Текст книги "Морские истории боцмана Катрама"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Лодки приблизились к нашему судну, которое неподвижно застыло среди кровавого тумана, и остановились в трехстах или четырехстах метрах. Великаны обменялись знаками, показывая на наш корабль, послали вдаль какие-то таинственные сигналы, и потом прокричали нам три раза голосом, который походил на рык рассерженного зверя: «Томбок! томбок! томбок!..»

Я не знаю, что конкретно означали эти слова, и никто никогда не узнал; но, конечно, это был категорический приказ возвращаться назад, если мы не хотим последовать за теми несчастными экипажами двух судов, которые уже покоились здесь под вечными льдами.

Видя, что наш корабль не двигается и что, пораженные страхом, мы застыли на месте, они подняли свои огромные гарпуны и направили остриями на нас. Беда, если бы они метнули их! Наверняка они прошили бы корабль от борта до борта с необыкновенной легкостью.

Это был страшный момент для всех нас. Все были точно пригвождены к палубе, и какие бы усилия мы не делали, чтобы бежать, ноги не повиновались нам. Мы хотели кричать, но языки наши, как приросли к небу.

Капитан, который был единственным, кто не испытывал этого странного волнения и своего рода паралича, который поразил всю команду, в ответ на угрожающие движения двух великанов выхватил пистолет и выстрелил. Пистолетный выстрел прогремел в наших ушах, как выстрел из пушки. Вслед за тем великаны повернули лодки и исчезли неизвестно куда, а кровавый свет разом потух, и туман окутал нас еще плотнее. Затем посреди этой леденящей тьмы послышались резкий треск, какой-то ужасный грохот, скрежет и зловещий шум. Казалось, рушатся и ломаются ледяные горы на берегу, грозя опрокинуться и раздавить наше судно. Ревущие волны подняли нас и отбросили в открытое море.

На всю жизнь я запомнил ту ночь, проведенную среди полярных льдов, во власти призраков и чудовищ. Роковую ночь, поскольку четверо наших матросов расстались с жизнью на следующий день. В самом деле, после того страшного предупреждения, которое было послано накануне, наше судно было сковано льдами, зажато с такой силой, точно в ней соединилась мощь тех двух великанов и их тринадцати зверей. Корабль треснул и пошел на дно среди тумана и метели, закрывших от нас весь мир. Мы едва успели перебраться на льдину, но четверо моих товарищей последовали за своим кораблем в пучину, на дно.

Остальные спаслись – нас подобрало через два месяца датское судно на берегу пролива Ланкастер; но те несчастные наши товарищи нашли свою могилу на дне Ледовитого океана. Льды сомкнулись над их головами, северное сияние своими всполохами освещает небо над ними, но ни одна живая душа не появится там, в тех высоких широтах, чтобы положить цветок или пролить слезу над этими жертвами страшных полярных призраков.

Папаша Катрам поднял голову и пристально взглянул на капитана.

– Смейтесь теперь, если вы ни во что не верите! – многозначительно сказал он.

– Над несчастными, которых море сгубило – нет, но над твоими чудовищами и великанами, папаша Катрам, позволь уж мне посмеяться.

– Значит, вы не верите в северные легенды?

– Нет.

– А разве вы сами не видели чудовищ и великанов в полярных широтах?

– Видел, папаша Катрам, но это был просто мираж.

– Вы сами говорили, что миражи бывают лишь в жарких пустынях и теплых морях…

– Не только, бывает и полярный мираж.

– Полярный мираж!.. Да ну вас, вы шутите!

– Да, и он вызывается рефракцией, нередко встречающейся в холодном климате. Медведя или лису он увеличивает раз в пятьдесят, лодку делает огромной, как корабль, а человека – просто великаном. Кровавый свет – это северное сияние, тринадцать чудовищ – полярные волки или лисицы, а два великана были просто бедные эскимосы в своем каяке. А они, в свою очередь, обманутые рефракцией, приняли ваш корабль за огромного кита или что-нибудь пострашнее. Ах папаша Катрам! И во что только не верят наши старые матросы!..

