Текст книги "Плохие парни"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 26

В столовой у Кинни был полный бедлам. Его детки – самой старшей было четырнадцать, а самому младшему два с половиной – сидели друг напротив друга за обеденным столом, по трое с каждой стороны.

Миссис Кинни, маленькая женщина с грустными глазами и гладко зачесанными светлыми волосами, сидела в конце стола. Она втолковывала двум старшим мальчикам, что не намерена даже обсуждать идею о приобретении еще одного телевизора им в комнату. Четыре телевизора для одной семьи – это более чем достаточно, сказала она.

Старшая девочка на что-то дулась. Она только, того и ждала, чтобы кто-нибудь поинтересовался у неё, что случилось, и она могла бы ответить: «Не скажу!»

Младшие девочки, семи и восьми с половиной лет от роду, толкали друг друга под столом и злобно подхихикивали.

На другом конце стола восседал Билл Кинни. Он резал на мелкие кусочки ломоть ростбифа для малыша. Узел его галстука был ослаблен, рукава – засучены. Тутошний бардак ничуть не смущал его, а, напротив, скорее успокаивал. Здесь он ощущал себя великодушным господином, даже скорее властелином. Отцовство доставляло ему огромное удовольствие.

– Это тебе, Син, – сказал он малышу, пододвигая к нему тарелку. – И пожалуйста, изволь все съесть.

Тяжелая серебряная вилка на мгновение показалась в крошечном кулачке Сина, но он тут же оставил ее и потянулся к мясу руками.

Кинни улыбнулся.

– Папаша, – с подчеркнутой иронией обратилась к нему через весь стол супруга, – не соизволишь ли ты объяснить своим деткам, почему мы не можем позволить себе еще один телевизор?

Кинни поднял брови и подергал себя за мочку уха. Потом посмотрел на сыновей.

– Еще один телевизор, вот как? – Он торжественно кивнул. – Стоит подумать.

И позволил себе улыбнуться.

Сыновья буквально растаяли от восторга.

Миссис Кинни не без осуждения посмотрела на мужа и вздохнула. Он позволял детям брать верх во всем.

Потянувшись за бобами, он подмигнул ей. И как раз тут зазвонил телефон.

Старшая, не говоря ни слова, поднялась с места и, все столь же мрачная, отправилась на кухню, чтобы взять трубку. Шла она, выпрямив спину и потупившись, как монашка. Кинни знал, что таким образом девочка кого-то, чаще всего свою мать, наказывает.

Через пару секунд она вернулась в столовую и села на свое место. И только после этого произнесла:

– Папа, это тебя.

– А кто, солнышко?

– Миссис Дэвис, – пробурчала она.

– Ты сказала – миссис Дэвис или мистер Дэвис?

– Миссис.

Кинни в недоумении переглянулся с женой.

– Что бы это значило? – вполголоса произнес он.

Он встал из-за стола, и миссис Кинни проводила его взглядом. Дэвисы им время от времени позванивали, и она знала, что это как-то связано со службой Билла. Она давным-давно научилась не задавать ему лишних вопросов. А после шестнадцати лет замужества это ее уже не интересовало.

На кухне дожидалась снятая трубка красного настенного телефона. Кинни взял ее и потянул шнур к кухонному столу, за которым в семье завтракали. Он выглянул в окно, выходящее на задний двор. Двор был усеян игрушками, мячами, велосипедами. Газон уже пора было подстригать.

– Алло? – сказал он.

– Привет! Как дела?

Это была Джоанна Варга.

– Все в порядке. Что-нибудь стряслось?

– Твой дружок Гиббонс и его напарник Тоцци нанесли визит нашему другу из Ист-Страудсбурга в Пенсильвании.

Кинни почувствовал, как у него защемило в груди.

– Когда?

– Нынешней ночью.

– И что произошло?

– Ну, они не нашли того, кого искали, вот что произошло. Но и обвести себя вокруг пальца не дали. И это, конечно, крайне огорчительно.

