Текст книги "Певица Перна"

Автор книги: Энн Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

В одном Менолли была твердо уверена: ни за что на свете она не войдет в домик! Во всяком случае, сейчас. Но как явиться к мастеру Джеринту без свирели? Файры беспомощно вились вокруг – закрытые ставни не пускали их в комнату. Вот бы превратить их в одного большого дракона и унестись на нем в уютную пещерку у Драконьих камней! Там ее место, ее и больше ничье. Что ей делать здесь, в Цехе арфистов, тем более – в этом доме? Хоть она и зовется ученицей, все равно мальчишки не примут ее в свою компанию – Ранли дал ей это ясно понять вчера за столом.

Мастер Моршал не желает, чтобы она воображала себя арфисткой. А мастер Домис и не вспомнит о ней, если она вдруг исчезнет, пусть он и согласился заниматься с ней. И все-таки, если отбросить ложную скромность, она сыграла хорошо даже с больной рукой. И как музыкант она на голову выше остальных девчонок… А если единственная польза, которую она может принести в Цехе арфистов, – это учить подмастерьев притворяться моряками да переворачивать яйца файров, так пусть этим занимается кто-нибудь другой. За два дня она умудрилась приобрести гораздо больше врагов, чем друзей, а немногочисленных друзей привлекают скорее ее файры, чем она сама. Менолли пришла в голову мимолетная мысль: интересно, как бы ее встретили, явись она без девяти файров и двух яиц? Но тогда не было бы и песенки про маленькую королеву, которую переработал Главный арфист. И он еще извиняется перед ней… Главный арфист Перна извинялся перед ней, Менолли из Полукруглого холда, за то, что исправил ее песню! Ее песни – как раз то, что ему нужно, – он сам так сказал. Менолли сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула.

Ведь в Цехе арфистов она может, наконец, заняться музыкой – вот что самое главное! Может быть, девушки и не бывают арфистами, но кто сказал, что они не могут сочинять песни? А ведь это тоже неплохое будущее!

Нашла о чем думать, – упрекнула себя Менолли. Подумай лучше, как ты явишься к мастеру Джеринту без свирели? Может, он и кажется рассеянным, но так ли это на самом деле? Свирель лежит в комнате, на сундучке, но ничто на свете, даже любовь и уважение к мастеру Робинтону, не заставит ее войти в домик, где беснуются эти злыдни… Красотка взвилась с ее плеча, окликая остальных файров. Они взметнулись в воздух и вдруг… исчезли! Менолли отлепилась от стены и поплелась обратно в Цех. Что бы такое сказать мастеру Джеринту про свирель?

Тут у нее над головой вынырнули из воздуха все девять файров. Они устроили такой гвалт, что Менолли в испуге задрала голову. Сбившись в кучку, ящерицы висели прямо над ней. Мгновение – и они, что-то выронив, разлетелись в разные стороны. Менолли машинально подставила ладони, и в руки ей упала… свирель.

– Милые вы мои! Я и не думала, что вы способны на такое! – Не обращая внимания не боль в руке, Менолли крепко прижала к груди инструмент. Если бы не ноги, она от радости пустилась бы в пляс. Какие же они сообразительные, ее файры, – пробрались в комнату и принесли свирель! Пусть только кто-нибудь еще скажет при ней, что они обычная домашняя живность и обуза, от которой одни неприятности!

«Даже самый затяжной шторм выбрасывает на берег кое-какую древесину, так что нет худа без добра», – говаривала ее мать – правда, главным образом, для того, чтобы утешить томящегося от безделья отца.

Ведь если бы ей так отчаянно не понадобилась свирель, если бы девчонки так не злобствовали, она бы никогда не обнаружила, какие умники ее маленькие друзья!

Когда Менолли входила в мастерскую, на душе у нее заметно полегчало.

В помещении оказалось неожиданно пусто. Единственным его обитателем был сам мастер Джеринт, склонившийся над привинченными к столу тисками. Он старательно обклеивал тонким шпоном колонку арфы, и Менолли, не желая ему мешать, стала ждать. Ожидание затянулось и, наконец, не выдержав, девочка вздохнула.

