Текст книги "Соблазнить врага"

Автор книги: Эмма Дарси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава десятая

Аннабель снова взглянула на часы. Шесть часов десять минут. Через пять минут она должна встретиться с Дэниелом Вулфом возле его домика. Она сделала глубокий вдох, успокаивая трепещущие нервы, и посмеялась сама над собой. Можно подумать, она – девочка-подросток, которая собирается на первое в жизни свидание, никак не может решить, что ей надеть, перебирает бижутерию, десять раз проверяет макияж и без конца смотрит на часы.

Чисто женская глупость. Дэниел Вулф не будет судить о ней по ее наружности. В конце концов, поцеловал же он ее сегодня утром, когда она наверняка выглядела ужасно. Но что-то в ней самой – тщеславие? потаенное желание создать иллюзию романтики? – требовало выглядеть в этот вечер как можно лучше. Может быть, всем женщинам хочется приятной прелюдии, прежде чем броситься очертя голову в секс?

Во всяком случае, принятое решение уже не так мучило ее. Пока они завтракали в Длинном доме, зловещее чувство, преследовавшее ее в лесу, рассеялось. Дэниел вел себя как самый очаровательный компаньон, словно они действительно приехали сюда отдыхать и интересовались только одним – какие из здешних развлечений могут доставить им наибольшее удовольствие.

Естественно, разговор зашел о том, как они обычно проводят свободное время. Они обсудили свои вкусы в литературе и в музыке, упомянули и о других своих интересах. В общем, обычная беседа двух людей, которым хочется побольше узнать друг о друге и которые с радостью обнаруживают, что очень многие вещи одинаково нравятся обоим.

Но лучше всего было необыкновенное, захватывающее ощущение связи между ними – не только физической, но и духовной. Для Аннабель это была такая редкость, что она просто упивалась волнующими переживаниями, предвкушая завершение вечера с Дэниелом Вулфом.

Стать любовниками.

Хотя с этим не обязательно спешить. Аннабель была уверена, что Дэниел будет ждать, пока она сама этого не захочет. Когда она объявила, что валится с ног и намерена часок отлежаться в своем домике, он не стал возражать и давить на нее, а предложил пойти заказать билеты на заинтересовавшие их развлечения, показав тем самым, что учитывает ее интересы и с уважением относится к ее жизненному пространству.

Ей не о чем беспокоиться: никакие угрозы не висят у нее над головой, никакие конфликты не допекают ее. Они с Дэниелом хотят быть вместе, а весь остальной мир может несколько дней сам позаботиться о себе. Как чудесно, замечательно, головокружительно думать только о себе и о нем.

Шесть пятнадцать.

Ее сердце сильно колотилось, когда она закрывала за собой дверь своего домика. Дэниел уже вышел на порог и ждал ее. Он выглядел свежим, бодрым и мужественным, белая полотняная рубашка и темно-синие брюки подчеркивали его атлетическую фигуру. Он немедленно устремил взгляд на Аннабель и не сводил с нее глаз, пока она шла к нему.

Аннабель вдруг перестала беспокоиться, не слишком ли она расфуфырилась. Было ужасно приятно, что она произвела на него впечатление. К тому же она всегда любила этот наряд. Комплект был смелый и очень красивый: шелковые брюки живого, сочного фиолетового цвета и развевающаяся блуза с роскошным узором из красных, пурпурных, густо-коричневых и золотистых пятен. Бронзовое ожерелье и серьги в ацтекском стиле усиливали эффект экзотики, а довершала впечатление буйная грива темно-рыжих волос.

– В жизни не видел более живописной женщины! – объявил Дэниел.

Аннабель со смехом повернулась перед ним.

– Ну, раз мы отправляемся на Дегустацию Экзотических Фруктов в баре «Под крышей», я решила одеться соответствующе.

Он покачал головой в знак того, что потрясен ее ослепительным нарядом.

