Текст книги "Диана. Ее истинная история"

Автор книги: Эндрю Мортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

2. «Я должна была родиться мальчиком…»

Память об этом событии оставила неизгладимый отпечаток в ее душе. Родной дом в Норфолке… Маленькая Диана тихо сидит на холодной каменной ступеньке, прижимаясь к чугунным перилам. В суматохе о ней все забыли. Ей слышно, как отец заталкивает в багажник тяжелые чемоданы. Вот зашуршал гравий под торопливыми шагами Франсис, ее матери, резко захлопнулась дверца автомобиля. До сих пор в ушах звучит шум удаляющегося автомобиля, который уносит мать из усадьбы и из ее жизни. Диане было тогда шесть лет. Четверть столетия спустя воспоминания о прошлом прежней болью отдаются в душе. Она чувствует то же, что чувствовала тогда: горечь обманутого доверия, отверженность и одиночество. Разрыв между родителями был для нее тяжелым потрясением.

Кто знает, как все было на самом деле, но именно таким запечатлелся тот день в памяти Дианы. Воспоминания раннего детства смутны, обрывочны: следы слез на лице матери, мрачное молчание отца, чопорные бонны и гувернантки, тихие всхлипывания брата Чарльза, который никак не может заснуть в своей кроватке. Девочку перебрасывали, словно мячик, от отца к матери и обратно. Ей казалось, что она в чем-то виновата, что-то делает не так. А может быть, она сама – ошибка, досадное недоразумение? По ошибке она родилась девочкой вместо долгожданного мальчика… Так хотелось, чтобы ее обняли, приласкали, но взамен она получала каталог дорогого магазина игрушек. Нет, в детстве Диане не пришлось пережить нужду и лишения, однако недостаток любви и тепла она ощутила в полной мере. По словам астролога Дианы Феликса Лайла, «несмотря на привилегированную среду, в которой она появилась на свет, ее детские годы были нелегкими».

Высокородная леди Диана Спенсер родилась вечером 1 июля 1961 года. Она была третьей дочерью виконта Олторпского, которому было тогда 37 лет. Ее мать, виконтесса Олторпская, была двенадцатью годами моложе супруга. Новорожденная весила 7 фунтов 12 унций (3 кг 514, 8 г). По словам ее отца, это был «отменно здоровый и крепкий ребенок». Виконт вслух выражал восторг по поводу малышки, однако ему с трудом удавалось скрыть растерянность, даже разочарование. Еще бы: он с таким нетерпением ждал сына – наследника имени и титула графа Спенсера. Родилась девочка, а супруги, мечтавшие о сыне, даже не позаботились заранее о том, чтобы выбрать для нее имя. Миновала неделя, прежде чем они остановились на имени Диана Франсис – в честь матери и одной из прабабушек по линии Спенсеров.

Нет ничего странного в том, что счастливый отец гордился новорожденной дочерью (Диана впоследствии станет его любимицей). И все же виконт Олторпекий слишком уж акцентировал внимание на физическом здоровье ребенка. Дело в том, что за полтора года до рождения Дианы, ее мать произвела на свет неполноценного ребенка, мальчика. Злополучный младенец умер, не прожив и десяти часов. Это было тяжелым ударом для обоих супругов, тем более что старшие родственники не оставляли их в покое: им не терпелось выяснить, способна ли виконтесса вообще произвести на свет ребенка мужского пола. Мать Дианы, которой было всего лишь 23 года, когда умер младенец Джон, была вынуждена согласиться на обследование в лучших клиниках Лондона. Молодой виконтессе, отличавшейся гордым и решительным нравом, нелегко было смириться с несправедливым и унизительным требованием. Кстати, в наши дни достоверно известно, что пол ребенка зависит от отца. Спустя много лет брат Дианы Чарльз говорит, что «это был кошмарный период в жизни родителей, и скорее всего именно в этом коренятся причины их развода – ведь, судя по всему, они так и не оправились от пережитого».

