Текст книги "Ангелы смерти"

Автор книги: Энтони Берджесс

Соавторы: Сергей Таск
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Ангелы смерти

Пьеса Сергея Таска по роману Энтони Берджеса «ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН» в двух актах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АЛЕК ДЖОРДЖИ ТИМ

ПИСАТЕЛЬ

ЕГО ЖЕНА

БИЛЛИ–БОЙ

БРОДЯГА

ИНСПЕКТОР ПОЛИЦИИ

КАПЕЛЛАН ПА МА

МИСТЕР ДЕЛТОЙД

КОШАТНИЦА

ТЮРЕМНЫЙ

НАДЗИРАТЕЛЬ МИНИСТР

ДОКТОР БРОУДИ ДЖО

ДОКТОР ТЕЙЛОР

ДРУЖКИ БИЛЛИ–БОЯ, ТОМ, КРАСОТКА, ДЖОНС,

РЕПОРТЕРЫ, БРОДЯГИ, МЕДСЕСТРА

Лондон, наши дни.

Примечание автора:Роли Писателя, Доктора Броуди и Министра играет один актер.

АКТ ПЕРВЫЙ

На авансцене участники спектакля. Зонг о заводном апельсине.

Я в детстве был, как колобок, катался я свободно по земле. "Хей–хо! – кричали. – Апельсин! А ну‑ка, кувыркайся веселей!" Но чуть подрос, сказал отец: "У нас свобода, но – от сих до сих". Он подкрутил меня слегка, и я, конечно, малость поутих.

Кто заводной? – Почему заводной? – Кем заводной апельсин? Ответить тебе, ответить тебе, ответить всех пригласим.

Я в школе плохо успевал, зато я успевал играть в бейсбол, меня бы срезал мистер Смит и в следующий класс не перевел, но он завел меня, сказав: "Чуть где буза – шепни мне на ушко…" С тех пор все трудности мои решались очень быстро и легко.

Я проработал ровно год, внезапно увольнения пошли. Когда забастовали все, хозяева меня подзавели: "Ты парень умный, не дури, работай, как работал круглый год". Теперь вам ясно, почему оклад мой так стремительно растет?

Стук пишущей машинки в зрительном зале.

Пауза

ПИСА ТЕЛЬ пробует «на язык» следующую фразу – и вновь стук машинки.

ПИСАТЕЛЬ, «…потому что сила волка – это волчья стая. Они шли вразвалочку…» А если так: «Они шли расслабленной походкой, поигрывая велосипедными цепями, и улицы вымирали как мамонты…» По–моему, ничего… «После дождя вдруг запахло липами, но куда острее был другой запах – жертвенной крови. Еще не было ни крови, ни самой жертвы, а запах, сладковатый, пьянящий, уже растворился в ночном воздухе и приятно щекотал им ноздри…» Щекотал им ноздри. «И затаился город. И вошли в город ангелы смерти…»

К рабочему столику Писателя подходит КРАСОТКА, вынимает из пишущей машинки отпечатанный листок, в руках у нее вдруг оказывается их целая пачка. Она раздает их зрителям, как билетерша – программки спектакля. На листках последние две фразы из будущего романа Писателя и название романа – «Заводной апельсин».

В зале высвечивается АЛЕК, юноша лет семнадцати. ОН пробегает глазами текст, затем находит взглядом Писателя и весело ему подмигивает.

АЛЕК. Время было детское, о мои братья и сестры, два часа ночи, и ваш покорный слуга Алек сидел со своими дружками Джорджи и Тимом в молочном баре "Теплое вымя", соображая, что бы нам еще такое выкинуть, чтобы жизнь была в кайф. (Рядом высвечиваются его ДРУЖКИ^)В «Теплом вымени» давали молоко с «добавкой», то есть с добавкой галлюциногена, так что народ, сами понимаете, балдел. Принял слегка и порядок – можно идти делать кровопускание.

АЛЕК с ДРУЖКАМИ встают. Одеты они так: на голове котелки, распахнутый ворот рубахи выставляет на обозрение ожерелье из бритвенных лезвий, поверх штанов огромные гульфики, тяжелые армейские ботинки, в ушах серьги, в руках трость либо велосипедная цепь. ТРОИЦА медленно идет по безлюдной улице. Раздается пьяное пение. На земле лежит человек.

