Текст книги "Пятьдесят оттенков страсти. История чувственного перевоплощения"
Автор книги: Эмма Ноэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 7
Новый маршрут
Ночью мне не спалось. Я бесконечно прокручивала в голове маленькое приключение на диване. Никогда еще я не чувствовала себя так… открыто, дерзко и… свободно. Понятия не имею, каким образом моему коварному мучителю удалось уговорить меня отправиться в увлекательное путешествие по собственному телу.
– Закрой глаза, – скомандовал человек в маске. Я подчинилась без возражений.
– Дотронься до своего лица кончиками пальцев… Не надо хвататься так, будто у тебя заболел зуб… Осторожно… словно это трепетный пушистый одуванчик, чуть нажмешь его и нарушишь нежную структуру… осторожно проведи по губам…
Я хихикнула, мне было щекотно, но приятно.
– Мягко двигайся к шее… Не торопись… представь: крылья бабочки, которые еле касаются твоей кожи…
Я чувствовала трепет ласковых бабочек и прилив волны удовольствия. Наверное, в тот момент я выглядела глупо, но чувственный отклик организма на нежность касаний так вдохновлял меня, что мне не хотелось останавливаться, и было безразлично, как все, что я делаю, смотрится со стороны.
– Теперь не спеша спускайся к груди… Импровизируй… подключай интуицию…
Его бархатистый голос, заполнял пространство вокруг и оставлял приятную вибрацию. Мои руки кружили вокруг груди, ощущая твердь сосков. Я то сжимала их, то снова нежно поглаживала. По телу пошла легкая дрожь, но я не торопилась перейти на следующую стадию удовольствия, продолжая баловать вниманием набухшую грудь.
– Ты так красива… Невероятно красива, – он ласкал мой слух своим тембром. Представив его горячее дыхание на моей пылающей страстью коже, я чуть не задохнулась от вожделения. Чуть покусывая губы, я продолжала вызывать приступы неги в организме, захлебываясь цитрусовой симфонией. Моя комбинация давно болталась в районе пояса, это немного отвлекало от вдохновенного самоизучения, и я медленно стащила ее с себя, отшвырнув в сторону. Не открывая глаз, я двинулась вниз к влажной части тела, которая припухла в этот момент и требовала внимания. Я знала, что мой надзиратель смотрит на меня и это завораживало. Ноги раздвинулись до неприличия широко, и я откинулась на диване, изгибаясь при каждом движении своих пальцев. Оранжевый взрыв не заставил меня ждать, спустя несколько импульсивных трений, я застонала, чувствуя себя натянутой тетивой, оргазм стрелой пронзил каждый дюйм полыхающего тела.
– Ух ты! Как ты голодна, оказывается, – произнес насмешливо голос. Я по-прежнему не открывала глаза, наслаждаясь цветным витамином «цэ».
– Люблю цитрус! – отшутилась я немного хрипловато, и свернулась калачиком на диване, бережно обняв себя. Мой стражник предложил перекусить и исчез в неизвестном направлении, а я осмысливала произошедшее со мной.
– Сегодня день открытий, – прошептала я умиротворенно, снова ощущая чувственный прилив. Руки снова потянулись к маленькой пещере, откуда доносились позывы повторить оранжевую революцию.
– На сегодня достаточно, моя порочная Кэт, – насмешливо произнес мой Колумб, открывающий островки чувственности в моем изголодавшемся сознании. – Не торопись заполучить сразу все. От передозировки цитруса может быть аллергическая реакция.
Я неохотно поднялась с дивана, натянула ничего не скрывающую комбинацию и побрела за человеком в халате, с любопытством разглядывая его фигуру.
После мы провели день, как ни в чем не бывало. Будто никакого происшествия на диване не было, но я-то не могла об этом забыть, потому что в моем мире случилось невероятное событие, наполненное оргазмическим фейерверком.
Ни то чтобы я раньше не ласкала себя, просто это было как-то… на скорую руку что ли! Украдкой, воровато, скрытно… Я боялась, что Феликс узнает о том, что я мастурбирую, и будет очень недоволен. Ведь он тысячу раз повторял, что распущенность – удел шлюх. Но где грань между любовными утехами, считающимися уместными в супружеской постели, и запредельной распущенностью – этого он мне так и не поведал.
