Текст книги "Коварство и честь"

Автор книги: Эмма Орчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Потому что, – ответил Сен-Жюст, – едва он высадился во Франции, как сбросил с себя свое истинное обличье, словно старую одежду. Там, здесь, повсюду он более неуловим, чем призрак, ибо призраки всегда одинаковы… в отличие от реального Алого Первоцвета. В один день он возчик угля, в другой – король щеголей. Он имеет убежище и жилье во всех кварталах Парижа и покидает их по первому предупреждению об опасности. У него повсюду сообщники: консьержи, хозяева кабачков, солдаты, бродяги. Он был памфлетистом, сержантом Национальной гвардии, разбойником, вором! Только в Англии он остается собой, и гражданин Шовелен берется найти его там. Именно в Англии вы увидитесь с ним, гражданка. Раскиньте на него сети и постарайтесь заманить во Францию, в точности как своими чарами заставили гражданина Тальена повиноваться любому вашему капризу в Бордо. Как только этот человек падет жертвой влечения к прелестной Терезе Кабаррюс, ей стоит лишь поманить его, и он последует за ней, как это сделали гражданин Тальен, Бертран Монкриф и другие. Только заманите Алого Первоцвета в Париж, а остальное – уж наше дело.

Пока его юный приверженец держал речь, Робеспьер принял обычную, подчеркнуто отчужденную позу: голова опущена, руки сложены на груди. Он, похоже, дремал. Когда Сен-Жюст замолчал, Тереза немного подождала, не сводя глаз с великого человека, задумавшего столь чудовищный план. Чудовищный, потому что требовал предательства.

Тереза Кабаррюс связала судьбу с революционным правительством. Обещала выйти за Тальена, который внешне казался столько же кровожадным и безжалостным, как сам Робеспьер. Но она была женщиной. И Тереза отказалась продать Бертрана Монкрифа, чтобы потворствовать страху Тальена перед Робеспьером. Сделать человека своим любовником, а потом предать его и послать на смерть… сама мысль об этом была омерзительна!

Но она не знала, что сделает, если и ей будет угрожать смерть. Кто знает про себя, что может наверняка сказать: «Я ни при каких обстоятельствах этого не сделаю»? Обстоятельства и порыв – вот две силы, которые создают героев или трусов. Принципы, сила воли, добродетель легко подчиняются той или другой. Если они возьмут над человеком власть, тому приходится покоряться.

Но ни обстоятельства, ни благородный порыв еще не побудили Терезу стать героиней или отступить. Ее основным принципом был инстинкт самосохранения, и она пока что не слишком боялась смерти.

Услышав жестокое требование со стороны самого страшного деспота Франции, она колебалась, прямо отказать не осмеливалась. И в чисто женской манере пыталась лавировать.

Недоуменно вскинув брови, она уклончиво спросила:

– Именно этого вы хотите от меня? Чтобы я поехала в Англию?

Сен-Жюст кивнул.

– Но, – продолжала она холодно, – мне кажется, вы очень легко говорите о моем… назовем это так – флирт – с таинственным англичанином. Предположим… он не поддастся?

– Невозможно, – поспешно вставил Кутон.

– Вот как? Невозможно? Англичане известны как чопорные ханжи. И если этот человек женат… что тогда?

– Гражданка Кабаррюс недооценивает свои силы, – вкрадчиво заметил Сен-Жюст.

– Тереза, я умоляю, – жалобно попросил Тальен, чувствовавший, что этот разговор, на который он так надеялся, закончится полным крахом их планов… нет, хуже. Ибо он сознавал, что Робеспьер, чье желание отвергли, возненавидит Терезу за ее решительный отказ помочь ему.

– И что дальше? – беспечно спросила она. – Вы, гражданин Тальен, толкаете меня на эротическое приключение. Клянусь, ваша вера в меня безмерно льстит! Но подумали вы о том, что я могу влюбиться в самого Алого Первоцвета? Говорят, он молод, красив, дерзок, любит рисковать, а мне предназначено попытаться его увлечь… подобно мотыльку, танцующему вокруг пламени… Нет-нет, я слишком боюсь опалить крылышки!

– Означает ли это, – холодно спросил Робеспьер, – что вы отказываете нам в помощи, гражданка Кабаррюс?

– Совершенно верно, – бесстрастно ответила она. – Признаюсь, что ваш план меня не привлекает…

– Даже если мы гарантируем безопасность вашему любовнику Бертрану Монкрифу?

