Текст книги "Корабль-партнёр"

Автор книги: Энн Маккефри

Держась за пилотское кресло, чтобы сохранять точку опоры, Полион развернулся и лениво пнул Микайю Квестар-Бенн. Отказ искусственной корабельной гравитации освободил ее от веса протезов, тянувшего к полу, однако рука и нога по-прежнему свисали неподвижно и не слушались ее. Сейчас Микайя была все равно что калека – да она и была калекой. Отвратительное зрелище.

– Я хочу, чтобы Фористер это как следует разглядел, – учтиво произнес Полион. – Сомкнуть протезы.

Эта команда была обращена к компьютеру; по этому сигналу гиперчипы заставили искусственную руку и ногу Микайи притянуться друг к другу, словно железо к магниту.

– Только тронь Мик хоть пальцем… – прохрипел Фористер, тщетно сопротивляясь действию парализующего яда.

– Мне и не нужно, – с широкой улыбкой констатировал Полион. – Я все могу сделать прямо отсюда.

Серия отрывистых команд и введенных с клавиатуры кодов заставила ту часть корабельного компьютера, которая подчинялась Полиону, выдать новую порцию управляющих сигналов на гиперчипы, контролирующие внутренние органы Микайи. Для того чтобы изменения оказали эффект, достаточно было времени прохождения очередной петли трансформаций. Когда вновь наступил отрезок нормального пространства, лицо старой женщины было бесцветным, а на лбу выступили бисеринки пота.

– Удивительно, насколько болезненными могут быть несколько простых изменений в органах, – радостно прокомментировал Полион. – Такие мелочи, например, как небольшая игра с циркуляцией крови. Как рука, Мик, детка? Тебя не беспокоит?

– Подойди немного поближе, – предложила ему Микайя, – и убедись.

Но теперь Полион указывал на ее живую руку; все видели, как изменился цвет конечности. Ногти стали почти черными, кожа побагровела и вздулась.

– Продержать вот так сутки, – продолжал Полион, – и мы увидим великолепный образец гангрены. Но, увы, у нас нет времени. Я мог бы запереть в этой конечности побольше крови и заставить вены лопнуть, но это убьет ее чересчур быстро. Так что я просто оставлю все как есть, пока ты думаешь, Фористер, и, может быть, мы все-таки столкуемся. К счастью, в ее сердце тоже есть кибернетические детали, так что нам не придется волноваться о том, что оно откажет из-за усилившейся нагрузки. Оно будет продолжать работать… до тех пор, пока я этого хочу. Хотите послушать, как оно работает сейчас?

Голосовая команда усилила звук интенсивно бьющегося искусственного сердца Микайи, частота пульса возросла, чтобы справиться с теми изменениями, которые Полион внес в остальные системы организма. Это отчаянное, неровное биение эхом отдавалось по всей рубке, во время петли трансформации то понижаясь до басового гудения, то превращаясь в сухую барабанную дробь, то взмывая до прерывистого присвиста. Никто не сделал ни единого движения, не произнес ни слова.

На один удар сердца, не более, темнота и молчание показались Нансии благодатным облегчением после режущей боли сигналов, проникавших в ее сенсоры. «Именно так сингулярность воздействует на мягкотелых?» Но нет, это было хуже. В моменты смятения, прежде чем Нансия отключила все сознательные функции и собственные сенсорные связи, она осознавала нечто куда худшее, нежели смещение цветов и пространственные искажения сингулярности: злобное вмешательство другого сознания, переплетенного с ее собственным, наносящего по ней удары с намеренной жестокостью.

«Он хотел свести меня с ума. Если я снова включу сенсоры, он это сделает. А если я останусь плавать в этой тьме, это все равно произойдет». Эта полная неприкрытого отчаяния мысль явилась откуда-то из самых глубин ее памяти. Где, когда она могла себя чувствовать настолько одинокой, полностью покинутой? Нансия, не думая, потянулась к своим банкам памяти, чтобы провести поиск, но остановилась, прежде чем соединение было завершено. Если сенсоры могли быть превращены в оружие, которое использовалось против нее, то не могло ли что-то проникнуть и в память? Получив доступ к компьютерной памяти, Нансия могла обнаружить, что «знает» что-то, в чем ее хотел убедить тот, другой разум.