Кинни начал задыхаться.

– Но как им удалось выяснить насчет Ист-Страудсбурга?

– Не знаю, да и наплевать на это. А не наплевать на то, что они уничтожили «крышу» Ричи. Ты должен был позаботиться о Гиббонсе. Чего ты медлишь?

– Я как раз прямо сейчас разрабатывал план. Но я и понятая не имел о том, сколько им уже известно. О Господи, это очень плохо.

– Еще не очень, но может стать и очень. Мне кажется, у этой парочки на уме нечто большее, чем поимка свидетеля, занявшегося преступным промыслом. Они наверняка имеют в виду совсем иное. В конце концов, Тоцци и впрямь нужно совершить что-то выдающееся, чтобы его простили и восстановили на службе в ФБР.

– Тоцци обвиняется в убийстве. В трех убийствах. Ему никакой подвиг не поможет.

– Так или иначе, они оба прилагают максимум усилий к тому, чтобы найти Ричи.

Манера вести разговор была у Джоанны такова, что, хотя каждое слово звучало иронически, за ним можно было ощутить и какую-то неясную угрозу.

Кинни вытащил из кармана свои шикарные часы и принялся нервически щелкать золотой крышкой.

– Ну и хорошо, – сказал он, – и что ты обо всем этом думаешь?

В разговоре возникла небольшая пауза. Кинни стали слышны призрачные голоса с параллельных линий.

– А что ты думаешь о том, что я думаю?

Кинни знал, что она думает. Гиббонс и Тоцци должны умереть. И как можно скорее.

– Тебе поможет Фини со своей командой.

Кинни представил себе этого говнюка и двух точно таких же панков у него на подхвате.

– Послушай, а почему бы не дать мне самому поглядеть, что я могу сделать, чтобы...

– Свяжись с Фини. Ему известны пожелания Ричи насчет того, как это следует сделать.

– А ты уверена, что мне не стоит сначала попробовать управиться в одиночку?

– Дело вышло из-под контроля. Ричи хочет, чтобы все прошло в соответствии с его пожеланиями, – сухо объяснила она. – Я думаю, тебе не стоит напоминать. Но все-таки. Если они начнут оказывать серьезное давления на Ричи, он сдаст тебя первого. Как самую мелкую карту в своей колоде.

Кинни посмотрел в окно на детские качели. И увидел, как на них взлетают три безглазые головы. У него упало сердце.

– Хорошо. Я свяжусь с Фини.

– Ладно. Чем скорей эти двое будут выведены из игры, тем лучше.

– Ты права.

Внезапный рев донесся из столовой, и сердце у Кинни оборвалось. Но тут же он услышал мальчишеский смех.

– У нас действительно нет другого выхода, – сказала она.

– Ты совершенно права. Я обо всем позабочусь.

– Да уж понятно. И пожалуйста, не забывай об Атлантик-Сити. Эта операция нам скоро понадобится.

– Ясное дело. Я владею ситуацией. Не беспокойся.

– Просто проследи за тем, чтобы повода к беспокойству не возникло.

Вешая трубку, Кинни с шумом выпустил изо рта воздух.

– Сука, какая сука, – прошептал он.

Прежде чем вернуться к столу, он отдышался и сумел выдавить из себя отеческую улыбку.

– Ну, что означает весь этот шум? – спросил он, входя в столовую.

– Мальчики дразнят Крисси, – сказала жена.

– А как дразнят?

Мрачная девица внезапно жалобно забубнила:

– Они самые настоящие убийцы, а им все сходит с рук!

– Собственно говоря, что ты имеешь в виду, Крисси?

Миссис Кинни ответила вместо дочери:

– Она хочет, чтобы мы ее отпускали до полуночи. Говорит, что всех ее подруг уже отпускают.

В ее голосе слышалось явное неодобрение.

Двое старших мальчиков, сложив губки, принялись издавать чмокающие звуки, намекая на поцелуи. Крисси вскочила со своего места и застыла у стола со сжатыми кулачками.

