Текст книги "Королевский выбор"
Автор книги: Эмилия Остен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 7
Ночью Чарити долго не могла уснуть; расстаться с Сесили быстро не удалось, так что дальнейший осмотр достопримечательностей пришлось отложить. Принц привез Чарити домой и тут же удалился в кабинет с лордом Эвереттом. Переговоры продлились почти до полуночи, так что девушке пришлось ужинать одной. Как бы ей ни хотелось дождаться появления принца и отца из кабинета, это было бы просто неприлично. Она ела очень медленно, надеясь, что они закончат и присоединятся к ней хотя бы за десертом, но, увы, надеждам не суждено было сбыться. Побродив немного по библиотеке, делая вид, что выбирает книгу, и таким образом еще немного потянув время, Чарити все же удалилась к себе. Все равно расслышать что-либо сквозь плотно закрытую дверь кабинета не представлялось возможным.
В итоге, Чарити полулежала в постели, пыталась читать. Книга, так увлекавшая ее вчера, сегодня казалась совершенно бессмысленной. Мысли то и дело возвращались к дню, проведенному с принцем Рамиро. Никогда, ни разу в жизни, ее день не был так… так полон. Полон чем? Смыслом, жизнью, чем? Чарити помнила почти дословно все, о чем они с принцем говорили – и каждое слово казалось ей драгоценностью. Первый раз в жизни мужчина действительно ее слушал. Слушал и слышал. Даже отец, который старался не стеснять стремлений дочери и во всем ей потакавший, не слышал ее так, как принц.
Больше же всего Чарити поразило то, что Рамиро был честен. Честен во всем. Откровенен. Он не лицемерил, не притворялся, не умалчивал. Он отвечал на вопросы прямо. Он не боялся показаться смешным или глупым. Он просто был самим собой. Принцем, наследником, слугой своей земли и своего народа. Хозяином своей души и своего слова. Был способен пожертвовать собой ради долга – и это были не просто слова.
Он оставался прекрасным принцем со сказочного острова – и он являлся самым настоящим и неподдельным джентльменом. Единственным настоящим и истинным, какого Чарити встречала в жизни. Даже отец не производил такого впечатления, даже ему не хватало этого… чего? Да, она же думала. Этой души.
Но что теперь делать с этим знанием, Чарити не ведала. Как ей жить дальше? Как смеяться на балах, как улыбаться глупым шуткам? Как вообще смотреть на мужчин? В один день все совершенно изменилось. Растаяло видение доброго мужа и трех детишек, мирной жизни в Дорсете, спокойной старости. Невозможно. Больше невозможно.
Потому что на свете больше нет другого такого мужчины, как принц Рамиро. Да, есть не менее красивые, есть и более благородные, может быть, есть столь же умные. Но не в этом дело. Не в этом. Рамиро – единственный.
И единственно невозможный.
Нет, Чарити не решалась думать о том, что означают ее мысли, она даже случайно, даже ненароком не произнесла слова «любовь». Любовь – это то, что бывает у всех, что может вспыхнуть – и погаснуть. Нет, она не влюблена в принца Рамиро.
Она им поглощена.
Тихий стук в дверь показался Чарити громом. Она сказала, что открыто. Вошел отец. Он был еще одет в дневной костюм, а не в халат.
– Папа? Ты еще не спишь? – Чарити сделала вид, что удивилась.
– Я уже шел к себе, но увидел свет под твоей дверью. – Отец остановился у кровати. – Как тебе понравилось осматривать Флоренцию в компании принца Рамиро?
Чарити отложила книгу и выбралась из постели. Она еще не снимала пеньюара, да и с отцом у нее всегда были близкие, а не формальные отношения.
– Присядем, папа.
Если бы они сейчас находились в Дорсете, то присели бы в кресла у камина, а во Флоренции люди тянулись к свежести ночи, а не к теплу очага, так что оба расположились на диванчике у окна.
– Что-то не так, милая?
Чарити не знала, что сказать, не могла подобрать слов, чтобы объяснить. Да и что объяснять? И нужно ли что-то говорить? День, другой – и принц Рамиро уедет на свой остров. Маловероятно, что они еще хоть раз встретятся. Конечно, деловые вопросы между отцом и принцем все еще не разрешены, но и что в том? Как бы там ни было, какие бы мысли и видения не тревожили ее, смысла в этом нет. Призраки, призраки возможностей, призраки неосуществимых желаний. Все пустое.
