Текст книги "В кольце твоих рук"

Автор книги: Энн Макалистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Мэйс наверняка назвал бы это божьей карой.

Шейн не хотел и думать о том, как бы это назвал твердозадый Гамильтон.

Его утешало только то, что он не вывез Розу за пределы штата. По крайней мере, старик не сможет дать ему «вышку».

Хотя, наверное, это было бы к лучшему.

Гамильтон, как никто другой, умел найти у человека самое уязвимое место. Казалось, он прекрасно знает, как больнее всего ударить. Боже, ему ли не знать! Твердозадый Гамильтон, жестокий и неумолимый, однажды сделал Шейна таким несчастным, как никогда в жизни.

Но в то время Шейн был пацаном. Глупым и безответственным, к тому же залившимся пивом под завязку. Как ни печально, сейчас у него не осталось ни одного оправдания. Благодаря своему больному пальцу и предписанию врача, Шейн ухитрился попасть в самую дурацкую переделку в возрасте тридцати двух лет и, к тому же, в совершенно трезвом состоянии.

Он похитил не ту девушку.

И, что еще хуже, пытался ее соблазнить!

Шейн подумывал о том, чтобы встать, подойти к двери спальни, постучаться и, извинившись, сказать, что он ошибся, что ничего предосудительно в виду не имел, и что речь шла о совсем другом судье Гамильтоне.

Только зачем добавлять ложь в растущий, как на дрожжах, список прегрешений?

Кроме того, Роза поймет, что он делает это из страха перед ее отцом.

Он и вправду боится ее отца.

Закрывая глаза, Шейн видел, как судья испепеляет его взглядом с высоты своего судейского кресла.

– Что вам необходимо, – говорил он своим тягучим, раскатистым голосом, – так это задуматься о последствиях своих поступков. – Пауза. – Разве не так, мистер Николс?

– Да, сэр.

– Когда вы делали это, вы ожидали, что вам это сойдет с рук, не правда ли, мистер Николс?

– Да, сэр.

Как только судья узнает о моей последней выходке, – с дрожью размышлял Шейн, – он заставит меня пожалеть о том, что я на свет родился.

Пятая глава

Это было помрачение рассудка. В результате сильного потрясения.

В ярком свете дня, разгуливая по крошечной спаленке после прекрасно проведенной ночи, Роза поняла всю глупость своих ночных переживаний.

Она не собирается так по-дурацки улечься в постель с почти незнакомым мужчиной.

Как бы сильно ей ни хотелось, переспать с Шейном Николсом ради поиска «новых ощущений» означало совершить ошибку.

Любовь должна быть только тем, что она есть – любовью. Роза знала это. И понимала.

Но это не помешает ей насладиться неожиданным маленьким приключением. Это не помешает ей лучше узнать Шейна, исследовать упоительное влечение, которое она к нему испытывает.

Когда еще ей так повезет, и ее похитит сексуальный ковбой?

– Самое огромное счастье, – говорила мама незадолго до смерти, – это жить полной жизнью. Радоваться каждому мгновению.

Хороший совет. Но большую часть жизни Розе не хватало на это времени.

Большую часть жизни Роза потратила на борьбу с собственным отцом, на отстаивание своей независимости, на защиту от мужчин, которых отец пытался с ней познакомить. У нее никаких сил не оставалось на то, чтобы радоваться каждому мгновению. Ей постоянно приходилось быть начеку и просчитывать свои действия на шаг вперед.

Роза полагала, что и сейчас разумно будет оставаться начеку. Она была почти уверена, что не наткнулась на второго Чеда. Но в мире существуют и другие мужчины, в которых не стоит влюбляться.

Например, бродяги. Перекати-поле.

Такие, как Шейн.

Ладно. Она будет осторожной. Она защитит свое сердце. Она ничего не будет от него ждать. Кроме сегодняшнего дня.

Почему бы не насладиться сегодняшним днем?

Ее отец далеко. Он и понятия не имеет о том, где она. Он даже не станет беспокоиться. Не сразу, по крайней мере. Решит, что она просто испугалась встречи с «идеальным мужчиной» и сбежала.

Пускай так и считает. В этом есть доля правды.

Лучшего объяснения Роза не смогла бы придумать.

Ну а пока, – решила она, – можно насладиться этим мгновением… и этим мужчиной.

