Текст книги "За закрытыми дверями"

Автор книги: Энн Оливер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 5

Джек шел за Клео на безопасном расстоянии к пристройке позади гаража, где располагалась мастерская. Он видел, как она достала из кармана ключ, отперла дверь и скрылась внутри. Может, собирается раскалить паяльник, чтобы в одиночку отметить получение наследства?

Образы, охватившие разум, рвали на части. Его отец и Клео. Он так живо представлял, как душит отца, что вошел в мастерскую не постучавшись.

В нос ударил запах металла и пыли. Джек оглядел царивший там беспорядок. Совсем как в зоне боевых действий. К стене были приставлены куски труб и железный лом. В углу на полу валялись велосипедные колеса, рядом с которыми стояло с полдюжины металлических скульптур. Очевидно, незаконченные работы.

Склонившись над куском проволоки с инструментом, похожим на кусачки, Клео сидела на стуле. На ней были защитные очки, обычную одежду скрывала серая роба, из-за которой хрупкое женское тело казалось особенно уязвимым.

Джек подвинул перевернутый ящик так, чтобы было лучше видеть Клео, и уселся.

– Не успеваю с заказами, – объяснила она, не поднимая головы, взяла маленький молоточек и принялась выстукивать по металлу.

Джек внимательно посмотрел ей в лицо:

– Некоторым людям будет любопытно, почему Джерри Девлин оставил дом и все свои сбережения не сыну, а тебе.

Ритмичные удары не смолкали, выражение лица Клео не изменилось.

– Скорее всего, они объяснят это тем, что Джеку Девлину было наплевать на все и он не приехал домой когда нужно. На самом деле никто не спросит. Мы со всем этим разберемся, пока никто ничего не узнал.

– Между вами нет кровного родства. Ты молодая привлекательная женщина. Наверняка поползут слухи.

Пальцы крепче стиснули молоточек, рот приоткрылся, она прочистила горло. Джек ждал ответа. Секунду. Две. Три.

Медленно и осторожно Клео положила молоточек, сдвинула защитные очки на лоб и посмотрела на Джека. Синяя молния взгляда пронзила его на расстоянии. В этих глазах не было ни вины, ни хитрости. Только искренняя ярость.

Хороший ответ.

– Что ты хочешь этим сказать? – Она произнесла все слова по отдельности, будто отрезала кусачками.

На щеках разлилось два одинаковых ярких пятна, сильно выделяясь на бледном лице. К злости примешалась боль. Джек получил ответ.

Какое облегчение! Внешне он остался невозмутим и принял решение.

– Это именно то, чем кажется, надо пресечь необоснованные слухи. Вот еще одна причина мне задержаться здесь.

– Чушь какая-то! – Долгие пять секунд она смотрела на него, он был вынужден отвернуться. – Все, кто знал Джерри и меня, скажут: это полная ерунда, а мнение других меня не волнует. – Ее пальцы снова взялись за молоточек. – Тебя тоже касается. Деньги – это одно. Но то, что ты сейчас сказал, – рука замерла на полпути к очкам, – еще одна причина задержаться?

– Я останусь до тех пор, пока все не разрешится.

Повисла тяжелая тишина. Клео коротко кивнула в ответ и, опустив очки, принялась яростно ковать проволоку.

Джек не мог пошевелиться. Он обидел, сделал больно, оскорбил ее чувства. Он вытер влажные ладони о джинсы, сжал в кулаки признание вины и проглотил извинения. Подвинься он на дюйм ближе, прояви хоть малую часть эмоций, пропал бы. Он бы прижал к себе напряженное, скрытое робой тело Клео так быстро, что она не успела бы отреагировать.

– Мне помощник не нужен. – Она бросила один молоточек и взяла другой. – Если не исчезнешь через секунду, не знаю, что я сделаю с этим молотком.

Не глядя на нее, Джек встал и вышел на свежий воздух. В горле саднило, грудь что-то сдавливало, на коже выступила испарина. Он прислонился к стене пристройки, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и медленно побрел к дому.

Клео может как следует поработать молотком в душной мастерской, чтобы вместе с потом вышли все эмоции. А что было под силу ему в его состоянии?

