Текст книги "Шотландская сказка"

Автор книги: Энн Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Серые, холодные волны набегают на берег. Линия горизонта утонула в промежутке между небом и океаном. Скалистый остров, со всех сторон обдуваемый ветрами, смотрит на Свонн тысячей глаз-камней. Ей холодно. Она не может согреться, потому что на ней нет ничего, кроме легкого летнего платьица, синего в белый горошек, которое она носила когда-то в детстве. Свонн пытается обхватить свое тело руками, чтобы хоть как-то согреть себя, удержать в себе тепло, которое выдувает из нее каждый порыв ветра.

Надеясь на то, что в глубине острова будет теплее, Свонн бежит от берега, оставляя за спиной пепельные волны. Но впереди лишь скалы, скалы, серые камни и снова скалы… И только где-то вдали, между стенами отвесных скал, виднеется голубой клочок озера. Но дойдет ли до него Свонн? Ей так холодно и страшно на этом одиноком каменном островке, со всех сторон окруженном безбрежной сталью океана… Порывы ветра усиливаются, треплют легкое платьице Свонн, готовы разорвать его на кусочки. Свонн кричит, но ее крики утопают в грохоте ветра и волн, бьющих о прибрежные скалы. Зачем она кричит? Ее все равно никто не услышит в этом Богом забытом месте… Неужели этот страшный остров станет ей могилой?

Свонн делает последнее усилие и деревянными от холода ногами пытается сделать несколько шагов. Но ветер сильнее – он плюет ей в лицо ледяным воздухом, заполняет разверзнутый криком рот, сбивает с ног. Он встает перед Свонн невидимой стеной, о которую разбивается ее последняя надежда спасти себя, добраться до тепла, если таковое вообще существует на этом проклятом острове. Свонн падает. Она опускает голову и видит под своими посиневшими от холода коленями не землю, нет, а прожорливую бездну, возникшую неведомо откуда и распростертую на много миль вперед. Это бездна, которую открыл для Свонн ветер, и теперь он дует ей в спину, подталкивая ее, стоящую на коленях, в страшную пропасть. Свонн цепляется пальцами за тот обрывок земли, который все еще находится под ней. Пытается отползти от пропасти, но ветер неумолимо гонит ее вниз. Еще миллиметр – и Свонн упадет… Но вдруг в ответ на ее крики она слышит голос, зовущий ее по имени. Обрадованная неожиданной подмогой, она поворачивается и видит чье-то лицо… И в тот же миг срывается вниз…

Дженнет Свидлхэм ахнула и всплеснула руками. Так она и знала – добром похождения Свонн не кончатся, влипнет она по самые уши, если Уллин Макферн хотя бы заподозрит неладное. Так и вышло.

– Даррен, – обратилась она к жене Джона, того самого, которому выпала участь сторожить Свонн, – как же это вышло? Чувствовала я, что беда близка… Наш-то с самого утра ходит злой, как вепрь… Ни слова не говорит – все молчит… Но такого не ожидала.

– Не знаю, как, – пожала плечами расстроенная Даррен. – Знаю только, что наш вчера вернулся тайком – никто его не видел – и караулил Свонн до самого ее возвращения. Потом они долго ссорились у черного входа, а после наш позвал Джона и приказал ему запереть Свонн в комнате до самой свадьбы. Джон отказался, а наш пригрозил, что оставит его без работы. Тут Свонн, дай Бог ей здоровьичка, подмигнула Джону – дескать, не лезь на рожон. Тот ее и запер.

– Надо бы к ней зайти, – задумчиво произнесла Дженнет.

– Надо, – Подтвердила Даррен. – Только когда нашего не будет. Джон тебя пропустит. Наш-то строго наказал никого к ней не впускать и ее не выпускать. Бедняжка даже по нужде должна теперь ходить с провожатым…

– Кошмар-то какой! – всплеснула руками Дженнет. – Да, не ожидала я, что Уллин Макферн дойдет до того, что дочь родную запрет, как пленницу какую…

– Ш-ш-ш! – прошипела Даррен и приложила палец к губам. – У нашего слух, как у зверя.

