Текст книги "Я ищу тебя"

Автор книги: Энн Мэйджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава четвертая

Даже сюда доносился приглушенный гул тысяч голосов зрителей.

Джордан стоял, прислонившись к стене. Черные волосы прядями спадали на вспотевший лоб, белая рубашка была мокрой от пота. Полотенцем, свисавшим с широких плеч, он промокал свое бронзово-загорелое лицо и лоб, стараясь не слишком сильно нажимать под правым глазом и не тереть синяки на щеке, просвечивавшие сквозь грим загарного цвета, который заставила его нанести Фелиция перед выходом на сцену.

Через всю комнату ударник ансамбля, Луи, прокричал ему, перекрывая шум:

– Это было потрясающее представление, босс, вы великий певец, ваши выразительные черные глаза и все такое.

Джордан слабо улыбнулся в ответ:

– Наверное, я пою лучше, когда я при смерти.

– Еще повезло, что ты жив, – яростно прошептала ему на ухо Фелиция, протянув банку пива.

Весь вечер она вертелась поблизости с видом собственницы, стараясь хоть чем-нибудь быть полезной Джордану.

– Не надо пива, Фелиция. Помнишь, что сказал доктор? Я выпью воды.

Фелиция мгновенно вернулась с высоким стаканом ледяной воды.

– Что это пришло тебе в голову останавливать автобус и выходить? – требовательно спросила она.

Он знал, при Фелиции лучше не упоминать имени Джини. Это был единственный камень преткновения в их отношениях.

– Если бы я не была занята с газетчиками, – продолжала Фелиция, – и находилась рядом с тобой, дорогой, я не допустила бы этой безрассудной храбрости. Слава Богу, ты отделался несколькими синяками, а возможно, и парой сломанных ребер. Тебе нужно принять душ, потом мы отвезем тебя в больницу и сделаем рентген, как рекомендовал доктор. Я очень не хотела, чтобы ты выступал, ведь врач не разрешил тебе.

– В тот вечер, когда я не выйду на сцену, где на меня рассчитывали, мне лучше умереть, – сказал Джордан мрачно.

– Но ты подвергал свою жизнь опасности!

Хотя он знал, что не прав, назойливая заботливость Фелиции оказалась последней каплей. Он хотел, чтобы его оставили в покое, дали возможность подумать, а она продолжала болтать – казалось, чувствуя угрозу потерять его привязанность.

– Как я и сделал, да? – прервал он. Весь вечер он не переставая думал о Джини. Видел он ее на самом деле или это плод его воображения? Он всегда волнуется перед концертом, не сыграли ли нервы над ним злую шутку? Но если она и вправду жива, как ее найти?

– Джордан, что с тобой? Тебя что-то гложет, я же чувствую.

– Мне бы не хотелось об этом говорить. Ладно?

– Хорошо, – сказала она, – не сейчас.

– Почему бы тебе не проверить, все ли у нас в порядке? А я пока приму душ, – проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал с теплотой. Наклонившись, Джордан поцеловал Фелицию в макушку: – Не беспокойся, мое отвратительное настроение к тебе не имеет никакого отношения.

Она кивнула, делая вид, что успокоилась, однако она была слишком умна, чтобы ее можно было так просто задобрить.

Джордан уже собрался в душ, когда услышал за дверью какой-то шум. Наверное, чересчур нетерпеливый поклонник прорвался. Меньше всего в этот вечер Джордану хотелось встречаться с рьяными почитателями, но какое-то интуитивное чувство заставило его на время забыть про душ и выяснить, что там происходит.

Спустя несколько мгновений на пороге появился Луи с запиской в руке.

По-детски выведенные черным фломастером буквы на измятом листочке из записной книжки прыгали перед глазами:

«Пожалуйста, верьте мне! Я на самом деле ваша дочь и должна вас видеть! Прямо сейчас! Мелани Кинг».

– Хорошенький сегодня вечерок, – начал Луи. – Босс, я понимаю, это звучит дико, но девчонка и в самом деле похожа…

Но Вулф перебил его:

– Джордан, это просто еще одна попытка вытянуть из тебя денежки за твое якобы отцовство. Каждая малышка в Америке хочет быть принцессой с папочкой-миллионером.

