Текст книги "Пища любви"

Автор книги: Энтони Капелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Хочешь водички? – предложил он. Нужно было чем-то перебить вкус кофе.

– Нет.

Он налил себе брусничной воды и обнял Лауру. Так-то лучше. Она повернулась к нему, потянулась к его губам и закрыла глаза.

Чертов кофе! Он чувствовал его вкус у нее во рту, а кроме него – вкус всего того, что они ели. В голове крутилось слово «тимус». Ее язык шевелился у него во рту, ее зубы нежно покусывали его нижнюю губу, а Томмазо все думал о том, в какой части тела находится этот самый тимус. Его знания по анатомии ограничивались простатой, а простата располагается… Он закрыл глаза и постарался переключиться на что-нибудь приятное – вспоминал о пицце, котлетках, spaghetti alia carbonara…

Томмазо почувствовал, как рука Лауры соскальзывает к нему под брюки, и затаил дыхание. Ну наконец-то… Своими длинными пальцами она выделывала такое, чего он никак не ожидал. Никаких сомнений, она – темная лошадка. Он просунул руку ей под футболку и привычным движением расстегнул лифчик. Она отодвинула его руку, стянула футболку через голову и вернулась к своему прежнему занятию.

Он снял с нее оставшуюся одежду, попутно целуя каждый участок ее тела. Потом она сделала то же самое с ним. Томмазо был прав: сегодняшняя трапеза избавила Лауру от всяких комплексов. Он взял из вазочки одну клубничину и провел ею по груди Лауры, а потом слизал сладкий уксусный сок.

Через несколько минут Томмазо застонал.

– Тебе нравится?

– Ох… Не думал, что гетеросексуалы этим тоже занимаются.

Лаура засмеялась глубоким грудным смехом.

– В таком случае ты еще многого не знаешь.

– Ох… – снова сказал Томмазо. Потом взвизгнул и напрягся, – и тут тоже поосторожнее, – пробормотал он, сгорая от желания.

Она чувствовала себя непривычно дикой. Ее тело превратилось в сплошной набор органов. Она как будто стала другим существом, для которого не существовало никаких запретов. Она яростно вгрызалась в Томмазо, как зверь, которому досталась кость, а когда ей показалось, что этого хватит, перекинула ногу через него, как велосипедист через седло, и перешла на галоп.

Обнаженная, она скакала на огромном коне. Ночью, в стае охотящихся волков. Бока у коня покрылись пеной. Ей казалось, что где-то вдалеке некий зверек пытается спастись бегством, но с каждой секундой они настигали его. Волки чувствовали то же самое и мчались все быстрее. Лаура прибавила скорость, ее бедра шлепали по конскому крупу Добыча была все ближе и ближе. Остался последний рывок. Перед ней вдруг возникла высокая стена, но останавливаться поздно. Она впилась ногтями в коня и рванула вперед. Оторвавшись наконец от земли, Лаура выгнула спину и закричала. Зверь тоже кричал – волки все-таки поймали его и разорвали на части, острыми зубами вырвали его pajate, сожрали coratella [26]26
  Внутренности (ит.).


[Закрыть]и кроваво-красное сердце…

– С тобой все в порядке? – спросил Томмазо.

– Угу, – выдохнула Лаура.

– Не могла бы ты… – он убрал ее руку, все еще впивавшуюся ногтями в его грудь.

Ее пальцы одеревенели. Разжав их, она увидела на груди Томмазо глубокие царапины.

– Прости меня, Томмазо. Я увлеклась.

Она слезла с него и, обняв, хотела рассказать, как это было прекрасно и какие безумные фантазии возникли в ее воображении, каким изумительным было чувство полета. Но обессиленный Томмазо уже спал.

Утром Бруно зашел в ванную и замер на пороге. Закутанная в полотенце Лаура, склонившись над ванной, мыла голову. Она не слышала, как он вошел. Мыльная пена превратила ее волосы в пушистые белые меренги. Некоторое время Бруно смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда. Потом тихонько попятился и закрыл за собой дверь. Его сердце громко стучало.

Потом, когда Лаура ушла, Бруно зашел в комнату Томмазо. Его друг распечатывал из компьютера фотографии Лауры.