В гостиной он вытянулся на диване, обитом коричневой кожей. Раньше Джек и Клео часто проводили время в этой комнате, смотрели фильмы, играли в компьютерные игры, слушали музыку.

Он взял подушку и засунул ее под голову. Он уже давно не думал о том, что такое ответственность, забыл, каково это – взвалить ее себе на плечи. Но теперь, когда дошло до дела, оказалось, что решением всех проблем может стать простой план из трех пунктов.

Остаться здесь на пару недель.

Помочь Скотти разобраться с делами отца.

И уехать.

Потом зазвонил телефон. Пока он включал мозг и вставал, Клео ответила. Он проверил время. Два часа пролетело!

Джек чуть не зарычал. Замечательно! Клео видела, как он валяется на диване перед телевизором, а она никогда не упускала возможности укорить его за этот грех. Он подошел к книжной полке.

Золотистые лучи солнца отражались на декорированной вручную позолоченной шкатулке, которая стояла на полке у стены возле стопки старых виниловых пластинок.

Снедаемый любопытством, Джек перенес ее на кофейный столик. Решив, что в ней нет личных вещей, раз она стоит в гостиной, он открыл лакированную крышку. Внутри оказался фотоальбом. На обложке было оттиснуто золотом «21». Джека охватила знакомая тоска, сердце пропустило один удар.

Он очень жалел о том, что не смог присутствовать на торжестве в честь совершеннолетия Клео, хотя она и в шестнадцать выглядела вполне взрослой. Подчинившись внезапному порыву, он анонимно отправил ей букет роз в тот особенный для нее день. Единственный раз вышел на связь. И теперь был рад через объектив другого фотографа узнать, как она отметила двадцать первый день рождения.

– Ты не спишь. Ой!

Джек поднял голову и увидел испуганный взгляд Клео, прикованный к альбому. По крайней мере, она больше не сердилась.

– Это личное?

Она покачала головой:

– Я принесла его в ту ночь, когда умер Джерри. Альбом лежал в моей комнате с тех пор, как я его оформила. Его еще никто ни разу не видел.

– Даже отец? Почему?

– Я хотела, чтобы ты был первым.

Джека охватил жар. Не стоит искать в ее словах смысл, которого там нет. Или все-таки есть?

Что скрывает этот ясный взгляд? Они всегда были близки, пока Клео в одночасье не превратилась в длинноногого подростка. Джек ее не узнавал. Внезапно перестал понимать и ее, и себя. Братская привязанность переросла во что-то очень опасное, и он стал проводить больше времени с приятелями и девушками своего возраста, ценой героических усилий продолжая относиться к Клео как к сестре. А иногда, что гораздо хуже, строил из себя ее родителя.

Клео вся как-то подобралась и вытянулась.

– Джек, это альбом не о моем дне рождения, а о твоем.

Все эти годы она хранила его частичку. У Джека перехватило дыхание. Он был готов поклясться, что в тишине, которая внезапно опустилась на комнату, их сердца забились в унисон.

Он поерзал, отгоняя эмоции.

– Зачем ты его сохранила? Я думал, уже давно сожгла.

– Собиралась это сделать. Просто я наивно верила в то, что ты вернешься домой.

Все это время Джек думал, что Клео была рада его отъезду, он превратил ее жизнь в ад.

– Теперь я не так наивна. – Она прошла через комнату, села рядом с ним. Тепло ее бедра обожгло его сквозь джинсы, когда она потянулась за альбомом.

На первой странице красовался большой портрет. Клео, Джек и отец. Отец и юная Клео восторженно смотрят на молодого Джека Девлина. Его охватила буря эмоций. Как часто он мечтал вернуться в тот самый день и начать все заново!

– Ты очень на него похож, – сказала Клео, глядя в лицо Джерри. – Тоже, чуть что, бодаешься.

– Ну да.

Но Джек думал не об отце. Листая альбом, он то и дело обнаруживал на фотографиях Клео. В шестнадцать она выглядела почти как женщина, ее ярко накрашенные глаза сияли, на губах играла улыбка.

Клео улыбалась ему.

