Текст книги "Быть Мад"

Автор книги: Энни Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Его слова вернули меня к плану, и я привстала.

– Ох, я… Как раз зашла, чтобы переодеться перед походом туда… Я увольняюсь.

Мне так понравилось звучание этих слов, что я даже улыбнулась.

Дядя Том был шокирован.

– Мэдди, милая, зачем так резко реагировать. Все в прошлом. Ты можешь жить и работать, как раньше, ведь именно для этого от тебя все скрывали – чтобы твоя жизнь была обычной, нормальной…

– Погоди, погоди, – перебила я. – О чем ты говоришь? Я ухожу с работы не из-за нервного срыва. Мне просто незачем работать!

Он выглядел озадаченным.

– Почему?

– Вот черт… Ты не знал…

– Мэдди, да что происходит? – он начал всерьез волноваться.

Я собралась с духом и максимально спокойно произнесла:

– Родители оставили мне приличное наследство, и все эти годы на мое содержание Зоуи ежемесячно получала…

Дядя Том резко переменился в лице, и я догадалась почему. Нет, в нем не было моих сожалений об упущенных возможностях купить в начальных классах игровую приставку или самый большой домик для Барби, не было печали о жизни в маленьком доме. Зоуи ему врала больше двадцати лет.

– Так вот почему контракт, – пробормотал он, чуть шевеля губами.

Он, большой, сильный мужчина, как-то весь поник, съежился, стал меньше в несколько раз. Я почувствовала себя крайне беспомощной и совершенно не представляла, что можно для него сделать. Ужасно не хотелось оставлять его одного и уходить.

Я подошла к нему и обняла сзади за шею, свободной рукой набирая сообщение Джей Си с просьбой приехать. В любой непонятной ситуации нужно обращаться к Джей Си.

Я не особенно надеялась на ответ в такую рань по его, барменским, меркам, особенно после вечерней смены. Но он на удивление быстро ответил, что приедет. Я не утешала, но слушала дядю Тома, который разразился обиженным потоком сознания на тему любви и доверия. Он не дал мне и рта раскрыть, когда я попыталась сказать, что ему не стоит горевать и что мы теперь можем быть свободны и счастливы. Слава всем богам, что я этого не сказала, потому что нельзя человеку, оплакивающему погибшую собаку, немедленно предлагать завязывать со скорбью и завести себе новую.

Джей Си прибыл вовремя: разговор выруливал на интимную колею взаимоотношений людей, с которыми я всю жизнь прожила. Мой друг предусмотрительно захватил с собой ром и бурбон, потому что дядя Том в редкие дни спиртного признавал только эти напитки.

Я оставила их одних, плавно передав рыдающего мужчину в заботливые руки Джей Си.

20 июля 1996 года

Как же я благодарна Господу за то, что он даровал мне голос. Я могу хоть как-то порадовать ее, когда Грегори играет для нас. Тогда я снова становлюсь собой. Пою до разрыва моего сердца. Умираю и оживаю с каждой нотой. Только Грегори знает, как глубоко это можно чувствовать.

Грегори… Постоянно смотрит, как побитая собака, стоит нам остаться наедине. Нужно попросить его перестать давить на меня своим немым осуждением. Может, я все только придумала? Ведь это была его идея устроить импровизированный концерт: он знал, что порадует меня. Наверное, я слишком строга к нему.

Пати хочет, чтобы я больше времени проводила с Мад. Проводила с Мад. Проводила, проводила с Мад. Пати все время мало, все не так. Мы все должны чувствовать себя бесконечно обязанными и вечно виноватыми, потому что она такая замечательная и несчастная рядом с нами, живет и мучается каждый день, но не уходит, «потому что любит». Ее попытки найти любой повод провести время рядом с Эдвардом иногда смешны, а иногда откровенно раздражают. Можно ли быть более жалкой?

Я сижу на безлюдном пляже и пишу эти строки, пока моя дочь, кажется, ест песок. На самом деле, она что-то строит, но я не вижу отсюда, и, будем честны, мне это совершенно неинтересно. Приятно, что на прогулке я могу послушать море и сделать пару снимков. Мад не мешает, стоит отдать ей должное. Говорят, что даже при слабо выраженном материнском инстинкте, он достигает нормы к третьему году жизни ребенка. Так что жду с минуты на минуту.

