355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эмма Чейз » Принцесса Элли » Текст книги (страница 1)
Принцесса Элли
  • Текст добавлен: 26 мая 2022, 03:04

Текст книги "Принцесса Элли"


Автор книги: Эмма Чейз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эмма Чейз
Принцесса Элли

© Косорукова Т., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Сладким кумирам

и медленно горящим.



Пролог. Логан

Некоторые парни привыкли думать своими членами.

Ну, вы знаете такой типаж. Они быстро и красиво говорят, глаза бегают туда-сюда в поисках пары красивых ножек, пышной груди или упругой задницы, за которой они с удовольствием будут волочиться.

Другие слишком много думают. И этих вы встречали. До ужаса осторожные, медлительные, взвешивают каждое слово, как будто боятся, что все, что они скажут, будет использовано против них.

Я не отношусь ни к тем, ни к другим.

Я всегда прислушиваюсь к своему чутью. Когда у меня внутри что-то сжимается, словно предупреждение, я действую – без колебаний. Когда дергает и толкает, я останавливаюсь и все как следует обдумываю. Когда извивается и корчится, я точно знаю, что здорово напортачил.

Мое чутье – мой лучший друг, моя совесть, моя самая смертоносная сила.

И оно никогда не подводило меня.

Чутье тащит меня к ее двери. Оно заставляет меня застыть на месте, когда я стучу. Оно подсказывает мне слова – слова мольбы, незнакомые до этого слова раскаяния, – которые я с радостью скажу, чтобы все исправить.

Чтобы вернуть ее.

Потому что, несмотря на отличное чутье, иногда я просто идиот.

Вчера был один из таких дней.

– Элли. Это я – открой, нам нужно поговорить.

Я чувствую движение по другую сторону массивной дубовой двери – это не шорохи, не движение теней под ней, а подсказка моего подсознания. Я чувствую ее там, внутри. Она стоит рядом и слушает.

– Уходи, Логан.

Голос у нее напряженный, более высокий, чем обычно. Расстроенный.

– Элли, пожалуйста. Я был придурком, я знаю… – Мне не очень нравится умолять в коридоре, но если так надо… – Прости. Впусти меня.

Элли трудно разозлить, она быстро прощает; в ней просто нет места для обид. Поэтому ее слова падают, как удар молота, – словно сбивают меня с ног.

– Нет, ты был прав. У сестры принцессы и телохранителя из Ист-Амбой нет шансов – мы долго не продержимся.

Неужели я действительно ей это сказал? Что, черт возьми, со мной не так? Мое чувство к ней – единственное, что имеет смысл в моей жизни. Что имеет значение.

Но я никогда не говорил ей об этом.

Вместо этого… вместо этого я сказал все не так, как следовало.

Я прижимаю ладонь к гладкому дереву и наклоняюсь вперед, желая быть как можно ближе к ней.

– Элли…

– Я передумала, Логан.

Если бы труп мог говорить, его голос звучал бы точно так же, как сейчас у моей Элли. Ее тон ровный, безжизненный.

– Я хочу сказку. Я хочу то, что есть у Оливии… замки и экипажи… а ты никогда не сможешь мне этого дать. Я бы просто смирилась. Ты никогда не сможешь сделать меня счастливой.

Она это несерьезно. Это мои слова – весь этот бред, в котором я ее убедил, – и она швыряет его обратно, прямо мне в лицо.

Но Боже, это чертовски больно слышать. Физически больно – слова вонзаются глубоко в живот, сдавливают грудь, перемалывают кости. Я не шутил, когда сказал, что умру за нее… и прямо сейчас мне кажется, что это чистая правда.

Я хватаюсь за дверную ручку, чтобы войти внутрь, чтобы увидеть ее лицо. Убедиться, что она не хотела всего этого говорить.

– Элли…

– Не входи! – Я никогда не слышал, чтобы она так кричала. – Я не хочу тебя видеть! Уходи, Логан. Все кончено – просто уходи!

Я тяжело дышу – как бывает, когда боль разрушает тебя, когда приходится дышать сквозь боль. Я сглатываю желчь, выпрямляюсь, разворачиваюсь и иду по коридору. Подальше от нее. Именно так, как она и хочет, как она просит. О чем она только что прокричала через дверь.