Я где-то прочитала, что любовь длится семь лет. А потом семейные отношения подогревает привычка. Когда иссякла наша любовь? Подозреваю, что на утро после свадьбы. До момента регистрации брака, мне казалось, что больше всего на свете я хочу выйти замуж за Феликса. Когда женщина, похожая на гусеницу в своем зеленовато-желтом костюме не по размеру и с высоким шиньоном на голове произнесла «дорогие брачующиеся», меня затошнило и по телу пошла мелкая рябь от ужаса, что жизнь моя станет теперь совсем другой. У меня отберут свободу, фамилию… Я стану чьей-то вещью – супружницей. Никто не заметил моей паники. Или сделали вид, что не заметили. После регистрации во время поздравления гостей я мысленно убеждала себя, что это всего лишь временное помутнение, вызванное стрессом, ведь не каждый день я выхожу замуж. «Мой брак по любви. И я всю жизнь проживу с этим человеком. До самой старости», – шептала я еле слышно, заставляя себя улыбаться и благодарственно кивать в ответ на пламенные поздравления.
На свадьбе было «скушно» и душно. Я ненавижу подобные сборища. На нашем празднестве было больше ста человек, преимущественно – коллеги Феликса, нужные и важные люди. Было ощущение, что свадьба организована исключительно для них, а мы приглашены для антуража. Самое яркое впечатление от этого знаменательного события – это красные глаза зареванной Вероники, она так откровенно страдала. Бывшая подруга Феликса напоминала маленького брошенного щенка, ее сила и железобетонная уверенность в себе остались на дне коньячной рюмки. Бесконечная вереница тостов, крики «горько» – все это так утомило, что в первую брачную ночь мы с моим мужем просто легли спать, отвернувшись друг от друга. Утром я открыла глаза и ощутила себя очень несчастной. Безгранично несчастной. Скулы болели от натянутой улыбки, которую пришлось держать силой, чтобы никто не подумал, что я чем-то недовольна, ведь это был самый прекрасный день в моей жизни, который должен запомниться навсегда!..
Мы были молоды и женаты. Ошибка ценою в круглую сумму, затраченную на свадебное увеселительное мероприятие. Я приспосабливалась. Погрузилась с головой в семейную жизнь. Поначалу меня спасали мои фантазии и грезы о чем-то возвышенном, трепетном. Я уверовала, что все будет замечательно, только надо привыкнуть, переждать… А потом я умерла! Не физически… я умерла в браке… от меня осталась слабоосязаемая тень. И Феликса это устраивало. Женщина-невидимка обслуживала его, а он существовал по своим комфортным правилам. Я сравнивала себя с декоративным хомячком, живущим в клетке. Слово «бесцветная», произнесенное прислужником-юристом было вполне уместно. Не стоило обижаться на правду.
– Наверное, впервые я честна сама с собой, – с грустью выдохнула я, когда тишина стала невыносимой. – Поведав организатору путешествия по эрогенным зонам о своих несчастливых брачных узах.
– Зачем это нужно было? – уточнил он.
– Так принято! Хотеть выходить замуж. Приспосабливаться в семейной жизни. Так все существуют, – лучшего оправдания я не нашла.
– Разве?
– Я не видела других примеров. По крайней мере, до того, как попала сюда, – отшутилась я. Почувствовав усталость от темы, посвященной моему разваливающемуся на мелкие детальки браку, я попыталась перевести тему:
– Могу я задать вопрос?
– Конечно. Ты можешь задать любой вопрос, кроме одного – что скрывает маска.
Я немного разозлилась. Это было нечестно! Буквально час назад я практически выворачивалась перед ним наизнанку и в результате не заслужила просто увидеть лицо человека, который в данный момент является частью моей жизни. Тяжело вздохнув, я задала совсем не тот вопрос, который хотела:
– И что будет дальше?
– Новые цвета! – спокойно произнес он и предложил продолжить нашу трапезу, наслаждаясь кулинарным изыском.