БРОДЯГА (поет).На улице Дублина, где полжизни загублено, повстречал я однажды крошку Молли Маллон. «Ты куда, моя крошка? Потолкуем немножко. Я за каждое слово дам тебе миллион!»

ТИМ. Отрубился папаша.

ДЖОРДЖИ. Молодец чувачок, прямо в луже разлегся.

АЛЕК. Пьянь старая, а туда же: солирует прямо как в Карнеги–холле. (Аплодирует лежащему.)

БРОДЯГА. Ребятки, у вас лишней монеты не найдется, а?

АЛЕК наносит ему удар.

Подонки! Ну что же ты, добей меня, добей. Все лучше, чем жить в этом вонючем мире…

ДЖОРДЖИ. Полежи, чувачок. Может, успокоишься.

АЛЕК. Погоди, пусть сначала скажет, отчего ему этот мир не в кайф.

БРОДЯГА. Потому что, какой уж тут закон, когда любой щенок может подойти на улице и пырнуть тебя ножом! А почему не пырнуть? Все правильно, нечего со старичьем возиться. Живите, ребятки, пока живется. «Ты куда, моя крошка, потолкуем немножко…»

ЕГО начинают избивать. Затемнение. Через мгновение в темноте женский крик. Тускло загорается уличный фонарь, освещая уголок городского парка. ПАРНИ в нацистской форме окружили молодую ЖЕНЩИНУ. По аллее идут ТРОЕ, останавливаются.

АЛЕК. Хо–хо, кого я вижу! Билли–бой со своей зондер–командой. ТИМ. Смотри, какую телку отхватили.

ДЖОРДЖИ. Если я правильно врубился, сейчас они сделают бедной девочке тыр–пыр восемь дыр.

БИЛЛИ–БОЙ с дружками отпускают женщину и хватаются за ножи. ОНА с плачем убегает.

БИЛЛИ–БОИ. Давно не виделись, Алек. Пощекотать тебя перышком, старичок?

АЛЕК. Внутренний голос подсказывает мне, что чье‑то лицо давно не гладила бритва. Ну что, попишем их, друзья мои? Только чтобы все было категорически симпатично.

ДЖОРДЖИ. Или!

Начинается драка, в слепом свете раскачивающегося фонаря озверело сшибаются тени. Вдруг доносится полицейская сирена.

АЛЕК. Полиция! К машине, живо!

Две тени. метнулись в сторону. Третья разбивает фонарь, погружая поле боя в кромешную тьму. Взревел мотор, включились фары.

ДЖОРДЖИ. Ай–ай, перо, глянь, испачкал. Видно, попортил в темноте кому‑то шкурку.

ТИМ. А классная была девка, скажи, Джорджи? ДЖОРДЖИ. Или!

АЛЕК. Оторвались вроде. Дайте молочка глотнуть. ДЖОРДЖИ. Это еще что за хмырь посередь дороги пилит? АЛЕК. Сейчас мы его очень вежливо спросим.

Рев мотора усиливается. Свист, потом хохот.

Чего‑то ответил, а чего – я не разобрал.

ДЖОРДЖИ. Я тоже. Еще бы, рванул‑то как!

ТИМ. Во чешет!

АЛЕК. Слушайте, проведаем одного чудилу, у него тут за городом уютненькое гнездышко.

ТИМ. Один, что ли, живет?

АЛЕК. Почему один, и бабец имеется. Тихо, приехали. (Глушит мотор.)

Освещается холл загородной виллы. За пишущей машинкой – ПИСАТЕЛЬ. Его ЖЕНА читает в спальне. Звонит дверной колокольчик.

ПИСАТЕЛЬ. Кого это принесло в такое время?

ЖЕНА. Сиди, я схожу. (Идет к двери.}Кто там?

ГОЛОС АЛЕКА. Извините за беспокойство, миссис, но мне необходима помощь. Произошла ужасная авария, мой друг истекает кровью. Вы не позволите вызвать от вас "скорую"?

ЖЕНА. Мне очень жаль, но у нас нет телефона. Попробуйте позвонить от …

ГОЛОС АЛЕКА. Поймите, от этого зависит жизнь человека.

ПИСАТЕЛЬ. Кто это, дорогая?

ЖЕНА. Какой‑то молодой человек, попавший в аварию. Спрашивает, можно ли позвонить.

ПИСАТЕЛЬ. Так открой, чего же ты.