Мой мозг велит мне шевелиться – убираться отсюда к черту, минимизировать потери и зализать раны. А мое сердце – господи, этот бедный ублюдок слишком изранен, чтобы вообще что-то чувствовать.

Но потом, примерно на середине коридора, мои шаги замедляются, пока я полностью не останавливаюсь.

Потому что мое чутье… оно болезненно напрягается. Оно бунтует. Оно кричит, что все это неправильно. Это не она. Что-то не так.

И даже больше… Что-то совсем, совсем не так.

Я осматриваю тихий коридор – ни охранника, ни горничной. Я оглядываюсь на дверь. Она закрыта, тихая и неподвижная.

Я поворачиваюсь и иду прямо к ней. Я не стучу, не жду и не спрашиваю разрешения. Одним движением я поворачиваю ручку и захожу внутрь.

От того, что я там вижу, меня бросает в дрожь.

Я ожидал чего угодно, но не этого.

Совсем не этого…

1. Логан. Пятью годами ранее

– Вы хотели видеть меня, принц Николас?

Хочу признаться: когда власти придержащие впервые предложили мне должность в королевской службе безопасности, меня это не интересовало. Сама мысль – сопровождать каких-то самодовольных аристократов, которые влюблены в звук собственного голоса – и в запах собственной задницы, – не привлекала меня. С моей точки зрения, телохранители лишь на ступеньку выше мальчиков-слуг, а я не слуга.

Я хотел действовать. Славы. Цели. Я хотел быть частью чего-то большего, чем я. Чего-то благородного и долговечного.

– Да, Логан, присаживайся.

Я довольно быстро проявил себя в армии. И Уинстон – глава Дворцовой охраны – обратил на меня внимание. Он сказал, они ищут людей особого склада для личной команды принца Николаса. Молодых парней, которые быстры, легки на подъем, преданны и свирепы, когда понадобится. Тех, для кого в порядке вещей захватить с собой нож на перестрелку – потому что им не понадобится ни этот гребаный нож, ни пистолет, чтобы победить.

Всего через несколько недель я стал иначе смотреть на все это. Мне стало казаться, что это призвание, долг. Особенные люди делают так, чтобы что-то происходило и дела делались – они обладают силой, с помощью которой могут облегчить жизнь не-столь-особенным-людям.

А я защищаю их, чтобы они могли это делать.

И вот молодой принц сидит напротив меня за письменным столом в библиотеке роскошного пентхауса – он особенный человек.

– Сколько тебе лет, Логан?

– В моем досье сказано, что мне двадцать пять.

Если святой Петр был ловцом человеческих душ, то у меня дар их читать. Это навык, который необходим для такой профессии – за версту чуять намерения другого человека. Уметь прочитать все по его глазам, по тому, как он переступает с ноги на ногу, узнать, на что он способен и что он за человек.

Николас Пембрук – хороший человек. До мозга костей.

И это большая редкость.

Чаще всего особенные люди – первоклассные отморозки.

У него дергается угол рта.

– Я знаю, что сказано в твоем досье. Я не об этом спрашивал.

Он не дурак: в жизни ему достаточно лгали, чтобы научиться определять на слух, что правда, а что нет.

– Сколько тебе лет на самом деле?

Я смотрю ему в глаза, гадая, к чему он клонит.

– Двадцать два.

Он медленно кивает, массируя большим пальцем ладонь другой руки, размышляя.

– Итак, ты был призван в армию… в пятнадцать? Солгал о своем возрасте? Такой молодой.

Я пожимаю плечами.

– В призывном пункте особо не разбирались. Я был высоким, крепким и умел драться.

– Ты был ребенком.

– Я не был ребенком, Ваше Высочество. Не больше, чем вы.

Детство – это когда ты должен наделать ошибок, понять, кто ты, кем ты хочешь быть. Тебе дается официальное разрешение побыть ослом. У меня не было такой привилегии, как и у Николаса. Наши судьбы были предрешены еще до нашего рождения. Разные судьбы, конечно, но независимо от того, растешь ты в конуре или во дворце, ожидания и требования окружающих, как правило, довольно быстро убивают в тебе невинность.

– Почему ты ушел из дома таким юным?

Теперь моя очередь ухмыляться. Потому что я тоже не дурак.

– Вы знаете почему. В досье об этом тоже написано.