* * *

– Доброе утро!

Приветливый женский голос вырвал Шейна из дремоты. Прищурившись от утреннего света, Шейн увидел перед собой улыбающееся лицо Розы Гамильтон и застонал.

Он несколько часов провалялся без сна, а когда наконец уснул, его сны были наполнены разгневанными судьями, большеглазыми, темноволосыми, убийственно красивыми женщинами. И цыплятами.

Шейн сказал себе, что наверное что-то не то съел.

Теперь он вспомнил, что что-то не то сделал.

Он снова зажмурился.

– И что в нем доброго?

– Ну, хотя бы то, – жизнерадостно ответила Роза, – что снег все еще идет.

Ее голос казался таким счастливым, что Шейн даже глаза открыл, чтобы убедиться, что это не сон. Он поверить не мог, что она действительно радуется. Но, очевидно, это правда, если судить по тому, с какой довольной улыбкой она отдернула занавеску на окне, впустив в кухню серебристый утренний свет.

Шейн с трудом приподнялся и, прищурившись, попытался разглядеть, что происходит за замерзшим стеклом. Увидел он только белизну. Много-много белого снега.

Интересно, что хорошего находит в этом Роза.

Шейн подозрительно взглянул на нее. Может, пока он спал, приехал ее отец? Неужели судья собирается разделаться с ним без суда и следствия прямо здесь… где никто не найдет до весны его бренных останков?

– Чего это ты напеваешь?

– Просто я счастлива.

– Почему?

– Тебя смущает, что я могу быть счастливой несмотря на то, что оказалась запертой наедине с тобой в крохотном домике? – улыбнулась Роза.

Лучше бы она не этого делала. От ее улыбки у Шейна ум за разум заходил.

– Вроде того, – буркнул он.

Она добродушно пожала плечами, продолжая улыбаться.

– Мне нравится снег. И я обнаружила, что мне нравится быть отрезанной от мира. Это очень… необычный опыт.

– С ума сошла.

– Наверное, – ответила Роза все тем же счастливым голосом. Она отвернулась и начала рыться в буфете, вынимая пакетики и складывая их на кухонном столе. – Чего ты хочешь, омлет из яичного порошка или беф-строганов из остатков чили?

Оба варианта показались Шейну одинаково непривлекательными.

– Мне все равно, – сказал он с тоской.

– Ах, так ты «сова». Ну, извини. – Роза повернулась к пакетикам с концентратами и выбрала один из них. – Остановимся на омлете. – И, мурлыча себе под нос, она принялась за стряпню. – Ага, тут есть смесь для печенья. Славненько.

Шейн остался сидеть на кушетке. Он попытался собраться с мыслями. Он попытался убедить себя, что все не так уж плохо, что в любую минуту может потеплеть, и снег начнет таять, и он сможет вернуть домой дочку судьи, которую похитил и которая сейчас напевает, улыбается и готовит ему завтрак.

Непосильная задача для его бедных мозгов.

Он не мог сосредоточиться, когда Роза Гамильтон маячила у него перед глазами. Кем бы ни был ее отец, она все равно оставалась для Шейна самой привлекательной женщиной.

Шейну нравились фигуристые женщины, и когда она нагнулась, доставая из буфета сковородку, у него просто руки зачесались погладить ее бедро.

Ага, давай, греши дальше, – сказал он себе. – Посмотрим, как это понравится судье.

Шейн сжал руки в кулаки, чтобы не тянулись, куда не следует, и попытался выбросить эти мысли из головы. Не получилось. Он все равно видел ее. Он слышал, как она напевает.

– Ты всегда такая веселая? – спросил он мрачно.

– Не всегда. Но я прекрасно отдохнула.

– Везет тебе. – Шейн не знал, что было причиной его бессонницы – кушетка или воспоминания о судье.

– А ты, как я поняла, не выспался?

Шейн повел плечом, пытаясь ослабить боль в затекших мышцах.

– Нет. Как говорится, и глаз не сомкнул.

Роза выгнула бровь.

– Совесть мучила?

– Наверное, и это тоже. – Шейн умолк, а потом добавил, – А ты, гм… так легко все воспринимаешь.

Роза высыпала в миску яичный порошок.

– Я же говорила, мне понравилось.

– Почему? Потому что это… необычно?