«Это иное сознание? Или часть меня? Возможно, я уже сошла с ума, и это первые симптомы». Мерцающие, беспорядочные огни и резкие звуки, ощущение тошнотворного вращения, даже уверенность, что ее атаковал чей-то иной разум, – не было ли это все признаками той болезни, которая поражала столь многих людей на Старой Земле до того, как современная терапия при помощи электростимуляции и лекарств научилась восстанавливать равновесие в измученном мозгу? Нансии страшно хотелось просмотреть всего одну статью из энциклопедии, хранящуюся в электронной памяти; но в данный момент этот ресурс был запретен. Параноидная шизофрения, вот оно; отделение разума от реальности.

«Давай подумаем, – сказала себе Нансия. – Если я сошла с ума, то вполне безопасно рассмотреть симптомы и решить, больна ли я на самом деле, разве что я, предположительно, откажусь принять даже явные свидетельства. А если я не больна, то не должна просматривать память для проверки этого факта. Так что лучше принять как гипотезу, что я в своем уме, и действовать, исходя из этого». Сухой юмор этого логического рассуждения помог ей немного восстановить эмоциональный баланс. «Хотя неизвестно, сколько мне удастся еще оставаться в своем уме при таких обстоятельствах…»

Лучше об этом не думать. И лучше также не вспоминать первого напарника Калеба, который впал в необратимую кому, только чтобы не столкнуться с пустотой, которая окружила его, когда синаптические связи между его капсулой и внешним миром были уничтожены. В качестве основания для сохранения разума, а также для выживания, решила Нансия, следует принять допущение, что кто-то проделал это с ней. И сосредоточиться на решении задачи: кто это сделал и как его можно остановить.

В качестве первого шага следовало бы, естественно, приоткрыть всего один сенсор, чтобы изучить вспышки энергии, которые едва не уничтожили ее нервную систему… «Я не могу! – закричала внутри сознания Нансии маленькая девочка, в состоянии, близком к панике. – Вы меня не заставите, я не буду, не буду, я навсегда останусь здесь, где нет опасности».

«Это не выбор», – твердо сказала сама себе Нансия. Она хотела бы произнести это вслух, чтобы подбодрить себя звучанием собственного голоса, но она была нема, равно как глуха, слепа и лишена ощущений, плавая в абсолютной темноте. Каким-то образом ей следовало обуздать панику, зародившуюся в сознании.

Иногда помогают стихи. Тот драматург со Старой Земли, которого так любят цитировать Сев и Фасса; в ее банках памяти хранилось множество его пьес. «Какая ночь…» Нансия машинально потянулась к компьютерной памяти и как раз вовремя удержала этот порыв. Она не знала этот монолог – он хранился в ее банках памяти. Совершенно разные вещи. Тогда попробуем что-нибудь еще. «Я мог быть заключен в орех и мнить себя царем обширных стран, когда бы не дурные сны…» Не очень подходящий выбор в данной ситуации. Может быть… а знает ли она что-либо еще? Что она без своих банков памяти, своих сенсоров, своих мощных двигателей? Существует ли она вообще?