– Все просто чудесно, папа. Принц был очень мил, мы прекрасно провели время. И…
– И что ты думаешь о принце, милая?
– А почему я должна что-то о нем думать? – Чарити постаралась, чтобы слова прозвучали ровно и безразлично, но она всегда была плохой актрисой и никудышной обманщицей. Вот опять – предательский румянец залил щеки.
Лорд Мартин улыбнулся.
– Он тебе понравился.
– Папа, я не понимаю, о чем ты вообще говоришь, – попыталась откреститься Чарити. – Он даже не старался мне понравиться. Он благородный человек и не станет так поступать. Не станет пытаться решить свои проблемы через меня.
– Теперь я не понимаю, о чем ты, Чарити. – Отец и вправду выглядел озадаченным.
– Папа, ты же так умен, и обладаешь деловой хваткой! Ты сказочно богат и становишься все богаче. Неужели ты думаешь, что все те джентльмены, которые стараются мне понравиться, делают это только из-за моей несравненной красоты?
– Боже мой, девочка! – судя по всему, лорд Эверетт сам задумывался над этим, однако не знал, что и дочь посещают подобные мысли. – Но ведь ты и вправду очень красива, умна, благородна и…
– Я просто идеал, я поняла, – перебила его Чарити. – И вполне допускаю мысль, что часть тех благородных молодых людей, которые ищут моего внимания, преследует только романтические цели. Тем не менее, папа, принц не пытался произвести на меня впечатление. Как и я на него. Это просто невозможно.
– Если оставить в стороне «невозможно»…
– Невозможно оставить в стороне «невозможно».
– Принц сказал, что ты хотела бы увидеть Помпеи.
– Принц говорил обо мне? – против воли встрепенулась Чарити.
– Хм… Говорил. В общем-то… Гм. Я думаю, что мы могли бы съездить в Помпеи. К тому же это почти на полпути к Фасинадо, так что переговоры мы могли бы продолжить на борту корабля принца.
– Папа! – Чарити вскочила, не в силах усидеть. Несколько дней в обществе принца. Помпеи в сопровождении принца. Принца Рамиро.
– Так какого же ты мнения о принце? – хитро улыбнулся лорд Мартин.
– Я… Хочу увидеть Помпеи. С ним.
– Спокойной ночи, доченька.
Рамиро встал рано утром, как всегда. Город еще сладко дремал в лучах восходящего солнца. Конечно, в порту уже давно кипела жизнь, но здесь, в богатых кварталах, все еще мирно досматривали сны. Вчера был очень странный день. Честно говоря, все переговоры с лордом Эвереттом получались чрезвычайно запутанными. За эти дни было очень мало сказано о финансовых вопросах, зато очень много обсуждался Фасинадо в целом и он, принц Рамиро, в частности. Объяснить такой интерес к собственной персоне Рамиро никак не мог. Казалось, Эверетт намеренно избегает любого упоминания о деньгах. Но чего он хочет? Чего добивается? До сих пор лорд Эверетт никогда не проявлял ни коварства, ни лицемерия. Зачем все эти пустые разговоры? Нет ответа.
Рамиро едва заметно улыбнулся восходящему солнцу и вернулся в комнату. Вчерашний день не шел у него из головы. Леди Чарити Эверетт была свежа, как воздух, и ясна, как море на рассвете. С ней рядом он одновременно и забывал, кто он такой, и помнил, но эта ноша не казалась тяжелой. Каково это – видеть ее каждый день, слышать, смотреть в ее глаза?
Нет. Это всего лишь день, всего лишь Флоренция. Он здесь только лишь затем, чтобы переговорить с лордом Эвереттом, добиться отсрочки. Это все.
Палаццо Эвереттов гостеприимно распахнул дверь, слуги почтительно проводили гостя в кабинет хозяина. Лорд Эверетт стоял у окна и смотрел на город – точно так же, как некоторое время назад смотрел сам Рамиро. Хотелось надеяться, что сегодня лорд более расположен разговаривать о деле. Рамиро хотелось как можно скорее вернуться на Фасинадо. Положение на острове было слишком неустойчивым, чтобы со спокойным сердцем проводить время во Флоренции. Способов подтолкнуть лорда Эверетта в нужном направлении Рамиро не видел. Вряд ли банкир оценит, если принц-должник предложит не тянуть больше и просто сказать, чего же хочет кредитор. Ответ может оказаться совсем не таким, как нужно принцу.