– Привет, Бруно. Обед был настоящим триумфом!

– Я рад, – ответил Бруно. Он взглянул на снимки через плечо Томмазо. Его сердце сжалось.

– Знаешь, а она темная лошадка, – доверительно сообщил Томмазо. – Дикая чертовка, если ее подогреть, – он распахнул дверцу шкафа и приклеил на нее фотографию Лауры рядом с другими снимками. Потом отошел на шаг, чтобы полюбоваться – Как тебе?

– Ценный экспонат, – согласился Бруно. – Пожалуй, самая красивая девушка в твоем шкафу.

– Ты тоже так думаешь? – обрадовался Томмазо, смотревший на десятки фотографий. Потом указал на одну из них, – Может, если не считать вот эту. Ее звали Мэдхен. Немка. Но она была фотомоделью. – Он вздохнул – Знаешь, Бруно, в чем здесь трагедия? На свете столько женщин и только один Томмазо.

Лаура позвонила Карлотте, чтобы серьезно с ней поговорить.

– Карлотта, – осторожно начала она, – тебе когда-нибудь приходили в голову дурацкие посторонние мысли, когда ты занималась сексом?

– Конечно. Иногда я думаю о туфлях, иногда о браслетах. Как правило, это бывают именно аксессуары.

– А о том, что ты, обнаженная, скачешь на большом черном коне и вместе со стаей волков охотишься на маленького пушистого зверька, ты никогда не думала?

На том конце провода стало тихо.

– Ого!..

– И еще – при лунном свете я разрывала его на части и пожирала его внутренности.

– По-моему, мне это что-то напоминает.

– Просто видение.

– Нет, все дело в еде, которой он тебя кормил.

– О, cara, я была потрясена!

Пока Лаура перечисляла меню, Карлотта цокала языком и одобрительно бормотала: «Ух ты…». Выслушав Лауру до конца, она сказала:

– Все это плюс эротические фантазии, так? В следующие выходные я определенно примчусь в Рим. И привезу с собой Андреа. Ему давно пора познакомиться с моими родителями.

Бруно сильно беспокоило, что Хуго Кассу отвели рабочее место рядом с ним, в той части кухни, где готовились кондитерские изделия. Хуже всего было то, что в нарушение этикета, принятого в трехзвездочных ресторанах, становилось непонятно, кто у кого в подчинении. По-видимому, Хуго перевели сюда потому, что Ален работал над новым десертом. Но Бруно понимал, что шеф заодно хочет и пощекотать ему нервы. Наказать его за недавнюю оплошность.

Бруно очень быстро смекнул, что Хуго готов использовать любой шанс, чтобы доказать свое превосходство. По традиции, когда приходил заказ, его повторяли вслух, и тот, кто принимал заказ, отвечал коротким «Да, шеф». Теперь же Хуго откликался раньше, чем Карл успевал огласить заказ. Частенько получалось так, что он должен был готовить два блюда одновременно, в то время как Бруно оставался без дела и выходил покурить.

Томмазо, который шел к раковине с подносом грязной посуды, заметил это.

– Почему ты ничего не делаешь? – шепотом поинтересовался он.

– Потому что я ничего не могу сделать, – тоже шепотом ответил Бруно, наблюдая за тем, как Хуго готовит очередной десерт из фруктов и пропитанного алкоголем бисквита.

– Почему? Ты же лучше, чем он.

– Не уверен, – пробормотал Бруно, глядя, как быстрые пальцы Хуго колдуют над десертом.

– Ты хочешь здесь работать или нет?

– Хочу, но…

– Тогда ты должен с ним разобраться. Твоя беда в том, что ты хороший парень, Бруно. Слишком хороший. Если ты хочешь чего-то добиться, нужно за это бороться.

– Ну да, ну да. Я понял.

В следующий раз, когда Карл огласил заказ, Бруно прокричал «Да, шеф!» раньше, чем Хуго успел открыть рот. Заказали papillote de banane. Даже в том сложном варианте, в каком оно было принято в «Темпли» – запеченное в бумаге, с кусочками ванили и фруктовой карамелью, – Бруно мог приготовить это блюдо с закрытыми глазами. Хуго стоял у него за спиной и бесстрастно наблюдал за тем, как Бруно смазывает яичным белком лист бумаги для запекания.