В этот день я ознакомилась с еще одним помещением – это была комната с огромным старинным столом посередине. Глядя на необработанные стены закрытые целлофаном, можно было подумать, что в ней идет ремонт. Над нами весела огромная пафосная люстра. Смотрелась она величественно, но не к месту. Подобному изыску впору освещать комнаты королевской особы, а не подглядывать за обедом двух людей, прячущихся от внешнего мира.
– Я хочу, чтобы ты сыграла со мной в игру! – произнес мой собеседник весьма серьезно, судя по тону ничего эротического в этом предложении не было и меня даже это слегка огорчило.
Я озадачено уставилась на маску, ожидая условий. То, что прозвучало в следующую минуту, было более чем странно. Он предложил представить, что здесь сидит Феликс. Я хотела было возмутиться, но он прервал меня властным жестом, уверенно добавив:
– Просто доверься мне, Катерина, и будь откровенна. Представь, что меня нет. Комментируй все, что видишь.
Это была странная просьба, и не могу сказать, что вызывала восторг. Я сосредоточилась и начала немного сдавленно, постепенно высвобождая звуки голоса и эмоции:
– Мой муж… я смотрю на него за завтраком… Он сосредоточенно читает газету. Между бровями две глубокие складки. Очень громко отхлебывает кофе. Ставит чашку на блюдце, в котором небольшая коричневая лужица, образовавшаяся при интенсивном перемешивании сахара. От кофейной пары след из капель идет через стол. Его безупречный костюм не пострадал. Он снова берет чашку и подносит к губам. Вот большая капля свисла и готова спрыгнуть прямо на его светлый галстук. Но нет… она расплющилась прямо по столу, в момент когда чашка транспортировалась обратно к маленькой белой тарелочке. Он хрипнул, словно сглотнул свой насморк, перелистывая газету. Я покривилась. Он не видит, что я за ним наблюдаю. Каждое его движение вызывает у меня раздражение, которое удается скрывать с огромным трудом. Но он этого не заметит, потому что погружен в чтение. Разве может так раздражать близкий человек? Оказывается, может… В доме слишком тихо. Звуки издает только Феликс. Я стараюсь даже не дышать, чтобы не нарушить его гармонию. Это ненормально, но таковы правила. Два чуждых друг другу супруга, создают иллюзию семейного счастья… И ради чего они оба терпят все это?..
Я вдруг заплакала. Огромные слезинки покатились из глаз, сдавливая горло и сознание. Что же я сотворила со своей жизнью? Став частью семейного склепа, я долгое время не признавалась себе, что слишком несчастна, чтобы по-настоящему наслаждаться жизнью. Солнце не грело, а трава была серой…
– Я снова бесцветна, – простонала я, спрятав раскрасневшееся лицо в ладонях.
– Я могу оставить тебя одну, – предложил мужчина. Видимо потоки соленой воды его смутили, очевидно, он не ожидал, что финал моей истории будет столь печален.
– Лучше уйду я. Хочу немного пожалеть себя, – произнесла я еле слышно и поплелась в келью, оставив моего учителя-мучителя в одиночестве.
Вторую половину дня я провела в постели. Почему-то я знала, что он наблюдает за мной через камеру. Я почувствовала его беспокойство за обедом, и мне было приятен этот факт. Процесс «жаления» длился недолго. После раздумий я пришла к выводу, что горевать глупо, это словно делать искусственное дыхание шкуре медведя, распластанной у камина. Понимая, что мой эмоциональный иммунитет слишком ослаблен, я вдруг захотела еще порцию витамина «цэ». Вспомнив про оранжевый полет через пропасть, в которой кипело удовольствие, я снова направилась в путь по уже знакомому маршруту. Меня не смущало подглядывающее око под потолком, и я не выключила свет. Наоборот, мое тело откликалось мурашками на мысль о том, что загадочный мужчина в маске наблюдает за моим рукоблудием.
Глава 8
Кровавое золото
Утром за мной никто не пришел, и я направилась на поиски своего мучителя. Я нашла его в столовой – в той комнате, поверхность стен которой блестела от целлофана. На нем был костюм художника в самом распространенном клишированном представлении: свободная блуза, чуть широковатые брюки и берет. Увидев меня, он встал с места и с почтением поклонился:
– Выглядишь чудесно! Вот уж не думал, что слезы могут действовать так освежающе. Раньше мне казалось, что это приводит к обратному эффекту.
