Текст книги "Песня малиновки"

Автор книги: Эмма Дарси

– Что вы скажете об этих двух жизнелюбах? – спросил он, кивнув в сторону Миранды и Тони, которые завели разговор с матерью. Питер молча сидел рядом и, с улыбкой превосходства и явно забавляясь, вслушивался в их беседу.

– Они производят впечатление людей, владеющих целым миром, – заметила Дженни, потом негромко добавила: – Но красивые люди и правда владеют миром, как вы считаете?

 
Эдвард Найт покачал головой.
 

– Красота приводит к некоторой самонадеянности, самоуверенности, что в свою очередь создает впечатление доступности жизненных целей. И именно потому, что таким людям многое действительно дается легко, они не стремятся ничем владеть.

– Как Роберт, – сказала Дженни.

 
В глазах хозяина дома застыло напряжение. ….
 

– Это вы точно подметили. – И после секундной паузы: – Роберт произвел на вас впечатление?

Из-за внезапного смущения Дженни не сразу смогла заговорить. Она поспешно отвела глаза от всевидящего взгляда мистера Найта.

–Думаю, это потому, что он так не похож на Тони. Я ожидала, что они похожи друг на друга, – наконец закончила она свою мысль.

– Да, они разные, – согласился Эдвард Найт. – То, что легко и без труда давалось Тони, Роберту пришлось добывать собственным горбом. И ему это удалось. Теперь он ставит первоклассные телевизионные шоу. Он на коне и очень популярен. Он не только умелый организатор, но и талантливый профессионал, добившийся значительных успехов. – Мистер Найт грустно улыбнулся. – К сожалению, все это относится только к его работе.

При последних словах Эдвард Найт тяжело вздохнул. Дженни разобрало любопытство. Она вопросительно посмотрела на него, но остереглась что-либо спросить, чтобы не выдать свой явный интерес.

Но всевидящие глаза поняли ее правильно. – Как у него с личной жизнью? Эта сторона его жизни, дорогая моя, сравнима с дикой, невозделанной пустыней, хотя, возможно, Роберт не согласится со мной. Беда большинства работников шоу-бизнеса в том, что они становятся рабами своей работы. Они жертвуют ради нее всем, и в результате происходит обесценивание человеческих отношений. Тот факт, что Роберт до сих пор живет дома, говорит сам за себя. Только здесь он обретает чувство постоянства. Меня огорчает, что он стал так циничен по отношению к людям, но, с другой стороны, мне, наверное, следует благодарить Бога, что он еще не утратил уважения к нашим семейным ценностям.

 
Он посмотрел на жену, и взгляд его потеплел.
 

– Ему бы найти хорошую женщину. Тогда он станет человечнее. Беда только в том, что, боюсь, он уже не способен разглядеть такую.

Сердце Дженни сжалось от разочарования. Слабая надежда, тлевшая в душе несмотря ни на что, оказалась тщетной. Если Роберт так циничен в отношении женщин, то вряд ли он обратит на нее внимание. Она вдруг увидела, что Эдвард Найт задумчиво рассматривает ее, и забеспокоилась. Догадался ли он о ее мыслях?

– Вы очень привязаны к Тони? Простите за прямой вопрос, но мы не видели Тони полгода, а он мой сын… наш сын, – добавил он сухо.

 
Дженни облегченно улыбнулась.
 

– Мистер Найт, я не знала, что я первая гостья, которую Тони пригласил к себе домой, но говорю вам как на духу: мы просто добрые друзья. Тони постарался, чтобы я не осталась одна на Рождество, потому что… ну, потому что…

– Анабелла рассказала мне о постигшем вас недавно горе, – тактично прервал ее Эдвард Найт —Вам, должно быть, очень одиноко. Простите.

– Сейчас уже легче. Тони мне сам Бог послал. Он всегда меня подбадривает, если я начинаю хандрить.

Эдвард Найт опять понимающе улыбнулся. – Это потому, что он не любит пасмурных лиц.

 
Дженни улыбнулась в ответ.
 

—Значит, он хочет, чтобы для него всегда светило солнце.

 
Отцу понравилось столь меткое замечание.
 

– Свет-то уж точно должен быть. А как иначе ему рисовать?

 
Они дружно рассмеялись, глядя на Тони.
 