Я умею распознавать отморозков, потому что сам из таких. Преступники не особенно везучие. Мелочные, хитрые, достаточно отчаянные и поэтому опасные – из тех, кто улыбнется тебе в лицо, похлопает по спине, а потом всадит в спину нож, как только ты отвернешься.

Мой дедушка умер в тюрьме – он сидел за убийство, совершенное во время вооруженного ограбления. Отец тоже умрет там, и чем скорее, тем лучше – он сидит за непредумышленное убийство. У меня есть дяди, которые сидели за самые разные вещи, двоюродные братья, которых убили средь бела дня прямо на улице, и тети, которые, не задумываясь, отправили своих дочерей на панель.

К тому времени, когда мне исполнилось пятнадцать, я понял, что, если останусь в этой дыре, мне конец. И тогда у меня будет только два пути: в тюрьму или на кладбище.

Ни один вариант меня не привлекал.

– Что это на самом деле значит? Все эти вопросы?

Всегда лучше сразу переходить к делу, прямо и быстро.

Его серо-зеленые глаза фокусируются на мне, он изучает меня, чуть ссутулив плечи, как будто на них сидит слон.

– Теперь, когда Генри у меня в руках, королева хочет, чтобы мы вернулись в Весско, через два дня. Ты же знаешь.

Я киваю.

– Я хочу взять Оливию с собой домой на лето.

Какое-то время я сомневался в этой симпатичной нью-йоркской булочнице. Она вложила всякие идеи в голову Николасу, сделала его безрассудным. Но она хорошая девушка – трудолюбивая, честная, – и она заботится о нем. Не о его титуле или банковском счете. Ей наплевать на них, и, вероятно, она предпочла бы, чтобы у него их не было.

Она делает его счастливым.

К тому же за те два года, что я работаю с наследным принцем, я не помню, чтобы когда-нибудь видел его по-настоящему счастливым.

– Разумно ли это? – спрашиваю я.

Оливия Хэммонд – милая девушка. А дворец… умеет превращать милое в не очень милое.

– Нет. Но я все равно хочу это сделать.

Выражение его лица грубое и открытое. Это тоска. Со стороны кажется, что все желания любого члена королевской семьи должны мгновенно исполняться. У Николаса есть частные самолеты, слуги, замки и больше денег, чем он сможет потратить за всю жизнь, – но я не могу вспомнить ни одного случая, когда он делал то, что хочет, просто так, черт возьми. Или когда он позволял себе сделать что-то, чего ему делать не следует.

Я восхищаюсь им, но не завидую ему.

– Оливия хочет поехать, но она беспокоится о том, что оставит свою сестру одну на лето. Элли еще юная, она учится в школе и… она очень наивная.

В ней тоже есть что-то дикое. Такое же яркое, как розовые локоны в ее светлых волосах, к которым присоединились сначала голубые, а потом зеленые за те два месяца, что мы были в Нью-Йорке.

– Я понял, что она притягивает неприятности, – комментирую я.

– Вот именно. Кроме того, Элли придется управлять кофейней самостоятельно, только с помощью Марти. Отец Оливии…

– Алкоголик.

Этот тип мне тоже хорошо знаком – я их чую за километр.

– Да, – вздыхает Николас. – Послушай, Логан, ты здесь достаточно долго, чтобы понять, что я не так легко доверяю людям. Но я доверяю тебе. – Он проводит рукой по своим черным волосам и встречается со мной взглядом. – Вот почему я тебя обо всем этом спрашиваю. Ты останешься в Нью-Йорке? Ты поможешь Элли, присмотришь за ней… проследишь, чтобы она была в безопасности?

Она кажется хорошей девушкой, но я уже сказал, я не слуга – и уж тем более не нянька. Защита королевской семьи – это роль, которую я выбрал; а присматривать за американской девочкой-подростком – та еще головная боль.

Николас смотрит в окно.

– Я знаю, я о многом прошу. Это не твоя работа, ты можешь сказать «нет». Но нет никого другого, кого бы я мог попросить… Ни на кого другого я не могу положиться. Так что сочту за честь, если ты согласишься.

Ах… твою мать.