ЖЕНА (открывает).Вы уж меня простите, но просто мы среди ночи не впускаем незнако…

ДЖОРДЖИ тащит ее в холл. ТИМ туда же приволакивает ПИСАТЕЛЯ. Всовывают им в рот кляпы. АЛЕК проделывает несколько танцевальных па на письменном столе. Все трое в клоунских масках.

АЛЕК (поет).«Сеет дождик, мелкий дождь грибной, и по лужам я шагаю к ней, и я знаю, что я сам не свой, потому что будешь ты моей».

Его дружки обшаривают квартиру.

ТИМ. «И я знаю, что я сам не свой, потому что будешь ты моей!» АЛЕК (нагнулся к Писателю).Смотри же, о возлюбленный брат мой! (Направляется к Жене.)

Затемнение. Зонг.

Пять пальцев на руке, пять пальцев, пять пальцев, пять пальцев на руке знают всякий труд. Раньше без когтей и лап человек был очень слаб, но наступил такой этап, что звери от нас бегут!

Пять пальцев на руке, пять пальцев, пять пальцев, пять пальцев на руке – в этом весь секрет. Могли мы своей рукой резать камень, бить киркой, это спасало род людской в течение многих лет!

Пальцы и голова, пять пальцев, пять пальцев спорят день и ночь, дружбы прежней нет.,. Строить или разрушать? Злу помочь или помешать? Спор этот, друг, тебе решать: подумай и дай ответ! (Юэн Маккоя. Пять пальцев.)

Ночь. Бар «Теплое вымя». Автоматы, выдающие «молоко», представляют собой женские фигуры. К одному из автоматов подходит ТИМ.

ТИМ. Ну, как тебе, Люси, это заведение, подходяще? Ты уж извини, старушка, что я тебя подою.

АЛЕК (Джорджи}.А ну‑ка, закажи однорукому бандиту Людвига Вана.

ДЖОРДЖИ запускает па музыкальном автомате пластинку. Звучит Девятая симфония Бетховена. ТИМ, сев на место, издает губами непристойный звук и тут же получает от Алека удар тростью по ногам.

ТИМ (скривился от боли).Ты чего, обалдел, что ли?

АЛЕК. Где твои хорошие манеры, Тим? Ты же в общественном месте, брат мой.

ТИМ. Пошел ты, знаешь куда. Не люблю я таких шуточек, понял – нет? Я ведь тоже могу…

АЛЕК. А что мозги отшибут, очко не играет? А то сразу забудешь, крошка Тим, что жизнь прекрасна и удивительна. (Смотрит на Тима холодным немигающим взглядом.}

ДЖОРДЖИ. Ладно вам, чухня все это.

ТИМ (с трудом взял себя в руки).Может, разбежимся? А то у меня уже шары в разные стороны…

ДЖОРДЖИ. Точно, погуляли, и будет, пора по домам. Ты как, Алек?

АЛЕК. Ладно, разбежались.

Затемнение.

Квартира Алека. Большой портрет Бетховена в соседстве с анатомическими художествами. АЛЕК складывает в ящик ночную добычу: часы, деньги, драгоценности… Отклеивает перед зеркалом ресницы, ставит кассету с Девятой симфонией, ложится поверх покрывала.

АЛЕК (с закрытыми глазами).«И вошли в город ангелы смерти…» Клево пишет, надо еще что‑нибудь достать… Название чудное – «Заводной апельсин»… Мм, балдеж. Это уже не музыка, такой кайф ловишь, когда зацепишь чувака пером, а из него красная жижица… Ах, Людвиг ван, бесподобный Людвиг ван.