– Может быть, ты прав, – пробормотал Джордан, – так что ты хотел сказать, Луи?

– Она в самом деле похожа на вас, босс. У нее черные волосы. И…

– К черту! – опять прервал Вулф. – Здесь у половины ребятишек черные волосы. Она небось целый год каждое утро смотрелась в зеркало, стараясь выглядеть как можно более похожей на Джордана.

– Может, мне взглянуть на нее? – проговорил Джордан.

– Если ты это сделаешь, мы не скоро отвадим ее, она же чокнутая, – убеждал Вулф. – Нельзя предвидеть, что она скажет или сделает. А если это попадет в газеты? Пусть лучше Фелиция займется ею.

Джордан поколебался, но потом решил:

– Ты, конечно, прав.

С разорванной запиской в руках, вместо лица застывшая маска – такой Фелиция двинулась в соседнюю комнату. Джордан почти пожалел девчонку, кем бы она ни была, ведь ей предстоял разговор с Фелицией.

Он подошел к двери, слегка приоткрыл ее и стал прислушиваться. Молодой дрожащий голос, который он никогда раньше не слышал, необъяснимым образом тронул его.

– Вы не понимаете, мисс Бреннер. Я не помешанная. Мистер Джекс действительно мой отец.

– С чего ты решила выдумать такое? – требовательно спросила Фелиция.

– Я не выдумывала. Мама мне сказала.

– Понятно, – осторожно произнесла Фелиция, стараясь вложить как можно больше неприязни в это слово.

– Нет! Вам не понятно! – В юном голосе зазвучало раздражение. – Моя мама не из таких. Она учительница, и она не хотела, чтобы я приходила сюда. Правду об отце я узнала от нее только потому, что она была при смерти четыре месяца назад. Она очень долго болела.

– Послушай, это звучит все более дико. Тебе нужны деньги, да? Оплатить пребывание в больнице? Я поняла, ты хочешь помочь матери, но ты должна усвоить: какие бы проблемы ни стояли перед тобой, мистеру Джексу до них нет дела. Ты хорошая девочка, это видно. Не из тех, кто пытается начать судебный процесс против рок-звезды о признании отцовства.

– Вы даже не слушаете меня, верно? Думаю, вы боитесь дать мне возможность поговорить с ним.

– Я не боюсь тебя, малышка. Я с такими сталкивалась тысячу раз, их истории были похитрее. У тебя ничего не выйдет.

– Мне нужно поговорить с ним всего пять минут!

После этих слов Джордан распахнул дверь и вошел.

– Я сам займусь этим, Фелиция, – сказал он привычно мягким тоном, но в его голосе прозвучал приказ.

Глаза Фелиции вспыхнули, стали жесткими.

– Не думаю, что это умно с твоей стороны, Джордан.

Он едва ли слышал ее слова. На стадионе все еще кричали и скандировали его почитатели, но в маленькой комнате установилась такая тишина, что казалось, никто не дышал.

Джордан чувствовал биение пульса, шум крови в ушах – опасения и недоверие быстро сменились огромной радостью. Едва он взглянул на девочку, как сразу понял: да, она его дочь.

Долго он стоял не двигаясь, пытаясь унять волнение.

Его дочь! Эта черноволосая, длинная как жердь, одетая в тесные джинсы и ярко-розовую рубашку, которая явно ей велика, бунтарского вида женщина-ребенок с огромными темными глазами и слегка неровными зубами – его дочь! Опять в ушах зашумело.

Ему почудилось, что он перевернул страницу жизни назад и увидел себя в этом возрасте.

Джордан был потрясен силой душевного подъема, который он испытывал, и главным было не столько чувство нереальности происходящего, сколько ощущение счастья. Неожиданно жизнь принесла ожидание чего-то светлого, чего-то такого, что он уже давно отчаялся найти. И теперь он был полон решимости во что бы то ни стало, чего бы это ему ни стоило, не упустить своего счастья.

Нет, это не случайное совпадение, что он увидел похожую на Джини женщину у стадиона. Почти наверняка девочка так или иначе связана с ней… Все эти мысли вихрем проносились в голове, однако черты его бронзово-загорелого лица оставались спокойными, поведение не выдавало внутреннего волнения.