– Теперь понятно, что я имею в виду? Самые настоящие убийцы, а им все сходит с рук!

Она выбежала из комнаты и, обливаясь слезами, помчалась вверх по лестнице.

Кинни мрачно посмотрел на сыновей.

– После обеда я к вам зайду. Серьезно потолкуем.

– Выходит, мы останемся без телевизора?

Младший из парочки уже и сам был готов расплакаться.

– А это обсудим позже.

Со второго этажа послышался грохот захлопнувшейся двери. Весь дом затрясся. После чего в столовой вдруг стало тихо.

– Доедайте, – сказал Кинни.

Было так непривычно тихо, что, разрезая ростбиф, он слышал, как скребет по фарфоровой тарелке нож.

Глава 27

Над Фолей-сквер висел серебристо-голубой смог выхлопных газов в часы пик, которые в этой безжалостной духоте скапливались у самой поверхности земли. Гиббонс, выйдя из гаража, хмуро огляделся по сторонам. Сегодня утром в машине он слышал по радио метеосводку: даже ночью температура не опускалась ниже двадцати семи градусов, а в половине восьмого утра было уже за тридцать. Свернув на Бродвей, он бросил взгляд на бегущую строку – время/температура – в витрине Чейз Манхэттен-банка. Двадцать минут десятого, тридцать три градуса.

А сейчас, пересекая Сентр-стрит, он буквально губами чувствовал влажную жару.

Он был в паршивом настроении. Уже два дня его преследовала непрерывная головная боль. Началась она на обратном пути из Пенсильвании, после того как они с Тоцци проведали дублера Варги. Всю дорогу Тоцци, хотя Гиббонс и просил его помолчать, твердил о Варге, Ландо, Блэни и Новике, о том, чем им предстоит заняться теперь и как именно выйти на Варгу, используя Кинни в качестве наживки, о том, что он, Тоцци, должен поймать Кинни и Варгу, о том, что он, Тоцци, должен отомстить за Ландо. Гиббонс вернулся домой в четыре утра, и, хотя ему удалось немного поспать, это напоминало не сон, а беспамятство. А когда на следующее утро он пришел в контору, Кинни был уже там, но подступиться к нему было, разумеется, нельзя. А от вида образцово-показательного Кинни голова у Гиббонса разболелась еще сильнее.

Ему казалось, будто он бился лбом о каменную стену: у него не было ни одной зацепки на будущее. Если бы он обратился к Иверсу со всем, что сейчас ему было известно, это выдало бы его связь с Тоцци. Он подумал о том, чтобы поговорить с Кинни во внерабочее время, но тут же забраковал эту мысль. Взяться следить за ним? Тоже не годится. Опытный агент мгновенно обнаружит, что за ним хвост. Конечно, можно было вступить в открытый конфликт с Кинни прямо здесь, но это казалось ему чересчур рискованным. У них не было весомых доказательств того, что Кинни выполняет для Варги роль палача, поэтому тот просто сможет все отрицать, и, кроме того, в ходе неизбежной при таком повороте событий беседы с Иверсом начальник наверняка задаст кучу вопросов, отвечать на которые Гиббонсу не хотелось. С другой стороны, неопровержимые данные о Варге и Кинни не давали ему успокоиться. Словно он сидел за партией в покер с парой тузов на руках, но не понимал, что с ними делать дальше. Большую часть ночи он провел без сна, надеясь выработать хоть какое-нибудь решение:

И как раз сейчас ему позарез нужна была чашка кофе. Он зашел в кофейню, в которой часто завтракал, и проскользнул вдоль очередей, выстроившихся к раздаче. Все вокруг жаловались на духоту. Кондиционер в кофейне работал еле-еле, но после уличной жары даже это приносило хоть какое-то облегчение. Клерки из соседних учреждений сидели у стойки и неторопливо потягивали кофе, стремясь хоть на пару минут оттянуть возвращение на улицу. Гиббонс огляделся по сторонам в поисках свободного места и вдруг заметил в одном из зеркал, что кто-то машет ему рукой. Это был Кинни, и как раз рядом с ним оказался незанятый стул. Какое совпадение!