У меня есть брат. Сказать, что я хотел бы, чтобы его не было, это ничего не сказать. И не так, как Николас хочет, чтобы его королевский сопливый братишка наконец повзрослел, черт возьми, или как мисс Оливия временами бесится из-за своей младшей сестры. Мир стал бы лучше, если бы в нем не было моего брата, и это желание разделяют другие люди.

Но, если бы у меня был выбор, если бы я мог собрать брата с нуля, я бы сумел создать человека, похожего на того, кто сейчас сидит напротив меня.

Вот почему, хотя я, черт возьми, об этом пожалею, мне требуется всего мгновение, прежде чем я даю ему свой ответ.

– У Джеймса дома сын – ему около года, – так что он захочет поехать домой с вами. Томми будет счастлив остаться – Бронкс почти его личный гарем. С ним и, может быть, еще с Кори и Лиамом, мы убережем девушку от неприятностей, а летом бизнес будет только процветать.

Лицо Николаса расплывается в широчайшей улыбке, и в глазах светится облегчение. Он встает, протягивает руку, чтобы пожать мою, с благодарностью хлопает меня по плечу.

– Спасибо тебе, Логан. Правда. Я этого не забуду…

По крайней мере, это лето будет… другим.

2. Элли

Когда дело доходит до музыки, я приверженец старой школы. В этом я виню свою мать. Одно из моих самых ранних воспоминаний – она поет мне на ночь колыбельную Led Zeppelin – «All My Love». Когда она пекла на кухне нашей семейной кофейни, которая названа в ее честь, «Амелия», ее бумбокс всегда грохотал. Иногда она слушала все подряд, но чаще это были хриплые, бередящие душу, высокооктавные женские партии, которые лились из динамиков прямо в уши мне и моей старшей сестре. Это произвело на нас неизгладимое впечатление. Если раз услышал, как Дженис Джоплин во все горло орет – «Me and Bobby McGee», пути назад уже нет.

Сегодня в четыре утра я врубила «Gloria» Лоры Брэниган. Она стучит по моим барабанным перепонкам – бодро и свежо. Мне не помешает немного бодрости духа.

Вчера Оливия уехала в Весско, и я так счастлива за нее – действительно искренне, безумно счастлива. Она этого заслуживает – чтобы ее там приняли с почестями, чтобы ее баловал и обожал прекрасный принц с грязной душой и золотым сердцем. Лив заслуживает всего мира, даже если это всего на три месяца.

Но я буду очень скучать по ней.

Есть еще одна маленькая деталь… Я не спала уже двадцать четыре часа. Глаз не сомкнула. И если прошлое – это пролог, то в моем будущем будет много бессонных ночей. Я старшеклассница – мне нужно готовиться к экзаменам, выполнять проекты, заниматься всякой внеклассной деятельностью, создавать воспоминания на всю жизнь – но теперь у меня есть бизнес, и им надо управлять.

У кого, черт возьми, в такой ситуации есть время на сон?

Я увеличиваю громкость на своем телефоне и сую столовую ложку растворимого кофе себе в рот, запивая горькие, колючие гранулы глотком черного холодного кофе. В кофейне мы не подаем растворимый кофе. Растворимый кофе отвратительный.

Но он отлично справляется со своей задачей. Мгновенный эффект. Я люблю кофеин. Люблю. Кайф, порыв, такое чувство, словно я двоюродная сестра Чудо-женщины, которая потерялась еще в детстве, и нет на свете такого дерьма, с которым я не могла бы справиться.

Я бы плотно на него подсела, если бы оно того стоило.

Я бы точно стала торчком, если бы меня не пугали гнилые зубы, разрушенная жизнь и возможная смерть от передозировки. Я старшеклассница, а не дура.

Проглотив свою мерзкую волшебную жидкость, я возвращаюсь к песне – покачиваю бедрами и плечами, мотаю русалочьими волосами с разноцветными прядями туда-сюда. Кружусь на цыпочках, покачиваюсь, я даже подпрыгиваю на носочках, как балерина – хотя если бы кто-то меня увидел, я бы все отрицала, – и одновременно вожусь с формами для пирогов, выкладывая в них вкуснющие фрукты, а еще раскатываю тесто для верхнего слоя двух дюжин пирогов, которые мне нужно испечь до открытия.

Пироги моей матери – ее авторские рецепты – это то, чем славится «Амелия», и единственная причина, по которой мы до сих пор не разорились.