Она кивнула, отмеряя нужное количество воды и добавляя ее к смеси.

– Никакой ответственности. Никаких претензий. Только здесь и сейчас. И ты.

Шейн судорожно сглотнул. Он нащупал свою рубашку и натянул ее, словно она могла защитить его от пристального взгляда Розы.

– У тебя не будет неприятностей из-за того, что ты пропустишь свадьбу?

– Было бы хуже, если бы Милли ее пропустила, – радостно ответила Роза.

Чертовски верно.

Шейн застегнул пуговицы на рубашке одной рукой.

– Я не хочу яичницу, – сказал он. – Лучше выйду и снова попробую копать.

– Ничего не получится. Слишком сильный снег. Почему бы просто не расслабиться и не отдохнуть?

Шейн взглянул на Розу. Неужели она не понимает?

– Ну же, – сказала она, – садись и ешь. А потом, когда я вымою посуду, а ты вытрешь, если тебе так уж сильно захочется копать, я пойду с тобой.

Роза и печенья напекла, пока Шейн мылся под душем. Они съели яичницу, и Роза отыскала банку с вареньем к печенью. Но снять крышку ей не удалось.

Шейн тоже не думал, что сможет ее открыть, тем более, что одна рука у него не действовала. Но в конце концов у него получилось. Он зажал банку между коленями и здоровой рукой открутил крышку.

– Ура! – воскликнула Роза.

Обрадованный собственным достижением, Шейн усмехнулся в ответ и снова почувствовал электрическую искру, проскочившую между ними.

– Я возьму печенье с собой, – сказал он. – Пора идти копать.

Снег валил почти так же густо, как в прошлую ночь. Роза не отпустила Шейна одного. Они вышли вместе, печенье Шейн положил в пакет и засунул в карман.

Им понадобилось почти полчаса, чтобы добраться до грузовика. Подойдя ближе, Шейн обнаружил, что вся вчерашняя работа пошла насмарку. Снега намело еще больше, и теперь грузовик был засыпан почти по самую крышу кабины.

– Это невозможно, – сказала Роза. – Правда.

Но Шейн попытался. Он должен был попытаться. Все лучше, чем торчать в крохотной хижине наедине с Розой. Слушая ее пение. Глядя на ее походку. Видя ее улыбку.

Умирая от желания.

Сейчас Шейн был снаружи. На холоде.

Здесь ничего не могло произойти.

И не происходило до тех пор, пока он не остановился передохнуть. Обернувшись, он увидел, что Роза ему помогает.

Она снова очистила капот грузовика и теперь разгребала снег руками вокруг двери. Она честно пыталась помочь, и сейчас на ее волосах и ресницах снега было больше, чем где бы то ни было.

Встретившись взглядом с Шейном, Роза рассмеялась. Такой же смех Шейн слышал в памятный вечер в «Бочке», и от этого смеха по его телу прошла волна желания.

– Это безумие! – воскликнула Роза, когда ветер швырнул ей в лицо пригоршню снега. – Почему мы этим занимаемся? – Она рассмеялась снова и покачала головой. Прядь ее волос задела щеку Шейна.

– Потому что… – слова застряли у него в горле.

– Почему?

– Потому что иначе я сделал бы это. – Шейн отбросил лопату, сжал Розу в объятиях и поцеловал.

Он не мог удержаться. Искушение было слишком сильным. Желание было слишком сильным. А его воля – слишком слабой. Он окончательно потерял голову.

Все остальное не имело значения… кроме Розиного поцелуя.

Она была нежной.

Она была сладкой.

Она походила на один из своих цветков – хрупкая и податливая – и постепенно ее губы становились все более мягкими и зовущими.

Она не была требовательной и жадной, как другие девушки, стремящиеся продемонстрировать свою доступность.

Она не настаивала.

Но и не сопротивлялась.

И слава Богу, потому что Шейн желал этого поцелуя больше всего на свете.

Он пытался убедиться себя, что у него слишком давно не было женщины, что губы любой другой девушки доставили бы ему такое же удовольствие, как губы Розы, что в испытанном им ощущении близости не было ничего необычного.

Но все разумные мысли благополучно развеялись, когда его кровь вскипела, а тело устремилось к ней.