– Четырнадцатый столик, один tarte fine aux pommes – прокричал Карл.

– Да, шеф, – тут же откликнулся Хуго, поворачиваясь к своему столу.

– Один gratin de fruits…

– Да, шеф, – успел ответить Бруно. Карл еще не закрыл рот, а он уже тянулся к яйцам.

Официант вручил Карлу еще один бланк заказа, тот пробежал его глазами и добавил:

– Восьмой столик, еще один gratin.

Бруно готов был откликнуться, но на сей раз Хуго его опередил.

– Да, шеф – быстро крикнул он и тоже потянулся за яйцами.

Получилось, что они бодро и старательно готовят одно и то же блюдо. Рецепт на первый взгляд казался простым: свежие фрукты в соусе сабайон, покрытые тонким слоем карамели. Сабайон есть не что иное, как упрощенный французской кухней вариант итальянского zabaione. Главная трудность заключается в том, чтобы правильно рассчитать время. Яичные желтки взбивают миксером до тех пор, пока их объем не увеличится ровно втрое. Одновременно готовится сироп из ревеня, сахара и лимона. Затем миксер переводят на небольшую скорость и горячий сироп по капле вливают в сабайон. Именно эта горячая масса и доводит желток до готовности, делая его густым. Если сироп попадет на холодные края миски, он мгновенно застынет твердыми каплями, а если на крутящиеся метелочки миксера – капли кипящего сиропа полетят повару в лицо.

Как обученные хореографом танцоры, два повара синхронно потянулись к лимонам и синхронно разрезали их на половинки. Их ножи, кромсавшие ревень, издавали синхронную барабанную дробь. У каждого на лице читалось стремление обогнать другого. Оба выдавили лимонный сок двумя поворотами запястья. Оба бросили лимонные шкурки в мусорный бак, где те и столкнулись, упав рядом. Повара синхронно повернулись к газовым плитам, на которых синхронно вспыхнули огни двух горелок.

К этому моменту остальные повара уже поняли, что происходит нечто необычное. Сначала исподтишка, а потом не скрываясь, с широко открытыми ртами, они наблюдали за дуэлью двух кулинаров. Взбив желтки, Бруно левой рукой положил на тарелку bananes en papillote и отодвинул на стойку, с которой блюда забирали официанты. Хуго же отвлекся от своего tarte. Тихо выругавшись, он отодвинул сабайон и убавил газ в духовке, чтобы не сгорели яблоки.

Теперь Бруно опережал соперника на несколько секунд. Он потихоньку перевел миксер на самую маленькую скорость и приготовился капля за каплей вливать сироп.

– Souffle aux fruits de la passion, – объявил Карл.

Никто не отозвался. Ни Бруно, ни Хуго не хотели брать еще одно блюдо, не закончив битву при сабайоне. Молчание затянулось, на кухне раздавалось только жужжание двух миксеров.

– Souffle aux fruits, – повторил старший повар.

Бруно растерялся. С одной стороны, ему не хотелось брать этот заказ. Но с другой, это ведь его обязанность. Именно он должен следить за тем, чтобы посетитель не ждал слишком долго.

– Да, шеф, – пробормотал он. Лицо Хуго озарилось злой улыбкой.

Левой рукой Бруно придвинул к себе еще один миксер. Налил в миску равное количество фруктового пюре и крема для суфле, щелкнул кнопкой. К счастью, от сабайона у него оставались яичные белки. Снова левой рукой он добавил их в миску, правой продолжая по капле вливать в сабайон горячий сироп.

– A faccia d'o cazzo! [27]27
  Во дает! (ит.).


[Закрыть]– не выдержал один из поваров. – Никто не сделал бы этого лучше.

Бруно выложил фрукты на тарелку, полил сверху сабайоном и потянулся к специальной лампе. Продолжая левой рукой взбивать яйца, правой начал сушить сабайон, превращая его в карамель.

Сосредоточившись на приготовлении сразу двух блюд, он спиной чувствовал, что взгляды всех поваров прикованы к нему. Бруно отступил на шаг и боковым зрением увидел, что в метре от него Хуго тоже включил лампу.