– А, ваше высочество, добро пожаловать! – Лорд Эверетт выглядел до отвращения веселым.
Вчера несколько часов банкир в подробностях, хотя и окольными путями, расспросил о том, как провели день Рамиро и Чарити. Кажется, Эверетт очень любит свою дочь, заботится о ней, переживает за ее судьбу. Кажется, дочь ему дороже всех сокровищ мира. Похвально, но не очень разумно. К тому же к нему, Рамиро, и к его королевству это не имеет ни малейшего отношения.
– Доброе утро, лорд Эверетт.
– Я приказал подать чай сюда, в кабинет.
Горничные бесшумно накрыли столик у окна и удалились. Рамиро присел на краешек кресла и проводил их взглядом: слуги здесь были не хуже, чем в Маравийосе. Подождав, пока за служанками закроются двери, принц заговорил – неторопливо, но первым, оказывая этим честь Эверетту:
– Лорд Эверетт, я не совсем понимаю, почему и зачем вы делаете то, что делаете, но уверен, что у вас есть причины. У такого человека, как вы, всегда есть причины. И, зная вас, пусть и не очень близко, но основываясь на собственном жизненном опыте и умении оценивать людей, я могу сказать, что вряд ли ваши помыслы бесчестны или коварны. Я прошу вас только об одном: скажите, чего вы от меня хотите – и я подумаю, что я могу сделать для вас.
Эверетт достал из кармана позолоченные часы с гравировкой на крышке, открыл ее, посмотрел на циферблат и захлопнул. После чего счел возможным ответить:
– Ваше высочество, это ведь основа любых переговоров: скажите, что вам нужно – и я подумаю, что с этим делать. Все было бы просто, если бы мы говорили только о деньгах.
– Я не понимаю. – Рамиро был уверен, что сможет ответить на любой вызов, но тут он зашел в тупик.
– Позвольте мне быть откровенным.
– Я знаю, что вы откровенны всегда. Как и я.
– Замечательно. Прежде всего, я хочу сказать, что отсрочка, о которой вы приехали договариваться, – ваша.
Рамиро постарался сдержать вздох облегчения. Отсрочка – это хорошо. Но что же попросит Эверетт взамен?
– И эта отсрочка ваша без всяких условий, это просто знак моего доброго отношения к прекрасному Фасинадо, навеки завладевшему моим сердцем. Но…
Рамиро сцепил пальцы за спиной. Всегда есть какое-то «но».
– Я вас внимательно слушаю.
– Речь идет о том, чтобы долг исчез полностью.
Рамиро прикинул, что ему придется для этого сделать: убить Бонапарта? Поцеловать сапог английского сумасшедшего короля? Дать Эверетту место в совете Фасинадо? Впрочем, он готов хоть голым пересечь площадь перед собором Святого Петра в Ватикане, хоть отрезать голову Бонапарту и принести ее на блюдечке в Вестминстер. Что угодно. Но вряд ли Эверетту нужно нечто столь экзотическое.
– Что вы имеете в виду, лорд Эверетт? – спокойно спросил он.
– Ваше высочество, все, что я о вас знаю, говорит, что вы человек высоких достоинств. Вы молоды, без сомнения умны, дамы находят вас привлекательным. Насколько я понял по вашему рассказу о вчерашнем дне.
Рамиро пожал плечами: вряд ли его скупые ответы на околичные вопросы можно назвать рассказом.
– Продолжайте, прошу вас, – попросил Рамиро лорда Эверетта, который замолчал.
– Так. Да. По вашему рассказу о вчерашнем дне я понял, что вы способны найти общий язык с моей дочерью. Да…
Он остановился; принц впервые видел, чтобы этот человек затруднился в обсуждении темы. Рамиро не знал, что сказать. Кажется, лорд Эверетт замолчал надолго. Принц не нашел ничего более достойного, чем просто молча ждать. Эверетт налил себе чаю, положил сахару, положил еще раз и еще раз… Попробовал, поморщился, отставил чашку, посмотрел в окно… Рамиро ждал.