Тереза слегка вздрогнула. Губы пересохли, и она быстро провела по ним языком.

– У меня нет возлюбленного, кроме гражданина Тальена, – спокойно парировала она, положив неожиданно ставшие ледяными пальцы на стиснутые руки будущего мужа. И тут же поднялась, давая сигнал к окончанию разговора.

В душе она сознавала не хуже Тальена, что встреча закончилась провалом. Тальен, бледный как полотно, тревожно оглядывался. Робеспьер, угрюмый и молчаливый, бросил на нее угрожающий взгляд, прежде чем шагнуть к двери.

– Вы знаете, гражданка, – процедил он, – как относится народ к отступникам, отказывающимся выполнять свой долг.

– Что поделать! – усмехнулась прекрасная испанка, пожимая плечами. – Я не гражданка Франции. И даже ваш вечно правый общественный обвинитель не найдет, в чем меня обвинить.

Она снова рассмеялась, вознамерившись выглядеть веселой и беспечной.

– Подумайте, гражданин Робеспьер, как будет звучать обвинение, – издевательски продолжала она. – Гражданка Кабаррюс за отказ соблазнить таинственного англичанина, известного как Алый Первоцвет, и нежелание подлить ему любовного зелья, приготовленного матушкой Тео, несмотря на просьбу господина Робеспьера, присуждается к… Признайтесь! Признайтесь, что никто из нас не выдержал бы последовавших за этим насмешек!

В уме Терезе не откажешь: бросив слово «насмешка», она коснулась единственного слабого места в стальных доспехах тирана. Но не всегда безопасно дразнить тигра. Даже детской палочкой, даже стоя по другую сторону защитной решетки. Тальен прекрасно это знал. Он сидел как на иголках, ожидая ухода остальных, чтобы снова броситься к ногам Терезы и умолять подчиниться приказу деспота.

Но Тереза, похоже, не собиралась дать ему второй шанс. Сделав вид, будто ужасно устала, она пожелала ему спокойной ночи с такой очевидной категоричностью, что он не посмел остаться. Через несколько минут квартира опустела. Гостеприимная хозяйка проводила гостей до двери, поскольку Пепита к этому времени наверняка ушла спать. Маленькая процессия стала спускаться по лестнице. Сен-Жюст и Шовелен поддерживали паралитика, за ними следовали молчаливый, отстраненный Робеспьер и, наконец, Тальен, чей умоляющий взгляд мог растопить и каменное сердце.

Глава 11
Странные события

Теперь в убогой квартирке на улице Вильедо стало темно и тихо. Фитиль маленькой лампы с розовым абажуром был привернут, оставив только крошечное пятнышко света, не способное рассеять окружающий мрак. Ночные визитеры ушли более четверти часа назад, но прекрасная хозяйка еще не легла в постель. Мало того, почти не шевелилась с тех пор, как попрощалась с трусливым любовником. Вымученная веселость нескольких последних минут по-прежнему стыла маской на ее лице. Она едва нашла в себе силы с усталым вздохом опуститься на диван. И там и осталась, вытянув шею, прислушиваясь всем своим существом, хотя тяжелые размеренные шаги мужчин по каменной лестнице давно перестали будить эхо в коридорах. Теперь ножка в крошечной сандалии выбивала нетерпеливую дробь на вытертом ковре. Временами она бросала тревожные взгляды на старомодные часы над камином.

Пробило половину третьего. Только тогда Тереза встала и вышла в прихожую, где слабо мигала сальная свеча в оловянном настенном подсвечнике, распространяя удушливый запах. Дым спиралями поднимался к черному потолку.

Она остановилась и вопросительно глянула в темноту узкого коридора, который заканчивался кухней. Между кухней и углом прихожей, где она стояла, было еще две двери: одна вела в ее спальню, другая – в комнату Пепиты. Тереза остро осознала, что в квартире царит странная тишина. В коридоре была непроглядная тьма, если не считать узкого лучика света, пробивавшегося из-под кухонной двери.

Эта угнетающая тишина почти ужасала.

– Пепита! – окликнула Тереза хриплым испуганным голосом.

Никто не ответил. Пепита, очевидно, крепко спала. Но что сталось с Бертраном?!

Полная смутных предчувствий, терзаемая непонятным страхом, Тереза взяла свечу и на цыпочках пошла по коридору. У двери Пепиты она остановилась и прислушалась. В темных глазах плескалось недоумение, мерцающий свет свечи отбрасывал оранжевые отблески, игравшие в глубинах расширенных зрачков.