– И что вы там про меня болтаете? – спросил тот, заметив их внимание к себе.

– А то, что я очень рад видеть тебя дома, – невозмутимо ответил отец. – Даже если для этого пришлось ждать до Рождества.

– Зато какой подарок получился, папа. Прямо бальзам на твое старое сердце. А лучший подарок для души, я думаю, это музыка. Я принесу гитару, Дженни?

– Тони, нет! – поспешно возразила она.

– Но разве Рождество бывает без рождественских гимнов, – начала настаивать Анабелла Найт, делая незаметные знаки сыну, который, впрочем, и без них уже умчался.

– В таком случае поют все, – заявила Дженни, испугавшись, что ей придется выступать перед этой талантливой семьей.

– Только без меня, – со смехом сказал Питер. – У меня голос ломается.

– Никаких отказов, – решительно возразила Дженни. – Для нас самое главное, чтобы было от души.

– Дженни права, Питер, – сказала Анабелла, – сегодня не может быть никаких возражений.

В конце концов они спели все вместе, предварительно угостившись рождественским пуншем, который Эдвард Найт приготовил с добавлением изрядной дозы алкоголя. И уже совсем поздно вечером Дженни уговорили спеть соло. Она чувствовала себя такой счастливой, что уже не волновалась за свой голос. Роберт еще не вернулся, а остальные готовы были наслаждаться ее пением, пусть и непрофессиональным.

Миранда попросила исполнить “Маленького барабанщика”, а Питер вызвался отбивать ритм на ударных. Не боясь быть услышанной истинным знатоком, Дженни пела, стараясь передать всю глубину своих чувств.

Стихли последние аккорды, в комнате воцарилась тишина. Дженни подняла глаза и увидела, как в комнату входит Роберт Найт. На мгновение их глаза встретились. Дженни показалось, что сердце ее сначала остановилось, а потом бешено забилось, словно пытаясь наверстать секунды бездействия.

– А, Роб, привет – обратился к нему Питер.

 
Тут заговорили все.
 

– Удачно прошла программа? – спросил отец.

– Нормально, – кивнул Роберт.

– А у нас своя программа, – похвасталась Миранда.

– Я уже слышал, когда вошел.

– Ну? – спросил Тони.

– Что, “ну”?

– Ну, ты же слышал, как Дженни пела.

 
Роберт с улыбкой повернулся к ней.
 

– У вас очень приятный голос, Дженни. Мне понравился последний куплет. Больше я ничего не слышал.

Не лез бы уж со своей похвалой, устало подумала Дженни. Роберт Найт пытается быть тактичным. Она знала, что ее голос не годится для эстрады, и не ждала от него восторгов, но в какой-то миг ей захотелось произвести на него впечатление.

– Тогда считай, ты ничего не слышал, – самоуверенно заявил Тони. – Спой еще, Дженни. Докажи ему.

– Тони, я думаю, твой брат за сегодня уже достаточно наслушался гимнов, – тоном, не терпящим возражений, ответила она.

– Не отказывайтесь, Дженни, – мягко попросила Анабелла. – Пусть Роберт тоже посмотрит. Иди, садись сюда, Роберт.

Она придвинула к себе стул и, пока ее сын усаживался, вновь обратила свой взор на Дженни. Девушка с трудом подавила в себе желание отказаться. Все-таки это было бы нелюбезно по отношению к хозяевам. Она заметила, как Роберт опустился на стул со страдальческим видом. Остатки упрямства подсказали ей гимн, который она в первый и последний раз исполнит перед этой аудиторией.

– Ну, вы меня совсем загнали в угол, миссис Найт. Тогда вы, наверное, не будете возражать, если я исполню одну из моих собственных вещей. Мой отец очень любил старинные австралийские баллады и даже меня назвал в честь героини одной из баллад Генри Лоусона “Пожар на ферме Россов”. Это довольно длинная песня, так что наберитесь терпения. Я пела ее для папы в прошлое Рождество и хочу, чтобы она прозвучала и сегодня.