– Доброе утро, Берт, – широко улыбнулся Кинни навстречу подходящему к нему Гиббонсу.

– Доброе утро.

Сев на место, Гиббонс увидел, что Кинни ест этакий суперсандвич: ломоть ветчины, яичница, и кусок сыра на тосте. Гиббонс подумал о том, знает ли Кинни, что ему все известно.

– Вкусно? – кивнул он в сторону сандвича Кинни.

– Нормально.

Подошла официантка, уже держа наготове блокнотик и карандаш. Ей было лет восемьдесят, и лицо у нее было как у старой ведьмы, но держалась она молодцом, быстро и бесшумно передвигаясь на все еще крепких ногах. Гиббонс обращал на нее внимание каждое утро: она сновала по помещению, пока молодые официантки выполняли заказ со скоростью сонной мухи.

– Что вам угодно? – спросила она.

В ее голосе слышался легкий славянский акцент.

Гиббонс еще раз полюбовался сандвичем Кинни.

– Кофе и сладкую плюшку.

– Плюшку подать горячей?

– Нет, спасибо.

Она извлекла из-под стойки сладкую плюшку в вощеной бумаге и подала ее Гиббонсу. Поставила на стол перед ним чашку и сразу же наполнила ее кофе. Быстро и аккуратно. Другие официантки вечно ухитрялись хоть немного да разбрызгать, а иногда и порядочно заливали стол. Но старая официантка неизменно была аккуратна.

После того как она отошла от столика, Кинни сказал:

– Ну... одним словом, я слышал, что вы побывали в Пенсильвании.

Гиббонс, потупившись, размешивал сахар в кофе деревянной палочкой. Кинни избрал агрессивную манеру игры. Гиббонс решил пока прикинуться глухонемым, но у Кинни не было времени на такие тонкости.

– Наш друг мистер Дэвис из Ист-Страудсбурга, – сказал он. – Мне известно о вашем визите к нему во всех деталях.

Гиббонс извлек плюшку из упаковки.

– Быстро распространяются новости.

Кинни промолчал.

Гиббонс, подув на кофе, отпил.

– Полагаю, нам с Тоцци уже вынесен приговор.

Кинни пожал плечами и откусил кусок сандвича.

– Мне бы об этом не сообщили.

– Вот как? А разве это не вы бухенвальдский палач? А мне то казалось, что расправа над федеральными агентами – это ваша специальность.

Кинни сделал большой глоток. Гиббонс заметил, как сверкнул солнечный луч на его массивном перстне с печаткой.

– Вы по тонкому льду разгуливаете, Берт.

– Правда?

– Подумайте сами. Если вы начнете плести небылицы обо мне, я отвечу историями о вас и о Тоцци. Недоносительство на агента-дезертира и сотрудничество с ним – это весьма паршивое обвинение.

– Пальцем в небо, Кинни.

– У меня есть фотографии.

– Да уж понятно.

– Хотите удостовериться?

– Верю вам на слово.

Старая официантка подошла к ним с кофейником.

– Подлить? – спросила она.

– Да, пожалуйста.

Кинни королевским жестом пододвинул к ней чашку. Ублюдок с прекрасными манерами.

– Мне не надо, – сказал Гиббонс, и официантка прошла дальше по залу. – А предположим, я обращусь к Иверсу и расскажу ему о вашей сверхурочной работе? Вы, конечно, в ответ выдвинете свои обвинения. Но как насчет Тоцци? Он парень отчаянный, а терять ему все равно нечего. Он наверняка расстреляет вас в упор.

Кинни усмехнулся.

– Тоцци меня не волнует. Мы сами его найдем.

Он становился все агрессивнее.

