Текст книги "Наследница ведьм"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Ее не сразу осенила идея записывать даты снов и соотносить их с хронологией событий, происходивших в семействе Мэйфейр. К этому она пришла позже, когда начала заносить информацию обо всем случившемся во сне и наяву в файл WSMAYFAIR CHRONO ^{9} .

С каждым месяцем она открывала для себя все новые возможности компьютерной системы, все больше способов прослеживать свои мысли, чувства и планы.

Открыв дверь ванной, Мона вышла в кухню. Через стеклянные двери было видно, как от порыва своенравного ветра всколыхнулась, словно живая, поверхность воды в бассейне. Девочка сделала несколько шагов вперед, при этом на сигнальном датчике загорелся красный огонек. Мона бросила взгляд на расположенную в кухне контрольную панель и обнаружила, что сигнализация отключена. Вот почему она не сработала, когда девушка открыла окно! Выходит, ей просто повезло, тем более если учесть, что Мона начисто забыла об этой чертовщине, а ведь именно сигнализация спасла Майклу жизнь. Дело в том, что он мог бы умереть, не приходя в сознание, в ледяной воде, если бы вовремя не подоспели пожарные. Кстати сказать, они прибыли из того самого отделения, где когда-то работал его отец, уже давно ушедший из жизни.

Майкл… Мону неодолимо тянуло к нему с первой минуты их встречи. Это было нечто вроде рокового влечения. Не последнюю роль в этом деле играла его внушительная комплекция, в частности крепкая, мощная шея. Мона питала особую слабость к этой части мужской фигуры. Она могла пойти в кино только ради того, чтобы увидеть крупным планом шею Тома Беренджера ^{10} .

Кроме того, ей нравилось присущее Майклу чувство юмора. Пусть он редко одаривал ее улыбкой, зато не упускал случая разок-другой игриво ей подмигнуть. А какие у него были глаза! Огромные, голубые и поразительно невинные. Однажды тетя Беа, очевидно желая сделать ему комплимент, сказала во всеуслышанье:

– Люди такого типа всегда обращают на себя внимание!

Даже Гиффорд не могла не согласиться с таким утверждением.

Обычно мужчины хорошего сложения редко блистают умом. Однако Мэйфейры являлись приятным исключением из этого правила От природы интеллектуалы, они всегда отличались правильными пропорциями. Если на ком-то из них плохо сидела одежда от братьев Брукс или от «Барберри», значит, он не был чистокровным Мэйфейром. От таких можно было ждать чего угодно. И глазом не моргнут, подложат вам яду в чай. А ведут себя точно заводные куклы, вышколенные в Гарвардском университете. Загорелые, аккуратно причесанные, они только и делают, что направо и налево пожимают всем руки.

Даже кузен Пирс, гордость и радость Райена, не избежал этой участи и превратился в глянцевого двойника своего отца Ему под стать была очаровательная кузина Клэнси, которая являла собой уменьшенную копию тети Гиффорд, хотя в отличие от нее обладала крепким здоровьем. Пирс, Райен и Клэнси, адвокаты корпорации, выглядели так, будто были сделаны из винила Главной задачей в их жизни было изыскивать всевозможные способы избежания любого рода внешнего беспокойства.

Юридическая контора «Мэйфейр и Мэйфейр», казалось, кишела виниловыми людьми.

– Не обращай внимания, – сказала однажды мать в ответ на критические замечания Моны. – Они денно и нощно пекутся о деньгах. Благодаря им мы избавлены от необходимости отягощать себя заботами о собственном благосостоянии.

– Не уверена, что подобное распределение ролей мне по душе, – ответила Мона, наблюдая за тем, как мать проносит сигарету мимо рта, после чего пытается нащупать рукой стакан вина на столе.

Мона подтолкнула стакан к ней. Она ненавидела себя за этот жест, но ей было мучительно больно видеть, что мать не в состоянии самостоятельно справиться даже с таким элементарным делом.