Конечно, Диана была слишком мала, чтобы понять суть происходящего. Но, интуитивно чувствуя причины разлада в семье, она приняла на себя бремя вины за постигшее родителей разочарование. Ей предстояло долгие годы жить с этим бременем в душе.

Спустя три года после рождения Дианы появился долгожданный наследник. Если Диану крестили в обычной церкви в Сандрингеме, а восприемниками были состоятельные, но не принадлежавшие к высшему обществу граждане, то младенец Чарльз был окрещен по высшему разряду: в Вестминстерском аббатстве, и его крестной матерью стала сама королева. Как ни стремительно таяли родовые богатства семьи Спенсеров, малышу предстояло стать наследником все еще внушительного состояния. Его предки разбогатели в пятнадцатом веке на разведении овец. Выдвинувшись в ряд богатейших семейств Европы, Спенсеры получили графский титул от короля Карла I, возвели Олторпский замок в Северном Хэмптоншире, приобрели фамильный герб и девиз: «Господь хранит праведных». Тогда же в родовом гнезде появилась богатая коллекция картин, античной скульптуры, других произведений искусства и книг.

В течение последующих трех столетий представители этого рода были вхожи в Кенсингтонский, Букингемский и Вестминстерский дворцы, они занимали высшие государственные и придворные посты. Среди Спенсеров были кавалеры ордена Подвязки, члены Тайного совета при короле, послы; один из них стал первым лордом адмиралтейства, а третий граф Спенсер едва не получил пост премьер-министра. Их связывали кровные узы с королем Карлом II, герцогами Мальборо, Девонширским и Аберкорнским; волею исторических судеб представители этого рода породнились с семью американскими президентами, включая Франклина Рузвельта; с актером Хэмфри Богартом и, по слухам, даже с гангстером Аль Капоне.

Из поколения в поколение Спенсеры передавали идеалы безупречного служения государству и монарху, принцип noblesse oblige – положение обязывает. Представители и представительницы этого рода достойно выполняли обязанности гофмейстеров, конюших, фрейлин, получали другие придворные должности. Бабушка Дианы по линии отца, графиня Спенсер была камер-фрау при королеве Елизавете, матери правящей королевы, а ее бабушка по материнской линии, леди Рут Фермой вот уже скоро тридцать лет является одной из камер-фрейлин королевы. Покойный граф Спенсер служил конюшим при короле Георге VI и затем при королеве Елизавете II.

Родственники Дианы со стороны матери, леди Фермой, ведут свое происхождение из Ирландии. Именно им принадлежала усадьба Парк-Хауз в Норфолке, где Диана провела детские годы. Усадьба была пожалована ее деду Морису Фермою в ознаменование его дружбы со вторым сыном короля герцогом Йоркским (впоследствии Георгом VI). В свое время Парк-Хауз построили, чтобы разгрузить королевскую резиденцию в соседнем Сандрингеме, ставшую тесноватой для многочисленных гостей и обслуживающего персонала.

Семья Фермоев также оставила свой след в истории. Морис Фермой, четвертый барон, стал членом парламента от консерваторов, а его супруга, родом из Шотландии (ради замужества ей пришлось оставить карьеру подававшей большие надежды пианистки), основала музыкальный фестиваль в Кингз-Линне, в котором принимали участие такие именитые музыканты, как сэр Джон Барбиролли и Иегуди Менухин.

Нельзя сказать, чтобы длинный перечень благородных предков доставлял юной Диане Спенсер тщеславное удовольствие. Напротив, девочкой она не без страха ожидала очередного посещения родового Олторпского поместья. Ее отпугивал старинный дом с таинственными закоулками и сумрачными галереями, где на стенах висели портреты бородатых предков – их глаза, казалось, неотступно следят за каждым ее шагом. Вот как вспоминает об этом ее брат: «Дом напоминал жилище старого джентльмена, доживающего свой век среди мирно тикающих старинных часов. Это было кошмарное место для впечатлительного ребенка. Поездки туда были для нас сущим наказанием».