Не дожидаясь ответа, она взяла первый аккорд и запела. Под струнами гитары ожила история многолетней вражды между скваттером (скваттер – скотовод, арендующий необработанные участки земли.) Блэком, чьи земли были незаконно отобраны, и фермером Россом, который занял их. Голос Дженни зазвучал еще нежнее, когда она рассказывала о любви между сыном Блэка и дочерью Росса. Сцена пожара в буше, который разгорелся как раз накануне Рождества и стал угрожать запасам пшеницы фермера, была полна высоких напряженных нот. Резкое стаккато подчеркнуло драматичность ситуации, когда Роберт Блэк просит своего отца оказать помощь соседям и получает решительный отказ.

И, казалось, гитара заплакала от печали и безысходности, повествуя о тщетных попытках Роберта и Росса остановить огонь. Волнующий момент приезда скваттера со своими помощниками, который смягчился и привел своих работников, чтобы предотвратить неминуемую гибель героев, был исполнен в быстром крещендо. Дженни торжественно и радостно спела последнюю строфу:

 
Когда ж пред ними отступил
Огня ревущий шквал,
Сомкнул ладони дружбы пыл,
И был день Рождества.
Стихли последние аккорды, наступила тишина. Волнение душило Дженни, и она не смела поднять глаза. С горечью вспомнила она, с каким удовольствием отец слушал эту песню. Она не видела, как Эдвард Найт обменялся взглядом со старшим сыном. Затянувшееся молчание прервал Питер,
 

– Ну Дженни! Это просто потрясающе! – оживленно заметил он.

– Спасибо, Питер, – ответила она, проглотив навернувшиеся слезы.

– Прекрасно, просто прекрасно, – выдохнул Тони. – Почему ты ни разу мне не спела ее, Дженни?

– Мне казалось, эта песня неинтересна другим, – негромко ответила она.

Роберт молчал. Она взглянула на него, желая угадать его мысли. Сначала ей показалось, что он вроде бы ошеломлен, но тут он слегка покачал головой, и ей стало ясно, что это полный провал. Надо быть дурой, чтобы мечтать о высокой оценке со стороны человека, привыкшего работать с профессиональными певцами. Она прекрасно знала свои возможности, и все же его молчание вдвойне обидело ее. Эта песня многое значила для нее, она вложила в нее всю себя. Но все оказалось напрасно.

– Спасибо, Дженни, – сердечно произнес Эдвард Найт. – Отец ваш, должно быть, очень любил слушать, как вы поете. Мне тоже очень понравилось.

 
Краска смущения залила щеки Дженни от таких добрых слов.
 

– Спасибо, мистер Найт, – пробормотала она и нагнулась, чтобы уложить гитару в футляр.

– Не убирай, Дженни. Спой еще, – стала просить Миранда.

– Нет, Миранда, – прервала ее мать. – Мы и так злоупотребили добротой нашей гостьи. Спасибо, дорогая моя. Это было… явление. А, Роберт?

– Да. Наверное, – то ли соглашаясь, то ли нет, ответил он.

Щеки Дженни буквально запылали. Она хотела тащить из него клещами его мнение. Слезы затуманили глаза. Она больше не вынесет этого даже ради вежливости. Надо что-то делать. Застегнув футляр гитары, она выпрямилась и, не глядя ни на кого, произнесла:

– Прошу вас извинить меня. Я очень устала. С вашего позволения, хотела бы пойти в свою комнату.

– Конечно, конечно, мы не против, Дженни – сказала Анабелла Найт. – Желаю вам приятных снов. До завтра.

Дженни прощаясь со всеми, торопливо кивнула и поспешила в свою комнату. Оставшись одна, она почувствовала облегчение. Все умные, талантливые люди, и на их фоне Дженни ясно осознавала свою незначительность. Конечно, она никогда и не считала значительной, уныло думала девушка, но сейчас особенно заметна ее никчемность. Как никогда, она хотела сегодня понравиться мужчине. А вот не вышло.

Дженни рассеянно ходила по комнате, подходила к шкафам и зачем-то то выдвигала, то обратно задвигала ящички. Она не находила себе места, но делать нечего, надо было ложиться спать. С тупым безразличием Дженни разделась. Вешая в гардероб зеленое платье, подумала, что даже оно не помогло. В зеркале увидела свои потускневшие, безжизненные глаза. Стерла с лица ненужную теперь косметику. Следуя заведенному правилу, сняла с себя белье и аккуратно повесила его на стул. Она стояла в чем мать родила, когда в дверь постучали.