Шейну нравилось целоваться с Розой. Он забыл о своем былом отчаянии, отдавшись на милость инстинктов. И, когда это произошло, ее рот приоткрылся и ее дыхание смешалось с дыханием Шейна. Шейн не мог удержаться, чтобы не попробовать ее на вкус, чтобы не коснуться ее языка своим.

Он хотел ее до боли. Он дрожал от желания. Он желал ее всю!

Они крепче прижались друг другу, не обращая внимания на толстую одежду.

Казалось, их губы, их тела созданы друг для друга. Розины волосы развевались на ветру. На них таял снег. Но ни Шейн, ни Роза не замечали этого.

Роза целовала Шейна с такой же лихорадочной страстью.

И, наверное, именно это заставило его опомниться. Он испугался ее пылкого отклика. Это не было шуткой. Не было притворством.

Роза не играла с ним.

Шейн не посмел бы играть с ней.

И тогда он наконец сумел разжать объятия и прервать поцелуй.

Дрожа, Шейн вытер лицо ладонью. Даже на морозе он умудрился вспотеть. Сердце гулко стучало в груди. Роза выглядела слегка ошалевшей.

– Прости, – хрипло пробормотал Шейн. – Я не должен… я не хотел… никогда…

Но что бы ни пытался он сказать, вышло только хуже. Теперь Роза казалась совсем убитой.

Она повернулась и вылезла из кювета на дорогу. Увязая в снегу, она бросилась бежать.

Шейн шепотом чертыхнулся и помчался вдогонку. Он поскользнулся, упал, приземлился на раненную руку и поморщился от боли. Снова вскочив на ноги, он заковылял вслед за девушкой.

– Роза! Роза, черт! Подожди!

Она была уже далеко впереди. Шейн с трудом различал ее сквозь пелену снега. Его сердце стучало, как отбойный молоток. В ушах шумело, когда он, спотыкаясь, пробирался через сугробы.

– Роза!

Когда Шейн наконец нагнал ее, он уже еле дышал.

Она не остановилась. Даже не обернулась.

Шейн поймал ее за руку и рванул к себе.

– Не убегай так! Никогда так не убегай! Ты могла потеряться! Ты могла умереть здесь в одиночестве!

– А почему тебя это волнует? – рассерженно спросила Роза, выдергивая руку, и, отвернувшись, продолжила свой бег по снегу.

– Я за тебя отвечаю. Ты…

– Я освобождаю тебя от ответственности. – Она все еще на него не смотрела.

Шейн споткнулся, хватая ртом воздух.

– Ты… не можешь.

Она замедлила шаг.

– Не могу? Почему?

– Законы… чести. Похититель всегда отвечает за того… кого он похитил.

Роза остановилась и внимательно посмотрела на Шейна. Они снова стояли рядом. Слишком близко друг к другу. Шейн шагнул назад. Но он позволил себе слегка ухмыльнуться, не отводя взгляда.

Роза покачала головой. Слабая, едва заметная улыбка вспыхнула на ее губах.

– Ты сумасшедший. Ты знаешь это?

– Знаю.

Они продолжали смотреть друг на друга. Желание никуда не делось. Шейн видел это в ее глазах. Чувствовал в себе. Но он не позволит этому случиться. И вовсе не из-за судьи.

Он не может причинить боль этой женщине. Он не способен нарочно обидеть человека. Тем более ее.

Шейн покачал головой.

– Нет, – сказал он мягко.

Розины глаза вспыхнули. Она отвернулась и пошла дальше, но не бегом, а ровным, тяжелым шагом.

Шейн взял ее под руку, не зная, воспротивится ли она. Она напряглась, но не отстранилась. Просто продолжала идти. Шейну пришлось подстроиться под ее шаг.

По пути к дому Шейн чувствовал прикосновение ее куртки к своей, чувствовал, как Розина рука толкает его в бок, как ее волосы щекочут его лицо. Он вдыхал ее тонкий весенний запах.

Он старался не замечать этого. Попытался внушить себе, что просто переводит старушку через дорогу. Смешно. Когда в последний раз он переводил старушку через дорогу? И когда это от старушки так пахло цветами, что у него кружится голова даже посреди снежного бурана.

Казалось, дорога к хижине длилась целую вечность.

И все равно, закончилась слишком быстро.

Вернувшись в дом, Шейн отпустил Розину руку и повернулся, чтобы уйти.

– Не надо, – сказала Роза.