Царившая в доме зловещая атмосфера усугублялась взаимной неприязнью между суровым дедушкой Дианы, Джеком, седьмым графом Спенсером и его сыном Джонни, виконтом Олторпским. В течение многих лет отец и сын находились в, мягко говоря, натянутых отношениях. Резкие до грубости манеры старого графа сочетались с фанатичной преданностью родному гнезду, за что он получил прозвище «хранителя древностей»: действительно, граф досконально знал историю каждого предмета, каждой картины в своем величественном замке. Он до такой степени дорожил своими реликвиями, что нередко, показывая дом посетителям, бережно смахивал пыль специальным веничком и однажды вырвал сигару изо рта самого Уинстона Черчилля, когда тот неосторожно закурил в библиотеке. Под маской несносного брюзги скрывался человек большой культуры и тонкого вкуса, чье жизненное кредо резко отличалось от пристрастий его сына, типичного английского помещика, любившего сельское хозяйство, охоту и другие развлечения на лоне природы.

Если дедушка внушал Диане благоговейное уважение, то свою бабушку, графиню Спенсер она обожала. «Бабушка была такая замечательная, милая и ни на кого не похожая. Просто чудо!» – вспоминает Диана. Графиня регулярно оказывала помощь больным и престарелым, и молва о ее доброте и великодушии распространилась далеко за пределы Олторпской усадьбы. От матери Диана унаследовала деятельный и твердый характер, а бабушка по отцовской линии передала ей свою доброту и чуткость.

По сравнению с мрачноватым великолепием Олторпской усадьбы, родной дом Дианы, Парк-Хауз, казался скромным и уютным. В доме было десять спален, не считая коттеджей для прислуги, обширных гаражей, открытого плавательного бассейна, теннисного корта и площадки для игры в крикет. Хозяева усадьбы содержали шесть человек прислуги, включая повара, дворецкого и гувернантку.

Со стороны дом, окруженный деревьями и кустарником, производит внушительное впечатление, однако посеревшая от времени кирпичная кладка придает зданию несколько унылый и запущенный вид. Несмотря на это, дети были очень привязаны к дому. Когда умер дедушка, седьмой граф Спенсер, и семья собралась переезжать в Олторп, Чарльз обежал все комнаты, чтобы попрощаться с ними, а Диана и теперь наведывается в дом, где прошло ее детство, хотя здание давно передано в ведение Чеширского дома инвалидов.

Парк-Хауз обладал своей собственной, неповторимой атмосферой. На первом этаже помещалась кухня с каменным полом и прачечная – здесь хозяйничал рыжий кот Дианы по кличке Мармелад, известный своими проказами. Здесь же находилась классная комната, где гувернантка мисс Гертруда Аллен (дети прозвали ее Алли) обучала девочек азам чтения и письма. Соседняя комната напоминала домашний музей – стены в ней были сплошь увешаны афишами, фотографиями и другими реликвиями, связанными с группой Битлз – домочадцы так и называли это помещение «комната Битлз». Это была своеобразная дань поп-звездам шестидесятых годов. В интерьере остальных помещений этого просторного жилища трудно было найти какие-либо новшества послевоенной эпохи. Парк-Хауз являл собой классический образец жилища английской аристократии с его непременными атрибутами: парадными семейными портретами, полковыми фотографиями, дипломами в рамочке, грамотами и вымпелами, украшавшими стены в память о заслугах и достижениях членов семьи.

Детская была расположена на втором этаже. Из окон уютной комнаты, выдержанной в теплых кремовых тонах, Диане открывался идиллический пейзаж: зеленые луга, на которых мирно пасутся стада овец и коров, живописно разбросанные рощицы, где среди вечнозеленых сосен и тисов нежно серебрятся белоствольные березки. На лужайке около дома то и дело появлялись лисы, кролики и прочие лесные обитатели. В открытую фрамугу врывался свежий морской бриз, напоминая, что усадьба находится в каких-нибудь шести милях от побережья.