В его словах не было и тени иронии, что натолкнуло меня на мысль, что он не наблюдал за мной. «Проклятый эгоист! – ворчала я мысленно. – Даже не удосужился проверить как я там, в этой малюсенькой комнатке!»
Я без энтузиазма жевала блины, политые цитрусовым вареньем, а он уставился в газету. Вдруг я ощутила прилив злости. Резко встав со стула, я подошла к нему и взмахом руки разделила ненавистное печатное издание на две части.
– Не надо быть Феликсом! – грубо ответила я, на его непонимающий взгляд, после чего продолжила завтракать, но совсем без настроения.
– Кто—то сегодня не в духе? – уточнил он мягко. Я ничего не ответила, просто проигнорировав вопрос. Для чего-то начала чавкать, желая вывести его из себя. Я сама не понимала причину своей злости. Он снова уткнулся в буквы, а я опрокинула кофе.
– Мне скучно! – прокомментировала я свой поступок. – Развлеки меня. Ведь для этого тебя нанял мой муж? Чтобы я не скучала? Ничего не ответив, маска застыла, внимательно рассматривая меня.
– Ты и спишь в этой маске? – с вызовом произнесла я. – она, наверное, приросла. Хотя вряд ли! Между ней и кожей наверняка есть прослойка лицемерия, которое не дает вам соединиться и стать единым целым!
– Что с тобой? Я тебя чем-то обидел? Дурной сон? Не та нога во время подъема с кровати?
– Скука! Я же сказала!
Я начала анализировать, не переборщила ли я с агрессией. Мне казалось, что все в меру, и я продолжила экзекуцию:
– Ты напоминаешь художника-педераста.
– Разве?
– Твой костюм!
– Ты считаешь, что так одеваются мастера кисти нетрадиционной ориентации?
– Я считаю, что его носят ненормальные люди! Хочешь знать какой цвет сейчас вокруг тебя?
– Не уверен, что готов к грубости, но вижу, что стоит дать тебе выплеснуться.
Его учительский тон еще больше раззадоривал меня.
– Фекальный! И запах соответствует. От твоей жизни пахнет дерьмом!
– Как и от твоей, – спокойно дополнил он и ушел, оставив меня в одиночестве. Вдруг я почувствовала угрызения совести. Мне стало очень стыдно за мои нападки. Где теперь его искать?
Квартира оказалось намного больше, чем я себе представляла. Некоторые комнаты не были благоустроены, в них даже отсутствовал свет. Я увидела лестницу, ведущую наверх, и медленно направилась к ней. Интуиция мне подсказывала, что именно там обитает человек-загадка, укрывающий свое лицо от моего взора. Оказавшись перед дверью, я тихонько толкнула ее, та завизжала так, будто я причинила ей боль. Я замерла, прислушиваясь, к звукам, но было тихо – ни единого шороха. Посреди комнаты стояла огромная кровать, заправленная красивым шелковым бельем. Окно было плотно завешано тяжелыми шторами. Вдоль периметра висели светильники, похожие на лампадки, они создавали приятную атмосферу, словно я попала в другое измерение или в волшебную сказку.
– Я надеюсь, ты здесь, чтобы извиниться? – его вопрос заставил меня подпрыгнуть. Я увидела еще две двери. Одна из них вела в ванную, совмещенную с туалетом, а вторая была, по-видимому, вроде шкафа.
– Ты напугал меня! – произнесла я недовольно. – Извини. Не знаю, что на меня нашло, но ты с этой газетой в руках… невыносимо.
Он принял извинения и предложил, чтобы я располагалась на кровати. Я настороженно посмотрела на него – взгляд был чист, без тени коварства и похоти. Я уселась на его спальное место, сложив руки на колени, как воспитанник детского сада, наказанный за мелкое хулиганство.