Раньше мы продавали всего дюжину в день, но, когда поползли слухи о романе моей сестры с наследным принцем Весско, фанатки, любители королевской семьи, просто любопытные прохожие и психи-сталкеры повыползали бог знает откуда… прямо к нашей двери.

Бизнес процветает, но это палка о двух концах.

С деньгами теперь немного меньше проблем, но рабочая нагрузка удвоилась, и с отъездом моей сестры рабочая сила сократилась вдвое. На самом деле даже больше – осталась скорее треть, потому что именно Оливия всем заправляла. До недавнего времени я была абсолютной лентяйкой. Вот почему я была непреклонна в том, что она поедет в Весско, – я поклялась, что со всем тут справлюсь, пока ее не будет.

Я у нее в долгу, и я об этом знаю.

И если я действительно собираюсь сдержать свое обещание, мне нужно быстрее шевелить задницей и заканчивать с пирогами.

Я посыпаю тесто мукой и раскатываю его тяжелой деревянной скалкой. Как только оно становится идеального размера и толщины, я переворачиваю скалку и пою в нее, как на сцене «Американ айдол».

– Названивая Глориииии…

А потом я оборачиваюсь.

– АААААААААААААА!

Не раздумывая, я вскидываю скалку вверх и бросаю ее, как томагавк… прямо в голову парня, который стоит за кухонной дверью.

Я не слышала, как он вошел.

И он ловит летящую скалку, не дрогнув – одной рукой, как ниндзя, – всего в паре сантиметров от своего идеального лица.

Он наклоняет голову, оглядывая скалку, и встречается со мной взглядом проникновенных карих глаз.

– Хороший бросок.

Логан Сент-Джеймс.

Телохранитель. Невероятно крутой. Самый сексуальный парень, которого я видела в своей жизни – и это включая книги, фильмы и телепередачи, зарубежные и наши.

Он – идеальное сочетание мальчика-красавчика, которого я могла бы встретить у себя в школе, и чего-то горячего, мучительно таинственного. Если бы Супермена из комиксов, Джеймса Дина, Джейсона Борна и еще какого-нибудь парня с самым гладким, самым совершенным голосом в британо-шотландском стиле с вессконским акцентом объединить в одного человека, то получится гребаный Логан Сент-Джеймс.

И я только что пыталась убить его с помощью скалки, стоя за прилавком в коротких шортах от пижамы с «Риком и Морти», футболке с Винни Пухом, которую я ношу с восьми лет, и тапочках с Губкой Бобом.

И без лифчика.

Не то чтобы у меня там наверху много чего есть, но все же…

– Гребаный Иисус! – я хватаюсь за грудь, как старуха с кардиостимулятором.

Логан морщит лоб.

– Не слышал такого раньше.

О черт, он что, видел, как я танцую? И как прыгаю? Боже, убейте меня.

Я выдергиваю наушники из ушей.

– Какого черта, чувак?! Пошуми чем-нибудь, когда входишь, – дай девушке понять, что она тут не одна. У меня чуть сердечный приступ не случился. И я могла бы убить тебя своими ниндзя-приемами.

Уголок его рта кривится.

– Не могла.

Он кладет скалку на прилавок.

– Я постучал в кухонную дверь, чтобы не напугать тебя, но ты была занята своим… выступлением.

Кровь и жар приливают к моему лицу. Я хочу просто растечься по полу, а затем просочиться до самого ядра Земли.

Логан показывает на вход в кофейню.

– Дверь была не заперта. Я думал, Марти собирался заменить сломанный замок?

Испытывая облегчение от того, что у меня есть причина на него не смотреть, я поворачиваюсь и достаю из ящика разобранный замок – все еще в упаковке.

– Он купил его, но у нас было много дел, и у него не было времени его поставить.

Логан поднимает замок и вертит в руках.

– Я позабочусь об этом.

– Тебе нужна отвертка?

– Нет, у меня есть инструменты в машине.

Я опираюсь локтем на стойку, глядя на него снизу вверх. Логан действительно высокий. И не только потому, что я сама ростом метр шестьдесят. Он такой высокий-высокий. Длинный – как сексуальное дерево. И солидный – широкая грудь в черной рубашке. И ремень.

– Ты как бойскаут, да?