– Вы легко могли бы стать звездой среди манекенщиц. С вашим ростом и этими великолепными волосами…

– Я в детстве достаточно позировала, – сухо сообщила она. – И очень рано поняла, что не хочу посвящать этому занятию всю оставшуюся жизнь. – Она кокетливо взглянула на него: – Вы что-нибудь имеете против манекенщиц?

Он рассмеялся:

– Нет, я в восторге от каждой грани вашей личности. И все их я надеюсь изучить как можно глубже.

Ее пронзила дрожь. Конечно, сексуальное желание присутствовало, волнуя ее своими обещаниями, но на какое-то мгновение послышалось эхо его прежней угрозы снять все покровы. Действительно ли он отказался от своего расследования? Похоже, у нее уже развивается невроз на этой почве.

Его взгляд, казалось, осыпал ее дождем серебряных искр, и он шагнул к ней, приглашая соединить с ним руки, пока они будут спускаться с холма. Это был всего лишь дружеский жест, но, подчинившись, она немедленно ощутила, какая мощь заключена даже в таком элементарном физическом контакте с ним.

В мозгу стучало: «Опасность!»

Все ее инстинкты взбунтовались против необходимости обороняться. Ей страстно хотелось забыть обо всем, смело пойти навстречу тому, что будет, испытать все, что делает этого мужчину таким особенным.

Он ловко переплел их пальцы, собственнически сжав ее руку, в то время как его большой палец исследовал на ощупь ее кожу вкрадчивыми, чувственными круговыми движениями. Аннабель сосредоточенно прислушивалась к его прикосновениям, отдававшимся во всем теле, к расходящемуся от них теплу, к непонятному удовольствию от этого странного ощущения уюта и безопасности просто оттого, что они держатся за руки.

– Какого рода позированием вы занимались? – спросил он, когда они вместе пошли по тропинке.

– Да практически любого, – легким тоном ответила она.

Позирование осталось в прошлом и не имело больше никакого отношения к ее жизни. Сейчас все мысли Аннабель были заняты настоящим. Она думала о том, что пальцы у него гладкие и гибкие и очень сильные, и что лак на ее ногтях выглядит таким ярким на фоне его темного загара, и что ощущение начала необыкновенного путешествия становится еще восхитительнее оттого, что ее рука лежит в его руке.

– Любого? В детстве? – удивился Дэниел.

У него действительно гипнотический взгляд.

– Мы начали еще с пеленок, – заверила она его с шутливой торжественностью, – а в подростковом возрасте перешли на подиум.

– То есть вы с сестрой?

Вполне естественный вопрос. Незачем шарахаться от него. Иззи – неотъемлемая часть ее жизни. Глупо видеть опасность в каждом упоминании о ней.

Аннабель улыбнулась, отгоняя мрачные мысли, и небрежно ответила:

– Ну конечно. Мы были страшно популярны. Агентства обожали нас. Мы были отличной приманкой.

– Вам все это было противно?

Он угадал так быстро и так верно, что ей нехотя пришлось согласиться:

– Мы как будто все время делали только то, что от нас хотели другие. У нас совсем не оставалось времени быть самими собой. Узнать, какие же мы на самом деле.

Иззи так и не узнала, какая она. Она была отражением Аннабель, отражением их матери и отца, своего мужа, может быть, даже Барри Вулфа. Дэниел прав: она как воск. Вечно подчиняется внешним воздействиям, вместо того чтобы взять и занять собственную позицию. Изменится ли она когда-нибудь?

– Вот откуда ваша потребность в жизненном пространстве, – негромко проговорил Дэниел.

Его слова отозвались в душе Аннабель острой болью. Никогда она не сможет до конца освободиться от Иззи. Ее до сих пор преследует растерянный возглас сестры:

– Что же мне делать, Анна? Без тебя я им не буду нужна.

– Найди что-нибудь для себя, Иззи. Что-нибудь, что будет тебе по душе.

– Мне по душе то, что мы делаем сейчас.

– А мне – нет. Неразрешимая дилемма.

Там, где одна из сестер чувствовала себя хорошо, другая задыхалась.

– Ваша сестра была согласна с вами? – спросил Дэниел, вновь проявляя сверхъестественную способность угадывать ее мысли.