– Пусть слышит! – возмутилась Дженнет. – Я и сама к нему пойду и скажу… Я с детства Свонн вместо матери. Как ее родная-то померла, царствие ей небесное, так я со Свонн и вожусь. Что я, права, что ли, не имею, заступиться за свою девочку?

– Так-то оно так, – закивала головой Даррен. – Только не ходи к нему сейчас. Злой он, как черт, сама же видела… Рассчитает ненароком. Он у нас вспыльчивый – с горячей головы все может учудить.

– Верно… Да уж больно я хочу сходить к моей бедняжке…

– Дождись его отъезда. Не век же он будет здесь сидеть… А там и свидишься. Слушай, – в зеленых глазах Даррен сверкнули огоньки любопытства, – а кто тот кавалер, за которого ей досталось?

Дженнет огляделась по сторонам, словно в кухонных шкафах могли затаиться лишние уши, и таинственно зашептала:

– Только одно тебе скажу: без роду, без племени – наш его и за человека не посчитает – и даже не шотландец…

– Да, туго девочке придется, – покачала головой Даррен. – Нашему только шотландца подавай. Да и то не всякого – только родовитого. Как молодой Коннен Лин.

– Сердцу не прикажешь… Древняя мудрость, но до чего верная. Так и Свонн – полюбила, и все тут. Что теперь поделаешь? Только за Конненом ей не бывать, помяни мое слово. Макферны народ упрямый. И Свонн упрямая – может, еще упрямее отца. Нашла коса на камень!

– Да уж…

В коридоре загрохотали тяжелые шаги Уллина. Женщины отпрянули друг от друга и испуганно разбежались в разные углы кухни. Не то чтобы слуги считали Уллина Макферна («нашего», как они называли его между собой) тираном и деспотом, просто все отлично знали его характер. Если Уллин был зол, что бывало редко, но страшно, на глаза ему никто старался не попадаться. «С горячей головы» Уллин мог сделать все, что угодно: перебить всю посуду, рассчитать виноватого, пусть и хорошего слугу (а потом сокрушаться, что ему нет замены), растоптать в саду розы, посаженные заботливой рукой садовника… В гневе Уллин был страшен, и об этом знали все. Если раньше его могла остановить Свонн, которую он все-таки слушал даже в таком состоянии, то теперь заступнице самой требовалась зашита…

Прислуга Уллина так и не смогла забыть тот день, когда их хозяину надерзил маляр, пришедший красить беседки в саду. Ссора началась на пустом месте: Уллин попросил выкрасить беседку в красный – он очень любил этот цвет, – а маляр заявил, что это будет выглядеть безвкусно, потому что и поместье, и, соответственно, сад выполнены в стиле, не слишком-то сочетающемся с красным цветом. В общем, маляру бы промолчать, а не выказывать свои дизайнерские таланты, и все бы обошлось. Но парень оказался нрава независимого и упрямого и полез в жаркий спор с самим Уллином Макферном, отпустив в адрес последнего несколько крепких словечек. Через несколько минут парнишка-маляр, перепуганный до смерти, мчался к воротам поместья с криками о помощи. А следом за ним, грохоча башмаками, мчался Уллин Макферн с дедовским ружьем, до сего дня спокойно висевшим на стене в гостиной. Слава Богу, парнишка успел выскочить в ворота, торопливо открытые садовником, иначе Уллин пристрелил бы его, как зайца. Раздосадованный тем, что «проходимец» удрал безнаказанно, Уллин отыгрался на краске, которую маляр с перепугу оставил: изрешетил все банки, стоявшие у беседки.

Однако такие моменты в жизни Уллина Макферна и его слуг случались нечасто. В спокойные времена Уллин представлял собой щедрого и уступчивого хозяина, с которым можно было договориться и даже пропустить вместе парочку стаканчиков виски. Джону он платил так хорошо, что слуги в других домах могли умереть от зависти, а Дженнет он просто обожал и называл ее своей любимицей. В большие праздники, вроде Рождества, вечера Бернса и Самхэйна (как по старинке он называл Хэллоуин), слуги сидели с хозяевами за одним столом и Уллин всегда делал им дорогие подарки. Но солнечные будни иногда омрачались сильными грозами, как случилось и в этот раз…

Закончив дела в кухне, куда, слава Богу, не добрался Уллин, Дженнет отправилась в сад, чтобы напомнить садовнику о том, что хозяин попросил высадить у ограды кусты белого шиповника.