– Пепита! – снова позвала она, и звук собственного голоса почему-то испугал ее еще сильнее. Непонятно, почему и чего она боится в собственном доме, в присутствии верной горничной, спящей по другую сторону тонкой перегородки!

– Пепита!

Голос Терезы дрожал. Она попыталась открыть дверь, но та не поддалась. Почему Пепита вопреки своим привычкам заперлась? Или тоже охвачена необъяснимой паникой?

Тереза постучала в дверь, подергала за ручку, снова позвала Пепиту и, не получив ответа, обезумела от страха и привалилась к стене. Подсвечник выпал из трясущейся руки и с грохотом покатился по полу.

Тереза оказалась в полной темноте. Голова кружилась. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.

Неизвестно, сколько времени она оставалась в таком состоянии, граничившем с параличом.

Довольно быстро бедняжка пришла в себя и в холодном поту со страхом огляделась, ибо из-за закрытой двери до нее донесся стон. Ноги до сих пор тряслись. Тереза не могла двинуться с места.

– Пепита! – снова позвала она. Собственный голос показался хриплым и приглушенным. Напрягая слух и затаив дыхание, она снова уловила подавленный стон.

Поняв, что горничная в опасности, Тереза вновь обрела некоторое самообладание, собралась с силами и принялась шарить по полу в поисках свечи. Нагнувшись, она сумела сказать отчетливым и твердым голосом:

– Держись, Пепита! Я найду свечу и вернусь. Ты не можешь отпереть дверь?

И снова никакого ответа, если не считать глухого стона.

Тереза продолжала ползать по полу. И тут произошло нечто странное. Рука наткнулась на маленький предмет, оказавшийся ключом! Она тут же вскочила и долго неуклюже тыкалась ключом в дверь, пока не отыскала скважину на ощупь. Дверь открылась. Тереза, парализованная от изумления, застыла на пороге.

Пепита сидела в кресле, откинувшись на спинку. Руки были связаны за спиной. Нижняя половина лица обмотана шалью. Лампа, стоявшая в дальнем углу комнаты, слабо освещала эту сцену. Тереза метнулась к женщине и стала развязывать веревки.

– Пепита! – вскричала она. – Во имя неба, что случилось?!

Похоже, со старушкой ничего страшного не произошло. Она даже выругалась себе под нос и казалась скорее ошеломленной, чем покалеченной. Тереза, нетерпеливая и взволнованная, была вынуждена энергично встряхнуть ее несколько раз, чтобы заставить опомниться.

– Где месье Бертран? – несколько раз повторила Тереза, прежде чем Пепита смогла ответить.

– Говоря по правде, мадам, – медленно выговорила она, – не знаю.

– То есть как это «не знаю»? – вскинулась Тереза.

– Вот так и есть, голубка моя, – ехидно ответила Пепита. – Ты спросила меня, что случилось, и я ответила «не знаю». Ты хочешь понять, что сталось с месье Бертраном? Пойди и посмотри сама. Когда я в последний раз видела его, он был на кухне и не мог шевельнуться, бедняжка!

– Но, Пепита, – настаивала Тереза, нетерпеливо притопывая ножкой, – ты должна знать, как оказалась здесь, связанная и с заткнутым ртом! Кто сделал это? Кто здесь был? Боже, храни эту женщину, из нее слова не вытянешь!

К этому времени Пепита полностью пришла в себя. С трудом встала, взяла лампу и направилась к двери, очевидно, намереваясь самолично проверить, что произошло с месье Бертраном, и ни в коей мере не разделяя беспокойства госпожи. Остановившись на пороге, она повернулась к Терезе, которая машинально двинулась за ней.

– Месье Бертран сидел на кухне. Я подложила подушку ему под голову, чтобы было удобнее. Неожиданно кто-то набросил мне на голову шаль, подхватил как пушинку, и помню только какой-то неприятный запах, от которого закружилась голова. Очнулась только, когда услышала голоса расходившихся гостей. Потом ты позвала меня, и я попыталась объяснить, что не могу слова сказать. И это все.

– Когда все это произошло, Пепита?

– Вскоре после прихода последнего гостя. Я взглянула на часы. Было около половины первого.

Тереза недоуменно нахмурилась, но ничего больше не сказала. Сейчас в темноте, в льнувших к телу одеяниях она удивительно походила на привидение. Не задумываясь, она последовала за горничной.

Кухня была пуста, но Тереза уже ничему не удивлялась. Почему-то она этого ожидала. Знала, что Бертран исчезнет. Окна кухни, как и всей квартиры, выходили на балкон с перилами кованого железа. Открыть их изнутри было легче легкого. Но именно изнутри! И не Бертран же накинул шаль на голову старушки! Значит, кто-то похитил молодого человека, кто-то крайне дерзкий и смелый. И он не пришел через балкон, потому что еще в начале вечера окно было заперто Пепитой. Нет! Неужели он прокрался через входную дверь и увел Бертрана? Быть не может! Но в таком случае каким образом проник в квартиру? Прошел сквозь стены, как лукавый дух?

Пока Пепита возилась на кухне и ворчала, Тереза стала обходить квартиру. Она была крайне озадачена. Но больше не боялась. Теперь, когда можно поговорить с Пепитой и все лампы горят, к ней быстро вернулись обычное мужество и самообладание. Она не верила в сверхъестественное. Ее рациональный трезвый ум отвергал намеки Пепиты на то, что волшебные силы унесли Бертрана в безопасное место.

Да, у нее были свои теории, загадки, предположения, выводы, которые она поспешила выбросить из головы. Взяв свечу, она отправилась осматривать квартиру. И едва вошла в спальню, тайна сразу открылась. Ставня высокой стеклянной двери взломана снаружи, стекло в одном из десятка мелких переплетов разбито, что позволило незваному гостю просунуть внутрь руку, повернуть задвижку и проникнуть в комнату. Все было сделано умно и очень ловко; осколки стекла, усеявшие ковер, не зазвенели, упав на мягкий ворс. Если бы не исчезновение Бертрана, обстоятельства позволяли бы предположить, что в квартиру проник ловкий вор.

Морщинка на лбу Терезы стала еще глубже. Подвижный рот с красиво изогнутыми губами гневно искривился. Рука, державшая подсвечник, заметно дрожала.

– Господи Боже! – ахнула вошедшая в комнату Пепита. – Неужели это возможно?

Увиденное развязало ей язык, и, принявшись убирать следы вторжения, она дала волю негодованию против наглого мошенника, который, вне всякого сомнения, попытался их ограбить и только по какой-то счастливой случайности, разгадка которой обязательно обнаружится, не сумел осуществить свою затею.

Достойная старушка положительно отказывалась связать бегство месье Бертрана с очевидной попыткой взлома.

– Мистер Бертран был намерен уйти, бедняжка! – решительно объявила она. – Ты дала ему понять, что здесь он подвергает тебя опасности, не говоря уж о том, что тебе пришлось беседовать с этой бандой убийц, которых Господь рано или поздно накажет!

Из этой реплики можно было заключить, что Пепита не вдохнула революционные идеалы с воздухом своей родной Андалусии.

Тереза Кабаррюс, страшно утомленная событиями этой ночи, как и непрестанным ворчанием служанки, наконец отослала сердито бормотавшую старушку спать.

Глава 12
Шовелен

Пепита заявила, что прежде должна уложить хозяйку, но Тереза решительно отказалась. Сон не шел.

Сначала нужно было поразмыслить над случившимся, и теперь, когда тьма и полумрак больше не пугали, она совершенно оправилась и успокоилась.

Пепита поковыляла к себе. Некоторое время она возилась у себя в комнате, и Тереза нетерпеливо прислушивалась к шаркающим шагам. Наконец все стихло. Часы старой церкви Святого Роха пробили три раза. Прошло не более получаса после ухода гостей. Но для Терезы эти полчаса показались вечностью. Кто-то посмел бросить ей вызов, пробудив гнев и убив страх.

Но что это за тайна? И была ли тайна вообще? Или Пепита была права и в дом забрался вор?

Не в силах усидеть на месте, Тереза бродила по коридору и кухне, заглядывала к себе, а потом в прихожую. В какой-то момент ей послышался шум на лестничной площадке. Сердце забилось сильнее. Это явно не бандиты, и к тому же у Пепиты очень чуткий сон.

Поэтому она смело открыла входную дверь и тихо вскрикнула, скорее от удивления, чем от страха. В позднем госте она узнала гражданина Шовелена, и в голове возникла смутная мысль о том, что его присутствие в этот момент вполне оправданно… и может быть связано с неразрешенной тайной, терзающей ее сейчас.

– Можно войти, гражданка? – прошептал Шовелен. – Знаю, сейчас глубокая ночь, но дело не терпит отлагательства.

Он уже стоял на пороге. Свеча за спиной Терезы бросала неверный свет на бледное лицо когда-то знаменитого террориста, придавая ему сходство с хищной птицей.