– Ситуация была сложная, – уклончиво ответила Аннабель, не решившись прямо признать мучительный разлад между ними. – Родители так гордились нами. Наш дом и сейчас похож на музей фотографии.

– Родители очень настаивали, чтобы вы продолжали это занятие?

– Да нет, не очень. – Она попыталась объяснить, что чувствовала себя пойманной в ловушку оттого, что за них сделали выбор, когда они сами еще не в состоянии были его сделать. – Мы занимались этим с младенчества, и родительское одобрение было очень важно для нас. Иззи не могла понять, почему я хочу заняться чем-то другим.

– И вы продолжали ради нее.

– В основном. Хотя и мама тоже влияла на меня. Для меня было огромным облегчением, что папа принял мою сторону, когда я наконец решилась уйти. Я чувствовала себя такой эгоисткой.

– Быть эгоистом и быть верным себе – не одно и то же, Аннабель, – тихо сказал Дэниел.

Она ответила ему улыбкой удовольствия и облегчения. Он понял ее. Понимание и сочувствие в его глазах были как бальзам, исцеляющий ее чувство вины. Повинуясь порыву, она сказала еще более откровенно:

– Не так это просто, Дэниел. Особенно когда вы – двойняшки. Трудно отделить себя от другого.

Он кивнул. Его пальцы стиснули ее руку, словно утверждая, что для него она – единственная.

– По-моему, ваша мать во многом виновата. Она придавала сумме больше значения, чем слагаемым. Вам, вероятно, потребовалось большое мужество, чтобы заставить признать в вас самостоятельную, полноценную личность?

Она горько рассмеялась:

– Да разве я могу считать себя полноценной личностью?

– Можете, и даже очень, – заверил он, подтверждая пылким взглядом ее уникальность.

Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Не буду сегодня больше думать про Иззи, решила она. Это все – для меня. Только для меня. Еще целых пять дней, шесть ночей до возвращения в Сидней. С Дэниелом они могут стать волшебными. Даже недолгое волшебство лучше, чем совсем никакого.

Удивительно, насколько настроение сегодняшнего вечера было не похоже на вчерашнее. Так много изменилось за один день! Изменилось ли? Нет, она не позволит сомнениям поднять голову. Она будет парить в свободном полете. Хотя бы недолго. Она ведь заслужила это «недолго»?

В лесу перекликались птицы, их трели звучали особенно ясно на фоне чудесной вечерней тишины. Воздух такой пьянящий, словно глоток шампанского. Рядом с нею – совсем особенный мужчина, он держит ее за руку, обещая ей такое единение, какого она никогда не знала. Все вокруг пронизано волшебством, словно какой-то нежный трепет проходит по ее телу утонченной лаской.

Здание Длинного дома было прелестно. Построенное в полинезийском стиле, оно не было открыто всем ветрам, как подобные строения, виденные Аннабель на тропических островах, но огромные окна во всю стену давали такой же эффект. Сияя, она вошла, обводя взглядом восхищавшие ее детали интерьера.

Она любовалась высоким потолком с массивными стропилами и балками, опиравшимися на целые резные древесные стволы. Дощатый пол, плетеные стулья и деревянные столы – все служило одной цели: чтобы посетители чувствовали, что находятся среди дикой природы. Декоративный бассейн, вокруг которого были расставлены столики, предлагал очарованным зрителям фантастическое разнообразие тропических рыб.

Все здесь навевало настроение возврата к простоте. Это впечатляло, а сегодня вечером особенно. Аннабель казалось, что все сложности жизни отлетели от нее, пока она поднималась впереди Дэниела по лестнице, ведущей в бар «Под крышей». Она отчетливо понимала – или ей просто хотелось в это верить? – что все должно быть очень просто, когда мужчина и женщина потянулись друг к другу, подчиняясь какой-то природной, естественной силе, и ничто не стоит между ними.