Девочка, стоявшая перед ним, поражала тем, что в ней он ясно видел тринадцатилетнего мальчишку, каким сам был когда-то. Едва взглянув на нее, Джордан отметил и ее ребячливую мрачность, и упрямый вызов, и болезненную неуверенность юности. Точно так же, как он тогда, девочка вся состоит из противоречий. Ей пришлось выдержать трудную борьбу, чтобы встретиться с ним, но вместо радости от успеха у нее на лице враждебность и замешательство. Казалось, она колеблется, не слишком ли далеко зашла на этот раз. Девочка, которая смогла уговорить полицейских пропустить ее, потом одержала победу над Фелицией, теперь стояла перед ним, не говоря ни слова.

До Джордана смутно доносились голоса его друзей, но он ничего не воспринимал, околдованный потрясающим сходством.

– Симпатичная девчушка, – сказал Луи.

– Старая история! Несмотря на ее обаяние, держу пари, все, что ей нужно, – это деньги.

– Или фото в газете. Все хотят погреться в лучах славы босса.

– Вот это точно, – цинично поставила точку Фелиция.

Мелани в ужасе воскликнула:

– Неправда! Все не так! Не нужны мне никакие деньги. – Юное лицо исказилось от обиды. И весь гнев обрушился на Джордана: – И вовсе вы не мой отец! Я не хочу, чтобы вы были моим отцом! Мама была права, когда велела мне держаться подальше от вас!

После этого взрыва Мелани повернулась и навсегда исчезла бы из его жизни, если бы Джордан рывком не бросился вперед и не преградил ей путь. Резкое движение вызвало боль в грудной клетке, он побледнел и застонал, но, несмотря на это, поймал ее у выхода. В тот момент, когда она отчаянно дергала ручку двери, его ладонь опустилась на ее пальцы. Она отдернула руку, как от ожога.

– Я тебя не трону, – мягко проговорил Джордан, – если не будешь убегать.

– Мне не нужны деньги, – прошептала она отрывисто.

– Я тебе верю.

– Тогда вы единственный среди всех.

Джордан улыбнулся:

– Что же тебе нужно? Ее глаза сверкнули.

– Я просто хотела увидеть вас. Теперь я хочу домой.

От ее жгучего желания исчезнуть у Джордана перехватило дыхание. Он постарался, чтобы голос звучал мягко:

– Конечно же, ты считаешь, что на меня не стоит смотреть. Но я не виноват, просто мне сегодня здорово досталось. И потом, надо принять душ. А когда я постараюсь, то выгляжу вполне прилично.

– Нет, дело не в вашей внешности.

Опять Джордан почувствовал тянущую боль, которая не имела отношения к ушибам. Здесь стояла его дочь, а он понятия не имел, как с ней разговаривать. Что сделать или сказать, чтобы она осталась? Он ощутил необходимость решительно преодолеть свою неуверенность. Джордан повернулся к Фелиции, Луи и Вулфу, наблюдающим за ним с жадным интересом, и рявкнул:

– Почему бы вам не оставить нас одних? И никого не впускайте сюда!

Когда они вышли, Джордан опять повернулся к Мелани.

– Давай сядем. Я уже сказал, мне сегодня досталось перед концертом.

Она кивнула, и он повел ее к кушетке. Они сели, глядя друг на друга, она – неподвижно, напряженно, а Джордан небрежно раскинулся, но это была кажущаяся небрежность.

– Ты сказала, я твой отец. – Неужели этот запинающийся голос принадлежит ему? Ни разу в жизни не был он столь неуверен в себе.

Опять в ее лице появился вызов. Темные глаза сверкнули.

– Я была не права.

– Почему ты передумала?

– Мне не нужен такой отец, как вы. Джордан не знал, смеяться или плакать. В конце концов он рассмеялся, откинув голову, и это разрушило возникшее напряжение.

– Я на тебя не обижаюсь. А какого отца ты бы хотела?

– У меня никогда не было отца, по крайней мере я никогда не думала, что он есть. Поэтому я раньше только представляла его. Он всегда был вместе со мной: ходил на концерт, брал на рыбалку или помогал с домашними заданиями. И не смеялся надо мной, когда я играю на гитаре. Он был просто… отец. Не божество.