– Я должен.

– Почему?

– Я не могу остаться здесь.

– Почему?

– Ты знаешь, почему.

Они уставились друг на друга.

Затем Роза покачала головой.

– Не знаю. А, – добавила она после недолгого раздумья, – кажется, знаю. – Она горько улыбнулась. – Я… не та девушка.

– Нет, – сказал наконец Шейн. – Вовсе нет. Просто… я хочу… – Он покачал головой. Это бессмысленно. Его хотение ничего не изменит. – Ты именно та девушка. Просто я… неподходящий мужчина для тебя.

Шестая глава

Разве не этого ты хотела? – спрашивала себя Роза, прижав ладонь к губам и глядя, как Шейн уходит.

По крайней мере, он шел в конюшню. А не к грузовику.

– Я вернусь, если буду нужен, – сказал он, оглянувшись.

Роза все еще чувствовала его присутствие рядом. Чувствовала прикосновение его губ… то, чего так сильно желала.

Поцелуя неподходящего мужчины. Нарушения всех правил. Мимолетного увлечения. Интрижки.

Того, чего она хотела. Чего так и не получила.

Она испытала жажду, отчаяние, страсть и неудовлетворенное желание, слившиеся вместе в одном головокружительном поцелуе.

Как не похоже на сдержанные поцелуи Чеда, которые когда-то казались ей шагами в новый, неизведанный мир.

Погруженная в размышления, Роза неторопливо закрыла дверь и прислонилась к ней. Это надо обдумать.

Милли однажды призналась ей, что, целуясь с Кэшем, совершенно забывает себя.

Роза и вообразить не могла, что хоть на мгновение сможет забыть, что она – Джорджия Уинтроп Гамильтон, дочь уважаемого судьи.

Как выяснилось, смогла.

Она способна была думать только о мужчине, который ее целовал. Только о том, какое это замечательное, прекрасное чувство.

И если бы Шейн не отстранился, она так и продолжала бы его целовать.

И сделала бы многое другое – дикие, безумные, удивительные вещи, на которые никогда бы не отважилась дочь судьи Джорджа Гамильтона, если бы помнила себя!

Хорошо, что Шейн ушел, – сказала себе Роза. Сейчас ей нужно побыть в одиночестве.

И обрести хоть каплю здравого смысла.

У нее получится. Конечно, получится. Ведь она – дочь своего отца. Как хорошо, что у Шейна хватило ума спрятаться от нее за двумя дверями и снежным бураном.

Но до самого вечера, как бы сильно ни стремилась Роза обрести здравый смысл, она все еще хотела, чтобы Шейн вернулся.

* * *

Шейн решил, что это – его наказание.

Расплата за вмешательство в дела других людей, за нарушение закона, за похищение женщины – женщины, на которую у него нет никаких прав.

На этот раз от судьи Гамильтона его не спасут ни мамочка с папочкой, ни Силы Небесные. Как будто сам Господь Бог указывает ему, что он переступил черту.

Ничего удивительного. Шейн еще не помнил случая в своей жизни, когда бы ему удалось выйти сухим из воды. Так почему в этот раз должно получиться иначе?

Но, похоже, именно сейчас Шейну удалось столковаться по-хорошему с Высшим судом.

Он попробовал взглянуть на вещи с оптимистической точки зрения. Кажется, Бог отнесся к нему более снисходительно, чем судья Гамильтон или даже собственный отец.

Шейн большую часть дня слонялся по конюшне, размышляя о Розе Гамильтон.

И он пришел к решению. Что еще ему оставалось?

Ни один суд не проявит к нему снисхождение. Все вокруг – даже собственное тело – сейчас против него.

Он должен сопротивляться влечению. Проявить благородство.

Это – знамение. Для чего еще Богу понадобилось запереть Шейна в маленьком доме с единственной женщиной на земле, которую он не осмелится тронуть?

Если бы Богу было угодно, чтобы Шейн занялся любовью с Розой Гамильтон, Он дал бы ей другого отца!

– Я понял намек, – ответил Шейн Господу и заодно сове, сидящей на балке под крышей конюшни. – Мне это не нравится, но спорить я не буду.

Он подождал. Все было тихо.

Неужели он надеется, что Господь Бог назовет его хорошим мальчиком? Скорее ад замерзнет.

– Ты ведь не сделаешь этот снегопад вечным? – спросил Шейн спустя несколько секунд. – Знаешь ведь, какая у меня слабая воля.

Сова на балке захлопала крыльями. Затем посмотрела вниз и громко ухнула.

Вот и отлично. Даже с Богом можно договориться.

* * *

Когда Шейн вернулся в хижину, на плите шипело что-то очень ароматное. Наступил ранний вечер, снег продолжал идти, и до ночи, когда Шейн сможет улечься на свою утыканную гвоздями кушетку, оставалось несколько часов.

Но Шейн был готов. Он собирался быть вежливым, помочь состряпать ужин, мирно почитать книжку или просто посидеть у огня, поддержать разговор. Быть вежливым.

Роза читала, сидя у камина. Она подняла голову, когда Шейн вошел, и посмотрела, как он стряхивает снег с одежды. Ее взгляд был настороженным. Она ни произнесла ни слова.

Шейн тоже помолчал, целую секунду. А затем повернулся к ней и сказал:

– То что у тебя готовится, пахнет очень вкусно.

Роза просияла. Обеспокоенное выражение исчезло с ее лица.

– Проголодался?

– Помираю с голоду. – Только произнеся это, Шейн понял, что сказал чистейшую правду. Яичница из порошка была съедена слишком давно. И прошло уже несколько часов с тех пор, как он сжевал печенье, припасенное в кармане куртки.

– Иди поешь, – предложила Роза, вставая и подходя к плите. На стол она уже накрыла. Это напомнило Шейну о тех временах, когда здесь жили Мэйс и Дженни. Так уютно. По-домашнему.

Шейн помог Розе разложить еду по тарелкам. Она приготовила беф-строганов с рисом. И извинилась за отсутствие свежих овощей, как будто это была ее вина.

– Обойдусь, – улыбнулся Шейн. – И вообще, я предпочитаю мясо с картошкой.

– Картошки тоже нет, – печально заметила Роза.

– Я люблю рис. – Он сел за стол напротив нее и взял вилку.

Некоторое время они ели молча. Но тишина больше не казалась напряженной.

Затем Роза сказала:

– Интересно, как прошла свадьба?

– Прекрасно, наверное, – ответил Шейн. – Что еще могло случиться? – Он криво ухмыльнулся.

Роза улыбнулась в ответ.

– Хорошо, что меня там не было.

Шейн, удивленный, взглянул на нее.

– Почему?

Она замялась на мгновение.

– Папа собирался приехать и привезти с собой моего будущего мужа.

Шейн разинул рот. Он с огромным трудом примирился с мыслью, что старик Твердо… старый судья Гамильтон – отец Розы. И при всем желании не мог представить себе судью, разыскивающего мужа для своей дочери.

– Небось, образец добродетели, – буркнул Шейн.

Роза кивнула.

– Боюсь, что да.

– И он хочет, чтобы ты… вышла за этого парня?

– Мой отец, как ты мог догадаться, ждал от меня очень многого. Например, что я поступлю в Йель. А я не поступила. Он хотел, чтобы я стала юристом. А я не стала. И теперь он ищет мне идеального мужа, чтобы удержать мою жизнь на «верном пути». Он собирался нас познакомить. Посмотреть… понравится ли мне. Но, конечно, подразумевалось, что понравится.

– И он считает, что имеет на это право? – возмутился Шейн. В свое время его просто бесило, когда Дженни пыталась найти для него подходящую женщину, желая, чтобы он остепенился. Черт побери, но он же не хочет остепеняться! И вряд ли кто-нибудь сумеет его заставить.

– Такой уж он человек. Он считает, что я должна выйти замуж.

– Почему?

– Потому что мне двадцать пять лет, а я все еще одинока, – беззаботно ответила Роза. – И он хочет стать дедушкой.

У Шейна глаза на лоб полезли, когда он представил себе судью в роли дедушки. Наверняка этот хмырь приучит своих внуков ходить строем.

– И дело не только в этом, – продолжила Роза. – Он и впрямь уверен, что помогает мне. Он знает, чего я хочу. Мужа. То есть, семью. – Она задумалась. Даже слегка погрустнела.

– Ты еще молода, – с жаром возразил Шейн. – Вся жизнь впереди.

– Нет. – Но ее голос не был уверенным. Она наколола на вилку кусочек мяса.

– И он мог найти действительно хорошего парня, – продолжил Шейн. – По-моему, он очень требовательный человек.

– О, да.

– Тогда… гм, как ты думаешь, что он скажет, когда э… узнает об… этом?

Роза взглянула на него с любопытством.

– О чем?

– Тебя не будет на свадьбе. Я тебя э… отправил в командировку. Как я понимаю, он заявится ко мне с ордером на арест. – Шейн пошутил, но в его словах была доля правды.

– Он может, – ответила Роза, начисто отбив у Шейна аппетит. – Но я ему не скажу.

Шейн уставился на нее.

– Не скажешь?

– Если только ты не захочешь.

Он яростно покачал головой.

– Не захочу, – произнес он так равнодушно, как только смог.

Роза усмехнулась.

– Мне почему-то тоже казалось, что не захочешь.

Шейн почесал в затылке.

– Ага, он меня и так не жалует. Представляю, какое у него сложится мнение обо мне, если он узнает о твоем похищении.

– Значит, это останется нашей тайной, – Роза заговорщицки подмигнула. – Да?

Их взгляды встретились. Шейн кивнул и вздохнул чуть свободнее.

– Да.

* * *

Они просидели за столом несколько часов. Но время пролетело незаметно.

Дело было не в еде, хотя ужин оказался намного вкуснее, чем ожидал Шейн.

Дело было в завязавшемся между ними разговоре.

– Я не собираюсь ему лгать, – Роза продолжила свою речь об отце. – Я скажу, что уехала с другом в горы. Ведь мы друзья, правда?

Шейн кивнул. Друзья?

– Ага, – подтвердил он. – Мы друзья.

Они снова посмотрели друг другу в глаза. Пространство между ними было пронизано каким-то очень сильным чувством. Дружбой?

– Расскажи еще, – предложила Роза, – о происшествии с твоим пальцем.

И Шейн рассказал. Он подробно описал ей случившееся – причудливую цепь событий, которая началась с того, что он решил помочь другу, и закончилась потерей пальца. Хорошо еще, что у него хватило здравого смысла подобрать оторванный палец, и повезло с врачами, которые его пришили.

Роза – единственная, если не считать друзей-наездников и жаждущих крови соседей, внимательно выслушала неприятную историю, не закатывая в ужасе глаза и не затыкая уши.

Она не осудила его, как Дженни: «Если бы ты хоть раз задумался о последствиях своих поступков, то не вляпался бы в такую ерунду».

Она не покачала головой, как Мэйс: «Чего еще от тебя ждать».

Она не заявила равнодушно, как Таггарт: «Я слышал о несчастном случае, но ты ведь все уладил».

Вместо этого Роза воскликнула:

– Какой ты замечательный друг! Я мало знаю людей, у которых хватило бы присутствия духа отыскать оторванный палец и забрать его, вместо того, чтобы впадать в панику.

Шейн оценил ее отношение. И тогда он рассказал ей об еще одном почти роковом приключении – в таких выражениях, как будто это случилось с посторонним человеком. В тот раз он и вовсе понял, что произошло, только когда очнулся в реанимации.

– К тому времени, – рассказывал он взахлеб, – я уже валялся на земле, а до них даже не дошло, что я вырубился. Они решили, что я сплю!

Роза восхищенно рассмеялась.

Шейн хохотнул в ответ.

– Такой уж я человек. Надежный. Невозмутимый. Всегда на высоте.

– И скромный. Не забудь про скромность, – усмехнулась Роза. Она встала и налила обоим по чашечке кофе.

Шейн тоже улыбнулся, не обидевшись на шутку. Ее подтрунивание не задевало его так, как ехидные насмешки Мэйса. Вместо того, чтобы перевести разговор на другую тему или огрызнуться в ответ, как Шейн обычно поступал со своим братом, он добродушно отшучивался.

Шейн вытянул ноги и устроился на стуле поудобнее. Обычно он не любил засиживаться после еды. Обычно он беспокойно поглядывал на часы, нервно барабанил пальцами по столу и рвался побыстрее сбежать. Но не сегодня.

Конечно, идти было некуда – снаружи лежал метровый слой снега.

Но дело не только в этом.

Шейн не хотел никуда идти. Он не хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Ему хотелось остаться здесь.

С Розой.

Он смотрел, как Роза подливает молоко ему в кофе, не очень много, примерно столько, сколько он сам налил себе чуть раньше. Ему было приятно, что она это заметила. Дженни всегда лила слишком много молока, а Мэйс морщился и говорил: «В чем дело, парень, неужели ты не можешь пить нормальный кофе?»

Роза протянула ему кружку и улыбнулась.

Шейн улыбнулся в ответ. Предчувствие опасности шевельнулось внутри, застав его врасплох.

Он ощутил странное беспокойство, но почти сразу забыл о нем. Еще успеет наволноваться из-за собственных чувств.

Шейн был из тех людей, которые живут одним мгновением. Он давно уже понял, что именно в этом заключается жизнь.

Прошлое осталось позади. Будущее неотвратимо, но, даст Бог, кривая вывезет. Сейчас Шейн переживал один из лучших моментов в своей жизни. И вряд ли это можно будет вернуть.

Роза, склонив голову, взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

– Должно быть, ты всегда хотел кататься на быках. Правда? С тех пор, как впервые их увидел.

Она права. Хоть и не ясно, откуда она это узнала.

Большинство людей не понимают, зачем он ездит верхом. Им трудно даже вообразить, что заставляет человека добровольно помериться силами со злобным бычарой весом в целую тонну.

Шейн не мог объяснить, что им движет. Но с тех пор, как он впервые попал на родео в Уилсале в возрасте четырех лет, он понял, что будет ездить верхом.

То, что остальные считали бессмысленным риском, для него было обычным вызовом, на который нельзя не ответить.

Возможно, причиной оказалось то, что даже в самом юном возрасте Шейн чувствовал в себе избыток энергии. Пришлось найти что-то большое, свирепое, внушающее ужас, чтобы обуздать эту энергию, дать ей выход.

– Правда, – сказал наконец Шейн. – Потому что не могу по-другому.

Роза кивнула.

– Да. Я понимаю.

Шейн знал, что она его понимает – девушка, ставшая цветочницей, а не юристом. Девушка, которой каждый день приходилось бороться за право быть собой. Если честно, Шейн был уверен, что она понимает его, как никто другой.

– Это вызов, – сказал он ей. – Я должен собрать все свои силы. Забыть про страх. И жить с последствиями. Какими бы они ни были.

– Да. – Она кивнула. – Да.

Шейн рассказал ей о Дасти, особенно опасном однорогом быке.

– Каждый раз, когда я сажусь на него, он пробует что-то новенькое. Как будто заранее обдумывает, что будет делать!

Он рассказал о Серебряном Стерлинге, огромном белом буйволе, самом большом из всех.

– Как будто на диване сидишь. Только этот диван может подбросить тебя до самой луны.

Он рассказал о маленьком Скизиксе из Нью-Мексико и о Добермане, которого назвали так потому, что он не только бодается, лягается и брыкается.

– Он непременно попробует отгрызть от тебя кусок, правда.

– Ты всех их помнишь?

– Почти. Только тех не помню, после которых у меня было сотрясение мозга. – Шейн вздохнул и откинулся на спинку стула, сжимая кружку в здоровой руке. Его взгляд упал на перевязанную руку. Вот чудо современной медицины – заново пришитый большой палец. И Шейн задумался, уже не в первый раз, о том, что его ждет, когда он не сможет больше заниматься любимым делом.

– Будет ли палец как новый? – переспросил врач, когда Шейн потребовал у него прогнозов на будущее. – Откуда нам знать? Мы можем только надеяться.

Шейн вспомнил, как иногда у него болели мышцы и суставы во всем теле. Четырнадцать лет участия в родео даром не проходят. Шейн это знал. Но он понятия не имел, что делать с этим… или вместо этого. А теперь добавился еще и палец.

Страх из-за большого пальца был только вершиной айсберга.

– Не знаю, что я буду делать, – сказал Шейн, опустив взгляд, – если… когда… не смогу больше ездить верхом.

Впервые он произнес эти слова вслух, впервые высказал страх перед пустотой, с которой столкнется, когда родео перестанет быть главным занятием и смыслом его жизни.

Роза не ответила.

Она сидела молча, сочувственно поглядывая на него поверх кружки с кофе. Она не полезла к нему с дурацкими предложениями. Не попыталась развеять его страхи.