Один из служащих пансионата встретил их и вручил бокалы с шампанским. Несколько посетителей уже собрались возле бара, желая начать вечер в веселой компании. Ни Аннабель, ни Дэниел не стремились к обществу. Не сговариваясь, они поспешили отойти в сторонку и забрались в угловую нишу, где большие пухлые подушки, брошенные на плетеные сиденья, создавали атмосферу чувственности и уюта. Они опустились на эти подушки и улыбнулись друг другу, радуясь, что успели занять уютный уголок подальше от всех.

Дэниел поднял свой бокал и предложил тост.

– За незабываемый вечер, – промурлыкал он, выразительным взглядом давая понять, что этот вечер стал незабываемым благодаря ей.

Аннабель казалось, что шампанское играет в ее крови, хотя она еще не успела пригубить свой бокал. Божественное безумие, подумала она, пытаясь понять, в чем притягательность этого человека. Невозможно быть более привлекательным физически, но это только внешняя сторона. Ее же околдовала его внутренняя сила, слишком властная и слишком захватывающая, чтобы отмахнуться от нее.

Опасность! – шептал разум.

Такой мужчина – один на миллион, упорствовали инстинкты, ради него стоит рискнуть.

– А какое детство было у вас, Дэниел? – спросила она, желая узнать, что сформировало его таким, каким он стал.

– Нацеленное на достижения, – нерадостно ответил он. – Мой отец – банкир, занятый только своей работой, мать – учительница музыки, ее божество – стремление к совершенству. Ad infinitum.[2]2
  До бесконечности (лат.).


[Закрыть]

Он продекламировал, закатив глаза:

– «Хороший, лучший, лучше всех – без устали трудись; когда придет к тебе успех, ты к лучшему стремись».

Аннабель покачала головой, изумляясь такому жесткому, несгибаемому стилю воспитания, хотя именно это и могло объяснить, каким образом Дэниелу удалось достичь вершин в своей профессии еще в сравнительно молодом возрасте.

– Значит, от вас тоже ждали успехов, – проговорила она.

Он пожал плечами:

– Мне нравились трудные задачи, так что это меня не особенно огорчало. Но я не могу согласиться с тем, чтобы ребенка лишали родительской благосклонности, если он не оправдывает ожиданий.

Аннабель тоже не могла с этим согласиться. Она нахмурилась:

– Вы хотите сказать, что любовь отмеряли вам в зависимости от ваших успехов?

– Ее приходилось завоевывать.

Взгляд Аннабель на мгновение затуманился. Она почувствовала, что он смотрит внутрь себя, в холодную пустоту, которая жаждала любви, дающейся в дар. Которую не надо зарабатывать, или завоевывать, или добывать в состязании. Его губы иронически изогнулись, а в глазах вспыхнуло скептическое выражение насмешки над собой. Аннабель интуитивно поняла, что, страстно тоскуя по любви, к которой не приделан ценник, он уже не верит в ее возможность.

Даже с нею.

Если вам нужна я, откажитесь от вашего брата.

Снова ее мучило ощущение утраты чего-то драгоценного. Ей хотелось как-то возместить ему это. Но она не могла. Единственное, что она могла сделать, – это перестать отгораживаться от него. И то лишь в известных пределах.

Разрываемая противоречивыми чувствами, Аннабель ухватилась за настоящее. Она наклонилась к нему с откровенно призывной улыбкой:

– Не будем копаться в прошлом. У нас есть сегодняшний день, Дэниел. Мы можем постараться сделать его как можно лучше, правда?

– Хорошим, лучшим, лучше всех? – поддразнил он.

– Почему бы нет?

– Я и собирался трудиться без устали, Аннабель.

Она услышала, увидела, ощутила его неумолимую целеустремленность. Все в ней панически сжалось. Но он улыбнулся, и страх растаял. Он имел в виду любовную связь, а не историю с Барри.

Его взгляд ясно сказал это.

На нее обрушился жар его решимости, воспламеняя новым желанием прожить эту ночь как можно полнее, вкушая все оттенки наслаждения, упиваясь каждым мигом.