Это я так пытаюсь флиртовать – возможно, чуть менее успешно, чем в «Грязных танцах». Я принесла арбуз…[1]1
  Цитата из культового фильма «Грязные танцы». Речь идет о сцене, в которой юная главная героиня Бэби приносит на закрытую танцевальную вечеринку арбуз.


[Закрыть]

Он снова делает эту причудливую штуку со ртом.

– Даже близко нет.

В том, как он это говорит, есть что-то от плохого парня – явный намек на запретное, – от чего у меня колотится сердце и отвисает челюсть.

Чтобы скрыть свою реакцию, я энергично киваю.

– Верно, я тоже… Никогда не была…

Слишком энергично.

Так энергично, что мой локоть скользит по муке, и я чуть не разбиваюсь насмерть. Но Логан не только большой и мускулистый – он еще и быстрый. Достаточно быстрый, чтобы успеть схватить меня за руку и талию, прежде чем я шлепнусь головой о разделочную доску.

– С тобой все в порядке, Элли?

Он наклоняется, пристально глядя на меня – взгляд, который я увижу во сне сегодня ночью… Если вообще засну. И, вау, у Логана потрясающие ресницы. Густые, длинные и черные. Держу пари, это не единственная часть тела, которая у него толстая и длинная.

Мой взгляд устремляется вниз, на землю обетованную, и на его брюки, достаточно узкие, чтобы подтвердить мои подозрения – конечно, может, у него в кармане служебный револьвер, но тогда это точно «магнум».

Ням.

– Да, я в порядке. – Я вздыхаю. – Просто… ты знаешь… я устала. Но все классно… все супер.

И я встряхиваюсь, как будто это правда.

Он кивает и отходит.

– Сейчас я сделаю замок. А потом дам тебе ключ. Храни его при себе, не теряй. С этого момента ты запираешь за собой дверь, когда уходишь, и держишь ее запертой, когда остаешься одна. Поняла?

Я снова киваю. Ливви, должно быть, с ним разговаривала. Я не виновата, что ключи постоянно от меня убегают. Я кладу их в определенное место, чтобы всегда знать, где они, – и, клянусь богом, у них тут же вырастают ноги, и они сматываются.

Скользкие, маленькие трюкачи.

* * *

После того как я достаю последний пирог из духовки и ставлю его на стеллаж, я лечу наверх, чтобы собраться в школу. У меня нет ни времени, ни классного гардероба, как у некоторых девочек в моей школе, но я по максимуму использую что есть: темные джинсы, прозрачный бледно-розовый топ с короткими рукавами и белой майкой под ним, черные ботинки без каблуков, черную кожаную куртку, которую я откопала в комиссионке в прошлом году.

Мне нравятся украшения, нравится звенеть, когда я иду, – как живая музыкальная шкатулка. На каждом пальце дешевые кольца, дешевые браслеты на запястьях и длинная серебряная цепочка.

Я не делаю контуринг и не рисую себе светлые брови темно-коричневым карандашом, как Кайли Дженнер, – я бы выглядела как сумасшедшая серийная убийца. Но я мажу консилер под глаза – выдавливаю почти целый тюбик – плюс немного туши для ресниц и светло-розовый блеск для губ.

Когда я спрыгиваю с задней лестницы за несколько минут до шести утра, Логан уже заканчивает с замком и разговаривает с нашим официантом Марти на кухне.

Марти МакФлай Гинзберг не просто наш сотрудник – он наш с Ливви старший брат от другой матери. При условии, что наша общая другая мама была бы черной, еврейкой, лесбиянкой и чертовски крутой. Марти – это бомба-точка-ком.

– Привет, Цыпленок. – Он обнимает меня. Этот парень не скупится на объятия. – Как у тебя дела? Что-нибудь слышала от Лив?

Я киваю.

– Она прислала тебе фотографию своей комнаты? – Марти вздыхает.

– Как будто она умерла и отправилась на небеса Нейта Беркуса. – Он убирает прядь моих волос с зелеными концами. – Как здесь обстояли дела прошлой ночью?

– Нормально. – Я зеваю. – Я не ложилась, но это не новость.

Марти мелет кофейные зерна, заполняет два фильтра и начинает заваривать первый из множества кофейников.

– Как там твой отец, держится?

– Да вполне, я думаю. Он не приходил домой.