– А, это ты, Менолли. Где же ты задержалась? Ждала? Вот оно что… Свирель принесла? – Мастер протянул руку, и Менолли подала ему свирель.

Ее несколько удивило, как внимательно мастер стал изучать ее творение, – сначала взвесил на ладони, потом долго рассматривал, как она соединила стебли тростника сплетенной из водоросли бечевкой, поковырял спицей в отверстиях. Наконец, что-то бурча себе под нос, он подошел к окну и принялся придирчиво изучать инструмент в ярком свете полуденного солнца. Взглядом спросив ее разрешения, Джеринт взял свирель длинными пальцами и поднес к губам – полился чистый, нежный звук. Брови мастера озадаченно приподнялись.

– Это морской тростник, не речной?

– Речной, но я вымочила его в морской воде.

– А откуда этот темный блеск?

– Натерла теплым рыбьим жиром, сваренным с водорослями.

– Значит, это он дал необычный красноватый оттенок. Сможешь повторить состав?

– Думаю, что смогу.

– А что за водоросли и рыбий жир?

– Жир голована, – произнеся название рыбы, Менолли невольно поморщилась – заныла раненая ладонь. – А водоросли – те, что растут на мелководье, причем чаще на песчаном дне, чем на камнях.

– Отлично. – Мастер вернул ей свирель и жестом пригласил к соседнему столу, на котором были разложены обручи и кожи для барабанов, а также моток промасленной бечевки, которой прикрепляют кожу к каркасу. – Сумеешь собрать барабан?

– Можно попробовать.

Он хмыкнул, но, как показалось Менолли, задумчиво, а не насмешливо, и кивнул в знак согласия. Потом повернулся к ней спиной и снова принялся за свою арфу.

Понимая, что это, скорее всего, очередной экзамен, Менолли внимательно рассмотрела каждый из девяти барабанных каркасов – достаточно ли дерево сухое и прочное, нет ли скрытых пороков. Наконец, она выбрала единственный, на ее взгляд достойный – из него должен получиться звонкий инструмент. Менолли отдавала предпочтение барабанам, дающим глубокий, сочный тон, который не заглушает даже мужской хор. Такой инструмент отлично задает ритм. Правда, она сразу же вспомнила, что здесь навряд ли стоит беспокоиться о том, чтобы певцы не сбились с такта. Итак, девочка принялась за работу. Первым делом она приладила к краю обручей металлические зажимы, чтобы натянуть кожу. Большинство шкур было хорошо обработано, так что оставалось только подобрать кусок нужного размера и толщины. Она размочила выбранную кожу в лохани с водой и разминала ее в руках до тех пор, пока материал не стал совсем мягким. Теперь пора натягивать его на каркас. Осторожно надрезав кожу, Менолли закрепила ее зажимами, стараясь натянуть как можно равномернее – иначе по краю звук может получиться неровный, а в середине и вовсе глухой. Убедившись, что кожа безупречно растянута, она обрезала ее по окружности, отступив на два пальца от края. Теперь, когда высохнет, барабан должен получиться тугим.

– Похоже, тебе известны кое-какие секреты ремесла?

Услышав за спиной голос мастера Джеринта, Менолли чуть не подпрыгнула до потолка. Он суховато усмехнулся. Интересно, сколько времени он простоял, наблюдая за ее работой? Мастер взял барабан, придирчиво оглядел его, то и дело хмыкая, при этом выражение его лица так быстро менялось, что Менолли так и не смогла понять, какого он мнения о ее работе.

– Ладно, пусть сохнет.

Джеринт осторожно поставил барабан на верхнюю полку.

– А тебе пора спешить на следующее занятие. Я слышу, сюда уже направляется младшая группа, – сухим, скучным голосом добавил он.

Тут и Менолли услышала доносившийся из-за дверей шум: смех, крики и топот множества ног. Она поспешила в вокальный класс, где ее уже ожидал мастер Шоганар, который, похоже, так ни разу и не пошевелился с тех пор, как она накануне распрощалась с ним.

– Рассаживай своих друзей и вели им слушать внимательно, – сказал он, следя, как файры кружатся под самым потолком. Красотка по обыкновению устроилась у Менолли на плече. – К тебе это тоже относится, – заметил он, наставив на ящерицу длинный толстый палец. – Придется тебе сегодня найти другой насест. – Палец непреклонно указал на скамью. – Вон там!

