела Бентли, и я хотел узнать, не согласитесь ли вы ответить на некоторые мои вопросы. Я, разумеется, не стану...

– Извините, мистер Шерингэм,– прервала его миссис Аллен ледяным тоном, жесткость которого любопытным образом контрастировала с ее прирожденным величавым спокойствием.– Я с самого начала отказалась давать какие-либо интервью и, опасаюсь, что не смогу сделать исключение и для вас.

И, не теряя времени далее, она подошла к камину и нажала кнопку звонка.

– Прекрасная погода сегодня, не так ли?– безмятежно спросила она.– Я всегда считала, что ранней осенью выпадают самые лучшие дни в году.

– Да, по вечера становятся короче, – пробормотал Роджер, машинально отдавая дань общепринятым банальностям.

Две минуты спустя Роджер и Алек уже шагали по короткой подъездной аллее к дороге. Неестественной скованностью движений они напоминали двух школьников, которых еще может видеть око школьной учительницы. Об этом Роджер тоже подумал.

– Из-за этой замечательной леди я чувствую себя так, словно мне всего три года,– сказал он с нескрываемым, хотя и невольным восхищением. Роджер всегда был справедлив. Любой человек, который способен был заставить его почувствовать себя трехлетним малышом, вызывал у него восторг. И в данном случае восторг был самой высшей пробы, о чем он нисколько не жалел.

– А у меня она вызвала такое ощущение, будто я самый отпетый дурак,заметил фотограф.

– Да, это наше интервью нельзя назвать удачным, хотя я скорее бы предпочел эту даму ужасной крошке Сондерсон в любой день года, даже ранней осенью. Миссис Аллен относится к тому редчайшему образцу истинной леди, перед которой я снимаю шляпу. Какая ледяная выдержка! Бедному старому Шерингэма не удалось отколупнуть ни малейшего кусочка льда. Она отшвырнула пас как пару гнилых яблок, и надо только удивляться тому, что не в мусорное ведро.

Алек внезапно хохотнул и откровенно признался:

– Должен сказать, мне приятно видеть, как ты иногда тоже получаешь по шее, Роджер.

– Ты – невоспитанная, мстительная шавка, Александр,– мило улыбнувшись, ответил Роджер. – Пожалуйста, постарайся не давать выхода своим низменным инстинктам.

Они в молчании прошли через ворота и автоматически повернули направо.

– Но можно ли назвать это интервью неудачным? вдруг спросил Роджер.Что мы хотели услышать? Голос, вопиющий в пустыне? Нет. Голос, звучащий в гостиной миссис Аллен? Но мы его услышали. Иначе говоря, нам повезло. Дело не в том, что мы лицезрели ее так недолго. А в том, что мы вообще ее видели. Мы решили во что бы то ни стало получить личное впечатление от этой леди, не так ли? Ну что ж, я теперь абсолютно уверен, что такое личное впечатление получил, а ты?

– И двух минут оказалось для этого достаточно,– подтвердил Алек.– Что ты о ней думаешь?

Роджер призадумался.

– Эта миссис Аллен,– начал он с осторожностью, женщина с необыкновенно сильным характером и решительная. По моему скромному мнению, если ее спровоцировать, она будет capable de tout {Способна на все (фр.)}. Я выразился по-французски,– добавил он,– так как это звучит гораздо деликатнее, чем если грубо заявить, что она способна на Убийство, буде понадобится,– а мне ужасно не хотелось бы выражаться с грубой прямолинейностью.

– Но будь я проклят, если могу представить, что такая Женщина способна на убийство,– решительно возразил Алек.

– Это потому,– мягко упрекнул его Роджер,– что ты продолжаешь видеть только очаровательную внешность и совершенно не замечаешь потаенные и бурнокипящие чувства. Для чисто повседневной работы, констебль Грирсон, вы годитесь отлично, чтобы, например, разузнать, кто спер метлу из привокзального зала ожидания, но на фоне великих сыщиков, которые работают в высших сферах человековедения, вы только белое пятно.

– Ух ты! – кратко ответил на это констебль Грирсон.

– А теперь,– таинственно сообщил Роджер, поворачивая налево, – мы навестим мисс Мэри Блауэр. Будем надеяться, что в этих палестинах нам повезет больше.

Глава 15

Прием у мисс Блауэр

Мисс Блауэр оказалась легкой добычей. Уильям Бентли все еще проживал в доме своего покойного брата, и, как это предвидел Роджер, большая часть домашнего персонала оставалась еще при нем,– разумеется и Мэри Блауэр, к особе которой Роджер и Алек получили доступ в тот же момент, как она открыла дверь.

