Текст книги "Влюбленный упрямец"
Автор книги: Энджи Рей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Энджи Рей
Влюбленный упрямец
Глава 1
Гарек Вишневски в жизни не видел более безвкусного и уродливого ожерелья. Рубины и изумруды были вправлены в блестящую золотую конструкцию, украшенную множеством завитушек, листиков и кружочков. Никакого понятия о красоте или элегантности. Зато дорого. Очень дорого.
– Какое совершенство! – сказал он блондинке, стоявшей за прилавком. – Я возьму его.
– Отличный выбор, – похвалила блондинка. – У вас исключительный вкус, мистер Вишневски.
– Благодарю.
Молодая женщина вроде бы не заметила его иронии. Положив ожерелье в обтянутый полосатым атласом футляр, она пошла по залу к кассе. Закончив расчеты, она протянула ему футляр с ожерельем и свою визитную карточку.
– Мой домашний телефон на обороте. Если захотите услышать частное мнение о нашем... предмете, пожалуйста, позвоните мне.
– В этом нет необходимости, – прорычал он, засовывая в карман футляр, и бросил ее визитку на прилавок.
Он шагнул к выходу и столкнулся с другим покупателем, который принес в магазин волну морозного ветра. Уставившись на Гарека, маленький и толстый человечек застыл в дверях, шмыгая носом.
– Эхе, а я вас знаю! – Мужчина со лбом неандертальца подмигнул Гареку. – Я видел вашу фотографию в "Чикаго трэмпитер". Правильно? Хе-хе-хе...
– Разрешите, – ледяным тоном произнес Гарек. – Вы блокировали дверь.
Человечек быстро шагнул в сторону. Гарек вышел из магазина. Дверь за ним с шумом захлопнулась. Да, ветер холодный. Дождь со снегом падал на лицо и руки. Он рывком достал перчатки и замотал шарфом подбородок. Раздосадованный Гарек проклинал себя за то, что согласился поговорить с проклятой репортершей.
Он нарушил свое обычное правило – никаких интервью. Та особа заверила его, что посвятит статью тому, как бизнесмены вносят вклад в возрождение города, создавая новые рабочие места. Если бы он знал ее истинные намерения, то немедленно выставил бы из кабинета. Стоило ему на мгновение ослабить оборону, и жизнь превратилась в ад. Сначала Гарек воспринимал эту историю с юмором. Ну, похабные шутки мужчин. Ну, заинтересованные взгляды жен-шин. Но потом пошли письма. Мешки писем. В офис начали приходить женщины. И в квартиру тоже. И в ресторан, где он обедал...
Гарек перешагнул через лужу. Вчера вечером в ресторане его терпение лопнуло. Сделка с перспективным клиентом была почти завершена. И в такой момент сопровождавшая Гарека певичка Лилли Лейд затянула очередной шлягер. Хотя, казалось, ее больше увлекает стриптиз, а не пение. Обедавшие матроны с ужасом смотрели на представление. Ему пришлось силой вывести Лилли из ресторана.
К несчастью, на улице она обвила его шею и впилась в губы. Он буквально оторвал Лилли от себя. Но с опозданием. Фотограф из ежедневной газеты несколько раз щелкнул его.
Положение больше не казалось Гареку забавным. С него хватит... Он сгорбился и завернул за угол, где его ждал лимузин.
– Уф, – тихо воскликнула женщина, на полной скорости налетев на него. Покупки, которые она несла, упали на тротуар. Она тоже шлепнулась в снег.
– С вами все в порядке? – Он склонился над ней.
– Да, все нормально, – кивнула она, хотя голубые глаза, окаймленные черными ресницами, смотрели на него ошеломленно.
Гарек загляделся на ее рот. Верхняя губа – длинная и абсолютно прямая, без намека на изгиб. Нижняя – чуть короче и полнее. Эффект получался насмешливо-чувственный.
– Простите.
– Нет, это моя вина. – Он наклонился ниже, чтобы лучше слышать ее. – Я не смотрел, куда иду.
– Да нет, это я бежала, надеясь успеть на трамвай.