Постепенно АЛЕК погружается в своего рода наркотический транс, его видения разыгрываются в ином ключе, нежели реалистические сцены. Спальня превращается в залу для светских приемов. Породистые мужчины, дамы в собольих мехах. Церемониймейстер возвещает о приходе новых гостей – всё аристократические фамилии. Вдруг он произносит: «Алек–бой!» Оживление в зале. Алек встает с кровати. Заиграли вальс. Алек кружится попеременно со всеми дамами. Он неотразим. В петлице у него белая хризантема. Женщины бросают ему под ноги цветы. Посрамленные кавалеры внезапно выхватывают из своих смокингов револьверы и открывают по нему отчаянную стрельбу. АЛЕК небрежно вскидывает тросточку… и вот уже все противники один за другим картинно падают на пол. ДАМЫ образуют коридор, по которому АЛЕК и КРАСОТКА с флердоранжем в волосах торжественно направляются к брачному ложу, осыпаемые серебром. Но едва Алек успевает взойти на него, как вся эта светская публика разражается отвратительным смехом. Прыскают дамы и сама невеста, от хохота катаются по полу отнюдь не убитые соперники… Ах, вот оно что: сзади у Алека болтается неизвестно кем прицепленный обезьяний хвост! Алек зарывается с головой в подушку, стонет. Видение исчезает. Проходит еще несколько секунд, и вдруг он, как Тарзан, с диким воплем перемахивает через кровать. В следующую секунду он уже стоит лицом к лицу со зрителями, ощерив только что надетые «клыки вампира» в сатанинской ухмылке. Свет гаснет. Утро. АЛЕК спит одетый. Осторожный стук в дверь.

ГОЛОС. Алек…Сынок… АЛЕК. Чего тебе, ма?

MA. Уже девятый час. Вставай, сынок, а то опять в школу опоздаешь. АЛЕК. Не могу сегодня, с котелком что‑то… вот–вот треснет. МА. Но ведь ты уже и так целую неделю пропустил. АЛЕК. Отдыхай, мать. Разберемся.

МА. Ну, полежи, полежи, раз такое дело. Я тебе завтрак в холодильнике оставлю. (Ушла па кухню.}

На кухне за столом родители Алека.

МА. Представляешь, отец, опять он неважно себя чувствует. Такой болезненный он у нас, прямо не знаю, что и делать.

ПА (не отрываясь от газеты).Ты знаешь, во сколько он сегодня пришел домой?

МА. Я уши ватой затыкаю. А что такое?

ПА. Нет, ничего. Просто интересно, где он работает так поздно.

МА. Ну, смотря что подвернется… то одно, то другое. Он же говорил,

ПА. Твое воспитание. Говорил, надо было из него дурь‑то вышибить. А теперь попробуй подступись. Да он нас сам пришибет.

Затемнение.

Снова комната Алека. Открывается дверь, на пороге МУЖЧИНА средних лет.

АЛЕК (садится на кровати).Мистер Делтойд! Какая приятная неожиданность.

ДЕЛТОЙД. Наш маленький Алек, я вижу, еще не встал. Головка бобо? С бодуна, не иначе? Я встретил на улице твою мать, она дала мне ключ. Так что у нас с головкой?

АЛЕК. Адская боль, сэр. К обеду, думаю, пройдет.

ДЕЛТОЙД. А уж к ночи‑то наверняка. Ночью наш Алек просто оживает, не так ли?

АЛЕК. Как насчет холодного молока, брат мой?

ДЕЛТОИД. В другой раз, в другой раз. (Садится рядом, обнимает Алека за плечи.}

АЛЕК. Такой высокий гость в моей скромной обители… Что‑нибудь случилось, сэр?

ДЕЛТОИД. Случилось? Разве мой юный друг сделал что‑то предосудительное?

АЛЕК. Светский вопрос, сэр, всего лишь светский вопрос.

ДЕЛТОИД. Тогда вот тебе светский ответ: не лезь на рожон, мой юный друг, пока тебе рога не обломали. Потому что в следующий раз тебя ждет не исправительная школа и мои нежные объятия, а казенный дом с парашей в углу, ты меня понял?

АЛЕК. Но я ничего такого не сделал, сэр. Легавые меня ни разу не повязали.

ДЕЛТОИД. Не пудри мне мозги, дружище. То, что полиция пока тебя не трогает, еще не значит, что ты чистенький. А кто порезвился сегодня ночью, после чего один из корешков Билли–боя угодил в реанимацию? Между прочим, были названы некоторые имена. Разумеется, никаких прямых улик – как всегда, но ты по-имей все это в виду, мой юный друг. Я ведь люблю тебя, сам знаешь. (Наносит профессиональный удар по почкам, АЛЕК с воплем подскакивает.)Что с вами всеми происходит, а? Правительство не жалеет затрат, чтобы сделать из вас людей, и все коту под хвост! У тебя есть дом, любящие родители, серым веществом, вроде, бог не обидел. Так какой же бес в тебя вселился?

АЛЕК. Я чистый, сэр. У меня уже давно не было ни одного привода.