– Извини, Бруно, – тихо произнес Хуго, регулируя пламя.

Бруно промолчал. Поверхность его фруктов покрылась хрустящей коричневой карамелью. Готово. Аккуратно обтерев края тарелки, Бруно подозвал помощника, чтобы тот отнес ее на стойку. Несколько поваров наградили его аплодисментами.

– Тихо, – буркнул Ален. И только тут Бруно понял, что шеф-повар все это время наблюдал за ним, – Все работаем.

Блюдо Хуго было готово лишь через минуту. Бруно спокойно занимался своим суфле. Он заметил, как Ален подошел к стойке, склонился над двумя сабайонами и несколько секунд пристально их разглядывал. Потом подошел туда, где работали дуэлянты.

– Если я еще раз увижу, что вы такое вытворяете, – спокойно сказал он, – будете уволены оба. Понятно?

– Да, шеф, – пробормотали повара.

– Здесь не скачки. Здесь кухня, – и он отошел, чтобы проверить блюдо из овощей.

Бруно повернулся к плите, достал из нее суфле и тихо выругался. Верх подгорел. И тут он увидел почему. Он поставил духовку на 190 градусов, а сейчас ручка стояла на 210. Пока он был занят, кто-то поменял температуру. Бруно посмотрел на Хуго, но тот склонился над столом, и выражения его лица видно не было. Бруно выбросил суфле в мусорный бак и начал все сначала. Может, он и выиграл это сражение, но был готов поспорить, что настоящая война только начинается.

– Сегодня мы переходим к очень сложной теме – понятию гармонии, – говорил доктор Феллоуз. – Для гениев эпохи Возрождения гармония была не эстетической, но духовной категорией. Именно здесь соприкасались замысел и творчество. С помощью своего таланта художник отражал и прославлял великую гармонию Божественного. – Он стряхнул пушинку со своей рубашки, цвет которой Лаура описала бы как виноградный.

Лаура задумчиво улыбнулась профессору. Впрочем, сегодня она улыбалась всем. Феллоуз кашлянул и продолжил:

– Изящество человеческого тела, утонченность форм, идеальная символика цвета и композиции – все это элементы гармонии.

Лаура склонилась над тетрадкой, и Феллоуз оценил линию ее шеи, хрупкой и гармоничной, достойной эпохи Кватроченто. На мгновение он сбился с темы, подумав, как это прекрасно, что Италия помогает найти прекрасное в самых обыкновенных людях.

Лауре же в это время лезли в голову такие непристойности, что она не удивилась бы, если бы покраснела от стыда. Она смотрела на лектора и представляла себя в постели с Томмазо.

– Итак, гармония, – повторил Ким, одаривая Лауру благожелательной улыбкой.

– Значит, готовим для лучшей подруги Лауры. И для парня лучшей подруги.

– Да?

Разговор происходил у Дженнаро во время первого утреннего ristretti. Бруно чувствовал непривычную легкость. Он полагал, что это следствие либо его влюбленности, либо того, что Дженнаро удалось-таки усовершенствовать свою «Гаджу» при помощи бензинного насоса. Он поднял давление до максимума, в результате кофе получался таким крепким, что даже завсегдатаи иногда пошатывались и, не в силах удержаться на ногах, садились за столики.

– Да. Но должен тебя предупредить, что возникли определенные сложности.

– Сложнее, чем обычно, уже и быть не может, – возразил Бруно.

– Ну, может, «сложности» – не то слово. Небольшие изменения в планах. Нет, даже не в планах. В месте встречи.

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, эта подруга Лауры рассказала обо мне своим родителям. Они живут здесь, в Риме, и хотят, чтобы я приехал к ним домой, туда, где остановятся Карлотта и ее парень. Естественно, мне пришлось согласиться.

Бруно уставился на него.

– Ты спятил?

– Почему спятил? – пожал плечами Томмазо. – Я приду, займу кухню, выгоню оттуда мамашу, и тогда мы придумаем, как впустить туда тебя.

– Насколько я понял, меня не пригласили?

– Ну да.

– Давай-ка разберемся, Томмазо. Ты хочешь, чтобы я без приглашения забрался в дом…

– В квартиру.