Это случается не так уж часто, но достаточно, чтобы не быть событием. По крайней мере для меня.

Логан медленно поворачивается в мою сторону.

– Что ты имеешь в виду?

Я пожимаю плечами.

– Его все еще нет дома. Наверное, расстроился из-за отъезда Лив, надрался и вырубился в баре или на ближайшей скамейке. Такое иногда случается.

Глаза телохранителя, кажется, начинают искриться – как будто внутри его разгорается огонь.

– Ты хочешь сказать, что провела ночь наверху совсем одна, с незапертой гребаной дверью на первом этаже?

– Да. Но со мной был Боско.

Боско – это наша собака, смесь ши-цу и чихуа-хуа. Он не совсем подходит на роль сторожевой собаки – если только план не в том, чтобы напугать незваных гостей до смерти своей отвратительно-ванильной моськой. А уж если грабитель попытается украсть хот-доги из холодильника, он не выберется отсюда живым. За хот-доги Боско глотку разорвет.

– Да забей, Логан.

Логан смотрит на Марти, и они обмениваются тайными взглядами клуба-мужчин-и-парней. Когда он поворачивается ко мне, его лицо и голос становятся каменными. Он определенно в бешенстве.

– Мы будем работать посменно – я и парни. Мы можем оставаться здесь, в закусочной, если тебе неудобно с нами в квартире, но с этого момента кто-то будет здесь с тобой круглосуточно. Ты больше не будешь одна. Поняла?

Я медленно киваю, чувствуя, как по венам разливается тепло, как будто моя кровь становится газированной.

– Хорошо.

Так вот каково это, когда кто-то за тобой присматривает.

Не поймите меня неправильно – моя сестра словила бы за меня пулю и все равно поднялась бы и уничтожила человека, который сделал выстрел. Но это совершенно другое дело.

Он еще горячее. Больше похож на Тарзана. Более спокойный. Я – приоритет этого крутого, красивого парня. Он будет заботиться обо мне, защищать меня… как будто это его работа.

Но ведь это так.

Я знаю от Лив, что Николас считает постоянную опеку ужасной. Но для меня это просто… очень приятно.

По заднему переулку с грохотом проезжает грузовик.

– Это датская доставка, – говорит Марти. – Если он снова попытается всучить нам раздавленные в дерьмо пирожные, мне придется проломить кому-то череп. – Он хрустит костяшками пальцев. – Я скоро вернусь.

Когда он выходит через заднюю дверь, моя подруга Марлоу проскальзывает через нее на кухню.

– Эй, сучка. Ты готова идти?

– Да, пять минут.

Марлоу из богатой семьи. Ее отец – менеджер трастового фонда и в некотором роде придурок. Ее мама очень красивая и очень грустная, и я никогда не видела ее без бокала Пино Гриджио. Они не отправляют Мар в частную школу, хотя могут себе это позволить, потому что хотят, чтобы у нее была «выдержка». Уличная смекалка.

Уж не знаю, влияние ли это государственной образовательной системы или для нее это естественно, но, если бы мне пришлось ставить на девушку, которая, скорее всего, будет править миром, я бы поставила деньжат на Марлоу.

– Входная дверь заперта – что с ней?

– Логан починил замок, – говорю я ей.

Ее ярко-красный рот в форме сердечка складывается в улыбку.

– Хорошая работа, Кевин Костнер. Но тебе придется прилепить ключ Элли на лоб, иначе она его потеряет.

Она тоже вечно придумывает парням прозвища, и, когда ее любимый охранник, Томми Салливан, через несколько минут входит к нам, Марлоу использует одно из своей коллекции.

– Привет, Вкусняшка. – Она накручивает свои упругие волосы медового цвета на палец, выпячивает бедро и наклоняет голову, как пинап-модель.

Томми, веселый парень и любитель пофлиртовать, подмигивает.

– Привет, милая, несовершеннолетняя девочка. – Затем он кивает Логану и улыбается мне. – Ло… Доброе утро, мисс Элли.

– Привет, Томми.

Марлоу с важным видом выходит вперед.

– Три месяца, Томми. Три месяца до того, как я стану совершеннолетней – и тогда я попользуюсь тобой, поиздеваюсь и выброшу.

Темноволосый дьявол ухмыляется.