– Ты должна снять эту тряпку и лечь красиво. Понимаешь меня? – произнес он спокойно и исчез в проеме двери, ведущей не на лестницу и не в туалет. Я попыталась обустроиться на его ложе. Как я пойму, что не раскорячена, словно неуклюжая курица, а действительно выгляжу изящно?! Подобного опыта у меня не было, никто никогда не просил меня лечь красиво! Я пыталась приноровиться к новому месту несколько минут, не заметив, что художник уже вернулся с мольбертом и выбирает «угол зрения».
– Так ты все-таки художник? – уточнила я.
– Ага, – произнес он. Правда, гетеросексуал. Надеюсь, я не разочаровал тебя?
Я смущенно опустила глаза и спросила, могу ли взять подушки, чтобы устроиться поудобнее. Он не возражал. Я скользнула по шелку, чувствуя ласку дорого белья и капризно подумала, что это несправедливо: я сплю на обычной бязи в мелкий цветочек. Такие комплекты годами хранятся в пропахших лавандой старушечьих комодах и если уж услуги этого извращенца оплачены, можно было бы выделить приличные простынь и пододеяльник.
– Не надо морщиться! – скомандовала маска. – Не думай ни о чем неприятном. Представь что-нибудь…
– Оранжевое? – глупо хихикнула я, как прыщавый подросток, услышавший на уроке биологии информацию про пестики и тычинки.
Пытаясь представить, как он выглядит, сопоставляя его тело, голос, манеру поведения я пришла к выводу, что он должен быть красавцем. Маска – защита. Он мне не доверяет. Ведь если я выберусь отсюда, могу направиться прямиком в полицию и заявить, что меня похитили. А каким образом описать преступника, лицо которого всегда было скрыто? Я представила, как самозабвенно делюсь с полицейским своими наблюдениями, составляя фоторобот похитителя: у него прекрасное подтянутое тело, торс его немного рельефный – в меру, не жилистый, как у фаната тренажерного зала, похожего на старинную стиральную доску. Я все время боролась с желанием дотронуться до него… Я чуть покусывала губы, думая о том, как руки, колдующие над холстом, совершают путешествие по моему телу. Прилив в промежности говорил о том, что не мешало бы разрядиться. Соски так вздыбились, что я ощущала в них легкое покалывание.
– Тебя возбуждают рисовальщики? – улыбался он сквозь маску. Вдруг я заметила, что он тоже возбужден, в районе паха появился внушительный бугорок. Я слегка раздвинула ноги и инстинктивно подала бедра вперед.
– Я нравлюсь тебе? – спросил мой голос, осмелев. Во мне проснулась похотливая незнакомка, желающая заманить в свою постель трудягу-художника.
– А разве незаметно? – нотки иронии тонули в бархате его голоса, который стал чуть ниже и с легкой хрипотцой от возбуждения. Эта вибрация тревожила мой слух, заставляя желать ее источник еще больше.
– Какой цвет?
Кисть в его руке замерла, рассматривая меня, он с любопытством наклонил голову. Он предложил угадать, каких оттенков его страсть.
– Я думаю… она цвета золота! – произнесла я, растягивая слова и чуть выгибаясь. Я продолжала дразнить его, чуть раскачивая бедра и представляя, что ощущаю его горячее дыхание на своей коже.
– Продолжай, – произнес он, приближаясь к кровати.
– Золотая страсть – любование… на пьедестале то, что запретно и доступно одновременно.
Ее блеск завораживает и хочется ощутить, вкусить, насладиться ею…
Я чувствовала себя властной повелительницей, готовой сексуально поработить старательного художника. Я вытянулась на кровати, глядя на него снизу и ожидая, что он запрыгнет на меня, словно могучий лев.
– Ты хочешь меня? – почти простонала я.
Маска кивнула.
– Тогда… займись со мной любовью!
– С удовольствием. Но не сегодня.