«На этом пути и таится безумие». Конечно, она существует! Нансия решительно наполнила сознание собственными воспоминаниями. Гонки по коридорам Лабораторной школы, игры в «Ангар» и в «Найди энергию» с друзьями. Освоение математических выкладок, от геометрии Лобачевского до топологии расщепления, снова игры, с чудесным пространством чисел, плоскостей и точек, по которому можно блуждать почти бесконечно. Обучение вокалу у сера Воспатриана, преподавателя драматургии в Лабораторной школе, который учил капсульников модулировать производимые динамиками голоса в пределах всей гаммы человеческой речи со всеми ее эмоциональными обертонами. И тот первый день, когда все они были огорчены и пристыжены, слушая записи своих жестяных искусственных голосков. Воспатриан заставил их читать вслух лимерики и бессмысленные стишки, пока все ученики не начали хихикать, забыв об уязвленном самолюбии. Боже, она все еще помнит эти дурацкие строчки, с которых он начинал каждый урок…

И, совершенно не думая и не обращаясь к искусственно наполненным банкам памяти, Нансия отвлеклась от царившей вокруг черноты.

 
«Расцвела сирень в моем садочке,
Ты пришла в сиреневом платочке.
Ты пришла, и я пришел —
И тебе, и мне хорошо!..»
 
 
«Жил-был кораблик на Веге…»
 
 
«Сэр Джон Бэксфорд собирал в поход
Десять тысяч уэльских стрелков.
Сэр Джон Бэксфорд был толстым, как кот,
А конь его был без подков.
Сэр Джон Бэксфорд пил шотландский эль
и к вечеру очень устал…»
 

Нансия процитировала для себя весь репертуар сера Воспатриана до тех пор, пока не начала про себя смеяться и не ощутила, как порожденные смехом эндорфины омывают ее сознание. И после этого, совершенно спокойно плавая в темноте, она начала тестировать сенсорные связи, включая и выключая их по одной.

Во время тестового процесса Нансия не раз ощутила ментальный эквивалент обожженных пальцев и ослепительного света прямо в глаза, однако это было не настолько ужасно, как она того боялась. Сенсоры нижней палубы были совершенно бесполезны, равно как навигационный компьютер и новые сопроцессоры – математический и графический, – которые она только что установила. «То есть все, где есть гиперчипы, произведенные на Шемали…» И, едва додумав эту мысль, Нансия поняла, кто и зачем нанес по ней удар.

Она один за другим включила сенсоры верхней палубы, сперва узрев тела спящих, болтающиеся в коридоре и пассажирских каютах. Сев, висящий на изометрическом тренажере в физкультурной комнате, руки и ноги все еще вдеты в крепления тренажера. Альфа, пристегнутая к койке в своей каюте. Блэйз, плавающий над самым полом в коридоре, на лице совершенно невинное выражение, а по подбородку расползается огромный синяк.

«Мятеж. И кто-то пустил усыпляющий газ. Но какая из сторон это сделала?» Нансия медленно и осторожно включила сенсоры центральной рубки. Сенсоры левого борта мигали и выдавали хаотичную картинку. Должно быть, гиперчипы Полиона работали и заражали своим влиянием все компьютерные системы. «У меня не так много времени…»

«Еще меньше времени, чем казалось», – осознала Нансия, увидев происходящее в рубке. Генерал Квестар-Бенн лишена подвижности – «конечно, гиперчипы в протезах», – а в руках у Дарнелла игольник Микайи. Овертон-Глаксели держит под прицелом непокорного Фористера, в то время как Полион сидит в пилотском кресле и набирает команды на пульте управления. С этим она, по крайней мере, могла кое-что сделать. Нансия нанесла ответный удар, посылая компьютеру собственные приказы и секцию за секцией отключая пульт управления и отсеивая команды Полиона по мере их поступления. Он набрал команду, которой она не знала; проследив этот приказ до его источника, Нансия потрясенно опознала свой собственный код доступа. Музыкальная последовательность уже прозвучала в рубке. Но слов, которые должны были сопровождать музыку, в этой локации не было… «Однако они должны где-то быть. В какой-то части памяти, недоступной моему сознательному поиску. Иначе моя капсула не смогла бы их опознать и открыться». Нансия ощутила гордость за то, что смогла это вычислить, а затем холод и тошноту при мысли о том, что Полиону, возможно, потребуется совсем немного времени, чтобы прийти к тому же выводу. «И если слова находятся там, где я не могу отыскать их сознательно, то как я смогу блокировать Полиону доступ к ним?»