– Вы говорили, что Чарити хочет побывать в Помпеях, – наконец произнес банкир.
– Да, она упоминала об этом.
– Насколько я знаю, ваш путь домой лежит через Неаполь…
– Вы хотите, чтобы я доставил вас на «Королевской звезде» в Помпеи? Это не слишком высокая цена за отсрочку.
– Ваше высочество, отсрочка ваша без всяких условий, уверяю вас. И как бы вы ни ответили на мое дальнейшее предложение, отсрочка все равно ваша. Как и мое доброе отношение к вам и всему вашему королевству.
– Лорд Эверетт. – Рамиро расцепил пальцы и осторожно опустил ладони на подлокотники кресла, преодолев порыв вцепиться в бархат обивки. – Мне бесконечно приятны те слова, что вы говорите о Фасинадо. Но… Самый простой способ сказать что-то – просто сказать.
– Ваше высочество, вы мудры не по годам.
Рамиро пожал плечами. Ему об этом уже много раз говорили. Раньше, когда он был моложе, это радовало, в последнее время – скорее раздражало.
– Вы знаете, что я человек проницательный и умудренный опытом.
– Не могу сказать ничего против, – Рамиро действительно считал лорда Эверетта одним из самых умных людей Европы.
– И еще я уже пожилой человек, с большим жизненным опытом.
Рамиро просто кивнул.
– И весь мой опыт, и вся моя проницательность подсказывают мне, что вы будете хорошим мужем.
– Хм… – Первый раз в жизни Рамиро не нашелся, что ответить.
– Мужем для моей дочери.
И тут Рамиро впервые в жизни (сегодня у него день открытий, не иначе!) почувствовал, что краснеет. Эверетт заговорил быстрее, видимо, решив высказать все, пока собеседник не опомнился.
– В качестве ее приданого вы получите не только списание долга, но и солидный капитал, вложенный в различные предприятия. К тому же Чарити – моя единственная наследница, а я не буду жить вечно. – Эверетт развел руками. – Прошу вас, не отказывайте сразу, это неожиданное, но приемлемое предложение. Эверетты – знатный род, когда-то мы были в родстве с королями. Я богат, Чарити прекрасно образованна и красива.
– Лорд Эверетт, – Рамиро начал говорить, прежде чем решил, что именно он скажет. – Я… Лорд Эверетт, – начал он сначала. – Я уверен, что ваша дочь достойна меня. Я не уверен, что смогу сделать ее счастливой. Нет, нет. – Рамиро жестом остановил уже открывшего рот Эверетта. – Я понимаю, что вы думаете иначе. Но я просто… Единственное, чем я распоряжаюсь лично, – это моя честь. И будет абсолютно бесчестно жениться на вашей дочери только потому, что вы считаете меня подходящим мужем, и потому, что это выгодно для меня.
Лорд Эверетт расстроенно покачал головой.
– Ну что же… Настаивать я не вправе. Но предложение остается в силе. До тех пор пока Чарити не объявит о своей помолвке, конечно же. А она красива, богата, и ей двадцать три года. Так что у вас не слишком много времени на раздумья.
– Лорд Эверетт. Надеюсь, вы понимаете причины моего отказа. И надеюсь…
– Отсрочка ваша – это не обсуждается. Просто пообещайте мне, что будете иметь в виду мое предложение.
– Я…
– Я не приму окончательного отказа.
– Хорошо. Но я не думаю, что изменю решение.
– В жизни все бывает.
– Уверен. Но не в моей. Всего доброго, лорд Эверетт.
– Всего доброго.
Рамиро постарался идти по коридорам спокойно, хотя едва мог удержаться от желания броситься бегом. Больше всего он боялся… Рамиро вышел из палаццо, сел в карету и только тогда перевел дыхание. Больше всего он боялся, что повстречает Чарити. Столкнется с ней лицом к лицу – и прочитает в ее глазах надежду. Вряд ли лорд Эверетт стал бы делать такое предложение, не согласовав все с дочерью. Отказать Чарити – это в тысячу раз сложнее, чем лорду Эверетту. Это просто невозможно.
Чарити спускалась вниз в гостиную, когда услышала, как хлопнула дверь и отъехала карета. Кто это так рано? Отец куда-то собрался, не предупредив ее? В холле обнаружился лорд Мартин, так что версия с неожиданным отъездом отца отпала.
– Папа?
Лорд Эверетт выглядел смущенным и расстроенным.
– Что-то случилось, папа?
– Э-э… – Лорд Эверетт помялся, посмотрел на дверь, изучил мраморные плиты пола, особенно тщательно осматривая черные. – Хм… Думается, в Помпеи мы поедем не на корабле принца Рамиро.
– Что-то случилось? Вы не договорились? Какие-то проблемы на Фасинадо? Почему он так спешно уехал?
Чарити задавала вопросы совершенно механически, не осознавая их и не ожидая ответов. Еще вчера ночью она думала о Помпеях, о принце Рамиро, ей казалось, что… Казалось, что невозможное возможно. И вот теперь так.
– М-м-м. Мы с принцем договорились об отсрочке, но его ждут важные дела дома. Он просил передать свои извинения.
– Хорошо.
– Что хорошо?
– Что просил передать.
– Хм. Мы можем завтра же отправиться в Помпеи вдвоем. Мои дела во Флоренции закончены, так что я полностью готов посвятить себя тебе.
– Я… Я не хочу в Помпеи.
– Тогда в Рим.
– Рим? Хорошо, поедем в Рим. Рим. Хорошо.
Чарити развернулась и медленно поднялась по лестнице на второй этаж. Завтракать не хотелось. Почему-то хотелось заплакать, упасть на подушки и рыдать дня три напролет.
Глава 8
На сей раз возвращение на остров протекало медленно – у самого Пуэрто дель Фасинадо настиг штиль, и «Королевская звезда» плыла, словно осенний лист по темной спокойной воде; Рамиро стоял на палубе, по своему обыкновению заложив руки за спину, и смотрел, как на востоке растекается янтарное сияние. Его цвет напомнил принцу оттенок волос Чарити Эверетт. Небо уже все полыхало в языках рассветного пламени, и в этом огне из-за горизонта встал остров – маленький клочок земли, затерянный в море.
Клочок земли, которого нет дороже.
На палубу вышел позевывающий Лоренсо, остановился рядом с Рамиро, уперся кулаками в борт.
– Вам опять не спится, мой принц? – Здесь, где их могли услышать матросы, следовало разговаривать подчеркнуто официально.
– Не мог уснуть, Лоренсо.
– Думали о той девушке?
– О какой девушке? – искренне удивился Рамиро, пару минут назад действительно о ней вспоминавший.
– О леди Эверетт. Вы ведь целый день общались во Флоренции.
Рамиро пожал плечами. Лоренсо прав: для него, уделявшего всем девушкам, кроме Леокадии, максимум четверть часа, день с Чарити Эверетт – это нарушение всех возможных правил.
– Она милая. Но не более того.
– А вы не хитрите, мой принц? Боюсь, что да.
– Я ничего не боюсь. – Сейчас, когда Пуэрто дель Фасинадо приближался, Рамиро не хотелось спорить о той девушке, пусть красивой, но не имеющей никакого отношения к его судьбе. Уже не имеющей. Хотя ее отец весьма настаивал, чтобы их судьбы тесно сплелись; это решило бы многие проблемы раз и навсегда. Решило бы…
Рамиро не желал думать об этом.
– А мне показалось, что наш отъезд немного напоминал бегство, – вздернул бровь Лоренсо. – Я не прав?
– Нет.
– Действительно, вы ничего не боитесь, мой принц.
Рамиро только пожал плечами. Не чувств он боялся, нет. Чувства тут были вовсе ни при чем.
Из вещей нематериальных Рамиро опасался нескольких. Например, безумия. И невозможности удержать момент.
С безумием все понятно. Разум – вещь такая, ему только позволь, и он пойдет вразнос, просто в какой-то момент не нужно себя останавливать – и, пожалуйста, готово безумие с тобой, только успевай коллекционировать видения и фантастические выходки. У королей и принцев тяжелая работа, и безумие – наследственная болезнь в этой среде. Вспомнить хотя бы этого короля, Людовика I Бурбона – про него говорят, что он страдает эпилепсией и невротическим расстройством. Сам Рамиро ничем таким не страдал, еще не хватало, но видел, как это бывает, и иногда подходил к опасной грани – совершенно осознанно. Время от времени он пользовался этим состоянием, чтобы сотворить нечто нужное или напугать кого-нибудь в угоду своим целям; этакий Гамлет испанского розлива. Чтобы ему стало страшновато, а вслед за ним – тем людям, которыми он манипулирует. Но потом Рамиро отпускал это состояние.
Гораздо сложнее с исчезающими моментами.
Рамиро часто лежал ночами без сна, не давали задремать беспокойные мысли. Приходил замковый кот, старый, питавший к старшему принцу необъяснимую нежность, и ложился на него. Кот – пятнадцать английских фунтов живого веса, толстые лапы, умудренная жизнью морда. Кот любил прийти, когда Рамиро уже лег, устроиться на нем задницей к лицу и требовать всей спиной: гладь меня! Рамиро, конечно, гладил. Котовья твердая голова иногда со всего размаху ударялась ему в ладонь, и за головой об руку терлась шея, и бок уже подсунут – дескать, и тут, и тут я потрусь… В то мгновение, когда кот носом ударял Рамиро в ладонь, принц чувствовал себя счастливым.
«Господи, – думал он тогда. – Господи, я счастливый дурак, у меня есть кот, который трется об меня. Я лежу на кровати, мне тепло, в этом огромном замке, которому не одна сотня лет, кроме меня, еще есть моя семья. Мой отец, пусть не самый лучший из отцов, моя мачеха, пусть не заменившая мне мать, мои брат и сестра. Мой отец жив. У меня есть друзья, и они тоже живы. Каждый год что-то меняет, но все это есть». «Запомни, – говорил Рамиро себе тогда. – Запомни, как этот кот бьется своей урчащей мордой о ладонь. Запомни, как пахнет воздух, как смотрят со стен портреты предков – привычно и чуть укоризненно, с предками так всегда; как начинает светать в три часа утра, как тебе сейчас хорошо, пусть ты устал, как бьется твое сердце, смеются стражники во дворе, как негромко, но отчетливо поет город. Это сейчас. Все живы. Я жив. Это – сейчас».
И маленькие «сейчас» бегут, складываются в минуты, Рамиро отпускает их, потому что невозможно держать их так всегда – надо успевать жить, а не помнить постоянно об этом. Но вспоминать нужно чаще. Как можно чаще.
«Господи, – думал Рамиро, – не дай мне все это упустить. Забыть об этом. Перестать видеть, слышать, воспринимать».
Потому что усталость иногда закрывает ощущения темным плащом. Потому что все это уходит в прошлое, медленно погружается в него, словно в песок. Лета не будет. Кота не будет. Рамиро не будет тоже. Однажды.
А сейчас он есть. И ему нельзя это упустить.
И ему не хотелось совершить ошибку. Особенно в том, что касалось своего сердца и своей жизни как таковой.
Ведь есть долг, который вплетен в него самого, словно затейливый узор в ткани, что делают женщины с побережья острова – грубоватые, но красивые. Без узора ткань превращается в дерюгу, а с ним – с ним только она и имеет смысл. Долг принца, долг соправителя… Гамлет. Проклятый Гамлет, он так и лезет в голову?..
– О чем ты думаешь? – спросил Лоренсо.
– О Шекспире, – честно ответил Рамиро.
Старый друг, пройдоха, захохотал, махнул на принца рукой – дескать, безнадежен, – и ушел готовиться к прибытию.
Фасинадо был уже совсем близко.
Леокадия встречала Рамиро во дворе. При виде него она просияла и едва не бросилась ему на шею, но выучка сработала как нужно: девушка подождала брата на ступенях крыльца и приветствовала, как полагается принцессе – реверансом и нежным условным поцелуем в щеку. И лишь затем, взяв Рамиро под руку, оживленно произнесла:
– Как я рада, что ты вернулся!
– Я же говорил, что не могу не возвратиться. – Он пошел медленнее, приноравливаясь к шагу Леокадии, глядя на нее сверху вниз. Вид открывался прекрасный: вырез в ее темно-зеленом платье был достаточно низкий, и любой, кто рискнет, мог смотреть на чудесную грудь. Рамиро отвел глаза. – Что-нибудь произошло за время моего отсутствия? Что-то, о чем мне следовало бы знать прежде, чем я поговорю с отцом?
Леокадия пожала плечами – он это почувствовал.
– Ах, Рамиро, здесь все не меняется годами. Совет вновь ломает копья из-за кораблей, отец спит на заседаниях, Марко ухлестывает за тремя графскими дочками сразу и абсолютно счастлив. В одной из северных галерей обрушился кусок потолка вместе с фресками, и сейчас там вовсю трудятся каменщики, а синьор Менендес с ужасом наблюдает за этим и умоляет спасти эти несчастные обломки фресок – если не все, так хоть кусочки! Ты бы видел, с какими лицами королевская стража ползала по коврам, собирая обломки.
Рамиро улыбнулся.
– Могу себе представить.
– А я-то всегда полагала, что тебе не хватает воображения! – хмыкнула Леокадия и тут же спросила с жадностью: – Как ты провел время в Италии? Как Флоренция?
– Стоит. Незыблемо. – Настала его очередь пожимать плечами.
– Расскажи мне подробно! На каких балах ты бывал? С кем встречался? А король Людовик – он действительно такое ничтожество, как о нем говорят?
– Я мало общался с его величеством.
– А его жена? Рамиро, мне же все интересно! – теребила его Леокадия. – А ты так немногословен! Ты словно соткан из недостатков, призванных меня раздражать!
– Так я тебя раздражаю, дорогая сестра? – усмехнулся он.
– Иногда – ужасно. Иногда я тебя убить готова, лишь бы разговорить.
– Не увлекайся. Мертвых пока никому не удавалось воскресить.
– Рамиро, что за похоронный тон? Это была шутка.
Он покачал головой.
Что толку говорить ей, что ответственность, которую он на себя взял, простирается дальше, чем Леокадия осмеливается предполагать? Этот груз Рамиро принял на себя сам: весь его характер, весь склад ума были таковы, что он просто не смог поступить иначе. В детстве он чувствовал себя ответственным за Марко, затем – за сестру, а потом – за отца и всю свою страну, пусть маленькую, но бесконечно любимую. Рамиро не знал, достоин ли стать следующим королем, изберет ли его совет, и такая ли ему судьба уготована. Он знал только, что всегда будет делать для Фасинадо все, что может. Охранять этот остров и всех, кто здесь живет.
И пусть Леокадия шутит сколько угодно – Рамиро ведал, как хрупки жизни. Он выбирал за тех, кто был слишком беспечен или слишком занят другими делами, чтобы думать о своей жизни. Он охранял их всех, в меру своих возможностей. Именно потому во дворце круглосуточно дежурили гвардейцы под неусыпным надзором верного друга Лоренсо, безбожника и ловеласа. Именно потому еще несколько лет назад увеличилось жалование городской стражи, что весьма повлияло и на приток новых рекрутов, и на качество патрулирования улиц. Именно потому за порядком на острове следили строго – браконьеров тут отловить было проще простого, а пиратам негде пристать незамеченными. Да и не слишком хороша для пиратов гавань Маравийосы или южные берега, где вздымаются дикие скалы, а попытка причалить может окончиться неудачно. Райский остров. Но для того, чтобы он был раем, нужно много трудиться.
– Ты меня совсем не слушаешь!
– Я слушаю тебя, Леокадия.
– Ты не выспался? – спросила она с искренней заботой. – Выглядишь усталым.
– Проснулся до рассвета.
– Рамиро, я прошу тебя, отдохни. – Ее ладонь скользнула по его руке, ласково поглаживая. – Чуть позже я зайду к тебе, чтобы удостовериться, что ты отдыхаешь.
– Хорошо. – Он поцеловал ее в лоб – прикосновение губ к прохладной гладкой коже показалось освежающим глотком воды – и отпустил ее руку. Слуги уже стояли, согнувшись в поклоне, готовые в любой момент выпрямиться и распахнуть дверь в покои отца.
– Я счастлива, что ты вернулся, – глубоким голосом произнесла Леокадия и пошла прочь. Рамиро еще несколько мгновений провожал взглядом ее прямую спину, а затем развернулся и направился к отцу.