Почему он этого не замечал? Слишком уж заботился о своем либидо, чтобы обратить внимание на нее. А под ее мне-на-тебя-плевать отношением скрывалось нечто большее. Она разглядела в нем что-то стоящее.

А он лишил себя этого, когда ушел из дома. Ради ее же блага. Может, теперь она повзрослела, да. Но отношения между ними все равно невозможны, причин много. Семья и привязанность. Эти слова эхом раздавались у него в голове.

Ни к тому ни к другому он не готов и уже только поэтому не хотел начинать с Клео то, чего не собирался заканчивать. А еще не был уверен в том, что не унаследовал отцовскую жестокость. Во сколько драк он ввязался, чтобы защитить Клео? Да ради ее безопасности он был готов сгореть в адском пламени!

Джек сжал ее ладонь:

– Замечательные фотографии. Спасибо, Златовласка.

– Я сделала это не для тебя, – убрав руку, холодно ответила Клео. – Я сделала это для себя.

И он вдруг заметил, что под альбомом на дне шкатулки лежала вырезка из газеты, поздравительные открытки и бережно высушенная одинокая желтая роза, которую он подарил ей в ту самую ночь.

– Кроме фотографий, у меня после тебя ничего не осталось. – Клео убрала альбом в шкатулку.

Джек ожидал злость и даже был бы рад ей, но она растворилась под мягким покорным смирением.

– У меня были причины.

И понял, что не хочет их обсуждать.

Подобрав под себя ноги, Клео положила локоть на спинку дивана и повернулась к нему лицом:

– Я тебя слушаю.

Стараясь избегать ее внимательного взгляда, Джек пытался сочинить полуправду, которая бы устроила Клео, потому что сам себе пообещал: всей правды она не услышит.

– После вечеринки отец устроил мне аудиенцию в кабинете, чтобы поговорить о тебе. – Это случилось перед рассветом. Джек все помнил.

– О! – Румянец залил шею Клео и перекинулся на щеки.

– Он был очень зол. Та ситуация на лестнице… – Джек понимал, как это выглядело со стороны. – Я сказал, что все на самом деле совсем не так. – Ну почти. Он хотел Клео так сильно, что испытывал физическую боль. Воспоминания о том бунте, о девочке-женщине, которая все в его жизни перевернула с ног на голову, по-прежнему преследовали его. – Отец был пьян и пришел в ярость. Мы поругались. Он сказал, что убьет меня, если еще раз увидит.

И это было прямо перед тем, как его железный кулак отправил Джека на пол. «Давай, Джек, давай, мальчик мой, дерись как мужчина!» Закрытые окна, опущенные шторы, тихий голос. Никто и никогда не слышал, чтобы в ярости Джерри Девлин переходил на крик. Джек пытался восстановить дыхание. К тому времени, когда он смог доползти до телефона и позвонить Скотти, отец уже спал.

Клео задумалась, словно пыталась соотнести то, что сказал Джек, с тем, что знала о Джерри. С ее губ сорвался резкий смех и разбил тишину.

– Ну не надо! Мы с тобой прекрасно понимаем, что он был просто пьян! Ты мог подождать и вернуться, когда он проспится. Когда вы оба проспитесь и остынете. Почему ты так не сделал?

– Доверие и уважение, Клео. Ни того ни другого я от отца не видел. – И Джек солгал: – Я собрал вещи и сел на первый самолет до Сиднея.

Клео наклонилась вперед, Джек уловил легкий аромат жасмина. Ее глаза сверкнули словно электрический разряд, который пробирал до костей. – Ты мне рассказал далеко не все.

Не зря он от нее отворачивался. Она очень проницательна. Джек снова отвел глаза:

– Так, значит, ты у нас психолог.

– Нет, я просто женщина.

И не поспоришь. Ему вдруг страстно захотелось поддаться искушению, вобрать в себя всю энергию женственности, которую она источала, попробовать на вкус ее губы, прикоснуться к ней. Вместо этого он саркастически улыбнулся:

– Мужчине нечего противопоставить такой мощной логике.

Клео хлопнула ладошкой по дивану:

– Ну вот, ты опять надо мной смеешься и ведешь себя так, будто мне шестнадцать.