Положение Дженнет в поместье Макфернов. было особенным: она не только занималась кухней, но и выступала в роли управляющей – смотрела, чтобы каждый слуга выполнял свою работу, раздавала указания и следила за их выполнением. Одному Богу известно, как она умудрялась справляться со всеми обязанностями, но в поместье всегда царил порядок и Уллин был очень доволен ее работой. Он разговаривал с ней, как с равной, и лишь изредка, когда его «кусала в голову ядовитая пчела» (так частенько шутили слуги по поводу его выходок), Дженнет становилась обычной прислугой, на которую можно было накричать и топнуть ногой.

Уллин знал, что между Дженнет и Свонн сложились очень теплые, доверительные отношения, чему он всегда только радовался, но именно это и настораживало Дженнет сейчас. Почему Уллин ни о чем не спросил ее, человека, близкого его дочери? Значит, подозревает, сделала вывод Дженнет. Подозревает, но не имеет доказательств. Свонн никогда, даже под пытками, не выдала бы свою няню, в этом Дженнет была уверена. Поэтому уже почти не сомневалась в том, что Уллин Макферн сам догадался о ее причастности к похождениям дочери и лишь таится до поры, ожидая, что служанка выдаст себя сама.

Блуждая в своих тревожных мыслях, Дженнет вышла в сад. Но до садовника она так и не дошла. По дорожке, выложенной камнем, к дому направлялся почтальон. Интуиция подсказала Дженнет, что почтальона ей стоит встретить самой, не дожидаясь, пока хозяин спустится за письмами. Подхватив длинную юбку, Дженнет побежала навстречу почтальону.

– Здравствуйте, Джейкоб, – широко улыбнулась хитрая служанка. – Давненько мы вас не видели.

– Да и писем вам давно не было, – улыбнулся в ответ почтальон. – Сегодня у меня три письма. – Он залез в сумку, перекинутую через плечо, и извлек на свет три конверта. – Два для Уллина Макферна и одно для Свонн Макферн.

– Для Свонн? – сразу же напряглась Дженнет.

– Да, – подтвердил Джейкоб, – для молодой хозяйки.

– Прекрасно, – просияла Дженнет, с трудом скрывая волнение, – давайте их мне. Я передам хозяевам.

– Да, но… – неожиданно заколебался почтальон. – Как быть с этим? – Он вытащил одно из трех писем и показал его Дженнет. – Здесь написано: «Лично в руки».

– Да, верно. – Служанка взглянула на письмо. Именно оно было адресовано Свонн. Сердце Дженнет бешено заколотилось. Ей во что бы то ни стало нужно отвоевать письмо у почтальона, чтобы Уллин до него не добрался. – Все верно. Это как раз письмо Свонн. Только хозяйка… Ей… э-э… нездоровится… Не хочется ее беспокоить. А хозяин сейчас занят, – храбро лгала Дженнет. – Вы меня знаете столько лет, Дже-ейкоб, – игриво протянула она. – Неужели я не отдам письмо «лично в руки»?

Старина Джейкоб, ровесник Дженнет, тут же растаял. Ему нравилась эта бойкая толстушка с озорными глазами. Чего не сделаешь для женщин – особенно для тех, которые тебе симпатичны? А это было самым меньшим, что он мог сделать для Дженнет. Правда, почтальон сердцем чувствовал – что-то здесь не так. Слишком уж мисс Свидлхэм рвется заполучить эти письма… Немного помявшись, Джейкоб все же протянул служанке письма.

– Возьмите, Дженнет. Конечно же, я вам верю. Да и как можно не верить таким восхитительным глазкам.

Дженнет потупила глаза в притворной стыдливости и подарила Джейкобу одну из своих самых очаровательных улыбок.