Словно для того, чтобы еще больше обострить их чувства, официант поднес им тарелки с образцами фруктов для дегустации. Следуя рекомендациям дружелюбного экскурсовода, они начали с дуриана и мангостана, которые обычно считаются царем и царицей тропических фруктов.

Дэниел объявил, что дуриан своим ароматом превосходит все прочие фрукты, но Аннабель нашла его слишком пряным и экзотическим. Ей гораздо больше понравился кисло-сладкий ломтик мангостана, чья мякоть восхитительно таяла во рту.

Каждый наслаждался, глядя, как на лице другого отражаются новые вкусовые впечатления. Аннабель сделала гримасу, отведав чересчур сладкой, коричневой, сахаристой мякоти саподиллы. Дэниел возвел глаза к небу в восторге от сливочной нежности роллинии. Оба они с приятным удивлением обнаружили, что у рамбутана оказался превосходный вкус, несмотря на его странную мохнатую красную кожуру.

Было очень весело. Большинство этих фантастических фруктов были родом из Центральной Америки или Юго-Восточной Азии, а теперь их выращивали в тропическом климате северного Квинсленда, но Аннабель никогда о них не слыхала и тем более не пробовала ни маммея, ни плодов мармеладного дерева, ни бобов инга, ни того фрукта из рода цитрусовых, который на вкус был в точности как лимонад, только без пузырьков.

Им было не просто весело. Под верхним слоем легких упражнений в дегустации пробуждались и требовали выхода совсем иные чувства.

Аннабель казалось, что они с Дэниелом перенеслись на какую-то другую планету. Эта новая, экзотическая еда была словно инициация, эпикурейское приключение, которое искушало вкусовыми наслаждениями и обещало иные блаженства в награду тем, кто отважится пуститься в путь, чтобы вкусить все возможные чувственные удовольствия, вместе открывая их и разделяя друг с другом.

То, что они одновременно ощущали один и тот же вкус, пряный или нежно-кремовый, делало это разделенное удовольствие еще интимнее, еще эротичнее, усиливало предчувствие соприкосновения их губ в глубоком, нежном поцелуе, узнавания друг друга на ощупь и на вкус.

Хороший, лучший, лучше всех.

Здесь не было принуждения, только жадно пульсирующая потребность, непобедимое желание узнать, насколько истинным все может быть между ними, каких высот они могут достичь. Предощущение броска вниз головой в омут волновало, толкало на безрассудства, но Аннабель было уже все равно. Это должно случиться. Она хочет этого.

Глава одиннадцатая

– Что теперь, Аннабель?

В его устах ее имя сделалось лаской, словно перышком провели по спине. Взгляд его мерцал из-под ресниц, будто чистое серебро, пронзая ее раскаленным желанием. Его тихие слова положили конец молчанию, заряженному предчувствием продолжения… следующего шага…

Они сидели за столиком возле бассейна, тем же самым, который занимали накануне. Дегустация фруктов в баре «Под крышей» закончилась в половине девятого. После этого они заказали легкий ужин: рыбу, мороженое, кофе – и запили все это бокалом хорошего портвейна.

Аннабель наблюдала, как Дэниел прихлебывает вино из своего бокала, изучала твердые очертания его губ, вспоминая их прикосновение к своим губам, мечтая снова испытать это умопомрачительное ощущение. В его глазах, в его словах пылала такая испепеляющая страсть, что пульс у нее пустился вскачь.

– А чем бы вам теперь хотелось заняться? – спросила она, с удовольствием поддерживая его игру.

Он иронически скривил губы.

– Сейчас ваш ход. Я никогда не скрывал, чем мне хотелось бы заняться с вами.

Объявив таким образом, не без легкой насмешки, что намерен дожидаться ее указаний, он разом развеял романтическую дымку, в которую Аннабель позволила себе погрузиться. Зачем же так грубо? Почему нельзя просто плыть по течению, не нарушая соблазнительной атмосферы этого вечера, не думая о том, куда это их приведет? Было как-то неприятно определять словами то, что происходило между ними.

– Разве мои чувства для вас недостаточно ясны? – спросила она, не понимая, как он может оставаться в неведении относительно ее желаний. При его проницательности он не мог не догадаться о них по ее сегодняшнему поведению.