– Я отнюдь не божество.

– У вас бы не нашлось времени для ребенка.

– Если бы у меня была такая красивая дочка, как ты, время нашлось бы, – сказал он серьезно.

– Вы знаменитость. И у вас много важных дел в жизни.

– Ничего не было бы важнее ребенка.

Острая тоска промелькнула во взгляде Мелани. И гнев тоже, гнев – потому что она так нуждалась в отцовской любви, гнев на него за то, что у нее не было отца.

Джордан тихо проговорил:

– Много лет назад я был женат на женщине, которую любил. Ее звали Джини.

С дрожащих губ Мелани сорвался крик боли:

– Так зовут мою мать! Так вы в самом деле… Почему вы бросили ее? Нас! Почему вы не взяли нас с собой?

Холодок пробежал у Джордана по спине.

– Она тебе сказала, что я вас бросил?

– Она мне никогда ничего не говорит.

– Это она меня оставила.

– Я вам не верю! Вы, наверное, думали, что она недостаточно хороша для вас.

– Кажется, я начинаю понимать, почему мать никогда не говорит с тобой. Будешь ты меня слушать наконец или нет?

Мелани пожала плечами.

– Ладно, слушаю.

– Когда я еще только начинал петь, Джини оставила меня. Она объяснила, что не хочет мешать, она не может прижиться в музыкальном мире и будет только помехой. Это случилось тринадцать лет назад. Я понятия не имел, что она ждет ребенка, иначе я не дал бы ей развод. В любом случае я сделал глупость, что отпустил ее, ведь я не могу ее забыть. Сегодня на автостоянке я увидел женщину, похожую на Джини, остановил автобус, но, когда попытался пробиться к ней, мои почитатели обезумели, и нас чуть не затоптали.

– Она наверняка приехала за мной, чтобы не дать мне встретиться с вами.

– Расскажи мне о ней. – Он подался всем телом вперед, пульс бешено забился в висках. – Я должен знать: твоя мама замужем или влюблена в кого-нибудь?

Установившееся молчание казалось ему полным опасности.

– Она ни с кем не встречается, – наконец услышал он.

– Дай мне номер телефона, я позвоню и скажу, что все в порядке, и сам привезу тебя домой.

– Вам нельзя этого делать! Она убьет меня! – воскликнула Мелани.

– Не думаю. Твоя мама никогда и мухи не обидела.

– Вы же не ее ребенок. Вы не знаете ее так, как я.

– Я буду рядом и защищу тебя.

Она подалась вперед и нерешительно коснулась его руки. Он тут же с удовольствием взял ее руку в свою.

– Вы не такой, о каком я мечтала, – проговорила она, запинаясь, – но, может быть, вы подойдете.

– Мелани, ты прелесть.

Она не сопротивлялась, когда он обнял ее.

– Запомни, я только сказала «может быть», – прошептала она, прижимаясь к его широкой груди. – И тебе нужно обязательно принять душ. – Но тут же испугалась и всхлипнула: – Зря я так сказала, да? Это просто потому, что я не знаю, что тебе сказать.

– Ты можешь говорить мне все, что хочешь, Мелани. Все, что хочешь.

Джордан решил позвонить Джини, когда никто не сможет услышать их разговор, и потому отложил звонок до той поры, пока они из суматохи «Астродома» не вернулись к нему в отель. Он снимал весь верхний этаж в самой роскошной гостинице Хьюстона. Мелани взяла одну из его гитар и пошла в соседнюю комнату, где ее ждали Вулф и Луи, совершенно ею очарованные. Едва она ударила по струнам и запела, оба объявили, что у них не осталось никаких сомнений: это дочь Джордана. И она, по их мнению, «то, что надо», как и ее отец.

Но не по мнению Фелиции.

– Ты будешь дураком, если позволишь этой девчонке морочить себе голову, Джордан. – Фелиция кипела от бешенства. – Настоящим дураком! Даже хуже, потому что не хочешь ехать со мной в больницу. У тебя, возможно, внутреннее кровоизлияние.

– Я знаю, что ты беспокоишься обо мне, и благодарен за заботу. Но сейчас, если ты не против, я бы хотел остаться один. Надо позвонить ее матери.

– Мне уйти, да?

Он устало посмотрел на нее.

– Неужели я прошу так много? У тебя есть собственный номер. А я ужасно устал, к тому же мне еще придется отвозить Мелани домой.

– Тебе не обязательно ехать самому. Ты мог бы попросить Джейка…

– Я обещал Мелани, – в голосе Джордана прозвучали металлические нотки.

– Тогда я поеду с тобой.

– Нет.

– Ты всерьез воспринял эту историю об отце, не так ли? Но ведь ты даже не можешь быть уверен, что это твой ребенок.

– Я уверен.

Что-то в его тяжелом взгляде заставило Фелицию понять, что лучше уступить.

– Ну, хорошо, я ухожу. – Она схватила свою сумочку и со злостью выскочила из комнаты.

Когда Джордан убедился, что она не вернется, он пошел в спальню, закрыл дверь на ключ и снял трубку. После третьего гудка раздался голос Джини:

– Слушаю вас.

Нежные нотки ее неуверенного голоса прозвучали для него как самая сердечная ласка, и Джордана бросило в жар. Рука крепко вцепилась в трубку, и он почти возненавидел Джини за ту власть, которую она имеет над ним даже спустя тринадцать лет.

– Говорит Джордан, – сказал он спокойно, опускаясь на кровать и презирая себя за нелепую верность ей. Она бросила его, заставила родителей солгать, что умерла… А он такой дурак, что все еще мечтает о ней!

– Господи… – пробормотала она, и от безрадостной нотки обреченности в ее тихом голосе все в нем содрогнулось.

– Это в самом деле была ты на «Астродоме», правда? – требовательно и жестко спросил он, вспоминая, какой опасности подвергал себя, пытаясь добраться до нее.

– Да.

– Так, значит, с тобой все в порядке? – его голос звучал ровно.

– Да, – прошептала она. – А как ты? Я думала, они убьют тебя.

– Пожалуй, впечатление было именно такое. Но я отделался несколькими синяками, – успокоил он ее. Однако гнев заставил его добавить: – Как будто тебе не все равно!

После короткой паузы она мягко произнесла:

– Мне не все равно, Джордан.

И оттого, что эти пять слов, которые наверняка были для нее всего лишь данью вежливости, так много значили для него, он разозлился еще больше.

– Все эти годы ты заставляла меня верить, что тебя нет на свете! – отрывисто бросил он.

– Да.

– Черт побери! – в голосе его звучала боль. – И это все, что ты можешь сказать?

– Джордан, я… я думала, так будет лучше.

– Ты думала, что будет лучше, если Мелани не узнает меня, – выдавил он, наполнив слова горьким сарказмом.

– Да.

– Как ты могла?! Столько лет я оплакивал тебя. Каково бы тебе было, если б я умер? Если бы не подпускал тебя к твоему единственному ребенку?

– Джордан, я… – голос звучал неестественно, точно она старалась удержать рыдания, по том оборвался. Джини была так расстроена, что не могла говорить.

Услышав, как дрогнул и прервался ее голос, Джордан заставил себя сдержать гнев.

– Я только хотел, чтобы ты знала, с Мелани все в порядке. – Он постарался говорить обычным спокойным тоном, под которым, однако, угадывались сильные, с трудом сдерживаемые эмоции. – Сейчас она здесь, у меня в отеле. Я ее привезу примерно через час.

– Джордан, может быть, тебе лучше не приезжать самому?

– Лучше для кого: для тебя? – спросил он презрительно, вновь ощутив приступ всепоглощающего гнева, из-за того что она отвергает его.

– Для всех. У нас с Мелани семья. В нашей жизни для тебя нет места.

– Нет места… – Все внутри него как будто стянуло узлом от боли, когда он понял, что она всерьез решила не впускать его в свою жизнь. – Теперь послушай меня, Джини Джекс, – заговорил он как-то странно, это было так непохоже на его манеру говорить. – Ты все еще носишь эту фамилию, независимо от того, нравится она тебе или нет. Я возвращаюсь в твою жизнь, даже если ты этого не хочешь. Ты скрывала от меня мою дочь. Тринадцать лет ты жила, как считала нужным. Теперь будет так, как сочту нужным я!

Он бросил трубку на рычаг, прежде чем она успела сказать что-нибудь, способное оттолкнуть его. Он был в замешательстве. Значит, она не хочет, чтобы он вторгался в ту уютную жизнь, которую она построила для себя. Это чувство причиняло боль. Но, вспомнив, какой он ведет образ жизни, Джордан не мог винить ее. Как бы он ездил на гастроли вместе с Джини и Мелани? Неужели ему пришлось бы оставить музыку? Сказать всем, кто работает вместе с ним, что они больше не нужны? Музыка – его жизнь, его душа. Но Джини и их дочь – тоже. У него нет ни малейшего представления о том, как выйти из этого положения. Единственное, в чем он уверен: пустота, которую он ощущал все эти годы, считая, что Джини больше нет, исчезла теперь, когда он узнал, что она жива, что у них дочь.

Джордан решил сделать все, чтобы вернуть жену.

Глава пятая

Было уже два часа ночи, когда лимузин Джордана бесшумно затормозил под кронами черных деревьев перед домом Джини. Влажный ветерок шевелил листья, и они шелестели, как сухая бумага. Далеко на горизонте молния осветила черное небо, прогремел гром. Мелани по дороге заснула, прислонившись к плечу отца так естественно, как будто они знали друг друга всю жизнь, а не несколько часов.

Увидев ярко освещенный дом, приютившийся среди деревьев, Джордан почувствовал, что в нем опять вспыхнула твердая решимость. Было такое впечатление, что, ожидая его, Джини зажгла свет во всех комнатах. Взгляд его опять вернулся к девочке. Ему очень не хотелось будить ее, но он все же легонько пошевелил локтем, и Мелани повернулась в его руках, ее ресницы задрожали и распахнулись.

При виде Джордана она сонно улыбнулась.

– Так ты мне не снишься? – пробормотала она.

Он с удовольствием отметил, что она не попыталась убрать голову с его плеча.

– Нет, я тебе не снюсь, – как можно мягче ответил он.

– А кажешься сном.

– Это ненадолго, – бросил он, помогая ей выбраться из машины и за руку ведя ее по дорожке к дому.

Он сразу же заметил и траву по колено, и облупленные стены, и оторванную сетку от комаров на окнах и дверях. Вот тот рай, из которого Джини хотела его изгнать.

– Осторожно, – предупредила Мелани, – третья ступенька сгнила. Мы обычно ходим через кухню.

Мелани достала ключ и отперла парадную дверь.

– Ты приехал, чтобы помочь мне объясниться с мамой, помнишь?

– Ну, конечно.

Она провела его за собой в уютную гостиную. Джордан стоял посередине комнаты, заполняя ее самим своим присутствием. Несмотря на простоту обстановки, здесь было удобно и уютно, можно было забраться с ногами на диван, не боясь что-то испортить. Этой теплоты и прелести недоставало его роскошному особняку в Малибу и тем великолепным апартаментам в гостиницах, к которым он привык.

Его взгляд остановился на мягкой кушетке, которую Джини раскопала в маленьком магазинчике за Галверстоном всего за двадцать пять долларов и заново обтянула, использовав для этого два связанных ею на спицах вишневых пледа. На полочках стояли плетеные корзиночки, пышные комнатные цветы свешивались из вазонов, а венские стулья были расписаны вручную. Все предметы в комнате казались потерявшимися детьми, которых Джини подобрала в магазинах подержанных вещей и на дешевых распродажах, привела в порядок, и теперь они стали одной семьей. На стене висело множество фотографий Мелани. Страшная серая кошка (без сомнения, любимица девочки) сидела на подоконнике, глазами-щелочками рассматривала чужака и сердито била хвостом. Джордан понял, что целую вечность не был в настоящем доме.

Неожиданно почувствовав себя не в своей тарелке, он принялся поправлять галстук, но проклятый ошейник стянул шею еще туже. Ему не часто приходилось надевать костюм, и тело сейчас было как в клетке, скованное тесным воротником на шее и жесткими манжетами на запястьях. Из-за непривычно большого количества одежды Джордану стало жарко, точно он в сауне. Опущенные вниз руки в нетерпении сжались в кулаки.

В этот момент он увидел Джини.

Точно статуя, она замерла в тени дверного проема. На ней был легкий ярко-алый развевающийся пеньюар, его подарила Люси, когда Джини почувствовала себя настолько хорошо, что ей надоела больничная одежда. Несмотря на все старания отговорить Джордана от визита, она принарядилась, это была попытка очаровать его, он сразу понял. Ей хотелось быть красивой для него.

– Привет, мам! – возбужденно воскликнула Мелани. – Ты выглядишь сегодня красавицей.

– Думаю, вам лучше пойти к себе и комнату, юная леди. – В голосе Джини прозвучала угроза. – Я с вами потом поговорю.

Прежде чем уйти, Мелани тайком взглянула на отца и расстроилась: он на нее даже не смотрел. Он не отрывал глаз от Джини, которая как бы без сил стояла, прислонившись к дверному косяку.

Короткие волосы ее были взъерошены, неподколотые пряди упали на раскрасневшиеся щеки, грудь высоко вздымалась, как будто она, услышав шум на улице, бежала через весь дом и остановилась, лишь когда отворилась дверь и Джордан вошел.

Джини смотрела на него снизу вверх.

Все было как во сне.

В глазах у нее он увидел жар страсти. Пол закачался у него под ногами, когда он погрузился в этот взгляд.

– Я просила тебя не приходить, – голос Джини прерывался.

Эти слова вонзились в его душу, как острый нож, но он постарался скрыть свои чувства.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Ты, должно быть, соскучился по женскому обществу. Неужели ты не мог найти кого-нибудь другого, а не навязываться мне?

Его губы искривились в ироничной усмешке. Голос настораживающе смягчился:

– Я и не искал никого, Джини. Ты же сегодня оделась для меня. Похоже, ты не настолько сожалеешь о моем присутствии, как пытаешься показать, – спокойно заметил он. – Верно?

Джини попыталась что-то возразить, но ей сдавило горло, и она отвела взгляд от его лица.

– Понятно. Ты полна решимости возненавидеть меня?

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем она ответила.

– Я никогда не могла бы тебя возненавидеть, Джордан. Просто хочу, чтобы ты ушел из моей жизни.

– Больше я не намерен с этим мириться! – мрачно заявил он и, раскрыв объятия, двинулся к ней.

Джини не знала, что делать, на ее прелестном лице отразилась мука внутренней борьбы, но она в одно мгновение преодолела разделяющее их пространство и бросилась к нему на грудь. Джордан сомкнул руки у нее за спиной и так крепко обнял ее, что почувствовал боль в ушибленных ребрах.

– Я совсем запуталась, Джордан, – пробормотала она. – Хочу, чтобы ты ушел, и одновременно…

Он крепко прижимал ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая только ей присущий аромат, ощущая нежность шелковых локонов, теплоту кожи, потрясающее единение их тел.

Об этом он мечтал в своих снах. Теперь это стало реальностью. Она сама стала реальностью. Пускай она не хочет его, но она жива. Мрачный призрак, наполнявший его жизнь отчаянием все эти годы, растаял. От счастья, что она жива, он даже не мог сердиться.

– Это тянулось так долго! Всю жизнь, слышался его приглушенный голос. – Больше я тебя не отпущу.

Джини слушала, замирая в его объятиях, и не могла вспомнить ни одного из подготовленных заранее доводов, которые доказали бы ему, почему он должен оставить ее в покое. Она так долго была одна! Опьяняющий восторг от того, что он рядом, пусть на несколько часов, оказался слишком велик – Джини не могла оторваться от него. Когда Джордан держит ее у себя на груди, мир для нее больше не существует, ей все равно, каковы их отношения, ей безразлично все, кроме того, что она умирает от любви к нему. В это мгновение она уже не думала о том, что они принадлежат разным мирам. Единственное, что ей было нужно, – еще раз ощутить восторг обладания. Через несколько минут она опять увидит все в истинном свете и сможет противостоять ему.

А для него жизнь снова наполнилась надеждой.

Джордан мягко дотронулся губами до губ Джини. Едва он коснулся ее дрожащих губ, его руки судорожно обхватили ее плечи. Два тела – нежное и мужественное – соединились в одно, всю силу бурной страсти выдал их поцелуй.

– Я жил в аду, с тех пор как ты ушла от меня, Джини, – прошептал он хрипло, и его язык продолжил свое восхитительное путешествие – она была сладкая, как мед. – Я никогда не переставал любить тебя. Никто, ничто не могло заполнить пустоту в моем сердце.

Теперь его губы спустились ниже, лаская ее нежную шею.

– Джордан! О, Джордан… Мне нужно сказать тебе, чтобы ты ушел. Но посмотри на меня, – ее тихий голос дрожал от горячего желания.

Ее тело прогнулось, и он почувствовал всю полноту безмолвного ответа. Ее мягкость и уступчивость сводили его с ума. Он гладил ее тело так жадно, будто все эти годы вообще не знал женщин.

– Если ты в самом деле любишь меня, то уйдешь отсюда и забудешь меня, – беспомощно шептала она, стараясь подавить рыдания.

– Я не понимаю такой любви, Джини, – проговорил он, еще крепче прижимая ее к себе стальными руками. – Ты мне нужна. У меня разрывается сердце, так я хочу тебя. Вот это для меня любовь. Я слишком долго жил без тебя, чтобы отпустить теперь, едва нашел снова.

– Ты никогда не знал, что значит бояться, Джордан.

– Ты не права, я боюсь сейчас. Боюсь, что опять тебя потеряю.

Он не мог говорить, его захлестнуло желание. Он медленно подвигался, прижимая ее к стене, заставляя почувствовать ту страсть, которую будило в нем ее малейшее прикосновение, он хотел, чтобы она поняла, как сильно он хочет ее.

– Тринадцать проклятых лет я думал, что тебя нет на свете, – в его голосе звучала острая боль. – Вместе с тобой что-то умерло и во мне. – Его руки ласкали нежную кожу на ее шее. – И вот я нахожу тебя живой. Много ли мужчин получали такой шанс в жизни? Тринадцать лет я повторял: «Если бы только Джини была жива, все было бы по-другому». Много ли таких «если бы только» сбывалось? Ведь это чудо, любовь моя! Надо быть дураком, чтобы теперь уйти.

Она задрожала от его слов, в глазах заблестели слезы. За эти годы она тоже не раз думала: «Если бы только…» Ее пальцы ласково дотронулись до синяков, нарушавших совершенную красоту его бронзово-загорелого лица.

– Тебе сегодня было больно… из-за меня, – проговорила она.

Он взял ее руку в свою и поднес к губам. Джини ощутила прикосновение горячих губ, сначала между пальцами, а потом на тонком запястье, где от его прикосновения бешено забился пульс. Джини затрепетала.

– Когда я увидел тебя там, в толпе подростков, Джини, я не поверил, что это ты. Я просто думал о тебе. Я бы восстал против всех сил ада, лишь бы опять найти тебя.

– Но тебя могли задавить!

– Главное, что я остался жив. – Опять в его голосе послышался стон желания. На губах заиграла знакомая лихая улыбка, изгоняя последние слабые попытки Джини контролировать свои чувства.

– Нам не нужно заходить сегодня дальше, – услышал он шепот.

– Ты сошла с ума! – Блеск его глаз говорил о его намерениях.

Он наклонился и пылко поцеловал ее. Она вдохнула терпкий запах его тела и уже не могла оторваться от него.

Руки Джини скользнули под его пиджак, и ощущение от его тела было настолько сильным, что всколыхнуло в ней все чувства. Тепло его дыхания согревало ее щеку. Она различила резкий запах его одеколона.

– Я хочу провести с тобой эту ночь. – Он был настойчив, его пальцы теперь ласкали ее пышную грудь.

– Нет! Кроме того, что подумает Мелани, если утром увидит тебя здесь?

Жар его губ обжег ей сосок сквозь алую ткань пеньюара. Заглянув в ее потемневшие от страсти глаза, он успел поймать в них колебание и ответил:

– Она подумает, что ее мать и отец любят друг друга.

– Разве это хорошо – зря обнадеживать ее?

Но Джордан уже решил ни за что не отступать. Даже если для этого придется прибегнуть к помощи дочери.

– Если это зависит от меня, то ничего не будет зря. – Он склонился, даря ласки теперь уже другой груди.