Однако Майкл Карри отличался от прочих представителей мужской половины Мэйфейров. Этому уравновешенному, невозмутимому лохматому здоровяку явно недоставало своеобразного лоска, свойственного мужчинам типа Райена, – лоска нестареющего выпускника частной школы. Тем не менее, когда Майкл надевал очки в темной оправе и садился читать Диккенса, от него невозможно было глаз оторвать – до того притягательно он выглядел в чисто физическом плане. Именно таким Мона застала его, когда сегодня в полдень поднялась к нему в комнату. Предстоящее праздничное шествие Майкла нисколько не интересовало. Он даже не хотел спускаться вниз. Судя по всему, ему до сих пор не удалось до конца оправиться от удара, нанесенного Роуан. Время для него ничего не значило, вернее сказать, он сознательно от него отмахивался, поскольку следом за размышлениями о сменявших друг друга днях и ночах сразу же приходили мысли о Роуан, точнее о том, как давно она его покинула.

– Что ты читаешь? – спросила его Мона.

– «Большие надежды», – ответил он. – Тебе знаком этот роман? Я часто беру его в руки. Особенно мне нравится глава о жене Джо, миссис Джо, – о том, как она писала букву Т на доске. Обожаю перечитывать книги. Это все равно что снова и снова слушать любимую песню…

В его теле скрывался восхитительный неандерталец, который ждал подходящего случая, чтобы схватить вас за волосы и утащить в свою пещеру. Неандерталец с мозгом кроманьонца Он мог быть самой любезностью и блистать хорошими манерами, владеть всеми имеющимися в арсенале современного человека улыбками и соответствовать всем требованиям семьи. Мону восхищала его эрудиция.

У него был очень богатый запас слов, хотя он не всегда считал нужным им пользоваться. Что же касается самой Моны, то ее лексический уровень вполне соответствовал старшему курсу колледжа. Однажды в школе кто-то даже недоуменно заметил, что самое большое число слов выходит из самого маленького в мире тела.

Подчас Майкл начинал говорить как новоорлеанский полицейский, а через минуту его речь могла стать не менее благообразной, чем речь директора школы. «Необычное сочетание свойств и качеств», – записала Мона в свой компьютерный дневник. И тотчас вспомнила замечание дядюшки Джулиена: «Этот парень чересчур хорош».

– А что, если я каким-то образом причиню ему зло? – шепотом задала сама себе вопрос Мона, вглядываясь в темноту дома. – Ерунда!

Честно говоря, Мона ни на миг не сомневалась в том, что не несла в себе никакого зла. И вообще, подобные мысли казались ей старомодными. Они были больше свойственны дядюшке Джулиену, во всяком случае тому Джулиену, который виделся ей во сне. Она совсем недавно узнала, что склонность к подобным раздумьям называется самокопанием. Поэтому это слово она не преминула занести в компьютер в поддиректорию WS JULIENCHARACTER ^{11} , в файл под именем DREAM.

Пройдя через кухню, Мона оказалась в узкой кладовой. С террасы струился мягкий белый свет, его отблески лежали пятнами на полу. Она сделала еще несколько шагов и очутилась в огромной столовой. Майкл считал, что полы из твердых пород дерева были настелены здесь в тридцатых годах двадцатого века, но, если верить дядюшке Джулиену, это сделали еще в последнем десятилетии века девятнадцатого. Такой пол получил название деревянного ковра, правда с течением времени он слегка покоробился.

От дядюшки Джулиена Мона узнала о доме много интересного, хотя, откровенно говоря, она не имела понятия, для чего могут ей пригодиться все эти сведения.

Удивительно, но она сумела разглядеть в полутьме настенную роспись – изображение Ривербенда, плантации, на которой родился Джулиен: причудливый мир сахарных заводов, повозок с невольниками, конюшен и фургонов, движущихся по старой дороге вдоль реки. Даже подумать страшно, и как это она сумела увидеть все это во мраке ночи, словно обладала зрением кошки. И вообще, темнота была очень по душе Моне. Именно во тьме она всегда чувствовала себя уютно, как дома. Никто и не догадывался о том, насколько приятно ей было бродить во мгле в полном одиночестве. У нее даже возникало желание петь.

Она обошла вокруг длинного стола, до блеска отдраенного и вымытого, хотя всего несколько часов назад он ломился от всевозможных яств, выставленных по случаю празднования Марди-Гра Среди них был и замороженный «Королевский торт», и наполненная шампанским огромная серебряная чаша, которая некогда использовалась для пунша Собираясь в особняке на Первой улице, Мэйфейры практически каждый раз обжирались до колик в желудке.

И все-таки счастье, что Майкл не уехал из этого дома, после того как при весьма странных обстоятельствах его покинула Роуан. Интересно, известно ли ему, где она находится?

– Она разбила его сердце! – со слезами на глазах как-то сказала тетя Беа.

Но вот на арену действий выходит девушка, совсем еще ребенок, обладательница чудодейственного клея, способного скреплять разбитые сердца. Остановись, мир, и дай дорогу малышке Моне.

Через высокие двери она вошла в переднюю и остановилась, прислонившись к дверному косяку – точь-в-точь как дядюшка Джулиен. На старых портретах его почти всегда изображали в проеме какой-нибудь из дверей дома. Всем своим существом она пыталась впитать в себя тишину и величие старинного особняка, вдохнуть аромат дерева, которым тот был отделан изнутри.

И вновь Мона ощутила прежний запах, едва не пробудивший в ней чувство голода Что же он ей напоминает? Откуда бы ни исходил этот аромат, в приятности ему не откажешь. Казалось, он являл собой композицию доброй сотни ароматов – нечто среднее между сливочной помадкой, карамелью, шоколадом… А вернее сказать, нечто похожее на них и в то же время ни на что из них не похожее… Он вызывал такое же неповторимое ощущение, как то, которое обычно испытываешь, впервые пробуя на вкус шоколадную конфету с вишневым ликером. Или шоколадное пасхальное яйцо от «Кэдбери».

Нет, пожалуй, ни одно из этих сравнений не соответствует истине. Мона попыталась найти другие, более подходящие, никак не связанные со съестным. Как насчет запаха горячей смолы? Когда-то она считала этот запах весьма соблазнительным, но в какой-то момент вдруг ощутила в нем легкий оттенок бензина, который испортил все дело. Пожалуй, в данном случае сравнение с ним более всего уместно.

Она прошлась по прихожей, мимолетом бросив взгляд на мерцающие лампочки сигнализационного устройства. Кстати сказать, оказалось, что и здесь сигнализация отключена устройство находилось в режиме ожидания. У подножия лестницы запах усилился.

Мона знала, что, после того как смыли кровь и убрали из комнаты китайский ковер, дядя Райен еще раз тщательно обследовал все помещения и закоулки дома. При этом он использовал вещество, которое вызывало свечение оставшейся крови в темноте. Теперь везде царили идеальный порядок и чистота Райен лично позаботился о том, чтобы все уборочные работы были завершены до возвращения Майкла из больницы, и был готов поклясться, что никакого странного запаха в доме больше нет и быть не может.

Мона глубоко вдохнула, пытаясь полнее ощутить неизвестный аромат. Да, пожалуй… Да Он будил в душе страстное желание. Нечто подобное она испытала во время одной из своих сумасбродных выходок, когда однажды с карманами, полными денег, дерзнула в одиночестве отправиться на автобусе в центр города. Это было одно из самых запоминающихся приключений в ее жизни. За окном уже мелькали большие дома, и вдруг до нее донесся аппетитный запах жаренного на углях мяса. Она тут же вышла, решив во что бы то ни стало разыскать его источник. Им оказался небольшой ресторанчик, ютившийся в полуразрушенном здании на Эспланейд-авеню во Французском квартале. Однако вкус барбекю обманул ее ожидания.

Ладно, хватит говорить о еде, тем более что, как было уже замечено ранее, к пище данный запах не имел никакого отношения.

Она заглянула в комнату и в очередной раз поразилась переменам, произведенным Майклом в особняке после исчезновения Роуан. Китайский ковер, разумеется, убрали, потому что он был весь залит кровью. Но что заставило его переделать старую систему смежных гостиных? Мэйфейры дружно сочли это кощунством.

Тем не менее он их реконструировал, и теперь они представляли собой одно большое помещение с необъятным мягким диваном, стоявшим под арочным сводом, и множеством французских стульев, некогда принадлежавших лично дядюшке Джулиену, о чем Майкл не уставал напоминать. Правда, теперь они были обиты парчой с золотистым узором или дорогой полосатой тканью, что придавало им чертовски богатый вид. В комнате также стоял стол, через стеклянную столешницу которого просвечивал старинный ковер. Ковер был длиной не меньше двадцати пяти футов и покрывал пол целиком – от камина до камина Выглядел он ужасно старым – наверное, лет ему было не меньше, чем той рухляди, что хранилась на чердаке. Да и этот ковер Майкл, скорее всего, достал оттуда же, вместе с позолоченными стульями.

Ходили слухи, что, вернувшись из больницы, он отдал одно-единственное распоряжение: перестроить смежные гостиные, изменив их вид до неузнаваемости, и разместить там мебель Джулиена.

Что ж, вполне разумно. Уничтожая комнаты, в которых они с Роуан провели счастливейшие минуты жизни, он таким образом стирал едва ли не последние следы ее присутствия. Обивка некоторых кресел была изрядно потерта, деревянные детали местами крошились. Ковер на полу, сделанном из добротной сосны, истончился и залоснился до блеска.

А что, если мебель тоже была запачкана кровью? Моне никто никогда не рассказывал подробностей происшедшего, если, конечно, не считать дядюшки Джулиена. Но затуманенное сном сознание не позволяло собраться с мыслями и задать ему самые главные вопросы. А дядюшка Джулиен о чем-то рассказывал и рассказывал или беспрестанно танцевал.

Однако виктролы в гостиной не было. Вот было бы здорово, если бы ее спустили сюда вместе с прочими вещами Джулиена! Но, увы, этого не произошло. Более того, Мона ни от кого не слышала о том, что виктролу кто-то нашел.

Каждый раз, приходя в этот дом, Мона обследовала первый этаж. Майкл слушал музыку в библиотеке, где стоял магнитофон. Огромный рояль фирмы «Бёзендорф» в зале гостиной скучал в своем углу напротив камина и воспринимался скорее как предмет мебели, чем как инструмент, способный издавать звуки.

Гостиная и сейчас производила прекрасное впечатление. А как приятно было в прежние времена удобно устроиться здесь на большом диване, с которого отлично просматривались и все зеркала, и симметрично расположенные по боковым стенкам мраморные камины, и две двери в противоположной выходу на старую террасу Дейрдре стене. Да, думала Мона, великолепная комната. А сколько в ней преимуществ! Часто, танцуя на голом полу зала на Амелия-стрит, она мечтала о зеркалах и о том, что однажды возьмет кредит у «Мэйфейр и Мэйфейр» и сделает на нем себе целое состояние.

«Дайте мне всего один год, – размышляла про себя она, – и я взорву рынок. Если удастся найти азартного игрока в этой скучнейшей юридической конторе, то…» Дом на Амелия-стрит уже давно нуждался в ремонте, но до этого никому не было дела. Бабушка Эвелин всегда отсылала прочь плотников и рабочих, ибо свое спокойствие ставила превыше всего. Да и какой смысл приводить в порядок дом, хозяева которого, Патрик и Алисия, не просыхают от пьянства, тем более что саму Эвелин вполне устраивал сложившийся быт.

У Моны был свой уголок – большая спальня на втором этаже. Здесь находился ее компьютер со всем содержимым, а также книги. Она знала, что ее день еще придет. А пока у нее было достаточно времени, чтобы в свободное от учебы время изучать денежные фонды, ценные бумаги, способы управления материальными средствами и тому подобное.

Она мечтала стать во главе собственного фонда «Мона-1». Для этого она собиралась попросить Мэйфейров вложить начальный капитал, с тем чтобы потом прибрать к рукам все инвестируемые ими компании под предлогом борьбы за охрану окружающей среды.

Читая «Уолл-стрит джорнал» и «Нью-Йорк тайме», Мона была в курсе всего, что происходило на рынке. Компании, делающие ставку на природоохранные технологии, зарабатывали неплохие деньги. Кто-то изобрел микроорганизмы, поглощающие разлитую нефть, которые могли очистить изнутри даже кухонную плиту. Но их время еще не наступило. Фонд «Мона-1» увековечит ее имя. Он станет таким же легендарным, как «Фиделити Магеллан» или «Николай II». Мона была бы не прочь заняться бизнесом хоть сейчас, найдись хоть одна живая душа, готовая в нее поверить. Если бы царство взрослых хотя бы чуточку приоткрыло дверь и позволило ей войти!

Да, ее планы изумили и даже потешили дядю Райена Казалось, он был заинтересован и заинтригован, а возможно, даже несколько смущен, однако не изъявил ни малейшего желания помочь в претворении этих планов в жизнь.

– Тебе нужно еще учиться, – заявил он. – Хотя, не скрою, я глубоко поражен твоим знанием рынка. Откуда такая осведомленность?

– Ты что, издеваешься надо мной? Оттуда же, откуда и у тебя, – ответила Мона. – Из «Джорнал» и «Бэррон» ^{12} . Кроме того, я получаю последние статистические данные в режиме онлайн в любое время дня и ночи. – Она имела в виду модем и множество информационных служб, с которыми имела возможность связываться. – Хочешь узнать, какой курс акций на рынке? Не звони в офис, звони мне.

Помнится, услышав это, Пирс смеялся до упаду: «Просто позвоните Моне!»

Однако дядя Райен был в самом деле поражен. Сыграла ли свою роль усталость после праздника Марди-Гра или нет, но перед уходом он весьма неосмотрительно заметил:

– Я искренне рад, что ты этим интересуешься.

– Интересуюсь! – фыркнула Мона– Да я жду не дождусь, чтобы поскорее приступить к делу! Но почему, дядя Райен, ты становишься таким занудой, когда речь заходит о быстром росте капитала? А что ты думаешь насчет Японии? Разве тебе не известно, что, уравновесив рынок ценных бумаг США внешними инвестициями, можно получить мировую…

– Хватит, – оборвал он ее. – Скажи, кто будет инвестировать фонд «Мона-1»?

Ответ Моны не заставил себя ждать:

– Все!

Самым приятным и утешительным в этом разговоре было то, что дядя Райен, от души рассмеявшись, пообещал подарить ей на пятнадцатилетие черный «порше-каррера». Заручившись этим обещанием, она ни на секунду не позволяла дяде о нем забыть. Мона никак не могла понять, почему при тех деньгах, которые водились у Мэйфейров, нельзя купить фальшивые водительские права, чтобы она уже сейчас могла давить на педали. О машинах она знала все. «Порше» был ее машиной, и всякий раз, заметив его на какой-нибудь парковке, Мона начинала рыскать вокруг, ожидая появления владельца Три раза ей посчастливилось покататься на машине своей мечты с совершенно незнакомыми людьми. Естественно, для ее родных такие поездки оставались тайной. В противном случае их бы хватил удар.

Как будто ведьма не в состоянии себя защитить.

– Да-да, я своего обещания не забыл, – сказал дядя Райен накануне вечером. – Будет тебе черный «порше». А ты сама помнишь, что обещала не ездить свыше пятидесяти пяти миль в час?

– Да ты, верно, опять надо мной издеваешься! – возмутилась она– С какой радости я стану делать на «порше» более пятидесяти миль?

Пирс чуть не поперхнулся джином с тоником.

– Не вздумай покупать ребенку гроб на колесах! – заявила тетушка Беа. Вечно она во все вмешивается. Да еще наверняка, как всегда, позвонит тете Гиффорд и заручится ее поддержкой.

– Какому ребенку? Что-то я не вижу здесь никаких детей, – хмыкнул Пирс.

Мона продолжила бы обсуждение совместных капиталовложений, если бы не Марди-Гра. От праздничного шествия и банкета все устали, к тому же дядю Райена втянул в политическую дискуссию дядя Рэндалл, а значит, как собеседники они были потеряны для остальных на весь оставшийся вечер. Дядя Рэндалл вообще повернулся к Моне спиной. Он старался не смотреть ей в глаза и всячески избегал встреч с нею, после того как она затащила его в постель. Но Моне было на это наплевать. Для нее это было нечто вроде эксперимента: сравнить восьмидесятилетнего старика с молодыми парнями.

Теперь же она всеми силами стремилась заполучить Майкла, а потому дядя Рэндалл волновал ее меньше всего. Если он и был ей прежде интересен, то только по причине преклонного возраста: она искренне забавлялась, глядя, как старые мужчины таращатся на молоденьких девочек. Тем более что в противоположность Майклу дядя Рэндалл не отличался добротой. А это качество Мона очень ценила Она обнаружила в себе эту склонность много лет назад и зачастую даже делила всех людей на добрых и недобрых.

Итак, к вопросу о капитале она еще вернется завтра.

Завтра или в один из ближайших дней она заведет папку под названием «Мона-1», где будут храниться основные сведения о биржевых операциях последних пяти лет. Для такого человека, как Мона, сделать это не составит труда. Она уже видела, как начнет разрастаться ее фонд. Со временем он станет таким большим, что от него сначала отпочкуется совместный фонд «Мона-2», а потом настанет очередь создания и «Моны-3». Она будет путешествовать по всему миру в личном самолете и встречаться с генеральными директорами инвестируемых ею компаний.

Она будет следить за работой заводов в Китае, офисов в Гонконге и научных разработок в Париже. Мона воображала, что в такие поездки она будет отправляться непременно в ковбойской шляпе, хотя пока таковой у нее не было. Вместо шляпы голову Моны украшал бант. Тем не менее девушка не представляла себя иначе и знала, что настанет день, и она в ковбойской шляпе спустится по трапу самолета.

Может быть, уже было пора показать дяде Райену распечатку курса ценных бумаг, за которым она следила весь прошлый год. Вложи Мона в них свои деньги, она давно уже сделала бы себе состояние. Да, пожалуй, стоит открыть этот файл и вывести его на печать.

Однако нельзя было терять ни минуты. Мона явилась в дом на Первой улице, чтобы добиться своей главной на сегодняшний день цели. Во-первых, завладеть лакомым куском под названием Майкл. Во-вторых, отыскать таинственную виктролу.

Во мраке тускло блестели позолоченные детали стульев и кресел. На узорчатой обивке дивана выделялись беспорядочно разбросанные гобеленовые подушки. На всем лежал налет безмятежности, словно окружающий мир улетучился как: дым. На рояле виднелся слой пыли. Бедная старушка Эухения была уже слишком слаба, чтобы следить за чистотой. А Генри, верно, чересчур хорош, чтобы снизойти до таких мелочей, как подметание полов и уборка пыли. Майкл еще не оправился от потрясения, поэтому не обращал внимания на то, как слуги выполняют свои обязанности.

Выйдя из гостиной, Мона подошла к подножию лестницы. Как и следовало ожидать, наверху царила тьма, и ступени словно растворялись в небесном мраке. Мона коснулась ладонью столбика перил и начала подниматься. Наконец очутившись в вожделенном месте под покровом ночи, она ощутила себя чрезвычайно свободной и даже пропела тоненьким, чуть слышным голоском:

– Дядюшка Джулиен, я здесь.

Поднявшись наверх, она убедилась, что комната тети Вив пуста.

– Бедный Майкл! Теперь ты в моей власти, – тихо проговорила она, а обернувшись, с удивлением обнаружила, что дверь в спальню хозяина открыта Оттуда в коридор сочился тусклый свет маленького ночника.

«Выходит, ты тут совсем один, мой большой мальчик, – подумала она– И даже не боишься находиться в комнате, в которой умерла Дейрдре. А помнишь, что говорила бабушка Мэри-Бет? И все те, кто видел вьющихся возле нее призраков, когда она лежала на этой самой постели. И одному Богу известно, что творилось в этой комнате прежде».

Решение Майкла переехать в эту проклятую комнату тетя Гиффорд сочла прискорбным, достойным искреннего сожаления. Но Мона могла его понять. После того как Роуан покинула мужа, ему не хотелось оставаться в супружеской спальне. Кроме того, бывшая северная спальня хозяев была самой красивой и уютной во всем доме. Майкл отреставрировал собственными руками и гипсовый потолок, и медальон. И даже отполировал огромную кровать под балдахином.

О да, Мона прекрасно понимала Майкла. Подобно ей, он тоже любил темноту, но только по-своему. Иначе зачем ему было жениться на женщине из их рода? Тьма для него обладала некой притягательной силой. Так же как и Мона, он хорошо чувствовал себя и в полумраке, и в непроглядной мгле. Она сразу об этом догадалась, увидев его прогуливающимся по ночному саду. Любопытно, нравилось ли ему раннее утро? Если да, то наверняка только самое начало, когда еще едва брезжит рассвет и очертания предметов неясны и зыбки.

«…Чересчур хорош», – снова вспомнились ей слова дядюшки Джулиена Но это еще нужно проверить.

Неслышно приблизившись к дверному косяку, Мона увидела горевший ночник, шнур от которого тянулся к розетке на противоположной стене. Сквозь кружевные занавески в комнату проникал мягкий свет уличных фонарей. На кровати, повернувшись на бок, лежал Майкл – в безукоризненной белизны пижаме, столь тщательно выглаженной, что виднелась даже стрелка на рукаве. На маленькой подушечке покоилась ладонью вверх его рука. Мона слышала его глубокое, тяжелое, хрипловатое дыхание.

Но Майкл не чувствовал ее присутствия. Он крепко спал и бормотал во сне что-то непонятное.

Мона тихо проскользнула в комнату.

Его дневник лежал на столике возле кровати.

Мона узнала его по обложке. Она видела, как Майкл записывал в него что-то сегодня вечером. Мона сознавала, что читать чужие дневники недопустимо, но ей так хотелось хотя бы мельком увидеть несколько слов.

А что, если только заглянуть в него – всего лишь одним глазком?

«Роуан, вернись ко мне. Я жду».

Тихо вздохнув, Мона закрыла дневник.

Сколько пузырьков с таблетками! Да уж, врачи просто закормили его лекарствами. Большинство названий были Моне знакомы: такие же препараты довольно часто принимали старшие Мэйфейры – либо для нормализации давления, либо в качестве мочегонного. Правда, многие из этих снадобий давали побочный эффект: выводили из организма кальций, как, например, это случилось с Алисией, когда она однажды решила вдруг привести себя в порядок и начала их употреблять, чтобы похудеть. Некоторые наименования лекарств, однако, Мона встречала впервые. Очевидно, именно из-за них он все время ходил полусонный.

Она бы сделала ему большое одолжение, если бы выбросила всю эту коллекцию в мусорное ведро. Единственное, что ему было нужно, так это напиток Мэйфейрских ведьм. Мона решила, что, как только вернется домой, обязательно залезет в большой фармацевтический справочник, который был у них в библиотеке, и прочтет об этих лекарствах. Взять хотя бы ксанакс. Эта дрянь может кого угодно превратить в зомби, тем более если принимать ее по четыре раза в день. Помнится, Алисии врачи запретили принимать этот препарат, потому что она поглощала его горстями, запивая вином и пивом.

Да, пожалуй, эту комнату и в самом деле можно назвать несчастливой. Хотя декоративная отделка окон и люстра отличались красотой и изысканностью, тем не менее следует признать, что комната в целом производит весьма унылое впечатление и не способствует созданию радостного настроения. К тому же и здесь ощущается тот странный запах.

Преследовавший Мону запах был очень слабым, но тем не менее, несомненно, присутствовал – изысканный аромат, чуждый духу этого дома и имевший некое отношение к Рождеству.

Мона подошла ближе к очень высокой старинной кровати и взглянула на дядю Майкла Его голова утонула в белоснежной подушке, но темные ресницы и брови были на удивление отчетливо видны. Этот яркий представитель сильной половины человечества являл собой воплощение воистину совершенной мужской красоты. Чуть больше тестостерона – и он скорее походил бы на обезьяну с мохнатой грудью и кустистыми бровями. Но этой капли как раз не хватало, а потому вышло как раз то, что надо.

– «Да будет славен прекрасный новый мир, – прошептала она, – в котором есть такие люди!» ^{13}

Майкл находился под действием лекарств, и будить его бесполезно – в этом Мона не сомневалась.

До Рождества он почти постоянно носил перчатки, объясняя это чрезмерной чувствительностью своих рук. Сколько раз Мона пыталась поговорить с ним об этом! Но сегодня он несколько раз повторил, что больше в перчатках не нуждается. Еще бы! Если каждые четыре часа принимать по два миллиграмма ксанакса вместе со всей прочей дрянью, можно вообще лишиться всяких ощущений.

Именно избыток всяческих снадобий довел Дейрдре до полного отупения и лишил ее жизненных сил. Кто знает, какие возможности были при этом упущены! Но больше подобного никогда не произойдет.

А это что еще за симпатичная склянка? Элавил? Очередное успокоительное? Ничего себе! Да еще в какой лошадиной дозе! Удивительно, что Майкл вообще сумел спуститься вниз, не говоря уже о том, что во время шествия нашел в себе силы нести Мону на плечах. Бедняга, да и только. Такое обращение с ним иначе как садистским не назовешь.

Мона легонько дотронулась до щеки Майкла. Как она гладко выбрита… Он не проснулся, а лишь протяжно вздохнул – а может быть, зевнул, – такие звуки способен издавать только мужчина.

Она не сомневалась в том, что в конце концов сможет его разбудить. Действительно, он же не в коме. Но тут ее точно громом поразило: ведь этим вечером она уже успела переспать с Дэвидом. Какая досада! Все прошло нормально, и секс был вполне безопасным, но все-таки после этого действа Моне было немного не по себе. Словом, прежде чем будить Майкла, нужно обязательно принять теплую ванну.

Как же она не подумала об этом раньше?! Ведь ее платье до сих пор испачкано землей. Быть тринадцатилетней – просто беда Невозможно постоянно сохранять опрятный вид. То забудешь сделать одно, то другое. И так всегда. Что ни говори, но даже Алисия сумела это заметить:

– То ты маленький компьютерный гений, то начинаешь вопить, что не можешь найти свою куклу. А ведь я говорила, что все твои куклы в кабинете. Да и кому они нужны, твои чертовы куклы?! Господи, как я рада, что мои тринадцать остались в далеком прошлом! Ты же знаешь, что мне было именно столько, когда я тебя родила

Нашла кому рассказывать! Да, Моне было всего лишь три года, а матери шестнадцать, когда та потеряла ее в «Мэйсон Бланш» ^{14} и не могла найти целых два часа!

– Подумаешь, я просто забыла о ней, – оправдывалась тогда Алисия. – Мне казалось, что я вовсе не брала ее с собой в город.

Только в шестнадцать лет может прийти в голову, что это достаточное оправдание. Хотя для Моны тогда все сложилось не так уж и плохо. По крайней мере, она всласть накаталась на эскалаторах.

– Обними меня, – тихо произнесла Мона, глядя на спящего Майкла– У меня было такое ужасное детство!

Но он спал, словно заколдованный волшебной палочкой какой-то феи.

Возможно, Мона избрала не слишком подходящую ночь, чтобы заманить Майкла в постель. Да, начинать штурм нужно, хорошо подготовившись, – все должно быть безукоризненным. А между тем Мону уже терзали сомнения. И не только из-за Дэвида, но и из-за юбки, испачканной кладбищенской землей, и из-за того, что к волосам прилипли жухлые листья. Ни дать ни взять Офелия, разве что еще не столь сексуальна.