– Дженни, это я. Можно войти?

 
Она схватила легкий халат и быстро продела руки в рукава.
 

– Чего тебе, Тони? – отозвалась она, меньше всего желая сейчас кого-либо видеть.

– Ну, как ты думаешь, чего?

Дженни вздохнула. Она была его гостьей, а ему явно хочется поговорить с ней. Завернувшись в халат, она завязала пояс и сказала:

– Хорошо, входи.

 
Он открыл дверь и, вместо того чтобы войти, оглянулся назад.
 

– Усталости как не бывало, а, Тони? – послышался из коридора насмешливый голос Роберта.

– Просто ноги заплетаются, старик. Спокойной ночи, – ответил Тони и под смех Роберта шагнул в комнату и закрыл дверь.

Кровь отхлынула от лица Дженни. Она поняла, что их с Тони разговор неверно истолкован. Роберт не знает, что визиты Тони в комнату Дженни совершенно невинны. Они начались после того, как ему пришлось лечить ее от гриппа. Но между ними существует негласный уговор. И вообще, у себя Дженни привыкла даже к тому, что Тони расхаживал по дому в одной набедренной повязке из полотенца. П сравнению с ней купальный халат, который на нем сейчас, выглядит как образец целомудрия Но для Роберта Найта это лишнее доказательство. А их разговор может только подтвердить подозрения.

Ей стало плохо. Если и существовала какая-то, пусть крошечная, надежда, что Роберт Найт заинтересуется ею, то теперь она блестяще загублена на корню. Отныне Роберт уверен что она – девушка Тони. Даже хуже. Его любовница.

 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
 
 
 

– Что случилось? У тебя прямо-таки больной вид, – беспечно спросил он.

– Ты представляешь, что он подумает? – раздраженно ответила она.

– Ну и что? Он не ханжа. Да у Роберта было столько женщин, что он, наверное, сам со счету сбился.

– При чем тут это, – обиделась она. – Я не хочу, чтобы твой брат подумал, будто я сплю с тобой.

– Хорошо, – пожал плечами Тони. – Если тебя это так волнует, утром я все улажу.

– Точно?

– Что точно?

– Что ты все уладишь, – нетерпеливо объяснила она.

– Ну конечно. Я растолкую ему, что ты неприступная, ну просто железобетонная девственница Так тебя устроит?

– Просто скажи ему, что мы с тобой друзья и между нами ничего нет, – настойчиво с несвойственной ей горячностью продолжала она.

 
Тони нахмурился.
 

– Что с тобой? Ты на себя не похожа.

 
Она гневно взмахнула руками.
 

– Тони, мне кажется, вся твоя семья думает, что мы вот-вот предстанем пред алтарем. Это недопустимо.

Он рассмеялся, явно довольный, что дал повод для таких подозрений. Потом с удовольствием растянулся на кровати, закинул руки за голову и, улыбаясь, сказал:

– Если присмотреться, то это совсем даже и неплохая идея. Почему бы тебе не выйти за меня замуж?

 
Она встала перед ним: руки в бока, на губах усмешка.
 

– Мне бы надо согласиться, чтобы хорошенько тебя проучить. Ты бы удрал с такой скоростью, что мне бы не угнаться за тобой.

– Ну уж нет. Ты так просто не отвяжешься от меня, Малиновка. Мне такой расклад кажется очень даже симпатичным. У нас не будет всяких мелких склок. Кроме того, ты мне очень нравишься. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, милая певчая птичка.

 
Она вздохнула и села на край кровати.
 

– Ты всегда был добр ко мне, Тони. Нам ведь и так хорошо.

– Ммм. Может быть еще лучше, – произнес он. В глазах запрыгали веселые чертики;

 
Он протянул руку и сзади ладонью коснулся ее шеи.
 

– Не глупи! Ты сам знаешь, что не любишь меня.

 
Рука двинулась вверх. Он стал выбирать из волос заколки.
 

– Я люблю тебя, и любил бы еще больше, если бы чувствовал хоть немного взаимности. Мне… Я не хочу давить. Это не в моих правилах. Но… Если бы ты смогла отнестись ко мне по-другому…

Голос зазвучал тише, бархатные нотки придали словам еще большую интимность. Все это стало раздражать Дженни. Она резко обернулась.