Боцман не ответил. Он лишь недоверчиво покачал головой я ушел, что-то бормоча про себя и даже не пожелав никому доброй ночи. Если бы не страх угодить прямиком в цепи, я уверен, он обозвал бы сумасшедшим недоверчивого капитана.

ТАИНСТВЕННЫЕ ОГНИ

На следующий день океан был неспокоен, а знойный ветер, дующий с аравийского побережья, временами грозил перейти в штормовой. Два раза в течение дня мы были вынуждены брать рифы на марселях и убрать стакселя, однако ближе к закату ветер значительно ослабел и море несколько успокоилось.

Таким образом, папаша Катрам, который, без сомнения, рассчитывал на перемену погоды, надеясь увильнуть от шестого рассказа, волей-неволей был вынужден занять место на бочонке. Но прежде чем развязать свой язык, этот старый медведь, как обычно долго ворчал, раз двадцать сморкался и потерял добрую четверть часа на то, чтобы набить свою трубку. Когда же наконец он устроился, то начал так:

– Легенды рассказывают…

– Хватит легенд! – воскликнул капитан. – Когда ты покончишь с этими замшелыми старыми байками?

– Они вам не по вкусу?

– У нас ими полны карманы, папаша Катрам.

Боцман ухмыльнулся, но так зловеще, что у всего экипажа пробежала дрожь.

– Ах так! – воскликнул он, поглаживая подбородок и потягивая себя за седую бороду. – Вы не хотите слушать старинные легенды? Прекрасно… Тогда повернем руль и пойдем другим галсом.

Он осмотрел нас, одного за другим, словно хотел убедиться, что все мы здесь и никто не сбежал от страха, затем спросил, таинственно понижая голос:

– Кто-нибудь видел по ночам, как на море горят огни?

– Огни святого Эльма, горящие на верхушках мачт?

Папаша Катрам пожал плечами.

– Совсем не это имел я в виду. Вы видели когда-нибудь огни, появляющиеся среди волн?

– Я видел однажды на пустынном берегу, – подал голос наш рулевой.

– На берегу!.. – скривившись, передразнил его Катрам. – Закрой свой рот и не открывай его без моего разрешения. Говорят…

Он остановился, чтобы посмотреть, какое лицо у капитана, и, видя, что тот внимательно слушает, продолжал:

– Итак, говорят, что в некоторых морях время от времена появляются по ночам огни, которые словно бы поднимаются из глубины и освещают большое пространство. Что это такое, никто не может точно сказать, но дается много объяснений, более или менее научных, более или менее фантастичных, более или менее пугающих. Одни говорят, что это вспыхивают скопления газов, выпущенных каким-нибудь большим китом, другие, что это огни от подводных вулканов, а третьи, что это таинственные сигналы, которые подают погибшие в море матросы, чтобы подвергнуть плывущий корабль опасности и заполучить себе новых товарищей в пучине морской. Выбирайте каждый ту версию, которая вам больше понравится; а я только рассказываю, ничего не утверждая.

– Вот как! – вскричал капитан. – Однако нетрудно догадаться, что ты веришь именно в этих мертвецов!

– Да, в этих несчастных погибших, – с глубоким убеждением ответил боцман. – Но оставим это! Я верю, а вы не верите – останемся каждый при своем. Иначе, прежде чем кончится это наказание, у меня отсохнет язык.

История, которую я собираюсь вам рассказать, случилась как раз в Индийском океане, в котором мы с вами находимся. Я в это время служил на голландском паруснике, ибо в молодости я часто менял суда, стремясь избороздить земной шар во всех направлениях и досконально разобраться в морском деле, узнавая все, что известно морякам разных стран.

Название у этого судна было такое варварское, что я уже его и не помню, поскольку даже выговорить его толком не мог. Скажу вам, однако, что, когда его спускали со стапелей, трое рабочих случайно погибли, а вы понимаете, что корабль, окропленный кровью, вместо шампанского, счастливым не назовешь. А через несколько лет американский пароход так врезался ему в бок в порту Роттердама, что парусник этот тут же и затонул. Его, конечно, подняли и починили, но известно ведь, что судно, поднятое с морского дна, уже не бывает надежно, поскольку его как бы тянет вернуться на дно.