– Как замечательно,– сказал Роджер, широко улыбаясь.– Мисс Блауэр, я представляю газету "Дейли курьер" и буду вам очень признателен, если вы позволите обменяться с вами парой слов.

– О, так вы газетные джентльмены!– ответила мисс Блауэр, вздернув голову.– От вас одни только мучения, чес-слово. А я-то думала, что вы со мной уже все покончили.

В то же мгновение, как она вздернула голову, Роджер понял, с кем имеет дело. То была хорошо сложенная девушка с грубовато-смазливым продолговатым лицом, широкоскулая, большеротая, с искоса поставленными глазами. Такая внешность в большинстве случаев свидетельствует об абсолютном отсутствии нравственного чувства. Этот тип лиц часто встречается в низших слоях англо-саксонского населения. Семь из десяти женщин с такой внешностью прохаживаются по вечерним улицам Лондона с определенной целью, и Роджер сразу понял, что Мэри Блауэр, поступив в прислуги, ошиблась в выборе призвания – хотя уже и вступила на путь исправления ошибок.

Он постарался придать взгляду и голосу столько восхищения, сколько они могли выразить, не нарушая приличий.

– Ах, по наша просьба носит чрезвычайно специфический характер, мисс Блауэр. По правде говоря, мы в нашей газете "Курьер" пришли к выводу, что самая интересная фигура, причастная к делу,– это вы. Ведь это вы проявили инициативу и прозорливость, заявив об отравленной бумаге для мух, а ваше поведение на всем протяжении дела – самое образцовое. Оно достойно восхищения.

Такая преамбула оказалась в высшей степени плодотворной.

– Бож-же мой!– воскликнула пораженная Мэри Блауэр.

– Фактически,– продолжал Роджер, несколько понизив голос,– мы в "Курьер" думаем, что если бы не вы, то и дело об отравлении в Уичфорде никогда бы не возникло. И чтобы заинтересовать наших читателей, мы хотели бы сделать газетную полосу, всецело посвященную вам.

– Не имею ничего против, чес-слово, – согласилась мисс Мэри Блауэр, слегка порозовев от удовольствия.

– Ну что ж, тогда не проведете ли вы нас куда-нибудь, где можно поговорить? О, между прочим, позвольте мне представить вам моего друга и коллегу мистера Себастьяна Овцемоя {Вариация англ. Sheepwash – мыть овец} одного из самых блестящих представителей молодого поколения фотокорреспондентов,– и доверительно, однако достаточно громко, добавил: Поверьте, мисс Блауэр, он перспективный человек.

Мисс Блауэр окинула покрасневшего от похвалы коллегу Роджера приветливо-любопытствующим взглядом, который говорил, однако: "Да, возможно ты и перспективный, а я уже известная женщина".

– Ну что ж, коли так, мистер ...?

– Моя фамилия Парабутл {Вариация англ. Twobottles – две бутылки},поспешно добавил Роджер.– Я Персивал Парабутл.

– Ну, коли так, мистер Парабутл, то, может, войдете? Думается, я найду какое-нибудь укромное местечко, чтобы нам поговорить.

Ничтоже сумняшеся, Роджер последовал за Мэри Блауэр, а Алек – за Роджером. Они прошли через просторный холл в большую комнату, очевидно гостиную, очень не похожую на ту, которую они недавно посетили. Вместо строгого изящества последней эта комната носила на себе явный отпечаток раскованности. Глубокие кресла в веселых сине-оранжевых чехлах были забиты бело-синими подушками. Висели сине-оранжевые занавески. Обои тоже пестрели сине-белыми полосами. Здесь теснилось несколько маленьких столиков, пуфов, красовалось множество безделушек и всяких веселых пустячков. Нельзя было бы сказать, что комнату отличает дурной вкус, но по сравнению с простой гостиной в доме миссис Аллен эта бросалась в глаза. И Роджер отметил это различие с удовлетворением. Именно такая гостиная могла соответствовать вкусам женщины, фотографию которой ему принесла Шейла.

– Не будет никакого вреда, если мы и в гостиной посидим, – заметила мисс Блауэр. – Мистер Альфред и мистер Уильям уехали в город но делам.

И с довольно важным видом она уселась в одно из глубоких кресел, и чепчик горничной с фартуком составили с креслом довольно странный контраст. Роджер встал спиной к холодному камину, а перспективный человек, положив аппарат на один из маленьких столиков, уныло переминался с ноги на ногу возле него.