Райский уголок, что и говорить! Для детей здесь было полное раздолье. Они бегали кормить форель в Сандрингемском озере, съезжали вниз по перилам, резвились с Джиллом, спрингер-спаниелем, играли в прятки в саду среди немолкнущего шороха листвы и птичьего щебета, искали голубиные яйца. Летом можно было плавать в бассейне с подогретой водой, ловить лягушек и головастиков. У детей был их собственный домик на побережье, где устраивались веселые пикники, и тайное убежище в дуплистом дереве. На столе у Спенсеров не было особых разносолов, однако из кухни постоянно доносился соблазнительный аромат пирожков и булочек.

По примеру старших сестер Диана начала ездить верхом с трехлетнего возраста. У нее рано проявилась любовь к животным, особенно к мелким зверушкам, и помимо кота Мармелада (Чарльз и Джейн его терпеть не могли) она держала хомяков, морских свинок, кроликов и «прочую живность в маленьких клеточках», как вспоминает ее мать. Если случалось, что кто-либо из ее питомцев умирал, Диана устраивала ему пышные похороны: укладывала в картонную коробку из-под обуви, выкапывала ямку под сенью высокого кедра на лужайке перед домом и собственноручно предавала земле прах покойного. Над могилкой неизменно устанавливался самодельный крест.

Настоящее кладбище наводило на грустные размышления. Чарльз и Диана часто навещали покойного брата Джона, умершего во младенчестве и похороненного на церковном кладбище в Сандрингеме. Стоя над покрытой дерном могилой, брат с сестрой строили предположения: каким был бы старший брат, останься он в живых? И вообще, был ли у них шанс появиться на свет в этом случае? По мнению Чарльза, Диана должна была стать последним ребенком в семье. Сама же принцесса считает, что после рождения наследника родители вряд ли пожелали бы иметь еще детей. Разгадку унес с собой в могилу младенец Джон. Надгробный камень с его именем запечатлелся в детской головке Дианы как вечное напоминание о том, что она «должна была родиться мальчиком», – так сама Диана формулирует свои детские переживания.

Когда описываешь игры и забавы детей в семействе Спенсеров, невольно вспоминаешь страницы детских книжек 30-х годов. Диана воспитывалась по старинке, согласно представлениям минувшей эпохи. Во младенчестве к ней была приставлена няня по имени Джудит Парнел, уроженка Кента, которая вывозила маленькую Диану на прогулку в парк в изрядно потрепанной коляске. Кстати, самое раннее воспоминание Дианы относится именно к этой коляске: она помнит «запах нагревшегося пластика», исходивший от поднятого верха. Подрастая, девочка явно ощущала недостаток общения с матерью, да и отца видела не часто. Когда Диана появилась на свет, сестры Сара и Джейн, старше ее на шесть лет и четыре года соответственно, уже занимались по утрам в классной комнате на первом этаже, а к тому моменту, когда подросшая Диана могла бы присоединиться к ним, они уже укладывали чемоданы перед отправкой в школу-пансион.

Пока дети были совсем маленькие, они обедали отдельно от родителей, вместе с няней. Рацион был самый простой: каша на завтрак, котлетка с овощами на обед, а по пятницам – рыбные блюда. Разумеется, дети во всем ощущали родительскую заботу и внимание, однако им явно не хватало непосредственного общения с родителями. Чарльзу было разрешено обедать за одним столом с отцом в столовой на первом этаже лишь после того, как ему исполнилось семь лет. Воспитание детей в семье Спенсеров подчинялось строгим правилам, которые родители вынесли из собственного детства. Чарльз вспоминает: «Мы получили воспитание, доступное лишь избранным, согласно традициям минувшей эпохи. Главный принцип – соблюдать дистанцию между родителями и детьми. Теперь вряд ли найдешь семью, где дети воспитываются подобным образом. Фигура матери практически отсутствовала».