– Уже поздно, – уклончиво пробормотала она. – Что вам нужно?

– Кое-что случилось, – выдохнул он. – Касающееся вас. И прежде чем поговорить об этом с гражданином Робеспьером…

Услышав это имя, Тереза невольно отступила.

– Входите, – коротко велела она.

Он шагнул вперед, и она, тщательно заперев за ним дверь, повела его в гостиную, где вывернула фитиль лампы и жестом указала гостю на кресло.

– Что у вас?

Прежде чем ответить, Шовелен пошарил в кармане сюртука большим и указательным пальцами, более похожими на когти стервятника, и извлек аккуратно сложенный листок бумаги.

– Когда мы покинули ваш дом, гражданка – пришлось почти нести беднягу Кутона, – я увидел этот клочок бумаги, беспечно отброшенный ногой Сен-Жюста, переступившего порог. Кто-то, должно быть, подсунул его под дверь. Но я всегда обращаю внимание на подобные клочки. Сколько их прошло через мои руки, и иногда они содержали крайне важную информацию. Пока остальные были заняты своими делами, я незаметно нагнулся и подобрал листок.

Шовелен помедлил секунду-другую и, убедившись, что целиком завладел вниманием хозяйки, монотонно продолжал:

– Хотя я был полностью уверен, что эта любовная записочка предназначалась для ваших прелестных ручек, все же посчитал, что как нашедший ее имею некоторое право знать…

– Умоляю вас, гражданин, переходите к делу, – отрезала Тереза, изнемогая от усталости и нетерпения и пытаясь скрыть беспокойство, вновь овладевшее сердцем. – Вы нашли письмо, адресованное мне; вы его прочитали. Полагаю, теперь вы хотите, чтобы я узнала его содержание. Поэтому продолжайте, гражданин, продолжайте! Сейчас три часа ночи и, поверьте, мне не до светских бесед!

Вместо ответа Шовелен медленно развернул письмо и стал читать:

– «Бертран Монкриф – молодой глупец, но он слишком хорош, чтобы стать игрушкой свирепой черной пантеры, как бы прекрасна она ни была. Поэтому я забираю его в Англию, где в объятиях так долго страдавшей и верной возлюбленной он вскоре забудет то преходящее безумие, которое едва не привело его на гильотину и сделало орудием эгоистичных капризов Терезы Кабаррюс».

Тереза выслушала чтение короткой загадочной записки без малейшего проявления эмоций или удивления. Теперь, когда Шовелен закончил чтение и со странной сухой улыбкой передал ей листок, она взяла его и молча перечитала. Лицо оставалось абсолютно спокойным, если не считать слегка поднятых бровей и зловещего прищура глаз, что делало ее удивительно похожей на змею.

– Вы, конечно, знаете, гражданка, – сказал Шовелен немного погодя, – кто автор этого… я бы сказал, наглого послания?

Она кивнула.

– Человек, – мирно продолжал он, – известный под именем Алого Первоцвета. Дерзкий авантюрист-англичанин, тот, кого гражданин Робеспьер просил вас завлечь в расставленную нами сеть.

Тереза по-прежнему молчала. И смотрела не на Шовелена, а на клочок бумаги, который вертела в пальцах.

– Совсем недавно в этой комнате вы отказались протянуть нам руку помощи, – не унимался Шовелен.

Тереза опять не ответила. Разгладила таинственное послание, тщательно сложила вчетверо и спрятала на груди. Шовелен терпеливо выжидал. Он привык ждать, и терпение было неотъемлемой частью его характера. Как и оппортунизм.

Тереза сидела на любимом диванчике, подавшись вперед и зажав ладони между коленями. Голова была наклонена, так что лицо оставалось в тени. Часы на каминной полке за ее спиной тикали с настойчивой монотонностью. Где-то в отдалении пробило четверть четвертого. Шовелен поднялся.

– Думаю, мы поняли друг друга, гражданка, – спокойно констатировал он и, довольно вздохнув, добавил: – Уже поздно. В какой час я буду иметь честь встретиться с вами наедине?

– В три дня, – глухо, словно во сне, ответила она. – В это время гражданин Тальен всегда заседает в Конвенте, и больше я никого не приму.

– Я буду в три, – коротко ответил Шовелен.

Тереза не шевельнулась. Шовелен с низким поклоном направился к порогу. Вскоре внизу хлопнула дверь, возвещая о его уходе.

Только потом Тереза ушла к себе.