Мне страшно не хватает Эдварда. Он все время в доме, с нами, но эти люди рвут его на части, и мне порой кажется, что у него не остается сил для меня. Когда он обнимает меня ночью, я хочу проникнуть через его кожу внутрь и остаться там навсегда и в то же время хочу спрятать его в себе, укрыть, чтобы остались только мы двое.

Глава 6

Кажется, настало время рассказать о Джей Си. Наверное, может показаться странным, что в самых важных ситуациях я обращалась в первую очередь не к жениху, а к какому-то другому парню. Но Джей Си – не какой-то. Он больше, чем друг.

Мы познакомились в университете в первый день занятий. Я сидела за первой партой. Не потому что я была из отличниц и всегда проявляла инициативу. Дело в том, что новое место и новые люди пугали меня настолько сильно, что я предпочла иметь в поле зрения только одного из них, самого старшего и, возможно, менее предвзято настроенного по отношению ко мне – преподавателя.

Я читала роман, когда на стул рядом упал рюкзак Джей Си. Сам он выглядел уверенно и круто в рваных джинсах, кожаной куртке с колючими металлическими штуками на ней, с длинными волосами, небрежно растрепанными, что я тут же уткнулась в книгу, перестав воспринимать в ней текст.

Он не спрашивал, можно ли ему присесть, не занято ли, не возражаю ли я. Просто сел рядом. Потом он сказал, что сел за первую парту, потому что было лень идти дальше.

Мы стали сидеть вместе на всех парах, но очень долго не общались друг с другом дальше приветствий. На переменах Джей Си почти всегда где-то пропадал, а после занятий сразу уходил. Так продолжалось, пока он не увидел меня со скетчбуком и не поинтересовался, что я рисую. В тот день мы проговорили, наверное, часов восемь. Никогда мне не было так легко говорить с ровесником. Тем более с парнем. У нас на удивление оказалось немало общего.

Джей Си тоже был с сиротой, но со своей теткой они ладили прекрасно. Дружить с Джей Си вообще очень легко: нужно не осуждать его поступки и не препятствовать начинаниям. Тетка справлялась.

Родители его тоже погибли в автомобильной аварии. Надеюсь, что тут обойдется без сюрпризов. Хотя Джей Си мог бесконечно придумывать альтернативные варианты: автокатастрофа казалась ему слишком скучной. И рисовал много на эту тему.

Джей Си рисовал комиксы, персонажей, логотипы, игры. В его творчестве ощущалась бренность существования, каждый рисунок был пронизан черным юмором, тонной сарказма, откровенным сексом в женских образах и брутальностью в мужских. Я со своими мультяшными и понятными героями, романтичными барышнями или строгими солдатами казалась на его фоне простой, как фонарный столб. Мы помогали друг другу шлифовать нюансы техники, делились секретами изображения и были первыми и самыми честными критиками. Я всегда точно знала, что Джей Си не станет меня жалеть, но и хвалить на пустом месте не будет, и отвечала ему тем же.

Мы оба любили рок-музыку, и, хотя я выбирала более мягкие композиции, нам удавалось друг друга радовать новинками или раритетными находками. По внешнему виду Джей Си его музыкальные предпочтения читались без вариантов: свой шкаф он легко мог бы превратить в магазин футболок-мерчей рок-исполнителей. Тяжелые ботинки и потертые кожаные куртки, которые он носил почти круглый год, дополняли его образ. И, конечно, мотоцикл.

Мотоцикл он купил практически одновременно с баром, четыре года назад, когда получил в наследство дом родителей. Сентиментальностью он не отличался, поэтому быстро расстался с самой малой родиной, а на вырученные от продажи деньги купил мотоцикл и брошенное кафе-мороженое, которое превратил в бар.

Я помнила это кафе из детства, его веранду со столиками на кривых металлических ногах. Когда его закрыли, здание напоминало локацию для компьютерной игры про постапокалипсис. В нашем городе хватает таких зомби-построек, их сносят и возводят новые офисы или магазины. Но Джей Си как всегда совершил невозможное.