– Вы так любезны…

После ухода Джейкоба – а почтальон ушел весьма довольный собой, ибо Дженнет умела убеждать мужчин в том, что они единственные и неповторимые, – служанка еще раз осмотрела письмо, адресованное Свонн. «Лично в руки»… Не иначе, от Патрика, подумала она. Но тогда почему он прислал письмо по почте? Ведь обычно в роли почтальона выступала она, Дженнет. Слишком опасно и неосмотрительно было пользоваться почтой…

– Эй, Дженнет! – послышался за ее спиной знакомый раскатистый голос. Дженнет вздрогнула и повернулась. На пороге дома стоял Уллин Макферн и сверлил ее испытующим взглядом. – Что это ты там притаилась? А ну-ка, иди сюда!

Дженнет попыталась понять, как можно притаиться на каменной дорожке, вокруг которой растет только газонная трава, но это ей не удалось. Предвкушая скорую расплату, она поплелась к хозяину, одновременно совершая за спиной разнообразные фокусы с письмами. Злосчастное письмо никак не хотело пропихнуться в карман, а карман никак не мог дотянуться до письма так, чтобы этого не заметил грозный Уллин. Тогда Дженнет решилась на невероятное. Уже оказавшись перед Уллином, она, мысленно перекрестившись, просунула письмо между ляжек. Однако ляжки ее были скрыты юбкой, поэтому, чтобы удержать письмо в таком положении, Дженнет пришлось изо всех сил стиснуть ноги и стоять в позе оловянного солдатика.

– Что это у тебя за спиной? – поинтересовался Уллин, который, будучи сегодня в отвратительном настроении, подозревал всех в самом худшем.

– Письма, – бледнея, ответила Дженнет.

– Ну!

– Пожалуйста… – Она протянула Уллину два письма, находившихся у нее в руках. В душе она молила Бога об одном: чтобы ей не пришлось бежать, прикрывая свой зад от пуль, как тому парнишке-маляру.

– Больше ничего? – вперил в нее глаза-рентгены Уллин.

– У меня две руки, – ответила Дженнет, сама удивляясь тому, как она может так спокойно дерзить Уллину, когда ее жизнь висит на волоске.

– А голов сколько?

Ну вот, начинается…

– Одна…

– Вот и береги ее, Дженнет. Если узнаю, что ты помогаешь Свонн… В общем, ты меня знаешь.

– Нехорошее вы задумали дело. Ох, нехорошее… – И куда ее сейчас-то несет? – Посадить родную дочь под замок!

К ее великому удивлению, Уллин даже не закричал на нее, а сказал спокойно:

– Не лезь, Дженнет. Хоть ты и была ей вместо матери, все равно не суйся. Я ей отец – я ее и замуж выдам. Пусть все будет, как положено. Не хочу, чтобы моя дочь позорила наших предков. Выйдет за Коннена, и дело с концом. А ты не лезь, иначе и тебе на орехи достанется. Не посмотрю, что на тебе весь дом держится.

Дженнет опустила голову. С ним не поспоришь. А еще это проклятое письмо, из-за которого ей и с места не сдвинуться…

– Что стоишь, потупилась? Куда шла-то?

– В сад, – проблеяла Дженнет, ожидая скорой расправы.

– Вот и иди… в сад, – махнул рукой Уллин. – Про шиповник не забудь.

– За ним и шла…

К огромной радости Дженнет, Уллин направился в дом. Она тут же вытащила письмо из «укромного местечка» и облегченно вздохнула.

– Чего только не вытерпишь… – прошептала она какому-то невидимому собеседнику… – Чего только не услышишь…

Свонн оглядела себя в зеркало. Хороша, нечего сказать… Лицо отекло, глаза подернулись пеленой, которая обычно бывает у людей, прогулявших всю ночь… И ничего удивительного: полночи раздумий, а после этого – кошмарный сон. Достойное завершение вчерашнего дня. Так сказать, заключительный аккорд.

– Ну и ладно, – махнула Свонн рукой на свое отражение. – Все равно смотреть на тебя некому. Мебель вряд ли будет оценивать твое отекшее лицо и круги под глазами…

На душе было гадко – от вчерашнего дня остался жуткий осадок, а сегодняшний добавил к этому осадку кисловатый привкус тревоги и отчаяния. Отчасти это было вызвано сном, который Свонн помнила лишь наполовину. Да и помнила она, скорее, не сон, а атмосферу сна – тревожную, напряженную, давящую. Как будто кто-то всю ночь держал ее в ледяных объятиях, и она до утра не могла из них вырваться.