Легко опершись на протянутую им руку, женщина встала и подняла упавшую коробку. Из-под смятой крышки виднелся бирюзовый шарф. Она засунула коробку в сумку.
– Вы уверены, что с вами все в порядке?
– Да, конечно. – Она печально улыбнулась. Зубы показались ему очень белыми, учитывая золотистый оттенок ее кожи. На щеках появились ямочки. – По-моему, мои покупки пострадали больше.
– Позвольте, я помогу вам. – Гарек подобрал несколько маленьких коробочек. Но его интересовала только женщина. Она вроде бы его не узнала. Наверное, не читает газет. Он не мог оценить ее фигуру, потому что она куталась в просторную, на несколько размеров больше, чем надо, потертую шубу. Рост, наверное, около ста шестидесяти сантиметров.
Женщина заспешила за баскетбольным мячом, катившимся к обочине. Гарек заметил журнал, страницы которого листал ветер.
– Это ваш? – спросил он, собираясь поднять его.
Она оглянулась и кивнула, еще не догнав мяч. Гарек подхватил журнал, и у него отвисла челюсть. С обложки на него смотрело его собственное лицо. Втиснув журнал в сумку, он подошел к незнакомке и отдал ей сумку.
– Вот, – бросил он. – В следующий раз смотрите, куда идете. – Гарек сделал шаг и угодил прямо в лужу. Ледяная вода залилась в ботинки. Беззвучно ругаясь, он пошел к лимузину и влез в него.
– Хардип, домой.
– Да, сэр, – ответил шофер.
Машина покатила по улице. Гарек глядел в окно. Женщина все еще стояла на обочине, сжимала свои покупки и смотрела на лимузин. На лице у нее застыло недоумение.
Злость переполняла его. Если бы не журнал, он бы поверил, что она случайно налетела на него. Он даже собирался предложить подвезти ее домой.
Гарек сидел в мрачном молчании, пока шофер не остановил лимузин перед зданием, где были его апартаменты. Выходя из машины, он поднес руку к карману и понял – что-то не так.
Исчезло ожерелье с изумрудами и рубинами.
* * *
Замерзшая, мокрая и усталая Элли вошла в квартиру, бросила покупки на кухонный стол и с облегчением вздохнула.
– Привет, Мартина. – (Ее кузина не отрывала взгляда от большой кастрюли, стоявшей на плите.) – Ты сдала экзамен?
– Да. Все оказалось легче, чем я ожидала. – Мартина вынула из кастрюли приготовленные на пару тамали[1]1
Мексиканское блюдо из толченой кукурузы, мяса и красного перца. – Прим. перев.
[Закрыть] и поставила на стол. Потом оглянулась. – Малышка, что с тобой случилось?
Элли покачала головой, сбросила шубу и мокрые перчатки и протянула руки к старинной, но благословенно теплой плите.
– Долгая история. Достаточно сказать, что я налетела на мистера Грубияна и пропустила свой трамвай. – Она принюхивалась. – Тамали жутко как вкусно пахнут. Можно я возьму один?
– Ну... только один. Это для завтрашних гостей. А кто такой мистер Грубиян?
– Никто. – Элли пожала плечами. Судя по тонким кожаным перчаткам и дорогому лимузину, он, очевидно, богат и испорчен. Он вдруг решил, что она не стоит времени и усилий и не надо быть с ней вежливым. Опустившись в кресло, она откусила тамали.
– Ммм, Мартина, это фантастика! Лучше, чем делает твой отец. Тебе бы надо этим торговать. Ты бы сделала состояние.
– Мне нравится готовить... но не в таких количествах. – Мартина быстро разложила тамали на стеклянном блюде. – Как сегодня в галерее шел бизнес?
– Неплохо. Подходило много людей. Я договорилась с одной парой об уборке дома. И продала скульптуру. – Элли осторожно отломила кусочек тамали и наблюдала, как поднимается в воздух тоненькая струйка пара. – Покупательница сказала, что скульптура напоминает о чувстве, какое у нее появилось, когда она первый раз влюбилась. Но когда я назвала цену, она призналась, что не может позволить себе такую вещь, и попросила сделать скидку. Я согласилась на очень небольшую. А у нее оказалось совсем мало денег, половина цены, и...