– Хорошо, в квартиру. Это даже лучше. Надеюсь, она не на шестнадцатом этаже?

– Ну… по-моему, на втором.

– Я заберусь в квартиру, которая находится на втором этаже, каким-то образом проскочу на кухню, а потом буду готовить обед, и меня никто не заметит.

– Точно. Бруно, ты мастерски ухватил суть! Это значит, что ты сможешь все продумать и осуществить.

– Видишь ли, Томмазо, рано или поздно нам придется во всем признаться. Тебе это не приходило в голову?

– Конечно приходило. Тогда нам придется драпать со всех ног, а потом мы будем очень громко смеяться. Meglio un giorno da leone che cento da pecora [28]28
  Лучше один день жить как лев, чем сто как овца (ит.)


[Закрыть], как любил говаривать мой отец, упокой Господь его душу.

Ален выбрал себе на кухне такое место, откуда хорошо был виден стол кондитеров. Он явно искал повод повысить одного из них до статуса другого.

Замесив сдобное тесто и протерев абрикосы через сито для приготовления сиропа, Бруно заметил, что пюре получилось с комочками. Он очень удивился и снова пропустил его через сито. В нем опять оказались кусочки мякоти и даже косточки. Бруно взял в руки сито и хорошенько его осмотрел.

Кто-то в нескольких местах проткнул решетку чем-то острым, и дырочки стали слишком широкими.

Бруно молча отложил сито в сторону и осмотрел остальное оборудование. Рабочее место повара – его святая святых, и каждый окружает себя собственным набором инструментов, ножей, специй и разных приспособлений. Во время готовки повар берет нужный предмет не глядя, привычным движением. Он уверен, что миска с кремом на столе та самая, которую он некоторое время назад достал из холодильника, что уксус того самого сорта, которым он всегда пользуется, а сахар – это действительно сахар…

Бруно опустил палец в банку с сахаром и облизал его. Кроме вкуса сахара здесь явно присутствовал и другой вкус. Кто-то подмешал в него соль.

Почувствовав прилив страха, Бруно попробовал свой уксус. Вместо него в бутылке оказалась лакричная вода.

У Бруно подогнулись ноги. Сколько же испорченных блюд он уже отправил в зал? Слава Богу, пока никто не пожаловался, хотя странно, что посетители «Темпли» не возмутились, обнаружив в своих сладких десертах соль вместо сахара.

Бруно твердым шагом подошел к Хуго Кассу, который стоял в окружении своих помощников, и заставил его обернуться, довольно грубо похлопав по плечу.

– Это ты все перепутал у меня на столе? – спросил Бруно.

– Конечно нет, – бросил Хуго.

Один из помощников хихикнул. Для Бруно это стало последней каплей. В нем закипела ярость. Отведя руку назад и сжав пальцы в кулак, он врезал французу по подбородку так, что тот рухнул на ящики с овощами. Карл, видевший всю эту фантастическую сцену с противоположной стороны кухни, тут же направился к Бруно и от имени Алена Дюфре сообщил ему о понижении в должности. Отныне и впредь он поступает в распоряжение Хуго. Кроме того, Ален просил передать, что если Хуго будет недоволен его работой, Бруно вылетит из ресторана.

Лауре позвонил портье пансиона – для нее принесли посылку. Она спустилась вниз и была очень удивлена, увидев весьма странный букет.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что букет сделан из конфет – рыжих, голубых, розовых, покрытых сахарной глазурью и похожих на маленькие ириски.

Записки не было, но Лаура знала, что прислать такой подарок мог только один человек. Она уснула, чувствуя на губах сладость ириски, и ей снился ее римский любовник со страстными сумасшедшими глазами.

Бруно стоял возле кухонного окна и смотрел на спящий город. Потом взял маленькую конфетку и поднес ее к губам. Когда во рту сделалось сладко, он подумал: она сейчас чувствует то же самое, потому что ест мой подарок. Он представил себе, как Лаура сосет конфеты, и сердце его запрыгало от радости. У них во рту сейчас один и тот же вкус. Как будто его поцелуй долетел до нее над крышами домов.