– Даже думать так не смей. Ты все испортишь.

– Испорчу?

– Ты сам распрекрасно знаешь это. С чем ты играешь Тони? Неужели перемена места ударила тебе в голову? Неужели ты думаешь, что тебя устроит синица в руке, поскольку те журавли, которых ты привык заманивать в сети, сейчас недоступны?

Он убрал руку, снова закинул ее за голову и, прищурившись, оглядел колючие глаза и пылающие щеки девушки. Потом без тени улыбки спросил:

– Дженни, тебя беспокоят мои связи?

От досады Дженни вскочила на ноги. Подойдя к ночному столику, она взяла щетку, быстро вытащила оставшиеся шпильки и начала расчесывать волосы. Вдруг ей вспомнились слова Тони о железобетонной девственнице, и стало обидно. Поэтому ее ответ его отражению в зеркале прозвучал резче, чем хотелось бы. .

– Нет не беспокоят. Ты по крайней мере ведешь себя честно. Но, Тони, если я ложусь в постель с мужчиной, то хочу быть для него единственной, как бы глупо ни звучало это для тебя.

– Ты ужасно взвинчена. Прости. Я не хотел огорчить тебя.

– Ничего. Ты тут ни при чем, – уныло ответила она. Взгляд ее упал на собственное отражение в зеркале, и она расстроено добавила: – Я тоже хочу быть красивой. И желанной… – Выступившие на глазах слезы не дали ей договорить. Стараясь их сдержать, она отчаянно замотала головой.

– Ну, ну, ты чего, – неожиданно ласково стал он ее утешать. Дженни молчала. Тогда он встал с постели и тепло, по-доброму обнял ее. – Ты очень красивая, Дженни. Я и не представлял себе, какая ты красивая, пока сегодня вечером не увидел, как ты поешь ту балладу.

– В тебе говорит художник, Тони, – печально вздохнула она.

 
Он взял ее пальцами за подбородок и повернул к себе, глаза в глаза.
 

– Как художника меня интересует твое лицо, а как мужчина я считаю тебя очень красивой женщиной, Малиновка.

Она нахмурилась и отстранилась, смущенная неожиданной серьезностью его заявления.

– Ты только так говоришь, – пробормотала она.

 
Он вздохнул и воздел руки в притворном гневе.
 

– Как же мне устроить так, чтобы глаза твои наконец раскрылись? Пойми, не я один так думаю. Роберт тоже считает тебя красивой.

От волнения сердце подпрыгнуло, но сказанное звучало слишком неправдоподобно.

– А вот теперь ты врешь.

– Могу поклясться на всех библиях мира. Сегодня вечером, когда ты ушла, я сказал ему: “Красивая девушка, правда?” И он ответил, а я подчеркиваю, что Роб слов на ветер не бросает, так вот он ответил, и это точные его слова: “Я первый раз в жизни вижу такую красивую девушку”. Если не веришь, спроси Миранду. Она тоже слышала.

– Это правда? – недоверчиво спросила Дженни. – Но…– Она вдруг вспомнила, с каким молчаливым безразличием он слушал ее пение. – Он просто не захотел с тобой спорить, Тони.

– Нет, ты невозможная женщина!

Он вдруг схватил ее в объятия и, прежде чем Дженни успела что-то сообразить, страстным поцелуем впился ей в губы. Дженни сохранила весьма смутные воспоминания о тех поцелуях, которые ей дарили в юности, а Тони был весьма искушен в любви, поэтому ее неутоленная мятежная душа откликнулась на настойчивый зов этих губ и рук, без сомнения говоривших что она желанна. Но тут она почувствовала, как его плоть налилась твердой мужской силой, и моментально отрезвела.

– Перестань сию же минуту! Что ты делаешь? – испуганно вскричала она.

Несмотря на ее отчаянные усилия, он все прижимал к себе ее маленькое тело. Она не могла бороться. Постепенно его затуманенные желанием глаза посветлели. Он улыбнулся, усталый и довольный.

– Но все это естественно, Малиновка.

– Нет уж, отпусти меня, – потребовала она, осознавая, что, к своему великому стыду, поддалась соблазну.

Продолжая одной рукой обнимать ее за талию, он поднял другую руку и кончиками пальцев провел по ее губам.