– Я уже пожилой человек, – сказал Гиббонс. – Наняв хорошего адвоката, я могу повести себя точь-в-точь как крестные отцы – прикинуться больным, начать подавать встречные жалобы и все такое. А что, если я решу, что дело того стоит, лишь бы припереть вас к стенке?

Кинни провел рукой по щеке.

– Как знать?

Он полез в карман и достал деньги ровно по счету: бумажку и мелочь.

Старая официантка сразу же заметила это и поспешила взять у него деньги и счет. Кинни повернулся на стуле, намереваясь встать.

– Скажите-ка мне вот что, – произнес Гиббонс. Кинни остановился и посмотрел ему прямо в лицо. – Отрубить человеку голову – это ведь трудно?

Поджав губы, Кинни покачал головой.

– Ничего особенного. Могу порекомендовать тяжелое мачете только оно должно быть хорошо заточено. Начинать надо с горла, а не с затылка. Так проще. – Он встал и полез в карман. – Глаза – вот с чем хлопот не оберешься. – Он выложил четвертак на стол. – До скорого, Берт.

Гиббонс проследил за тем, как Кинни идет к выходу – стройный, уверенный, без сучка без задоринки, как староста старшего класса.

Он доел плюшку и допил кофе. Официантка еще раз предложила подлить кофе, и Гиббонс вновь отказался. Она сразу же отошла от него к другим посетителям – истинный образец несуетной заботы и предусмотрительности. Поднявшись с места, Гиббонс бросил взгляд на жалкие чаевые, оставленные Кинни. Он взял этот четвертак, положил себе в карман, а на столике оставил доллар.

Идя к двери, он ощущал присутствие четвертака Кинни у себя в кармане. Так, вляпавшись в собачье дерьмо и уже почистив башмак, вы все равно волей-неволей о нем думаете. Толкнув стеклянную дверь, Гиббонс вышел на улицу. Как будто с разгону попал в теплое желе. На мгновение он задумался над тем, можно ли считать Кинни человеком.

Глава 28

Тоцци блуждал по большому старому дому, фиксируя получаемую со всех сторон информацию, как видеокамерой. Девочку-подростка звали Крисси. Тоцци прочел это на шкатулке, стоящей у нее на письменном столе: «Крисси с любовью от папы и мамы». Двое мальчиков обитали в изрядно захламленной комнате со встроенными в стенку кроватями. На двери был написанный от руки плакат: «Не входить! Каждый вошедший будет застрелен на месте! Грегори Кинни и Билл Кинни-младший, владельцы». Две младшие девочки делили комнату, выдержанную в розовых тонах. Одну из них звали Вирджиния: Тоцци прочел это имя, выведенное на торце учебника географии. Имя другой девочки осталось для него загадкой. Маленькая комната, не больше обычной кладовой, оказалась обителью младшего сына. Она находилась на втором этаже, сразу за лестницей. Тоцци наклонился над детской кроваткой, раздвинув полог стволом 38-го калибра. Он немного нервничал насчет своего «бьюика». Тот был запаркован на улице с девяти утра, а сейчас уже начало третьего. Но, в конце концов, «бьюик» был здесь не единственной машиной и не должен был насторожить полицейских. И, строго говоря, большая старая машина могла навести на мысль о том, что на ней к кому-нибудь приехала приходящая прислуга.

Сидя с утра в «бьюике» возле дома, он увидел, как школьный автобус забрал двух мальчиков и двух младших девочек, должно быть, в какой-нибудь дневной скаутский лагерь. Он понаблюдал за почтальоном, совершающим свой ежеутренний обход, за шныряющими туда-сюда садовниками и водопроводчиками, за тем, как выходят из дому и потом возвращаются с полными сумками покупок домохозяйки. Слежка всегда скучна, а на этот раз ему явно не терпелось. Тоцци уже решил было, что так и не дождется появления жены Кинни. Но как раз когда он уже подумывал бросить все к чертям и отправиться позавтракать, маленькая блондинка наконец-то показалась на пороге собственного дома. С ней был малыш, он семенил, держа мать за руку. Тоцци заметил, что она что-то втолковывает мальчику. Когда они подошли к проезжей части, мать взяла малыша на руки, поцеловала его и усадила на заднее сиденье синего «доджа». Сама села за руль, включила мотор и рванула с места.