– Тебе никогда не было всего шестнадцать.

И в этом корень всех проблем.

– Да что ты вообще обо мне знаешь? У тебя на меня никогда не было времени. Разве что на издевательства минутку находил!

– Это не значит, что я тебя не замечал.

– Замечают зубную боль и как-нибудь реагируют.

– Я отреагировал – ушел со сцены. – И переживал эту утрату так же тяжело, как будто это была смерть. – Дело не в тебе, а во мне. – Он увидел в ее взгляде муку. И недолго думая прикоснулся к ней. Можно мириться с ее злостью, но не со страданиями. – Я не хотел сделать тебе больно.

Клео смотрела на него. Глаза жгло. Мягкое прикосновение его руки, теплой и грубой, не облегчало боли в сердце. Как мог умный, разбирающийся в женщинах мужчина быть таким глупцом?

– Ты правда ничего не понимаешь, да?

Или он притворяется, отрицая то, что заметил бы и слепой, взглянув на нее? Надо смотреть фактам в лицо. Джек игнорировал ее, потому что в ней нет ни капли гламура. Но признать это слишком унизительно. И если она сейчас не сделает хоть что-нибудь, растворится в разочаровании и жалости к себе. Клео поклялась, что на этот раз не поддастся его влиянию. Но сердце отказывалось слушаться.

Она заставила себя выпрямиться, встала с дивана и пошла к двери, подальше от мужского тепла.

– Чего ты от меня хочешь? – бросил Джек вслед.

Клео обернулась. Дневное солнце сквозь окна лило свет ему на плечи. В темной футболке Джек казался воплощением ее самых сокровенных фантазий.

– Ничего. Совсем ничего. – «Если ты не готов дать мне это добровольно».

И, ужасно боясь чем-нибудь выдать царившее внутри отчаяние, Клео отвернулась. Прежде чем он ответил, убежала в комнату его отца, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Руку все еще жгло теплое прикосновение Джека.

Аромат одеколона, которым Джерри пользовался до самой смерти, казалось, пропитал в комнате все. На мгновение время повернуло вспять, и он вернулся. Снова сидел на диване лицом к окну. И Клео смотрела в окно. Сменялись времена года, летели дни рождения. А она ждала Джека.

Ее пронзила боль, подступили слезы. Упрямство двоих мужчин лишило их самого драгоценного момента в жизни, возможности попрощаться. Джек, должно быть, ошибается. Джерри не мог сказать, что не хочет больше видеть родного сына.

Воздух был теплым, но Клео потерла вдруг замерзшие руки. Срочно надо чем-нибудь заняться. Только тяжелая физическая работа могла унять набиравшее силу чувство разочарования, от которого можно взорваться.

Ванная Джерри. Не то чтобы там надо было убрать, в последние несколько дней Клео вылизала весь дом. Однако работа с водой всегда помогала избавиться от плохого настроения.

Через час, израсходовав полбутылки чистящего средства, Клео сняла резиновые перчатки, откинула с лица влажную прядку, взглянула в зеркало. Вид так себе. К счастью, рядом никого нет.

Вернувшись в спальню Джерри, она была поражена царившими там покоем и тишиной, и чтобы хоть как-то исправить ситуацию, тихонько включила проигрыватель. Битлы запели о вчерашнем дне. Она открыла окно.

Свежий ветерок тут же остудил лицо и шею. Клео опустилась на диван. Пальцы скользнули по мягкому шерстяному покрывалу, она поднесла его к щеке.

– Теперь ты свободен. Свободен от боли.

Клео не плакала у постели Джерри Девлина, когда он испустил последний вздох, слишком велико было горе. Она не плакала на похоронах, Джерри хотел, чтобы их превратили в праздник. Теперь глаза защипало от невыплаканных слез, она их больше не сдерживала. Они бежали по щекам, остывая под дуновением бриза.

Всхлипывания прервал щелчок поворачиваемой дверной ручки. Размазывая слезы по щекам, Клео представила Джека, стоявшего в коридоре. Одна рука на дверном косяке, босые ступни утопают в ковре, темные глаза внимательно смотрят на нее.