Воспитание для избранных? Да, но без всякого снобизма! С самого раннего возраста детям в семье Спенсеров прививались хорошие манеры, порядочность и умение ценить в людях их внутреннее содержание, а не положение в обществе. Вот что пишет по этому поводу брат Дианы Чарльз: «Мы понятия не имели о том, что такое титул. Я никогда не задумывался о своем титуле до того, как поступил в приготовительную школу и стал получать письма с адресом «Почтенному Чарльзу». Только тогда я заинтересовался этими вещами. А вообще, нам и в голову не приходило, что мы принадлежим к привилегированному сословию. Детьми мы воспринимали все, что нас окружало, как норму».

Королевская семья, чьи владения примыкали к поместью Спенсеров, естественным образом вписывались в круг их друзей и знакомых, куда входили дети управляющего королевским имением Чарльз и Александра Лойд, дочка местного викария Пенелопа Эштон, а также Уильям и Аннабел Фокс (Диана была крестницей их матери). Встречи с представителями королевской семьи случались не часто, тем более что они проводили лишь небольшую часть года в своем поместье, простирающемся на 20 000 акрах (8000 га) земельных угодий. О том, сколь необычным было для Спенсеров принимать в Парк-Хаузе своих венценосных соседей, говорит следующий факт. Однажды принцесса Анна неожиданно сообщила, что заглянет к Спенсерам после окончания службы в церкви. Это вызвало настоящий переполох в Олторпской усадьбе. Дело в том, что отец Дианы не пил вина, и слуги перевернули вверх дном весь дом в поисках напитка, который прилично подать столь знатной гостье. В конце концов отыскали завалявшуюся в буфете бутылку дешевого шерри-бренди, которую кто-то выиграл в качестве приза на благотворительном базаре.

Случалось, в Парк-Хауз наведывался виконт Линли, сын принцессы Маргарет, или принцы Эндрю и Эдуард заезжали поиграть с детьми Спенсеров, однако взаимопосещения отнюдь не были регулярными. Более того, сообщение о предстоящем визите в зимнюю резиденцию королевы вызывало у детей Спенсеров трепет. Чарльз как-то насмотрелся мультиков Уолта Диснея в домашнем кинотеатре в Сандрингеме, после чего ему стал являться в ночных кошмарах один из персонажей, злой разбойник. Что касается Дианы, то ее отпугивала сама «необычная» атмосфера Сандрингемского дворца. Однажды она отказалась туда ехать. Она визжала и отбивалась изо всех сил, пока отец не объяснил ей, что ее будут считать дурно воспитанной девочкой, если она не поедет вместе со всеми детьми. Если бы она только знала тогда, что в один прекрасный день сама войдет в королевскую семью!

Впрочем, стоит ли говорить о детских страхах перед великолепием королевского дворца: жизнь в родном доме превратилась в настоящий кошмар, когда привычный мирок Дианы разлетелся вдребезги. Осенью 1967 года Сара и Джейн уехали в школу-пансион в Кенте. Их отъезд совпал с окончательным крушением брака родителей после 14 лет совместной жизни.

В то памятное лето они приняли решение некоторое время пожить врозь, что было воспринято, по свидетельству Чарльза, как гром среди ясного неба. Новость повергла в ужас оба клана: местная аристократия была шокирована. Конечно, ни для кого не было секретом, что их семейная жизнь протекала не гладко, и все же столь решительный шаг стал событием из ряда вон выходящим. Еще свежи были в памяти заголовки газет, объявлявших их бракосочетание в 1954 году «событием года в великосветских кругах». Церемония была освящена присутствием правящей королевы и королевы-матери. Джонни Спенсер считался одним из лучших женихов графства. Он был наследником состояния Спенсеров, блестящим капитаном Королевской шотландской гвардии, отличившимся во время второй мировой войны. Незадолго до женитьбы он в качестве королевского конюшего принял участие в исторической поездке королевы и принца Филиппа в Австралию.