Он пожал плечами.

– Кто знает, быть может, вы просто пробуете на мне свои силы.

Аннабель немедленно отвергла такую мысль.

– Нет, – ответила она, глубоко обиженная тем, что он мог так подумать.

Но ведь она собиралась использовать его интерес к ней, чтобы отвлечь от Иззи! Она даже торговалась с ним, стараясь победить его страсть к истине. Она почувствовала угрызения совести. У Дэниела были все причины подозревать, что она просто завинчивает гайки, играет с ним, желая заставить его следовать за нею, куда она пожелает.

– Нет, – повторила она с чувством, в ее глазах светилось неподдельное желание, ясно говорившее, что он нужен ей только ради него самого.

Его глаза запылали ответным огнем. Он наклонился вперед и завладел ее рукой, поглаживая ее своими сильными пальцами, через которые, словно по обнаженному проводу, ей передавалась его внутренняя энергия.

– И никаких запретов. Я хочу быть с вами в абсолютной наготе, ничего не скрывая. Я хочу испить вашу страсть до самой последней капли, Аннабель Паркер.

Его низкий вибрирующий голос, подобно факелу, разжигал ее и без того воспламененные чувства. Каждый нерв, каждая клеточка ее тела пылали. Ее кожа стала такой чувствительной, что это почти причиняло боль, словно она была не в силах удержать рвущейся наружу огненной стихии.

Он легонько погладил большим пальцем ее нежную ладонь.

– Если вы хотите, чтобы я не переходил каких-то границ, скажите об этом сейчас, пока мы еще сидим за этим столом, – приказал он.

Словно стряхивая наваждение, она с трудом оторвалась от мысленной картины своего полного растворения в нем. Что она теряет? Что может выиграть?

– Вы требуете карт-бланш, Дэниел?

– После того как тебя назвали вором из-за одного поцелуя, не возникает большого желания снова навлечь на себя подобные обвинения.

Она уставилась на него, пораженная гордыней этого человека, ледяным самообладанием, позволявшим ему контролировать даже самую неукротимую страсть. Только не сегодня, сказала она себе, всем тяжко бьющимся сердцем стремясь растопить ледяную броню, в которую заковал его горький опыт. Сегодня ей хотелось освободить, выпустить на волю таящегося в нем первобытного охотника.

– Простите меня, – сказала она твердо. – Это было сказано под влиянием минуты и побочных соображений. Сейчас об этом не может быть и речи.

Он впился в нее взглядом, непреклонный в своей решимости узнать абсолютно точно, что у нее на уме и на сердце.

– Кроме того, вы просили меня не давить на вас.

– Зачем вы цепляетесь к словам, Дэниел? Боитесь рискнуть? – подзадорила она его. Для нее именно в неудержимости и заключалось волшебство.

– Я-то не боюсь, Аннабель.

От этого укола она сразу вспыхнула.

– А кто требует гарантий? – Она издевалась над его осторожностью. – Это вы желаете установить границы. Что касается страха, ничего не боятся только глупцы. Но с вами я готова рискнуть. Так что скажете, Дэниел?

Он усмехнулся, и его властный взгляд вспыхнул, словно призма, рассыпающая искры эмоций, в дикой пляске зовущие следовать за ним. Он выпустил ее руку и отодвинул стул.

– Отважной будь, прелестная девица, а осторожность пусть берет, кто хочет.

Она тут же вскочила на ноги, чтобы не отстать от него.

– По-моему, там говорится: «Хорошим будь, прелестное дитя, а умничанье пусть берет, кто хочет».

Он рассмеялся:

– Мой вариант мне нравится больше. Ваш домик или мой?

– Мой.

Он насмешливо приподнял бровь:

– Цепляетесь за свой самоконтроль, Аннабель?

– Может, хочу разнести ваш вдребезги, – парировала она.

– Поединок?

– Нет. – Она улыбнулась, с наслаждением бросая ему вызов его же собственными словами: – Путешествие в неизведанное.