А она рыдает.

Крепче стиснув покрывало, Клео закрыла глаза. Она опозорена. Смущена. Разочарована.

– Уходи, Джек. – Он не ответил. – Не видишь, мне надо побыть одной.

Он выключил проигрыватель, и в комнате снова повисла тишина.

– Я повсюду тебя искал.

Воздух накалялся, Джек не уходил. Клео очень хотела, чтобы он в этот момент оказался в тысяче миль от нее. Впрочем, Джек все всегда делает наоборот.

Он положил руки ей на плечи и на мгновение сдавил их. От прикосновения она подпрыгнула, как кролик. Волнение охватило ее. Она чувствовала его запах, тепло, дыхание. Подушка дивана подалась вниз, когда он сел позади нее.

– Я должен был остаться здесь ради тебя, Златовласка.

– Должен был, но не остался. А я осталась. Ладно, проехали.

– Думаешь, ничего никогда не изменится, и люди, которые есть в твоей жизни, никуда из нее не исчезнут. А потом – бац, однажды утром просыпаешься, все изменилось, и уже поздно говорить то, что хотел сказать, поздно делиться мыслями и вспоминать счастливые времена.

Клео давно похоронила наивную романтичную мечту о том, как Джек однажды утром проснется и поймет, что все это еще может у них быть. Где она сама окажется к тому времени? Скорее всего, в доме престарелых.

Его ладони скользнули с ее плеч и сомкнулись перед ней. Она положила голову ему на плечо. В тот момент хотелось, чтобы он просто поддержал ее.

– У меня никогда не было отца, которого я хотела бы запомнить, – сказала Клео и удобнее устроилась в объятиях Джека, который крепче сцепил пальцы. – Не было отца, который проводит с тобой время и любит тебя такой, какая ты есть. Джерри дал мне все это.

– Я знаю.

Она почувствовала, что Джек немного изменил позу. Так, значит, он пренебрежительно окрестил ее Златовлаской просто потому, что ревновал к отцу.

– Мы оба знаем, что он слишком много пил. Любимая женщина сбежала, а сын… – Что она могла сказать о Джеке? Сначала казалось, он безразличен к нему, но с годами безразличие переросло в нескрываемую неприязнь. – Ты был груб, все время пропадал с друзьями или девушками.

– Ты не лучше.

Клео понимала: Джек имеет в виду плохую компанию, с которой она общалась, чтобы привлечь его внимание. Уж лучше так, чем оставаться совсем незамеченной.

– Я была несносна, признаю.

– Мы с тобой два сапога пара. Твоему отцу было плевать, как его поступки отразятся на дочери. А я из-за него потерял мать, которую очень любил.

В голосе Джека слышалась горечь, Клео повернулась взглянуть ему в лицо. И увидела отражение собственной боли. Они оба страдали из-за того, что натворили их родители.

– Джек… – Движимая инстинктами, Клео прикоснулась к его лицу, чтобы показать, что понимает его, помнит все это и страдает вместе с ним.

От этого прикосновения дрогнуло сердце. Она наслаждалась волшебным теплом его кожи, чувствовала мягкую щетину.

– Я тоже потеряла родителя. – Желая успокоить, Клео провела кончиками пальцев по его щеке и подбородку.

Мышцы на лице Джека напряглись. Он хрипло вздохнул, во взгляде промелькнуло что-то опасное.

Оперившийся в душе Клео сладкий восторг камнем полетел вниз. Джек не хочет ее. Щеки вспыхнули. Как и прежде, отказ. Он не любит, когда к нему прикасаются. По крайней мере, когда это делает домашняя девочка Клео Ханиуэлл, почти сестра. За шесть лет ничего не изменилось.

Быстро заморгав, чтобы отогнать подступившие слезы, она сжала руку в кулачок и прижала его к груди:

– Клянусь, Джек, ты ничего не почувствуешь, даже если у тебя задница загорится!

– Клео…

– Молчи. – Она оттолкнула его. – Ничего не хочу слышать. – Она могла бы двинуть ему за унижение, сквозь которое он заставил ее пройти, но в ту минуту черты его лица были тверже гранита.