Можно назвать это фантазией суеверных матросов, но судно это и в самом деле плавало плохо, а когда его нагружали, оно оседало больше других. И потом, слышали бы вы, как оно стонало! Казалось, оно жалуется на каждый удар волны. Все скрипело в нем, все качалось, точно корпус вот-вот развалится, а палуба уйдет из-под ног. Один старый матрос, который плавал на нем до его столкновения с американцем, предсказал, что парусник этот непременно опять пойдет ко дну и что произойдет это в тот день, когда он встретит один из тех таинственных огней, которые поднимаются со дна океана.

Пусть я суеверен, но я всегда считал, что некоторые корабля, действительно, точно стремятся в морские глубины и плавают словно бы неохотно, с большим трудом.

Кто-то смеется?.. Желаю вам поплавать на одном из таких кораблей. Посмотрим, как вы будете смеяться в тот день, когда с вами случиться беда, какая случилась с папашей Катрамом на этом проклятом голландце. А теперь откройте уши пошире и не дышите!

Несмотря на предсказание старого колдуна и явные недостатки нашего корабля, мы совершили на нем несколько плаваний без каких-либо особенных происшествий. Однако вахтенные каждую ночь глядели во все глаза, боясь увидеть роковой огонь, и только лишь замечали светящуюся точку – свет костра на берегу или фонаря на встречном судне – тут же мчались будить товарищей, боясь, что судно начнет погружаться. И такова была уверенность, что рано или поздно это случится, что некоторые серьезно уверяли, будто оно и сейчас уже опускается на несколько пальцев в тот момент, когда судовой колокол звонит двенадцать раз, чтобы потом медленно подняться на прежний уровень, едва заря осветит горизонт.

– Так это был заколдованный корабль? – спросил кто-то из матросов, в то время как остальные поеживались от этого страшного рассказа.

– Откуда я знаю! – ответил папаша Катрам. – Но скажу вам, что я сам однажды почувствовал, как корабль слегка опускается а когда он поднялся, то оставил вокруг себя широкий пенящийся круг, точь-в-точь такой, какой образуют киты, когда поднимутся из глубины на поверхность.

Папаша Катрам на минуту прервался, чтобы любопытство еще больше завладело аудиторией, слегка промочил себе горло глотком кипрского и снова погладил подбородок и бороду с таким видом, что это заставило всех содрогнуться.

– Мы покинули Мадагаскар с грузом «черной кости» и направились в Калькутту… Ага! Вы вылупили глаза, не понимая, что такое черная кость? Это были рабы-африканцы, предназначенные для плантаций индиго, поскольку работорговля тогда еще не была запрещена.

Это несчастное судно вышло в море, как всегда, неохотно. Не знаю, что с ним случилось, но оно тащилось даже медленнее, чем обычно. Каждую минуту приходилось менять галс, а кренилось оно так, словно с минуты на минуту готово опрокинуться и сделать, как говориться, оверкиль. Когда волны качали его, оно так тяжело проваливалось между ними, точно решилось отправиться отдыхать на дно морское, откуда люди его извлекли. Если бы я рассказал вам о том скрипе, которое оно издавало, о скрежете, который слышался непрерывно в глубине его трюма, вам стало бы очень не по себе.

Мы были примерно в ста милях от устья Ганга, огромной реки, которая пересекает Индию и на берегу которой находится Калькутта. Плохо ли, хорошо, но корабль дотащился до этого места, однако, казалось, не расположен был двигаться дальше, поскольку плыл все медленнее, и скрипы стали все настойчивее и громче.

Опасаясь, что с минуты на минуту судно развалится из-за плохой своей конструкции, капитан предпринял осмотр, но никаких повреждений не обнаружил. Он только заметил, что под обшивку бакборта, в том месте, где некогда нос американского парохода врезался в него, проникло несколько капель воды.

Спустилась ночь, темная, как в жерле пушки или в бочонке со смолой. Ночь без луны и без звезд. Среди волн появлялись по временам какие-то слабые вспышки, но это обычно в теплых морях.