ДЕЛТОИД. Это‑то меня и беспокоит. Слишком давно. В общем, мой тебе совет: не лезь своим юным хоботком во всякую грязь. Я достаточно ясно выразился?

АЛЕК. Как незамутненное озеро, сэр. Как лазурное небо в солнечный день, о возлюбленный брат мой.

ДЕЛТОИД несколько секунд смотрит ему в глаза, затем уходит. Затемнение. Зонг.

– О чем, чтоб ты не забывал, тебе учитель толковал?

– Он говорил, что наша власть

должна быть твердой, чтоб не пасть,

что избирает наш народ

в конгресс все тех же каждый год,

что любят лидеров в стране.

Так говорил учитель мне.

– О чем, пока ты в школе был, тебе учитель говорил?

– Что полисмены мне друзья,

что судит правильно судья,

и что, хоть есть ошибок ряд,

но все ж людей у нас казнят

лишь сообразно их вине.

Так говорил учитель мне.

(Том Пакстон. Что ты узнал там, мальчик мой?)

Vяйца АЛЕКА поджидают его ДРУЗЬЯ.

ТИМ. А вот и он! Хей–хо! ДЖОРДЖИ. Наш добрый старый друг! АЛЕК. По какому поводу ликует народ? ДЖОРДЖИ. Ну, как же, мы в таком заводе, а шефа нет. ТИМ. Может, думаем, он левака дал.

АЛЕК. Пардоньте. Чугунок гудел, никак врубиться не мог. А старики не разбудили.

ТИМ. Гудел, говоришь? Это потому, что ты им много варишь, а, Джорджи? ДЖОРДЖИ. Или.

АЛЕК. Я слышу сарказм в голосах моих друзей. Не иначе как были переговоры за моей спиной. Что значит этот лошадиный оскал, о мудрый Тим?

ДЖОРДЖИ. А вот Тима мы больше подкалывать не будем, о'кей? Теперь у нас будет другой стиль.

АЛЕК. Другой стиль, говоришь? И с чего мы начнем, если не секрет?

ДЖОРДЖИ. Большие бабки можно взять.

ТИМ. Ага, верняк.

АЛЕК. А на кой вам большие бабки? Нужен роллер – увели роллер, нужен будильник – взяли напрокат будильник.

ДЖОРДЖИ. Не сечешь ты момент, мой юный друг.

ТНМ. Не сечешь, факт.

АЛЕК. Так, так. Ну что ж, давай, Джорджи, запузыривай

ДЖОРДЖИ. Зашибем для начала по стакану молочка "с добавкой".

ТИМ. Ага. Мы уже поправились с бодуна, и тебе не повредит .

ДЖОРДЖИ. Тут ходу‑то. Ну так? Покачаем стопу?

Несколько шагов ОНИ проходят молча. Улучив момент, АЛЕК атакует своих дружков. Оба быстро капитулируют.

Бар «Теплое вымя». Вечер. У Джорджи завязана рука. ОН и ТИМ односложно поддакивают шефу.

АЛЕК. Ну что, воробышки, прикусили языки? Не будем больше из травки высовываться? ТИМ. Нет. ДЖОРДЖИ. Угу.

АЛЕК. Стало быть, разобрались, наконец, кто есть кто? Не слышу? ТИМ и ДЖОРДЖИ (тихо).Да.

АЛЕК. Так что ты там, Джорджи–бои, замочил насчет больших бабок. ДЖОРДЖИ. Да ладно… АЛЕК. Ну, чего скис? Валяй, рассказывай. ДЖОРДЖИ. Да есть один домик. Оздоровительный центр называется. Между заездами эта чувырла одна остается.

ТИМ. С кошками.

ДЖОРДЖИ. Ну, насчет монет и камешков там полный абзац.

АЛЕК. Так чего мы тогда гнилуху тянем? Надо же сделать рекогносцировочку. Ну‑ка, двинули.

Затемнение. Поздний вечер. «Оздоровительный центр». КОШАТНИЦА делает гимнастику. Множество кошек (за неимением живых рекомендуются фарфоровые). Начинают барабанить в дверь.

КОШАТНИЦА. Это еще что? (Подходит к входной двери, прислушивается.)Кто там?

АЛЕК. Извините за беспокойство, миссис, но мне необходима помощь. Произошла ужасная авария. Позвольте вызвать от вас "скорую".