Бруно подумал и решил: единственный способ притвориться, что весь обед в доме родителей Карлотты приготовил Томмазо, – это сделать все заранее. Он придумает что-нибудь простое, но впечатляющее, что можно привезти с собой и разогреть у них на кухне. А поскольку самым простым и впечатляющим блюдом является свежая паста, именно на ней он и остановил свой выбор.

Бруно положил на разделочный стол большую деревянную доску. Домашнюю пасту не готовят на мраморе. От его холода черствеет тесто. С одной стороны от Бруно возвышалась горка «Типо 00» – муки высшего сорта, в верхушке которой он проделал лунку наподобие кратера вулкана. Вылил туда яйца. Самой тоненькой вилочкой он начал смешивать муку с яйцами. Вскоре Бруно отложил вилку и дальше уже мешал руками. Мука и яйца быстро превратились в однородную массу, мягкую и упругую. Но Бруно продолжал месить до тех пор, пока тесто не стало нежнейшим. Он вымыл и вытер руки, чтобы можно было проткнуть тесто большим пальцем, и проверил, не прилипает ли оно к коже.

Ребром ладони Бруно раскатал тесто и перевернул его. Потом еще и еще раз. Раскатал – перевернул. Приготовление пасты – это ритуал, состоящий из замешивания и раскатывания. Одни и те же отточенные движения рук повторяются снова и снова, как у штукатура или пианиста. Бруно месил тесто минут восемь. Это была тяжелая физическая работа, и Бруно быстро вспотел, но тесто стало эластичным, а его поверхность гладкой, как кожа Лауры.

Во время готовки Бруно не мог не думать о Лауре. Физическое напряжение повлияло на мысли, и они приняли эротический характер. Раскатать, перевернуть… Руки ныли от желания обнять ее, а тело наполнилось неутолимой страстью. В воображении плясали безумные картины. «Я приготовлю для нее такой десерт, что у нее закипит кровь, – думал Бруно. – Я сделаю так, что она почувствует то же, что чувствую я». Конечно, он все время помнил о том, что совсем не он, а Томмазо сможет воспользоваться его трудами, но желание выразить себя в кулинарии было непобедимо.

После таких упражнений и тесту, и повару требовался отдых. Бруно принялся за secondo. На сей раз это был saltimbocca – классический римский сандвич с тонкими ломтиками телятины, prosciutto [29]29
  Ветчина (ит.).


[Закрыть]и листьями шалфея. Заранее приготовленный saltimbocca разогревается почти мгновенно, и тут уж даже Томмазо ничего не перепутает.

Через несколько минут Бруно снова взялся за тесто: немного расплющил его и достал скалку. Она была длинной, как меч (если быть точным – восемьдесят сантиметров), и гораздо тоньше обыкновенной скалки, поэтому крутилась гораздо быстрее. Главная хитрость – не применять силу. Тесто нужно не раздавить, а ласково раскатать по поверхности стола, как глазурь по поверхности торта.

Когда раскатанное тесто стало размером с пиццу, Бруно перешел к другому движению – как бы растягивал скалкой края, распределяя давление от центра. Это самое трудное. Бруно знал, что у него это получается хуже, чем у какой-нибудь домохозяйки из Эмилии-Романьи, которая занимается этим всю жизнь, изо дня в день, но осторожничать было некогда. Если замешкаешься, паста получится сухой и начнет ломаться прежде, чем будет готова. И Бруно понемногу растягивал тесто, пока оно не стало тонким, как шелк. Пора было остановиться и порезать его на tortellini.

– Синьора, у вас есть дуршлаг? – прокричал Томмазо через кухонную дверь. Вошла мама Карлотты, открыла буфет и показала ему, где лежит кухонная утварь, попутно оглядев критическим взглядом груду продуктов на столе.

– Вы делаете свежую пасту? – удивленно спросила она, увидев горку муки и яйца, для виду прихваченные с собой.

– Конечно.

– Принести вам электрическую скалку?

Томмазо посмотрел на нее с нескрываемым удивлением.

– Я никогда ею не пользуюсь. Предпочитаю делать все руками.

– А обычная скалка у вас есть?

Томмазо сделал неопределенный жест рукой.

– Буду импровизировать.

Мама Карлотты недоверчиво взглянула на молодого человека.

– Как вы можете импровизировать, если вам нужна скалка для пасты?