Начиная от стен и заканчивая светильниками в туалете, все было сделано полностью и частично руками моего друга. Он расписал все стены, составил меню из авторских напитков и блюд. Джей Си создал в баре пространство без предрассудков, без давления, но с самовыражением и свободой. Будь его душа баром, она бы выглядела именно так.

Насколько трепетно, внимательно и щепетильно он относился к бару, настолько же равнодушным он был к собственному комфорту, что наглядно демонстрировала его комната, одновременно служившая и рабочим кабинетом, и спальней, и гостиной, и гардеробом, и спортзалом. Имея возможность снять или купить жилье, Джей Си не планировал этого делать. Я не знала человека, живущего в большей гармонии с собой, чем он. Втайне я завидовала этой свободе.

Верила ли я в дружбу между мужчиной и женщиной? Я в нее не верю до сих пор. Приятельствовать мужчина и женщина могут, но дружить – едва ли. Нас с Джей Си я считала исключением.

Наверное, я совру, если скажу, что не влюбилась в него в самом начале, что не писала о нем стихи, не изучала его лицо и фигуру, чтобы тайком рисовать. Признаюсь, я совсем чуть-чуть увлекалась им, когда он купил и отделал бар, сел на байк, модно подстригся и снял куртку на работе, демонстрируя отличную фигуру. Но меня быстро отпустило. Сказать, что мы были друзьями – ничего не сказать. Я любила Джей Си, а Джей Си любил меня. Не как брат и сестра, не как любовники, а настоящей любовью личности к личности, которая прошла бы только в том случае, если бы мы перестали быть собой.

Джей Си часто говорил, что рано или поздно так и произойдет. Что пока мы молоды, мы полны романтических идеалов, которые наверняка покажутся нам смешными лет через 15-20. Если мы останемся прежними, тогда станем смешны. Я обычно во время таких разговоров закрывала уши и начинала громко напевать «ла-ла-ла-ла». Да, мне свойственна позиция страуса в важных вещах. Но совершенно невыносимо было представить, как можно жить без Джей Си. Как можно потерять то важное, необходимое, что возникло между нами? Он стал частью моей жизни настолько же естественной, насколько я сама.

Думала ли я, что Джей Си испытывает ко мне романтические чувства? Наверное, каждый, кто знал нас обоих, спрашивал меня об этом. Я всегда отвечала “нет”, и никто мне не верил. Так тяжело допустить, что можно хотеть общаться с человеком, не выходя за рамки общепринятого развития событий! Мы и спали вместе в одной комнате, и могли обнять друг друга, но больше дружеской близости между нами действительно ничего не происходило.

Натан говорил, что я “держала на крючке” Джей Си: вроде и не сближалась с ним, но и не уходила далеко. Осуждал меня и говорил, что это неправильно и некрасиво. Но я на самом деле не видела в отношении Джей Си ко мне ничего, кроме дружбы и искренней поддержки без намека на физическую близость.

В конце концов, мы дружили уже 7 лет, если бы он хотел чего-то еще, мог бы и сказать, верно?

Несмотря на то, что Зоуи называла Джей Си моим “женишком”, он регулярно встречался с другими девушками. У нас не существовало запрета на обсуждение личной жизни. Если я хотела услышать саркастические выпады в сторону Натана, нужно было только упомянуть его при Джей Си. А вот сам он не ждал, пока я спрошу его об очередной подружке, – все выдавал сам.

Девчонкам он нравился всегда. Высокий, красивый, дерзкий, смелый. Опасный отчасти, загадочный. Как иначе? Так как мы почти всегда были вместе на университетских занятиях, но не между ними, девчонки быстро поняли, что меня можно использовать в качестве посредника: обычно мне приходилось говорить Джей Си, какой из красоток он в очередной раз понравился. В конце концов девицы разбаловали его настолько, что он мог себе позволить два свидания в день. А когда он купил мотоцикл и бар, клянусь, среди моих знакомых ему не было равных по популярности у женского пола. Девушки осаждали стойку в его смены все время, и даже самые требовательные не брезговали матрасом на полу в его комнате. Не знаю, имелся ли лимит у его тестостерона, но хватало его на наш небольшой городок с лихвой.