Можно не сомневаться, что ореол известности, окружавший этого молодого человека, льстил самолюбию юной Франсис. Джонни был двенадцатью годами старше, а ей было тогда всего 18 лет, и она впервые выезжала в свет. Элегантная внешность, яркий темперамент юной дебютантки, к тому же прекрасной спортсменки, привлекли внимание многих молодых людей, в том числе майора Рональда Ферпосона (много лет спустя его дочь Сара станет герцогиней Йоркской). Из всех поклонников она выбрала именно Джонни Спенсера, и после короткой помолвки они обвенчались в Вестминстерском аббатстве в июне 1954 года.

По всей видимости, молодожены всерьез восприняли слова епископа Норвичского: «Вам предстоит внести свой вклад в процветание английской семьи, которое является залогом процветания всего государства», поскольку ровно через девять месяцев родилась первая дочка Сара. Молодые поселились в деревне. В Олторпской усадьбе им было неуютно, и они вскоре переехали в Парк-Хауз. Джонни поступил в Королевский сельскохозяйственный колледж. В течение последующих нескольких лет была построена большая ферма (650 акров). Значительную часть расходов на постройку покрыли из приданого Франсис (20 000 фунтов стерлингов).

Супруги недолго наслаждались семейной идиллией. Радости Гименея все чаще омрачались размолвками. Франсис постоянно ощущала, что от нее ждут сына-наследника, и это не могло не раздражать. Кроме того, она все больше тяготилась монотонностью деревенского образа жизни, который в юности казался вполне привлекательным. Что касается покойного графа Спенсера, то вот его слова: «Какой период нашего брака можно считать счастливым? Все четырнадцать лет совместной жизни – так мне казалось до того, как мы расстались. Я ошибался: это был не разрыв, а постепенное отдаление друг от друга».

Фасад семейного благополучия все еще казался незыблемым, но по мере того как углублялись невидимые постороннему глазу трещины, атмосфера в Парк-Хаузе становилась все более тягостной. На людях супруги вели себя безупречно, но дома… Можно только догадываться, сколько горьких слов было сказано другу другу во время жарких стычек, сменявшихся ледяным молчанием. Увы, детей это ранило больше всего. Диана ясно помнит яростную ссору между родителями, которую она нечаянно подслушала, стоя за дверьми столовой.

В качестве катализатора назревавшего взрыва послужило появление в их жизни Питера Шанд-Кида. Этот богатый бизнесмен, хорошо образованный и общительный, незадолго перед тем продал овцеводческую ферму в Австралии и переехал в Великобританию. Чета Спенсеров познакомилась с Питером и его женой, Дженет Манро-Кер, на одном из светских приемов в Лондоне. Питер был одиннадцатью годами старше леди Франсис. Он производил впечатление жизнерадостного весельчака с несомненной артистической жилкой – полная противоположность ее мужа. Когда минует первоначальное ослепление, Франсис обнаружит, что он подвержен приступам хандры, черной меланхолии. Но это будет потом.

Их роман начался с поездки в Швейцарию, куда обе супружеские пары отправились кататься на горных лыжах. По возвращении в Лондон Питер оставил семью: жену и троих детей. Некоторое время они тайно встречались с Франсис на квартире в Южном Кенсингтоне в центре Лондона.

Получив от мужа согласие на раздельное проживание, мать Дианы переехала из Парк-Хауза на квартиру в одном из самых аристократических районов Белгравиа. Именно тогда возникла легенда о «побеге» из дома: якобы Франсис бросила мужа и четверых детей ради любви к другому мужчине. Молва возлагала на нее целиком всю вину за разыгравшуюся драму, а Джонни выступал в роли оскорбленного покинутого мужа. На самом деле еще до переезда леди Франсис подготовила все, чтобы дети могли жить с ней: Диану записала в частную школу, а Чарльза – в ближайший детский сад.

