Текст книги "Любовь за кадром"

Автор книги: Эммануил Тафель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Громов, это профессор Громов! – разнёсся шёпот среди студентов.

Профессор подошёл к столу и операция началась. Выразительных команд типа «Скальпель» и «Пинцет» Виноградов не услышал, так как операция шла почти в полной тишине, изредка прерываемой властным голосом профессора.

Студенты изо всех сил вытягивали шеи, стараясь разглядеть то, что происходит на операционном столе. И только сейчас Виноградов вспомнил, зачем он здесь находится. Он поднял камеру, тщательно выбрал кадр и начал съёмку. Шум мотора отвлёк профессора, он пристально посмотрел на оператора и его выразительная пауза заставила многих замереть, но Виноградов, понимая, что его в любую минуту могут вывести из операционной, тем не менее, продолжал снимать.

– Продолжим, – негромко сказал Громов и склонился над операционным столом, а Александр провёл панораму и увидел в визире камеры подобревшее лицо профессора, смеющиеся глаза старшей сестры и девиц-студенток, неназойливо старавшихся попасть к нему в кадр. Вот уж действительно, каждый человек перед объективом камеры становится немного ребёнком!

Между тем, операция шла своим чередом. Умелые руки хирургов проникли в грудную клетку больной и, понимая, что может упустить самое главное, Виноградов взобрался на высокий стул. С верхней точки ему было хорошо видно всё операционное поле. Вдруг он увидел красное человеческое сердце, которое билось в руках хирурга, как маленький зайчик, попавший в западню. Когда скальпель коснулся трепещущего сердца, Виноградов услышал, какая напряжённая тишина наступила в операционной. И даже тогда, когда он снова включил кинокамеру, на него уже не обращали внимания, так как притихшие студенты не могли оторвать взгляд от умелых рук хирурга.

Поняв, что он уже снял основной материал, Виноградов, стараясь не шуметь, сполз со стула, снял ещё несколько крупных планов и стал молча наблюдать за людьми, спасавшими человеческую жизнь. Они работали напряжённо, не позволяя себе ни секунды передышки, хотя операция длилась уже третий час. Александр посмотрел на стайку студентов, собравшихся в операционной и с уважением подумал о том, что они добровольно готовят себя к этой тяжёлой, ответственной работе. Вот одна из девушек нависла прямо над плечом профессора и, казалось, через секунду упадёт на него. По белой пряди кудрявых волос спадавших ей на лицо, Виноградов узнал Ирину и взмахнул рукой, стараясь привлечь к себе внимание. Она заметила его и осуждающе покачала головой, а затем приложила палец к губам, призывая соблюдать тишину.

Решив, что материала для репортажа уже достаточно, Александр закончил съёмку, вздохнул с облегчением и усталой походкой вышел из операционной.

Он переоделся в раздевалке, шутливо погрозил пальцем упитанным санитаркам, спрятал аппаратуру в кофр и направился в буфет, намереваясь выпить кофе. Примерно через час операция закончилась и больную перевели в реанимационную палату. Ирина вышла из операционной вместе с остальными студентами. Она была уже без марлевой повязки, но узнать её было трудно: куда девалась её привычная, радостная улыбка, в каких тайниках души спряталось безмятежное выражение лица? Перед Виноградовым стояла повзрослевшая молодая женщина, с тёмными кругами под глазами и печатью усталости на лице.

– Знаешь, Саша, я решила, что стану хирургом, – сказала она твёрдо. – Пускай это сложно, ответственно, но это моё! Громов оперирует как бог и, чтобы достигнуть его техники, надо всю жизнь работать как вол, с каждой операцией набираясь опыта и поднимаясь на новую ступень. Я этого обязательно добьюсь!

Ирина уверенным шагом шла по коридору и Виноградов едва поспевал за ней.

– Я не против, но вообще-то хирургия – это мужское дело.

– Многое из того что могут женщины мужчинам и не снилось!

– Согласен, но по поводу операции?

– Хирурги подарили этой девушке вторую жизнь!

– Если восстановительный период закончится благополучно…

– Да, конечно! Но я надеюсь, что все у неё будет хорошо. И рассветы, и закаты, и любовь, и рождение ребёнка всё это ей подарили врачи, проводившие сегодня операцию на сердце.

Ирина и Александр вышли во двор больницы, по краям засаженный молодыми, зелёными деревцами. Ласково и неярко светило солнце, на разбросанных по аллее скамейках отдыхали больные, птицы пели свои нехитрые песни и вокруг был покой.

– Как часто люди забывают о том, кому они обязаны жизнью, – сказала Ирина, взяв мужа под руку. – Все эти разговоры о школе, о первой любви, об отдыхе на берегу моря, гроша ломанного не стоят без помощи врачей, оберегающих жизнь человека. Возможно это прививка от тяжелого заболевания, а возможно и срочная операция. Так что я сделала правильный выбор, решив стать врачом!

Ирина с облегчением улыбнулась, как бы подводя итог своим размышлениям.

– Ты много чего наговорила, – Виноградов замедлил шаг. – А на деле что получается? Эта девочка, которую сегодня оперировали, она будет жить?

– Я надеюсь, что да! В этом ты сможешь убедиться, если дней через десять увидишь её в коридоре клиники.

Они расстались у входа в метро: Ирина поехала в институт, там сегодня ещё намечались лекции, а Александр решил вернуться в институт, чтобы сдать аппаратуру, а заодно договориться о срочной проявке негатива.

«Большинство людей, если они здоровы, думают о развлечениях, а не о болезнях, – с удовлетворением подумал он. – В этом случае моя работа по созданию фильмов, настолько же необходима, как и труд врача во имя излечения больного»

Прошёл первый год после свадьбы Александра и Ирины. Они заметно повзрослели за это время, прочно наладили семейный быт, окончательно привыкли друг к другу и казалось, что они всю жизнь прожили вместе и невозможно, но было представить каждого из них в отдельности. Каждый вечер, после работы они встречались дома и Ирина, счастливо улыбаясь, целовала Сашу, а он осторожно обнимал её руками и гладил по голове как маленького ребёнка.

В один из таких летних вечеров, когда уставшие от городских забот, они собирались поехать на дачу, Ирина, загадочно улыбнувшись, пообещала утром рассказать мужу что-то интересное. А он, заинтригованный словами жены, смотрел на неё влюблёнными глазами, но не забывал при этом перекладывать в сумку еду из холодильника.

Они доехали на электричке до дачного посёлка, навели в доме порядок и, так как был уже поздний вечер, сразу же легли спать. Утром Виноградов проснулся от того, что в комнате было уже светло. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески и играли бликами на стенах.

Ирины рядом не было и в комнате было тихо. Александр быстро встал оделся и вышел из дома. Их небольшой приусадебный участок, засаженный фруктовыми деревьями и кустами клубники, весь светился, позолоченный утренними лучами солнца. Ирина, в коротком халатике, стояла у куста клубники и срывала созревшие ягоды. Увидев мужа на пороге дома, она засмеялась и показав полную ладонь красных ягод, сказала:

– Саша, мне в женской консультации рекомендовали есть побольше фруктов.

– Для улучшения цвета лица?

– Не только для этого, – Ирина сделала паузу, – я должна тебе сказать, что у нас скоро будет ребёнок.

Виноградов почувствовал слабость в ногах и опустился прямо на порог дома. Ирина, понимая его состояние, подошла к мужу и, обхватив его голову, прижала к своему животу.

– Иринка, солнышко моё, – у Виноградова перехватило дыхание. – Ты даже не представляешь, как я рад. Это лучший подарок к нашему юбилею. А когда это произойдёт?

– По моим расчетам зимой, в феврале месяце. У нас начнутся студенческие каникулы и мне даже не придётся брать больничный.

– Ты, как всегда, со своими шуточками! Если понадобится, то возьмёшь академический отпуск.

Они посидели ещё немного на свежем воздухе, привыкая к мысли о будущем ребёнке, а затем возвратились в дом, чтобы подольше понежиться в постели…

Как-то незаметно, в ежедневных заботах, прошло полгода. Зима в этом году выдалась не холодная, но очень снежная. Сугробы выселись по обеим сторонам улиц, повсеместно на дорогах стояли пробки и сотни машин отравляли воздух бензиновой гарью.

Александр и Ирина, сдав экзамены в институте, решили поехать отдохнуть подальше от города, где мало машин и людей, зато вдоволь чистого воздуха.

Учитывая состояние Ирины, которой скоро предстояло рожать, Виноградов настаивал на поездке в дом отдыха, где будет обеспечена медицинская помощь, но жена, ставшая слишком раздражительной, хотела поехать в отдалённый район, мотивируя это тем, что слишком устала от людей.

Они сняли небольшой домик на опушке соснового леса, в ста километрах от Москвы. Здесь было всё, что они искали: полная тишина в морозном воздухе, треск поленьев в русской печке и заячьи следы на снежных сугробах. Они каждый день гуляли, наслаждаясь живительным воздухом, утром пили парное молоко, которое покупали у соседской крестьянки, а на ужин Саша готовил вкусные шашлыки из мяса, купленного в деревне.

Всё было хорошо, но вот однажды утром, когда на дворе ещё было темно, кто-то постучал в окно.

– Одну минуту, я сейчас, – негромко сказал Виноградов, стараясь не разбудить жену.

Он накинул куртку, вышел в сени и распахнул дверь. Морозный воздух, клубясь и извиваясь, ворвался в дом. У порога, с большой сумкой на плече, стоял деревенский почтальон.

– Виноградовы здесь проживают? – сиплым голосом спросила он.

– Да, здесь. А в чём дело? Нам письмо, что ли?

– Нет, вам телеграмма из Москвы, просили срочно передать.

Уже вернувшись в комнату и открывая конверт с телеграммой, Виноградов заметил встревоженные глаза Ирины. Текст телеграммы был лаконичен. Василий Иванович извещал о том, что Мария Петровна – мать Ирины, сегодня ночью доставлена в больницу с инфарктом миокарда и просил их поскорее вернуться в Москву. В доме повисла гнетущая тишина, но длилась она всего лишь мгновенье, так как уже через секунду Ирина сорвалась с постели и, как была в ночной рубашке, бросилась к дверям. Виноградов с трудом успел перехватить её, крепко прижал к себе, стараясь образумить словами:

– Ну что ты, Ириша! Куда ж ты в такой холод не одевшись? Сейчас мы соберёмся, оденемся, я вызову машину и мы поедем.

Но Ирина была невменяема, у неё был какой-то шок, она вся извивалась рвалась к двери и громко кричала:

– Мама, мамочка, я сейчас приеду, потерпи минутку, только минутку потерпи и я приеду! Мама, мамочка!

И тут впервые Виноградов почувствовал страх за жену, так как увидел, что у неё начались конвульсии, она уже не могла стоять на ногах, её всю трясло, а по лицу тёк обильный пот. Подхватив ослабевшую жену на руки, он сразу же отнёс её на кровать, а затем, заметавшись по комнате, стал лихорадочно натягивать на себя одежду. Страшный, невыносимо громкий крик разорвал вязкую тишину комнаты и Виноградов, резко повернувшись, бросился к постели жены обнял её, стараясь успокоить и поддержать. Он сразу же понял, что у Ирины из-за волнений, связанных с ночной телеграммой, начались преждевременные роды. Ближайший медицинский пункт, в котором ей смогли бы оказать помощь, находился в десяти километрах от их глухой, богом забытой деревушки.

– Иринка, девочка моя, потерпи совсем немного, я сейчас сбегаю за людьми, приведу женщин, они помогут тебе!

В комнате стоял страшный крик, тяжёлый как больное сердце.

Лицо Ирины исказила судорога и от этого казалось, что она всё время улыбается. Виноградов пулей вылетел из дома, утопая в высоких сугробах, напрямик бросился к ближайшему дому, едва заметному в ночной темноте. Он громко, отчаянно застучал в дверь и, когда заспанный хозяин открыл ему, закричал:

– Женщины в доме есть? Роды принять смогут?

Из-за мужской спины выглянула испуганная молодая женщина и сразу же торопливо заговорила:

– Ой, что вы, я сама не рожала, я не могу, надо ехать к врачу!

Поняв, что помощи здесь не дождаться, Виноградов бросился к следующему дому. Он лихорадочно застучал в дверь, увидел заспанное лицо хозяина, затем мелькнувшие в испуге глаза пожилой женщины, которая тоже не могла ему помочь. Виноградов заметался между домами как зверь, загнанный в клетку и уже казалось, что положение безвыходное, но тут твёрдая рука рванула его за плечо.

– Ты чего носишься как угорелый? Подумаешь баба рожает, эка невидаль! говорил высокий, кряжистый мужик в расстёгнутом полушубке, из под которого виднелась матросская тельняшка. – Сейчас сани заложим, кони сытые, отдохнувшие, возьмём твою жену и вмиг домчим до больницы.

– Да, да, спасибо, я сейчас, только одену её, – Виноградов благодарно пожал мужчине руку и бросился назад к дому.

Даже с улицы было слышно, как кричит, будто зовёт о помощи, Ирина. Александр вбежал в комнату, подошёл к лежавшей на кровати жене и, успокаивая ласковыми словами, стал одевать её. Постепенно Ирина успокоилась, перестала кричать и только тихо стонала.

«Может она устала, а может и родовые схватки пошли на убыль?» – подумал Виноградов.

Он тщательно укутал жену в шубу, осторожно вынес за порог дома. Здесь уже стояла телега на санных полозьях, запряжённая парой коней, нетерпеливо бивших копытами мёрзлую землю. С помощью мужчины в полушубке Александр уложил Ирину в телегу и сам же пристроился рядом. Кони сразу же тронулись с места, постепенно переходя на рысь и холодный ветер ударил в лицо, а мимо замелькали угрюмые стены домов.

«Только бы успеть? Может быть всё и обойдется? – с надеждой подумал Виноградов. – Как бы доехать быстрее и хоть бы лошади не застряли в сугробах!»

Постепенно начало светать и на обочинах просёлочной дороги стали заметны тёмные, высокие деревья, покрытые густыми шапками снега. Кони бежали резво, выпуская из ноздрей парной, клубящийся воздух. Сани заметно раскачивались, подпрыгивая на ухабах и Виноградов, боясь за жену, подложил ей под голову свою руку. Очень бледное, без кровинки, лицо Ирины белело светлым пятном на тёмном воротнике шубы, а широко раскрытые глаза застыли в немом отчаянии.

Сани сходу выскочили в поле и сразу же сбавили темп, так как лошади с трудом преодолевали снежные заторы. Медленно, очень медленно, они тащились до районного центра, где находилась больница, в которой Ирине могли оказать медицинскую помощь. Когда в конце улицы показалось приземистое здание больницы, у Ирины снова начались родовые схватки и её лицо исказила гримаса боли. Громкий, отчаянный крик разорвал утреннюю тишину посёлка.

У здания больницы, поёживаясь от холода, их встретили медсестра и фельдшер. За молодым врачом, недавно приехавшим сюда на работу, была послана санитарка. Весь малочисленный персонал больницы собрался у саней сразу же принесли носилки и фельдшер с сестричкой, такие неказистые на вид бодро взяли их с двух сторон и понесли внутрь здания. Следом за ними пробежал запыхавшийся доктор, но уже в дверях остановился, взглянул на Виноградова и, безошибочно угадав в нём мужа, спросил:

– Рожает первый раз?

– Да, первый, – со вздохом ответил Александр, подавленный мрачными событиями сегодняшнего дня. Ему всё чудился отчаянный крик Ирины и он мучился оттого, что жена кричала именно так. Это был мучительный для рожениц процесс! Виноградов знал об этом, так как вырос в медицинской семье, сам собирался в юности стать врачом и поэтому знал в подробностях все этапы рождения ребёнка.

Прошёл первый, затем второй час томительного ожидания. Уже давно уехал на своих санях мужчина в распахнутом полушубке и Виноградов успел порядком замёрзнуть. Тёмное, закрытое облаками небо, густой снег и сильный ветер, всё это только ухудшало, и без того поганое, настроение. Когда он совершенно измучился ожиданием и уже собрался идти внутрь больницы, на пороге, приоткрыв дверь, показался врач. У него было совершенно измождённое постаревшее лицо человека, который, несмотря на все усилия, ничего не смог сделать. Он посмотрел на Виноградова виноватым взглядом, затем, приподняв халат, вытащил из кармана сигареты и, ломая спички, прикурил.

– Мы сделали всё, что могли! – врач курил короткими затяжками и руки его дрожали. – Но слишком крупный ребёнок, узкие родовые пути и при этом большая потеря крови. Мы не смогли остановить маточное кровотечение.

– Но вы же могли сделать переливание крови! – с вызовом сказал Виноградов.

– Мы делали его длительное время, но желаемых результатов оно не дало. В таких случаях необходима сложная операция, выполнить которую в наших условиях невозможно!

– А что будет с ребёнком? – стараясь избавиться от тугого комка в горле спросил Виноградов.