– Как раз так я себе и представляю идеальное свидание. – Он показывает на заднюю дверь. – Что ж, мы готовы к очередному веселому учебному дню?

Один из телохранителей провожает меня в школу с тех пор, как общественность и пресса сошли с ума от все еще-технически-неподтвержденных отношений Николаса и Оливии. Они следят за тем, чтобы ко мне никто не приставал, и еще они возят меня в тонированном пуленепробиваемом внедорожнике, когда идет дождь – это не так уж плохо.

Я хватаю свою модную сумку.

– Не могу поверить, что не подумала об этом раньше. Элль, сегодня вечером тебе просто необходима масштабная попойка, – говорит Марлоу.

Томми и Логан не смогли бы синхронизироваться лучше, даже если бы репетировали:

– Ни за что, мать вашу.

Марлоу поднимает руки ладонями вверх.

– Разве я сказала «попойка»?

– Масштабная попойка, – поправляет Томми.

– Нет, не так, черт возьми. Я имела в виду, всего парочка друзей… потусоваться. Совсем чуть-чуть. Очень по-взрослому. Ну как… почти как вместе поработать.

Я играю со своей цепочкой и говорю:

– На самом деле идея неплохая.

Устраивать вечеринку, когда родители в отъезде, – это обряд перехода в высшую школу. И после этого лета Лив, скорее всего, больше никогда не уедет. Сейчас или никогда.

– Это ужасная идея. – Логан хмурится.

Он выглядит немного пугающе, когда хмурится. Но все равно сексуально.

Возможно, даже больше.

Марлоу делает шаг вперед, ее стальные яйца гордо торчат перед ней.

– Ты не сможешь ее остановить – это не твоя работа. Это как когда близнецов Буш арестовали в том баре с фальшивыми удостоверениями личности или Малию поймали за курением травки на Коачелле. Секретная служба не имела права их останавливать; они просто должны были убедиться, что их не убьют.

Томми засовывает руки в карманы, расслабленно откидываясь назад, несмотря на конфронтацию.

– Мы можем позвонить ее сестре. Готов поспорить, она и через океан ее остановит.

– Нет! – Я слегка подпрыгиваю. – Нет, не беспокойте Лив. Я не хочу, чтобы она волновалась.

– Мы можем просто заколотить здесь все двери и окна, – предлагает Логан.

Ну это уже перебор.

Я встаю перед двумя телохранителями и излагаю свою позицию.

– Я понимаю, почему вы беспокоитесь, окей? Но у меня есть кое-что – это мой девиз. Я хочу высосать лимон.

Глаза Томми выпучиваются.

– Высосать что?

Я смеюсь, качая головой. Парни такие глупые.

– Ты знаешь поговорку: «Когда жизнь дает тебе лимоны, сделай лимонад»? Ну, вот, я хочу высосать лимон досуха.

Ни на одного из них, похоже, это не произвело особого впечатления.

– Я хочу прожить каждую секунду жизни, испытать все, что она может мне предложить, хорошее и плохое. – Я задираю джинсы, чтобы показать свою лодыжку – и маленький лимон, который я там нарисовала. – Видите? Когда мне исполнится восемнадцать, я набью татуировку по-настоящему. Как напоминание о том, что нужно жить так полно, так много и так потрясающе, как я смогу, – ничего не принимать как должное. И мои друзья сегодня вечером – часть этого плана.

Я перевожу взгляд с одного на другого. Томми сдается – я это чувствую. Логан все еще как кирпичная стена.

– Маленькая вечеринка. И мы тихо – клянусь. Полностью под контролем. И кроме того, вы, ребята, будете здесь со мной. Что может пойти не так?

Все.

Все идет чертовски не так.

К десяти тридцати зал кофейни заполняется людьми, стоящими плечом к плечу. И я никого из них не знаю. На столах повсюду пустые бутылки из-под пива, а на кухне пахнет как в нарколаборатории.

Как я попадаю в такие ситуации? Почему со мной это происходит? И где, черт возьми, Марлоу?

Мимо меня протискивается матрос.

Да, настоящий гребаный моряк – как Папай – в белой форме. И сейчас даже не Неделя флота!

– Ты тоже его видишь? – Я заикаюсь, обращаясь к Логану, который с неодобрением смотрит на меня так пристально, что его лицо практически превращается в камень. И все равно он чертовски сексуален.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю