Текст книги "Обещание сердца"
Автор книги: Эмма Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Когда пошел дождь…
Вот и настал тот знаменательный день. Ава вернулась в Лондон, поскольку больше не могла пропускать работу. Она на прощание обняла меня и поцеловала, пожелав удачи.
Событие все приближалось.
– Я буду по ней скучать, – тихо сказала Шарлотта, когда мы возвращались в отель на такси. – Итак, чем займемся? До вечернего концерта еще уйма времени.
Когда я сообщил ей, что запланировал пикник на лужайке под Эйфелевой башней, она пришла в восторг. Однако, стоило нам выйти из отеля, как Шарлотта недовольно застонала.
– Небо хмурится, – пояснила она. – Наверное, будет дождь.
У меня упало сердце.
– Все настолько плохо? – спросил я, поднимая висящую на правой руке корзину.
– Ну, не очень. О, там виднеется голубое небо! Надеюсь, все обойдется.
Я кивнул. Господи, кажется, я никогда так сильно не нервничал. Внутренности не скручивались в узлы даже перед первым в жизни прыжком со скалы. И я безмерно радовался тому, что могу спрятать глаза за стеклами солнцезащитных очков, пока мы ехали на такси к Эйфелевой башне.
Мы расстелили покрывало на лужайке и разложили продукты. Шарлотта описала мне огромную башню и нависающее над нами тяжелое небо. А потом будто бы нарочно подыграла мне.
– Это напоминает наш первый пикник в Центральном парке, – произнесла она. – Помнишь? На следующий день после самого сильного приступа мигрени. – Она подвинулась ближе ко мне. – Той ночью ты меня поцеловал. В первый раз. Тогда-то я и поняла, что безумно влюбилась. Тот поцелуй…
Она прижалась к моим губам своими, и нервная дрожь в теле начала утихать. В конце концов, Шарлотта была рядом со мной. Любовь к ней рассеяла мою тревогу.
– Я тоже влюбился в тебя в ту ночь, – признался я. – В моем полном страданий мире ты оказалась единственным источником добра и красоты.
Она улыбнулась мне в губы.
– А ты мало-помалу вернул к жизни мою музыку, Ной. Но на том пикнике ты сказал, что больше не станешь меня целовать.
– Да, у меня имелась дурацкая привычка говорить не то, что я на самом деле чувствовал.
– Правда? Значит, ты тоже хотел новых поцелуев? – Ее мягкий голос был полон теплоты и любви.
– Да, детка, еще как хотел. Хотел чувствовать на лице тепло солнечных лучей, дышать свежим воздухом, которого был лишен столько времени, и целовать тебя без устали. – Я сунул руку в карман пиджака, где лежала маленькая бархатная коробочка, и повернулся к ней. – Я хочу всегда целовать тебя, Шарлотта. И все время хочу быть рядом с тобой.
На лицо упали первые капли дождя, но я почти не чувствовал их.
Шарлотта сняла с меня солнцезащитные очки и провела кончиками пальцев по моим щекам.
– Поцелуй меня, – прошептала она.
Я послушался, совершенно потеряв голову. Я наслаждался ее губами и бархатным прикосновением маленького язычка…
…пока сам воздух не содрогнулся от чудовищных раскатов грома, даже отдавшихся у меня в груди. Небо разверзлось, и, как будто прорвало плотину, хлынул дождь.
Шарлотта испуганно вскрикнула, что неудивительно. Судя по всему, в небе змеились молнии, а над нами возвышался самый большой в мире громоотвод.
Мы вскочили на ноги, быстро – как смогли – собрали в корзинку остатки испорченного пикника, после чего Шарлотта повела меня на другую сторону улицы, чтобы укрыться под навесом.
– Господи, я до чертиков перепугалась, – нервно рассмеялась она. – Мы вымокли до нитки. Интересно, сколько времени придется искать такси… – Она сжала мне руку. – Эй, все хорошо. Жаль, конечно, что дождь испортил пикник, но я наслаждалась каждой минутой, милый. Пусть даже это продлилось недолго.
Я кивнул. Господи, она слишком великодушна. И полна любви. Может быть, еще удастся все спасти? Может быть, сделать предложение под парижским дождем? Нет, в этом холодном ливне не было никакой романтики. Шарлотта замерзла и уже начинала дрожать.
Мы вернулись в отель и вместе приняли горячую ванну, которая немного смягчила мое разочарование.
В тот вечер я сел работать над книгой. У которой по-прежнему не было конца.
Перу
Мини-тур Шарлотты закончился в Бразилии, в Сан-Паулу, откуда мы полетели в Перу на мой день рождения. Там, на Уайна-Пикчу, она сыграла для меня рассвет, описывая с помощью своей скрипки расцвеченное яркими красками небо и наполняя его живущей в ее душе музыкой.
Наверное, мне все же стоило захватить с собой кольцо. И сделать ей предложение прямо там – в тот самый миг, когда я обнимал ее дрожащими руками и целовал в губы. После того как исчезли боль и горечь, поселившиеся в сердце после несчастного случая, я перестал о чем-либо сожалеть.
По возвращении в отель, расположенный в Священной долине, мы занялись любовью, и я вложил в каждое движение свои сердце и душу. Отдал Шарлотте всего себя без остатка. Как и она. Все ее вздохи, крики и стоны, прикосновения пальцев к моей коже и шрамам, мое имя на ее устах… принадлежали только мне. Мы растворились друг в друге, и накатившая в конце волна удовольствия стала лишь дополнительной наградой.
Потом она заснула, потому что мы встали ни свет ни заря, чтобы подняться на вершину Уайна-Пикчу до рассвета. Я решил сделать предложение сразу, как моя любимая проснется. Да, вероятно, сцена выйдет не слишком впечатляющей, но после необыкновенного подарка, который Шарлотта преподнесла мне на горе, я больше не хотел ждать. Сегодня утром счастье переполняло меня, а когда Шарлотта согласится стать моей женой, оно и вовсе перельется через край.
Я дремал рядом с ней с глупой улыбкой на лице, которая вскоре сменилась болезненной гримасой. Приняв таблетку, я поплелся в ванную, где сполз на пол и привалился к стене в ожидании, когда мигрень, захлестнувшая меня подобно цунами, начнет отступать. Я лишь молился про себя, чтобы Шарлотта ничего не заметила.
Она все же проснулась и нашла меня в ванной.
– Что происходит, Ной?
– Все хорошо, – хрипло пробормотал я, и любой бы почувствовал в моих словах ложь. – У меня была мигрень, но она уже проходит. Возвращайся в кровать, детка. Я скоро приду. Боль… почти ушла… почти…
– О, милый. – Она опустилась на колени и прижала мою голову к своей груди. – Тебе лучше? Ты принял таблетку? – Она забрала из моей ослабевшей руки пузырек с лекарством и резко, судорожно втянула в себя воздух. – Ной, на прошлой неделе оставалось семь таблеток. Семь. Я точно знаю, потому что убирала пузырек в сумку перед отъездом в Сан-Паулу. Здесь только две.
– Шарлотта…
– У тебя было пять приступов мигрени за неделю? Или… Люсьен упоминал, что это сильнодействующее лекарство. Неужели у тебя появилась… зависимость? – спросила она дрожащим голосом, полным страха и беспокойства. – Ной, что происходит?
От мучений Шарлотты мне становилось только хуже. Вот почему я всеми силами старался скрывать от нее головные боли, возникающие все чаще и чаще.
– Нет никакой зависимости, – ответил я, чувствуя, как затылок разрывается от боли. – Или есть? Может быть, таблетки просто-напросто уже не действуют…
– Когда приступы мигрени участились? Как давно? – Шарлотта обхватила ладонями мое лицо, вынуждая повернуть голову в ее сторону. Если бы я мог взглянуть на нее… – Ной, почему ты не сказал?
– Не хотел тебя пугать.
Или себя. Теперь, когда она узнала правду, страх, что со мной что-то не так, лишь усилился. Будто бы признание проблемы наделило его дополнительной властью.
– Ничего страшного, – произнес я, пытаясь хоть немного ее успокоить. – Просто я устал и сильно нервничал. Не стоит волноваться.
Разумеется, Шарлотта мне не поверила.
– Перестань, Ной, – твердо сказала она, хотя ее голос дрожал. – Мы ведь решили ничего не скрывать друг от друга.
– Все правда хорошо, – ответил я, отворачиваясь.
– Нет, – возразила она срывающимся голосом. – Ничего хорошего. Я так увлеклась мировым турне, что и не заметила, что с тобой происходит. Господи, как я могла не понять…
Я дернулся от ее слов, как от удара хлыстом, сдирающего кожу. Из-за меня Шарлотта терзалась чувством вины. Еще одна причина скрывать правду.
– Понять что, Шарлотта? Ты здесь ни при чем. Просто лекарства уже не действуют. Невосприимчивость или что-то в этом роде. Вот и все.
– Ладно. – Она шмыгнула носом. – Если дело в этом, то хорошо. Тогда поехали домой. Покажешься врачу, и он выпишет более действенное лекарство. Нельзя же продолжать мучиться…
– Я не могу вернуться, – ответил я. Все это так сильно расстроило меня, что боль от мигрени казалась теперь не такой мучительной. – Я и так уже проломил себе череп, чуть не остался без ноги, надрывал задницу на физиотерапии… Потом слепым путешествовал по Европе. И все ради чего? Чтобы в итоге вернуться в… – Я проглотил готовые сорваться с губ слова и покачал головой.
– Вернуться куда? – прошептала Шарлотта. – В больницу? Думаешь, тебя снова положат в отделение?
– Боже, я напугал тебя до чертиков. Именно поэтому не хотел ничего говорить. – Я поднялся на дрожащие ноги и на ощупь прошел мимо Шарлотты обратно в спальню. Я взял с кровати подушку, намереваясь лечь, но потом отбросил ее в сторону. – Просто… я думал, что все закончилось, что не будет больше ни страха, ни боли, ни витающего надо мной запаха смерти. – Я покачал головой. – Ладно, все хорошо. Я схожу к врачу, пусть выпишет лекарство посильнее. Не хочу об этом говорить. Мне нужно немного поспать.
Я забрался в постель, надеясь, что остаток утра пройдет более сносно. Еще одна попытка сделать предложение с треском провалилась. Я всеми силами гнал от себя мысли, что случившееся напугало не только Шарлотту.
Мигрень понемногу отступала. Шарлотта находилась неподалеку, наблюдала за мной, окутывая меня исходящим от нее теплом. Потом она скользнула в постель, молча легла рядом и прижалась ко мне всем телом, обхватив ногами и руками и положив мою голову к себе на грудь. Она нежно погладила меня по волосам и помассировала, прогоняя остатки боли. Постепенно напряжение ушло. Я вздохнул и расслабился в ее объятиях.
– Прости, детка… Мне так жаль.
Она поцеловала меня в висок.
– Тс-с-с, не надо. Как давно?
– Не знаю. Кажется, еще с Рима. Это было…
– В начале июля, – подсказала она, с трудом сглотнув. – Почти четыре месяца, Ной.
– Да, детка. У меня был стресс. Вот и все.
Она только покачала головой.
– Завтра мы летим домой. В Нью-Йорк.
– Черт. Ты приложила столько сил, чтобы спланировать эту поездку…
– Это не важно. Сейчас главное твое здоровье, поэтому с путешествиями пока что покончено. И ты сразу же пойдешь к врачу.
Я зажмурился, признавая поражение. «Вот и все, я упустил возможность задать главный вопрос. А теперь она напугана».
– Поспи, Ной, хоть немного. – Шарлотта снова поцеловала меня, прижавшись ближе, и я почувствовал, как меня окутывает тепло ее тела и любовь ко мне.
Я устроился поудобнее и прошептал:
– Мы возвращаемся домой.
Возвращение в Нью-Йорк
И вот мы снова в Нью-Йорке, в родительском таунхаусе, где меня окружали те же звуки и запахи, как и в последний раз, когда я находился здесь, казалось бы, целую вечность назад. Однако теперь будто что-то изменилось. Я не воспринимал это жилище черной тюрьмой, в которой заперся после несчастного случая. Благодаря Шарлотте оно напоминало дом.
Мы записались на прием к моему бывшему неврологу в Ленокс-Хилл. Когда я разговаривал с ним по телефону, то уловил скрытое за профессиональными словами беспокойство, и в груди свинцовой тяжестью поселился страх. Безжалостные, разрывающие голову мигрени, головокружение, тошнота. Даже не имея диплома врача, я тут же представил себе наихудший вариант.
– Иди в постель, – сказала мне Шарлотта в первый вечер после приезда. – Отдохни немного. Позже допишешь.
Но я продолжал писать. Рассказывать свою историю. Я диктовал устройству слова, которые мгновенно растворялись в воздухе, но появлялись в памяти компьютера, чтобы однажды другие люди смогли их прочесть. Например Шарлотта, которой уже не терпелось ознакомиться с моей книгой. И тогда она наконец-то поймет, что для меня значит. Я мог бы до хрипоты в голосе признаваться ей в любви, но в тот вечер, глядя в неизвестность завтрашнего дня, просто постарался отыскать нужные слова и навсегда их запечатлеть.
– Шарлотта, – напоследок прошептал я в машине. – Спасибо. Спасибо, что так сильно любишь меня.
Следующим утром мы вызвали такси, чтобы отправиться в Ленокс-Хилл на встречу с неврологом. Пока мы стояли на тротуаре возле таунхауса в ожидании водителя, земля внезапно ушла у меня из-под ног. Я качнулся в сторону, и моя рука соскользнула с локтя Шарлотты. Я упал на колени, отчетливо ощущая, что асфальт под моими руками никак не хочет обретать равновесие.
В ушах шумело. Голос Шарлотты доносился откуда-то издалека, как и звук подъезжающего автомобиля. Кто-то поднял меня на ноги, а другой, прикасаясь более мягко, поддержал. Потом все мои мысли растворились в беспросветной черноте, и я больше ничего не осознавал…
Я очнулся от старого кошмара, вцепившегося в меня обеими руками. Вокруг пищали аппараты и мониторы, из коридора долетали шаги и голоса, эхом отдаваясь в ушах. Нос щекотали запахи латекса и дезинфицирующих средств.
На меня тут же нахлынули воспоминания. Несчастный случай. Голова и шея, отягощенные весом металлической пластины. Гребаная темнота. Как я лежал тогда на кровати, не в силах сдвинуться из-за фиксаторов. Как пытался содрать с глаз повязки, которых там не было, а потом умолял срывающимся от ужаса голосом включить свет. Боже, почему так темно? Почему?..
Я втянул в себя воздух и резко выпрямился. Ни фиксаторов, ни боли, одна лишь темнота. Потом память вернулась. Кто-то взял меня за руку.
Шарлотта. Нет, несчастный случай был давным-давно, а сейчас я просто попал в больницу. Однако ощущения казались пугающе похожи на те, что я испытывал в прошлый раз.
Море анализов, обеспокоенные члены семьи, еще больше анализов – так и прошел первый день. Шарлотта пыталась помочь мне пережить бесконечно тянущиеся часы, пока мы ждали, когда врачи сообщат нам, что со мной, черт подери, не так. Я боялся и в то же время злился, потому что Шарлотта была напугана куда сильнее меня.
Я заснул рядом с ней и проснулся оттого, что услышал, как она плачет и шмыгает носом. Почувствовал соленый запах ее слез.
– Эй, – сказал я, взяв ее за руку. – Что случилось? Почему ты плачешь, детка?
Может быть, доктор отвел Шарлотту в сторону и сообщил, что выявил причину участившихся мигреней, головокружения и…
– Я так зла на тебя, Ной! И на себя тоже, поскольку не поняла раньше, как тяжело тебе пришлось и до какой степени ты на самом деле вымотался. – Она тяжело вздохнула. – Я прочитала твою книгу.
– Все настолько плохо? – поддразнил я, но Шарлотта проигнорировала мои слова.
– Я читала о Европе и просто поверить не могла, на что ты пошел ради меня и нашего будущего. Решиться на такое путешествие слепым, в одиночку… Это же безумно тяжело и опасно… Господи, Ной.
Она разрыдалась, и я протянул к ней руки.
– Иди сюда, детка.
Шарлотта снова забралась в постель и повернулась лицом ко мне. Я вытер ее слезы, но они продолжали струиться по щекам не переставая.
– Я не мог сказать тебе, Шарлотта. И не хотел. – Я погладил ее по волосам. – Это не имело значения.
Она подняла голову.
– Для меня имело! Когда я по-настоящему задумалась, через что тебе пришлось пройти… то ощутила себя полнейшей идиоткой. В тот вечер в Зальцбурге ты рассказал мне о поездке, но я не услышала. Я слушала твои слова, но не осознавала их смысл. Я так обрадовалась, увидев тебя, а ты… не стал вдаваться в подробности.
– Намеренно, – добавил я.
– Но почему?
– Потому что, Шарлотта, я бы почувствовал, что воспользовался тобой. Мне чертовски не просто далось решение оставить тебя. Но я не хотел, чтобы ты простила меня только потому, что путешествие изнурило меня. Я хотел, чтобы ты простила меня, потому что так было правильно. Шарлотта… – Я обхватил ее милое личико в ладони. – Это было мое испытание огнем, и не важно, как сильно я обжегся. Знай одно: ты того стоила. И если придется, ради тебя я повторю это еще сотню раз.
– Не стоит, Ной, – прошептала она. – Такие усилия вовсе ни к чему. Господи… мне нечего прощать. Разве ты не понимаешь, как много дал мне еще до начала гастролей? Ной, да я в принципе отправилась в эти гастроли только благодаря тебе. Твоя любовь и вера в меня вернули мне музыку.
– Ты бы нашла ее и без меня, детка.
– Нет. Когда? Спустя еще один год бесполезной игры на скрипке, тусклых репетиций и пропущенных прослушиваний? – Она крепче сжала мои руки. – Именно ты заставил меня по-настоящему понять, что я упускаю. Именно ты поймал ускользающий шанс и протянул мне со словами: «Возьми, это твое. Сейчас самое время». И я должна была извлечь на свет то, что таилось внутри меня, и сделать это одна – точно так же, как ты поставил себе цель научиться справляться со слепотой в одиночку. Только у меня не хватило сил оставить тебя. Зато они нашлись у тебя. И достаточно храбрости, чтобы сделать это.
– Я совсем не чувствовал себя храбрым, – пробормотал я, уткнувшись ей в волосы. – Я ежедневно, ежеминутно хотел все бросить и сдаться.
– Но не сдался ведь, – ответила она. – Я очень благодарна, что ты повел себя правильно ради нас обоих, пусть даже пришлось тяжело. – Она еще крепче прижалась ко мне. – Ты храбрый, Ной. Необыкновенно…
Я сжал Шарлотту в объятиях и целовал до тех пор, пока она не успокоилась. Ее прерывистое дыхание стало ровным, и в какое-то мгновение я решил, что любимая заснула. Но тут она шмыгнула носом и, немного отодвинувшись, устроилась на подушке лицом ко мне.
– Ты захватил его с собой? – спросила Шарлотта.
– Что?
– Кольцо.
Я открыл рот, потом снова закрыл.
– Ты прочитала о Париже.
– Я прочитала всю книгу.
– Тогда ты знаешь, что я никак не найду подходящий момент.
– А чем тебе не нравится сейчас? – тихо подсказала она. – По-моему, момент самый подходящий.
– Господи, нет, – усмехнулся я. – Здесь? Это будет самое неромантичное предложение за всю историю предложений.
– Вот-вот, как раз то, что нужно, – продолжала настаивать она. – Ничего грандиозного. Знаешь, о каком предложении я мечтала? Только мы вдвоем и не важно где. Лишь бы потом не расставаться с тобой до конца жизни.
Боже, ну что за женщина! Мне тут же захотелось вскочить на ноги и сделать все, что она просит. Задать ей наконец-то тот единственный вопрос, что остался нерешенным между нами. Но писк монитора, фиксирующего пульс, вернул меня к реальности, напомнил, где мы находимся и что это может значить.
– С минуты на минуту могут войти врачи. И одному богу известно, что они скажут. Думать о чем-то другом – чистый эгоизм.
– Так стань эгоистом. Хотя бы раз в жизни, Ной.
– А если врачи принесут плохие новости? Что нам тогда делать?
– Пожениться. – Она нежно коснулась ладонями моего лица. – Я твоя, Ной, в болезни и здравии. И никакие слова врачей этого не изменят.
Тепло затопило меня, прогоняя больничный холод, все страхи и сомнения. Я пылко поцеловал ее и испытующе посмотрел на нее, все так же держа ее лицо в своих ладонях. И в конце концов сдался. Шарлотта была там, по ту сторону черного занавеса, и всегда будет рядом.
– В левом кармане пиджака, – выдохнул я.
Шарлотта соскользнула с постели, но быстро вернулась и устроилась на узкой старой больничной койке. Она вложила мне в руку черную бархатную коробочку.
– Ты ведь читала книгу и уже знаешь, как оно выглядит, – пробормотал я, вертя коробочку в руках.
– Чуть-чуть представляю. Но это не то же самое, что видеть наяву.
Я кивнул и открыл коробочку. Она судорожно втянула воздух. Наверное, это хороший знак. Но я отчего-то разнервничался.
– Я подумал, что ты не захочешь чего-то вычурного, – произнес я. – Это старинное кольцо, и я решил, что ты его оценишь. – Я прочистил горло. – Ну… тебе нравится?
– О, Ной. Это самое прекрасное кольцо из всех, что я когда-либо видела.
– Мне показалось, оно идеально тебе подойдет.
Я на ощупь достал кольцо из коробочки и в тот же миг позабыл, что нахожусь в больнице. Я больше не слышал писка медицинской техники, не чувствовал стерильного воздуха, исчезли даже трубки и провода. Остались только Шарлотта и я. Она была совершенно права. Время пришло, каким бы неожиданным ни казалось выбранное место.
Мы лежали на одной подушке, повернувшись лицом к лицу. Я придвинулся ближе, притянул Шарлотту к себе и прижался лбом к ее лбу.
– Иди сюда, детка. Я задам тебе один вопрос. И хочу в это время смотреть на тебя.
Я зажмурился, а открыв глаза, понял, что добился желаемого. По реакции ее тела и судорожному вздоху я догадался, что смотрю Шарлотте прямо в глаза.
Не отводя взгляда, я нащупал ее левую руку.
– Я люблю тебя, Шарлотта. Ты столько всего дала мне, показала, что я могу ходить по земле в одиночестве, в темноте. Но я больше не хочу быть один. Я хочу, чтобы отныне и навсегда рядом со мной была ты. – Я судорожно вдохнул; сердце стучало в груди, как кувалда. Моя Шарлотта… – Ты выйдешь за меня замуж?
– Да, Ной, – прошептала она, не в силах сдержать слезы счастья. – Конечно, да. Да.
Я надел на палец Шарлотте кольцо и поцеловал ее. Из тысяч наших поцелуев этот казался самым нежным и сладостным.
Я притянул ее к себе, сжав в крепких объятиях, и мысленно поклялся себе, что если доктор сообщит плохие новости, то я буду бороться изо всех сил. Так же яростно, как и в первый раз после удара о камни. Я больше не боялся. Я попытался запомнить этот прекрасный момент, ощущение необыкновенной женщины в своих объятиях, чтобы сохранить это навсегда.
Удивительно, что я познал столько счастья. Даже не зная, что готовит мне будущее, я чувствовал себя счастливым и понимал почему. Все дело в восходе солнца, который я однажды видел своими собственными глазами в Перу, и в восходе солнца, поселившемся в сердце и нарисованном Шарлоттой с помощью музыки. Это и есть бесконечные возможности жизни. Боль всегда кажется неизбежной. Ну, или ожидаемой. Мы принимаем ее как нечто неотвратимое, а счастье считаем даром, находящимся за пределами досягаемости, привилегией, которую посчастливилось иметь лишь немногим из нас. Но это не так. Оно всегда здесь, вокруг нас, нужно только набраться смелости и протянуть руки в темноту, чтобы достать его.
Взять. Прижать к себе. И никогда не отпускать.