– Ведите, – предложил он и неторопливым, преувеличенно галантным жестом предложил ей идти впереди него.

Назад, к природе, подумала она. Как это замечательно – любить его в маленьком домике, окруженном темным, тяжким плодородием тропического леса, который существует здесь многие тысячи лет, среди дикой природы, овеянной загадками развития и выживания, таящей опасность и красоту.

Конечно, не совсем как мужчина и женщина в саду Эдема, вкушающие от древа познания, но очень близко к этому, решила Анна-бель. Ее пронизывало ощущение запретного плода, бесповоротного шага в неизвестность ради исполнения глубинных желаний, о которых не хотелось думать. Сейчас ей хотелось только действовать.

Они поднялись вверх по склону, не касаясь друг друга, не разговаривая. Все уже было решено, их влекла неумолимая сила, в отсутствие слов и прикосновений возраставшая безмерно, связуя их духовным и эмоциональным единством, для которого ожидание физического воплощения становилось сладчайшей пыткой, возводящей предвкушение на высоту страстного нетерпения.

Ее домик.

Аннабель отомкнула дверь и вихрем влетела внутрь, оставив двери широко распахнутыми для Дэниела, идущего следом. Звук захлопнувшейся створки показался ей неестественно громким, но сейчас все звуки казались слишком громкими – щелчок выключателя, звон ключей, упавших на стеклянную поверхность плетеного столика, глухой стук ее сумочки, брошенной на диван, гулкие удары ее сердца.

Многоцветная блуза скользнула с ее плеч, и Аннабель на ходу накинула ее на спинку кресла, быстро, нервно прошла в угол домика, потянула раздвижные двери, складывая их гармошкой, впуская в комнату тропическую ночь с ее звуками и запахами, с ее тенями и звездами.

Верхний свет погас.

Она стремительно обернулась.

– Нам не нужны ухищрения цивилизации, верно? – спросил тихий, бесплотный голос в темноте.

– Да, – шепнула она.

– Не двигайся, стой так, на фоне неба.

Ей понравилась его фантазия – видеть ее очертания как реальную, но таинственную субстанцию, а не комплект отдельных деталей.

Глаза немного привыкли к темноте, и она различала бледное пятно его белой рубашки – вот оно поднялось и отлетело в сторону. Невероятно волнующе было слышать, как он раздевается: стук упавших ботинок, звук расстегиваемой «молнии», шорох ткани, снимаемой с тела. Она поспешила тоже избавиться от одежды.

Ощущение первобытной свободы охватило ее, пока она отбрасывала один предмет одежды за другим, воображая встречу его и ее наготы, взрыв неприкрытой сексуальности, древний, как время, ритуал соединения двух ночных созданий. Будет ли его грудь гладкой или косматой, как у волка, имя которого он носит? Будет ли его плоть тверда и горяча? Что прячет он под светским лоском?

Прохладный ночной воздух овеял ее обнаженную кожу, по которой побежали мурашки, в причудливом несоответствии с лихорадочным жаром, бушевавшим в крови. Она провела ладонями по своему телу в диком языческом возбуждении.

– Женщина, стоящая у края мира, – проговорил Дэниел. – Так ты себя чувствуешь, Аннабель?

На грани чего-то очень важного. Да, но она не хотела признаваться в этом.

– Нет, – сказала она. – Я стою на самой вершине мира. Хочешь ко мне?

Он засмеялся. Смеясь, пошел к ней через темное пространство, разделявшее их, возвышаясь над нею, словно великан, высокий, стройный, широкоплечий, агрессивный самец, заявляющий свои права на понравившуюся ему территорию. Он ответил на ее вопрос, обнажив зубы в улыбке:

– Сказать по правде, мне сейчас больше по нраву было бы оглушить тебя дубиной, перебросить через плечо и унести в свою пещеру.

Она тоже засмеялась, в восторге оттого, что и в нем заговорили те же первобытные инстинкты.

– Дубина меня не особенно привлекает, но вот насчет унести в пещеру… а сил у тебя хватит?