– У вас родилась замечательная дочь! – как бы обрадовавшись, заявил врач.

Почти четыре килограмма – довольно крупный ребёнок, но совершенно здорова и я уверен, что вырастет большой и красивой!

– он, наконец-то, позволил себе улыбнуться.

Виноградову стало плохо, ощущение было такое, будто его ударили по голове тяжёлой дубинкой. В ушах стоял тихий звон, очертания предметов расплывались, а молодой доктор в белом халате стал постепенно растворяться как тёплый пар в морозном воздухе. Уже падая на землю, он с трудом расслышал крик врача:

– Сестра, нашатырь, скорее!

Когда Виноградов пришёл в себя и увидел склонившееся над ним лицо медсестры, он, ещё не веря, спросил:

– Её больше нет?

Сестра, поджимая трясущиеся губы, горестно закивала головой.

– А как дочь? – всё так же отчуждённо, глядя в одну точку, спросил Виноградов.

– Дочь у тебя в порядке, милок, – всхлипывая, ответила она. – Хорошенькая такая, здоровая и ведёт себя как надо: и плачет, и кричит, так что ты не беспокойся – девочка у тебя, что надо!

Через неделю, сидя в московской квартире у постели заснувшей дочери, Виноградов попытался осмыслить происшедшее: у него больше не было жены, но появилась крохотная, неспокойная дочь Еленка. Одному ему пришлось бы очень туго, так как тёща Мария Петровна всё ещё находилась в больнице и если бы не помощь сестры Лизы, которая кормила грудью своего двухмесячного сына, то он просто бы не справился со своей маленькой дочерью.

Лиза приходила несколько раз в день, так как жила она недалеко на Дмитровском шоссе, кормила и мыла Еленку, а Виноградов закупал продукты и стирал бельё. Он взял в институте академический отпуск и старался всё свободное время проводить с дочерью. Участковая врач-педиатр, которая каждую неделю навещала их, только горестно качала головой, глядя как он старается, но на дочку не могла нарадоваться, так как Еленка росла здоровой, жизнерадостной девочкой.

Раз в месяц в их жизни наступало некоторое разнообразие и раздавались вались три нетерпеливых звонка. Александр открывал дверь и в комнату врывалась шумная компания студентов, с головы до ног обвешанных игрушками и подарками. Они сразу же бежали к кровати Еленки, вытаскивали её на свет божий и, кружась с девочкой на руках, распевали хулиганские песни. А потом, устроившись на кухне за маленьким столом, рассказывали Виноградову последние институтские новости.

– Сашка, ты знаешь, на курсе ходят слухи, – прихлёбывая чай, возбуждённо говорила Маша Борисова, – что мы будем проходить практику на «Мосфильме».

– В качестве кого?

– Говорят, что будем работать ассистентами оператора и нам даже зарплату будут платить!

– Действительно интересно.

– А ещё говорят, – вступил в разговор Игорь Панюшкин, – что мы с Машей решили пожениться. Можешь нас с этим поздравить!

Виноградов посмотрел на покрасневшую Машу, затем перевёл взгляд на довольного Игоря и, убедившись в том, что его не разыгрывают, поздравил друзей. Они быстро приготовили нехитрый ужин, Саша выставил на стол бутылку шампанского и предложил устроить небольшой сабантуй, так как для этого был подходящий повод: сегодня Еленке исполнилось полгода.

Когда все собрались в комнате за столом, а дочку благополучно уложили в кровать, Виноградов поднялся с бокалом в руке и предложил выпить за дочь. Все поддержали его, а затем обратили внимание на Еленку: она что-то громко улюлюкала, размахивала ручонками, иногда даже подпрыгивала в кроватке, вся переполненная восторгом из-за присутствия гостей.

Покончив с едой и выпив чаю, ребята разошлись, а Виноградов, оставшись вдвоём с засыпающей дочерью, ещё острее почувствовал своё одиночество.

Но ничего нельзя было изменить, судьба распорядилась с ним именно таким образом и надо было дальше жить, хотя бы ради дочери. Аккуратно укрыв Еленку и вымыв посуду, он отправился спать, так как рано утром надо было идти на молочную кухню.