– Задняя дверь была открыта.

Знакомый голос заставил обоих обернуться. Клео не поняла, кто первый вскочил с дивана – она или Джек.

– Скотт! Привет.

Скотт стоял в дверях, строгая рубашка расстегнута у шеи, галстук ослаблен.

– Привет. – Поигрывая ключами, он переводил взгляд с Джека на Клео и обратно. – Я не вовремя?

– Вовремя.

Ей было больно и стыдно. Много ли слышал Скотт? Она старалась не смотреть на Джека, но все равно чувствовала, как от него во все стороны разбегаются волны раздражения.

– Привет, Скотти. – Хриплый, глубокий голос Джека немного дрожал.

– Так. У вас двоих планы на вечер?

– Нет, – выпалила Клео. Она все еще чувствовала кончиками пальцев кожу Джека и ощущала его запах. Отказ был для нее глубокой рваной раной, которую надо обработать. – Я собираюсь принять ванну, немного побаловать себя. И никаких мужчин.

– Ну, я вообще-то за Джеком. Не возражаешь, если я украду его на несколько часов?

Клео чуть не рассмеялась. Ее, оказывается, и не собирались приглашать.

– Да, пожалуйста, забирай.

Краем глаза она видела: Джек ссутулился и засунул руки в задние карманы джинсов.

– И что ты задумал? – спросил он.

– Мне кажется, пора тебе отказаться от образа странствующего фотографа и прикупить немного новой одежды. Я задумал этим вечером провести тебя по магазинам в центре. Можем взять такси, чтобы потом поужинать и выпить пива. Как в старые добрые времена.

Джек кивнул:

– Отличный план. Возьму бумажник.

Как только он вышел, Скотт спросил:

– Я помешал?

– Ты ничему не помешал. Хорошо вам провести время.

Избегая внимательного взгляда, Клео пошла к выходу.

Скотт коснулся ее плеча и мягко сказал:

– Не жди нас.

– И не собираюсь.

Для Клео лучшим лекарством от депрессии была горячая ванна, бокал вина и гора шоколада. Времени впереди предостаточно, чтобы смыть плохое настроение.

В ванной Клео из подвешенных горшков спускались листья папоротников, стены гармонировали с полотенцами персикового цвета. Стояли сумерки, и небо еще не потемнело, но кто сказал, что свечи зажигать рано? Нарушая правила, она зажгла пять штук, добавила в ванну эфирные масла розмарина, лаванды и герани, разделась и погрузилась в теплую ароматную воду, прихватив высокий тонкий бокал с шампанским и миску шоколадных трюфелей.

Она сказала Джеку, что забыла о нем, после того как он уехал. На самом деле в глубине души сохранила маленький ящичек Пандоры, полный надежды, верила: однажды Джек вернется домой и скажет, что скучал по ней, она повзрослела и он допустил ужасную ошибку.

Он вернулся. А насчет остального… Клео почти убедила себя в том, что на все остальное ей плевать, но из-за Джека старания пошли прахом.

Это она допустила ошибку.

Клео залпом выпила бокал шампанского. Теперь она привязана к этому дому любовью к Джерри и необходимостью выполнить его последнюю волю.

Когда вода остыла и шоколад закончился, Клео вытерлась и надела розовую пижамку с коротенькими шортиками. Легкий воздушный хлопок мягко скользнул по коже.

Заложенное облаками вечернее небо потемнело и стало сине-фиолетовым. Клео подошла к окну, подняла раму выше, взглянула на городские огни, мерцавшие вдалеке, и вдохнула аромат мокрой листвы и плюмерии, выключила свет и забралась в постель.

Было только девять тридцать, Клео знала, что не уснет. В предательском воображении вновь и вновь возникали образы высокого мускулистого Джека, который своим теплом будет согревать простыни в нескольких футах от нее, когда вернется домой. Каково это – почувствовать его тепло на коже? При мысли об этом по телу побежали мурашки, а внизу живота запульсировало. Она отбросила одеяло и вздохнула сердито и грустно.

Если Джек вернется домой… Двое свободных и привлекательных мужчин отправились в город, надо быть готовой к тому, что он не вернется до утра.