КОШАТНИЦА. К сожалению, у меня нет телефона. Ближайший автомат у дорожной развилки.

АЛЕК. Поймите, от этого зависит жизнь человека! Мой друг истекает кровью.

КОШАТНИЦА. Весьма сочувствую, но я не открываю в такой час незнакомым людям.

АЛЕК. Да простит вам бог. Я вас понимаю, столько всякого хулиганья развелось. Простите, что побеспокоил вас, миссис.

Посовещавшись, Алек с дружками решают проникнуть в дом через открытое окно второго этажа. А тем временем КОШАТНИЦА звонит в

полицию.

КОШАТНИЦА. Алло… полиция? Говорит мисс Уэзерс из вудмерского Оздоровительного центра… Извините, сержант, что беспокою в такое время, но только что меня уговаривал открыть дверь молодой человек. Сказал, что у него случилась авария и его друг,., да–да, истекает кровью. Мне тоже, знаете, все это показалось очень похожим на то, о чем говорилось в утренних газетах в связи с налетом на дом этого писателя… Когда? Да минуты три назад… А может, не надо? Они уже наверняка уехали… Ну, что ж, вам виднее. Спасибо сержант. (Кладет трубку.}

В комнату спрыгивает АЛЕК. Он в маске.

АЛЕК. Хелло, крошка. Не ждала? А знаешь, этот брифинг через замочную скважину разбередил мне душу.

КОШАТНИЦА. Кто вы такой? Какого черта вам здесь надо?

АЛЕК. Тихо, бэби. Зачем нам этот хипеш?

КОШАТНИЦА. Послушай, как там тебя, убирайся лучше подобру–поздорову…

АЛЕК направляется к ней, перебрасывая из левой руки в правую трость.

Что вам от меня нужно?!

АЛЕК. Понимаете, я принимаю участие в международном конкурсе "Кто быстрее распродаст порнуху".

КОШАТНИЦА. Подонок! Мразь! Не смей подходить ко мне., не… Помогите! Кто‑нибудь!

Затемнение. Звук полицейской сирены.

АЛЕК (выбегает на улицу].Хиляем! (ТИМ бьет АЛЕКА бутылкой по голове, тот падает, ТИМ с ДЖОРДЖИ разбегаются.)Не вижу! Я ничего не вижу!

Зонг.

Кто в дыму огня, кто в волне морской, кто средь бела дня, кто в кромешной тьме, кто отринув страх, кто дрожа как лист, кто с легким сердцем, кто в мучениях…

Прислушайся: кто призывает на помощь?

Кто, открывши газ, кто, приняв снотворное, кто от любви, кто от ревности, кто, бритвой полоснув, кто, дернувшись в петле, кто, пресытившись, кто от голода… Прислушайся: кто призывает на помощь? (Леонард Коэн. Кто призывает на помощь?)

Затемнение.

Ночь. Полицейский участок.

АЛЕК. Мы зря теряем время, о, мои братья… Я начну спич только в присутствии моего адвоката. Колите фраеров, а я закон знаю.

ИНСПЕКТОР. Объясни‑ка, Том, нашему другу Алеку, что мы тоже знаем закон и даже применяем его, когда есть на ком.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ враскачку подходит к арестованному, у которого переносица заклеена кровавым пластырем.

ТОМ. Кто это тебя так, Алек–бой? Красоту попортили. (Грубо притягивает его за шею.)Так кто же это так расстарался? (Надавливает пальцем на переносицу.}А это тебе, малыш, за кошатницу. (Сбивает Алека с ног.}

ИНСПЕКТОР. Том, произнеси спич перед нашим возлюбленным братом.

Начинается профессиональное избиение. Открывается дверь, входит ДЕЛТОЙД.

ИНСПЕКТОР. А, мистер Делтойд! Вот он, ваш подопечный. Полюбуйтесь, как его собственные дружки отделали.

ДЕЛТОЙД. Хорош!

ТОМ. Одно слово – звери.

ИНСПЕКТОР. Закон джунглей: ты или тебя!

ДЕЛТОЙД. Доигрался?

АЛЕК. Я тут ни при чем, сэр, скажите им. Это была не моя идея.

ИНСПЕКТОР. Красиво поет.

АЛЕК. Правда, сэр. Я говорил им – лажа, а Джорджи–бои – верняк, большие бабки. Я чистый, о, мои братья!