Я резко привстала на локтях и непонимающе уставилась на него. Золото осыпалось, явив моему взору голубоватую плесень разочарования с удручающим запахом слишком изысканного сыра, любовь к которому мне никогда не была понятна. Я ждала объяснений, готовясь при этом включить свое недовольство на полную громкость – закатить скандал. Забавно, но с Феликсом я никогда себя так не вела. Да и не было между нами подобного напряжения! Бумагомарака вытащил чистую кисть, которая была у него за ухом, и провел ей по моей промежности. Продолжая смотреть в прорези маски, я издала легкий стон, но вдруг увидела, что кончик кисти стал красного цвета. Я резко вскочила и увидела под собой небольшое пятнышко. Месячные! Я совсем про них забыла! Мои краски сгустились до черных – гнев, стыд, обида – все ощущения смешались на палитре души.
– Я могу застирать простыни, – произнесла я, густо покраснев и плотно сдвинув ноги. Развратница, словно джин, на время вырвавшийся на свободу, снова была заточена в непроницаемый сосуд. Возможность снова почувствовать вкус истиной страсти появится не раньше чем через пять дней.
Человек в маске без подтруниваний заверил, что необходимости в услугах прачки нет, и беспокоиться не о чем.
Я все равно злилась. Это было очень унизительно. Я вспомнила один ужасный случай из девственно-бурной молодости. Мы были в баре с дружной парочкой, прозвавшей себя Лелек и Болек. Мои не в меру раскрепощенные подружки изрядно напились. Одна из них вскарабкалась на стойку бара и начала танцевать, изгибаясь и привлекая внимание самцов, которых там было в изобилии. Сначала ей улюлюкали, но потом освистали. Я была в туалете и когда вернулась, увидела жалкое зрелище – окровавленные трусы, виднеющиеся из-под задравшейся коротенькой юбки ничего не понимающей подруги и омерзительные выкрики в ее адрес. Мы бежали из этого бара, словно Золушки, боящиеся превратиться в тыкву. В такси она рыдала и грозилась покончить с собой, мы еле ее успокоили. Наутро ее почти трезвая голова, оценила ситуацию, как очень забавную.
– Надо таскать с собой не только презики, но и тампоны, – заметила она деловито.
Ванна стояла посередине, но была чуть побольше, чем та, что этажом ниже. Я увидела свои трусы, бережно лежащие на табуретке, с которых ласково улыбался миловидный котенок.
– Либо я слишком предсказуема, либо ты регулярно скрашивал свой досуг, используя этот кусок ткани, – произнесла я тихо, после чего обратилась к моему внимательному экзекутору, прокричав: – Надеюсь, ты не лапал мою киску?!
Мне было все равно поймет ли он, что я имею в виду забавную мультяшку на моем нижнем белье, а не свой кровоточащий детородный орган. Ванна наполнилась водой весьма быстро, что меня очень порадовало. Маленькая техническая неполадка немного выбила меня из колеи и заставила понервничать. Я залезла в воду и поспешила расслабиться, отгоняя мысли об испачканной шелковой ткани… Он стоял возле ванны голый. Его скульптурно-изящный половой орган стрелой стремился ввысь. Через мгновение крепкое тело мучителя оказалось в ванной, которая каким-то чудесным образом расширилась, став просторной. Он без маски – наконец-то! Но от пара я не могу разглядеть черты его лица. Внешность напоминает кого-то из звезд – сборная «солянка» из разных элементов и в результате красавец-мутант, в чертах которого самые потрясающие мужчины кинематографа. Его жадный рот впивается в мои соски, он слегка их покусывает, а затем я чувствую, как его язык исследует то одну, то другую грудь. Нетерпеливо он раздвигает мои ноги и входит в меня немного грубо. Толчки… один, другой, третий… Это звериное совокупление мне нравится, голова кружится от экстаза.
– Еще… еще, – шепчу я, задыхаясь от страсти.
– Еще воды добавить? – произнес насмешливый голос. Я резко открыла глаза. Художник-извращенец стоял рядом, любуясь, как я тискаю свое тело. В руках он держал пачку тампонов и полотенце. Оставив этот набор на табуретке, где с трусов улыбался котенок, герой моих эротически фантазий вышел, оставив меня наедине с моими кровавыми мыслями. Настроение было в агрессивно-красных тонах, вызывающих раздражение и агрессию.