Женщины никогда не дают мотору прогреться, подметил Тоцци. Если не прогревать его, могут заесть клапаны. Тоцци представил себе, как Кинни просвещает на этот счет жену; Он никогда не встречался с Кинни, но был уверен, что тот самоуверен и склонен к поучениям. Гиббонс описывал его как лощеного карьериста. Наблюдая за домом Кинни, Тоцци пришел к выводу, что тот представляет собой типичного яппи. Но Кинни вдобавок к этому был хорошо натренированным профессионалом с четкими психопатическими тенденциями, способным пойти на убийство во имя своих сомнительных целей. Подобная характеристика, понял Тоцци, вполне соответствует и его собственной персоне. Он не сомневался в том, что именно так относится к нему Иверс и именно с этой точки зрения рассматривает его дезертирство.

Гиббонс позвонил ему в мотель поздно вечером и поведал о встрече с Кинни за завтраком. Он дал Тоцци адрес в Монклере, штат Нью-Джерси, и сказал, что это домашний адрес Кинни.

– Последи-ка за домом при свете дня, – предложил Гиббонс. – Понаблюдай за женой, за детьми, за тем, когда и куда они ходят в школу. Приготовь для меня подробный отчет. Выясни, на каких машинах они ездят. Мне нужны интимные подробности о его семье, чтобы заставить его хорошенько задуматься, прежде чем он что-нибудь предпримет. Я хочу, чтобы он понял: мы тоже шутить не будем. Как раз сейчас он уверен в том, что начал на нас охоту. Необходимо дать ему понять, что роли охотника и добычи могут поменяться.

– Ты заговорил по-моему, – сказал Тоцци.

Гиббонс ничего не ответил.

– А как тебе удалось выяснить его адрес?

Всем федеральным агентам полагалось иметь незарегистрированные номера телефонов, и только начальники, их помощники и руководство ФБР в Вашингтоне имели доступ к личным досье.

– Я следил за ним, когда он поехал на ленч. Он заехал в магазин спорттоваров в Сити-Холле и купил спортивные туфли. Расплатился кредитной карточкой. Позже в тот же день он пошел в архив, а я в это время заглянул к нему в клетушку. Туфли лежали в коробке под столом. А еще в коробке лежала квитанция. Как я и предполагал, при расплате кредитной карточкой ему пришлось дать свой адрес и номер домашнего телефона.

– Ему бы следовало быть поосторожней.

– Пожалуй, что так.

А теперь, разгуливая по пустынному дому, Тоцци думал о том, что поосторожней следовало бы себя вести ему самому. Самая незначительная ошибка сейчас грозила ему смертью. Он припомнил все, что сделал за последние пару дней, ища в своих действиях возможную роковую ошибку. Вроде бы таковой не было. Но, разумеется, Кинни тоже не считает, что его беспечность может иметь роковые последствия. И не должен так считать, пока для него не станет уже слишком поздно.

Тоцци вышел из детской и отправился в хозяйскую спальню, в центре которой высилось огромное ложе на четырех дубовых ножках. Ножки были внушительны; сверху они были увенчаны резьбой в форме ананаса. Тоцци подумал, что Кинни, возможно, извращенец.

На стене висело несколько семейных фотографий. Тоцци всмотрелся в групповой снимок детей, сидящих рядышком по возрасту. Должно быть, этому снимку уже пара лет, потому что Крисси выглядела здесь совсем девочкой. У нее в комнате Тоцци попался на глаза куда более недавний снимок. Порядочная оторва растет.

Был здесь и снимок миссис Тоцци верхом на ослике и в широченном сомбреро. На фотографии она выглядела куда счастливее, чем в жизни. Был здесь и свадебный снимок, сделанный в фотоателье. Жених в строгом костюме, невеста сияет от счастья.