В капитанской каюте пробило одиннадцать, и я уже с час, как заступил на вахту, когда рулевой, который все время к чему-то прислушивался, встревожено повернулся ко мне: «Катрам, послушай-ка внимательно». Я содрогнулся, почувствовав что-то зловещее, и напряг слух.

И я отчетливо услышал три сильных удара под килем нашего судна, три удара, отдавшихся в трюме. Казалось, кто-то нанес эти удары по килю огромным молотом и, от страха, может быть, но я увидел, как корабль слегка подпрыгнул три раза и снова погрузился, подняв вокруг себя большую волну.

– Неужели мы что-то задели? – спросил я вполголоса.

– Это невозможно, – ответил мне рулевой. – Мы еще далеко от индийских берегов, а в Бенгальском заливе нет отмелей.

– Может, это негры решили попугать нас?

– Иди взгляни, спят ли они.

Я набрался храбрости и спустился в трюм, где негры лежали вповалку, забывшись в глубоком сне. Я снова поднялся на палубу, и в то время как преодолевал две последние ступеньки, снова услышал три глухие удара, подобные первым, доносившимся из трюмной глубины.

Это заставило меня задуматься: или судно касалось какой-то отмели, или сбывалось зловещее предсказание старого матроса. Если так, нас могла ожидать катастрофа.

Я сообщил рулевому о том, что видел и слышал. Он побледнел, как мертвец, и перекрестился. «Ты видел какой-нибудь огонь на море?» – пролепетал он.

Я огляделся во все стороны, но везде было темно. Даже те таинственные вспышки, которые недавно пробегали по волнам, даже и они исчезли.

Протекли еще два часа, полные тревоги для нас, но таинственные шумы не повторялись. Однако корабль скрипел сильнее, чем раньше, и до нас доносилось что-то вроде журчания, как от бегущей воды. Мы решили, что это волна, которая разбивается о нос корабля.

И вдруг снова прозвучали три прежних удара, но на этот раз они были такие мощные, что все вахтенные услышали их.

Не могу описать ужас, который овладел всеми нами в этот страшный момент. Если бы перед носом корабля появилось морское чудовище, мы не испугались бы так сильно, но эта необъяснимая тайна заставляла стынуть кровь в наших жилах.

Неожиданно громкий возглас раздался на носу, крик ужаса и отчаяния. Я быстро взглянул туда: на темной линии горизонта сверкало большое пламя. Необычайно яркое, оно освещало все море вокруг. Это было какое-то мистическое пламя, совершенно неподвижное, спокойное, которое в середине образовало три острых конца.

Мы погибли: сбывалось зловещее предсказание старого матроса. Замирая от страха, мы все собрались на носу и молча смотрели на этот свет. Необъяснимая сила пригвоздила нас к палубе. Мы чувствовали себя завороженными этим странным пламенем, которое ярко освещало горизонт, как замирают птицы, завороженные взглядом змеи.

Чей-то голос вырвал нас из этой странной неподвижности:

– Спасайся, кто может!.. Мы тонем!..

Я наклонился над бортом и увидел, что корабль, покачиваясь, медленно оседает вниз.

Вмиг на воду были спущены шлюпки. И в тот же момент из трюмов раздались душераздирающие вопли. Негры тоже поняли, что судно идет ко дну.

Вместе с двумя-тремя товарищами я бросился в трюм, пытаясь разбить цепи, которыми были скованы эти несчастные, но нам уже не хватало ни времени, ни сил. Корабль качался, он весь зловеще скрипел, вода уже бешено врывалась в трюмы.

Я бросился на палубу вместе с теми, кто мог последовать за мной. Мы прыгнули в шлюпку и быстро поплыли, чтобы не дать опрокинуть себя и затянуть в водоворот. А судно быстро тонуло, как будто увлекаемое на дно таинственной силой. Оно вращалось вокруг своей оси, мачты качались, словно вот-вот переломятся, а из трюма неслись ужасные крики, и доносились все те же глухие удары, с которых все началось. На горизонте же ярко и неподвижно горело все то же огромное пламя!..