Она провела руками по его груди: гладкая кожа, туго обтягивающая крепкие мускулы. Оживший Тарзан, только Дэниел не похож на человека-обезьяну. Тем восхитительнее, что с нею он чувствует себя таким.

Схватив за талию, он поднял ее высоко в воздух, словно хвастался добычей, демонстрируя дикую, первобытную силу, с которой она не могла тягаться. Но, по-женски гибкая, она ловко обвила ногами его тело и, откинувшись назад, обеими руками растрепала густую, буйную гриву своих длинных волос, дразня его тем, что еще оставалось в ее власти.

– Ах ты, соблазнительница! – прорычал он, швырнув ее на постель, где мог встать над нею на колени, держа мертвой хваткой, и заглушить ее смех поцелуем, опустошающим и ошеломляющим неудержимой страстью.

Тело Аннабель сотрясалось от обрушившихся на нее ощущений. Она обхватила его за шею, выгибаясь дугой, дрожа от необузданной энергии, сметающей все преграды. Ее грудь чуть задела горячую гладкую кожу его груди и немедленно прижалась крепче, еще крепче, чтобы бешеный стук их сердец мог слиться и звучать в унисон. Просунув под нее руки, он прижат ее к себе, их губы соединились в неистовом единоборстве, какие-то стихийные силы вырвались на волю и сшибались в битве, наполняя их лихорадочным нетерпением взять друг от друга все, что только возможно.

Неожиданно он отпрянул от нее, разомкнув объятия, глаза его блестели в темноте, грудь вздымалась, он с трудом переводил дух. Анна-бель не возражала против этой передышки. Ей доставляло наслаждение смотреть на него, видеть, как темная жажда обладания исказила его черты, как вздулись у него на руках вены и сухожилия, пульсируя избытком жизненных сил, как он возвышается над нею во всем великолепии своей мужской мощи.

Он тоже любовался ею, упиваясь отражением своей собственной страсти в женском облике, мягкие линии ее тела обещали ему нежную податливость и все же не позволяли завладеть инициативой, все ее существо вздымалось в пламенном и непреклонном желании соединиться с ним.

– Да, – сказала она, понимая, что он пытается взять себя в руки, и намеренно не давая ему восстановить самообладание. Откровенно разжигая его, она приподняла бедра и принялась щекотать чувствительную кожу у него в паху.

Дэниел обезумел. Он вошел в нее так стремительно, что его глубокий и яростный напор взорвался внутри ее с вулканической силой, словно потоки огненной лавы переполнили ее тело, вызвав ответный взрыв. Она прижалась к нему, впиваясь в него ногтями, и припала к его рту, воспламеняя в нем все новые неудержимые порывы.

Их раскаленные тела сплетались, охваченные всепожирающим пламенем взаимного обладания, рвущимся за пределы физической сферы, вознося их ввысь и низвергая в глубины таинственной области духа, отмыкая запертые двери привычной сдержанности, заставляя дарить себя, как никогда раньше, в свободном падении друг в друга, соединяясь, смешиваясь в упоительном, стихийном единении душ, взмывая и паря, изнемогая в тисках мучительного восторга, устремляясь к невыносимому, блаженному последнему слиянию, в которое они вложили всю силу своей страсти.

Это было подобно взрыву, обращенному внутрь с такой сокрушительной мощью, что они оба рухнули на постель, не в состоянии пошевелиться. Постепенно из хаоса начали проступать чувства. То, что должно было свершиться, свершилось, но в самом утолении возникло что-то совершенно новое. Неизведанное стало известным и окружало их, внушая трепет своей огромностью.

Аннабель не могла бы сказать, как долго она лежала, словно покачиваясь на волнах, в каком-то ином мире, далеком от реальности, которую она знала до этой ночи. Она робко примеривалась к открывшимся ей очертаниям возможного, не решаясь охватить их целиком.

Потом Дэниел шевельнулся, просунул руку под ее шею, притянул ее поближе к себе, так что ее голова легла к нему на плечо, и это показалось ей правильным и естественным.

Им было хорошо вместе.