У Нансии кружилась голова от закольцованного прохождения через четыре расщепленных пространства, однако не было безопасного способа выйти из этой петли до тех пор, пока Нансия не обретет все свои расчетные и навигационные мощности. «Сначала нужно исправить ущерб…» Нансия неистово трудилась, постоянно отключая сектора компьютерной системы, зараженные шемалийским вирусом, находя альтернативные пути для доступа к процессорам, остававшимся еще незатронутыми. И одновременно программа-«червь», запущенная Полионом, зарывалась все глубже в системы Нансии, изменяя и искажая коды, стирая свои собственные следы, так что Нансия могла определить места ее прохождения только по неожиданным вспышкам дезориентирующих входящих сигналов или искажению математики. Нужно найти и остановить этот код, только тогда удастся сделать все остальное.

Погрузившись глубоко в путаницу собственных систем, Нансия все же ощутила страшную душевную боль, когда Дарнелл ранил Фористера.

«Не слушай. Не думай об этом». Ей нужна была полная сосредоточенность, чтобы обезвредить пронырливую программу Полиона, куда больше сосредоточенности, чем Нансия когда-либо уделяла решению относительно примитивных проблем подпространственной навигации. Нансия вспомнила технику расслабления, которой научил ее Сев Брайли, и целенаправленно, медленно стала успокаивать себя, стягивая энергию от периферии и сосредотачивая сознание на внутреннем ядре света, там, где она, Нансия, существовала независимо от компьютера, корабля и даже капсулы. Какой-то отдельной частью сознания она чувствовала отказ системы гравитации и ослабление освещения, потрясение и тревогу ее пассажиров, однако не могла позволить себе отвлекаться сейчас на поддержание этих полуавтоматических функций.

Автоматические процедуры записи, установленные Нансией, продолжали действовать, когда Полион приступил к издевательствам над Микайей. Нансия не могла противодействовать его приказам, не нарушив своего транса; она не могла даже восстановить прежний уровень гравитации и освещенности, чтобы успокоить Фористера. Игнорировать боль Микайи было самым трудным из всего, что когда-либо приходилось делать Нансии. «В данный момент Микайя не существует. Ничего не существует за пределами этого места, этого момента, этого центра». Вот он, проникающий код; Нансия сожгла его вспышкой энергии, уничтожив в процессе глубинную память. Это как ампутация, подумала она, сперва боль пронзительная и резкая, а потом – ноющая, продолжительная. Теперь восстановить потерянные функции… Нансия безжалостно отсекла все излишества своего программного обеспечения, уменьшив энергию, которая обычно поддерживала ее автономные функции. Освещение в рубке померкло еще сильнее, и мягкотелые обменялись замечаниями по поводу едкого запаха в воздухе. Ну, им придется немного потерпеть: Нансии нужна энергия, чтобы восстановить поврежденные навигационные программы. Три из четырех основных математических сопроцессоров были потеряны; один из них можно было подменить графическим сопроцессором. Нет времени думать об остальных. Нансия стерла программы, в которых не было необходимости, и перекинула остальные на инфокристаллы, освобождая место в том немногом, что осталось от ее памяти, для процессов, которые она должна будет провести. Хватит ли этого? Нет возможности протестировать, нет времени на раздумья. Она нанесла удар, один-единственный, всей мощностью, что у нее осталась, и ощутила, как гиперчипы становятся обычными слитками пермасплава, как деактивированные сенсоры и процессоры превращаются из живых систем в мертвый груз.

«Некоторые животные отгрызают собственную лапу, чтобы вырваться из ловушки…»

Но не время горевать. Со «смертью» гиперчипов внутри систем Нансии оборвалась передача сигналов, терзавших кибернетические органы Микайи. Усиленный звук ее сердцебиения умолк в промежутке между двумя барабанными ударами. Фористер застонал. «Он думает, что я мертва». Но сейчас он убедится в обратном. Нансия включила искусственную гравитацию. Дарнелл рухнул на палубу со своего «насеста». Фасса упала на колени. Полион пошатнулся, но остался стоять. Нансия отдала команду проволокам-излучателям кандал-поля. Дарнелл, Полион и Фасса застыли на месте, сплетения бегущих огоньков обозначили узы, наложенные на их запястья, лодыжки и шеи. И наконец Нансия уделила немного энергии на восстановление освещения и циркуляции воздуха в рубке.

– ФН-935 к работе готова, – сообщила она. – Прошу прощения за временные неудобства…

– Нансия! – Голос Фористера звучал так, словно дипломат готов был заплакать.

– Генерал Квестар-Бенн, вы можете занять место пилота? – спросила Нансия. – Мне может понадобиться небольшая помощь, чтобы вывести нас из сингулярности.

– Сделаю все, что смогу. – Дыхание Микайи все еще было неровным, и она тяжело опиралась на кресло, однако на пилотское сиденье переместилась без чьей-либо помощи; протезы вновь подчинялись электрическим импульсам ее собственного мозга. – Что я могу сделать?

– У меня остался всего один математический сопроцессор, – объяснила ей Нансия, – и мое навигационное оборудование не функционирует. Когда я включу двигатели, мы выйдем из петли расщепления и войдем в расширение того пространства, к которому окажемся ближе. Я попытаюсь поддерживать стабильный путь, но мне может потребоваться ваша помощь в навигации. Поскольку графический процессор не поврежден, я буду выдавать изображения ближайших подпространств. Держите руку на контрольной панели и указывайте мне направление каждого ответвления.

– Сделаю все, что смогу, – снова ответила Микайя, но Нансия заметила, что она положила на сенсорную панель руку-протез; вторая рука все еще была уродливого багрового цвета, кончики пальцев распухли, под ногтями черные полумесяцы. Нансия помнила, что сказал Полион относительно гангрены. Насколько его гиперчипы ускорили метаболические процессы Микайи? «Доставить ее к врачу… но я не смогу это сделать, если кто-нибудь не поможет мне выбраться из сингулярности… и мы не можем ждать, пока Фористер оправится от действия параяда».

А потом, у Нансии не осталось энергии на то, чтобы беспокоиться за Микайю, и вообще на что бы то ни было, кроме волн трансформации, которые смыкались над ней, бросали и толкали ее через подпространства, деформировали ее корпус и всех, кто находился внутри… и еще на потоки расчетов, ускользающих от ее единственного процессора. Растерянная и задыхающаяся, Нансия ощущала, как твердая рука ведет ее вверх… во внешний мир. Нансия слепила последние числа в удобоваримую последовательность уравнений и прорвалась через хаос несчетных бесконечных подпространств в блаженную обыденность реального пространства.

Прежде чем она успела поблагодарить Микайю, плотный коммуникационный луч ударил в ее ослабевший центр связи.

– Так скоро вернулась, ФН? Что случилось? Я думал, ты направляешься на Центральные.

Это был Симеон, управляющий мозг базы Вега.

– У нас была небольшая проблема с вирусом, – ответила ему Нансия. – Вернулись… для ремонта.

Остальная история могла подождать до тех пор, пока она не сможет поведать все приватно. Незачем будоражить всю галактику оповещением о том, что неизвестное количество компьютерных систем заражено шемалийскими гиперчипами.

– Теперь все под контролем?

– Можно сказать и так, – сухо согласилась Нансия, включая оставшиеся сенсоры и проверяя свое внутреннее состояние. Половина процессоров сожжена, в пассажирском отсеке перекатываются спящие тела, три отпрыска Высоких Семей связаны кандал-полем и злы как черти, Фористер корчится от боли – когда мышцы обретают чувствительность после параяда, в них словно вонзают тысячи иголок, – а в кресле пилота сидит инвалид-генерал, та, благодаря которой Нансии удалось вообще вернуться в реальное пространство…

– Да, – сказала она Симеону. – Все под контролем.

Глава 18

В последующие дни, пока длился ремонт, Нансия начала понимать, насколько. Калебу должна была быть ненавистна ситуация, когда он оказался на больничной койке, а Нансия с новым «телом» отправилась завершать задание, которое они начали вместе. Теперь сама Нансия была «выздоравливающей» и временно оказалась отстранена от дел. Для того чтобы защититься от проникающего эффекта воздействия гиперчипов Полиона, ей пришлось, по сути, искалечить себя и сделать огромные участки собственной системы неспособными к работе. А чтобы не дать запущенной им программе-«червю» вступить в контакт с другими гиперчипами сразу же, как корабль выйдет из сингулярности и снова обретет возможность доступа в Сеть, Нансия расправилась с собственной памятью, безжалостно отсекая целые секции банков памяти и операционных кодов.

– Это чудо, что ты смогла вернуться целой, – заявил ей Симеон, мозг базы Вега. – И ты не улетишь отсюда, пока не пройдешь самый тщательный осмотр и ремонт. Это не мои распоряжения, это приказ, переданный лучом из КС. Так что никаких споров!

– Я и не собиралась спорить, – отозвалась Нансия с непривычной для нее покорностью. На самом деле после стресса, вызванного затянувшимся пребыванием в сингулярности и последующим возвращения на одной трети энергии, у нее не было особого желания ни на что, кроме как остаться на орбите вокруг базы Вега и смотреть на вращающиеся вокруг звезды.

Или, по крайней мере, так Нансия говорила себе. Она была ранена, она устала, и она не была готова к ответственной задаче по доставке заключенных и свидетелей обратно на Центральные для судебного процесса. Гораздо разумнее было записать ее показания на инфокристалл и отослать его на новеньком сверкающем корабле Курьерской Службы, который прибыл, чтобы забрать остальных.

– Я буду скучать по тебе, – сказал Фористер, – но ты скоро вернешься к работе, Нансия. А если учесть, с какой скоростью вершатся дела на Центральных, то ты, вероятно, прилетишь еще до того, как суд будет закончен. А если нет… – Он взвесил на ладони сверкающий мегакристалл, – …для восстановления законности это ничем не хуже, чем твое личное присутствие. Ты скопировала сюда записи всего, что происходило на борту, и того, что ты воспринимала через комм-клипсы, верно? Должно быть, это самая полная – и самая ужасная – запись, которая когда-либо попадала нам в руки.

– Она… возможно, не настолько полная, как вы ожидаете, – призналась Нансия. – Ты же знаешь, у меня разрушена часть памяти.

– Да, я знаю. Но твое личное присутствие – то есть я хочу сказать, через комм-клипсу – в этом случае ничего не изменит, так? Если что-то из твоих банков данных погибло, то при перекрестном допросе оно ведь не восстановится.

Это, по мнению Нансии, было в достаточной степени правдой, и если бы единственной причиной пробелов в записи были повреждения, нанесенные ее банкам памяти, то не было бы никакого повода подвергать ее перекрестному допросу. Но это был вопрос, который она ни с кем не желала обсуждать. Нансия попрощалась с Фористером, попыталась обуздать горечь одиночества, которую она ощутила, когда новенький корабль КС отбыл, и вернулась к созерцанию звезд Веганского подпространства. Звезды успокаивали; яркие и прохладные, они складывались в неизменные узоры, знакомые Нансии, словно… словно…

Она обнаружила, что больше не «помнит» названий созвездий, видимых из подпространства Веги. Нансия никогда не проводила в этом подпространстве достаточно много времени, чтобы вид звездного неба запечатлелся в ее человеческой памяти; а навигационные карты, на которые она полагалась, были стерты. Точно так же, как таблицы точек сингулярности и алгоритмы расщепления, записи капеллианской музыки…

– Ты знаешь, я сожалею о том, что смеялась над мягкотелыми, – задумчиво призналась Нансия Симеону, пока техники хлопотали вокруг нее, убирая оплавленные комки, некогда бывшие гиперчипами, восстанавливая соединения и сенсоры, выстраивая новые, пока еще пустые, банки памяти, в которые можно будет загрузить ту информацию, которую Нансия затребует. – Я никогда не осознавала, насколько они уязвимы, ведь им приходится полагаться лишь на те навыки и сведения, которые хранятся в их органическом мозгу.