– Ты для меня очень, очень желанна, моя певчая птичка, и я хотел, чтобы ты это узнала.

В его голосе опять зазвучали чувственный нотки, на этот раз вызвавшие тревогу в ее душе.

– Тони, пожалуйста, – взмолилась она. —Я не хочу, чтобы у нас были такие отношения.

 
Одна бровь насмешливо приподнялась. !
 

– Ты уверена?

– Пожалуйста, перестань! Не думай, что я одна из твоих… из твоих…

– Я и не думаю, Дженни, – мягко и совершенно серьезно прервал он ее.

– Тогда зачем, зачем ты это делаешь? – обиженно спросила она.

 
Он нежно погладил ее по щеке.
 

– Затем, что пора тебе проснуться. – Загадочная улыбка тронула его губы. – Можешь считать это рождественским подарком. Ведь нам всем суждено в Рождество, родиться заново.

 
Она недоуменно покачала головой.
 

– Я не понимаю тебя, Тони. Не издевайся, пожалуйста.

– Можешь не волноваться, Малиновка. Разве я хоть раз тебя обидел?

– Нет, – покачала она снова головой.

– И никогда не обижу. Тебе нечего бояться. – Он улыбнулся и стал похож на прежнего Тони. – Так что ложись спать, сладких тебе снов, и помни, что есть на свете человек, для которого ты желанна.

Он вышел, и она изумленно поглядела ему вслед. 3а полгода их знакомства Тони ничего такого себе не позволял. Сегодня он вдруг повел себя как влюбленный мужчина. Не похоже, чтобы он просто чудил. Улыбка, конечно, странноватая, а вот поцелуй о многом сказал. Тони вдруг обнажил свои чувства. Но его словао том, что она желанна, скорее встревожили, нежели обрадовали. Ей не хотелось быть желанной для Тони. Вот если бы Роберт…

Признания Тони только расстроили ее. Он ей очень симпатичен. Но не более того. Все еще находясь под впечатлением его откровения, Дженни надела ночную сорочку, выключила свет и скользнула под одеяло. Она долго лежала без сна, пытаясь разобраться в своих чувствах к двум братьям Найт. Тони как солнечный луч на воде – яркий, искрящийся юмором; с ним легко. Он не пустышка, но его отношение к жизни ей не подходит. Ей необходима надежность, над которой он смеется. Ей нужен…

Дженни попыталась понять, почему ее так привлекает Роберт Найт. Может быть, это целеустремленность которую она почувствовала в нем? Возможно ее потянуло к человеку, уверенному в себе, имеющему влияние на окружающих? Ясно лишь одно: ее тянет к нему и его присутствие волнует душу и тело. И еще, он сказал, что она красивая. Согретая слабым лучиком надежды, Дженни заснула.

На следующее утро, утро Рождества, она встала в хорошем настроении. Все нормально: на улице ласково светит солнце, она сейчас пойдет на завтрак и увидит Роберта. У нее даже для этого случая есть что надеть. Это открытое платье простого покроя из белого пике с узором в виде разбросанных по белому полю вишневых веточек, которые придают платью особую праздничность и нарядность. От глубокого выреза сердечком и до самого низа идут красные пуговички в форме вишенок. Весь ансамбль завершается прелестным колье в народном стиле из грозди вишенок, покрытых эмалью, на тонкой золотой цепочке. Удачно подобранная помада и немного зеленых теней придают лицу особую живость, а тщательно уложенные волосы отливают таким каштановым блеском, что понравились даже самой Дженни. Она попробовала непринужденно улыбнуться своему отражению. Понравится ли она сегодня Роберту? Неужели он в самом деле вчера сказал про нее такое? Она с сомнением покачала головой, но улыбка надежды, не хотела сходить с лица.

К сожалению, вся ее непринужденность стала стремительно убывать с каждой ступенькой лестницы, ведущей в столовую. Она вспомнила насмешливые слова Роберта вчерашней ночью и лишь понадеялась, что Тони правильно ему разъяснил свое пребывание в ее комнате. Краска смущения тронула ее щеки, когда она услышала голоса за столом.

 
Ее встретили теплыми приветствиями. Эдвард Найт громко сказал:
 

– На вас изумительное платье. Моя дорогая, вы как живое воплощение праздника Идите, садитесь сюда.