Тоцци всмотрелся в лицо Кинни. У него были резкие черты лица честолюбца и прическа а-ля Джон Кеннеди. Собственно говоря, он вполне мог бы сойти за дальнего родственника Кеннеди. Высокомерие, агрессивность, ощущение принадлежности к привилегированному слою общества. Если ты чего-нибудь до сих пор не добился, это означает, что ты добьешься этого впоследствии.

Тоцци перевел взгляд на снимок миссис Кинни верхом на ослике и почему-то подумал о Джоанне. Почему все достается таким, как Кинни? Жена, дети, дом в фешенебельном районе. Даже если бы он не дезертировал из ФБР, Тоцци едва ли удалось бы добиться чего-нибудь подобного. И разумеется, не с Джоанной. Возможно, ирландцы приспосабливаются к американскому стилю жизни быстрей и лучше, чем итальянцы. Итальянцы с самого рождения бывают чрезмерно подозрительны, их подозрительность распространяется и на них самих, порождая ответную и превращая их в заведомых аутсайдеров. Но как знать? Возможно, он просто сделал неверный выбор. Стал преступником, да только преступником не того сорта. Служба в ФБР сама по себе не позволяет рассчитывать на то, чего сумел добиться Кинни. Тоцци вспомнил надпись, которую как-то прочитал на майке у одной потаскушки: «Хорошие девочки попадают в рай, а нехорошие – куда им захочется».

В ванной за спальней Тоцци обнаружил стоптанные кроссовки десятого размера. На крючке у двери висели синие нейлоновые спортивные трусы и серое тяжелоатлетическое трико. Трико было из дорогого магазина. Зубная паста стояла в стаканчике на полке над умывальником. Открыв аптечку, Тоцци обнаружил там анахин и тиленол. А также выписанный по рецепту на имя миссис Кинни пласидил – один из мягких транквилизаторов. Из рецепта он выяснил, что ее зовут Элен. Тоцци порылся в ванной и обнаружил колпачок миссис Кинни, лежавший рядом с выжатым тюбиком спермацетовой мази. Женщине, имеющей шестерых детей, не слишком полезно пользоваться колпачком, подумал он.

И вдруг он услышал какой-то шум. Тоцци затаил дыхание, схватился за пистолет, снял его с предохранителя. Шум доносился снизу. Там вроде бы захлопнули дверь.

– Кто-нибудь дома?

Голос был девичий, скорее всего Крисси, хотя вполне мог бы принадлежать и Элен Кинни.

Тоцци вернулся в спальню и, жадно прислушиваясь, застыл у открытой двери.

– Эй вы, задницы, кто-нибудь дома?

В голосе слышалась злость. Это наверняка Крисси.

Тоцци услышал какой-то стук. Он живо представил себе, как Крисси, вернувшись домой с временной работы или, возможно, из летней школы, бросает сумку на пол и принимается слоняться по всему дому. Он подумал о том, что произойдет, если она обнаружит его присутствие. Опасности это не представляло, она, по сути, еще ребенок, но стоит ли ей видеть его лицо? Наверняка будет лучше, если Крисси не заметит посторонних в доме. Кинни должен быть уверен в том, что его дом – его крепость. Тем сильнее потрясет его затем сообщение Гиббонса о том, что вся семья уже взята на мушку.

Тоцци вышел в коридор, дожидаясь какого-нибудь знака, чтобы понять, где находится Крисси, и решить, как убраться из дома незамеченным. И тут, в маленьком старинном зеркале, висящем в холле, он ее увидел. Она поднималась по лестнице. В одной руке у нее была банка содовой, а в другой сигарета.

Он отпрянул в глубь холла и затаился за дверью. Он услышал, как она зашла в ванную в другом конце коридора. Дверь была в противоположной стене у него за спиной. Он чувствовал присутствие девочки.

– Дерьмо! – произнесла она протяжно жалобным голосом.