– Нехорошо смеяться над теми, кто чем-то обделен по сравнению с тобой, – угрюмо согласился Симеон. – Я верю, что это был полезный урок для тебя, юная ФН. Ты хочешь, чтобы я помог тебе подготовить список данных, которые потребуются для твоей новой памяти?

– Да, пожалуйста, – попросила Нансия, – и еще… – она вспомнила, как злилась, слушая разговоры медтехников Саммерлендской клиники, занимавшихся лечением Калеба, – …как ты думаешь, я могу получить классическое образование? Словари и синтаксис латыни и греческого языка…

– Я закажу Классический Кристалл Лёба, – сказал Симеон. – Там двадцать шесть языков Старой Земли плюс вся основная литература.

– И еще… – Нансии не хотелось слишком залезать в долги… – медицинскую литературу? Фармакология, внутренние органы и хирургия…

– Стандартный набор должен быть на любом корабле, который попадает в такие неприятности, какие были у тебя, – поддержал ее Симеон.

– Да, но смогу ли я его получить? Я потеряла некоторые расчетные данные и не знаю, в каком состоянии мой кредит в Курьерской Службе…

Симеон был в этот момент ближе к тому, чтобы рассмеяться, чем за все время, пока Нансия была с ним знакома.

– Поверь мне, ФН, премия за последнюю работу плюс страховая выплата покроют все излишки, какие ты захочешь затребовать, и к тому же сильно сократят твой путь к выплате долга Лабораторной школе. Выполни еще парочку таких же, и будешь женщиной в своем праве, без всяких долгов. На самом деле, – задумчиво добавил он, – я не вижу, почему ты должна платить за классический и медицинский кристаллы. Я просто внесу их в список для замены памяти, который будет направлен на Центральные…

– Нет, – твердо возразила Нансия. – Именно так все и начинается.

– Начинается что?

– Ты знаешь. Дарнелл. Полион. Все.

– А-а. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но это серая область, знаешь ли…

– Только не для дома Перес-и-де Грас, – ответила Нансия. – Я куплю кристаллы дополнительных навыков сама, из своей премии. Судя по цифрам, которые ты передал, мне более чем хватит на честную оплату этих «излишков» и на любые другие расходы, которые я могу придумать во время этого простоя.

Однако это было до того, как Нансия обнаружила статью расхода, сократившую ее бюджет до предела.

Ремонт Нансии был почти закончен, когда Калеб, ходивший уже без костылей и еще более мускулистый, нежели прежде, прибыл на базу Вега и затребовал разрешения подняться на борт. Нансия вскрикнула от радости, когда загорелый, подтянутый молодой человек вышел из шлюза.

– Боже, Калеб, ты выглядишь так, словно не болел ни единого дня в своей жизни!

– В Саммерлендской клинике было почти нечего делать, – небрежно промолвил Калеб. – Грех было зря тратить время; я по многу часов проводил в залах физиотерапии, пока врачи, наконец, не провели все проверки и не объявили, что я снова пригоден к службе. Каково наше следующее задание?

– Наше?

– Ты ведь не думала, что я тебя брошу? В мое отсутствие, Нансия, ты вынесла несколько неверных суждений, но ничего такого, что нельзя было бы исправить. В сущности, – добавил Калеб, окинув взглядом блистающее убранство внутренних помещений, откуда наконец были удалены все следы коричнево-лиловой раскраски «Перевозок ОГ», – похоже, ремонт почти завершен.

– Ремонт завершен, но, Калеб, я… я работаю теперь с другим напарником, Фористером, – сказала Нансия. При этих словах она почувствовала себя виноватой. Наверное, Калеб решит, что она отвергает его. Но это была чистая правда. Ее позывной теперь ФН-935, не КН.

– Временное назначение, – отмахнулся Калеб. – Теперь, когда я снова признан годным к службе, Фористер может возвращаться в свой комфортабельный кабинет. Ему нет больше необходимости тратить силы на выполнение задач, к которым он не готов. Взять хотя бы это последнее поражение. Ты не виновата, Нансия, ты очень молода и неопытна, но даже ты должна понять, что все было сделано неправильно. Если…

Пока Калеб бесцеремонно объяснял, какие ошибки сделал Фористер и каким образом он, Калеб, мог бы сделать все гораздо лучше – «ну конечно, задним умом все крепки!» – Нансия пыталась справиться с новым, совершенно незнакомым ей ощущением.

–  Симеон, – направленным лучом обратилась она к управляющему мозгу, – есть ли какие-то неполадки в моих восстановленных контурах? Мои сенсоры показывают повышение температуры и электропроводимости, к тому же я улавливаю странное жужжание в некоторых слуховых контурах.

Управляющий мозг Веги ответил после недолгой паузы.

–  Потрясающе, – просигналил он, пока Калеб продолжал разглагольствовать. – Твои синаптические связи улавливают прямые эмоциональные сигналы. Какое неожиданное сочетание – этого никак нельзя было ожидать. Должно быть, ты что-то сделала со своими соединениями, пока пыталась справиться с шемалийской программой-«червем».

– О чем ты говоришь? Это опасно? Как это починить? – паниковала Нансия.

Симеон передал по аудиосвязи смешок, прервавший Калеба на полуфразе.

– Что это? Центр пытается с нами связаться?

– Нет, просто… сообщение от одного из ремонтников, – нашлась Нансия. – Так что ты говоришь?

– Ну, постарайся, чтобы больше такого не было, – раздраженно продолжил Калеб. – Мы должны прояснить наши с тобой отношения на будущее, Нансия. Это, несомненно, куда более важный вопрос, чем какая-то мелкая болтовня относительно твоего ремонта. Теперь слушай. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой за прошлое.

– А почему я должна чувствовать себя виноватой? – изумилась Нансия. – А, потому что я не сообщила о разговорах, которые происходили у меня на борту во время моего первого рейса, и не остановила этих юных преступников прежде, чем они что-либо смогли учинить? Ну, я действительно чувствую себя виноватой. Это была большая ошибка. – Но именно Калеб подтолкнул ее к этой ошибке.

– Я совсем не это имел в виду! Ты действовала совершенно правильно, сохранив эти разговоры в тайне. Я имею в виду то, как ты носилась по всей системе Ньота, собирая ложные свидетельства, притворяясь тем, чем ты не являешься, поощряя утечку поставок ПТП на Ангалии, будучи вовлечена в различного рода жестокости и связавшись с весьма сомнительными людьми…

–  Симеон, я чувствую, что перегреваюсь. Можешь ли ты прислать техника, чтобы он исправил мои контуры?

– Здесь нечего исправлять, Нансия, однако Лабораторная школа наверняка захочет понять, как тебе удалось этого достичь. Вкратце говоря, ты создала петлю обратной связи между своей сердцевиной и кораблем – связь, которая несет не только мыслительные и двигательные, но также и эмоциональные импульсы.

– Ты хочешь сказать…

– Ты больше похожа на мягкотелого, Нансия, чем остальные капсульники, – или, вернее сказать, больше похожа на человека. Ты злишься, и это проявляется в твоих соединениях. Тело нагревается, в ушах звенит, дыхание учащается, топливо расходуется интенсивнее – да, я сказал бы, что ты в ярости. И не без причины. Ты переросла этого добродетельного зануду, Нансия. Интересно, скоро ли ты заткнешь его и выпнешь прочь?