Сегодня ее с удвоенной силой начали терзать мысли о будущем. Если вчера усталость избавила ее от боли, то сегодня эта боль накатила с новой силой, заставив ныть каждый нерв, каждую клеточку души. Неужели все это происходит с ней? Почему? За что? Чем она заслужила такое несправедливое отношение отца? Она всегда была послушной дочерью, и любой другой отец мог бы ею гордиться. Но только не Уллин. Обычаи предков для него куда важнее, чем чувства единственной дочери…

От завтрака, принесенного Джоном, Свонн отказалась: пусть старый деспот, ее отец, мучается угрызениями совести оттого, что дочь ничего не ест. Конечно, это вряд ли сломает безумца Уллина, но заставит страдать – это уж точно. А Свонн сейчас очень хотела, чтобы он страдал. Так же, как она. Нет, даже сильнее…

Ощущение беспомощности давило на Свонн, подтачивало ее изнутри, как червяк, грызущий спелое яблоко. Еще один день взаперти – и она сойдет с ума. Потеряет над собой контроль и начнет крушить все вокруг. Вот тогда-то старый Уллин узнает, на что способна его дочь. Да только будет поздно.

К полудню, когда надежды Свонн увидеться с Дженнет и передать ей весточку для Патрика почти рухнули, в дверь постучали. Наверное, отец, решила Свонн, пришел насильно запихивать в меня еду. Что за издевательство? Запереть ее в собственной комнате, да еще и стучать, как будто она может позволить или не позволить ему войти! Свонн решила молчать и не реагировать на стук. В конце концов, она точно знала, что через несколько секунд Уллин, не дождавшись ее ответа, сам войдет в комнату. Стук смолк, а затем повторился снова. Когда он раздался в четвертый или в пятый раз, Свонн не выдержала и голосом, трещащим от холода, произнесла:

– Войдите.

Ее удивление не знало границ, когда на пороге появилась Дженнет. Слава Богу! Только как ей это удалось? Ведь Уллин спустит с бедняжки три шкуры, если узнает, что она осмелилась навестить Свонн…

– Дженнет… – радостно пролепетала Свонн и кинулась к той в объятия. – Дженнет… Если бы ты знала, как я рада тебя видеть…

– Девочка моя! – Дженнет нежно обняла ее и погладила вздрагивающую от рыданий спину Свонн.

Пока Свонн сидела в одиночестве, плакать ей не хотелось – слез не было. На душе было пусто и холодно, в ней не было жизни. Но теперь, когда девушка увидела Дженнет и почувствовала весь ужас своего положения, отчаяние прорвалось наружу, как снежная лавина, сметающая все на своем пути. Словно в Дженнет, пришедшей так внезапно, заключалось все то, что Свонн потеряла, то, чего ее лишили. Словно бы Свонн оказалась теперь по другую сторону жизни, а та сторона, откуда пришла Дженнет, стала для нее миром иллюзий, призрачным оазисом в пустыне, до которого никогда не добраться.

– Плачь, девочка, плачь, – шептала Дженнет убаюкивающим голосом. – Плачь, тебе станет легче. Ишь что старый бес удумал… Запер мою девочку и думает, что ему это с рук сойдет, – бормотала она. – Ну ничего, Бог-то он все видит. Не останешься ты без поддержки. Все наладится. Ты уж мне поверь – у меня опыта больше. Гроза пройдет, и обязательно выйдет солнце, появится радуга, птички запоют… А у меня для тебя письмо, – неожиданно резко переключилась Дженнет.

Прием сработал. Глаза Свонн, все еще хрустально-влажные от слез, взглянули на Дженнет с надеждой и радостью.

– Письмо? От Патрика? Где оно? – посыпались нетерпеливые вопросы.

– Вот. – Дженнет протянула девушке желтый конверт с надписью «Лично в руки». – Не знаю, от Патрика оно или от кого другого… С трудом перехватила. Знала бы ты, где мне пришлось его прятать от твоего отца…

– Где? – спросила Свонн, в которой от радости тут же проснулось природное любопытство.