Красотка недоуменно чирикнула, но Менолли мысленно повторила приказ, и ящерица послушно удалилась, куда ей было велено. Брови мастера Шоганара взметнулись вверх, и он стал с любопытством наблюдать, как маленькая королева усаживается, аккуратно складывая крылья и плавно вращая глазами. Потом удовлетворенно фыркнул, так что огромный живот подпрыгнул.

– А теперь, Менолли, плечи назад, подбородок вверх и слегка к себе, руки сложи на диафрагме, вдох – снизу вверх!.. Нет, я не желаю видеть, как грудь у тебя ходит ходуном, как кузнечные меха!

К концу урока Менолли изрядно устала: поясница ныла, мышцы живота сводило. Пожалуй, по сравнению с этим, тянуть сети – детская забава! А ведь она всего-то стояла на месте и, повинуясь немногословным указаниям мастера Шоганара, старалась дышать правильно. Он позволил ей спеть лишь отдельные ноты, потом гаммы из пяти нот, каждую – на одном дыхании, но выдерживая правильную высоту и длительность звука. Да, вычистить целую сеть голованов и то легче! Девочка с облегчением вздохнула, когда мастер Шоганар взмахом руки позволил ей сесть.

– Ну-ка, юный Пьемур, иди сюда!

Менолли удивленно оглянулась: оказывается, Пьемур тихонько сидит у дверей. Интересно, давно ли?

– Вчера утром, Менолли, наш слух порадовали чистейшие звуки, сопровождающие хоровое пение. И наш Пьемур вообразил, что файры готовы подпевать каждому. Ты согласна?

– Они действительно пели вчера утром, но ведь с ними вместе пела я. Так что не знаю, мой господин.

– Тогда давайте поставим маленький эксперимент и посмотрим, станут ли они петь, если мы им предложим.

Менолли слегка удивила такая постановка вопроса, но, поймав хитрую ухмылку Пьемура, она поняла, что это обычная для мастера Шоганара манера шутить.

– Что если я напою мелодию хора, который мы тогда исполняли? – предложил Пьемур. – Ведь если ты будешь петь со мной, они снова будут подпевать тебе, а не мне.

– Меньше слов, юный Пьемур, и больше пения, – нетерпеливым басом прервал его мастер.

Пьемур набрал в грудь воздуха – совершенно правильно, как отметила Менолли, – и запел. Девочка замерла от восторга и изумления: голос у мальчугана оказался чистый, сильный, необычайно красивый. Глаза Пьемура блеснули – он явно заметил ее реакцию, но продолжал петь как ни в чем не бывало. Очнувшись, Менолли предложила файрам спеть вместе с ним. Красотка вспорхнула ей на плечо, обвила хвостом шею и, глядя на Пьемура, завертела головой, как будто оценивая его пение и предложение Менолли. Крепыш с Нырком раздумывали недолго. Слетев со своего насеста на письменный стол, они, приподнявшись на задних лапках, принялись подтягивать Пьемуру. Красотка потешно крякнула, потом тоже уселась и, оперевшись одной лапкой на ухо Менолли, подхватила мелодию. Ее хрупкий, но верный голосок взвился еще выше, чем дискант Пьемура, глаза довольно вращались. Вот к ней присоединились и Кривляка с Рыжиком, и Пьемур попятился назад, чтобы видеть всех пятерых певцов сразу.

Менолли озабоченно покосилась на мастера Шоганара, но он сидел, прикрыв глаза рукой, полностью уйдя в музыку, и ничем не выдавал своего впечатления. Менолли постаралась оценить пение непредвзято, что несомненно делал и сам мастер, и не нашла особых огрехов. Да, она не учила файров петь, но зато научила их наслаждаться музыкой. И они действительно наслаждались, выражая свой восторг в песне. Их диапазон не ограничивался несколькими октавами человеческого голоса. Чистый, звонкие трели буквально пронизывали слушателя. У Менолли даже уши заломило, и по тому, как Пьемур сжал ладонями голову, она поняла: он чувствует то же самое.

– Ну, молодой человек, – изрек мастер Шоганар, когда замерли последние отголоски песни, – надеюсь, они поставили тебя на место? Мальчуган самоуверенно ухмыльнулся.

– Получается, они могут щебетать не только с тобой, – обратился мастер к Менолли.

Краем глаза девочка заметила, как Пьемур протянул руку, чтобы погладить Крепыша, и тот, не мешкая, стал тереться головой о руку мальчика – то ли одобряя его пение, то ли в знак дружбы. Лицо Пьемура озарилось неподдельным счастьем.

– Они привыкли петь, потому что им это нравится, мой господин. Трудно заставить их молчать, когда звучит музыка.

– Неужели? Что ж, надо будет обдумать возможности этого феномена. – Нетерпеливым взмахом руки мастер Шоганар велел им удалиться. А сам, уронив голову на руку, немедленно разразился оглушительным храпом.

– Он что, и вправду спит или только прикидывается? – спросила Пьемура Менолли, когда они вышли на передний двор.

– Все утверждают, что спит. И разбудить его может только фальшивый звук или очередная еда. Он никогда не выходит из вокального класса. Даже спит в комнатке по соседству. Не думаю, чтобы он мог подняться по лестнице – слишком уж разжирел. А знаешь, Менолли, даже по гаммам можно сказать, что голос у тебя приятный – такой пушистый…

– Ну, спасибо!

– Не за что. Лично мне нравятся пушистые голоса, – продолжал Пьемур, как будто и не замечая ее насмешки. – Терпеть не могу тонких и визгливых, как у Поны с Бриалой… – Он дернул головой в сторону домика. – Слушай, может, стоит покормить файров? Дело идет к ужину, и мне кажется, они слегка осунулись.

Менолли согласилась – сидящая у нее на плече Красотка уже начала жалобно курлыкать.

– Я почти уверен, что Шоганар задумал ввести файров в хор, – поддав ногой камешек, сказал Пьемур. И засмеялся, указывая пальцем в сторону кухни. – Гляди, Камо уже несет свою вахту!

Дурачок стоял наготове, толстой рукой прижимая к себе огромную миску, с верхом наполненную обрезками мяса. Другой рукой он приманивал кружащихся над ним ящериц.

Дядюшка и обе Тетушки решительно предпочитали Камо в качестве кормильца. Они целиком поглощали его внимание, так что он и не заметил, как Крепыш, Лентяй и Кривляка в ожидании еды расселись на плечах у Пьемура. Втроем оказалось значительно легче распределять пищу поровну. Поймав взгляд Пьемура, который оглядывал двор, желая убедиться, что его новые обязанности не остались незамеченными, Менолли подумала: надо бы предложить мальчугану помогать ей каждый день, если только это не помешает его занятиям и не навлечет гнев мастеров. – Я ученик мастера Шоганара. А он не станет возражать! Я в этом уверен. – И Пьемур теперь уже с видом собственника принялся поглаживать бронзового и двух коричневых.

Как только файры наелись, Менолли отослала Камо обратно на кухню. Правда, на этот раз Альбуна не выражала свое неудовольствие вслух, но Менолли знала: из окон кухни за ними неотступно следят любопытные глаза… Камо удалось отправить без особых хлопот: Менолли пообещала ему, что завтра утром он снова будет кормить «милашек». Насытившись, файры ленивыми кругами взлетели на крышу главного корпуса, чтобы погреться в лучах вечернего солнца. И как раз вовремя. Они только-только уселись, как двор наводнила орава спешащих на ужин мальчишек.

– Жаль, что тебе приходится сидеть с ними, – сказал Пьемур, кивнув в сторону стола девочек.

– Почему бы тогда тебе не сесть рядом со мной? – с надеждой предложила Менолли. Было бы с кем поговорить за едой.

– Не-а. Мне больше не разрешают.

– Не разрешают?

Пьемур пожал плечами со смешанным выражением возмущения и удовольствия, навеянного приятными воспоминаниями. – Пона наябедничала Данке, а та побежала к Сильвине…

– А что ты натворил?

– Да ничего особенного. – Но на его озорной мордашке было написано, что выкинул он что-то из ряда вон выходящее. – Ты же знаешь, Пона такая клуша, просто помешана на титулах! Ну, а мне теперь запрещено даже близко подходить к столу девчонок.

Запрет слегка расстроил Менолли, но зато Пьемур еще больше вырос в ее глазах. Пока девочка неохотно тащилась к своему месту, ее вдруг осенило: чтобы не сидеть рядом с ними, ей нужно просто-напросто опоздать! Тогда придется занять любое свободное место. Открытие так воодушевило ее, что она уже более решительно подошла к столу и стойко перенесла враждебность соседок. Не обращая внимания на их ледяное молчание, она с аппетитом набросилась на суп, сыр, хлеб и сладкие пирожки, которыми завершился незатейливый ужин, потом вместе со всеми выслушала объявление о времени репетиций и о том, что завтра днем ожидается очередное Падение. Всем предписывалось держаться поблизости от Цеха и выполнять возложенные на них обязанности – как во время Падения, так и до и после него. Менолли посмеивалась про себя, наблюдая, как, заслышав про Падение, девочки испуганно шушукаются, и даже позволила себе разок презрительно усмехнуться в ответ на их боязливые вопросы. Неужели можно и вправду бояться бедствия, которое знаешь с самого рождения?

Она даже не пошевелилась, когда девочки вышли из-за стола, но на этот раз была уверена, что Аудива ей тайком подмигнула. Когда они отошли подальше, встала и Менолли. Может быть, ей удастся еще раз побывать в домике, не встречаясь с Данкой…

Девочка направилась к выходу, но ее остановил оживленный голос Главного арфиста.

– Менолли, не уделишь ли мне минутку? – окликнул ее мастер Робинтон. Стоя у лестницы, он беседовал с Сибелом и сделал ей знак подойти. – Поднимись вместе с нами наверх и посмотри, пожалуйста, наши яйца. Я знаю, Лесса сказала, что у нас в запасе еще несколько дней, но все-таки… – Он озабоченно пожал плечами. – Сюда… – Пока они поднимались наверх, Робинтон продолжал говорить. – Сибел утверждает, что ты просто кладезь премудрости, – он улыбнулся ей с высоты своего роста. – Ты, наверное, и не предполагала, что в Цехе арфистов придется рассказывать о рыбе?

– Конечно, нет, мой господин. Но ведь я тогда совсем не знала, что происходит в Цехе арфистов. – Неплохо сказано, Менолли, совсем неплохо. – Главный арфист рассмеялся, а вслед за ним и Сибел. – В других цехах могут сколько угодно болтать, что мы любим совать свой нос в дела, которые не имеют строгого касательства к нашему ремеслу, но я всегда чувствовал: чем шире знания, – и в большом, и в малом – тем больше понимание. Ум, который не допускает, что есть вещи, ему неведомые, рискует навсегда погрязнуть в косности.

– Да, мой господин. – Менолли поймала взгляд Сибела и от души понадеялась, что Главный арфист еще не слышал о ее проступке – большом или малом – как она пропустила урок у мастера Домиса. Увидев, как смуглый подмастерье незаметно покачал головой, девочка на время успокоилась.

– Как, на твой взгляд, наши яйца, Менолли? Мне частенько приходится отлучаться, но я не хочу, чтобы рождение произошло без меня. Ведь так, Сибел?

– А я не хочу, чтобы у меня оказались два файра вместо одного, который мне положен.

Пока Менолли послушно проверяла яйца, надежно упрятанные в горшочки с теплым песком, мужчины обменивались понимающими взглядами. Девочка слегка повернула каждое яйцо, чтобы к теплу очага была обращена остывшая сторона. Робинтон подбросил в огонь еще несколько кусков черного камня и вопросительно взглянул на Менолли.

– Ну что ж, мой господин, яйца, конечно, твердые, но не настолько, чтобы рождение произошло сегодня или завтра.

– Тогда проверишь их за меня завтра утром, договорились? Мне необходимо отлучиться, но Сибел всегда знает, где меня найти.

Менолли заверила Главного арфиста, что будет приглядывать за яйцами и, как только заметит какие-нибудь предвестники скорого рождения, немедленно сообщит Сибелу. Мастер Робинтон проводил ее до двери кабинета.