Она заняла стул справа от него. На Роберта взглянуть не хватило храбрости. Абсурд какой-то.

 
Тони стоял у буфета и накладывал на тарелку колбасу и яйца.
 

– Ты слишком хороша для нашего стола, Дженни, – сказал он. – Давай я за тобой поухаживаю. Что тебе положить? Яичницу с ветчиной?

–Да, пожалуйста.

Она взглядом поблагодарила его и взглянула на Роберта. Его спокойная улыбка говорила что он по достоинству оценил ее старания. Сердце бешено заколотилось, но отвести глаза не было сил.

– Тони прав. Такая очаровательная свежесть вызывает аппетит. Повезло ему, что у него такая прелестная домовладелица. Услышав намек в его голосе, Дженни еще больше покраснела. С одной стороны, ей было приятно, с другой – она испытывала страшную неловкость.

– Кстати, она требует от меня сделать одно заявление, – громко произнес Тони, желая завладеть всеобщим вниманием.

Все в молчаливом ожидании уставились на Дженни. Она умоляюще посмотрела на Тони. Тот в ответ хитро подмигнул ей, чем еще больше подогрел интерес окружающих. И только когда она, отчаявшись, угрожающе нахмурилась, он в притворном страхе поднял руки и заговорил:

– Ну ладно, не взъерошивай свои перышки, Малиновка. – Он плутовато оглядел присутствующих, словно ему удалось обвести их вокрут пальца. – Я просто хотел все расставить по местам, поскольку Дженни считает,

 
45
что слишком много домыслов родилось вокруг нас с ней. Так вот, ошибается тот, кто полагает, будто между нами существуют какие-то романтические отношения. А ты, братец мой, учти, что ей не нравятся твои выводы относительно моего пребывания в ее комнате. Когда живешь в одном доме, спальня не обязательно превращается в место для любовных свиданий.
 

– Да? – несколько удивленно произнес Роберт, но искорки недоверия все так же светились в темных глазах. – Приношу свои извинения, Дженни.

Было совершенно очевидно, что его совсем не волнует, спит она с Тони или нет. Она вздохнула со смешанным чувством гнева и разочарования.

– Я как-нибудь тебя придушу, Тони.

– Видали? Этой женщине не угодишь, беспечно продолжал он. – Вчера вечером сама же дала мне поручение, а сегодня собирается придушить. И это как раз в ту минуту, когда я ей подаю завтрак. Вот она, благодарность.

– Спасибо, – пробормотала она, когда он поставил перед ней тарелку с завтраком и уселся на соседний стул.

– Но ты и правда должен был нас предупредить, Тони, – сказала Миранда. – Мне очень жаль, Дженни, что так вышло.

– А вот я чист! – сказал Питер. – Я вообще ничего такого не думал. Более того, по-другому, мне кажется, и быть не может. Только ненормальная способна влюбиться в Тони.

– Ну, я тебе покажу! – пригрозил Тони, вскакивая со стула.

– Тони! – прикрикнула на него мать. Потом добавила с ангельской улыбкой: – Может, сыграешь на этот раз роль Сайта Клауса и раздашь подарки из-под елки?

– Блаженны миротворцы, – произнес Тони, улыбнувшись матери.

Дженни постаралась полностью сосредоточиться на вкусном завтраке и не обращать внимания на Роберта. Тем не менее она с удвоенным интересом ловила его голос и украдкой посматривала на него. Он был очень хорош в небрежно расстегнутой красной трикотажной рубашке и белых брюках.

Наконец завтрак кончился, и Анабелла пригласила всех в гостиную. К удивлению и радости Дженни, Роберт вызвался сопровождать ее. Он предложил ей руку и повел к двухместному диванчику. Они сели несколько в стороне от остальных.

– Поскольку Тони приходится играть роль Деда Мороза, а все остальные успели пообщаться с тобой больше, чем я, будет справедливо если ты сядешь со мной, – сказал он с улыбкой, от которой Дженни потеряла всякую способность рассуждать здраво.

Она сидела рядом и была так взволнована его близостью, что с большим трудом заставляла себя дышать ровно. Чтобы скрыть это, она повернулась к остальным и постепенно немного пришла в себя.