Он услышал, как она выходит из ванной. Он подошел поближе. И вновь замер. Когда он осмелился выглянуть в коридор, ему стало видно, что телефонный аппарат, стоявший перед тем на столике в холле, отсутствует, а шнур тянется в комнату Крисси.

Вот и хорошо, подумал он, засучив брючину и прикрепив 38-й калибр на прежнее место. Как только она примется болтать по телефону, он сможет прокрасться вниз и выйти из дому через кухню – тем же маршрутом, которым сюда попал.

Осторожно ступая, он вышел в коридор и двинулся по нему, стараясь побыстрее миновать дверь в комнату Крисси. Он с облегчением обнаружил, что девочка закрылась у себя. Он рванулся было вниз, но, переступая через телефонный шнур, услышал, что Крисси плачет. Он осторожно прислонился к стене и на мгновение прислушался.

– Нет, – плача, причитала Крисси. – Ничего, я только что проверила... Они и так дуются на меня уже целую неделю. Нет, не с утра. Всегда перед обедом. Они еще не догадываются, что я блюю каждый день, но рано или поздно сообразят, можешь не сомневаться. И что мне тогда делать?

Ее причитания были душераздирающими. Тоцци, застыв на месте, прислушивался.

– Нет, так нельзя... Как ты можешь говорить об этом, Дженни? Он ведь не нарочно... Я не могу сказать ему, ты что, спятила? Я не хочу, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Как думаешь, твоя сестра одолжит мне свои водительские права?.. Чтобы я смогла сделать аборт, не извещая родителей, вот зачем! Как ты все-таки бываешь тупа!

Тоцци начал спускаться по лестнице. Он узнал достаточно, чтобы самому досказать историю до конца. Единственное, что смущало его, – стоит ли говорить об этом Гиббонсу? Конечно, Кинни сойдет с ума, услышав из уст Гиббонса о том, что его дочь беременна, но Тоцци находил такой поворот событий несколько недостойным. Бесчестно извлекать преимущество из ситуации, в которую попала несчастная девчонка. У нее и без того неприятностей хватает. Ему предстояло продумать все это более тщательно.

Он спустился по лестнице и пошел в сторону кухни. Кухня была такого типа, какие показывают в рекламных роликах, – пол блестит, все кругом сверкает. Утварь здесь была сравнительно новой, и хотя на полках кое-где виднелись царапины, а дверца холодильника была облеплена цветными рисунками, прикрепленными магнитными прижимами в виде домашних животных, здесь совершенно не чувствовалось того беспорядка, который должна создавать в доме семья из восьми человек. Тоцци возненавидел эту кухню за безупречный порядок, здесь поддерживаемый. Это совершенство было сплошным лицемерием. Жена Ландо тоже поддерживала в кухне образцовый порядок, но ее муж того заслуживал. А любой, кто совершил такое злодеяние, как убийство Ландо, Блэни и Новика, и совершил его таким жутким способом, заслуживает того, чтобы его кормили прямо на бойне.

И вдруг он услышал, как открылась парадная дверь. Громкие голоса; вернулись мальчики. Тоцци поспешно огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь, что он мог бы украсть, чего-нибудь, что он мог бы отобрать у Кинни. Ему хотелось причинить боль этому чудовищу, заставить его испытать чувство утраты.

На кухонном столе лежала утренняя почта. Несколько счетов, письмо, журнал, реклама. Тоцци схватил все конверты и шмыгнул в боковую дверь. У него бешено стучало в висках, пока он прятался под козырьком дома, дожидаясь, пока сыновья Кинни не пройдут внутрь и не закроют за собой парадную дверь. Вот уже и школьный автобус отъехал! Да, конечно, вернулись из скаутского дневного лагеря. Когда дети прошли в дом, а автобус скрылся вдали, Тоцци быстро перемахнул через газон и устремился к своему «бьюику». В руке он крепко сжимал конверты. Он был в бешенстве. Этот ублюдок Кинни просто не заслуживает всего этого. Просто не заслуживает. Это нечестно.