Внезапно в глубине трюма раздался глухой взрыв, и судно стремительно стало погружаться. Уже полностью исчез фальшборт, и тут же первые реи, потом вторые, третьи и наконец концы мачт.

Несколько мгновений мы еще слышали под водой жуткие вопли нашего живого груза, потом волна, как жидкая стена, ринулась в образовавшуюся воронку, и наш проклятый Богом корабль исчез в пучине Бенгальского залива. Предсказание старого голландца сбылось.

Почти тут же пламя, которое освещало горизонт, потухло, и мы оказались в полной темноте. А два часа спустя наши шлюпки причалили к Сандору, первому острову в устье Ганга.

Катрам горестно покачал головой и, казалось, погрузился в глубокую задумчивость. Кладбищенская тишина последовала за этим пугающим рассказом, который произвел на нас гнетущее впечатление. Глаза наши невольно устремлялись вдаль, в темноту, боясь увидеть это таинственное пламя. Даже капитан, задумчиво нахмурясь, молчал.

Боцман Катрам подождал несколько минут, потом медленно поднял голову и, пристально глядя на капитана, спросил:

– Так что же, сударь, вы не смеетесь теперь?

Мы тоже посмотрели на капитана: он склонил голову на грудь, крепко скрестил руки и весь ушел в сосредоточенное раздумье, точно стремясь разгадать необычайно трудную загадку.

– Не смеетесь? – повторил старик.

И на этот раз капитан ничего не ответил, он все еще думал, ища ответ.

Торжествующая улыбка появилась на губах папаши Катрама. Он слез с бочонка, взял под мышку свою недопитую бутылку с кипрским и ушел вразвалочку, даже не взглянув на нас.

Но в то время как он спускался по трапу, который вел в трюм, в тишине, воцарившейся на палубе, до нас донесся его короткий и хриплый, как карканье, смех.

МЫШИНЫЙ КОРАБЛЬ

Оттого ли, что мы плыли по тому самому морю, под волнами которого покоился заколдованный корабль, оттого ли, что зловещий смех старого боцмана еще отдавался в наших ушах, или эта перемена, происшедшая с нашим скептиком-капитаном, который не нашелся, что возразить боцману на его последний рассказ, но этой ночью на борту нашего судна царило что-то вроде ужаса.

Вахтенные в страхе все время вглядывались в темную ширь воды, боясь появления загадочного пламени, и вздрагивали при каждом шорохе волны, думая, что слышат три таинственных удара, предвещавшие гибель несчастному «голландцу».

Два раза за время нашей вахты седая голова папаши Катрама показывалась из люка и слышался его хрипловатый смешок, от которого мы содрогались. Он казался нам смехом выходца с того света.

В течение дня, однако, он, как водится, не подавал признаков жизни. Но что нас больше поразило, так это поведение капитана, который тоже не покидал своей каюты и даже в полдень не поднялся на палубу, чтобы выверить курс. Ломал ли он голову над рассказом старика или же был так посрамлен в своем неверии, что избегал встречи с рассказчиком – догадкам на этот счет не было конца. С живым любопытством ожидали мы вечера, когда многое должно было проясниться.

Едва солнце начало погружаться в океанские волны, папаша Катрам спокойно поднялся на палубу и занял свое обычное место. Он слегка улыбался, и его серые глазки сверкали зловещим огнем.

Завидя его, некоторые матросы слегка отступили, точно встретились с призраком, и укрылись кто на носу, а кто на корме. Этим вечером Катрам мог бы спокойно вернуться в свою боцманскую, поскольку никто не горел желанием услышать его седьмую новеллу.

Но его, казалось, нимало не беспокоило отсутствие слушателей. С четверть часа он терпеливо выжидал, куря душистую манильскую сигару, потом нашарил в карманах клочок бумаги и карандаш и, как и в прошлый раз, соорудил афишу на фок-мачте.

Некоторое время никто не осмеливался подойти к ней, боясь прочесть какое-нибудь леденящее кровь название, но понемногу любопытство победило, и мы приблизились. И тут веселое оживление охватило всех.

– «Мышиный корабль»!.. – вскричал кто-то первым.