При всем этом я не называла Джей Си бабником. Он крайне редко первым проявлял интерес к кому-нибудь, а девушки дали ему понять, что стараться особенно не требуется. Тем не менее большой опыт общения с ними научил его очень хорошо понимать женщин, уметь с ними разговаривать и в конечном счете – нравиться им еще больше.

Я периодически спрашивала Джей Си, почему он не задерживался ни с одной из своих подружек дольше месяца. Он всегда отвечал, что даже самые милые девушки молниеносно преображались, как только получали намек на моногамные права: становились занудными, требовательными, капризными, а проще говоря, скучными. Угодить ему было непросто, репутация за ним закрепилась ненадежная, что не мешало новым жертвам лететь в бар на пламя его обаяния.

Меня его девчонки, конечно, ненавидели. Некоторые тихо, некоторые – в открытую. Отдельные особи считали меня его сестрой, а, узнав правду, проникались удвоенной антипатией. Со временем я научилась не замечать лиц женского пола рядом с Джей Си: так спокойнее.

Отношения между ним и Натаном напоминали состояние холодной войны. Они, словно магниты одной полярности, отталкивались друг от друга, если им случалось сближаться. Когда мы с Натаном начали встречаться, я почти сразу рассказала о Джей Си. Невозможно говорить обо мне и не упомянуть Джей Си. Натан решил, что мой университетский приятель такой же серенький, как и я, поэтому смотрел на нашу дружбу сквозь пальцы. Но как только они встретились, все в моем друге стало Натана раздражать.

Натан считал, что Джей Си легкомысленный, незрелый, что, общаясь с ним, я теряю впустую время, а проводя его в баре – порчу свою репутацию. Джей Си же считал, что Натан скучный, ограниченный и, конечно, совершенно не подходящий мне. Если по первым пунктам я могла бы с Джей Си согласиться, последний всегда оспаривала. Натан был не из тех людей, которые открывают новые химические элементы или расписывают Сикстинскую капеллу. Но именно поэтому я считала его подходящим.

В любой непонятной ситуации следовало звонить Джей Си. Когда вся моя жизнь встала с ног на голову, я это и сделала. Я знала, что Джей Си всегда поддержит меня.

***

Уволилась я быстро. В издательстве все оформили без особенных расспросов. Мне все еще было непросто поверить в то, что я больше не нуждалась в деньгах, поэтому уходила я, постелив немного страховочной соломки: договорилась, что в случае чего меня могли бы взять обратно.

Хотя дядя Том слезно уговаривал меня не уезжать, я все же собрала чемодан и в тот же день перетащила его в шкаф к Джей Си. Поспешность моего побега обусловилась прежде всего абсолютным нежеланием встречаться и разговаривать с Зоуи. Я не могла заставить себя посмотреть ей в глаза.

С Натаном мы почти не общались. Я коротко отвечала на его редкие сообщения, которые, если вдаваться в их глубинный смысл, имели целью узнать, когда я стану такой, как раньше, закончу заниматься собой и снова займусь им. Наследство стало для меня манной небесной, чудесным поводом уехать от подготовки к свадьбе в счастливое, как это ни парадоксально, расследование смерти родителей. Я все еще не говорила ему ни о наследстве, ни о новых обстоятельствах смерти моей семьи.

В тот же день я связалась с адвокатом, и мы оформили передачу денег, некоторых маминых вещей и договорились о показе и передаче дома.

Я сознательно избегала мыслей об убийстве, но это оказалось так же сложно, как в городе избежать своего отражения в сотнях блестящих поверхностей. На третий день Джей Си удалось усадить меня за стол в кафе, где мы часто любили перекусывать, и задать мне вопрос, от которого я скрывалась:

– Что думаешь делать с этой загадочной историей, Мэдди?

Он не спросил, что я собираюсь делать теперь, какие у меня планы – нет, задал вопрос в лоб.

Я тяжело вздохнула, ненадолго закрыла глаза. Он не торопил.

– Я в смятении, – выдохнула я наконец. – Я хочу узнать всю правду. С подробностями, что, кто и когда сказал и сделал, каждый шаг.

– Я тоже не стал бы доверять газетам, они делают тираж, а не правду. Что там случилось на самом деле знает только тот, кто был там.