ДЕЛТОЙД. Ты убийца, Алек. Убийца, понял?

АЛЕК. Я ее просто толкнул…

ДЕЛТОЙД. Я из больницы. Она умерла, не приходя в сознание.

АЛЕК. На понт берете?

ТОМ (Делтойду).Да что с ним разговаривать, сэр! Сколько он вам крови попортил! Хотите, я его подержу?

ДЕЛТОЙД плюет АЛЕКУ в лицо. Затемнение. АЛЕК один в луче прожектора. Лицо его обрело нормальный вид.

АЛЕК (в зал).С этой минуты пошла непруха, о мои братья и сестры… За преднамеренное убийство вашего покорного слугу приговорили к 14 годам в птичьей клетке, среди всяких головорезов… Когда мои старики просекли, что пахнуло гнилухой, папуля малость припух, а мамуля заблажила: «Сыночек ты мой единственный!»

ГОЛОС. Встать!

АЛЕК вскакивает, руки по швам. Перед ним тюремный надзиратель.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Имя? АЛЕК. Александр Деларж.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Вы находитесь в окружной тюрьме Ее Величества. С этой минуты вы будете говорить "сэр" всем офицерам охраны. Имя?

АЛЕК. Александр Деларж, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Срок?

АЛЕК. Четырнадцать лет, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Состав преступления?

АЛЕК. Убийство, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. С этой минуты вы – номер 655321. Выверните карманы. (АЛЕК делает шаг к конторке?)Вы что, 655321, не видите на полу белой черты?

АЛЕК. Да, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. За белую черту не заступать!

АЛЕК. Слушаюсь, сэр. (Он вынужден тянуться к конторке, чтобы выложить содержимое карманов.}

НАДЗИРАТЕЛЬ (регистрируя, перечисляет предметы).Полплитки шоколада. Связка ключей на брелоке. Пачка сигарет. Две шариковые ручки – черная и красная. Расческа пластмассовая. Записная книжка в ледериновом переплете. Десятипенсовая монета. Наручные часы с металлическим браслетом. Всё?

АЛЕК. Да, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Поставьте здесь свою подпись. Шоколад и сигареты не возвращаются. Разденьтесь.

АЛЕК, раздеваясь, передает Надзирателю вещи, которые тот приходует, одновременно задавая вопросы.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Куртка кожаная. Ранее срок отбывали? АЛЕК. Условно, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Сорочка фланелевая. Вероисповедание? АЛЕК. Протестант, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Армейские ботинки с металлическими подковками. Цвет волос?

АЛЕК. Русые, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Носки полушерстяные. Глаза?

АЛЕК. Голубые, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Припадки эпилепсии? Слабоумие?

АЛЕК. Нет, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Вставные зубы? Протезы? АЛЕК. Нет, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Брюки кожаные. Гомосексуальные наклонности? АЛЕК (улыбаясь}.Нет, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Плавки хлопчатобумажные. Венерические заболевания? Вши? АЛЕК. Нет, сэр.

НАДЗИРАТЕЛЬ. В душевую! АЛЕК. Слушаюсь, сэр.

Затемнение.

Тюремная библиотека, АЛЕК делает вид, будто штудирует Библию.

АЛЕК (заключенным).Чего шары выкатили? Дерьмо собачье. Вам сказано: псалом 39, вот и шуруйте. А–а, заело, что я перед капелланом шестерю? Так я, может, завтра увижу солнышко, а ты так и подохнешь в этой клетке. (Читает.)«И были слезы Его как капли крови, падающие на землю…» (Закрывает глаза, блаженная улыбка.)Единственное, что я люблю в этой поповской нуде, это про страсти Господни. Как его били плетьми, плевали ему в лицо и насаживали терновый венец на черепушку. Я даже вижу, как я вместе с этой римской солдатней загоняю ему гвозди в ладони… А еще клево, когда они балдеют со всеми своими женами и наложницами.

Библиотека превращается в роскошную опочивальню из «Тысячи и одной ночи». АЛЕК возлежит под балдахином. Его ласкают и обмахивают опахалами, ему чешут пятки, подносят вина и яства. Зонг.

Там солнце светит круглый год,

дождя и снега нету,

там бутерброд в полях растет,

а на кустах монеты. Влезай в любые поезда, в товарный или в скорый, и зайцем поезжай туда, где Сахарные Горы.