– Что бы это могло быть?..

– Неужели мыши сожрали русалку?

– Нет, это сам папаша Катрам потерял из-за них кусок уха!

– Пойдем послушаем!..

И весь экипаж двинулся к нему толпой, плотной окружив папашу Катрама, сидевшего на бочонке. Никто больше не думал ни о таинственном пламени, ни о мрачном предсказании старого голландца.

– Ага, вот и вы, ребятки! – воскликнул боцман, показывая свои желтые зубы. – Я знал, что на «Мышиный корабль» вы все тут же сбежитесь.

– Но хватит похоронных историй!.. – воскликнули мы.

– Тихо! – загремел папаша Катрам. – Сегодня вечером я хочу вас посмешить.

– Да здравствует папаша Катрам!..

– Заткните рты! Кто вам позволил так вопить, нарушая порядок на борту, – сказал боцман полушутливо. – Сегодня я расскажу вам, как экс-король дикарей стал властелином мышей. Но знаете ли вы, каковы инстинкты этих маленьких грызунов?..

Не успели мы ответить, как рядом раздался голос капитана:

– Одну минуту, папаша Катрам!..

Мы обернулись, как один, и оказались лицом к лицу с ним – он подошел к нам так незаметно, что никто его не услышал.

– Одну минуту, – повторил капитан, – потом продолжишь свой рассказ про мышей. Вернемся-ка к вчерашнему кораблю и твоему таинственному пламени.

Лицо папаши Катрама омрачилось; насупясь, он молча смотрел на капитана.

– Скажи мне, старик, – сказал наш командир, – на каком расстоянии от устья Ганга этот голландский корабль пошел ко дну?

– В шестнадцати – восемнадцати милях, – ответил боцман.

– Так я и думал, – воскликнул капитан, разражаясь смехом. – Ты, верно, не знаешь, что индийцы опускают трупы своих умерших близких в воды Ганга. Они убеждены, что священная река отнесет покойникков прямиком на небо, в рай. В результате тысячи и тысячи этих трупов скапливаются у побережья.

– Ну и что? – пробормотал боцман настороженно.

– А то, что я разрешил эту загадку, и опровергну еще одну твою мрачноватую легенду. В том пламени, которое вы видели, не было ничего таинственного. Это горел газ, скопившийся там от множества трупов, газ, который в жарком климате легко воспламеняется.

Таинственные удары, которые вы слышали, могли производить и волны, бившиеся о борта, если судно построено из чрезвычайно звучного дерева. Или же конструкция его была такова, что оно легко резонировало, что само по себе меня нисколько не удивляет, поскольку голландские суда во многом отличаются от наших.

И, наконец, судно пошло ко дну не из-за колдовства и не из-за предсказаний старого голландца, но потому, что открылась американская пробоина, что тоже могло произойти вследствие несовершенства конструкции судна. Можешь снова назвать меня неверующим, но, по-моему, эта загадка разгадана. А теперь продолжай свою историю, старик, и давайте сегодня немного повеселимся.

Папаша Катрам был сражен. Несколько минут он оставался неподвижен, с отстраненным, словно бы отсутствующим видом, потом бросил задумчивый взгляд на море с востока на запад и покачал головой.

– Неверующие!., неверующие!.. – со вздохом пробормотал он, но больше ничего не добавил.

И снова, скрестив руки на груди, замолчал.

Мы ждали. Казалось, он забыл о нас, как и о своих мышах. Думал ли он о природной недоверчивости некоторых людей или же о таинственных явлениях, известных ему, и неподдающимся никаким объяснениям, не знаю. Но лицо его было грустным и слегка обиженным.

– Ну, папаша Катрам, ты заснул, что ли, там, посреди своих мышей? – спросил безжалостный капитан. – Уже десять минут, как мы ждем начала твоей истории.

Старый боцман испустил вздох, который исходил из самой глубины его души, сделал жест, который трудно было истолковать, и начал свою историю.

– Каждому из вас приходилось, наверное, плавать на судах, населенных легионами мышей. Но едва ли приходилось видеть их столько, сколько я нашел на одном старом норвежском судне. Мыши, которые плавают бесплатно по всему земному шару и живут на кораблях за счет кока, чаще всего принадлежат к норвежской породе, необычайно плодовитой, более выносливой, чем другие, и с прожорливостью невероятной.

Как они проникают на судно, никто не знает. Но в один прекрасный день, когда вы меньше всего этого ожидаете, они появляются из всех щелей трюма, а два или три месяца спустя их уже сто, потом тысяча, потом целые полчища.

Так вот, я плавал на норвежском паруснике, судне старом, как Ноев ковчег, таком обшарпанном за долгие плавания, что с первого взгляда в нем угадывался настоящий мышиный заповедник, процветавший с незапамятных времен. Поскольку я давно уже болтался на берегу и до последнего сольди израсходовал мои скудные сбережения, я без колебаний нанялся на него, в надежде позднее, в каком-нибудь более счастливом порту перебраться на судно помоложе и попрочнее.

И вот мы оказались в открытом море, с грузом дерева, предназначенным для исландских портов, и двадцатью центнерами сыра, доверенного нам одним датским торговцем. Прекрасная судьба ждала этого беднягу! Даже без всякого кораблекрушения груз его, не добравшись до места назначения, должен был исчезнуть, уверяю вас. Не из-за нас, конечно, что вы! Мы были порядочные люди, а вот те бесплатные пассажиры, которые бегали по всему трюму и плевать хотели на все наши ловушки, – за тех я бы никак не поручился.

Не найдя себе места в общем кубрике и к тому же предпочитая быть один, я повесил мою койку в одной маленькой каюте, не каюте даже, а просто дыре. В ней нормально и выпрямиться-то нельзя было, настолько она была низкая. А находилась она под кладовой.

Сдав вахту в полночь, я удалился к себе, предвкушая, что высплюсь сейчас, как сурок. Я так устал, что, едва улегшись, закрыл глаза и тут же захрапел. Но очень скоро меня разбудил странный шум, причину которого я спросонья не мог понять. Это был дружный хоровой писк, такой пронзительный, что дрожали барабанные перепонки.

Я быстро сел и зажег спичку. Боже правый!.. Ну и зрелище!.. Мое гнездо со всех сторон заполонили мыши, мыши всех возрастов и размеров: мыши старые, с длинными желтыми зубами и такими седыми усами, что впору ветерану наполеоновской гвардии, мыши взрослые, мыши молоденькие, мыши-подростки и мыши-детки.

Они лезли из трюма повзводно, побатальонно, лезли целыми полками, заполняя все видимое пространство и налезая одни на других. И все они пищали и яростно дрались, оспаривая друг у друга дыру, которая вела в кладовую.

Я никогда не боялся мышей, но при виде этого грандиозного войска мне стало как-то не по себе. Я схватил башмак и запустил его в самую гущу орды. Думаете, они убежали? Ничего подобного – совсем наоборот! Эти канальи заметили, что на койке есть свежее мясо, получше той солонины, к которой направлялись они, – и вот, повернувшись налево кругом, они всем войском обрушились на меня.

Боже правый!.. Я молнией слетел со своей койки и, точно кипятком ошпаренный, выскочил на палубу, преследуемый дюжиной самых прожорливых, которые пытались на бегу запустить свои зубы в меня.

Я пошел жаловаться вахтенным, но они лишь расхохотались мне в лицо. Бравые норвежцы находили вполне естественным, что старое судно кишит этими хвостатыми их сотоварищами! Они, видите ли, привыкли к мышам. Подумаешь, важность, если зверюшки отгрызут спящему ухо или произведут кое-какие опустошения в кладовой. Господи, что за пустяки!..

Если на них не обращали внимания мои флегматичные спутники, то папаша Катрам дорожил своими ушами, и поклялся не возвращаться в это страшное логово грызунов. Несмотря на сильный холод, я решил спать на палубе, завернувшись в парусину, но даже там я не был в безопасности.

Из моего убежища я видел по ночам отряды грызунов, которые бегали по палубе, проскальзывали между ногами вахтенных, забирались на мачты, карабкались по снастям – повсюду, и внизу, и вверху слышался их громкий писк. Я уверен, что если бы все мы покинули судно, мыши не растерялись бы и повели его сами, настолько они освоились на нем!..

Но хватит шуток и пойдем дальше. Нахальство этих зверюшек росло день ото дня. Их присутствие стало наконец опасным не только для меня, но и для всех. Они наводнили каюты и кубрик, они грызли матрацы и одеяла, они забирались в сундуки, где приводили в негодность одежду, они проникали в кладовую кока, и там пожирали нашу ветчину, они готовы были сожрать все, что было съедобно и что было совсем не съедобно, тоже.

К началу следующей недели один матрос потерял пол-уха, другой кончик носа, а третий недосчитался полпальца на правой ноге. В кладовой не осталось ни крошки солонины, а я лично лишился трех пар башмаков, съеденных за одну ночь шестью серыми мышами, здоровыми, как коты, которые бежали со всех ног, с веселым писком, когда я утром открыл свой сундук.

Мне пришлось выложить три лиры и сорок два чентезима, и в придачу целую пачку табаку за другую пару. Но она была такая огромная, что мои ноги терялись в глубине башмаков, зато основание у меня теперь было прочное, как у слона.

Перед лицом подобных бедствий и уже надкушенных носов, флегматичный экипаж начал встряхиваться, и капитан, который очень дорожил своим носом, а он у него был длиннее, чем у всех остальных, – решил наконец дать генеральное сражение. Оно стоило врагу потери одиннадцати молодых рекрутов и старого генерала найденного в кладовке внутри банки с тунцом. Старый вояка от тунца так раздулся, что не в состоянии был выпрыгнуть из нее.

Вскоре мы обнаружили, что сыры этого несчастного датского торговца уменьшились наполовину. А чтобы и вторая половина не досталась врагу, капитан отдал все экипажу, который так дружно принялся дегустировать их, что день спустя все эти люди казались заиками.

Но такая скромная победа не удовлетворила никого, тем более что в ту же ночь еще два человека потеряли кончики носов и было съедено двенадцать пар башмаков. Если так пойдет и дальше, то скоро на борту не должно было остаться ни одного человека с целым носом и никого, на ком было бы два башмака! А ведь начинало так холодать, что при одной мысли остаться разутыми, ноги леденели, и как!..

После трудного плавания наша старая посудина достигла наконец широты Фарерских островов, которые находятся на полдороге между берегами Швеции и южными берегами Исландии, когда мы попали в страшный шторм, перевернувший вверх дном и море, и небо. Несчастное судно качалось и отчаянно зарывалось носом в воду, борта его скрипели под яростным натиском волн. Я начинал беспокоиться, так как боялся, что эта старая калоша с минуты на минуту переломится пополам и нос уплывет, покинув корму. Единственным утешением было то, что корабль нагружен деревом, и в крайнем случае в досках для спасения недостатка не будет.

Спускалась уже ночь, а северный ветер дул с такой яростью, что срывал паруса, когда мы увидели, что из главного люка выходит какая-то черная масса, которая растекается по палубе с необычайной быстротой. Удивленные и несколько испуганные, мы приблизились, чтобы посмотреть, в чем там дело. Вообразите же наш ужас, когда мы увидели, что из этого отверстия выбегают тысячи и тысячи мышей. Мы повернулись и, быстрее ветра, бросились спасаться, кто на нос, а кто на корму, вооружаясь там шестами, баграми и швабрами, чтобы сражаться с этой нечистью, если она нападет на нас. А мыши все лезли и лезли. Люк выбрасывал их, как вулкан во время извержения. Тут были мыши всех пород и размеров, всех окрасов и всех возрастов. С жутким писком они наводнили палубу от края и до края, забираясь на мачты, на реи, на снасти, карабкаясь по вантам на паруса. Казалось, они выходят не из корабля, а из недр земли, столько их было. Я полагаю, их было не менее трехсот тысяч. Вы только подумайте! Триста тысяч мышей, голодных и готовых сожрать нас живьем, способных очистить наши кости лучше, чем иной препаратор в анатомическом театре.