– И ты отдала скульптуру фактически даром. – Мартина покачала головой. – Ты не умеешь выторговать даже цент. Эрнандес без гена торговли – это неестественно.
– Я постепенно исправляюсь. – Элли состроила гримаску.
– Да, конечно. По-моему, ты говорила, что мистеру Фогелю придется закрыть галерею, если она не начнет приносить доход.
Элли закусила губу. Да, это чистая правда. Пугающая. Последние три месяца галерея не оправдывала себя. Если в самое ближайшее время она что-нибудь не придумает, мистер Фогель свернет бизнес. Что будет с Томом, Бертрайс и другими художниками, которые выставляют в галерее свои работы? Что будет с ней самой? Элли любила свое дело.
Придется постоянно наводить порядок в чужих домах. Зато тогда она сохранит галерею, где случаются сотни волнующих событий. Приходят художники. Приходят покупатели, чтобы вырваться из своего обыденного существования и посмотреть на мир в другой перспективе. Перспективе линий, формы и цвета...
– Тебе нужна реклама. Бизнес держится на рекламе. – В колледже Мартина специализировалась в маркетинге и считала себя в двадцать один год крупным специалистом. – И контакты. Необходимо заводить полезные знакомства.
– То есть подлизываться к богатеям и их женам, – сморщила нос Элли.
– Какой ты сноб, Элли.
– Я не сноб!
– Когда речь идет об искусстве, ты сноб. Вспомни ту женщину, что приходила вчера в галерею...
– Мартина! Я же говорила тебе, что она заявила...
– О да, она хотела знать, стоит ли вкладывать деньги в живопись. Элли, разве это преступление – хотеть побольше заработать?
– Если ей нужны доходы, пусть скупает недвижимость. – Элли оглянулась и посмотрела на обшарпанную кожаную софу в гостиной и множество произведений искусства, покрывающих каждый свободный сантиметр стены. – Искусство не приносит денег.
– Элли, – вытаращила глаза Мартина, – тебе следовало подобрать что-нибудь и продать этой женщине, а не предлагать ей отправиться в другую галерею. Ты должна мыслить как бизнесмен. – Мартина поставила тамали в холодильник и занялась сумкой и свертками кузины. – Ты купила мне журнал?
– Да, он где-то там. – Элли рассеянно жевала. Может быть, Мартина права, а она сноб, когда речь заходит об искусстве? Ей не нравится, если покупатель смотрит на картину и видит цифры и доллары. Но нельзя требовать, чтобы люди ценили живопись и скульптуру так, как хочется ей.
– Хорошо, Мартина. Я буду холодной, твердой, безжалостной...
– Достаточно, если ты будешь просто практичной... Что это? – Мартина присвистнула.
Элли увидела, что кузина смотрит на содержимое плоского атласного футляра.
– Что ты натворила, Элли? Обчистила банк?
Элли подошла ближе, и у нее перехватило дыхание. Изумруды и рубины ярко сияли, так что в квартире стало светлее.
– Боже милостивый, – пробормотала Элли. – Это, должно быть, принадлежит тому мужчине, мистеру Грубияну.
– Вряд ли он обрадуется, когда обнаружит пропажу, – заметила Мартина.
– Вряд ли, – согласилась Элли. – Интересно, кому он купил безобразное ожерелье? Жене? Трудно представить высокомерную светскую особу, рискнувшую надеть такую безвкусицу. Любовнице? Похоже, – сморщила она нос.
Она прочитала имя ювелира на атласной обшивке крышки.
– Боюсь, завтра придется ехать к ювелиру. – Элли вздохнула. Завтра канун Рождества. А она еще должна убраться в двух домах и навести порядок после вечеринки у тети и дяди.
– Парень, должно быть, богатый, – Мартина покосилась на Элли. – Интересно, кто он.
– Понятия не имею. – Элли и не хотела знать.
– Ммм. – Мартина изучала выражение лица кузины. – Наверное, старик.
– Нет. Может быть, ему лет тридцать.
– Тридцать! Совсем неплохо. Симпатичный?
– Я так не думаю, – солгала Элли. На самом деле ее первое впечатление – какой привлекательный мужчина. Когда она увидела его озабоченное лицо, сердце сделало странный маленький кувырок. Он казался таким дружелюбным. Серые глаза улыбались... И вдруг без всякой причины они стали похожими на кусочки льда.
Из-за неожиданной грубости незнакомца она возмущалась всю дорогу домой. Столкновение произошло по его вине в такой же степени, как и по ее. Он шел очень быстро и не смотрел вперед. Поэтому и сбил Элли с ног. Мог хотя бы предложить подвезти ее. Правда, скорей всего, она отказалась бы...
Теперь Элли поняла – он совсем не привлекательный.
– Он большой и со злыми глазами, – пояснила она.
– Толстый?
– Не могу сказать. На нем был плащ. Похож на Ван Гога.
– Да? – удивилась Мартина. – У него одно ухо?
Элли засмеялась, покачала головой и больше ничего не сказала. Она отчетливо вспомнила лицо мужчины: густые брови, проницательные глаза, угловатые черты, немного асимметричные...
– Ммм. Не понимаю, почему все богатые мужчины обязательно должны быть уродливыми. – Мартина со вздохом полезла в сумку и вытащила журнал, который купила Элли. – Ну, может быть, не все богатые мужчины. – Она показала кузине обложку журнала. – Гарек Вишневски. Просто куколка. Ты не находишь?
Элли, приобретая журнал в супермаркете, даже не взглянула на обложку. Зато теперь она остолбенела.
Почти всю страницу занимала фотография полуодетой рыжей женщины и мужчины, сердито уставившегося в объектив. У него знакомые холодные серые глаза. На лице точно такое выражение, как несколько часов назад, когда он неожиданно бросил ее у обочины. Элли прочла подпись под фотографией: "НА ДЕСЕРТ – САМЫЙ ВОСТРЕБОВАННЫЙ ХОЛОСТЯК ЧИКАГО".
Глава 2
Встретиться с Гареком Вишневски оказалось чуть ли не труднее, чем попасть к Папе римскому. Охранник рассматривал ее удостоверение личности так, будто подозревал, что оно поддельное. Потом спросил, по какому она делу. Элли объяснила. И наконец он позвонил, не спуская с нее изучающего взгляда.
Десять минут. Двадцать... Элли начала злиться. Она пришла, закончив уборку во втором доме, и чувствовала себя грязной и потной. Хотелось поскорее попасть домой, вымыться и приготовиться к вечеринке. Почему вместо того, чтобы развлекаться у дяди, она должна стоять в холодном вестибюле и ждать Гарека Вишневски? И все из-за Мартины, уговорившей ее связаться с ним напрямую.
– Разве ты не понимаешь, Элли? – настаивала Мартина. – Это же твой шанс. Верни ожерелье и предложи купить какое-нибудь произведение искусства из галереи. Может быть, он и согласится. А если повезет, назначит тебе свидание.
– Сомневаюсь, что он способен ценить прекрасное, – возразила Элли. – И если он заговорит о свидании – чего не будет, – я ни за что не соглашусь. Ведь я говорила тебе, как груб он был. А фотография на обложке журнала с "экзотической танцовщицей"! Сразу понятно, какого это сорта мужчина.
– Может быть, он так грубо себя вел, потому что испытывал неловкость из-за снимка?
Неловкость? Вряд ли. В его манерах слишком много хамской самоуверенности. А этому нет оправдания. К тому же у него отвратительный вкус на женщин и... на драгоценности. Ожерелье прекрасно это подтверждает.
В конце концов Элли не сумела переубедить Мартину и собственную совесть. Если она серьезно хочет помочь друзьям-художникам, надо забыть о гордости и идти к Гареку Вишневски.
Наконец сверхбдительный охранник, положив трубку, повернулся к ней.
– Заполните анкету, укажите фамилию и адрес. Я дам вам пропуск, с которым вы подниметесь наверх. Оставьте пальто и вещи здесь.
Наверное, он думает, что она прячет в кармане бомбу. Элли сбросила мокрое пальто, заполнила анкету и указала адрес галереи, а не дома. Потом прикрепила пластиковый пропуск к ремешку сумки.
Наверху ее встретила женщина с седыми, великолепно уложенными волосами. Голубые глаза-буравчики неодобрительно уставились на джинсы и желтый свитер посетительницы. Она быстро позвонила и провела Элли в кабинет.
Деревянные панели, бархатный ковер и массивная мебель. На стенах банальные, но явно дорогие, написанные маслом пейзажи. А прямо перед ней в троноподобном кресле – мистер Самый Востребованный Холостяк.
Серый костюм в узкую полоску, белая рубашка и черный галстук. Он выглядел таким же консервативным, как и его кабинет, но не таким элегантным. Грубоватым чертам лица и мощной фигуре костюм не шел.
– Так вы выследили меня, – сказал он.
– Простите? – Элл и смотрела ему в глаза – такие же холодные, как ветер на улице.
– Думаете, вы первая женщина, подстроившая встречу? – Гарек цинично ухмыльнулся.
Элли остолбенела. Он решил, что она нарочно налетела на него. Чтобы познакомиться с Самым Востребованным Холостяком Чикаго. Поэтому так грубо обошелся с ней вчера.
Стараясь держать себя в руках, она сделала несколько шагов и протянула футляр с ожерельем.
– Я приехала, чтобы вернуть это.
Гарек взял футляр, приподнял крышку. С минуту смотрел на драгоценность. Потом, откинувшись на спинку кресла, поглядел на Элли.
– Полагаю, вы ожидаете награды?
Элли сжала кулаки. Первый импульс – с ледяной вежливостью отказаться от денег и немедленно уйти. Но только вчера она поклялась думать как бизнесмен. А бизнесмены не брезгуют никакими доходами.
– Да, я ожидаю награды, – собрав все силы, проговорила она. Элли встретила его взгляд холодно, не моргая. У него брови поползли вверх.
– Вы по крайней мере честны. – Он достал чековую книжку. – Сколько?
– Пять тысяч. – Она назвала первую пришедшую на ум цифру.
Гарек молчал. Вздернув подбородок, Элли ждала. Но недолго. Он пожал плечами, достал ручку, выписал чек и протянул ей.
Элли насторожилась. Может быть, она и не унаследовала гены Эрнандесов, но уж Вишневски-то должен уметь торговаться! Что это за бизнесмен, который так легко расстается с пятью тысячами долларов?
– Ну?
Элли подняла голову и увидела, что он, сощурившись, наблюдает за ней. Она быстро шагнула вперед и взяла чек. Скользнула взглядом по цифрам – пять и нужное число нулей. Она боролась со своей совестью и чуть не вернула чек, но тут раздался телефонный звонок.
Гарек Вишневски нажал на кнопку, и послышался голос его помощницы:
– Поступила информация по маркетингу.
– Пришлите ее сюда. – Его глаза сверкнули.
Ясно, с ней покончено. От его грубости Элли возмутилась, однако совесть ее успокоилась.
– Спасибо за награду, – беззаботно бросила девушка и, положив чек в сумку, направилась к выходу.
В этот момент дверь открылась и появился молодой человек с большим плоским прямоугольником, завернутым в ткань.
– Мистер Джонсон велел принести сюда, – промямлил он, положил прямоугольник на стол вишневого дерева и удалился.
Ткань соскользнула. Элли вытаращила глаза от изумления.
Нa картине Лилли Лейд с голой грудью и голыми ягодицами выходила из огромной белой раковины. Рыжие волосы контрастировали с ярко-голубым океаном. Два злобных купидона толклись в правом углу картины.
– Что-то еще?
Она вздрогнула при звуке хриплого голоса.
– Нет, нет, все. – И не удержавшись, добавила: – Я только подумала, что это именно та живопись, какую я ожидала увидеть у вас. – Она сладко улыбнулась.
– Вы противница "ню"?
– Нет, я противница плохого искусства.
– Ах! Эксперт.
Сарказм Гарека разозлил ее почти так же, как его грубость.
– Я работаю в галерее.
– Киоск с почтовыми открытками?
– "Фогель" в Пилсене, – фыркнула Элли. – Специализируюсь в современном искусстве. Заходите, если хотите купить что-нибудь концептуальное и действительно стоящее. – Она взялась за дверную ручку, но дверь не открывалась. Ее держала большая мужская рука. Как он ухитрился пересечь кабинет так быстро и так тихо?
– Не забудьте, я уже заплатил. Больше платить не буду. Если собираетесь что-нибудь мне предложить, то это будет даром.
– В галерее нет ничего, что я хотела бы вам предложить. – От злости Элли чуть ли не трясло. Она дергала дверь, но та не поддавалась. – Будьте любезны, уберите руку.
– Если передумаете, свяжитесь со мной. – Гарек изучал ее лицо, особенно рот. – Но сначала потратьтесь на приличную одежду.
Он отпустил дверь, Элли рывком открыла ее и вихрем вылетела из кабинета.
Она приехала домой, вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь.
– Ты вернулась! – вышла из ванной Мартина. – Я уже начала волноваться. Как все прошло?
– Прекрасно. – Элли сняла пальто и ботинки, разместила их в шкафу и направилась в кухню. – Хотя я подумываю, не написать ли письмо в "Чикаго трэмпитер".
– Письмо? – Мартина удивленно заморгала.
– Да, и сказать им, что в отношении Гарека Вишневски они допустили ошибку. – Элли достала из сумки чек на пять тысяч долларов и положила его в обшарпанную шкатулку. Потом с треском закрыла ее. – Им следовало назвать его "Самый Отвратительный Холостяк в Чикаго".
* * *
Рождественский вечер для большинства – добрый семейный праздник. Гарек не разделял общего веселья. Для него этот день стал кульминацией совершенно неудавшегося месяца.
Портрет Лилли Лейд – дурацкая шутка Теда Джонсона – вызвал досаду. В добавление к пяти тысячам долларов, которые он отдал этой особе, Эрнандес. К тому же она стала свидетелем доставки портрета, что невыносимо гадко. Но это не идет ни в какое сравнение с пыткой, которая предстоит ему. Рождественский вечер с сестрой Дорин.
– Я ходила на концерт в кантри-клуб, – сообщила сестра. – Там были все известные люди – Митчеллы, Бренуэллы. Даже Палермо. Их племянник Энтони пригласил Карен танцевать.
– Энтони Палермо законченный дегенерат, – заявила ее дочь. – У него руки влажные, а дыхание вонючее, как собачий корм недельной давности.
– Карен! – воскликнула мать. – Ты не должна так говорить об Энтони. Палермо – одна из самых богатых и достойных семей в Чикаго. Тебе следует помнить об этом.
После ужина Дорин повела всех в гостиную, где под гигантской елкой громоздились рождественские подарки. Карен опустилась на колени и начала разворачивать свертки. Гарек достал элегантный плоский футляр и вручил сестре.
Дорин, сидя в кресле, обтянутом красной парчой, приняла подарок. Без видимого возбуждения, медленно и осторожно она снимала обертку. Но при виде содержимого футляра в обычно холодных серых глазах засверкали искры.
– Ах! – вырвалось у нее.
– Боже милостивый! – вскрикнула подошедшая к матери Карен, глядя на изумруды и рубины. – Дядя Гарек, ты, должно быть, потратил целое состояние!
– Карен, это невежливо, – проворчала Дорин.
Дочь ссутулилась и вернулась к своим подаркам. Она взяла ноутбук, принесенный Гареком, и отложила его в сторону без каких-либо эмоций.
– Карен, что надо сказать дяде? – напомнила Дорин, не спускавшая глаз с дочери.
– Спасибо, дядя Гарек, – без всякого энтузиазма, будто зомби, пробормотала Карен.
– Карен, мне не нравится твой тон, – сверкнула глазами Дорин. – Отправляйся лучше в свою комнату.
Карен взяла ноутбук и побрела к себе.
– Не знаю, что с ней происходит, – громко проговорила Дорин, хотя дочь еще не вышла из комнаты. – Боюсь, ее жуткие друзья плохо влияют на нее. У одной девочки отец – водитель грузовика! Если бы я могла послать ее в приличную школу! Та, куда она ходит сейчас, ужасна.
– Ты можешь оплатить приличную школу. – Гарек подошел к елке, разглядывая гору подарков. – Если захочешь.
Дорин чуть не уронила ожерелье, быстро захлопнула футляр и посмотрела на брата.
– Ты не понимаешь, что это значит – пережить смерть любимого мужа и остаться в нищете...
– Брось, Дорин. – Гарек наклонился и поднял теннисную ракетку. Он взмахнул ею, и легкая, идеально сбалансированная ракетка рассекла воздух. – Ты обеспечила свою долю при разводе задолго до его смерти. И он заплатил сполна, лишь бы избавиться от тебя. Будь твой муж немного сообразительнее, он заставил бы тебя подписать брачный контракт.
– Я бы никогда ничего подобного не подписала. Это же оскорбление! Я и так не получаю то, что мне положено. И в "Вишневски индастриз" тоже. Несправедливо, что отец оставил компанию тебе... Ради бога, тебе обязательно махать ракеткой? Хрусталь стоит целого состояния. Если ты разобьешь что-нибудь, я очень расстроюсь...
– Компания была банкротом.
Это замечание успешно отвлекло Дорин от мыслей о сохранности хрусталя.
– Временная неудача, ничего больше. Зато теперь компания зарабатывает миллионы.
– Из которых ты, как главный держатель акций, получаешь львиную долю. Я знаю, потому что подписываю чеки.
– На нищенские дивиденды я едва могу поддерживать свое положение в обществе, – фыркнула она. – При таких доходах я никогда не увижу своего имени в "Социальном регистре".
– Что еще за "Социальный регистр"?
– Это книга, в которую внесены имена известных людей. Таких, как Палермо. Тех, у кого предки...
– Наши деды – крестьяне, иммигранты из Польши. – Гарек едва мог поверить своим ушам. – Ты говоришь о такого рода предках?
– Древность рода только одно из условий. – У Дорин раздувались ноздри. – Есть и другие способы попасть туда. К примеру, основать благотворительный фонд. Этель создала симфонический фонд.
– Но ты же терпеть не можешь симфонии.
– Если ты, братец, не ценишь симфоническую музыку, – Дорин крепко сжала подлокотники кресла, – это еще не значит, что кто-то...
– Хорошо, хорошо, – пожал он плечами. – Если хочешь сделать взнос в симфонический фонд – прекрасно. Только не проси денег у меня.
– И не собираюсь. – Красные пятна выступили у нее на щеках. – Хотя это ты мог бы сделать. Отвратительный снимок, где изображены ты... и танцовщица, несомненно, повредит моим отношениям с комитетом "Социального регистра"...
– Дорин, я сказал "нет".
– Очень хорошо. – Морщины лучика окружили ее сжатые губы. – Я не собираюсь с тобой спорить. Если ты не поможешь с фондом, я больше времени буду уделять работе в "Женской лиге". Я говорила тебе, что Нина Лачленд состоит в одном со мной комитете? Она много рассказывает мне о бизнесе мужа. От нее я узнала, что "Вишневски индастриз" пытается купить "Лачленд компани". Для меня это новость.
– И? – Гарик сохранял расслабленную позу, но внутренне напрягся.
– Есть еще одна компания, заинтересованная в приобретении "Лачленд"? Ее мужу не очень нравится этот "Огремарк"...
– "Аграмарк".
– "Огремарк", "Аграмарк" – какая разница. Но мистер Лачленд может передумать, если обнаружит, что у тебя трудности с финансами.
– Ты пытаешься, Дорин, шантажировать меня? – очень мягко спросил Гарек, перестав махать ракеткой.
– Конечно, нет. – Она улыбнулась. – Не понимаю, почему ты так подумал.
В ответ Гарек не улыбнулся. Приобретение "Лачленд" – ключевой момент в его плане расширения "Вишневски индастриз". К сожалению, корпорация "Аграмарк" также хотела купить небольшую кораблестроительную компанию. У корпорации есть все преимущества: финансовые ресурсы, превосходящие возможности Гарека, связи с чиновниками, знающие адвокаты. Но, несмотря ни на что, Гарек твердо решил добиться успеха и уже почти сделал это.
Если Дорин не подставит ножку.
Как, черт возьми, она обнаружила, что у него проблемы с финансированием? Он долго-долго смотрел на нее.
– Дорин, я предупреждал тебя – не вмешивайся в мой бизнес.
– Бизнес, бизнес, бизнес – это единственное, о чем ты думаешь. Наступило время что-то сделать для семьи. Разве это так трудно? Мне много не надо. Все, что от тебя требуется, – спонсировать мой фонд.
– И это все? – иронически спросил он.
– Спасибо, что напомнил. Мне еще необходим помощник, который занимался бы деталями. Из-за слабого здоровья я не в состоянии делать все сама.
Дорин могла поспорить здоровьем с ломовой лошадью. Крупная, как у брата, фигура, большие ноги и руки. В молодости полная и сочная девица, когда она вышла замуж за Гранта Таррингтона и породнилась с "голубой кровью" Чикаго, то постаралась избавиться от лишнего веса, чтобы выглядеть "соответственно". К несчастью, похудев, Дорин стала костлявой и угловатой.
– Я также хочу, чтобы ты перестал саботировать мои усилия быть включенной в "Социальный регистр", – продолжала она. – Отказался от женщин с дурной репутацией и нашел себе приятную, уважаемую девушку. Вроде Эмбер Беллэйр. Мы с ней вчера встретились и договорились...
– Договорились о чем? – чересчур спокойно спросил Гарек.
– Оставь этот гадкий тон. Мы решили, что ты производишь впечатление... одинокого человека.
Гарек не хотел рисковать сделкой. Но он ни секунды не сомневался, что нельзя позволить Дорин думать, будто такими манипуляциями она всякий раз будет получать, что захочет.
– Единственная проблема в том, что Этель не понравится, если я организую конкурирующий фонд. – Дорин задумчиво барабанила наманикюренными ногтями по подлокотнику. – Она может рассердиться. И даже заблокировать мою кандидатуру в "Социальный регистр". Наверное, мне надо найти что-то другое. К примеру, балет. Или изобразительное искусство. Живопись – это очень шикарно. Можно открыть галерею на Мичиган-авеню. Или еще лучше на Ривер-Норт...
– Галерею?
– Выставку работ художников, которых мы спонсируем. Восходящих к успеху молодых людей, конечно рекомендованных Институтом искусств, а не дрянных современных мазилок...
Дорин продолжала болтать, но Гарек уже не слушал. Он вспомнил женщину, вернувшую ожерелье. Элеанор Эрнандес. О чем она говорила? Работает в галерее... Специализируется в современном искусстве... Заходите, если хотите что-нибудь купить.
Жадная, маленькая ведьма. Такая же жадная, как Дорин, только с парой ярких голубых глаз и самым сексуальным ртом, какой он видел.
– Гарек, не думаю, что я расточительна. Ты можешь это позволить. Знаешь, продемонстрировать щедрость тебе не повредит. Я твоя единственная сестра...
– Очень хорошо.
Дорин изумленно уставилась на него. Челюсть ее буквально отвисла, и появилась угроза, что пойдут насмарку недавние усилия пластического хирурга.
– Ты это сделаешь?
– А у меня есть выбор?
– Нет. Хоть один раз ты должен сделать то, что я хочу.
Любой бизнесмен, имевший дело с Гареком Вишневски, тотчас насторожился бы или отнесся скептически к его неожиданной покладистости. Но Дорин только самодовольно улыбалась, уже видя свое имя, напечатанное в "Социальном регистре". Она даже не заметила, что брат перехватил теннисную ракетку и исполнил – аккуратно и неотразимо – удар слева.