– Именно! Судя по всему, в доме тогда, помимо родителей, было еще трое гостей: Маделин Дан, мой дядя Грегори, брат мамы, и Гай Моррис, дизайнер, друг отца…

Джей Си слегка улыбнулся.

– Невероятно, что такие знаменитости имеют непосредственное отношение к тебе, к нам… Они знают о твоих близких больше, чем, возможно, ты сама…

Я не стала говорить Джей Си, как больно мне было узнать, что много лет я жила во лжи, старалась не подавать вида. Однако интуиция мне подсказывала, что он и так все понимал.

Джей Си продолжал:

– Маделин Дан… Вау… – он шлепнул себя ладонью по лбу, показывая, как его это впечатлило. – Можешь в это поверить, Мэдди? Твои родители в одном доме с Маделин Дан! И этот дом теперь только твой! В голове не укладывается…

– У меня тоже. Я ведь фанатела от нее безумно. Может, и рисовать начала из-за нее. А теперь… Представь, если бы все сложилось как-то иначе, она могла бы быть моей мачехой.

Джей Си с сомнением посмотрел на меня:

– Думаешь, у нее с твоим отцом действительно был роман?

Я пожала плечами.

– Даже не знаю. Похоже, пресса была в этом уверена, и, кажется, это никто не оспаривал. Вот бы знать наверняка…

– А ты спроси, – перебил Джей Си.

Я усмехнулась.

– Кого спросить? Маделин Дан? – я картинно поменяла позу и поднесла руку к уху, будто держу телефонную трубку. – Алло, мисс Дан?.. Да, неважно, кто я, один вопрос: спали вы с Эдвардом Стоуном двадцать с лишним лет назад?.. Что? Куда мне пойти? – я положила невидимую трубку на стол и скептически посмотрела на Джей Си.

Он закатил глаза.

– Вот вечно ты ищешь преграды вместо возможностей.

– Вычеркни эту фразу из списка “Слова поддержки”.

– Разумеется, так никто и ничего тебе не расскажет. Но ведь есть и другие способы узнать то, что тебе нужно. Как проводят журналистские расследования? Или работают частные детективы?

Я вопросительно посмотрела на него. Джей Си улыбнулся.

– Придется соврать.

Глава 7

Элизабет Беннет после первого предложения мистера Дарси отказала ему. Позже, путешествуя с родными, она увидела Пэмберли, его поместье, роскошный дом и сад, уходящие за горизонт поля и холмы, безупречно прекрасные. Экранизации говорят нам, что реакцией на это был слегка истеричный смех мисс Беннет.

Я прекрасно поняла героиню Джейн Остин, когда мы с помощником адвоката приехали к моему новому, точнее – к моему старому дому. Я даже примерно не представляла, что мне досталось, но и не задумывалась об этом по-настоящему: обстоятельства смерти родителей волновали меня гораздо больше. В конце концов, много ли вещей на свете действительно имеют значение, если твой отец убил твою маму?

Дом находился довольно далеко от ближайшего селения – небольшого городка Глабри, с фермами и крохотной церковью.

От Глабри к моим новым владениям вела заброшенная дорога. Первое, что я увидела, подъезжая к дому, был высокий кованый забор. Сквозь него я могла рассмотреть само здание.

Фасад дома смотрел прямо в сторону ворот, по бокам от дороги стелилась залитая светом трава. Само здание, бледно-желтое, походило на усадьбы конфедератов из книг, с колоннами перед главным входом. Дом имел простую прямоугольную в проекции форму. Он напоминал лимонный чизкейк, не отличающийся снаружи особым изыском.

– До моря рукой подать. Невероятно, правда? – с улыбкой сказал мой попутчик. Мужчине было около тридцати, но он нервничал в моем присутствии. Кажется, важнее дела ему еще не доверяли.

Я покивала головой, все еще не в состоянии давать вменяемые комментарии. Не подумайте, что меня так легко шокировать роскошью, вовсе нет. Но то, как изменилась моя жизнь за последнюю неделю, не могло на мне не сказаться.

Взволнованный мужчина вышел из машины перед воротами, набрал код, после чего достал из рюкзака связку огромных ключей и открыл ворота одним из них. После того, как мы въехали, он хотел закрыть их, но я сказала, что это может и подождать.