Дженнет оглянулась на дверь, за которой сидел Джон, поманила Свонн пальцем и шепотом поведала той на ушко о своих операциях с письмом. Свонн рассмеялась и вновь прижалась к Дженнет.

– Что бы я без тебя делала?

– Не впутывалась бы в истории. Читай… Времени у тебя не так много.

– Где отец? – встревожилась Свонн. С приходом Дженнет она совсем позабыла об осторожности. А ведь слугам ой-ой как достанется, если Уллин застукает здесь Дженнет.

– Не волнуйся, он уехал. Кажется, к Майклу. Небось свадьбу назначать…

– Черт! – выругалась Свонн.

– Свонн!

– Ты бы не так заговорила, если бы тебя… – попыталась оправдаться Свонн.

Дженнет терпеть не могла, когда из уст молодой девушки, ее воспитанницы, вылетали крепкие мужские словечки. Хотя и сама иной раз не брезговала подобными выражениями.

– Читай, читай… Время не ждет. Уллин нас порвет на мелкие кусочки…

– Знаю, знаю. – Свонн торопливо вскрыла конверт, развернула сложенный лист бумаги и разочарованно подняла глаза на Дженнет. – Это не от Патрика… «Дорогая Свонн, пишет вам человек, озабоченный тем, что происходит в вашей семье. Поверьте, я делаю это от чистого сердца, потому что, возможно, это единственное, чем я могу помочь вам перед тем, как отправлюсь в мир иной…»

– Что это значит? – опешила Дженнет. – Кто это пишет?

– Не знаю… Почерк мне не знаком.

– Сейчас, погоди… – Дженнет взяла порванный конверт и повертела его в руках. – Может, я проглядела и конверт все-таки подписан… Нет… Ладно, читай…

Свонн кивнула головой и углубилась в письмо. Через несколько минут она подняла на Дженнет глаза, полные удивления, радости, тревоги, надежды и Бог знает чего еще.

– Дженнет… – Ее голос звенел от волнения… – Дженнет, у меня есть сестра. Сестра, Дженнет, понимаешь?!

Когда-то и Уллин Макферн был молодым. Его тело не приобрело еще той тучности, которая появилась с годами. Его темные волосы завивались в тугие кольца, а серые, цвета осеннего неба глаза были полны жизненной силы и любви. И эти сила и любовь были отданы без остатка такой же молодой и красивой девушке.

Энни Норфилд жила неподалеку от Эдинбурга, в скромном маленьком домике, который купила совсем недавно. Она была бедной, но очень гордой и уверенной в себе девушкой. Казалось, никакие трудности не могут сломить ее характер, никакая жизненная буря не оставит на ней следа. Возможно, именно поэтому в нее и влюбился Уллин Макферн.

Они познакомились случайно: он возвращался с университетского бала, где соблазнял хорошеньких студенток своими речами и кудрями; она возвращалась с работы, где занималась тем, что рассказывала покупателям о книгах, стоящих рядами на магазинных полках. Уллин, немного выпивший, увидел Энни, стоящую на остановке в ожидании автобуса, и чуть-чуть заплетающимся языком предложил девушке свои услуги. Энни отказалась от такси, которое предлагал поймать Уллин, и попросила молодого человека оставить ее в покое. Однако Уллин не унимался: он с завидным упорством навязывался Энни в провожатые и пытался выяснить, где она живет. Энни отмахивалась от навязчивого ухажера, как от назойливой мухи. Ничего другого ей не оставалось. Дождавшись автобуса, она облегченно вздохнула: наконец-то этот подвыпивший парень оставит ее в покое.

Но Энни не знала Уллина Макферна – «самого упрямого упрямца из всех упрямцев на свете», как о нем говорили его друзья. И когда этот человек сел с ней в автобус, ее глаза едва не полезли на лоб от удивления. В автобусе Уллин повел себя еще более активно: он попытался обнять Энни и вполне заслуженно заработал от нее оплеуху. Не в силах больше сдерживаться, Энни обратилась за помощью к водителю, попросив того высадить Уллина на следующей остановке. Именно это водитель и сделал, вначале вежливо попросив Уллина удалиться, а потом прибегнув к физической силе других пассажиров мужского пола.

Оказавшись в гордом одиночестве на незнакомой остановке, Уллин был вынужден отправиться домой пешком. Но, несмотря на то, что прекрасная незнакомка пренебрегла «ухаживаниями» Уллина, сердце его пело. Ведь он впервые по-настоящему влюбился! Оставалось только два вопроса: где она живет и как ее зовут. И Уллин Макферн поклялся самому себе, что найдет ответы на эти вопросы.

На следующий день Энни, вернувшись с работы, увидела на крыльце блестящий сверток. Подойдя поближе и взяв сверток в руки, она поняла, что это цветы. Удивление ее было безграничным: не то чтобы у нее не было поклонников, просто переехала она совсем недавно и почти никого здесь не знала. Кто бы это мог быть? – спросила себя Энни, но ответить на этот вопрос не могла. Она огляделась по сторонам, никого не увидела и пожала плечами. И когда в следующий момент перед ней, откуда ни возьмись, появился Уллин, Энни испуганно вскрикнула. Правда, на этот раз особых причин пугаться не было. Перед ней стоял трезвый сероглазый красавец и протягивал ей еще один букет цветов.

Как можно было устоять перед таким извинением? Конечно же, Уллин был прощен и даже удостоился чести выпить чашку чая вместе с хозяйкой. Впечатление холодной и гордой красавицы, которое Энни произвела на него днем раньше, после этой встречи смягчилось. Да, Энни была гордой, но отнюдь не холодной. Чистота и наивность сочетались в этой девушке с острым умом и умением говорить людям правду так, чтобы при этом они не чувствовали себя неуютно. Резкому и вздорному Уллину было уютно рядом с этой яркой, жизнелюбивой девушкой.

Через месяц после первой их встречи Уллин уже не мог помыслить о том, что когда-нибудь они расстанутся. Правда, кое-какие камни преткновения между ними все-таки были. Энни не нравилось то, что Уллин был одержим традициями и слишком часто напоминал о том, что он из «доблестного рода Макфернов», а Уллина раздражало равнодушное отношение Энни ко всему, что для него было священно. Энни часто спрашивала Уллина, почему его семья не живет в горах, если они так гордятся своими предками из Хайлэнда. Почему они предпочитают равнину эдинбургских предместий гористым островам? Надутый Уллин не знал, что на это ответить, – он жил так, как его семья. А его предки-горцы почему-то переселились в Лоулэнд… И если они так поступили, кто может осуждать их за это?

Если бы все закончилось так же хорошо, как началось, то Свонн Макферн никогда бы не появилась на свет. Но роману Уллина и Энни не суждено было увенчаться узами брака, хотя после годовщины знакомства они стали всерьез над этим задумываться. Однако все было не так-то просто. В жизни Уллина появилась Элен Робертсон, дочь одного из самых крупных промышленников Глазго. Она представлялась отцу Уллина идеальной кандидатурой на роль жены сына, потому что, кроме успехов на поприще бизнеса, ее отец вел свой род от того самого Эндрю Робертсона, который отличился во время «восстания Мара» в тысяча семьсот пятнадцатом году.

– Эта девушка с великолепной родословной, – увещевал отец Уллина. – Ты должен гордиться тем, что тебе выпала такая честь. В нашем роду всегда были самые лучшие дети шотландской земли.

Сын, не привыкший перечить отцу, сделал вид, что увлечен Элен. Та, в сущности, была неплохой девушкой, но какой-то чрезмерно вялой и пассивной. Только все его «ухаживания» за Элен сводились к тому, что он приглашал ее в театр или на оперу. Ни о каких свиданиях и речи быть не могло – ведь у него была Энни…

Энни Норфилд ничего не подозревала о помолвке своего возлюбленного. Уллин долго набирался смелости поговорить с ней, да так и не смог. Он решил пустить все на самотек, оставить до того самого ответственного момента, когда отец припрет его к стенке и прикажет идти под венец. Но на этот счет у Уллина были другие соображения: он решил, что уйдет из дома и женится на Энни, чего бы ему это ни стоило. Куда девались его гордость родом Макфернов и почтение к традициям?

Рассказать Энни о своей будущей невесте Уллин так и не успел, она узнала об этом раньше. Наткнувшись в газете на объявление об их помолвке, Энни сначала даже не поверила своим глазам. Этого не может быть! Как ее Уллин, честный, порядочный, любящий ее так нежно и страстно, мог допустить такое! Нет, это ложь, неправда! Самое нелепое и ужасное заключалось в том, что именно в этот день Энни Норфилд решила сообщить своему жениху о том, что беременна. В его порядочности она не сомневалась. Ей казалось, что беременность только укрепит их связь и соединит, чтобы больше никогда не разлучать. Прочитав статью в газете, Энни сразу же решила ехать к нему, чтобы узнать правду, а точнее, услышать, что все это ложь и гнусные происки журналистов.

Каково же было ее удивление, когда возле ворот поместья Макферна остановилась роскошная коляска и из нее вышли кавалер и дама – Уллин и Элен. Энни до самой смерти помнила эту сцену: сероглазый красавец с темными локонами держит под ручку маленькую, субтильную барышню и, улыбаясь, рассказывает ей какую-то историю. Энни стояла, как громом пораженная. Перед ее глазами промелькнуло все то, что было у них с Уллином: их теплые встречи, любовь под кустами белого шиповника, растущего у нее в саду, его жгучие поцелуи, объятия, все, все, все… Эти картины, всплывшие в ее сознании, настолько не сочетались с происходящим в эту минуту, что Энни готова была признать себя сумасшедшей. Но фотографии на газетной вырезке и улыбающиеся лица молодых людей, которых она видела сейчас собственными глазами, – все это говорило о том, что происходящее не кошмарный сон, а реальность. Реальность, в которую не хотелось верить, в которую невозможно было поверить…

Энни Норфилд вернулась домой, кинулась на кровать и отчаянно зарыдала. Она оплакивала свою жизнь, свою любовь, свое призрачное счастье, которое еще вчера она считала настоящим. Успокоившись, она приняла решение, которое стало окончательным, – Энни была не из тех женщин, что принимают решения по семь раз на дню, – она уедет как можно дальше от Эдинбурга и никогда больше не увидится с Уллином. Времена «Американской трагедии», слава Богу, прошли и у нее есть выбор – оставлять ребенка или делать аборт. Немного поколебавшись, Энни выбрала первое. Денег у нее было совсем немного, но у нее был дом, который она, обратившись к посредникам, может продать довольно быстро. Так она и сделала. За дом ей дали не слишком много. Агенты, естественно, взяли «за скорость», но зато буквально через день деньги были уже у нее в руках.

В тот же день ей позвонил Уллин, и Энни стоило большого мужества сообщить ему, что она отправляется к больной тетушке на несколько дней. Она старалась говорить спокойно, но к горлу постоянно подкатывал ком рыданий, и Энни с трудом удерживалась от того, чтобы не разреветься в трубку. Она знала, что это последний ее разговор с Уллином, последний раз, когда она слышит его голос, удивительно мягкий и настойчиво уговаривающий ее встретиться перед отъездом. Уже на следующий день Энни Норфилд стояла на палубе корабля, который должен был доставить ее на остров Скай, один из Внутренних Гебридских островов. Почему Энни выбрала именно остров Скай? В Шотландии достаточно мест, далеких от Эдинбурга, где можно скрыться так, что никто тебя не найдет. Может быть, она надеялась, что море, разделившее их с Уллином, поможет ей скорее забыть о нем. Может быть, она думала, что новая, совершенно иная жизнь на острове заставит ее забыть… Может быть, она бросала вызов Уллину Макферну, который так гордился своим «горным» происхождением, но никогда не жил в Хайлэнде… Об этом знала только Энни Норфилд, но она унесла эту тайну с собой в могилу…

Уллин Макферн долго пытался узнать хоть что-нибудь о своей несостоявшейся невесте. Но безрезультатно. Через несколько месяцев Уллина Макферна и Элен Робертсон обвенчали в церкви святого Патрика. Отец Уллина гордился своим сыном. Ну еще бы! Настоящий шотландец женится на настоящей шотландской леди чистых кровей. Ведь доблестный род Макфернов никогда не смешается с какими-то отбросами…