Проснувшись в шесть утра от звона будильника, Саша неторопливо поднялся, сделал зарядку и отправился в ванную. Тщательно побрившись, он встал под душ, постепенно перейдя на холодную воду. Целебные свойства контрастного душа он испытал на себе, когда после потери жены совсем перестал спать. Не помогали ни таблетки, ни микстуры и только, когда по совету врача Саша стал каждое утро принимать контрастный душ, а вечером хвойные ванны, он постепенно вошёл в норму и просыпался теперь только по звонку будильника.

Закончив с утренним туалетом и убедившись, что Еленка спит, Виноградов вышел за молоком. Подходя к высокому зданию, на первом этаже которого располагалась детская кухня, он увидел знакомую женскую фигуру.

– Лизка, сестрёнка! – воскликнул он, догоняя женщину.

– Привет, ты чего бежишь как на пожар, или забыл, что я сегодня выходная? – Лиза с улыбкой смотрела на брата.

У этой молодой женщины, двадцати восьми лет, было уже двое детей. Несмотря на это, её стройной фигуре могли позавидовать многие топ-модели.

Виноградов знал, что сестра ежедневно бегает, занимается фитнесом и соблюдает диету, но любил он её не за фигуру, а за открытое, доброе сердце. Она всегда была готова помочь и, когда у него случилось несчастье и он остался один с маленькой дочкой на руках, Лиза без приглашения пришла к нему и сразу же взяла на себя все заботы о девочке. Это было счастьем и невиданной удачей, так как сестра в это время кормила грудью своего маленького сына.

– Я совершенно забыл об этом, – он смущённо засмеялся. – Но ничего, я помогу тебе.

Они зашли в маленькое помещение детской кухни, где, несмотря на раннее утро, уже теснилась небольшая очередь из молодых отцов и пожилых женщин. Очередь двигалась быстро и вскоре Виноградов и Лиза, взяв бутылочки с молоком и кефиром, вышли на улицу.

– Саша, иди домой к дочери, а то как бы она не проснулась, – заботливо сказала Лиза. – А я покормлю своего малыша и скоро приду к вам.

Они расстались у перекрёстка: Виноградов пошёл домой, а Лиза заторопилась на автобус, идущий на Дмитровское шоссе. Их совместные прогулки за молоком повторялись довольно часто, так как Лиза работала в каком-то НИИ недалеко от дома и сделав вечером необходимую работу, часто освобождалась по утрам.

Такие дни она называла выходными, хотя после обеда должна была вернуться в институт. Эти прогулки нравились Виноградову, он любил бывать наедине с сестрой, чувствовать дыхание домашнего тепла, которым всегда веяло от её милого лица.

Прошло ещё полгода и Еленка повзрослела, научилась самостоятельно ходить, перестала пить кефир и молоко из детской кухни. Во время обеда она садилась с отцом за стол и наравне с ним ела свою порцию манной каши и фруктовых соков. С этой осени Виноградов возобновил занятия в институте, а заодно и работу в фотостудии у Белорусского вокзала. Как бы он не был занят, он обязательно отводил Еленку в ясли, а вечером забирал её домой. В те дни, когда он работал в клубе, дочь поступала в распоряжение Лизы, которая её очень любила, а та отвечала ей взаимностью, так как получала от Лизы ту материнскую доброту и заботу, которой ей так не хватало в жизни.

Друзья по институту не узнавали Виноградова, он сильно изменился за этот год, а ребята и девчонки, которых он обучал в фотостудии, стали почтительно называть его по имени-отчеству. Время шло незаметно, в трудах и заботах пролетели годы. Виноградов закончил операторский факультет Института кинематографии, затем, после испытательного срока, был принят в штат киностудии и уже через несколько лет стал самостоятельно снимать полнометражные фильмы. Еленка за это время заметно выросла, перешла уже в среднюю группу детского сада и помогала отцу по хозяйству.

Сестра Лиза часто навещала их, наводила в квартире порядок и приводила с собой младшего сына Серёжу. Пока дети резвились в комнате, Александр и Лиза беседовали на кухне, обсуждая житейские вопросы и помогая друг другу советом…

Виноградов вздрогнул и открыл глаза, возвращаясь от воспоминаний в реальную действительность. В комнате было темно, за окном, на тёмном небе слабо мерцала луна, а вдоль улицы мигали огни редких фонарей. Еленка сладко посапывала в своей кроватке. Он плотнее закутался в одеяло, глубоко вздохнул и, уже засыпая, вспомнил о том, что завтра предстоит тяжёлая съёмка в павильоне.