– Так, значит, мистер Альфред тоже, как мистер Уильям, живет здесь?спросил Роджер.

– Да, и уже почти два месяца проживает, это точно.

– А я и не знал. Ну, с чего же мы начнем? Давайте с отравленной бумаги для мух. Вы когда-нибудь прежде видели, чтобы в комнате у миссис Бентли моют в воде такая бумага?

– Нет! Никогда! Вот поэтому я и подумала, что это чудно, понимаете?

– И что же именно вы подумали, увидев такое, мисс Блауэр?

– Ну, я подумала, что это как-то чудно. Так и подумала: вот чудно-то!

– А почему вы подумали, что это чудно?

– Ну потому что прежде я ничего такого не видела. А еще – мы ею никогда не пользовались. У нас всегда в ходу липучки были.

– А каким образом вы поняли, что эта бумага опасна?

– А на ней было написано "Отравленная бумага для мух. Опасно. Ядовито" – что-то вроде этого.

– Понимаю. А давно вы здесь служите?

– В ноябре два года исполнилось.

– Как вам казалось, Мистер и миссис Бентли жили дружно до их ссор в последнее время?

– Нет, куда уж там дружно! Все время норовили голову друг другу откусить.

– Как по-вашему, миссис Бентли расстроилась, когда ее муж заболел?

– Вот еще, расстроилась. Ну, конечно она притворялась, что расстраивается, но я-то видела ее насквозь.

– О, значит, она притворялась?

– А она всегда была хитрая. Как все эти иностранцы.

– Несомненно,– любезно подтвердил Роджер.– Ну а теперь, мисс Блауэр, я хочу, чтобы вы мне рассказали обо всех своих впечатлениях касательно мистера и миссис Бентли. Например, до всех этих событий вам миссис Бентли правилась?

– Ну нисколечко, мистер Парабутл, – и мисс Блауэр презрительно фыркнула. – С самого первою раза, как я только в глаза ее увидела, она мне не понравилась. Ну, настоящая кошка, эта миссис Бентли – кошка да и только. Я ее никогда не выносила.

– Но почему же вы были так сильно против нее настроены? Разве она была не доброй хозяйкой?

– Всюду все вынюхивала – просто какая-то Носатая Паркер {Английский эквивалент "любопытной Варвары"},– презрительно отрезала мисс Блауэр.– Вот именно, Носатая Паркер. Господи, наверное вы сейчас подумали, что нехорошо с моей стороны так говорить, но я что думаю, то и говорю и завсегда была такая. Сущая правда...

– Но именно правду я и хочу от вас услышать, мисс Блауэр. То, что вы вправду думаете.

– А чудно это получается, а? Сижу я здесь, рассиживаю, и разговоры разговариваю с таким джентльменом как вы!

– Но я не джентльмен,– энергично возразил Роджер. – Пожалуйста так не думайте, я просто репортер и хочу, чтобы вы со мной так говорили, будто я кухарка.

– Ну, если бы я так заговорила, вам бы не поздоровилось!– смущенно хихикнула мисс Блауэр.– Я сюсюкать не люблю, вот так-то. Бож-же мой! Я такое иногда заверну бедной кухарке! Не поверите!

– Ну, разумеется, не поверю,– галантно возразил Роджер.– Но, возвращаясь к миссис Бентли, почему вы ее прозвали Носатой Паркер?

– Да потому что всегда во все вмешивается, под ногами путается, сует нос туда, куда не надо! Я иногда просто бесилась из-за нее, доложу вам. Просто удивляюсь, почему я не объявила, что ухожу, и все тут!

– Но сейчас вы ее жалеете? Ведь такое ужасное обвинение висит у нее над головой!

– Только не я! Поделом ей теперь за все, что было и что еще будет, попомните мои слова.

– И вы, конечно, не сомневаетесь в том, что она виновата?

Мисс Блауэр тряхнула головой:

– Виновата она или нет, все равно найдутся люди, которые обрадуются, когда ее вздернут,– туманно заметила она.

Роджер неспешно зажег сигарету. Он понимал, что мисс Блауэр может сказать что-то очень-очень важное, и одновременно сомневался, что она наберется решимости открыться человеку столь далекому от нее по социальному положению. Ему было хорошо известно, что у людей типа Мэри Блауэр может быть очень сильно развита классовая неприязнь. Она свободно может толковать о некоторых вещах с людьми из своей среды, но инстинктивно будет скрытничать с теми, кого в силу разделенности общества она и ей подобные называют "шишками". И Роджер молниеносно решил, что, прежде чем продолжать расспросы, надо постараться сломать социальные барьеры.