День был загублен, а живот начал ныть. Мне было не до веселья. Чтобы меня поддержать, мой тюремщик включил приятную спокойную музыку и предложил не прозябать в келье, а отдыхать на диване, где я совсем недавно познала радость мастурбации под чутким наблюдением безликой маски. Он сидел напротив в кресле, и мы мило болтали о различных глупостях.
– И все же… как человек, истекающий кровью, я требую, чтобы ты ответил на вопрос – зачем маска?
Судя по его округлившимся глазам, он не ожидал этого вопроса, поэтому некоторое время смотрел на меня и неосознанно дотронулся до лица, будто желая проверить, на месте ли эта чертова заслонка.
– Ты не доверяешь мне? – спросила я с интересом.
– Дело не в доверии… Так лучше, поверь мне!
Я вздохнула, придав выражению лица весьма скорбный вид. На предложение выпить чаю с мятой отреагировала очень позитивно. Когда он поднялся с кресла, я заметила эрекцию и насмешливо произнесла:
– Ты всегда в приподнятом настроении?
– Я всегда возбужден в присутствии тебя, – произнес он, и я почему-то смутилась.
– Помнится, ты говорил, что я тебя не привлекаю…
– Не моющаяся несколько дней и с ароматом пропойцы – нет.
Он вышел, а я радостно потянулась, словно кошка, пригревшаяся на солнышке. Я чувствовала в себе перемены, словно с меня отваливался кусочками панцирь, в котором я пряталась много лет. Все же мое преображение шло не так стремительно, как хотелось бы. За такое серьезное отставание по секс-программе я винила своего учителя-профана, которому не удалось пробудить меня, как женщину. Наоборот, Феликс все сделал, чтобы заточить ее в сырую темницу, лишая возможности получать наслаждение в постели и за ее пределами. Так бывает в школах: из-за некомпетентности или занудности преподавателя предмет начинает вызывать отвращение. К примеру, будучи ученицей, я обожала литературу, которую преподавала очень интересная дама, она часто делала лирические отступления от основной программы и рассказывала нам много всяких «интересностей». А вот ее коллега – геометричка была сущей ведьмой и с ненавистью относилась не только к нам, но и ко всему миру, нехотя рассказывая о катетах и гипотенузах. Она отравила желание изучать этот предмет и все его пытались пережить, проклиная уроки, стоящие в расписании. «Пятерок» в нашем классе не было ни у кого, и все мечтали засунуть учебники по геометрии в какое-нибудь укромное место, например – ее необъятный зад. Тогда еще об анальном сексе никто не помышлял, и естественно смысл пожелания был переносным.
Наверное, мой муж был неубедительным в нашей интимной жизни, как геометричка. Для меня сношения с ним были супружеским долгом, исполнив который, я ощущала себя почти героем. Моя ограниченность сказывалась, я понимала. Из самых любопытных подробностей сексуального расцвета я вспоминала только один эпизод, никак не связанный с Феликсом: однажды я проснулась абсолютно голая в постели с развратницами Леликом и Болеком. Как уверяли подруги, ночь была жаркой, но я ни черта не помнила. А если не помнила – значит, ничего и не было. А раз не было, то и стыдиться нечего. А коль стыдиться нечего, выходит, будущему супругу об этом знать не обязательно. Так решила я и умолчала, когда мой жених, заглянув в мои широко распахнутые глаза, с боязнью спросил:
– Катенька, если что-то такое в твоей жизни, о чем я непременно должен узнать?
– Я блевала во время выпускного! – созналась я, чем порадовала человека, решившего жениться на совершенной девушке. – Теперь я несу за тебя ответственность, и ты у меня в рот не возьмешь!
Он тогда пригрозил шуточно. Про «невзятие» в рот, конечно, он имел в виду спиртное. Своего маленького трудоголика он как-то раз пытался втиснуть между моих челюстей, выбрав при этом момент, пока я спала. Спросонок от неожиданности я чуть не откусила его хозяйство. Таким испуганным я его не видела никогда.
– Я чуть задержусь, надо что-то сделать с эрекцией! – донесся голос моего надзирателя уже из коридора.
– Мог бы обратиться за помощью, – недовольно прокряхтела я, проклиная ежемесячный красный круговорот в жизни женщины.