Тони в это время изображал Санта-Клауса – похохатывая и с удовольствием поглядывая на кучу подарков, делал вид, будто выбирая, кому бы вручить первому.

– Дай мне, – запросил Питер.

– Ты будешь последним, наглый клеветник, – злобно захихикал Тони и повернулся к матери. – В этом доме первая – мама.

Дженни привезла небольшие рождественские подарки всем членам семьи. Но как-то не ожидала, что сама тоже получит кучу подарков. Миранда подарила ей флакончик духов, Питер – книгу известного художника-карикатуриста, Роберт – набор пластинок, Анабел Найт – искусно выполненную лоскутную подушечку, а Эдвард Найт преподнес ей прекрасно изданную старинную книгу “Песни сентиментального парня” Кларенса Майкла Дениса.

– Она не новая, Дженни, но это коллекционный экземпляр, думаю, вам понравится, произнес он, заметив, как она листает книгу.

– Спасибо, мистер Найт. Я буду ее беречь.

– Отец редко расстается со своими книгами, – прошептал Роберт. – Ты удостоилась большой чести, Дженни.

 
Она забеспокоилась:
 

– Может, мне не следовало ее принимать!

 
Он смотрел на нее с пытливым любопытством.
 

– Он не стал бы дарить, если бы не хотел.

Ты, видимо, не так проста, как кажешься на первый взгляд, Дженни Росс. Отец всегда точен в своих оценках. Я уважаю его за это. Надо будет и мне присмотреться к тебе.

– Мне бы тоже хотелось узнать тебя получше, – сказала она и, испугавшись, что высказалась чересчур откровенно, добавила: – Тони так много о тебе говорил.

– Понятно. Тони, значит… – заметил он и слегка нахмурив брови, обратил свое внимание на новоиспеченного Санта Клауса. – Наконец-то он добрался до своих подарков.

Дженни получила большую розовую пантеру, которая забавно моргала глазами.

– Это чтоб тебе не было скучно в постели, – поддразнил ее Тони.

Питер от счастья вскрикнул, когда ему вручили книгу о наполеоновских войнах. Миранде досталась прозрачная шаль с набивным рисунком. Два остальных подарка явно были картины. Ту, что побольше, Тони вручил родителям. Это был один из его последних пейзажей. К удовольствию сына, Анабелла с восторгом отозвалась об этой работе. Наконец он отдал последний подарок – Роберту.

– Мне кажется, это тебе как раз необходимо, Роб, – сказал он, хитро поблескивая глазами. – Поскольку то, что тебя все время окружает, насквозь фальшиво, я счел своим долгом показать, что на свете есть и настоящее.

– Ты меня совсем заинтриговал, – бросил ему Роберт и стал нетерпеливо срывать рождественскую обертку. Под ней оказалась обычная оберточная бумага с белой надписью. – “Улыбка”, – громко прочитал он и посмотрел на Тони. – Улыбка? Насколько я понимаю, это нехарактерная для тебя вещь?

– Посмотри, – ухмыльнулся Тони и заговорщически подмигнул Дженни.

Роберт сорвал оберточную бумагу, и Дженни вдруг увидела себя. В то же время это была не совсем она. Тони передал ее лицо как-то по-особому, она не знала себя такой. Веснушек осталось совсем немного, к тому же Дженни была запечатлена в момент радостного волнения и действительно выглядела красивой. Он очень точно назвал картину. Это был не цельный портрет, а именно только улыбка. С неподдельным изумлением она подняла на него глаза.

– Когда?

– Мне удалось поймать твое лицо, когда ты пела своим ученикам “Походную песню” на берегу. У меня много разных карандашных набросков, но эта картина наиболее удачная из всех. Мне не удается твой полный портрет, но улыбка получилась… Мне кажется. – Он повернулся к матери. – Хочешь взглянуть, мама?

– Просто умираю. – Она торопливо подошла к софе и облокотилась на плечи Роберта. – Хорошая работа, Тони. Действительно хорошая.

– Ну, не совсем, – вздохнул он.

– Очень удачная. Если учесть, что тебе пришлось иметь дело с крайне сложной натурой.

– Она чуть не довела меня.

– Представляю.

– Зачем же ты потратил на меня столько времени? – спросила Дженни, чувствуя неловкость оттого, что находится в центре внимания.