– Извините,– сказал он игриво, протягивая ей портсигар,– вы сами-то курите? Возьмите сигаретку!

– Ну. я не против,– ответила благовоспитанно мисс Блауэр.

Роджер зажег для нее сигарету, изящно оттопырив мизинец, как оно полагается среди подобных Мэри Блауэр.

– А знаете, я несколько удивляюсь вам, мисс Блауэр, ну тому, что вы пошли в услужение,– заявил он подчеркнуто доверительным тоном.

– Да? Почему?

– Ну мне кажется, что здесь не могут оценить ваших дарований. Ваше место на сцене, с вашей-то внешностью и фигурой!

– Да я и сама, то есть, об этом подумывала,– хихикнув, согласилась мисс Блауэр.– Но, понимаете, это дело не подходит для честной девушки, а?

Роджер заверил ее в обратном. Он сразу выдумал некую кузину, которая выступает в одном из знаменитых лондонских ревю. И выразил полную уверенность, что сумеет уговорить кузину пустить в ход свои потрясающие связи с лондонскими театральными менеджерами во благо мисс Блауэр. Он был также уверен, что эти театральные деятели, увидев, как хороши формы и внешность мисс Блауэр, просто перегрызутся за честь представить их на всеобщее обозрение.

Мисс Блауэр пришла в восторг, рисуя себе радужную картину.

– Подумать только, я на сцене, в бусах и трико! Да я всех за пояс заткну!

– Значит, я обязательно поговорю с кузиной,– подтвердил Роджер, решив, что лед тронулся. – Ах, между прочим, я еще хотел вас кое о чем спросить. Что вы имели в виду, сказав о миссис Бентли "виновата она или нет"? У вас есть какие-нибудь основания предполагать, что она может быть и не виновата? Понимаете, нашим читателям было бы ужасно интересно узнать именно ваше мнение! добавил он как нечто само собой разумеющееся.

Но мисс Бентли не так-то легко было сбить с намеченного курса. Она развалилась в кресле, неумело попыхивая сигаретой.

– Какая разница, виновата она или нет, все равно ее осудят, верно?

– Но, возможно, этого и не случится. Знаете, наши читатели так бы удивились, если бы я сообщил, что, по-вашему, она, может быть, и не виновата, – настойчиво продолжал Роджер.– Ведь это же была бы просто сенсация! Все бы только и говорили, что о вас. Вы немного подумайте, может, и вспомните что-нибудь такое, о чем еще никому не говорили?

– Да нет, ничего такого я не помню,– уклончиво ответила мисс Блауэр.

– Да вы постарайтесь! "Курьер" очень хорошо заплатит вам за любую сенсационную информацию.

– Да виновата она, как пить дать,– в голосе мисс Блауэр зазвучали сварливые нотки,– и ничего я вам сказать не могу, о чем прежде не говорила.

Роджер снова переменил тему, ему совсем не хотелось заблокировать поток многообещающей информации.

– Значит, сами вы никогда не любили миссис Бентли, да? А мистер Бентли вам нравился?

– Ну, он не хуже других,– ответила мисс Блауэр странно бесцветным тоном.

Глаза Роджера сверкнули, но он ничем не выдал своего интереса.

– Вы, наверное, не слишком-то высоко его ценили?

– Да. не очень, гот еще тип.

– Так вам он совсем-совсем не нравился?– предположил Роджер.

– Да, знаете, он был... Ладно, если вы уж так этим интересуетесь, то я его, по правде, на дух не переносила, и мне все равно, что об этом узнают!

– И вы совершенно правы. С чего бы вам молчать-то? Честно говоря, я и сам о нем невысокого мнения. А за что именно вы его не любили?

Мисс Блауэр беспокойно заерзала в кресле.

– Он... он относился ко мне как не положено.

– Да? И в чем же это проявлялось?

– Он мне обещал...– и тут лицо мисс Блауэр исказилось.– Да он просто грязный пес, вот он кто!– воскликнула она с внезапной злобой.– Да, грязный пес, понимаете? И я хоть кому скажу – я рада, что он помер!

Роджер помолчал, внимательно разглядывая ее. Лицо мисс Блауэр вспыхнуло, она тяжело дышала. Явно, что она была задета за живое.

– В половине девятого вечером того дня, перед тем как он умер, – сказал Роберт спокойно,– вы дали ему стакан лимонада, несмотря на строгие указания, что никто ничего не должен ему давать, кроме сиделки. Скажите, почему вы это сделали?