Спустя несколько недель после переезда Диана и Чарльз вместе со своей няней присоединилсь к матери. Франсис хотелось надеяться, что они не слишком пострадают от крушения ее брака, тем более что старшие девочки жили не дома, а в частном пансионе. Родители договорились, что дети будут приезжать на уик-энд в Парк-Хауз. В то же время, посещая Лондон, Джонни останавливался на квартире в Белгравиа. Однако встречи не приносили супругам радости. Как ни мал был тогда Чарльз, ему запала в память одна из таких встреч: мать, рыдая, сидит на краю постели, а отец смотрит в сторону маленького Чарльза, который играет на полу игрушечным паровозиком. Его деланная улыбка – жалкая попытка убедить ребенка, что все в порядке. Во время школьных каникул вся семья воссоединилась в Парк-Хаузе. Рождество встречали там же. Однако, по признанию матери Дианы, она понимала, что последний раз проводит Рождественские каникулы в Парк-Хаузе, так как «было очевидно, что сохранить семью не удастся».

Это печальное Рождество прошло без традиционных пожеланий счастья и успехов в наступающем году. Вопреки отчаянным возражениям жены виконт Олторпский не отпустил детей обратно в Лондон. Он настоял на том, чтобы они постоянно жили в Парк-Хаузе. Что касается их образования, то он выбрал Силфилдскую школу в Кинз-Линне.

Итак, юридический механизм бракоразводного процесса был запущен, и дети стали заложниками в ожесточенной схватке между бывшими супругами. Франсис возбудила дело об опеке над своими детьми. Обычно подобные дела решаются в пользу матери, однако в данном случае высокое положение в обществе и титул давали отцу серьезные преимущества.

Дело слушалось в суде в июне 1968 года. К несчастью для леди Олторп за два месяца до этого ее имя фигурировало на бракоразводном процессе миссис и мистера Шанд-Кидов. Но самым болезненным ударом было то, что ее собственная мать, леди Рут Фермой, стала на сторону противника. Франсис так никогда и не смогла простить этого неслыханного предательства. Процесс затянулся до апреля 1969 года, а месяц спустя, 2 мая состоялась скромная церемония регистрации брака между Франсис и Питером Шанд-Кидом, после чего они поселились в недавно приобретенном доме на западном побережье Суссекса, где Питер мог заниматься любимым парусным спортом.

Изнурительная юридическая война не пощадила ни ту, ни другую сторону. Но самое печальное, что страдали дети. Как ни старались родители и родственники смягчить удар, все же травма была очень ощутимой. Задним числом друзья семьи и биографы не раз предпринимали попытки затушевать неприятную истину. В частности, утверждалось, что развод практически не задел Сару и Джейн, поскольку они находились вдали от дома, в школе-пансионе; что четырехлетний Чарльз был слишком мал и не понимал истинного смысла происходящего; что Диана, которой было тогда семь лет, «легко адаптировалась к изменившимся обстоятельствам» и чуть ли не радовалась «свежим впечатлениям».

На деле последствия были куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Недаром у Сары и Дианы примерно в один и тот же период времени появились нарушения пищеварения: у первой наблюдалась потеря аппетита на нервной почве, а вторая страдала булимией – повышенным чувством голода. Подобные заболевания объясняются сложным комплексом причин, начиная с зависимости между процессом пищеварения и состоянием нервной системы и кончая нарушением глубинной связи между матерью и дочерью. Диана вспоминает: «Родители были заняты сведением счетов. Я не раз заставала мать плачущей, а папа даже не пытался объяснить нам, в чем дело. Мы не смели задавать вопросы. Одна няня сменяла другую. Все казалось таким зыбким».