Цветет там сигаретный сад, в фонтанах плещет лимонад, жратвы там полон город, и все купаются в вине в той благодатной стороне, где Сахарные Горы. (Народная. Сахарные Горы)

Но вот все куда‑то отступило. К Алеку тихо подошел КАПЕЛЛАН.

КАПЕЛЛАН. И если правый глаз искушает тебя, вырви его и брось от себя.

АЛЕК (ему в тон).Ибо даже тот, кто согрешил в мыслях своих, нечист перед Господом.

КАПЕЛЛАН. Очень хорошо, сын мой.

АЛЕК. Я стараюсь, святой отец.

КАПЕЛЛАН. Воистину так.

АЛЕК. Разве я нарушил хоть раз внутренний режим?

КАПЕЛЛАН. Нет, сын мой, но почему ты спрашиваешь? Что‑нибудь беспокоит тебя?

АЛЕК. Я все время думаю, святой отец, об этом новом методе лечения, после которого ты становишься хорошим человеком, и тебя сразу выпускают из тюрьмы.

КАПЕЛЛАН. Кто тебе сказал об этом?

АЛЕК. Я слышал разговор двух надзирателей. А вообще, слухи об этом давно ходят. Я бы хотел пройти такое лечение, святой отец.

КАПЕЛЛАН. Но это все пока на стадии экспериментов. Говорят, губернатор

высказался категорически против. Насколько я понимаю, этот метод представляет серьезную опасность для здоровья.

АЛЕК. Мне все равно, святой отец. Для меня главное – исправиться. Раз и навсегда. За этот год, что я провел здесь, я многое осознал. Я хочу быть добрым христианином.

КАПЕЛЛАН. Еще вопрос, делает ли «метод Лодовико» человека добрым. Доброта вызревает в каждом из нас естественно, сын мой, как семя на плодородной почве. И этот путь, путь добра, человек должен избрать сам, понимаешь? Если лишить его выбора, он перестает быть человеком.

АЛЕК. Но ведь я…

КАПЕЛЛАН. Наберись терпения, мой мальчик. Уповай на Господа нашего Христа.

АЛЕК (в тон ему).Смирись, и покой снизойдет на Душу твою…

КАПЕЛЛАН. Аминь.

Затемнение.

На помосте высвечивается МИНИСТР внутренних дел (тот лее актер, что играет Писателя). Сейчас МИНИСТР произнесет речь перед избирателями.

МИНИСТР. Леди и джентльмены! Правительство и меня, в частности, нередко критикуют за несовершенство нашей пенитенциарной системы, и это правильно. Когда в камере содержится по пять человек, о каком исправлении зла можно говорить? Посадите вместе двух преступников, и вот вам уже организованная преступность. Вместо наказания – новые преступления. Нет, мы больше не можем мириться с таким положением дел. Скоро нам политических заключенных некуда будет девать. Где же выход, спросите вы меня? Хватит заниматься перевоспитанием. Уголовные элементы должны проходить ускоренный курс коррекции сознания. Я бы сказал – жесткой коррекции, ибо, не будем забывать, речь идет о тех, кто бросил вызов здоровому обществу. Убить в них криминальные наклонности, и мы покончим с преступностью в самом зародыше.

Жидкие хлопки в зале. Кто‑то неодобрительно свистит.

Да, покончим! Таков новый курс правительства, и он уже начинает приносить свои плоды. Мы добьемся того, что вчерашние преступники станут на страже закона! И обрушат справедливый кулак возмездия на своих бывших сообщников! Что касается оппозиции, то со времени последних выборов она не смогла предложить ничего конструктивного для решения этой проблемы. Ни–че–го, кроме оголтелого негативизма и расплывчатых обещаний.

Второй луч освещает АЛЕКА. Он преувеличенно громко аплодирует Министру.

АЛЕК (в зал).Через неделю после разговора с капелланом, о, мои братья и сестры, меня перевели в эту богадельню, где втихаря испытывали на честных тружениках вроде меня этот самый «метод Лодовико».

При слову «втихаря» МИНИСТР озирается – нет ли свидетелей. Затемнение. Зон?.

Пальцы и голова, пять пальцев, пять пальцев спорят день и ночь, дружбы прежней нет… Строить или разрушать? Злу помочь или помешать? Спор этот, друг, тебе решать: подумай и дай ответ! (Юэн Маккол. Пять пальцев.)