Томмазо решил, что самое время переменить тему разговора.

– Синьора, мне понадобится большой кувшин, керамический или стеклянный. И шесть подставок для яиц разного размера. Ах да, и бутылка хорошей «марсалы». Лучшей из тех, что есть у вашего мужа.

«Это их смутит», – подумал он, глядя вслед хозяйке, отправившейся выполнять распоряжение. Только бы Бруно появился вовремя. Все получается не так легко, как он рассчитывал.

– Как там дела? – спросила Карлотта у своей мамы. Все будущие дегустаторы, сосланные в столовую дожидаться кулинарного шедевра Томмазо, уже сгорали от нетерпения.

– Он еще не начал делать пасту, уже двадцать минут режет один пучок сельдерея. Теперь ему понадобились подставки для яиц. И бутылка «марсалы».

– Я принесу, – быстро откликнулся доктор Феррара, поднимаясь со стула. Он до сих пор не понял, как получилось, что на кухне его жены командует совершенно чужой человек, но по опыту своей долгой супружеской жизни знал, что ситуация становится взрывоопасной. Констанца Феррара плотно сжала губы и так туго стянула волосы в пучок, что у нее побелела кожа на лбу.

– Обещаю вам, что это того стоит, – успокоила ее Лаура.

Из кухни слышалось громыхание кастрюль, а потом Томмазо громко запел. Андреа, спутник Карлотты, рассмеялся и закурил очередную сигарету.

Пьяцца Аньели находится в окружении однотипных улиц, на каждой из которых стоят однотипные белые дома. Бруно битых полчаса петлял по ним на мотороллере Томмазо, пока наконец не обнаружил нужный дом. Он дважды прогудел клаксоном. Прямо над ним распахнулось окно на втором этаже.

– Двадцать девять с половиной минут, – нетерпеливо пробурчал Томмазо. – У меня в голове полный бардак. Ты как раз вовремя. У меня крыша едет.

– Извини, я заблудился.

Томмазо уже спускал на веревке кастрюлю со смесью муки и яиц, которую быстро соскреб со стола. Получив кастрюлю, Бруно заменил ее содержимое на готовую пасту, и Томмазо поднял кастрюлю.

– Это что, tortellini? – уточнил он.

– Да. Соус в банке.

– А где saltimbocca?

– Сейчас будет. Спускай все, что нужно.

Томмазо прислал телятину и листья шалфея, а Бруно положил на их место приготовленные заранее сандвичи.

Томмазо кивнул.

– Отлично. Главное ничего не перепутать. Все будет как надо.

Бруно пожал плечами и сел на мотороллер. Он не нуждался в одобрении Томмазо, тем более что с этой минуты все зависело не от него.

Томмазо вышел из кухни с блюдом tortellini и изящным жестом водрузил его на стол.

– Прошу к столу. Можно приступать.

У мамы Карлотты вытянулось лицо от изумления.

– Уже готово?

– Конечно – Томмазо нарочито торжественно прислуживал всем гостям. – А пока вы едите, я пойду на кухню и приготовлю secondo.

– Пахнет изумительно, – похвалила Карлотта.

– Вкус тоже изумительный, – поддакнул ее спутник, который уже начал есть.

Констанца принюхалась. Все мужчины считают, что умеют готовить, но быть поваром – совсем другое дело. Она редко обедала в ресторанах, потому что там, по ее мнению, подавали то же самое, что она вполне может приготовить дома. Констанца подцепила вилкой один tortellini и поднесла его ко рту.

– Очень красивая форма, – оценила она и положила tortellini в рот. Все смотрели на нее в ожидании приговора.

– Хм-м… – наконец изрекла Констанца и взяла еще один. До конца первого блюда она не произнесла больше ни слова, но все заметили, что ее тарелка быстро опустела. На блюде оставалось немного соуса, и Констанца пожирала его голодным взглядом. Остальные собирали этот соус кусочками хлеба и ели. Несколько минут Констанца держалась, потом засучила рукав и стала делать то же самое.