На случайных посетителей Диана производила впечатление вполне жизнерадостного ребенка. Она никогда не скучала без дела: по вечерам обходила дом, проверяя, все ли шторы задернуты; заботливо укладывала на ночь плюшевых мишек, собачек, зайцев – ее любимые игрушки окружают ее и по сей день. Девочку часто можно было увидеть на аллеях парка: она каталась на голубом трехколесном велосипеде или вывозила на прогулку кукол в детской коляске (к каждому дню рождения маленькая Диана неизменно просила новую коляску). Она охотно помогала переодевать младшего братишку – уже тогда проявлялось теплое, материнское начало, которое станет основной чертой ее характера в будущем. Во время семейного кризиса дети чаще общались с родственниками. Графиня Спенсер приезжала погостить в Парк-Хауз, а вот леди Фермой предпочитала принимать детей в своем элегантном доме, который называли «уголком Белгравиа в Норфолке». Она делилась с детьми секретами бриджа и увлекательной китайской игры маджонг. Это отвлекало Диану, но не избавляло от тягостного недоумения, поселившегося в душе.

Хуже всего приходилось по ночам. В детстве и Диана, и Чарльз боялись темноты. Они всегда просили, чтобы на ночь в спальне оставили ночник или, по крайней мере, не гасили свет на лестничной площадке, куда выходили двери комнат. Нужно сказать, что и взрослому было не очень-то уютно ночевать в Парк-Хаузе, во всяком случае, с непривычки: за окном тревожно шумит ветер в кронах деревьев, зловеще ухают совы или еще какие-то ночные птицы… Как-то вечером отец случайно обмолвился, что по соседству бродит беглый убийца – и дети не спали всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху, потрескиванию и поскрипыванию в затихшем доме. Диана намазала светящейся краской глаза игрушечному бегемоту, так что в темноте казалось, что он бдительно охраняет покой своей хозяйки.

Лежа по ночам в кроватке, в окружении своих плюшевых любимцев, Диана слышала всхлипывания маленького Чарльза. Иногда она вставала и подходила к нему, но чаще страх перед темнотой оказывался сильнее материнского инстинкта, и она тихо лежала в своей кроватке, прислушиваясь к жалобным причитаниям: «Где моя мама? Хочу к маме…» В конце концов, она сама начинала плакать, зарывшись головой в подушку. «Это было невыносимо, – вспоминает Диана, – мне не хватало смелости встать с постели. Я помню все так ясно, как будто это было вчера».

Няни менялись так часто, что это само по себе могло вызвать тревогу. Среди них попадались разные: и милые, и настоящие фурии. Одну из нянь мать Дианы поймала на месте преступления, когда она собиралась подсыпать слабительного в тарелку с кашей для детей – в наказание за какую-то провинность. Дети часто жаловались на боли в желудке, и теперь выяснилось, что было тому причиной.

Другая няня била Диану деревянной ложкой по голове, если та капризничала, или же сталкивала лбами Диану и Чарльза в виде наказания. Чарльз однажды проломил ногой дырку в дверях, когда его несправедливо заперли в детской. «Детям свойственно прирожденное чувство справедливости, так что, если нас наказывали несправедливо, мы бунтовали», – вспоминает Чарльз. Конечно, не все няни издевались над детьми: Салли Персивал, к примеру, была с ними добра и терпелива. Она впоследствии вышла замуж и живет сейчас в Нортхэмптоне, куда ее прежние воспитанники до сих пор посылают ей поздравления к Рождеству.

Даже если няня добросовестно относилась к своим обязанностям, перед ней стояла отнюдь не легкая задача: дети были сбиты с толку, чувствовали себя несчастными, им казалось, что няня хочет занять место отсутствующей матери. Чем ласковее была няня, тем больше она вызывала подозрений. Дети выбрасывали в форточку ее одежду, подкладывали кнопки на стул, запирали в ванной комнате. Именно детские впечатления заставили Чарльза отказаться от услуг наемной няни, когда у него самого появились дети.