Вокруг царила тишина. В удивительно чистом воздухе пахло хвоей и цветами. В клумбах у самых стен тянулись вверх длинные стрелы неизвестных мне растений с ярко-желтыми пушистыми шапками цветов. Я никак не могла отделаться от впечатления, что брожу по территории старинного графского поместья.

– Осмотрите сад или сразу пойдем в дом, мисс?

Не знаю, почему, но я до последнего оттягивала встречу с домом. Чего я боялась? Призраков моих родителей? Мелового контура обведенного тела? Слишком богатого убранства, в котором я никогда не буду казаться своей? И тем более – казаться хозяйкой?

Обойдя дом слева, мы двинулись в сад. Наиболее подходящее слово для него – дендрарий. Тот, кто высаживал здесь когда-то деревья, казалось, не мог определиться, чего же он хочет? Лиственниц? Кедров? Яблонь? Лип? Особую страсть он, очевидно, питал к мачтовым соснам, потому что именно эти деревья росли сразу за домом и тянули в окна свои длинные лапы. Деревья стояли тесными рядами, и я немедленно отметила, что из-за этого солнце, по-видимому, никогда не проникает в окна. Запах здесь стоял такой, что у меня даже немного закружилась голова.

– Кислород, – заметил мой попутчик, – в городах такого не почувствовать.

Почти сразу за углом дома в сад уходила широкая дорожка. Она отделяла сосновых великанов от лиственных деревьев. Мы не прошли и нескольких шагов, как я увидела небольшую светлую постройку. Присмотревшись, я различила неоготическую башенку и растерянно пробормотала:

– Это что… церковь?

Мужчина принял извиняющийся вид: он стал нервно листать бумаги в своей папке. Наверное, сотрудничество нашей семьи с этой адвокатской конторой приносило последней солидный доход, и как только появилась новая хозяйка, от которой зависела пролонгация договора, степень ответственности за впечатление на первом этапе была особенно велика.

Мой спутник наконец справился с документами.

– Это часовня, мисс, – он сверился с папкой. – Прежняя хозяйка… Ваша мать, мисс, возвела ее практически сразу после свадьбы с вашим отцом. Часовня, разумеется, тоже ваша. Желаете посмотреть?

«Мама была так набожна, надо же… Еще одно доказательство, что религия – не панацея. Ни от чего. И доказательство того, что я ни черта не знаю о матери», – подумала я.

– Она открыта?

Мужчина обрадовался, что я не рассердилась, и с готовностью затряс гигантской ключницей.

Часовня пробивала себе место между теснивших ее деревьев и кустов, плотно и совершенно дико ее окруживших. Хорошо, что я была в удобной обуви и в джинсах, что помогло мне без особой осторожности добраться до двери. Костюм моего помощника несколько пострадал от веток малины, он тихонько ругался, догоняя меня.

Часовню не готовили к моему приезду так тщательно, как дом: на ступеньках приличным слоем лежали листья и веточки, а когда мы вошли внутрь, стены выдохнули на нас застоявшимся воздухом, сырым и, казалось, забродившим. Постройка была маленькая и, после уличного света, очень темная, как крохотный сарайчик, вытянутый вверх, с узкими длинными окошками под потолком, миниатюрным скромным алтарем и парой простых лавочек. Я остановилась сразу у входа, не в состоянии нарушить тишину следующим шагом.

Часовня на собственной территории. Строил ли их кто-то еще в 20 веке? Едва ли. Ей так нужно было место для общения с богом, что она создала этот маленький домик. Церковь в Глабри не годилась по каким-то причинам. Сколько она времени в нем проводила? Являлось ли желание общаться с богом настоящим, необходимым? Или того требовали обычаи? Или она построила место, где ей хотелось укрыться ото всех?

Было в нем что-то очень личное и не мое, что буквально вытолкнуло меня наружу. Как мало я знала о своих близких!

После удручающей прохлады часовни я почувствовала в свежем воздухе успокоительное тепло. Наверное, нервозность отразилась на моем лице, потому что мой спутник немедленно поинтересовался, не устала ли я и не нужен ли мне перерыв. К танцам вокруг меня за деньги я, наверное, никогда не привыкну. Я предложила продолжить осмотр.