Лаура сидела по левую руку от доктора Феррары и, отдавая должное угощению, не могла не заметить двух вещей. Во-первых, он все время пытался втянуть Лауру в беседу, а во-вторых, во время этой беседы смотрел не на ее лицо, а на ее грудь. Когда съели saltimbocca, доктор небрежным движением положил руку на спинку ее стула, одновременно рассказывая ее груди о том, как в шестидесятые годы он чудесно провел время в Тоскане, в коммуне хиппи. Иногда его пальцы поглаживали спину Лауры, чтобы подчеркнуть самые важные моменты рассказа.

На другом конце стола Карлотта строила глазки Андреа. Потом сбросила туфлю под столом и заработала ногой, смеясь над тем, как это отражается на его беседе с ее мамой, сидевшей рядом с гостем.

Наконец Констанца не выдержала, встала из-за стола и объявила, что идет на кухню посмотреть на работу Томмазо. Наткнувшись по дороге на дверной косяк, она обрушила на молодого повара град комплиментов и поздравлений, заодно прижав героя к своей пышной груди. Очутившись в ее объятиях, Томмазо почувствовал, что его ощупывают, как цыпленка, которого проверяют на мясистость и свежесть.

– А теперь десерт, – выдохнул Томмазо. – Сейчас подам следующее блюдо.

К его облегчению, Констанца выпустила свою жертву из цепких объятий.

– Принесу через минуту, – добавил он.

На десерт было tartufo – мороженое с черным шоколадом и какао.

Восемьдесят пять процентов шоколада в мире делается из обычных какао-бобов сорта «форастеро». Еще десять процентов – из «тринитаро», который чуть получше. И только пять – из редкого и ароматного «криолло», который растет только в отдаленных районах Колумбии и Венесуэлы. Этот сорт какао пользуется таким спросом, что стоит раз в десять дороже другого местного товара – кокаина. После того как бобы вызревают, их слегка обжаривают и размалывают в пыль. Потом прессуют в таблетки, и если маленький кусочек растает у вас на языке, вы почувствуете настоящий взрыв аромата и вкуса.

Tartufo – это шоколадное мороженое в форме трюфеля, но свое название оно получило не только из-за этого. Приготовленное из яичного желтка, сахара, молока, шоколада «криолло» и небольшого количества перца чили, tartufo Бруно выглядело так же сексуально, как и гриб, в честь которого оно названо. Даже еще сладострастней.

Появление на столе tartufo вернуло гостям интерес к еде. Некоторое время в столовой царило молчание – все ложка за ложкой отправляли в рот твердое мороженое и зримо отдались наслаждению.

Молчание нарушила Констанца Феррара.

– Замечательно, – изрекла она. Все энергично закивали. Во всяком случае, настолько энергично, насколько могли. Томмазо скромно улыбнулся. – После такого угощения – продолжила Констанца, – мы обязательно должны устроить сиесту. – Она грациозно поднялась со стула. – Пойдем, Альдо.

Доктор Феррара вздрогнул, заставил себя оторваться от стула Лауры и встал из-за стола. Он был похож на солдата, которого выгнали из безопасного окопа навстречу тревожной неизвестности.

– Я тоже подустал, – объявил Андреа, когда хозяева ушли, и многозначительно посмотрел на Карлотту – Томмазо, все было просто волшебно. Мне даже стали тесны мои брюки.

– Будем надеяться, – пробормотала Карлотта, – Лаура, если вы с Томмазо тоже захотите подремать, там есть свободная комната.

Минут через пятнадцать квартира наполнилась приглушенными вздохами и стонами – три пары разными способами предавались страстям, порожденным изысканным обедом. Доктор Феррара, который уже несколько лет не занимался любовью с женой, едва дышал: супруга столь энергично подпрыгивала на нем, что ножки кровати опасно разъезжались. Томмазо и Лаура отдыхали в свободной комнате. Их одежда была разбросана по полу. Наконец Лаура отодвинулась от Томмазо и прошептала:

– У меня есть одна идея.

– У меня тоже, – ответил Томмазо. – Давай попробуем по-быстрому, как кролики. А ты о чем подумала?

– О мороженом.

– Хм… Сначала осуществим мою, а потом твою. Идет?

Но Лаура уже выбралась из постели.

– Подожди.

Надев футболку на случай, если кого-нибудь встретит, она прокралась на кухню, где в холодильнике покоились останки tartufo, и принесла коробку в комнату.