– Итак, Менолли, ты играла перед Домисом, прошла доскональную проверку у Моршала и пела перед Шоганаром. Джеринт утверждает, что твоя свирель вполне на уровне, а барабан сработан на совесть и благополучно сохнет. Твои файры согласны сладко подпевать не только тебе одной, так что за первые дни своего пребывания у нас ты успела очень многое. Ты согласен, Сибел?

Сибел кивнул, улыбаясь своей спокойной, добродушной улыбкой. «Интересно, – подумала Менолли, – что бы они сказали, если бы увидели, как относятся ко мне Данка и ее девочки?»

– Значит, яйца в надежных руках. Это очень хорошо, просто прекрасно, – проговорил Главный арфист, проводя рукой по седеющей шевелюре.

На какую-то долю мгновения его необычайно подвижное лицо застыло, и в этот мимолетный миг девочку поразили следы тревоги и усталости, столь необычные для мастера. Но в следующий же момент он так жизнерадостно улыбнулся, что Менолли решила: наверное, ей померещилось. Конечно, она с радостью избавит его от волнений по поводу скорого рождения файров и будет проверять яйца по несколько раз на день, даже если из-за этого опоздает к мастеру Шоганару!

Менолли вернулась домой довольная, что может хоть чем-то услужить мастеру Робинтону. Ей пришли на память его слова о рыбе, которой ей здесь снова приходится заниматься. И тут она впервые осознала, что никогда как следует не задумывалась о жизни в Цехе арфистов. Она смутно рисовала его себе как некое место, где все только и делают, что играют и сочиняют музыку. Петирон туманно упоминал об учениках и о тех временах, когда он сам был подмастерьем, но только мимоходом. Вот она и вообразила, что Цех арфистов – это волшебный край, где люди поют вместо того, чтобы разговаривать, а в свободное время не покладая рук переписывают Летописи. Действительность оказалась куда обыденнее, особенно, если вспомнить Данку и гордячку Пону. Непонятно, почему она решила, что арфисты и окружающие их люди выше таких мелочей и наделены более щедрым сердцем, чем, скажем, мастер Моршал или мастер Домис. Менолли усмехнулась, припоминая собственную наивность. И все же арфисты – Сибел и Робинтон, даже насмешник Домис, – люди незаурядные. А Сильвина с Пьемуром – какие добрые, как хорошо отнеслись к ней! И вообще, разве можно сравнить жизнь здесь с прозябанием в Полукруглом? А с маленькими неприятностями она уж как-нибудь справится…

Менолли как раз вовремя приняла такое решение: не успела она войти, как на нее накинулась Данка с перечнем ее прегрешений. Пришлось выслушать длинную тираду о файрах – какие это опасные и непредсказуемые твари, как им надлежит себя вести, чтобы она, Данка, не выставила их из дома, что Менолли должна раз и навсегда усвоить: у нее в доме титулы ничего не значат и она, как новенькая, должна проявлять большую учтивость к тем, кто уже давно обучается в Цехе арфистов. Менолли же держится непочтительно, нескромно, недружелюбно, необщительно, и она, Данка, не потерпит змею в своем доме, где все девочки питают друг к другу такую нежную любовь и дружбу, что любая мать не могла бы пожелать лучшего.

Менолли сразу поняла: что бы она ни сказала в свою защиту или в защиту своих питомцев, Данку ей не переубедить. Единственное, что ей оставалось, это изредка вставлять «да» или «нет», когда Данка была вынуждена остановиться, чтобы перевести дух. Каждый раз, когда Менолли казалось, что домоправительница уже исчерпала запас упреков, у той оказывалась наготове очередная придирка. Девочка уже стала подумывать, что придется позвать Красотку. Появление ящерицы наверняка положит конец этому потоку обвинений, но неминуемо лишит ее последней возможности поладить с Данкой.

– Надеюсь, тебе все ясно? – неожиданно спросила толстуха.

– Все, – согласилась Менолли и, воспользовавшись тем, что ее спокойный ответ на мгновение лишил Данку дара речи, стрелой взлетела по лестнице, забыв о ноющих ступнях. Услышав, как Данка у нее за спиной снова разразилась злобной бранью, девочка тихонько рассмеялась.