Мы вместе вышли на главную дорожку и почти сразу увидели небольшое ответвление от нее, заканчивающееся красивой ротондой. Строгое светлое строение поразило меня. Было в нем что-то и роскошное, и одновременно естественное. Неужели я теперь могу жить в окружении таких красивых предметов? Пить кофе на лавочке и рисовать. Неужели это все мое?

Мужчина довел меня до ротонды и дал возможность побродить внутри и вокруг нее одной, пока он стоял неподалеку и сверялся с картой. Мне здесь определенно нравилось.

Внутри были устроены уютные и обложенные разноцветными подушками лавочки, в центре стоял столик-трансформер.

– К вашему приезду, мисс, мы постарались воссоздать все в первозданном виде. Надеемся, что вам понравится.

Я начала понимать, почему к такому важному клиенту, как я, приставили такого сотрудника, как он. Думаю, мой адвокат решил, что мне будет комфортнее общаться с молодым сотрудником, что с ним я буду чувствовать себя увереннее. Во всяком случае так и было: он нервничал настолько, что я успокоилась и захотела поддержать его.

Мы шли по дорожке довольно долго. Я подумала, что нужно будет нанять кого-то, чтобы привести это место в порядок, создать карту со всеми тропинками и тупичками на ней.

Минут через 15 я услышала его из-за плотной стены деревьев. Море. Я редко видела его, а теперь у меня был собственный пляж! Я непроизвольно ускорила шаг.

Оно набросилось на меня в один момент, вместе со слепящим солнцем, сияющее, блестящее. Любимое. Мое. Я остановилась, села на мелкий серебристый песок и уставилась вперед. Я была счастлива. Я не могла оторвать глаз от воды, от однообразного, мерного, как звук четок, но каждый раз нового стука волны о берег. У меня в горле встал ком, а из глаз полились слезы.

Если бы меня в тот момент спросили, о чем я плачу, я бы не ответила. Мне было и радостно за себя, и обидно. Я как будто все время могла летать, имела крылья, но не использовала их, потому что не знала о них. Я думала о том, что все скрылось так глубоко в глубинах моей памяти, что даже вид маленькой лагуны не пробудил во мне воспоминаний. Как могло здесь произойти убийство?! Слезы счастья, растерянности, страха и одиночества катились совершенно бессознательно.

Я успокоилась, вытерла глаза и вернулась к своему спутнику, который, судя по его хаотичным движениям между деревьев, пытался поймать мобильный интернет, держа телефон на вытянутой руке и напряженно вглядываясь в экран.

– Не работает? – спросила я.

Он суетливо спрятал телефон в карман, но тут же смущенно улыбнулся.

– Да, со связью тут могут быть проблемы, мисс. Но все можно будет со временем решить.

Я махнула рукой, показывая, что это сейчас совсем неважно, и мы вместе двинулись в сторону дома.

На обратном пути сад открывался с другой стороны: тени ложились густо, пространство словно походило на сказочную чащу, из которой не стоило ждать ничего хорошего. Мы шли, казалось, дольше, чем к морю, и я уже стала думать, что мы заблудились, как вдруг перед нами вырос дом. Я и ждала его, и испугалась, увидев. Мысль о том, что убийство случилось именно в нем, беззвучно точила меня изнутри. Чем дольше я оттягивала с ним знакомство, тем большими демонами заселяло его мое воображение.

Солнце уже клонилось к закату, на площадке за колоннами стало темно. Адвокат достал связку ключей. Перед тем как открыть дверь, он набрал в телефоне какие-то коды, потом что-то нажал у двери, после чего вставил ключ и открыл дверь. Он распахнул ее передо мной, пропуская вперед.

Я осознала, что дальше должна пойти одна, и попросила у адвоката ключи. Он отдал мне их с кодами от входной двери и, протянув руку внутрь, ввел цифры на внутренней стороне стены. Я поблагодарила его, мы попрощались, и он уехал, рассказав прежде, как вызвать такси из Глабри. Подождав, пока шум мотора утихнет, я вошла и закрыла за собой дверь.